Ведьмины слезки…

— Согласитесь, фрау Сантанна, это уже второе чрезвычайное происшествие, в котором оказываетесь замешаны вы. — произнес Вертер фон Кюсте, задумчиво водя мягким кончиком пера по пергаментному листу. — Меня, как лицо духовное, это не может не настораживать, особенно если учесть то, с какой магией мы столкнулись, а также то, что между обоими случаями прошли всего сутки. Я уже просто молчу о том, что погибли люди.

Вот же старый pezzo di merda, про то, что люди погибли он молчит уже! Когда это святош волновало, что люди гибнут?

И нунций, и отец Адриан, вновь расположившиеся в кабинете городского священника, выглядели замученными и невыспавшимися. Конечно, оба были отнюдь не мальчиками, а время позднее… Или, скорее, раннее — до первых петухов оставалось не более часа.

Сэр Готфри, который во главе своих ландскнехтов принесся на место происшествия буквально через несколько минут, наоборот, выглядел эдаким огурчиком. Стоя у окна (и что он там постоянно выглядывает?) он с задумчивым видом вертел в руках тяжелый метательный нож — не иначе ожидал, что я сейчас брошусь на священников и дам ему повод себя шлепнуть.

Вообще-то мысль. Если попаду под следствие братьев-познающих небо мне покажется с такую овчинку, что пусть уж лучше рыцарь меня сразу убивает, просто и без затей. На дыбу и костер что-то не хочется.

— Ваше преподобие, — голос у меня был хриплый от усталости и слез (увидев что случилось с домом Виртелов я долго билась в истерике), — я настаиваю на том, что это простое совпадение. С тем же успехом можно утверждать, что это уже второе чрезвычайное происшествие, в котором замешан Кирхенбург.

Лебенау нервно дернул щекой — благочиние и вера в городе висели на нем, так что за все чрезвычайные происшествия он же был перед Святым Престолом и в ответе.

— Кроме того, герр Виртел имел намерение сделать мне предложение и если вы полагаете, что я уморила своего жениха…

— А я вас ни в чем и не обвиняю, фрау Сантана. — монотонно произнес отец Вертер, продолжая водить пером по листу. — Просто полагаю такие совпадения несколько… странными. Сэр Готфри, а вы как считаете?

Храмовник отвернулся от окна и коротко поклонился священнику.

— У меня нет никаких оснований полагать, что фрау Сантана прибегала к некромагии хотя бы раз в жизни, отче. Более того, я уверен, что она этого не делала. Что касается герра Бергенау, то я, на вашем месте, допросил бы его… более подробно.

— Вы не на моем месте. — резко бросил фон Кюсте. — Извольте говорить по существу. Вы его в чем-то обвиняете или имеете подозрения на его счет?

Ого, а священник и его телохранитель оказывается на ножах!

— Нет, ваше преподобие. — рыцарь, казалось, не заметил тона нунция и был самой кротостью. — Если не считать того, что все эти… события начались после его приезда в город.

— Косвенные улики. — отрезал отец Вертер. — Ладно, о методах следствия мы поговорим позже, а пока давайте приступим к допросу.

За последующие пару часов меня заставили рассказать и перерассказать историю нашего романтического свидания раз пять. Священники постоянно задавали провокационные вопросы, неожиданно возвращались к каким-то моментам, но так и не смогли подловить меня на противоречиях. А что делать, если я и впрямь невиновна в происшедшем?

Наконец, утомившись, они меня отпустили, строго приказав город в ближайшее время не покидать. Ха! Да я из дома теперь не выйду! Даже до ветру!

— Сигнора Сантана, я вас провожу. — обернутая плащом рука сэра Готфри подхватила меня под локоток. — Город у вас маленький, все уже проснулись и следят за улицами сквозь щели в ставнях. Будет лучше, если местные кумушки увидят, что вас сопровождает храмовник, и не как конвоир.

В неверном утреннем освещении лицо рыцаря было плохо видно, но, держу пари на гнутый пфенниг против флорина, где-то в глубине его стальных глаз мелькнуло простое человеческое тепло. На миг мне даже почудилось, что он посмотрел на меня как мужчина, а не как священник. Вот уж, понеслась телега в Рай — то ни одного ухажера, то целая толпа…

— Стоит ли разводить подобные политесы с простой горожанкой, сэр Готфри? — машинально ответила я опершись на его руку, и только после этого поняла, что беседу мы ведем на италийском, причем в произношении храмовника отчетливо слышался столь знакомый по речам ди Валетты лигурийский выговор.

