В тени над затмением

День, когда Сатурн улыбнулся в ответ

Экстренное собрание узкого круга Бао решил провести в закрытом складе, куда доступ был строго ограничен. Из левых присутствующих был только Тайлер. Леклерк, переступая порог титановой двери, скрытой за треугольными дверями шлюза в дальней секции стыковочного модуля, поднял руку, приветствуя ожидавших его инженеров.

— Чёрт, они послали сигнал.

— Я знаю, — подтвердил программист слова Бао. — Это не входило в планы, но всё же…

— Следовало держать в уме такую возможность, — следящий за безопасностью поднял вверх свою имплантированную руку, покрытую сгибающимися механизмами.

— Уже поздно гадать. Это был лишь образ. Геометрическая фигура в форме многогранника. Что-то вроде девятиконечной звезды. Несущественное действие.

— О чём вы?

— Павил и Камил, находясь на пауке, направили антенну аппарата на объект, переслав ему цифровые данные. Картинку, грубо говоря.

— Вот как? — Тайлер почесал волосы.

Все трое обступили поднятый интерактивный стол, подключенный проводами к общей системе станции. На поверхности стола вращалась трёхмерная модель пулеподобной вещи, выполненной из прозрачных красных пересечений в разрезе. Под трёхмерной голограммой, на зеркале, лежали настоящие технические детали, кусков проводника, фольги и изоленты. Большую часть поверхности стекла кто-то исписал зелёным маркером, нанеся инструкции и заметки.

— Это сугубо моя идея, — первый выступил Бао. — Но Тайлер согласился мне помочь.

— Не знаю, как другие к ней отнесутся, если честно.

— Хорошо, — Леклерк кивнул. — Выкладывай.

— Это было нападение.

— Это не доказано.

— Допустим, — Бао провёл рукой по стеклянной поверхности стола. Он склонился над ним, изучая выведенные характеристики. — Но моя версия имеет все весомые основания считаться верной. Ты знаешь, о чём я говорю. Поэтому, мы должны перестраховаться. Мы несём ответственность не только за себя и эту, — Бао осмотрел помещение, — эту станцию. Этот объект, эта «коробка с крыльями» как дикий зверь. Когда-то я жил в достаточно отстранённой от остального человечества местности. Со мной соседствовали дикие животные. Безопасные, по большой части. Но они не переставали быть дикими. Их не приручишь и не вразумишь. Понимаете? — он заговорщики посмотрел на присутствующих. — Я не хочу говорить что-то избитое, поэтому подведу свою мысль максимально прямо — нам нужно оружие. Если не для защиты, то для ответного действия.

— Мы не военная станция, — Леклерк развёл руками. — У нас нет оружия. И не уверен, что сейчас в солнечной системе хоть что-то подобное функционирует.

— Нам нужно кинетическое оружие, — уточнил Бао.

— Нам бы быть поосторожнее, — заметил Тайлер. Он уперся руками в серые алюминиевые слои, покрывающие периметр стола. — За такое могут и наказать. Если узнают.

— Они и так всё знают, — ответил Леклерк. Он сосредоточил своё зрение на фигуре, вращающейся над столом. — Это то, о чём я думаю?

— Не хотел посвящать в курс дело остальных, — Бао кивнул.

— Но они должны знать, — Тайлер вытянул руку, ожидая согласия.

— Тайлер, друг, — Леклерк смягчил голос. — У нас никто ничего не скрывает. И никто ничего не будет скрывать. Остальные будут посвящены в курс дела сразу же, как только мы закончим здешнюю дискуссию.

— Просто я не хочу слушать порицательные выкрики Аманды, — лицо Бао скривилось. — Ладно. Приступим. Это своеобразная, автономная динамо-машина.

— Динамо-торпеда, — поправил Тайлер.

