Вечное невозвращение

Белая карета

Павел Филин подписал контракт на два года на планету Глоб III смотрителем маяков. Обязанности минимальные: следить за работой двух космических маяков, которые обслуживали оживленную трассу от Перельмутера до Брегеля. Единственное неудобство — маяки расположены в десяти километрах друг от друга, и два раза в неделю он должен был ходить пешком по берегу океана от одного к другому. А когда получал аванс, то удивился огромной сумме.

— Понимаешь, — немного помявшись, сказал командир дивизиона, — планета сложная. Двое последних смотрителей вернулись с расстроенной психикой, один до сих пор лечится.

— А что там такое?

— Точно никто не знает. Никаких аборигенов, никаких животных нет, только растительный мир. Но сама планета как будто живая, все время пытается вступить в контакт, заговаривает, всякие фантомы создает, привидения. Все это совершенно безопасно, но на психику действует.

— Не поеду!

— Больше некому. Ты у нас самый устойчивый, как показали тесты. И самый покладистый. Может быть, договоришься с ней?

— С кем?

— С планетой, черт ее дери!

По пути на планету Павел вспоминал все, что знал о привидениях и о заговорах против них. В голову лезли всякие черти, вурдалаки, вампиры, мертвецы в белых саванах, но никаких заговоров он, конечно, не вспомнил.

Уже в третий раз Павел шагал по берегу моря к дальнему маяку, шел по мокрому песку, по самому краешку у воды, и чувствовал, как и в первый, что на него все время кто-то смотрит, изучающе смотрит. Сначала было неприятно, но потом он привык, заставил себя не обращать внимания. В этот день было много работы и вышел он поздно. Снял показания приборов, посидел на ступеньках станции, покурил и решил идти обратно. Местное солнце уже висело над самой водой, скоро должно было стемнеть, но Павлу не хотелось ночевать здесь, на первом маяке у него был прекрасно оборудованный домик, а тут ничего, кроме раскладушки. Правда, в темноте он еще ни разу не ходил, это несколько тревожило, но он все же решился.

Стемнело. Полоска белого песка у воды была видна хорошо, и Павел шел довольно быстро. Примерно на половине пути он почувствовал, что кто-то за ним идет. Резко повернулся — никого. Двинулся дальше, но отчетливо услышал шаги сзади: кто-то шел тяжело, словно нес большой груз, и громко сопел. Вновь обернулся — опять никого.

"Начинается! Несколько дней присматривалась ко мне, а теперь решила порезвиться. Ну и пусть, я больше оборачиваться не буду!"

Так он и двигался в чьем-то сопровождении. Сопящий сзади шел так близко, что Павел чувствовал его дыхание на затылке. Один раз — он уже подходил в дому, даже показалось, что его толкнули в спину и кто-то скороговоркой будто бы пробормотал извинение. Он бросился вперед и захлопнул за собой дверь.

"Да нет, все это мерещится от одиночества, — думал он, вытирая пот со лба. — Я уже неделю тут совсем один".

Проснулся Павел от жутких криков:

— Помогите! Тону! Помогите!

Он бросился к дверям, дернул за ручку, но вдруг остановился:

"Никто не может здесь орать человеческим голосом. Нет здесь никого!".

Он снова лег, но крики продолжались. Павел накрылся с головой одеялом, полежал так минут десять, прислушиваясь. Кричали с той же равномерностью, однако под одеялом было не так страшно. Потом стали кричать что-то другое. Он сдернул одеяло и услышал:

— Филин! Филин, помоги утопающему! Помоги утопающему, лентяй! Тебе бы все спать!

Павел выскочил наружу и заорал прямо в темный невидимый океан:

— Послушайте! Перестаньте хулиганить! Дайте же поспать!

Тут вышла луна, и Павел увидел, как прямо на лунной дорожке встает из воды кто-то огромный, неуклюжий, и идет прямо к нему. У Павла забилось сердце.

Существо вышло на берег и заревело страшным голосом:

— Поднимите мне веки! Не вижу!

"Да это же Вий, черт бы его побрал! Откуда он здесь взялся?"

Вий снова заревел про веки, но никто не кинулся к нему. Павел плюнул в его сторону и хлопнул дверью. Заснуть удалось только положив на ухо подушку, но даже сквозь нее он слышал, как Вий время от времени взревывал, словно тракторный пускатель, и все повторял одно и то же.