— Думаю стоит. — нет, определенно мне не показалось, в лице и глазах рыцаря и впрямь наблюдалась неестественная для него живость. — К тому же мне необходимо поговорить с вами tet-a-tet.

— Как поговорить? — изумилась я. Да что он о себе такое возомнил, извращенец чертов? Я и слов-то таких не знаю, а он это порядочной девушке посредь улицы предлагает! — Сэр Готфри, я…

— Вообще-то, сэр Готфруа. — мягко перебил меня он, не дав устроить краткую, но содержательную отповедь. — Я меровенсец, это в Аллюстрии мое имя переиначили в более привычное здесь Готфри. А переговорить я вам предложил наедине, и всего-то. Ваш друг, сигнор Бергенау, порывался остаться и проводить вас до дома сам, но я убедил его, что мальчику сейчас забота нужна больше, чем вам.

Етишкина ж кочерыжка, про беднягу Гансика я и думать забыла за этими треволнениями во время допроса! Вот же коза я драная, как меня верно фрау Хельга, ни дна ей ни покрышки, называла!!!

— Как он? — слабым голосом выдавила я. Слезы подступили, комок в горле — нормальная бабская реакция, называется.

— А как можно себя чувствовать, став сиротой? — вопросом на вопрос ответил храмовник. — Разумеется, неважнецки. У него в городе есть родственники?

— Нет. — я шмыгнула носом. — Никого.

— Ну что ж, видимо таков промысел Его. Не волнуйтесь за мальчика, я отвезу его в обитель доминиканцев, они позаботятся о сироте.

Вот еще не хватало, чтоб мелкого воспитывали святоши в коричневых балахонах! Да шкода в монастыре с тоски помрет, от постов да псалмов! Сама воспитаю и выращу, один пес он у меня времени проводил больше чем дома. К тому же я, как-никак, почти вдова несчастного герра Виртела!

— Полагаю, будет лучше, если Ганс будет жить у меня, сэр… Готфруа.

— Как знаете. — храмовник пожал плечами. — Хотя я не уверен, что в ближайшее время вам будет до воспитания детей.

— Что вы имеете в виду? — насторожилась я.

— Только то, что упустил из виду преподобный фон Кюсте, сигнора. — лицо рыцаря вновь стало непроницаемым, лишенным каких бы то ни было эмоций. — Впрочем, нельзя помнить все, потому не будем винить отца Вертера. Он, в конце-концов, не был под Монсальватом.

— А вы, получается, были?

— Был. Сам замок, правда, штурмовали без меня — я в это время командовал отрядами, проводившими просеивание Лангедока на предмет поиска укрывшихся еретиков.

От неожиданности я встала на месте как вкопанная. Ну, нифига ж себе! Со мной под ручку идет целый маршал ордена Храма, Готфруа де Роже по прозванию Меч Всемогущего!

— Ну, полно вам, сигнора Сантана. — храмовник легонько потянул меня за руку, вынуждая продолжить путь. — Я обыкновенный человек из плоти и крови, что бы там обо мне не рассказывали.

Рассказывают, ой рассказывают — такие сказки рассказывают, что заслушаешься. И в огне он не горит, и в воде не тонет, и даже медные трубы ему нипочем. Мол, с отрядом в сотню рыцарей и конных сержантов разгромил двухтысячное войско бизанциумского падишаха, в одиночку сражался против двух дюжин персов и всех перебил, и прочие подобные прелести. Человек-легенда. И именно под его командованием находилась банда ди Валетты, когда я вляпалась в историю с некромагами.

— Так о чем вы хотели со мной поговорить, сигнор маршал? — попыталась собраться с мыслями я.

— Уже приор. — поправил меня храмовник. — Великий приор Дании и Померании. А поговорить я хотел об одном интересном докладе, который в бытность мою командующим арьергардом крестоносного воинства в Лангедоке поступил из окрестностей Тулузы от командира банды кондотьеров, Джованни ди Валетты. Не догадываетесь, о чем речь?

