Вечный (СИ)

Глава 16 Безответно

В Лучезарные земли пришла зима, но только календарная. Погода все еще баловала людей теплом, словно щадя. На головы смертных обрушилось достаточно бед, чтобы добавлять к ним еще и снег.

Крепость Кард оставалась самым надежным местом в Лучезарных землях, поэтому сюда стягивались остатки народа. Люди везли с собой все, что могли взять, чтобы устроиться с минимальным комфортом. Постепенно вокруг замка Кард вырастали новые ряды домов и ремонтировались те, что долгое время стояли без хозяев. Во времена прежних денров крепость служила домом только для правящих семей, даже слуги были преходящими. Сегодня все изменилось в корне. По приказу Маркуса Данвира на крепостной стене был выставлен дозор, который менялся четыре раза в сутки. Стражники помогали людям в строительстве, поднимая новые дома за считанные дни, чтобы успеть все закончить до наступления холодов.

Под защитой крепких щитов и острых мечей стражи люди чувствовали себя значительно спокойнее. Они хотя бы могли не опасаться нападений Ночных Охотников, которых становилось все больше. Словно договорившись между собой, уцелевшие жители окрестных деревень ни словом, ни делом не упоминали имя молодого денра. Он незримо присутствовал в крепости, но на глаза народу не показывался уже много недель.

Жители крепости все чаще задумывались над тем, что их денр отдал душу Богам. Темным ли, Светлым — это было уже не так важно. Народ находился в смятении. Уставшие от нападений, борьбы за свои жизни и неизвестности люди не хотели думать о том, что будет, если их предположения окажутся верны.

Работами руководил молчаливый и резкий доэр Данвир. Все беспрекословно выполняли то, что он говорил. Целями днями Маркус пропадал в отдаленных деревнях, выискивая остатки смертного народа, чтобы переправить несчастных, перепуганных до смерти, потерявших все людей в крепость.

Все заботы о хозяйстве легли на плечи Алисьенты, дочери покойного управляющего. Она заботилась о новых обитателях замка. В основном это были старики и сироты. Оставшись без родителей и семей, они не могли построить себе жилище, поэтому по приказу доэра Данвира их поселили прямо в замке, где большинство комнат давно пустовали. Благодаря доброй и нежной Алисьенте, каждая просьба была услышана, каждый ребенок обласкан, каждый старик ухожен и вылечен, насколько это было возможно. Под чутким руководством дочери управляющего готовились обеды и ужины на огромное количество народа, стелились постели, варились травяные отвары для больных и раненых. К ней шли за указаниями и распоряжениями, и только после этого начинался новый день.

Сидя у камина, Алисьента перебирала лук, отбирая гнилые и высохшие луковицы. Закончив, она потянулась к низкому столику, чтобы поставить на него низкую широкую чашку из темного дерева. Не удержав, уронила ее, и лук рассыпался по теплым камням.

— Я помогу, не волнуйтесь, — бросилась к ней молоденькая служанка, что все это время старательно натирала матовое стекло стрельчатого окна.

— От меня становится больше вреда, чем пользы, — с грустью усмехнулась Алисьента, наклоняясь за ближайшей к ней луковицей.

— Все потому, что вам не следует заниматься домашней работой, — заметил доэр Данвир, который как раз вошел в залу в эти минуты. — Для этого есть специальные люди, — он наклонился и подобрал луковицу. Бросив ее в чашку, взглянул на служанку: — Иди отсюда.

Вероятно, Маркус был на улице, поскольку его верхняя одежда запылилась. Кое-где к брюкам прилипли влажные листья и опилки.

— Может вам вина? — робко пискнула девушка в ответ, пятясь к двери при этом. Ее щеки запылали отчаянным румянцем.

— Иди отсюда, я сказал, — повторил Маркус, но, под укоризненным взглядом Алисьенты, немного смягчился. — Постой, ты, права. Вино не помешает. И подогрей его перед тем, как подать.

— Как скажете, — прошептала та и тут же юркнула за дверь.

— Вы не брали уроки этикета? — поинтересовалась дочь управляющего, когда они остались наедине.

— Это прислуга, — пожал плечами доэр Данвир.

— Я тоже прислуга, — приподняла брови девушка.

— Алисьента…

— Полно вам, — Алисьента поднялась на ноги. Бросив шерстяной плед, которым укрывала до этого колени, она сделала шаг в сторону лестницы, что вела в спальни на втором этаже замка.