— Она работает от сохранения момента импульса. В прямом смысле, — Бао растянул руками изображение. — Внутри встроен маленький атомный реактор с активной зоной, но не конвертирующий электрическую энергию. Он вторичен. Главное — это ротор, — он указал на скрученную спираль. — Мы знаем, что при подлёте к Сатурну в текущей момент вся тяжёлая электроника выходит из строя. Поэтому, мы использовали минимализм. Здесь лишь главенствующие системы, вроде линейного, двухзадачного компьютера с минимум памяти. Любая другая аппаратура либо будет требовать лучшего экранирования, либо чувствительна к быстронарастающему разгону, и, в конечном итоге, всё равно подвержена внешнему влиянию. Это главное, что требовалось учесть. Поэтому, когда двигатель заглохнет, а изначальная тяга у него будет осуществляться от водородного двигателя внутреннего сгорания, энергия вращения ротора, раскрученного заранее от самого движения, конвертируется из кинетической в электрическую. Энергия ротора перезапустит компьютера, а он вновь запусти автоматику ядерного двигателя. Конечно, ротор, изначально, будет вращаться по инерции после получения импульса, но когда он передаст кинетическую энергию, через момент силы, естественно, то вращение замедлится. Когда запустится двигатель, то активная зона вновь передаст угловой момент на ротор.

— Звучит, как вечный двигатель, — заметил Леклерк.

— Как кастрированный вечный двигатель. И он вечен пока активная зона выделяет тепло. В итоге торпеда будет работать с перегрузками, но работать. Такая система способна на быстрый набор ускорения. Разгонится до ста тысяч километров в час за минут пять. Четыре перепада управления.

— Активная зона?

— Да. Это резервуар для атомной детонации, — Бао согнул два пальца, проникая внутрь модели торпеды, проходя прозрачный слой за слоем, пока не остановился на реакторе, в котором отсутствовали поглотители. — Как только системы даст волю свободным нейтронам, остановить процесс уже будет невозможно. Из-за внутреннего тепла каркас реактора начнёт плавится. Компьютер ещё будет работать, находят ближе к внешнему слою динамо-торпеды. Но раньше процесс достигнет водородного ДВСа, и тогда… — он посмотрел на Леклерка.

— А радиус поражения?

— Несколько километров, включая эпицентр. Сфера плазмы. Торпеда рассчитана на прямое попадание. Ротор будет перезапускать компьютер, чтобы тот корректировал полёт торпеды. Предполагаю, что однопроцессорный навигатор проложит путь через кольцо, используя его гравитацию для манёвра. И ещё. Компьютер нужно запускать, чтобы он хоть как-то следил за смещением активной зоны.

— Это логично, — Леклерк кивнул. — Но конструкция не выглядит, как бы сказать, военной, — он вытянул руку, останавливая возражения. — Я понимаю. Это самодельный объект. Но если так получится, что мы сначала решим пустить торпеду, а затем, — Леклерк перевернул руку в обратную сторону, — мы передумаем. За сколько торпеда доберётся до цели. Потому что, это очень серьёзное решение.

— Зависит от положения объекта. Если он будет на дневной стороне, то минут тринадцать. Плюс-минус три минуты на перехват. Стоит развить скорость до минимум двухсот семидесяти тысяч километров в час, а это, как мне видится, возможно только после пересечения кольца D. Торпеда использует минимальную массу для гравитационного манёвра, и запустит сама себя наведённым курсом на перехват. Учитывая, что вся масса кольца составляет четыре десятых массы Мимаса, а плотность кольца А тридцать восемь сотых кубических километра на секунду в минус второй степени и кольца С шесть тысячных километра в кубе на секунду в минус второй степени, высчитывает коэффициент для пересечения колец D и С, используя пропасть Кассини, на которую влияет гравитационное воздействие Мимаса, — Бао закрыл свои маленькие глаза, проводя расчёты в уме, — то торпеда сможет получить дополнительное ускорение в районе…

— Бао.

— Да. Есть функция сброса настроек у компьютера. У компьютера, как можно было догадаться, всего две настройки.

— Этот процесс дистанционный?

— Относительно, — Бао посмотрел на Тайлера.

