Ведьмин подарок

Глава 9

Проснувшись утром, я не могла заставить себя встать, а все раздумывала над увиденным ночью. Для начала я обследовала свою руку — на предплечье не увидела следа от щипка, зато укол спицей было трудно не заметить: черная точка запекшейся крови, вокруг нее припухлость. У меня в голове началась чехарда — как можно было во сне проткнуть себе ладонь и не проснуться от боли? И где те спицы, которые ночью были рядом со мной? Ни их, ни тумбочки я не увидела. И не было ничего такого, чем я могла бы нанести себе такую рану. Какие еще нужны доказательства, чтобы я наконец уверовала, что по ночам оказываюсь в прошлой жизни Ларисы Сигизмундовны? Ведь не могла же я ночью бродить по квартире и искать, чем бы проткнуть себе ладонь? Ведь не лунатик же я!

Но мой крайне рационалистический ум был готов принять и версию лунатизма, но только не иррациональное, необъяснимое. Конечно, лучше бы посоветоваться с врачом, но в таком случае койка в психиатрической больнице мне обеспечена. Поэтому с такими консультациями я повременю.

Не буду я ломать себе голову над тем, что это — сон, галлюцинация или невероятная реальность? Мне важно другое — зачем все это? Наверное, я не просто так оказываюсь в прошлом Ларисы Сигизмундовны; это происходит с определенной целью, пока мне не известной. Скопцы, пропавшие девочки, помещик Сосницкий… В моей жизни и так полно проблем — угрозы по телефону, недавнее нападение. Впрочем, я надеялась, что, похитив рукопись, неизвестные мне злоумышленники достигли желаемого результата и теперь оставят меня в покое. Позвонил по телефону Валентин:

— Если ты не имеешь каких-нибудь грандиозных планов на сегодняшний день, то предлагаю поехать в лес за грибами.

— Не поздно ли — ведь уже десять часов? Наверное, все грибы из лесу уже вымели подчистую, — засомневалась я, а на самом деле мне не очень хотелось бродить по мокрому после ночного дождя лесу.

— Я знаю такие места, откуда с пустыми корзинками мы уедем. Там есть грибные поляны — хоть косой коси.

— Такие места находятся далеко — пока доедем, уже начнет смеркаться. Давай отложим до следующего раза, Валик.

— Час на сборы, два с половиной на дорогу и два на сбор грибов. У меня все просчитано — мы сегодня еще успеем приготовить жаркое с грибами.

Словно подтверждая слова Валентина, пасмурное небо прояснилось и робко выглянуло солнышко. «В самом деле, в такую погоду будет здорово побродить по лесу, подышать свежим воздухом/позабыть на время о страхах».

— Обязательно и в следующий раз тоже. Вот ты пробовала печеные на углях грибы? Соглашайся, и я тебе преподнесу эту вкуснятину прямо в лесу! — продолжал настаивать Валик.

Мои метания из комнаты в комнату создали в квартире беспорядок, но за двадцать минут до оговоренного времени я уже была готова к поездке: затянулась в джинсовый костюм, надела кроссовки и набросила курточку. Оставшееся до прихода Валика время я решила использовать, чтобы дозвониться Марте. Ее рабочий телефон вновь молчал, и я позвонила на мобильный.

Я не могла поверить, что этот прерывающийся истерическими всхлипами голос принадлежит Марте.

— Что с тобой? — встревожилась я.

— Инга! Моя девочка! Она пропала! — простонала Марта. — Уже два дня я не знаю, где она, что с ней!

— Успокойся, Марта, и все толком расскажи, — попросила я, но Марта захлебывалась слезами и была не в силах говорить.

— Ты где? Дома?

— Лес, грибы отменяются. По крайней мере для меня. Моей подруге очень плохо — у нее горе, что-то случилось с дочерью. Я еду к ней.

