Василиса из рода Ягинь

Глава 32. Змий Огненный

– Не змия это ребенок. Это – грызь девке кто-то подсадил! – заметила василиса. – Я ее внутри видала… Вся съедена, одна шкура осталась … Доходила, доносила порчу…

– А почему промолчала? – спросил филин.

– А что поделаешь? Поздно уже было. Ничего не сделаешь. Надобно во всем разобраться, прежде чем панику подымать, – спросила василиса. – Скажут, что киловязка на деревне объявилась. Или подружка какая позавидовала. Или кто проезжий взгляд нехороший бросил, пошептал, и выпустил бесей напустил.

Говорила Ягиня, что со словами надо осторожней быть. Слово – не воробей, а бед наделать может. И прежде чем говорить, что в деревне киловязка какая или еще какой колдун затесался, надобно все перепроверить. Люди, они шибко горячку пороть любят. Стоит словечку-то пролететь, как мигом бросятся искать. И найдут. По своему разумению. Избу сожгут, саму прикончат, а то и не она вовсе окажется…

– Местечко здесь – знатное, – заметил филин. – Такое чувство, что выйдешь – одной ногой в могилу вступишь, а другую по локоть отгрызут.

– Ишь ты, умник! – заскрипела Черепуша. – Где это видано, чтобы ногу по локоть отгрызли? Ты думай, прежде чем говорить!

– Тебе показать? – внезапно заметил филин, а глаза его зловеще засветились. – Я хоть и лешак наполовину, про вторую половину, папкину, меня никто не спрашивал. Могу куснуть по дружески за попу.

– Думаете, Змий и взаправду здесь есть? – спросила василиса, осматриваясь. Деревенька и правда унылой была. Сплошь бабы да ребятня мал мала меньше. Из мужиков приметным был дед, который все так же сидел на завалинке. Да пара мужиков. Паренек один почти вырос, все на девок постарше поглядывал. Только руки у него не хватало. Увечье свое в рукаве прятал.

Деревня погружалась в вечер. Девки задумчиво что-то пели, тоскуя по парням ушедшим да по любви. Не с кем на деревне любиться. Всех мужиков война посадская выгребла. Да почти никого не вернула.

– Да он везде есть! – небрежно заметил филин. – Чуть что звездой пролетит, так сразу появится. Ну что? Будем что-то со змием делать? Али так оставим?

– Что значит, так оставим? Девки мрут! – возмутилась Черепуша. Василиса уже понимала, что в мире не все однозначно. Если на картинках да в книгах старинных, за стенами избы на курьих ногах все было просто и понятно, то сейчас все было диковинно. У жизни, как у самоцвета столько граней оказалось!

– Ага, вон, сколько померло! – заметил филин, переминаясь. Девки пели что-то заунывное, поглядывая на заросшую дорогу, по которой, видимо, уже никто не вернется. – Кладбище несбывшихся бабьих надежд!

– Отец, а как деревня называется? Запамятовал я, – спросил филин, пока дед вставал и собирался в избу. – Не Иваново, случаем?

– Как надо, так и кличут, – заметил старик. – То Ракитки, то Могилы. По – разному зовут. Мы имени не имеем официального. Выселками себя именуем. Все кто в княжу немилость попадал, всех старый князь сюда определял. С глаз долой.

– Вот вы где, – послышался голос мужика в серой льняной рубахе с заплатами на локтях. Лицо у него было круглым, простоватым, покрытым морщинами. На лбу у него старый шрам был, словно лошадь подковой дала. – Просьба у нас к вам! У нас заночуйте!

Позади него баба стояла. Тощая, унылая, с уставшими глазами, словно радости в жизни и не видела. Изредка она на молодых девок косилась, словно девичество вспоминала. И тогда еще грустней становилась.

– Дочка у нас, а к ней Змий летает, – произнес мужик. Василиса подняла глаза и увидела паренька без руки, что возле избы трется, с блеклой девкой разговаривает. Девка в мать пошла. Такая же худая, грустная, осунувшаяся. Бледная, как русалка, с некоторой желтизной, которая с виду была и не приметна.

