Вакуум

Странно, я не заметила его лежащим на полу, пока осматривала выставку. Вообще-то, именно с него всё и началось – с фиолетового конверта. Я шла на работу, как вдруг поднялся страшный ветер и бросил его мне прямо в лицо. В этом не было ничего удивительного – мало ли каким мусором городской ветер швыряется в прохожих, но почему-то мне сразу захотелось узнать, что в конверте. Там было приглашение. Оно гласило:

Только для Вас!

Музей Вакуумных Исследований приглашает на открытие выставки

«Два слова о жизни Зины Носик».

Вход свободный, начиная с 21:00.

У музея было странное название, но, в первую очередь, меня заинтриговал его адрес. Располагался он в одном из центровых переулков, в старинном особняке. Про этот особняк в городе ходили разные слухи. В советские времена в нём квартировало посольство одной небольшой страны с труднопроизносимым названием. Посольство съехало после того, как выяснилось, что на одном из званых ужинов основным блюдом было рагу из секретарши Зины Носик. Возможно, это была просто городская легенда и посольство выехало по другим причинам, но факт остаётся фактом – Зина Носик пропала, а её останки так и не нашли. Дело замяли, но в городе на эту тему долго шушукались. Потом в особняке проживало семейство американских граждан со смешной фамилией Дукакис, приехавших в Советский Союз за новой счастливой жизнью. Проживали они там до тех пор, пока одна из двух дочерей тоже не пропала при таинственных обстоятельствах. Не дождавшись о ней никаких вестей, убитые горем Дукакисы уехали назад в Америку.

Потом на их место въехало подразделение какого-то научного архива, и практически тогда же в подвале был обнаружен замурованный скелет дочери Дукакисов. Им отправили срочную телеграмму, но выяснилось, что все они погибли в автомобильной катастрофе.

Работники научного архива жаловались на то, что их терроризирует привидение Зины Носик, тоскливо бродящее по коридорам и повторяющее одну и ту же фразу: “Никто отсюда не ушёл живым!” Также они периодически слышали шум, напоминающий грохот костей.

После того, как съехал архив, особняк долго стоял закрытым. Ещё на прошлой неделе я проходила мимо, и он стоял с наглухо заколоченными окнами. А сегодня там уже музей и выставка?

Лет двадцать назад я впервые оказалась на спиритическом сеансе. Во время него неожиданно выяснилось, что моя пра-прабабка была медиумом. Никаких подробностей узнать не удалось – её дух, посетивший сеанс, отвечал на вопросы путано, но позже, когда я поинтересовалась у матери, был ли такой человек в нашем роду, она призналась, что, действительно, кое-что слышала о об этом в детстве. К тому времени я уже перестала ждать сигналы от инопланетян. Поэтому очень обрадовалась такому родству и принялась ждать сигналы “с той стороны”. Мне хотелось, чтобы и во мне открылся дар медиума. С потерей маленьких лошадок и крылатых фей в мою жизнь пришло одиночество. Оно страшило меня – эта засасывающая в себя пустота, это ощущение разделённости с чем-то грандиозным, настоящим и бесконечно родным. Я пыталась сбежать от пустоты в работу, отношения, алкоголь… Но и там не находила спасения. Не обретя никакой опоры в мире живых, я думала найти его в мире мёртвых. К сожалению, дар медиума во мне так и не открылся, и с годами я потеряла надежду, но тяга ко всему таинственному осталась.

Я покрутила приглашение в руках. Дата стояла сегодняшняя. Мне всегда хотелось побывать в этом особняке. Поэтому без всяких колебаний я решила, что как любитель мистики и начинающий писатель просто не могу отказаться от такого приключения. И вот теперь я сижу в комнате, из которой невозможно выбраться…

Умные люди говорят, что в любой непонятной ситуации сначала надо как следует осмотреться. Мне нравится притворяться умной, поэтому решаю ещё раз изучить комнату. Может, я пропустила какую-то потайную дверь. Организаторы выставки, явно, люди с фантазией, и поиск двери может быть частью их загадочной экспозиции.

Мой взгляд падает на большой – в полный рост – фотопортрет Зины Носик. Портрет чёрно-белый и очень, как говорят фотографы, зернистый. Подхожу к нему ближе – вдруг эта дверь скрывается именно за ним. У Зины вытянутое лицо, длинные руки, в которых она держит два листка бумаги, зажатые плечи. Совсем как у моей матери – у неё тоже были зажатые плечи.

После того, как я ушла из дома, хлопнув дверью, мать навещала меня тайком от отца и деда. Сначала я жила у подруги, но быстро нашла себе комнату в коммуналке. Сдавали её недорого, а я как раз закончила училище с дипломом медсестры, так что, в принципе, была готова к самостоятельной жизни.

Мать приносила мне суп в банке и немного денег. Почти каждый раз её встречал мой вечно пьяный сосед Толик, выходивший в общий коридор в одной, довольно короткой, майке и совершавший при этом неприличные жесты.

“Ты его не боишься?” – спрашивала она.

“Толик безобидный”, – отвечала я.

И это было сущей правдой.