— Зависит от мощности сигнала, — тот почесал затылок. — Антенна-приёмник может получить повреждения во время полёта. Не предполагается её особо защищать. К тому же, сам компьютер подвержен дефектам, пересекая орбиту Пана. А теперь, возможно, и Эпимитея. Он может просто не принять сигнал. Стоит учесть орбитальный резонанс между кольцами и в самих кольцах, как возможное отражение или искажение сигнала, но такие действия зависят от мощности сигнала. Но код сброса настроек действительно есть. Это как древний модем — если перейти по адресу, то можно залезть внутрь, но это программная часть, а не механическая, как у настольных часов, когда приходится…

— Я понял. Значит, это, в большей степени, ракета в один конец? — Леклерк склонил голову.

— Я так её и планировал, — подтвердил Бао.

— Что ж. Я надеюсь, что нам не придётся ею воспользоваться, — Леклерк посмотрел на инженера, но не нашёл поддержки в его ответном взгляде.

Камил стянул перчатку с руки. Всё ещё ощущался дискомфорт, заставлявший его потеть и испытывать жажду. Кожный зуд отступал, но рука всё ещё чесалась.

— Как рука?

— Всё ещё щекотно. Как проснусь, так сразу желудочный сок ко рту подступает. Хорошо, что когда дохожу до туалета, желудок успокаивается.

— Главное, что ты жив, — Генералиссимус поправил воротничок своей белой рубашки. Пуговицы сидели как вшитые внутрь одежды.

— Знаешь, я теперь по-другому отношусь к жизни, — Камил взглянул на Генералиссимуса, сидящего на противоположной стороне машины. За его спиной в стекле проплывал город. — Теперь я понимаю, что значит ценить то, что имеешь.

Автомобильный жук проезжал вдоль ограничительных бордюров, тянущихся вдоль пешеходного тротуара. Его колёса, работающие от тела аккумулятора, котились по гладкой поверхности серого асфальта, залитого в городское основание. Старая, белая разметка, нанесённая на асфальт, разделяющая проезжу часть на дорожные полосы, отсвечивалась пунктирными линиями за стеклом окна автомобиля. В пунктирных линиях Камил видел кольца Сатурна. Со своими щелями, разрывами и переходами.

— На Янусе было легче смериться с неотвратимостью конца. Всё казалось таким моментальным. Бам-с, — Камил щёлкнул пальцами. Вышло не очень уверенно. — Даже не было времени подумать. Я рассчитал свои шансы на выживание, само собой. Лишь ошибка в расчётах Андана, ошибка в траектории груза, могла меня спасти. Но они не ошиблись. И я совсем потерял себя. Как неразумное животное я цеплялся за этот шанс, хоть и понимал, что шансов выжить у меня не так и много. Ты знаешь Бао?

— Мы ведь про Бао с СНТС?

— Да. Так вот, — Камил провёл рукой. Ощущалась она как в воде. — Когда я осознал, что всё ещё жив, там, уже летя в Сатурн, у меня появилось время подумать. По-настоящему. Задуматься. Уже ничего не зависело от меня. Просто понимаешь и ждёшь. Я думал о цели нашего существования. Зачем мы здесь?

— Серьёзно, Камил?

— В чём наше предназначение? Банально, ведь так? Ты это хочешь сказать? Ну же, скажи, если не терпится.

Генералиссимус промолчал.

— Давно, ещё в университете Компании, я читал Игана. Увлекался твёрдой научной фантастикой. Так вот, у австралийца был роман. Небольшой, как Иган и любил. «Карантин» назывался. Читал?

Генералиссимус покачал головой. Один жилой дом сменялся другим за его спиной. Одноэтажный, двухэтажный, со смешенной планировкой, с двумя балконами и без. В каждом из них Камил видел вселенскую уникальность.

— Там людей поместили в карантин. Накрыли всю солнечную систему пузырём. Со всякой релятивистской ерундой в придачу.

— Пузырь был оболочкой горизонта события чёрной дыры?