— Хорошо, давай я тебя подвезу — у меня машина перед подъездом, а то пока ты дойдешь до стоянки…

Через полчаса я была у Марты и поразилась, увидев, насколько та изменилась. Всегда улыбчивая, спокойная, опрятная, сейчас она представляла собой клубок нервов и была готова в любое мгновение сорваться в истерику. Опухшее лицо с размазанной тушью под глазами, что напоминало синяки, растрепанные волосы, руки, дрожащие мелкой дрожью, словно у алкоголички. Они беспрерывно двигались, им все время требовалось что-то мять, вертеть. Речь у нее была несвязная, неожиданно перескакивающая с одного на другое, сопровождающаяся всхлипами, вздохами. Я поняла, что прежде всего надо привести подругу в порядок, и, несмотря на возражения, затащила ее в ванную под контрастный душ. Переменно обрушивавшаяся на нее ледяная и горячая вода сделала свое дело, и Марта немного пришла в себя. Она уже самостоятельно приняла горячую ванну, вымыла голову, и тут на нее навалилась жуткая сонливость. Заметив ее состояние, я уложила подругу спать, а сама присела рядом, вслушиваясь в ее прерывистое дыхание.

Чтобы чем-нибудь себя занять, я взяла с тумбочки книгу с закладкой посредине. К моему удивлению, это оказалась «История запорожских казаков» Дмитрия Яворницкого. «Никогда не предполагала, что Марта увлекается подобной литературой. Хотя, скорее всего, книгу читала Инга — по-видимому, это было внеклассное чтение. Бедная девочка — где она теперь?» Я открыла книгу на закладке и попала на описание казачьих восстаний конца шестнадцатого столетия. Незаметно для себя я вскоре увлеклась чтением. Восстание запорожских казаков под предводительством шляхтича Косинского началось из-за потери им пожалолованого польским королем имения в Ракитном, и лишь позднее был выдвинут лозунг «За сохранение православной веры, против униатов и польских шляхтичей!».

Косинский с армией, состоящей из казаков-запорожцев и примкнувших к ним низших слоев населения, жег города и имения, придерживаясь в отношении польских шляхтичей и украинских магнатов ставшего позднее пролетарским лозунга «Грабь награбленное», щедро давая клятвы и нарушая их, пока не погиб в пьяной драке в корчме. Через два года следующее восстание возглавил бывший сотник князя Острожского Северин Наливай ко, до этого принимавший активное участие в борьбе с Косинским. Чтобы привлечь на свою сторону запорожцев, враждебно относившихся к нему из-за Косинского, он подарил им полторы тысячи Лошадей из богатой добычи, захваченной в Молдавии. И вновь горели города, имения, происходили грабежи и насилие, вырезались семьи ненавистных униатов и шляхты, челядь, живность. Часто такими акциями руководил брат Северина Наливайко — священник Демьян. Войска шляхты также не церемонились с захваченными пленными казаками и поддерживающими их крестьянами — изощряясь в пытках и казнях, уничтожали их семьи под корень. Посулив осажденным повстанцам, находившимся в безвыходном положении без воды и провианта, жизнь и свободу при условий выдачи руководителей восстания, шляхта вероломно нарушила слово. Получив Наливайко и Лободу[14], шляхтичи бросили войска на лагерь казаков. Были вырезаны все, кто там находился, в том числе семьи казаков — несколько тысяч женщин, детей. Казнив всех пленных, лишь одного Наливайко отвезли в Варшаву и на протяжении десяти месяцев предавали невероятным пыткам, после чего казнили; сама казнь, для еще больших мучений казацкого предводителя, продолжалась несколько дней. Эти события породили легенду: якобы столь длительное заключение Северина Наливайко перед казнью было связано с тем, что шляхта пыталась у него выведать, где он спрятал свою казну — золото и драгоценности, — не обнаруженную в разгромленном казацком лагере. Предполагалось, что сокровища были спрятаны во время поспешного отступления в окрестностях крепости Белая Церковь. Но Северин Наливайко выдержал все мучения и не выдал тайну. А может, и не было никакого спрятанного клада?

— Как можно было терпеть невыносимую боль на протяжении стольких месяцев и ничего не рассказать? — Я содрогнулась. — Разве что откусив себе язык.

