Вакуум

“Утро тонуло в сиреневом свете. И кузнечики уже натягивали струны на крохотных скрипочках, чтобы начать свой неповторимый, фантастический концерт…”

Впрочем, сейчас не утро, а вечер. И это я тону… Тону в луже крови, которая, пульсируя, вытекает из-под моих рёбер на холодную землю, смешиваясь с лепестками сирени. Ветки её кустов смыкаются над моей головой и в свете Луны выглядят, как очертания Млечного Пути. И запах! Этот её дурманящий, удушающий запах!

Зачем-то фраза про кузнечиков и утро крутится в голове. Пожалуй, я могла бы начать ей роман. Большой роман, который получил бы множество премий и был бы признан и любим читателями во всём мире. Роман, который мне уже не написать.

Он стал бы моим первым серьёзным произведением. Пока были какие-то задумки, наброски. Я много раз начинала, но потом откладывала. Будто мне чего-то не хватало. Возможно, хороших идей. Но эту историю… про утро и кузнечиков… Эту, мне кажется, я довела бы до конца.

– Помогите!.. – шепчу я, потому что кричать уже нет сил.

А, может, у меня есть шанс? Сейчас пройдёт кто-то мимо, увидит, как я лежу в кустах…

Однажды к моей матери – она была ещё подростком – подошла цыганка и сказала:

– Ты выйдешь замуж, родишь дочь, а когда ей будет шестнадцать, она исчезнет!

– Куда исчезнет? – спросила мать.

– Не знаю, – пожала плечами цыганка, – просто исчезнет, и всё.

Я узнала об этом в прошлом году, мне было пятнадцать. Мы с подругой сидели на кухне, пугая друг друга страшными историями, когда зашла мать и рассказала про цыганку.

С тех пор почти каждую ночь я выходила на балкон. Мне казалось, что исчезнуть я могу по одной причине – меня заберут инопланетяне. Я давно этого хотела.

“Они же опыты на людях ставят!” – боялась за меня подруга.

“Хуже, чем здесь, быть не может!” – парировала я.

Наверное, инопланетяне могут забирать людей откуда угодно, но с балкона, как мне казалось, всем было бы удобнее.

– Эй! Что вы там ковыряетесь? Забирайте! Ещё не поздно!

Впрочем, не знаю, хочу ли я жить после того, что со мной только что произошло. Такое навсегда остаётся внутри тебя, как бы ты его не пытался забыть.

Или, ладно, я бы ещё пожила… Слёзы! Мне нужно много слёз, чтобы через них вышла моя боль. Я пытаюсь заплакать, но не могу. И только кровь вытекает из меня, уводя за собой жизнь – капля за каплей.

Неужели? Кажется, я слышу чьи-то шаги и шуршание юбки!

– Помогите!..

Женщина проводит рукой по моей щеке. Рука у неё ледяная. Я не могу повернуть голову, чтобы её рассмотреть, но от неё веет арктической стужей. Вдруг меня озаряет страшная догадка. Я тихо спрашиваю:

– Ты Смерть?.._»

Она молчит. Потом ложится рядом, кладёт голову мне на плечо, обнимает и начинает мурлыкать колыбельную.

– Нет, нет, не хочу, не хочу! – я начинаю хныкать, как ребёнок, который капризничает, когда его укладывают спать.

– Закрывай глазки, – говорит она, видимо, решив мне подыграть, – уже пора.

Голос у неё хриплый, будто немного прокуренный, но очень приятный, глубокий. И такой… странный… ни мужской и ни женский.

Она обнимает меня крепче, отчего становится невыносимо тоскливо. Кажется, от неё не избавиться. Но я знаю, как оттянуть время.

– Ладно, – соглашаюсь я, – только расскажи мне историю!

– Историю? – удивляется она. – Какую ещё историю?

– Не знаю… Подходящую случаю! – требую я.

Она озадаченно молчит. Ха! Так-то! Пускай подумает!

Потом садится, откашливается и начинает рассказ. Её голос будто звучит во мне. Или это я звучу в нём? Но об этом некогда думать, я не хочу пропустить ни слова из рассказа – мне нравится его название…

Зов Венеры

– Вон, это я! – говорит Венера, показывая пальцем на яркую точку в небе.

Сумерки только опустились на землю, и Венеру – ту, что на небе, видно особенно хорошо.

– Но скоро я исчезну… – зловещим шёпотом говорит Венера. – До утра…

Её собственные черты начинают медленно таять в сгущающейся темноте. Гуля хватает ускользающую подругу за плечо. Они хихикают так, как могут хихикать только девочки-подростки – с видом заговорщиков, раскрывших все тайны мира.

Венера – худенькая, высокая, с тёмной гривой волос, и раскосыми чёрными глазами. Гуля – полная, низкая, голубоглазая блондинка. В классе их зовут “Дон Кихот и Санчо Панса”.

Это их первый поход в лес – с палатками, полевой кухней, разговорами, играми, тайно выпитым вином и щекочущими ноздри ожиданиями.

В лесу они не одни: с ними группа одноклассников и несколько взрослых – учителя и волонтёры из родителей.

– Думаешь, он меня сегодня заметит? – с надеждой спрашивает Гуля.

Она влюблена в одного мальчика, но пока безответно.

Венера вскидывает голову:

– Пусть только попробует не заметить! – и грозит кулаком.

Они опять хихикают и, обнявшись, идут в сторону голосов и яркого пятна костра.

Ночью Венера просыпается от длинного, протяжного воя.

“Волк? – Венера беспокойно приподнимается на локте. – Собака?..”

В темноте палатки она пытается всмотреться в лицо подруги. Но та безмятежно спит.

– Ты слышала вой? – спрашивает Венера Гулю наутро.