— А чёрт его знает. Но когда они пытались достичь пузыря, время рассинхронизировалось для наблюдателя. Объекты на подлёте к пузырю замедлялись в своей собственной системе отчёта. Но это не суть книги. Суть в идеи. Идеи. О, да. Они правят нами. Нашими жизнями. Решают, к какой школе философии мы примкнем, когда поумнеем. И персонажи «Карантина» думают, зачем их накрыли пузырём? Дело ли в наблюдателе? Антропный принцип. «Вселенная именно такая, какой мы и должны её наблюдать». Не больше. Не меньше.

— Как суперпозиция в квантовой физике? Бесконечное число вариаций состояния?

— Бинго. Они считают, что человек посмотрел на вселенную и изменил её под себя, сам того не осознавая. Вот такая суперспособность. А существовал кто-то ещё, помимо человека, конечно же, кто жил в этой суперпозиции. В бесконечном многообразии себя. Любые формы. Лишь дай фантазии развернуться, — Камил махнул рукой. — Так зачем же мы появились? Чтобы смотреть на вселенную? Прекратить её изменение? И мы ведь прибыли к Сатурну за этой же целью: чтобы изучить другой разум, — Камил стукнул пальцем по виску. Мягкая пластмасса девайса пощекотала подушечку пальца. — Какое его предназначение?

— Может он и не разум, — пожал плечами Генералиссимус.

— Нет, он точно разум. Я в этом уверен. Он смотрит на нас. Наверное, не так, как мы. Не двумя глазами, — Камил дотянулся пальцами руки до глаз, оттягивая пальцы всё дальше и дальше. — Не в перспективу сводит две линии. Но он смотрит на нас. Он любопытен, как думаешь? Я вот не знаю. И думает ли он о своём месте во вселенной? Может, это он смотрит на нас и меняет нас?

— Камил, вижу, ты идёшь на поправление.

— У персонажей «Карантина» действительно была цель. Цель бытия. А у нас какая? — Камил опустил руки. — Всё бессмысленно. Это исследование… блеф. Чёрные дыры… Вздор… Может, и не было никаких дыр, пока мы не посмотрели на эту коробку? Эффект наблюдателя.

— Бессмысленно? К такому заключению ты пришёл, пока путешествовал вокруг Сатурна?

— Я и сам не знаю. Я просто не хотел умирать. Что, если я умру, то умрёт и вселенная?

— Камил, друг, ты просто пережил потрясение. У тебя был стресс. Такое с каждым бывает, — Генералиссимус потянулся, кладя руку на плечо физика.

— Я просто не хотел умирать. Тогда, на Янусе, пока пытался добраться до Паука, я сказал Леклерку, что хочу знать ответ. Но не осознавал, насколько сильно я этого хочу. Я хочу знать ответы! Этот объект, артефакт… он ведь помог мне. Ты ведь видел отчёт. Он коллапсировал пространство не далеко от меня, чтобы меня нашли. Они нашли меня по гравитационной линзе, градиентом направленной к Андану.

— Это могло бы совпадение.

— Я смотрел на него. Одним глазом. Тогда. Он пролетал подо мной. Там, над проклятым Сатурном. И он посмотрел в ответ. Я уверен в этом. Совпадение? — усмехнулся Камил. — У этого технаря, Бао, была идея. Он считает себя неким хорошим математиком.

— А это правда? — улыбнулся Генералиссимус, приободряя беднягу Камила.

— А мне откуда знать? — Камил тихо рассмеялся. — Что-то типа научной религии. Проценты и хаос. Он параноик и считает, что не существует систем, которым можно было бы просчитать. Его правда, я согласен. Так какой же шанс, что чёрная дыра образуется и умрёт в той области пустого места, где я дрейфовал? Я… я чувствую, что здесь есть связь. Она должна быть. И я хочу знать ответ…

Стеклянный купол города заливал дождь. Капли, сбивающиеся в ручейки, растекались по его обтекающей поверхности. Они, как трещины в земле, убегали куда-то вдаль, туда, где купол уходил в землю, далеко на горизонте. Серые тучи затянули собой всё небо. Раз в минуту небо освещалось вспышкой молнии, и раскаты грома приглушённо достигали земли. Камил смотрел на это великолепие через открытую крышу автомобиля, гадая, может ли он определить области повышенного электрического пробоя, ориентируясь только по пробегающей в небе вспышке. Отважные дирижабли, управляемые системами, продолжали, как ни в чём не бывало, своё безбрежное движение, не боясь природных капризов. Стекающую с них воду подбирал шальной ветер, сдувая прочь.