— Откуда же мне знать, о чем докладывал вам наш полковник, сэр Готфруа. — ответила я, тщетно пытаясь придумать, как выкрутиться из сложившейся ситуации. То, что наврать с три короба не выйдет, я уже поняла.

— Не хотите говорить? Понимаю. — кивнул храмовник. — Не могу одобрить вашу скрытность, но вполне ее понимаю, сигнора Сантана. Говорилось там об укрывшихся в пещере некромагах, которых ценой своей жизни удалось победить нескольким десяткам наемников из его отряда. Трупы малефиков прилагались. Но, знаете что интересно? В числе погибших в схватке числились полковой маг Метробиус Лоли, полковая ведьма Хельга Шторх и ее ученица, Клархен Сантана. Братья-познающие, — куда ж без них? — провели следствие на месте и вынесли постановление всех погибших причислить к мученикам за веру, в связи с чем ежемесячно поминать их в Молитве Праведных именно в этом качестве. Вам ни разу за время, что вы укрывались, не икалось? И не надо пытаться бежать или делать иные подобные глупости, сигнора, я не собираюсь выдавать вас фон Кюсте. Просто мне необходимо знать, что тогда произошло в той пещере. Почему вы решили исчезнуть, Клархен? И одна ли вы?

Ох, пришла беда — отворяй ворота. Теперь идея трехлетней давности, спрятаться и отлежаться в глухом медвежьем углу, не казалась мне столь уж хорошей.

— Если ты помрешь, брюква с ушами, я тебя с того света достану и лично пришибу! — голова Басмиони безвольно моталась от оплеух, которыми пыталась привести сержанта в чувства фрау Хельга. — Даже и не думай, что тебе можно скопытиться, alt miesgeburt! Клархен, коза такая, где нашатырь?!!

Нашатырь, вообще-то, остался в моей походной сумке с лекарствами и бинтами, которую я отдала своей наставнице, чтоб ей всю жизнь зубами маяться, перед тем, как лазать по веревке, словно жонглер, но говорить ей это сейчас… Пережив некромага, я отнюдь не горела желанием погибнуть от рук ведьмы. Ибо есть две точки виденья ситуации: одна ее, а вторая даже права на существование не имеет.

— Стоит ли так переживать, сигнора Хельга? — пробормотал привалившийся к стене Метробиус. — Вы же сами нагадали Басмиони, что он помрет в окружении жены и детей, что так волноваться-то?

— А я не говорила, чьей жены и чьих детей. — машинально огрызнулась Хельга, и вдруг, расплакалась.

— Не реви. — не открывая глаз сказал Басмиони, поднял руку и погладил мою наставницу по щеке.

— Не реву. — всхлипнула она.

— Вот и не реви. — глаза сержанта открылись. — Колдун готов?

— Мертвее не бывает. — вновь подал голос Метробиус. — Вы его прямо в сердце поразили, а беднягя Кьянцо, во чрево.

— А, сигнор Лоли… Рад знать, что вы еще живы. А что с Кьянцо?

— Бошку он оторвал твоему Кьянцо. — фрау Хельга пришла в себя, сбросила с лица ладонь сержанта и выпрямилась, уперев руки в боки. — Долго ты, hurensohn, Neapolitanisch stinker, намерен валяться, словно коровья лепешка?

Боже мой, какие слова, какие эмоции… Да неужто ж моя наставница, мозоль ей на левую пятку, неровно дышит к этому лысому карлику?

— Сигнор и сигнориты, — сморщился Метробиус, — сейчас, право же, не время выяснять отношения. Мы с вами в такой заднице, что вам и в кошмарном сне не приснилось бы.

— Что вы имеете в виду, сигнор лейтенант? — Басмиони с кряхтением сел. — Мага мы уложили, с какой стороны не глянь, так отовсюду выходим герои.

— Ой, дурак… — с тоской в голосе протянула моя наставница, чтоб ей неделю икалось. — Ой, пень с глазками… Ты вообще слушал, что он нам до схватки говорил?

Вообще-то я тоже слушала, но ничего не поняла. Говорить об этом, правда, не стала.