– Гляди, как усохла, – произнес мужик, негромко. – Скоро с матерью сравняется. А она у нас дочка одна! Меня Невзором зовут. А на других мне класть с пробором и каймой. Пущай к ним летает. А нам бы дочку сберечь. Кто нас в старости с мамкой перевернет да оботрет, кто каши наварит да на ложку подует?

– Кто зазнобой был? – спросила василиса. Про змиев она слышала от Ягини многое. И любезник, и прелестник, и маньяк… Как его только не называли. Однако слыхала она, что и не змий являться может.

– Да был тут парень один. Гуляли вместе. Поженили их. А потом, считай тут же, забрали его. Не вернулся. Я ездил в посад справки наводил. Зятек на княжескую службу заступил да сгинул, – вспомнил Невзор. – Недолго молодые вместе побыли.

– Комья земли на полу видывали? Молоко ставили? Киснет? – спросил филин, пока василиса смотрела на девку.

– И окна закрещивали, и под порогом покойник, прадед мой! Все чин – чином, а он все равно проходит! – произнес мужик. – Али она к нему выбирается. Хоть привязывай! Беда в том, что она сама по себе живет! В мужниной избе. К нам не хочет! Мать уже мак сыпала вокруг избы. Тут старухи мак вокруг деревни сыпали, а все одно летает. По утречку зараза какая-то затопчет мак, и он снова летает.

– Помогите!!! – пронзительный голос разорвал ночной мрак. – Беда-а-а!!!

Василиса дернулась, сжала посох, а по улице неслась расхристанная женщина. Растрепанная коса, разорванная рубаха, край которой она прижимала к белым покатым плечам и обезумевший от ужаса взгляд, – все это заставило василису оцепенеть.

Спотыкаясь и задыхаясь, босиком в одной исподней, женщина бежала и кричала. Казалось, она сама не слышит своего крика. Не видит того, как раскрываются обветшалые ставни, как высыпаюсь на крыльцо люди.

– Ярина! – донесся женский крик. Только сейчас женщина замерла, задыхаюсь и обводя взглядом людей. – Что сталось?!

– Беда, – покачнулась Ярина, а сама рукой показывает. – Баньку открыть не могу!!! А там … там…

Бросилась тогда деревня и василиса за ней.

«Не иначе как банник расшалился!», – слышались голоса. – «То-то же, будет знать, как опосля захода парится!».

– Ты на плечо ее глянь! – послышался голос филина, а василиса увидала след кровавый.– И какой тебе после этого банник?!

Старая банька стояла неподалеку от речки, что деревеньку по дуге огибала. Дверь ее почти вошла в землю и чудом открывалась. Казалось, этой бане лет больше, чем самой деревне! Маленькое кривое оконце хмуро смотрело из – под нависающей крыши.

Несколько мужиков налегли на дверь. Но та, не смотря на хлипкость, не поддалась.

– Помогите!!! – послышалось за дверью, а в оконце мелькнуло белое лицо женщины.

– Дарина!!! – кричала Ярина, сама пытаясь выбить дверь.

– Отойди! – закричала василиса, приставляя посох в двери. – Открываю все замки, отмыкаю, на пол бросаю. Отпирает мое слово все дубовы засовы. Чем бы ни закрывалось, все мне отпиралось! Словом – ключом, словом – мечом…

Деревня затаила дыхание, пока из посоха льется могильно- зеленый свет. В этом чарующем свете дверь ходила ходуном и тряслась, словно ее держали изнутри.

– Открываю, отпираю, словом крепким выбиваю! – крикнула василиса, а сила огромная на дверь налегла. Василиса сама аж опешила, силу такую увидев.

Крепко была заперта дверь. Внезапно дверь, за которой крики были слышны, распахнулась да так легко, словно и не заперта вовсе была. В бане было темно и тихо. Эта тишина пугала куда больше истошных девичьих криков.

– Пошли, – усмехнулся филин, а его глаза засветились так же, как и глаза василисы.