— Есть ли смысл спрашивать природу, почему она такая? — Контрастируя с агрессивными климатическими условиями за куполом, здесь, под ним, деревья оставались в покое. Ничего не ворошило их ветки, норовя сорвать листья, вырвать их с корнями и повалить на землю. Люди, одетые в летнюю одежду, преимущественно шорты, юбки и майки, шли по тротуару, лежали на лужайках своих домов или сидели на подвешенных качелях-диванах, занимаясь своим делом. Никого не интересовало то, что происходило над головой. Разве что редких зевак, по какой-то причине решившись всё же глянуть вверх.

— Ты о чём? — Генералиссимус отвлёкся от девайса, в котором, наверняка, читал новости или чатился. — А! Ты о ефремовском инферно?

— В жопу инферно. Я принял этот мир таким, каким он есть. Вселенную и прочую ерунду.

— Нет, так не пойдёт, — отрезал руками Генералиссимус. — Мы должны разобраться с Ками. И, вообще, ты хочешь знать ответы или нет? Не пойму никак.

— Хочу. Но я боюсь, — Камил задумался. — Ками, значит? Такое имя дали объекту инфополюс? Интересно…

— Чего же ты боишься? Что нас всех засосёт в чёрную дыру?

— Нет. Боюсь, что они окажутся бессмысленными. У нас есть формулы, константы, алгоритмы — в этом я разбираюсь и понимаю. Но разум? Я боюсь, что Павил прав. Что всё исследование бессмысленно. Контакт невозможен. Хотя и так близок. Это, похоже, будто ты карабкаешься по стене, в надежде достичь её конца и перелезть, но, достигая конца, сталкиваешься с потолком. И как бы ты сильно головой не бился в потолок — тебе его не пробить.

— Протоника, да? — Протянул Генералиссимус. — Интересное название. Я прочёт отчёт.

Автомобиль с двухполосной, просёлочной дороги съехал на центральное шоссе, пролегающее через городскую центральную площадь. Вид за спиной Генералиссимуса сменился с жилых домов на урбанистический. Городские здания трёх и пяти этажей заполонили всё собой. Последнее напоминания об урбанизации двадцать первого века. Цепочка из гипермаркетов, складов, офисных зданий. Целые здания были отведены для серверных баз данных, забитых вычислительными мощностями, аппаратурой и техникой. Выпуклые зеркальные антенны и фазированные решётки облепляли каждые два метра таких зданий, напоминая об истории прогресса. Они и сами стали частью истории. Иногда здания сливались в одну длинную конструкцию, тянущуюся сотни метров. Иногда их разделяли парки, сады и одиноко стоящие антенны Кассегрена, высотой в пятьдесят метров. Антенны давно могли бы снести, утилизировать, разобрать за ненадобностью, ведь срок их эксплуатации вышел лет тридцать назад, но никто не решался.

— Красиво, правда? — Генералиссимус улыбнулся. — Видал их ранее?

— Только на картинке.

— Они уже как памятник. Каждый раз напоминают мне, зачем мы этим занимаемся. Памятник нашим достижениям. Как и прибрежные маяки. Ты хотел знать, зачем мы здесь? Выживать. Вот смотрю я на эти Кассегрены и думаю, как люди жили раньше. Лет сто-двести назад. И понимаю, что нельзя останавливаться. Не посчитай меня ускоряющимся. У них свои тараканы в голове. Цифровые тараканы, но всё же. Вот ты рассказываешь про бессмысленность, про вероятность любого исхода. А теперь вспомни, зачем мы возвели эти колоссы. Кассегренки, магнитные ускорители вокруг лифтов и технических зданий, радиомагнитную систему на полюсах? Потому что существует шанс, что не завтра, но лет через пятьдесят магнитные полюса Земли окончательно сойдут с ума и займут перпендикулярное положение нынешним. И что тогда? Камил, посмотри на свои расчёты. Протоника. Это удивительное открытие, оно может помочь нам всем. Протонный парус, чёрт возьми. Мы сможем разогнаться быстрее десяти световых, если, конечно, поймём, как это всё работает. Ты уже не зря туда слетал. И когда ты говоришь, что всё бессмысленно, но при этом уверяешь, что принял жизнь такой, какая она есть, то извини, это полная бессмыслица.

