Ведьмочка для художника, или Возвращение в Мир Мечты

Глава 46. Ведьмы

Мы добрались до Сада. Я сама не поняла, как это получилось, ведь не было ни мира Подземных жителей с их чудными мельницами, ни Горы с тем стражем в чёрной остроносой маске, ни Библиотеки, ни Пещеры Тайн со сверкающими в темноте камнями и с особыми дверями — ничего этого. Если можно было попасть сюда так, то почему же мы с Артуром не прошли по тропинке? Зачем был такой долгий путь?

— Это я провёл тебя, — сказал Кот. Каждый раз он отвечал на мои мысли. Даже делалось неуютно от этого. Хоть вообще ни о чём не думай.

И я решила пока не думать. А оглядеться.

Тот же, что и много лет назад, бегущий вдаль, за самый горизонт, ручей. Ясное голубое небо, бледные цветы на деревьях и кустах. Отсюда я попала снова на Землю. А на этот раз я иду в совсем другое место. Но вот…

Снова мне захотелось домой. В тот приморский городок детства, к тому старому парку. Пройтись бы по тем мощеным улочкам, послушать бы того соловья, что много лет назад пел у наших окон в родительском доме, когда я не могла спать дольше пары часов, потому что всё думала и думала об Артуре.

— Знаешь, Кот, — сказала я, чтобы он опять не начал читать мои мысли. — Я бы очень хотела вернуться на Землю. Это Древо, я знаю, может мне помочь. Да, я помню про Костёр, я помню про всё это, но… Зачем? — спросила я, мельком посмотрев на Кота. Тот равнодушно взирал на меня немигающими глазами. Я уставилась на свою обувь. — И сила, и приключения — это, конечно, здорово. Но знаешь… Я… — тут я запнулась. Слова перестали складываться, словно их что-то сдерживало. И я вдруг поняла, что стоит преодолеть это и произнести их, как меня вышвырнут отсюда. Прямо обратно. В ту самую гостиницу, где за окном летают чайки, где я стояла, насквозь продуваемая ветром.

— Ну говори, — язвительно сказал мне Кот.

Я подняла взгляд.

В конце-то концов — кто я? Я ведьма. Я умею летать. Я умею творить чудеса. И испугалась какого-то Костра? Каких-то трудностей? Я ведь почти умерла. Много раз. Меня вернули с того света, мне дали новый шанс. И в тот ураган, и после Мира Мечты, и даже теперь дают. И где моя благодарность? Где вся та сила, что поднимала меня в воздух, что кружила и била копытом, заставляя всё вокруг вибрировать и гудеть? Где мой конь?

— Лети, — сказал Кот, глядя на меня немигающими глазами.

Я оглянулась, снова отыскивая коня. Голубые берёзы, чёрные дубы с кривыми ветвями, кусты сиреневой малины и белого шиповника, ромашка и лаванда под ногами, перелетающие с ветки на ветку синицы, стучащие по стволам дятлы, почему-то поющие днём соловьи — глаза разбегаются от многообразия жизни, но вот коня нигде нет.

— Как же без него?

— Просто лети.

Я подпрыгнула, размахивая руками и чувствуя себя полной дурой — приземлилась так, что заболела нога. Я посмотрела на Кота, тот безразлично глядел на меня. Я вздохнула. Раз как птица я не могу летать, то надо прыгнуть с высоты.

— Летите не телом, Мирослава, — со вздохом сказал мне Соломон, когда я забралась на травянистый холм.

— Как ты себе это представляешь?

— Как во сне.

Я прыгнула с холма, твёрдо веря в то, что справлюсь. И на миг мне показалось, что ветряной конь подхватил меня и понёс над всем Садом, который обратился гигантским лесом, в центре которого стояло Древо, ведущее к могучему Тар-дану. Я увидела его полупрозрачные листья, дрожащие на ветру, причудливо изогнутые лучистые ветви, на которых наверняка время от времени — по вечерам, распивая травяные чаи? — сидят русалки и лешие, глядя оттуда на Мир Мечты, на мою родную Землю, на ещё тысячи миров, где я иногда бываю во снах, уходя в ледяные пустыни или к Поющей Горе, к мудрому Дубу или в пещеры с золотыми скелетами…

Мелькнул огонь. Я вздрогнула, рухнула, ушибла ногу. Снова я была в Саду, под холмом, на котором сидел равнодушный Кот. Над моей головой кружил Соломон.

— Не так, Мирослава, — простонал он.

Тут я совсем разозлилась.

— Думаешь, самый умный? Я сделала всё так, как ты сказал, и вот что получилось! — ответила я, растирая щиколотку. Она медленно, но неотвратимо припухала. Теперь я даже нормально ходить не смогу, не то что летать.

— Приложите, Мирослава, — сказал Соломон, протягивая крошечными когтистыми пальцами листок подорожника.

— Издеваешься? — устало спросила я.

— Он поможет, правда.

Я вздохнула и приложила лист.