Навий взгляд внимательно всматривался в черноту бани. Среди черных полок и досок пола, каменки, которую сегодня вряд ли топили, на полу лежало что-то белое.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять. Молодая женщина мертва. На шее у нее была намотана коса, словно удавка. Остекленевшие глаза смотрели куда-то в пустоту. А на белых ногах сохранились следы когтей. Бледная рука покойницы что-то сжимала.

– Ой, беда!!! – послышалось позади бабье, заунывное. Этот крик нарушил испуганную тишину.

Все смотрели на бедную девку, которую еще мгновенье назад видели живой в оконце.

– Как полночь минула, так мы с Дариной закрыли ставни, двери… И тут стук… Я ей говорю, чтобы не открывала. Мало ли кто по ночам хоодит. А она открыла… А там мой муженек стоит и ее муж. Вдвоем стоят. Дарина на шею мужу своему. И я смотрю, налюбоваться не могу… Он, родненький… Чудом уцелел. Сберегли его обереги, опояска да шепотки мои… Какими судьбами? А он говорит, что отпустил князь со службы… Неподалеку были, решили в деревню заглянуть…

– Ой, бедная, – послышался всхлипывающий старческий голос за спиной василисы. Та обернулась на него, видя дряхлую бабку. – Никак змий!

– Ну мы давай стол накрывать… А они все сидят да про службу рассказывают у князя. Про дороги опасные, про калик перехожих, что по деревням ходят да страсти рассказывают, про нечисть, что по ночам лезет… Я возле печки копошусь, а Семен Даринку за руку и повел в баньку. Ой, подумала я тогда, по весне, значит, лялька буде у них… А потом я ложку уронила, как вдруг увидала лапы куриные заместо ног у моего муженька. Сидит он значит, стружку когтями на лапах с пола наворачивает. А там когти жуткие. Пригляделась я, а слов в горле нет… И глаза у него горят по нечистому. Жутко так, прямо слов нет…. «Че смотришь, говорит?». А у самого глаза, как птичьи… Поволокой такой подернулись. Сидит, ложку в руках держит, но сам не моргает… Ну я за оберег. Он меня за косу хвать, так рубаху порвал: «Куда жена моя ненаглядная!». А я насилу вырвалась… И к Яринке… А баня закрыта. И она там кричит! Я давай баню ломать. А сил нет. Потом к вам бросилась. Помощи просить!

– Нет, все конечно, грустно и романтично, – заметил филин. – Только он еще здесь! Притаился! Чуете? Девку сожрать не успел, сидит и ждет, когда отойдете подальше… Вон из темноты выглядывает…

Народ из бани брызнул, словно вода из ушата! Брызги проклятий полетели во все стороны.

– Выходи, – напряженно произнесла василиса. Он и чуяла и видела нечистого. – За что девку задрал?

Послышался смех. Мерзкий, отвратительный. Где-то внутри василисы дернулось, что нужно было бы девке в баню напроситься. И тогда бы отбили бы ее банные. Но, видать, не дотумкала. Обрадовалась больно, что муженек явился. Или он зубы заговорил.

Из темноты вышел мужик. Сверху он напоминал обычного деревенского мужика. Глаза круглые, чуб кудрявый, нос картохой и усики под носом. И глаза такие простые, добрые, светлые. А вот снизу… Огромные копыта, принадлежавшие то ли лошади, то ли корове, сделали шаг в сторону василисы.

–Семен, я! А это – жена моя Даринка! Навестить пришел! – произнес мужик, встав над мертвым телом. – Давненько не виделись. Но я что-то припозднился. Дороги нынче опасные.

– Ты мне зубы не заговаривай, – сделала предупреждающий взмах посохом василиса. – Рассказывай, черт, как шкуру человечью на себя напялил!

– С чего ты взяла, – заметил мужик, который при жизни Семеном был.

– С того! – ядовито заметил филин. – Ты когда нижнюю часть надеваешь, краником вперед надевай, а булочками назад! Запомни. Хотя, чувствую, тебе это не пригодится.