Генералиссимус пустил пальцы в свои густые волосы, заглаживая их на затылок. Камил видел, как тот злится, как набухает вена на лбу. В какой-то момент он просто устал от диалога. Далеко на востоке, в непросветных серых облаках, закрывших собой небо, сверкнула белой вспышкой молния.

— Ты ведь не хотел умирать. Сам говоришь. Вот и всё человечество не хочет столкнуться с такой проблемой. Посмотри на людей за спиной. Они хотят просыпаться, чувствуя себя в безопасности, зная, что выйдя на улицу, они не подвергнуться опасности, как австралопитек на минном поле бытия саванны. И ты был такой же, как и они. Не задумывался, пока тебя это не коснулось. Так что не заливай мне, что всё, что мы делаем — бессмыслица.

— Я такого не говорил.

— Но когда речь зашла об исследовании артефакта…

— Только о нём шла речь.

— … ты сказал про бессмысленность исследования. В нашем деле нет бессмысленности. Мы обязаны проверить любую возможность. На наличие выгоды. Или на наличие опасности.

— Я… — Камил развёл руками.

— Тебе просто нечего сказать, но очень хочется. Вот ты и сидишь и достаёшь меня. Думал, что только твои размышления являются единственно верными и правильными?

— В общем-то, нет.

— Вот и славно.

Они замолчали, погрузившись в свои собственные размышления. Смотря на серые облака, Камил пытался экстраполировать, что будет, если чёрная дыра, пуская и миллископическая, появится в атмосфере, скажем, ниже линии Кармана. Её силы и взаимодействия будет достаточно, чтобы породить смерч, ведь разреженные воздушные потоки, под действием перепада давления, закрутятся в спираль получив импульс, сносящий всё на своём пути. Купол, без сомнений, устоит, но даже после того, как смерч распадётся, его нагонит следующий поток воздуха, движимый силами Кориолиса, образуя сильный циклон, центром пониженного давления которого будет остаточная воронка смерча, градиентом зависая над городом. Придётся «расстреливать» циклон с орбиты, используя запрещенную военную технику, законсервированную полвека назад. Но это лишь незначительное неудобство, на фоне того, что гамма излучение и рентгеновские лучи пройдут купол, достигая мирных жителей на земле. Каждый из живущих здесь поглотит одну четвёртую дозы Камила, ведь большая часть поглотится атмосферой. И всё равно последствия будут катастрофичны. Поглощённая атмосферой энергия сместиться к полюсам. Конечно, всё зависит от энергии электронвольт, но…

А если не одна миллископическая чёрная дыра? Есть причина, почему, порождаемые там, у Сатурна, чёрные дыры имеют строго оговоренный радиус. На пару сантиметров больше и гравитационный колодец, порождённый массой, повлияет на орбиту Сатурна, сместив его на несколько углов. Сместиться Сатурн — сместятся все его спутники. Сместится Уран. Как только Юпитер и Сатурн разойдутся на достаточное расстояние — изменение коснётся и Земле. Возможно, даже не орбиту, не эксцентриситет планеты, а всего-навсего её угол наклона земной оси по отношению к Солнцу. Изменятся и лунные приливы. Возможно, спутник ускорит своё неминуемое отдаление. В раз десять. И дело не в цунами, накрывающих мировые берега и уносящие сушу под морскую воду. Температура на Земле опустится на градусов пять. Температура тихого и атлантического океана — ниже минус четырёх по Цельсию, что повлияет и на гольфстрим. Начнётся новый ледниковый период, раньше предполагаемого срока, и продлится тысячи лет.