Затем мои мысли устремились в другом направлении:

«Ночью видится Белая Церковь, случайно попала в руки книга — вновь Белая Церковь, словно это какие-то знаки мне. Надо обязательно туда съездить и заодно погулять по знаменитому парку „Александрия“.»

Проснувшись и приведя себя в порядок. Марта стала походить на себя прежнюю, вот только улыбчивость исчезла, а в глазах поселились испуг и тоска. Из ее рассказа я узнала, что Инга вечером ушла на прогулку и не вернулась. Это случилось, когда я принимала у себя Валика. Все предпринятые Мартой усилия по розыску дочери ни к чему не привели. В первый день Марта обзвонила, обошла всех знакомых, друзей дочери, затем настала очередь больниц, милиции и моргов — в этом месте повествования она вновь расплакалась. Марта подала заявление в милицию, но пока не было никаких результатов. Она не верила, что Инга могла по какой-нибудь причине сама уйти из дома — отношения у них были прекрасные, они не ссорились. Похитить ее из-за денег не могли — они живут небогато, да и никто пока не требовал выкупа.

Как могла, я постаралась утешить Марту, пообещав, что свяжусь со своим знакомым следователем и попрошу, чтобы он принял участие в поисках девочки. В глубине души я сомневалась, что это чем-нибудь сможет помочь, но лишить в данной ситуации Марту надежды значило убить ее. Мои пустые обещания придали Марте сил, она сразу занялась уборкой в квартире (какая несправедливость: когда тяжело, мужчины напиваются и ничего не делают, а мы наводим порядок, находим спасение в работе!). Я выполнила обещанное и, скрепя сердце, позвонила Стасу, сообщила суть проблемы и договорилась с ним о встрече.

У Марты была еще младшая дочь Агнешка — третьеклассница, которую забрала к себе жить мама Марты, Нинель Марковна. Мне пришлось съездить к Нинель Марковне, чтобы убедить ее отдать внучку, так как забота об Агнешке будет отвлекать Марту от тяжких раздумий и вернет ее в прежнее русло жизни. Мои доводы убедили Нинель Марковну, и она даже пообещала пожить какое-то время с Мартой, хотя отношения между ними уже длительное время были напряженными.

Чужая душа и чужие отношения — потемки. Я не могла себе представить, что улыбчивая Марта может с кем-нибудь ссориться, а тут речь шла о затянувшемся конфликте с родной мамой. На обратном пути я заехала к Марте, сообщила о результатах переговоров — наметившийся переезд к ней мамы она восприняла без особого энтузиазма, но и не в штыки. Оказывается, она рассчитывала, что я поживу у нее, пока не отыщется Инга. Но от этого предложения я категорически отказалась, мотивируя массой собственных проблем.

Марта мне очень нравится, но каждый день выслушивать ее причитания о постигшем ее горе выше моих сил. Я натура деятельная, и бесконечные разговоры об одном и том же меня утомляют.

С чувством выполненного долга я двинулась в метро. На мониторе Службы розыска детей я увидела фотографию Инги Колокольчиковой — худенькой шестнадцатилетней девочки с несмелой улыбкой, абсолютно не похожей на пухленькую Марту. Я ее видела всего несколько раз, когда навещала Марту. Обычно Инга, поздоровавшись, сразу скрывалась в своей комнате и прилипала к компьютеру. В ней не чувствовалось живости, энергии; со слов Марты я знала, что у нее мало подруг и нет парня.

— Чи-из! — раздался громкий возглас, невольно привлекший внимание всего вагона.

Это словечко выкрикнул разбитной парнишка лет семнадцати, сидевший в компании худенькой девчонки и парня приблизительно одного с ним возраста. Не стесняясь окружающих, он тискал девчонку, целовал ее, от него не отставал и другой парень, впрочем, он действовал не так энергично — видимо, первый был заводилой, лидером этой компании. Глаза у обоих ребят были подведены черной краской, а у девчонки еще и губы были накрашены черной помадой, перемазавшей ее спутникам нижние части лиц, но это их только веселило. Однако в их веселости ощущалась некая искусственность и даже напряженноcть, словно этим они хотели сказать окружающим: «Вот посмотрите, какие мы — все нам пофиг!»