— Ты почти готова, — сказал спрыгнувший с холма Кот. — Скоро, если захочешь, увидишь полёты других ведьм. А пока слушай, пора рассказать о Мире Мечты. Ты видела маски хранителей и стражей?

Я кивнула. А сама подумала: причём тут маски, если мы о ведьмах? Может, они научат меня летать получше? И где их увидеть? На шабаш, что ли, ехать?

— Раньше птеродактили — предки твоего Соломона — были вместо хранителей и стражей, — ровным тоном продолжал Кот.

Мне вспомнилось, как о Мире Мечты мне рассказывал Артур, когда я только вернулась сюда. Когда мы шли по улочке, когда сидели на скамейке, когда весь мир вмещался в прикосновение наших ладоней. Когда отзывался во мне каждый его вздох и каждое слово. Когда я верила, что впереди у нас — бесконечное счастье, ведь мы вместе.

Как же давно это было.

Как же щемит в груди от мысли, что сейчас он не здесь. Что я не с ним. И мысли, они бегут беспокойной вереницей, и одна печальней другой: куда мы идём? Что у нас будет после того, как приключение это кончится? Я дойду до Костра, я сделаю то, что должна — а потом? И где вообще Артур? Что с ним? Он молча исчез, сошёл с тропы, ни весточки от него — ничего.

К горлу покатил ком. Захотелось то ли заплакать от одиночества, вдруг нахлынувшего на меня, то ли вонзить ногти в ладони, чтобы отвлечь себя болью. Но разве сильные ведьмы плачут? Разве им бывает больно?

— Всё хорошо, Мирослава, — прошептал Соломон, и слова его сперва отскочили от меня, отразились, подобно солнечному лучу, что отражается от ледяной корки и ослепляет смотрящего, а потом вдруг они отогрели верхний слой, расковали мой лёд и попали в самое сердце. Кокон беспокойства исчез.

— Знаешь, ты и сам волшебный, Соломон, — тихо сказала я, чтобы Кот не услышал. Соломон потёрся пушистой головой мне о щеку.

— Они оберегали Мир Мечты, как и многие другие миры, — продолжал Кот, делая вид, что не замечает того, как я отвлекаюсь. — Маски — даже не дань памяти тем временам. Без них у хранителей теряется вся сила, поскольку маски эти созданы из настоящих птеродактилей, из их кожи и черепа.

Я представила громадную птицеподобную животину, с которой снимают скальп. Меня замутило.

— А почему птеродактили?

Кот не ответил.

— Мы и сами не знаем, Мирослава, — сказал Соломон. — Так было слишком давно.

— Твоё важное дело — отрезвить ведьм. Вывести их из полусна, где они живут из-за глупости и страха.

А это к чему? Мы же вроде о хранителях говорили. Надо было слушать его внимательнее.

Я представила, как по знакомым улочкам полетят толпы ведьм на мётлах, а за спинами у них будут котлы с зельями.

— Нет, — сказал Кот, отвечая на мои мысли. — Ты сама ведьма, ты должна понимать. Погрузись в себя.

Я закрыла глаза. Нога всё ещё ныла, но уже не так сильно.

Перед глазами замелькали кадры. Лицо Артура, почему-то окружённое светом, мама со стариком на фоне пустыни, кладбища с черно-белым фото отца. Вновь непомерное одиночество захлестнуло, набежало волной, но отступило. «Я ведьма. Всё будет хорошо», — сказала я себе.

И услышала плеск воды.

Я плыла по ручью, и словно из густого тумана предо мной представали женщины. В платьях, в обносках, в формах. Худые, полные, чрезмерно толстые, средние. Совсем юные, старые, мои ровесницы. Они проплывали — верней, это я проплывала — мимо, но меня словно никто не замечал. Одни говорили с цветами и обнимали деревья, тоскуя по смутному, почти позабытому умению слышать их голоса, видеть мысли и сны растений. Другие смотрели на пламя свечи, надеясь и боясь, что однажды огонь заговорит с ними. Некоторые опускали стопы в ручей и смотрели мне в лицо, словно могли зреть то, что недоступно другим. Однако когда я махала им рукой, они будто каменели и закрывали глаза.

И ведь все они жили в этом. И боялись.

Я плыла по всему Миру Мечты, я видела множество ведьм, и редкая из них принимала то, кто она на самом деле. Тут тоска завладевала мной. Сколько лет я сама чувствовала, смутно догадывалась, что во мне сокрыто нечто странное и сильное, но как отмахивалась я от этих мыслей. Списывала их на воображение, на детские и юные фантазии, на что угодно — но не принимала всерьёз.

Сострадание заполнило меня и увлекло в обратную сторону. Я проносилась мимо всё тех же силуэтов, но уже не глядела на них.

Вдруг я открыла глаза.

Холм. Соломон. Кот. Подорожник.

— Знаете, я хочу помочь им.

— Теперь ты готова, — сказал Кот. — Идём. Артур ждёт тебя.