— Вот еще, буду я слушать лепет всяких еретиков. — огрызнулся сержант. — Так и душу опасности подвергнуть можно.

— Ну вы поглядите, какой святой Комодий выискался! — взвилась Хельга.

— Помолчите. — негромко бросил Метробиус. — Сержант, у нас серьезная проблема. У некромага, которого вы столь доблестно поразили, при себе была книга, одного только присутствия рядом с которой достаточно, чтобы братья-познающие отправили нас на костер. Сборник древних богомерзких некротических заклятий, «Том черепов». Даже если мы его сейчас уничтожим, что непросто — такие фолианты сами по себе могущественные артефакты, — никто никогда не поверит, что мы в него даже не заглянули. Доказать-то мы этого не можем.

Маг невесело усмехнулся.

— Что вы имеете в виду? — подала голос я.

— Лейтенант имеет в виду, Клариче, — вздохнул Басмиони, — что надо делать ноги. Что ж, я человек предусмотрительный, часть добычи прятал, на черный день откладывал. Вот он и наступил, черный день-то.

— Уходить надо поодиночке. — нахмурилась фрау Хельга. — Отряд из четырех человек будет чересчур заметен.

— Да счас прям, отпустил я тебя одну! — взвился Басмиони. — А кто обещал за меня замуж…

— Итак, Басмиони и ваша наставница отбыли в неизвестном направлении? А Метробиус Лоли? А почему вы поехали именно в Померанию? — да, сэр Готфруа недаром заработал прозвище «Въедливый сукин кот». — И скажите, сигнора Клархен… Вы сигнора Лоли никогда больше не встречали?

— Вам ответить на все вопросы разом, или по порядку? — с ехидством поинтересовалась я, переходя на родной аллюстрийский.

— По порядку разом. — спокойно ответил он. — Кстати, мы пришли.

— Визит храмовника, тем паче, Приора, могу себе позволить. Даже в полночь, а не на рассвете.

Интересно, и в кого я такая язва? Человек мне блага желает, проявил заботу, довел вот… До ручки. А я, идиотка наивная, и уши развесила! Заботливый святоша. Ха! «Два меча дал Господь людям — меч духовный, и меч светский», которые постоянно между собой грызутся. А храмовники, те и духовные, и светские сеньоры, так что кусают и тех, и других. Похоже, вляпалась я в какую-то интригу и использует меня сэр Готфри, который Готфруа, как эре, мелкую разменную монетку. Ноги уносить надо бы, да от этого разве унесешь? Только на тот свет, да и то не факт. Могут и воскресить по согласованию с Небесной канцелярией. Прецеденты случались.

— Так я жду.

— Хорошо, отвечаю. — вздохнула я, отпирая дверь. — Да. Тоже. Потому что далеко. Нет.

— Потому что далеко… — с какой-то странной, слегка даже тоскливой интонацией произнес Приор, шагнув за мной в лавку. Конечно же налетел на что-то в темноте и процедил сквозь зубы такое богохульство, что я аж поперхнулась.

— Battona Madonna, incoglionita figlia di putana, matriba bastardo, che cazzo?!!

— Всего лишь табурет, сэр Готфруа. — я, конечно же, не Богородица, но ответ, на что наткнулся Меч Всемогущего знала точно. А Она бы ему все равно не ответила. Хотя бы и из-за формы, в которую был облечен вопрос.

Некоторое время я зажигала светильники в лавке, а сэр Готфруа с интересом оглядывался.

— Не поверите, фрау Сантанна, но я никогда не бывал в лавке ведьмы. В зиккуратах случалось находиться, на языческих капищах тоже, знаете ли, приходилось, а вот в ведовской лавке — как то не складывалось.

— Что ж, это возможность восполнить пробел в вашем образовании, герр де Роже. Как можете наблюдать, ведовская лавка ничем не отличается от любой иной, кроме представленных товаров.

— И предоставленного владельца. — рыцарь слегка усмехнулся. — Знаете, мне вот очень интересно, кто ж на вас направил «Дыхание смерти», оно же «Ветер тлена»? Если загадочные союзники монсальватцев, то это нелогично. Все одно, что из требюше по воробьям палить, да и, уж простите меня за прямоту, зарезать вас втихую куда как проще, чем демонстрировать мощь старинного некротического заклинания. Опять же, какой им с этого толк, кроме банальной мести?