Та отрицательно мотает головой.

И никто ничего не слышал.

– Это было только для тебя… – загробным голосом говорит Гуля и закатывает глаза.

Потом она смеётся. Венера тоже смеётся, но в её груди, под рёбрами, застыла мрачная тучка.

После обеда они вдвоём идут на прогулку.

– Не отходите далеко! – просит их учительница.

Они кивают с видом примерных девочек.

– Давай спрячемся, чтоб нас никто-никто не нашёл! – предлагает Венера.

– Зачем? – удивляется Гуля.

– Не знаю… – пожимает плечами Венера. – Иногда мне хочется уйти в неизвестном направлении и начать всё с начала, с полного нуля… А потом, может быть, вернуться, но уже совсем старой… чтобы увидеть, как сложилась судьба тех, кого я когда-то знала…

– Мы и так в самом начале, практически у нуля, – произносит Гуля каким-то взрослым голосом. – У нас вся жизнь впереди!

– А вдруг где-то есть моя другая – непрожитая, неведомая жизнь? И там я нужнее себе, чем здесь? – говорит Венера.

– Скажешь тоже! – опять как-то по-взрослому смеётся Гуля.

– Как ты думаешь, где мы будем пять лет спустя, десять, двадцать?.. – задумчиво шепчет Венера.

– Здесь, на Земле! – уверенно отвечает Гуля. – Я стану известным микробиологом и спасу человечество от страшного вируса, а ты… ты станешь…

Гуля смотрит в глаза подруге и видит там что-то, чего не было раньше.

– А я стану великим лазельщиком по деревьям! – весело смеётся Венера и, ловко перебирая руками и ногами, забирается почти на самую верхушку дерева.

Гуля прижимает руки к груди – ей немного страшно.

Послеполуденное солнце заливает лес своими лучами, наполняя воздух тревожным томлением.

Венера изображает капитана корабля, вглядывающегося в морскую даль.

– Ну, что там видно? – кричит ей Гуля снизу.

– Жизнь!.. – кричит ей Венера сверху немного помедлив. – Жизнь без конца и без края!

Гуля достаёт телефон и фотографирует подругу.

– Главное, чтоб мои это не увидели! – смеётся Венера. – А то мне влетит!

Она слезает с дерева, достаёт свой телефон и просит Гулю сфотографировать её, сидящей на пне. Потом пытается отправить сообщение родителям: “Я в лесу, у меня всё нормально”. Связь плохая, но сообщение вроде бы проходит.

Ночью опять раздаётся вой.

– Это только для меня… – тихо шепчет Венера и лежит в темноте, вслушиваясь в протяжную мелодию, пытаясь понять её смысл.

Весь следующий день идёт дождь. Венера раздражительна, отвечает невпопад, ругается с Гулей из-за ерунды, они не разговаривают, дуются друг на друга.

К вечеру дождь утихает. Девочки мирятся и засыпают, крепко обнявшись.

Наутро спальный мешок Венеры пуст. Все её вещи, включая телефон – на месте. Сначала Гуля думает, что она ушла проветриться, “прочистить голову”, как любит говорить Венера, но её сердце сжимается в тоскливом предчувствии. Она сообщает о пропаже Венеры учителю.

Один из родителей-волонтёров оказывается опытным следопытом. Он просит всех оставаться на своих местах, берет с собой только Гулю, просит её держаться строго позади него, идёт к палатке девочек, находит свежие следы Венеры.

– Какое счастье, что ночью не было дождя! – говорит он.

Следы хорошо видны на размокшей почве. Они ведут его к дереву, на которое…

– На которое она залезала позавчера… – говорит Гуля и с надеждой смотрит наверх.

Но на дереве никого нет. Кроме муравьёв, которые ползают по его стволу туда-сюда. Возле дерева следы обрываются.

– Такого не может быть, не может быть… – бормочет родитель-волонтёр и кружит, как гончая, вокруг.

Он осматривает соседние кусты и тропинки – ничего. Ни сломанной веточки, ни единого отпечатка.

– Её похитил маньяк, утащили волки, разорвал медведь! – Гуля закрывает лицо руками.

– Тогда были бы следы другого человека, волков, или медведя, а их нет! – растерянно оглядывается родитель-волонтёр, и руки его дрожат. – Кроме Венеры этой ночью здесь были только два бурундука, три птицы и белка…

И он зачем-то повторяет ещё раз:

– Два бурундука, три птицы и белка…

– Венераааа!.. Венеееера!.. – раздаются голоса в лесу тут и там. Целый день её ищут, на место прибыла полиция.

Но всё безрезультатно – нет ни тела, ни следов, ни намёка на то, что на самом деле произошло.

Гуля плачет, долго и безутешно плачет. Она клянётся, что никогда не забудет подругу.

Родители Венеры моментально стареют, превращаясь из молодых ещё людей в печальные тени. Каждый год они приезжают в лес в тот самый день и сажают под тем самым деревом цветы.

– Я тогда не хотел, чтоб она ехала! – вспоминает отец и бьёт по стволу кулаком.

А мать вспоминает, как, через три дня после исчезновения, с телефона Венеры пришло сообщение: “Я в лесу, у меня всё нормально”, и гладит дерево, смотрит на его крону сквозь пелену слёз.

Много лет спустя старенькая Гуля, которая не спасла мир, но прожила полную, хорошую жизнь, выходит рано утром на балкон. Она замечает в небе яркую точку. Гуля вглядывается в неё, пока та ещё не исчезла в дневной синеве.

Откуда-то издалека доносится протяжный вой собаки.

Гуля понимающе улыбается и прижимает руки к груди.

– Это только для меня… – шепчет она. – Только для меня…