Павел спал чуть не до полудня, встал в прекрасном настроении и, уже завтракая, вспомнил о ночных событиях. Осторожно подошел к дверям, выглянул наружу. Пустынный океан блестел в свете солнца, песок перед домом был девственно чист, никаких следов.

— Привидения и не оставляют следов, — сказал он себе вслух.

Он вышел на берег, набрать воды для умывальника и, возвращаясь увидел прибитый к дверям большой лист бумаги, на котором корявым детским почерком было написано:

— Чертовщина! — Павел сорвал лист, скомкал и бросил. Ветер подхватил его и быстро понес вдоль берега.

В тот день Павел больше не выходил, а приводил в порядок дневник смотрителя и проверял работу передатчика.

На следующее утро он опять услышал голоса и выглянул: за столиком во дворе сидели трое, по виду пираты, у одного повязка на глазу, и играли в карты, страшно ругаясь. Увидев Павла, тот, что с повязкой, явно Долговязый Сильвер, махнул ему рукой.

— Если у вас есть деньги, сэр, или золото, присоединяйтесь к нам!

Павел присоединяться не стал, закрыл дверь на ключ, достал инструменты, отломал от нижней перекладины стола доску и начал выпиливать себе оружие. Через два часа был готов пистолет, хороший большой пистолет, типа парабеллума. Павел даже покрасил его для убедительности черным фломастером. В окно он увидел, что пираты еще играют, распахнул дверь и заорал:

— Убирайтесь отсюда, или я буду стрелять!

Сильвер поднялся и, хромая на деревянной ноге, пошел прямо на него. В руках у него был огромный нож.

— Я предупреждаю! — Павел вынул пистолет из-за спины.

— Разве такой штукой стреляют? — осклабился Сильвер, перехватывая нож за лезвие, чтобы метнуть его в Павла. Тот, не целясь, от пояса, два раза выстрелил, то есть издал губами звуки, напоминающие выстрелы. Сильвер, схватившись рукой за живот, повалился на землю. Пираты открыли ответный огонь. Павел, бросившись в траву, пополз вдоль стены. Пули врезались в стену рядом с ним, осыпая крошками пластика.

"Что это значит, черт возьми! Они же палят по-настоящему!"

Павел вскочил и побежал к маяку, стреляя на ходу. Одна пуля просвистела у него над самым ухом. Захлопнув железную дверь аппаратной, он почувствовал себя в безопасности. В верхнюю щель он видел, как пираты тащили за ноги бедного Сильвера.

— Кажется, я его ранил. — Павел с гордостью посмотрел на свой пистолет.

Но тут в дверь забарабанили.

— Открывайте, сэр, или вам будет хуже!

— Что вам нужно от меня?

— Золото.

— Нет у меня никакого золота!

— Сильвер сказал, что есть. В доме мы его не нашли, значит, оно у вас тут. Открывайте, а то хуже будет!

Павел, не отвечая, занялся поисками чего-нибудь деревянного. Надо было делать новое, более мощное оружие. Но ничего деревянного не было, пришлось отламывать толстый пластик от пульта и делать из него автомат. Пластик плохо резался, и автомат получился уродливым.

"Ничего, сойдет. Они и такого не видели".

— Эй, сэр, если не откроете через пять минут, мы начинаем обстрел!

— Из чего же вы будете стрелять?

— Посмотрите на океан!

Павел снова залез на стул, глянул в верхнюю щель и глаза у него полезли на лоб: из-за ближнего мыса выходил фрегат, весь в белоснежных парусах и с пиратским флагом на грот-мачте. Затем рявкнула пушка, противно засвистело ядро и грохнуло в стену рядом с дверью.

— Эй, вы с ума сошли, вы мне весь маяк разломаете!

— Сдавайтесь!

— Дайте мне час времени, и я отдам вам все золото.

— Хорошо, мы ждем, но не больше часа.

Павел бросился к передатчику. Через полчаса ему удалось соединиться с дивизионом.

— А, это ты, Филин! — услышал он голос командира, — ну что у тебя?

— Плохо дело! Пираты напали! Бьют из пушки прямо по маяку.

— Вот черт! Натуральные пираты?

— Натуральней некуда!

— Постарайся с ними договориться. Отдай им золото, бриллианты.

— Какое золото? Вы что там, с ума сошли?

— Возьми себя в руки, Филин, и не психуй. Это же все не настоящее.