— Вы полагаете, что я это знаю? — тяжело вздохнув я присела на табурет.

Как не крути, а храмовник прав. Убить одинокую женщину, пусть и прошедшую выучку в кондотьерской банде, пускай и ведьму, труда особого не составляет. Так что заклинание такой мощи направлять именно на меня смысла никакого не было.

— Да нет, просто размышляю вслух. — Приор заложил руки за спину и начал неторопливо мерить торговый зал лавки из угла в угол. — Нелогично было бы тайной организации столь откровенно выдавать свое присутствие. Разве что для демонстрации своей силы, но кому?

— Знаете, как говорят, сэр Готфруа? «Бей своих, чтоб чужие боялись»…

— Вы полагаете, демонстрация силы своим же? — храмовник иронично изогнул бровь. — Не думаю, что убийство ведьмы в Кирхенбурге таковым можно было бы считать. В любом случае, минусы от такой акции серьезно перевешивают ее же плюсы. Упырь, опять же… Нет, скорее всего мы имеем дело не с организацией, а с одиночкой. Я бы предположил Лоли, однако не вижу никаких причин для такого его поведения, если только он не решился воспользоваться «Томом черепов». А, впрочем, о таких фолиантах мы имеем весьма смутные представления, как и о мере их воздействия на окружающих. Кстати, герр Бергенау, может вы все же войдете внутрь лавки, а не будете торчать под дверями?

Звякнул колокольчик над дверью, и в комнате появился «просто Анхель». Сумрачный, словно грозовая туча.

— Могу я узнать, о чем шла речь? — поинтересовался он, сложив руки на груди.

— Не думаю, что предмет нашего разговора может заинтересовать простого медикуса. — взгляд рыцаря вновь стал надменно-отстраненно-холодным. — Тем более что вы сами сейчас под следствием.

— Меня в чем-то обвиняют? — мрачно поинтересовался Бергенау.

— Нет. Пока что.

— Ну-ну. — Анхель слегка усмехнулся. — Как говорит преподобный Томас Барселонский, «То, что вас еще не отправили на костер, это не ваша заслуга, а наша недоработка»?

— Скорее уж, по словам этого достойного пастыря, «Только массовые казни и аутодафе могут спасти Веру от пенной волны ересей и запретного волхования, что грозит захлестнуть Ойкумену». Да и сам Спаситель, помнится, говорил: «Не мир я вам принес, но меч».

Такие фразы в исполнении священников, как правило, предшествуют обвинениям во всех тяжких и, как следствие, привлечению к церковному суду, однако де Роже за это утро удивил меня еще раз, когда слегка поклонился мне и произнес:

— Теперь же, позвольте откланяться, фрау Сантана. Не вижу более в моем присутствии смысла. И, позволю себе напомнить — вам запрещено покидать Кирхенбург.

— Мог бы и не напоминать. — буркнула я, когда дверь за храмовником закрылась.

— Интересно, он всегда так себя ведет, или это мне так повезло на его скверное настроение нарваться? — негромко проговорил Бергенау и повернулся ко мне. — Так о чем вы таком с ним разговаривали?

— Пустое, Анхель. Преданья старины глубокой, события давно минувших дней. Скажи лучше, как там Ганс?

— Спит. — он пожал плечами. — Столько переживаний за ночь не каждый взрослый-то выдержит. Я его покуда в свою комнату отвел. Что теперь с мальчишкой будет?..

— Ничего не будет. — буркнула я. — Мне ужа давно требуется подмастерье.

— Забавное совпадение. — невесело хмыкнул Бергенау. — Я вот тоже хотел ему предложить в подмастерья ко мне податься.

— Перетопчешься. — отрезала я.

— Фу, как грубо. — Анхель изобразил оскорбленную невинность.

— Зато правдиво, коротко и по существу. — настроения и так никакого не было, да этот змей еще и испортить его мне умудрился. — Ты лучше скажи мне, герр Бергенау, с чего это я обязана столь раннему визиту.

— Хм… — он задумчиво потер подбородок. — А если я за тебя волновался и решил проведать? У нас вчера, если не ошибаюсь, свидание было, между прочим. Или я все же ошибаюсь, э?