Я вышла на станции «Золотые ворота» и сразу почувствовала себя неуютно под порывами холодного ветра, пробирающего насквозь. «Утром солнышко пригрело, а теперь словно зима началась. Хорошо, что не поехала с Валиком в лес за грибами — там бы совсем задубела от холода». Я рысью пробежала скверик сначала вдоль, потом поперек, но Стаса нигде не обнаружила и позвонила ему на мобильный. Когда слушание бесконечных гудков уже грозило выплеснуться нелицеприятными эпитетами в адрес следователя, он соизволил ответить раздраженным тоном.

«Это кто из нас должен раздражаться?!» — возмутилась я, поняв, что он еще и не выходил из своего кабинета, сидит там в тепле и благоденствует.

— По твоей милости я скоро превращусь в сосульку, — дипломатично заявила я, на что это толстокожее животное, и не подумав извиниться, лишь с удивлением отметило, что я уже на месте, и пообещало через каких-нибудь сорок-пятьдесят минут осчастливить меня своим появлением.

Сдерживаясь из последних сил, чтобы не сорваться и не нагрубить, я пояснила, что тогда он обнаружит лишь мое замерзшее тело, а чтобы этого не случилось, перенесла встречу в кафе «У Ярослава», известное замечательным кофе и вкуснейшими булочками с корицей. Стае обрадовался и заявил, что в таком случае он приедет в два раза быстрее.

Когда я уже разбухла от большого количества съеденных булочек и выпитого кофе, а точнее, через час с четвертью, появился Стаc и, как ни в чем не бывало, подсел за мой столик. Он предложил угостить меня кофе с булочками.

— Большое спасибо, — сдержанно-вежливо поблагодарила я его, — но в ожидании тебя я уже выполнила месячную норму по булочкам, а выпитый кофе позволит мне находиться без сна по крайней мере неделю.

— Как хочешь, — пожал плечами непробиваемый Стаc, — а я немного побалую себя.

Вскоре перед ним стояла тарелка с целой горой горячих булочек и сразу три стакана чая с лимоном. Но я не собиралась ждать, пока он удовлетворит свой аппетит, и потребовала ответить на мои вопросы.

— Иванна, если тебе что-нибудь надо, то ты подобно пиявке вцепишься, добиваясь своего, а когда я к тебе обращаюсь с дружескими предложениями, тебе все некогда, — заявил он и протянул руку за булочкой, но я опередила его — сдвинула тарелку на противоположный край стола.

— Стаc, давай выкладывай, что узнал, а то я уже на грани, — предупредила я.

— Поиски дочери твоей подруги идут по накатанной схеме: заведено розыскное дело, которое передано инспектору по делам несовершеннолетних Виноградовой Светлане Петровне — очень опытному сотруднику, с большим стажем работы. Я с ней говорил — у нее есть несколько версий, одна из них: девочка повздорила со своими родными и ушла из дома.

— Это не тот случай. Она живет вдвоем с мамой, и отношения у них самые лучшие, — пояснила я, защищая репутацию своей подруги.

— Вот-вот! — обрадовался Стас. — Неполная семья, родители расстались и живут отдельно, их конфликт всегда отражается на детях, это ни к чему хорошему не приводит. Возможно, девочка решила пожить с отцом — к нему вечером зайдет участковый и проверит эту версию.

— Девочка больше любит маму и при разводе была на ее стороне, — вновь не согласилась я, а потом подумала: «Чем черт не шутит — может, Инга и в самом деле находится у отца?»

Мужа Марты звали Вениамином, я его видела лишь раз — высокий, костистый, худой, в очках, с масляными глазками. Он сразу же окинул меня плотоядным взглядом — Казанова недобитый! Мне он чрезвычайно не понравился, и я не могла понять, как добрая, мягкая Марта могла полтора десятка лет прожить с ним, постоянно терпя его выкрутасы? Я бы его после первого же инцидента отправила с чемоданами на выход. Мы, женщины, — дуры: вначале создаем в воображении образ героя-принца, затем, когда с него упадет корона, боимся признаться себе и окружающим в том, что ошиблись, обрекая себя на новые мучения до тех пор, пока чаша терпения не переполнится.