— Вы же знаете, что это не так, — Маркус придержал ее за локоть, не позволяя уйти. Голос доэра звучал немного хрипло от переполняющих его чувств.

Опустив взгляд, который мгновенно теплел, стоило ему взглянуть на Алисьенту, Маркус перевел дыхание. В эти моменты ему было особенно трудно говорить. Облизав пересохшие губы, Данвир привлек ее к себе ближе.

— Что вы делаете? — прошептала Алисьента.

— Вы знаете, как я к вам отношусь, — продолжил Маркус. — Обещаю, что больше не стану грубить слу… людям, которые на нас работают.

— Знаю, — кивнула она, все еще глядя куда-то в стену, поверх руки доэра. — Всегда знала. Вы тоже знаете, что я думаю по этому поводу. Мое мнение не изменилось.

— Алисьента… — прошептал мужчина, касаясь губами ее виска.

— Не нужно, Маркус, — отстранилась она.

Какое-то время Данвир молчал, закусив нижнюю губу. Глядя в потолок, он пытался успокоиться и не разнести здесь все. Когда чувство к Алисьенте впервые постучалось в его сердце, Маркус не придал этому значения, счел увлечением красивой женщиной — не более, но потом… Долгое время доэр честно старался не поддаваться искушению, не смотреть на нее лишний раз, приезжать в те дни, когда она уходила в деревню за травами, чтобы убить это чувство, пока оно не зародилось. Ничего не вышло. С каждой случайной встречей то, что он считал простой блажью, крепло, заполняя сердце чем-то новым, не похожим ни на что испытываемое им прежде.

После откровенного разговора с Алисьентой, Маркус впервые испытал горечь разочарования. Бесконечно преданная семье денра, дочь управляющего отвергла доэра, несмотря на прекрасный шанс навсегда изменить свою жизнь. Девушка даже слушать ничего не захотела. Уважая ее решение, доэр Данвир смирился, довольствуясь тем, что сможет хотя бы видеться с ней после свадьбы с Кармелией.

Женившись, он рисковал разбить себе сердце, но обретал то, что было для Маркуса важнее — шанс видеть Алисьенту каждый день. Эти встречи стали ему жизненно необходимы, несмотря на попытки приказать себе не делать этого. Умом Данвир понимал, что не должен поддаваться, но с сердцем поделать ничего не мог.

После трагедии в крепости, когда этерн разорил замок, доэр почувствовал горьковатый привкус облегчения, после чего долго мучился угрызениями совести. Теперь, когда Алисьенту не связывали долг и женская солидарность по отношению к Кармелии де Кард, все могло измениться. Могло, но не изменилось.

Маркус решил не давить на дочь управляющего, дать ей время свыкнуться с произошедшим. В этот час, находясь совсем близко от нее, доэр Данвир даже думать не мог об истинных причинах отказа Алисьенты. Эти мысли приходили к нему все чаще, но Маркус гнал их прочь.

— Алисьента? — окликнул он девушку, когда та уже почти поднялась по лестнице, что вела на второй этаж.

— Да, доэр Данвир, — остановилась дочь покойного управляющего. Обернувшись к нему, она положила ладонь на перила. Такая изящная, такая пленительно красивая…

Медленно переведя дыхание, он отвернулся, понимая, что все слова бесполезны. Ничто не способно заставить отозваться сердце, которое принадлежало другому.

— Ничего, — проговорил доэр еле слышно. — Ничего, — и отошел к окну, всматриваясь в непроглядный мрак за стеклом.

Казалось, прошла целая Вечность — настолько тяготило молчание. Хотелось так много сказать, но смысла в этом не было. Уверенный, что остался в одиночестве, Маркус крупно вздрогнул, когда ему на плечо легла легкая узкая ладонь. Резко обернувшись, встретил полный нечеловеческих страданий взгляд.

— Что же вы делаете, мой доэр? — прошептала Алисьента. Ее взгляд блестел невыплаканными слезами. — Зачем заставляете чувствовать себя последней дрянью?

— Ну, что вы… — голос Данвира сорвался. Маркус почувствовал, как в левой части груди начало зарождаться неприятное томление. Это отвратительное чувство пускало озноб по телу.

— Я бы хотела полюбить Вас, — тихо призналась Алисьента, нервно перебирая слабо заплетенную косу. — Наверно, лучше Вас никого нет, но… — она всхлипнула. — Я не могу дать того, что вы ищете, Маркус. Простите меня.