Ну, смутилась. Ну, зарделась. Ну, заткнулась. Но это же не повод, лезть целоваться… наверное.

Каких-то полчаса спустя мы оба были в ратуше, где рвали, метали гром и молнии, и поочередно клялись вытрясти из герра Радисфельда душу и требуху, если он немедленно, вот прямо тут и прямо сейчас, не решит судьбу Гансика. Анхель при этом периодически потирал щеку, на которой еще явственно был виден след моей пятерни.

Нашему маленькому пухленькому бургомистру мы, надо отметить, поставили непростую задачу. С одной стороны, где это видано, чтобы ведьме в подмастерье отдавали детей порядочных бюргеров? Нигде не видано. А вот у нас увидят! Иначе, увидят матерь Козимо, как любил говаривать сигнор ди Валетта. Не знаю, кто такой этот Козимо, и чем до такой икоты напугала италийцев его почтенная матушка, но я могу напугать гораздо сильнее.

С другой стороны, медикусы да алхимики, народ, знамо дело, ненадежный. Маниакусы, ежели по научному (есть такое слово — от Метробиуса слыхала). Неизвестно еще на какие такие дела подмастерье применят — могут чему и научить, конечно. Могут — иначе откуда б им новым браться? А могут и на опыты пустить. Вскрытие устроить, или на ингредиенты в свои хитрые зелья определить. Да запросто! Кто их знает, этих медикусов? Вон, о прошлом годе, говорят, в Рейнсланде некий ученый доктор Фауст Диавола призвал.

С третьей же стороны, оставлять мальчика нищим сиротой и побирушкой ему, почтенному отцу города, никак нельзя. Выборы городского головы не за горами, а его основной конкурент, герр Захуэр, его за такую «заботу» о сиротах добрых горожан сожрет с потрохами. Остается, конечно же, пристроить мальчонку в монастырь, да только монахи, святые люди, очень не любят совершать добрые дела безвозмездно. И за «бесполезное растранжиривание и так тощей казны нашего распрекрасного города» герр Захуэр герра Радисфельда тоже может запросто распять. А может и раз шесть.

Что было для бургомистра в сложившейся обстановке наиболее паскудно, так это отсутствие возможности сослаться на авторитет Церкви, поскольку нунция и легата он по такому пустяку беспокоить не смел, а отец Адриан, после всех ночных треволнений, заперся у себя отсыпаться, и пригрозил тому, кто его разбудит, отлучением и аутодафе. Специально на тот случай, если он понадобиться городским властям, наш добрейший священник напомнил про такую штуку, как интердикт. Что касалось сэра Готфри, так тот, хотя и целый Приор, со своими ландскнехтами как в воду канул.

Попавший между молотом и… молотом (сам ты, Анхель, наковальня!) бургомистр откровенно растерялся и не знал что делать, поскольку обе Высокие Договаривающиеся Стороны шли на открытые угрозы, шантаж и запугивание, причем мерзопакостнейший герр Бергенау с гадкой ухмылкой припоминал Авиньонский взрыв, отчего коротышку Радисфельда бросало в жар, а я, с самым невинным видом, разумеется, Поветрие Черной Ведьмы, отчего его тоже бросало, но уже в холод.

И все же, с гордостью должна отметить, перед настоящей бабской истерикой не может устоять ни один представитель сильного пола (а мне высокое искусство истерики преподавала не кто-то, а сама Великая и Ужасная фрау Хельга, чтоб на ней черти сто лет катались), так что в результате моих истошных воплей, визгов и угроз перебить дорогую посуду не выдержал не только бургомистр, но и Анхель.

— Бог не сладит с бабой гневной! — в сердцах произнес он.

— Но… согласитесь, господин медикус… — проблеял Радисфельд, почувствовав, что тот дал слабину. — Фрёкен Клархен была… в некотором роде… невестой герра Виртела, следовательно ее требования… ой… несколько более обоснованы.

«Просто Анхель» зыркнул на меня бешенным взглядом и процитировал какой-то восточный стишок:

После чего, в сердцах хлопнув дверью, покинул ратушу. А я… самым натуральным образом разревелась. Обиделась, дура, понимаешь…