— Будущее покажет! — пожал плечами Стас и решительно придвинул к себе тарелку с булочками. — Не так давно произошел один почти фантастический случай: задержали десятилетнюю девочку, которую эксплуатировали нищие, заставляя просить подаяние. Она, обладая кукольной внешностью, прекрасным голоском, справлялась с этим так хорошо, что нищие подрались, выясняя, кому должен принадлежать этот бесценный источник доходов.

Девочка толком не могла рассказать, кто она и откуда, выдумывала разные версии: то отец был бизнесменом и его на ее глазах застрелили, то он был наемным убийцей, киллером, и с ним свели счеты сотоварищи. Девочку отправили в детский дом, но открывшаяся правда оказалась фантастичнее всех ее выдумок: пять лет тому назад девочку украла собственная бабушка, поссорившаяся с дочерью, и поселила на съемной квартире. Внучку она убедила, что мама ее бросила. Бабушка хотела, чтобы девочка пошла по ее стопам и стала артисткой. Устроила в школу под своей фамилией, всячески задабривала подарками, наняла учителя по музыке и пению. Но вдруг бабушка перестала приходить к внучке — как выяснилось, внезапно умерла, и девочка вскоре оказалась на улице. Маму девочки разыскали — та уже не надеялась найти дочь, ведь прошло пять лет после ее исчезновения. Бабушкины «сказки» так отразились на девочке, что она долго не признавала родную мать, но завершилось все благополучно.

— Твоя история протяженностью в пять лет не внушает оптимизма, Стас, — вздохнула я. — Объявления могут помочь, если девочка сама ушла из дома и никто ее не удерживает насильно, как в случае, о котором ты рассказал. Ее могли похитить с разными на то целями. По мнению Марты, вокзал или подземная тепломагистраль в компании беспризорников Ингу не прельстили бы. Можешь к ее розыску отнестись более серьезно, например, подключить спецслужбы?

— Если бы за нее похитители потребовали выкуп или была бы информация, что ее насильно удерживают, тогда можно было бы, а так что — пальцем в небо? — прожевывая громадные куски булочки, с полным ртом невнятно пробормотал Стас. — Каждый день в городе пропадает около десятка детей. Часть из них сами приходят, других находим, но, к сожалению, не всех и не сразу. Будем ожидать результатов от Виноградовой. Фотография, данные о девочке попали в общую базу, и ее ищут по всей стране. Надо запастись терпением.

— Терпения у женщины всегда хватает, только не в случае неизвестности относительно судьбы ее ребенка, — возразила я.

— Что ты предлагаешь, Иванна? — Стас недоуменно уставился на меня, даже перестав жевать.

— Не знаю, — вздохнула я. — Для того тебя и позвала, чтобы ты предложил, как ускорить этот процесс.

— Ах вот в чем дело! — Стас снова откусил огромный кусок булки, и голос его стал глухим, словно доносился из туннеля, скрытого под полом кафе. — А я думал, что это лишь предлог меня увидеть.

«Похоже, он надо мной издевается!» — с возмущением подумала я.

— Стас, уймись, у нас могут быть только деловые отношения. — Тут я вспомнила о своих путешествиях в прошлое. — А можно мне порыться у вас в архиве следственных дел? Скажем, тех дел, которые расследовались еще при царе Горохе?

— Это невозможно, — отрицательно покачал головой Стас и ехидно добавил: — Деловые отношения основываются на принципе: ты — мне, я — тебе. Ты сейчас безработная, и я даже предположить не могу, как ты будешь придерживаться этого принципа.

— Поняла, не дурочка, — шантажируешь! За шантаж какая статья полагается. Стас?

— А если не дурочка, то должна сообразить: чтобы посторонний человек получил доступ к нашим архивам, пусть и столетней давности, нужны веские основания. А у тебя их нет.