– Раскусили, – послышался недовольный голос, а нечисть сделала вид, что отступила в темный угол бани. Но это был обман. Василиса слишком поздно это поняла.

Во мгновение ока, василиса выставила вперед Черепушу, шепча слова заклинания. Связываться с такими бесами ей еще не доводилось. Зеленовато- покойничий свет черепа отбросил нечистого в стену. Кожа слезала с него лохмотьями, обнажая жуткую рожу и светящиеся глаза.

Василиса с удивлением смотрела на то, как заклинание и посох стаскивают нечистого со стены и волочат по полу.

– Где второй? – крикнула василиса, глядя в скалящуюся рожу.

Внутри что-то удивленно сжималось, когда она чувствовала, с какой легкостью льется из нее сила. Никогда у нее такой силы не было! Неужели это сила филина?

– Какой второй?! – натужно и кряхтя спросил нечистый, опутанный заклинанием.

– Второй! – рявкнула василиса, а заклинание веревкой схватило проклятого за горло.

– Брысь, – внезапно произнес филин в сторону. – Лезь обратно под полок! Иначе и тебе влетит!

– Не напросились! – послышался голосок.

– Пусти нас банник – батюшка, обдериха – матушка и так далее и иже с ним! – отмахнулся филин, сверкнув глазами. – Полегчало?

– Да, – заметил голос и послышался скрип.

– Не знаю, где второй, – произнес нечистый. – Может, в избе затаился! А может уже далеко!

– Отвечай, как тело раздобыл! – рявкнула василиса, понимая, что редко так получается, что по двое ходят. И правда, может не знать, где второй.

– А что? – послышался хриплый смех. – Смотрим, лежат дохляки на болоте. А че б не взять? Вот и взяли! Ты не думай, что зло творим! Мы людям радость приносим! Сами молили, чтобы увидеть лишний разочек! Жизнь отдать готовы…

Черепуша вспыхнула. Василиса заметила, как черт в сторону мертвой «жены» косится. Краем глаза василиса увидала, что тело бедной Дарины зашевелилось.

Моментально закрыв и тут же открыв глаза, василиса впилась навьим взглядом в еще одного черта, который лезет через рот несчастной. Тело несчастной дергалось, словно живое, а василиса резко выставила руку в сторону тела. Она хотела отпугнуть, но сила, вырвавшаяся из руки, испепелила и тело, и самого нечистого.

Череп короткой вспышкой прикончил второго.

– Звиняйте, что намусории! – заметил филин.

– Ничего, ничего! Уберем, обдерем! – послышались голоса, а из-под полока брызнули маленькие анучтки. Устало и удивленно выдохнув, василиса уставилась на свои тонкие и бледные пальцы.

– Ну как? – довольным голосом спросил филин, когда за василисой скрипнула дверь в старенькую баньку. – Нравится тебе, когда в теле твоем столько силы?

– Удивительно, – произнесла василиса, все еще не веря.

– Пополнять ее нужно будет, – вздохнул филин. – Ты знаешь, о чем я…

Щеки василисы зарделись, а в груди стало тесно. Речи филина сладостью и слабостью вдруг отозвались. Она понимала, что дорог он ей. Да все равно пугала ее мысль про матицу…

– Ну что? – дрожащим голосом спросила Яринка, стоя на пороге. – Может, в избу пройдете. Мне теперь страшно одной…

Василиса вспомнила, что толком ничего не ела уже несколько дней. И кивнула, соглашаясь.

На столе виднелись остатки пиршества, и василиса жадно накинулась на еду. Ярина сидела, прислонившись лицом к беленой печи с узором. И ничего не ела.

– А коли вернется, что я ему скажу? – спросила она, пока василиса отламывала краюху хлеба. – Скажу, что не уберегла… А я ему говорила! Дитятку подари мне… Вдруг что с тобой случится! Вернется, не знаю, что сказать!

– Не вернется. Это тебе не змей. Они кожу сдирали и в нее лезли, чтобы явиться, – не выдержала василиса.