— Не настоящее? Они меня чуть не пристрелили!

— Давай не дрейфь, попытайся договориться с ними, я с тобой завтра свяжусь.

— Дурдом какой-то! — Павел схватил автомат и бросился к дверям.

Снаружи никого не было — ни пиратов, ни фрегата под парусами. Он прошел в дом, где все оказалось перевернуто, — искали золото, — навел порядок, заварил себе чаю и сел на крыльце. Солнце опять садилось в воду, было тихо и тепло, и чувствовалось, что никого вокруг за сотни миллионов километров нет и не может быть — ни пиратов, ни кораблей. И не было никогда. Он прихлебывал из кружки и думал, хватит ли ему сил справиться со следующими сюрпризами этой странной планеты.

Ночью Павел проснулся от шума — возились в комнате, чертыхаясь, в темноте метался узкий лучик фонарика.

— Да здесь, здесь оно было, — тихо и злобно шипел кто-то. Заскрипел отодвигаемый стол.

Павел вытащил из-под подушки автомат, вскочил и щелкнул выключателем. Один из гостей отпрыгнул в тень, к дверям. А прямо перед Павлом стоял огромный зеленый мужик с шестью руками и растерянно моргал от яркого света. Проморгавшись, он двинулся на Павла.

— Стой! Застрелю! — Павел выставил вперед автомат.

Мужик посмотрел на автомат и ухмыльнулся:

— Неправильное у тебя оружие.

Павел нажал курок и громко застрочил: та-та-та-та.

Но на мужика это не произвело никакого впечатления, он надвигался на Павла, сжимая огромные, с ведро, кулаки. Тогда Павел схватил автомат за дуло и изо всех сил треснул зеленого по голове. Тот закачался, но устоял. Павел снова хотел его треснуть, но мужик перехватил одной своей ручищей автомат и строго сказал:

— Не шали!

Павел в панике бросился к раскрытой двери. Он уже почти выбрался, но тут из темноты высунулась чья-то нога — он споткнулся об нее, грохнулся и потерял сознание.

Очнувшись, Павел проковылял к воде, намочил платок, приложил его к шишке на лбу и застонал от боли. И тут услышал чей-то ласковый голос. Он поднял глаза — прямо к нему плыла большой белый лебедь.

— Что, Павлуша, закручинился? — спросил лебедь, — голова болит?

— Болит, царевна.

— Как мне тебя жалко! — лебедь стал выплывать из воды, и по мере того, как выплывал, превращался в прекрасную девушку. Потом она села на песке и позвала его.

— Иди сюда, положи свою голову мне на колени — и все пройдет.

Павел лежал, а она гладила его. Разомлев, он все плакался ей, какая тяжелая жизнь у космических разведчиков, как быстро прошла его молодость в этом чертовом космосе, как долго он не видел маму и как трудно завести семью при такой жизни. Она вздыхала, жалела его и продолжала гладить по голове. Так он и уснул.

Проснулся Павел в своей кровати, вспомнил вчерашний день и решил, что все кончилось. Но, открыв двери, отпрянул от неожиданности: перед домом стояла роскошная белая карета, запряженная четверкой лошадей, тоже белых. И на козлах сидел кучер в белом фраке.

— Это еще что?

— Карета, вашбродь. Садитесь, с ветерком домчим.

— Куда домчим? На бал?

— Почему на бал? На второй маяк, что вам зря ноги ломать.

Карета ехала по твердому песку у самой воды, слегка покачиваясь на мягких рессорах. Павел сидел, утонув в глубоких подушках и наслаждался неожиданным комфортом.

На маяке он быстро проверял датчики и все боялся, что карета исчезнет — больше не хотелось идти пешком. Но карета стояла на месте. Назад ехали так же быстро. Кучер разговорился, сказал, что его фамилия Клейнмихель, что он когда-то строил дорогу из Петербурга в Москву, и что за это его поставили кучером при такой карете. Настроение у Павла было прекрасное, и ему казалось, что если еще и будут здесь сюрпризы, то только приятные.

К вечеру его вызвал командир и спросил тревожным голосом:

— Ну что у тебя? Очень тяжело?

— Нет, все в порядке. Карету дали.

— Какую карету?

— Белую. И четверку лошадей.

— Ну вот видишь. А ты волновался. Я знал, что у тебя все получится. Главное — суметь договориться.