Впрочем, всё будет гораздо проще. Земля — не Сатурн. Она состоит из твёрдого материала, а не водородного газа. Появись здесь, сейчас, реальная миллископическая чёрная дыра, и земная поверхность покроется трещинами, из которых польётся тектоническая магма. Литоплиты начнут своё движение.

Камил не мог решить, какой из двух вариантов был хуже. Гипотетические, без реальных оснований появления, они оставались теми самыми одной миллиардной миллиардов процента Бао. Чистейшая паранойя, не способная найти от себя лекарство в рамках классической психологии. И невозможно провести чёткую грань между таким несущественным шансом и классическим «орёл-или-решка».

Чем ближе автомобиль подъезжал к центру города, минуя плотно построенные здания, собранные словно кубики конструктора, тем больше в воздушном пространстве купола появлялось летающих панелей экранов, оттянутые в форме паруса, сделанного из лёгких материалов пластика, полимеров и органических светодиодов. На экранах, разноцветной палитрой, в разных цветовых оформлениях, переливались реклама, новости, обзоры новинок, самые популярные стримы, включающие как игровые, так и ведущиеся из космоса, с задержкой в несколько часов. Экраны медленно маневрировали на вращающихся лопастях, как у коптеров, под прозрачным куполом, резко контрастируя с серым небом. Сам купол возвышался неровными градиентами, максимально достигавшими пятьсот тридцать метров в высоту. Если смотреть на купол изнутри, то неровность, идущая длинными волнами, была незаметна, и казалось прямой, лишь вдалеке загибаясь внутрь. Но снаружи всё это выглядело так, будто кто-то накрыл города Земли прозрачной, стеклянной крышкой, перед этим смачно деформировав её. Как описания боровского радиуса и кристалла. В общем, сюрреалистичная картина для непосвященного.

Но всё это не шло в сравнение с технологиями дополнительной реальности, оплетавших города под куполами. Да, АэР-технологией массового пренебрегали, повсеместно считая, что её новаторство ушло в прошлое, как никого больше повсеместно не интересовал двигатель внутреннего сгорания, работающий на переработанных природных элементах, или жёсткие диски, для которых в мире не нашлось бы и считывателя. «Утраченная технология». Иногда так шутили. Но дополнительная реальность все ещё здесь. Они никуда не исчезла. И Камилу стоило лишь моргнуть, чтобы девайс окунул его в удивительный мир абстракции. Количество «плавающей» под куполом информации увеличилось десятикратно. Системы регуляции было либо деактивированы, либо выключены годы назад, и количество спама, забивающего кругозор, было невероятным, выходя за любые рамки норм и приличия. Можно было смело сказать, что до шестидесяти процентов видимого интерфейса пропадало в потоках разной степени нужности и интересности данных. Как ярлыки, установленные на всей площади рабочего экрана у обычного компьютерного хикки двадцать первого века. Сотни картинок, анимации, видео и аудио файлы, трёхмерных моделей и двумерных ярлыков, ведущих на другие ссылки на другие ссылки на другие ссылки и так до бесконечности, словно фракталы в рекурсии. Вырванные из базы данных унипедии и инфополюса страницы, брошенные как кусок бумаги на ветер, отсылающие к историческим событиям. Модели памятников и статуй, посвящённых знаменитым личностям. Бесконечные нарезки лучших кадров истории телевидения, пущенных в повторе.

— И как здесь можно что-то понять.

— Что? — Генералиссимус удивлённо приподнял бровь.

— АэРка.

— Аэрка?

— Так на Андане мы называли технологию дополнительной реальности.

— А, — протянул генералиссимус. — AR-технологии. Ну да, а ты просортируй весь мусор в облаке.

Облачная технология в прямом смысле стала облачной, вынеся физические сервера за пределы оболочки жёстких накопителей. Предки ускоряющихся использовали магнитные поля планеты, чтобы распространять силу дополнительной реальности, избегая проводников и схем. Они просто транслировали свою реальность сюда — под купол, пока не сбежали с потрохами на орбиту, в своё уютненький мирок. Как обычно и бывает, мусор за собой они убрать они забыли.