Несчастная Ярина перевела на нее взгляд.

– Девушка, а вы точно психолог? – спросил филин у василисы. Как всегда он говорил мудрено. И василиса уже привыкла.

Ярина подняла глаза. Она не вскрикнула, ни заплакала. Лишь вздохнула.

– Можешь у домового спросить! Ночью в амбар приди и спроси, – предложила василиса. – Коли мне не веришь! Ты лучше про змия расскажи!

– А что про Змия? – произнесла Ярина, а на ее щеках появился румянец. Только сейчас василиса заметила легкую желтизну на ее лице. В опустевшей избе было темно. Видать, когда-то тут жила большая семья. – Летает! Знаем, что змий, да вот ласки и любови хочется… Сердце просит… Тело просит…Я к нему редко ходила… Даринка чаще… Мне страшно было дите от него понести. А Даринке нет. Ее еще в юности молодой лешак в лес утащил. С тех пор детей у нее не будет. Мужу она не сказывала. А мне по секрету шепнула…

Василиса слышала такое, что после лешаков детей может и не быть. А почему толком не знала. Только если от лешего. Там все рожают. Даже тем, кому на роду написано бездетной помереть.

– Все здесь со Змием, – равнодушно произнесла Яринка.

– Так это же смертельно! Он вас все поубивает! Гляди, ты уже желтая! – произнесла василиса.

– Ну тут еще не ведомо. Нас много, а он один. Не из одной силы сосет, вот и ладно… – усмехнулся Ярина. – И не вам меня учить. Я же тоже молодая.. Мне же тоже любви хочется… А на деревне, кроме деда и детей, все мужики разобраны. Семейные. Что лучше, век без женского счастья прожить? Где нам мужиков брать?

– Могли бы в посады податься! – предложила василиса, чувствуя непривычную сытость.

– А кому мы там нужоны? Да и дороги сейчас опасные! В посадах тоже страшно! Они то воюют, то еще какая нечисть заведется, как в красном посаде, – пожала плечами Ярина. – Зверь посадский. Нам о нем бабка одна, калика – перехожая сказывала…

– Ну, не хочет человек спасаться, – заметил филин. – Не строит и трогать ее…

Ярина открыла тяжелый сундук, бусы на шею надела да рубаху.

– Придет Змиюшка, хоть выплачусь, выкричусь… Он-то облик моего мужа принимает, – усмехнулась она. – Ласковый. И словом приголубит, и сердцем согреет. Жаль что нечистый! А так хоть полежишь у него на груди, надумаешь, что муж это. И все у вас как прежде… И на сердце легче становится. Придет он скоро. А вам уходить пора.

– А кто тут в деревне по порчам главный? – спросил филин, пока василиса заворачивала себе в платок еду, то наготовили девушки на радостях.

– Идите на болото. Там икотница живет, – заметил Ярина, прикладывая сережки. – А нас в покое оставьте. Чего бы вам старики не говорили. Они свою жизнь прожили, свое счастье построили, детей нарожали. А теперь, вон, осуждают за то, что сами счастья урвали, а нам не досталось…

Она подняла глаза на гостей и усмехнулась.

– Нам он не навоз приносит, – снова вздохнула Ярина. – Можете, сами глянуть… Разве это навоз?

Она на серьги показала.

– Так хоть урожай родится, и деньга водится, – послышался голос.

Василиса ошарашенно смотрела на хозяйку. Редко, но бывало, чтобы Змей подарки настоящие приносил. А тут, вон как! Приносит.

Филин подгонял ее к двери.

Стоило выйти за дверь избы, как послышалось стройное женское пение. Слов было не разобрать.

Лишь некоторые фразы про долю тяжкую и любовь несбывшуюся, впивались в ночной воздух. Слова то взвивались над лесом, как дымки изб, то оседали тяжелым камнем на сердце.

– Пойдем, – вздохнул филин.

– И чаво это ты спуску решила дать змию! А? – взъерепенилась Черепуша. – Ты гляди, всю деревню изведет! Чего доброго!