— Ладно, проехали. Стас, все же я прошу тебя, чтобы ты время от времени звонил Виноградовой и интересовался, как продвигается дело по розыску Инга. А я тебе при следующей встрече куплю много булочек. А если девочку найдешь, то устрою салют из шампанского.

— Я пью водку и виски, а от пузырящегося шампанского голова болит, — нахмурившись, пробубнил Стас. — Вот тебе визитка с номером Виноградовой, позвонить ей и сошлешься на меня. Теперь у меня есть к тебе вопросы. — Он достал из папки фотографию и протянул мне. Миловидная женщина лет сорока, с хорошей, искренней улыбкой, в руках букет роз. Возможно, снимок сделан в день ее рождения. — Узнаешь? — поинтересовался Стас, не переставая жевать.

— Нет, в первый раз ее вижу.

— Ну, посмотри еще на эту — может, ее одежда тебе что-то напомнит? — Он протянул другую фотографию, и я вздрогнула.

Широко открытые глаза, в которых навсегда застыл ужас, полуоткрытый в последнем вздохе рот. Серое лицо с темными пятнами было искажено предсмертной мукой, а шею стягивал черный шнур. С трудом узнала в ней улыбающуюся женщину с предыдущего фото. Светлое, перепачканное в грязи пальто, из-под которого виднелось темно-зеленое платье.

— Нет, я ее не знаю, — преодолевая внутреннюю дрожь, сказала я и вернула фотографии. — А почему я должна се знать или просто видеть?

— При ней нашли адрес и номер телефона гражданки Петряковой Л. С.

— Ларисы Сигизмундовны? — поразилась я.

— Так точно — твоей благодетельницы. Тело пролежало в посадке четыре дня, пока его обнаружили. Как раз были кратковременные заморозки на почве, поэтому оно неплохо сохранилось. — Меня от его слов передернуло, особенно поразило, что при этом он уплетал очередную булочку. — Когда мы захотели задать вопросы гражданке Петряковой, то оказалось, что она тоже умерла, правда, естественной смертью, в больнице. На следующий день после того, как убили эту женщину. Только сегодня удалось опознать тело и получить прижизненную фотографию. Ее звали Александра Витальевна Сафронова. Ее имя тебе знакомо?

— Нет. Я ее никогда не видела и не слышала это имя. Нa моей памяти к Ларисе Сигизмундовне иногда обращались женщины С какими-то вопросами, просьбами, но то были единичные случаи. Эту женщину не помню.

— Нет так нет, — флегматично произнес все еще жующий Стас и спрятал фотографии.

Я встала из-за стола:

— Каждый день я вижу в метро на мониторе информацию о розыске детей и почти всегда появляются новые лица. Стас, скажи честно, какой процент пропавших детей возвращается в семьи здоровыми и невредимыми?

Стас поперхнулся, закашлялся, и я пару раз сильно стукнула его по спине, но, поняв, что вряд ли дождусь ответа, махнула рукой и пошла к выходу.

Весь вечер я неотрывно смотрела телевизор. На разных каналах политики активно участвовали в модных ток-шоу. От этих разговоров захотелось задраить окна и двери, как на подводной лодке, и «лечь на дно» — никуда не выходить, воздухом не дышать, ни с кем не общаться. Просмотр политических ток-шоу затянулся до поздней ночи, это взбодрило меня лучше кофе, и я долго не могла заснуть. Мне показалось, не успела я уснуть, как уже открыла глаза, и спать мне нисколько не хотелось. Как и в прежние ночи, тишину комнаты нарушало громкое тиканье часов, словно предупреждающее, что время не стоит на месте и надо использовать его с толком. Я лежала не на новом диване, а на железной кровати, утопая в жаркой перине. Меня окружала обстановка чужой квартиры в чужом времени. Я встала и прошла в другую комнату, где меня ожидала дверь в чужую жизнь. Оставалось ее открыть, и я даже протянула руку, но в последний момент отдернула ее. «Почему я должна это делать? Или у меня нет выбора?» — С этой мыслью я вернулась в комнату и, как только подошла к кровати, словно провалилась в никуда.