Она смотрела на меня долгим тревожным взглядом, но я выдерживала его до конца. Я понимала, что именно интересует её на самом деле, но не могла ей сказать… Да… я не могла ей сказать, что “ЭТО” со мной уже случилось. Полгода назад, в тёмном парке. Тогда меня схватили за шею – почти так же, как схватил когда-то дед, вдавили лбом в землю и приставили к рёбрам нож. После чего я просто дала вакууму заполнить меня до краёв.

Среди моих подруг были те, кто прошёл похожее испытание. Не обязательно, прижатые к холодной земле – большей частью это случалось с ними на диванах. И не обязательно это были незнакомцы, выскочившие из-за угла. То есть, обстоятельства были разные, но чувство, которое осталось в нас жить после… чувство было одним и тем же.

Иногда мне казалось, что я ловлю его и в глазах матери. Но оно тут же ускользало куда-то вглубь, внутрь её вакуума. В эти моменты я особенно остро ощущала цикличность мира, так равнодушно перемалывающего нас в своих жерновах.

Я смотрю на портрет Зины Носик, и мне кажется, что и в её глазах живёт то самое чувство. Зина, Зина, что же с тобой произошло? Как на самом деле ты погибла?

Вдруг, два листка, которые она держит в руках, с мягким шелестом вылетают с портрета и опускаются к моим ногам. Показалось? Я потёрла глаза и ущипнула себя за плечо. Нет, так и есть – листки лежат на полу, а в руках Зины их больше нет. Сама она смотрит теперь не печально, а с какой-то дикой усмешкой.

По моей спине пробегают мурашки, а в животе завязываются огромные узлы. Кажется, я не готова к встрече с таинственным. Потому что одно дело им интересоваться, а другое – столкнуться напрямую!

Я почти падаю в обморок от ужаса. Зина наклоняется с портрета к листкам, подбирает их и настойчиво протягивает мне. Дрожащими руками беру их и пытаюсь понять, что там написано. Отмечаю, что почерк крупный и ровный – я бы сказала, каллиграфический. Вот бы мне такой! Кажется, это рассказ.

Небесное вязание

Найда не знает, сколько ей лет. Не может вспомнить. Иногда ей кажется, что она стара как мир, иногда – что она начала жить совсем недавно.

Она сидит в кафе за своим любимым столиком – у окна. Её взгляд ловит движение у входной двери. Сердце Найды замирает. А вдруг?

У него прямая спина, размеренные движения и какой-то очень самоуверенный затылок.

Он берёт стакан со своим напитком, поворачивается и идёт к свободному столику. Тёмные глаза, нос с горбинкой, резкая линия губ.

Их взгляды встречаются. “Дзинь-бом!” – звенит в воздухе.

Это очень важный момент. Раз секунда, два секунда, три… шестьдесят… Для Найды это знак. Она встаёт и идёт к нему.

Теперь они пара. На неделю. Найда никогда не была ни с кем больше недели. Таковы правила.

– Авдей!.. – мечтательно произносит она его имя и повторяет ещё раз: – Авдей… значит – Раб Божий…

– Расскажи мне о своих снах! – просит она его.

И он рассказывает.

Она слушает и вяжет шарф – шарф из его снов.

Когда знаешь, что у тебя всего семь дней, нет никаких претензий и ожиданий, не нужно ни к чему цепляться. За неделю не может развиться настоящая привязанность. Но вместе с этим возникает необыкновенная глубина. Необыкновенная! Всего неделя или целая неделя?.. Секунда или вечность?

Она вяжет шарф, не глядя на спицы. Она смотрит на него. Сегодня седьмой день. Ей обязательно надо на него смотреть, чтобы не забыть, кто он.

Может ли это счастье длиться? Может ли он стать исключением из правил?

Авдей берет её лицо в свои руки и целует в губы. Её зрачки расширяются. “А вдруг?..” – думает она.

– Мы с тобой навсегда? – Авдей излучает сияние.

Она улыбается.

Потом одна петля случайно соскальзывает со спицы и Найда переводит взгляд на шарф.

– Каким удивительным вышел в этот раз узор! – говорит она. – Каким восхитительно-небесным!..

Она не может оторваться от узора и взволнованно перебирает шарф пальцами. Раз секунда, два секунда, три… шестьдесят…

– Навсегда? – переспрашивает Авдей, но она его не слышит.

Он касается её плеча.

Найда поднимает голову и Авдей замирает так, как замирали все, кто был до него. Найда его уже не помнит.

Авдей не успевает вскрикнуть. Его кости хрустят у неё на зубах. Раз секунда, два секунда… Секунда или вечность?

Найда делает последний взмах спицами и идёт, открывает кладовку. Там лежат похожие шарфы – каждый хорош по-своему и абсолютно неповторим! Она гладит свой живот. Живот ещё маленький, но Найда знает, что скоро он начнёт расти, скоро она услышит биение маленького сердца. Она также знает, что потом они расстанутся – до новой встречи.

А шарфы… Шарфы она отдаст детям-сиротам.

Потому что в этом мире ещё слишком много, слишком много детей-сирот.