Над черными избами появилось что-то похожее на зарево. Огненный шар метнулся в печную трубу. Следом появился еще один, юркнув в соседскую. Из изб послышались радостные женские голоса, кого-то привечающие.

– Да сколько их, окаянных? – изумленно произнесла Черепуша. – Ты ба! Слетелись! Никогда доселе столько не видывала!

Василиса и сама смотрела с удивлением, как огненные шары ныряют в трубы. Так он тут не один, выходит… Ну что ж…

– У каждого свое счастье, – заметил филин, пока василиса смотрела на деревню. – Это как с бутылкой. Выбирай. Или без нее всю жизнь проживешь, все тяготы на себе познаешь. Или в ней горе будешь топить, да раньше сроку помрешь. Каждому своя дорога. А нам к икотнице надо. Нечего нам рассиживаться. Мало ли чего дельного скажет!

– Мы что? Прячемся от кого? – спросила василиса, проходя мимо возделанного поля. Ветер шевелил недозрелый колос, а где-то там, шагов за сорок, слышались детские голоса. Маленькие русалочки в жите играли.

– Не прячемся, а избегаем встречи, – поправил филин. – Думаешь, ворон так просто успокоится? Он сейчас на оставшиеся посады пойдет. И нам покоя не даст. Поэтому нам Сокол нужен! Старший брат. С ним мы объединимся и быстро порядок в делах наведем. А ты у икотницы свое спросить можешь… Что душу тревожит.

– А что мне спрашивать? – пожала плечами василиса, входя в древний лес. – Судьбу? Так я ее наперед теперь знаю. Недавно видала…

Лесная прохлада и пение птиц заставила василису расправить плечи. Деревенская песня стихала, оставаясь где-то позади…

– Нечаво со всякими икотниками общаться! – послышался недовольный голос Черепуши. Она светила глазами в полуночный мрак. – Нечистые они! Коли избавить деревню от нее, то всегда пожалуйста! А вот лясы точить, это без меня!

– Слушай, тетя, – заметил филин с тяжким вздохом. – Давай ты с порога в следующий раз не будешь орать про нечисть, а? Икотники они того… Нервные… Мало ли, че вдруг…

Тропинка была топтаной. Сразу видно, что люди бывали здесь часто. Петляла она между деревьями, теряясь в ночном мраке. Очертания старой избушки, наполовину вросшей в землю, показались зловещими. Она напоминала гроб, который наполовину выбрался из разрытой могилы.

– Кто-там? – спросил сиплый старушечий голос. Василиса осмотрелась, как вдруг увидела молодую женщину. Молодая, неряшливая, а голос, как у старухи.

– Здравие, – вздохнула василиса. – Пришла помощи просить.

– Ну пойдем, василисушка, – послышался старческий голос. – Знала, что придешь. Встречать вышла!

Про икотниц василиса слышала и не раз. Раньше много их было, а сейчас поменьше.

– С пенным напитком икотку подсаживали, – рассказывала под трощение печки ягиня. – А она внутри росла! Иногда пророчествовала! Икотка она много чего знает!

В избе, куда василиса вошла, все было бедненько и грязненько. Гора немытых горшков и перевернутая лавка.

–Вот придет, кто из деревни – прибраться попрошу, – произнесла икотница. – А то, как сама начинаю, так тут же икотка нападает. С чем пожаловали?

– Ты порчу на ту девку навела? – спросила василиса, глядя на молодую женщину. Волосы у нее были не как у деревенских, в косу убраны. А висели лохмами. На ноге был один плетеный лапоть. Грязная рубаха почему-то сохранила капли крови.

– За дело, за дело! – внезапно дернулась икотница. Голос ее поменялся, а василиса чуть не отпрянула. Голосок был детским, писклявым. – Она дочку свою убила! Чтобы не мешалась со змеем шашни крутить! Справедливо все! А ты чего пришел, княжич? Что ж ты по миру ходишь, а не в отцовых палатах сидишь?