Вампиры пустыни

Ян Неруда ВАМПИР

Увеселительный пароход привез нас из Константинополя к острову Принкипо, на берег которого мы и высадились. Общество было невелико: одно польское семейство, состоящее из отца, матери, дочери и ее жениха, и затем мы двое. Да, чтобы не забыть, — уже на мосту, переброшенном через Золотой Рог, в Константинополе, к нам присоединился грек, совсем молодой человек, быть может, живописец, судя по папке, которую он держал под рукой. Длинные черные локоны спадали ему на плечи, лицо было бледно, и черные глаза смотрели из глубоких впадин. В первый момент он заинтересовал меня, главным образом, своей предупредительностью и точным знанием местности. Но он говорил слишком много, и скоро интерес к нему у меня пропал.

Но тем приятнее показалось мне польское семейство. Отец и мать — хорошие, почтенные люди, жених — молодой, изящный господин с изысканными манерами. Они ехали на остров Принкипо, чтобы провести здесь несколько летних месяцев из-за дочери, которая была не совсем здорова. Красивая, бледная девушка была или в периоде выздоровления после тяжелой болезни, или, быть может, болезнь только еще развивалась в ней.

Она опиралась на руку своего жениха, охотно останавливалась и отдыхала, частый и сухой кашель прерывал их тихий разговор друг с другом. Каждый раз, когда она кашляла, ее спутник заботливо замедлял шаги и сочувственно взглядывал на нее; между тем она, казалось, хотела ему сказать: «Это ничего… я все же счастлива!» Они твердо верили в счастье и здоровье.

По указанию грека, который тотчас же простился с нами на молу, польское семейство сняло себе помещение на взгорье. Хозяин гостиницы был француз, и весь дом, красивый и удобный, был устроен по французскому образцу.

Мы позавтракали все вместе и, когда спала полдневная жара, отправились на вершину горы в кедровый лес, чтоб насладиться красивыми видами. Едва мы выбрали подходящее место, чтобы расположиться, как около нас снова появился грек. Он послал нам легкий поклон, осмотрелся и сел всего в нескольких шагах от нас. Он открыл свою папку и начал рисовать.

— Я подозреваю, — сказал я, — что он нарочно сел так близко к утесу, чтобы мы не могли видеть его рисунка.

— Нам вовсе и не нужно, — сказал молодой поляк, — заглядывать к нему в папку. С нас достаточно того, что мы видим здесь, вокруг себя.

Через минуту поляк прибавил еще:

— Мне кажется, что мы просто служим ему для оживления ландшафта, — ну и пусть!

И в самом деле, перед нами было достаточно всего, чтобы смотреть. Нет более красивого и более счастливо расположенного уголка на земле, чем этот Принкипо.

Политическая мученица Ирина, современница Карла Великого, прожила здесь один месяц в «изгнании». Если б мне можно было провести здесь один-единственный месяц в моей жизни, то всю свою жизнь я был бы счастлив воспоминанием об этом. Единственный день, прожитый мною здесь, я никогда не забуду!

Воздух был прозрачен, как алмаз, и так нежен и мягок, что казалось, будто душа уносится на его волнах в даль. Справа над морем возвышались темные горы Азии, слева синел вдали крутой берег Европы. Вблизи подымался Эхалкос, один из девяти островов Архипелага, со своими кипарисовыми лесами, словно печальное сновидение. Наверху, среди его деревьев, виднелось большое здание — приют для душевнобольных.

Вода Мраморного моря была слегка взволнована и, как светящийся опал, играла всеми цветами. Вдали море казалось молочным, затем между двумя островами оно розовело, как кроваво-красные померанцы, и еще дальше внизу оно переходило в голубовато-зеленый цвет, прозрачный, как сапфир. И оно было одно со своей дивной красотой, — нигде не виднелось ни одного большого корабля, и только две маленькие барки под английским флагом маневрировали вдоль берегов. Одна из них была паровым судном, величиной не больше сторожевой будки, другая имела на борту около двенадцати гребцов; и когда они, как один человек, подымали вверх свои весла, с них каплями стекала вода, как расплавленное серебро. Дельфины доверчиво кружились под ними и длинными изгибами проносились над морем. Иногда в голубом пространстве спокойно рассекал воздух орел, измеряя расстояние между двумя частями света. Весь склон горы под нами был усеян цветущими розами, запах которых наполнял воздух. Из ресторана на берегу моря по чистому воздуху доносились к нам издали заглушенные звуки музыки.

Впечатление было поражающее. Мы впали в глубокое молчание и всей душой впитывали в себя неземную картину. Молодая полька лежала на траве и головой прислонилась к плечу своего возлюбленного. Бледный овал ее изящного лица слабо порозовел, и из ее голубых глаз вдруг брызнули слезы. Жених с глубоким сочувствием наклонился над ней и своими поцелуями снимал с ее щек одну слезу за другой. У ее матери также показались слезы, и мне было… удивительно хорошо.

— И душа, и тело должны здесь выздороветь, — прошептала девушка. — Как счастлива эта местность!

— Богу известно, что у меня нет врагов, но если б они у меня были, то здесь я бы простил им всем, — проговорил отец дрожащим голосом.

И снова все замолчали. Всем было так хорошо, так невыразимо хорошо! Каждый чувствовал в себе целый мир счастья, и каждый готов был поделиться своим счастьем со всем миром. У всех было одно и то же чувство, и поэтому никто не мешал друг другу. Мы не заметили даже, как, спустя некоторое время, грек поднялся с земли, закрыл свою папку и, слегка поклонившись, ушел. Мы остались…

Наконец, спустя несколько часов, когда горизонт, на юге волшебно-прекрасный, начал понемногу темнеть, мать предложила идти. Мы поднялись и, направляясь к гостинице, медленно спускались по склону вольным шагом, как беззаботные дети.

Вернувшись в гостиницу, мы заняли красивую веранду. Едва мы расположились на ней, как услышали внизу, под верандой, спор и бранные слова.

Наш грек бранился с хозяином гостиницы, и это развеселило пас. Разговор продолжался недолго.

— Если б у меня тут не было еще других гостей… — проворчал хозяин гостиницы и по ступенькам поднялся к нам на веранду.

— Скажите, пожалуйста, кто этот господин, как его зовут? — спросил молодой поляк приближавшегося к нему хозяина.

— Э!.. кто его знает, как называется этот молодец! — пробормотал хозяин и злобно посмотрел вниз. — Мы называем его вампиром!

— Он живописец?

— Хорошее ремесло! Рисует только трупы! Как только кто- нибудь умирает в Константинополе или здесь в окрестностях, он в тот же самый день срисовывает лицо умершего. Негодяй рисует уже заранее и никогда не ошибается! Он — словно коршун!

Старушка-полька вскрикнула в испуге — на ее руках лежала бледная дочь без сознания.

А жених в несколько прыжков сбежал вниз, схватил одной рукой грека за грудь, а другой вырвал у него папку.

Мы бросились вслед за ним, оба мужчины с остервенением боролись уже на земле.

Папка лежала раскрытая, и на одном листе… голова молодой польки была нарисована карандашом… с закрытыми глазами, с миртовым венком на лбу…