— Это не объясняет, почему здесь всё так засрано.

— Камил, ты давно в городах бывал?

— Если честно, то стараюсь избегать. Как и использование дополнительной реальности. А вас, городских, всё устраивает?

— Главное, что мусор не в реальности, не валяется вон под тем тротуаром, — Генералиссимус кивнул подбородком в сторону улицы. — И на том спасибо. А если ты про программы, которые, по идее, должны заниматься чисткой и устранением неполадок, то, насколько мне известно, не работают.

— Почему?

— В наши дни редко кто заглядывает сюда. Ну, то есть, туда, в мирок ускоряющихся. Мало кто интересуется, а Компания и подавно, — Генералиссимус пальцем указал на одну из экранных панелей, скрученных парусом в рулон. Здесь, в АэРе, от панели разрастались металлические ветви из составных частей, на конце которых открывалась в окнах трансляции, выполненные в рамке портала в другие измерения. В одном из порталов шла прямая трансляция с орбиты Венеры, показывающая вхождение комет. На этот портал и указывал генералиссимус. — Теперь понимаешь, на что я намекаю?

— Так точно.

— Я не программер, и Соф лучше тебе всё расскажет. К тому же, зачем нам облачные технологии, если у нас есть инфополюс? Где-то был счётчик, записывающий количество посетителей в день. Ну, тех, кто действительно погружается сейчас в дополнительную реальность. Тысячи три. Или пять. Не больше. Онлайн меньше чем у средней игры какой игровой библиотеки прошлого века. А сколько из этих тысяч последователей ускоряющихся? Короче, не популярно всё это теперь.

Камил кивнул. Он провёл рукой перед собой, скидывая весь экранный спам в угол, где тот поместился в корзину. Иронично, но какой-то процент всего спама относился к рекламе самой Компании. Теперь дополнительную реальность наполняли геометрические фигуры, твёрдо следующие евклидовым постулатам. Камил щелчком отправил одну из фигур в дальний полёт. Под куполом, словно немой город, повисли прямоугольники, напоминая архитектуру и небоскрёбы мегаполисов Америки прошлого столетия, только вверх головами. Своеобразная дань истории, ведь большинство небоскрёбов было снесено в том же веке. Проект оптимизации жилой площади Земли и, как итог, отказ от «муравейников» с последующим модифицированием урбанизации в сеть собранных мегагородов, выполненных в стиле посёлочного типа. Все сервера и базы ушли либо под землю, либо переместились на геосинхронные орбиты массивных тел.

— Генералиссимус.

— А?

— А правда, что у корпораций есть подводные города, как у атлантов.

— Кто такие атланты? — проговорил генералиссимус, скорее для голосового поиска по инфополюса, нежели для Камила.

— Были одни в мифологии. Под водой плавали.

— В Компании нет никаких атлантов.

— Да не атлантов, — Камил махнул рукой. — Есть ли у корпораций скрытые подводные объекты? Не просто подводные города, как Техно-Дали в бенгальском заливе.

— Насколько мне известно — нет. А чего ты спрашиваешь?

— Ну, у ускоряющихся есть свой мирок, скрытый от всех. Может и не только у них?

— Сначала тебя тянет на метафизику, вопрос бытия, затем на мусор ускоряющихся. Теперь вот, новое, атланты и скрытые подводные миры.

— А всё-таки…

Люди в городе были редким явлением. Чаще можно было заметить колонны автомобилей разной вместимости, развозивших как раз тех самых людей. Они, как змейка в тетрисе, виляли составными частыми между поворотами, рисуя разной сложности линии. В дополнительной реальности на внешних стенках автомобилей некий хитроумный программист нашил множество мест для наблюдателей, доступных по ссылкам. Теперь же всё это, являясь брошенным во времени, выглядело достаточно жалко, представляя из себя кучу бесформенных наростов. Как если бы дизайнер, годами орудующий бензопилой в целях подрихтовки куста, забил бы на куст, позволил тому свободно разрастись неостриженными лохмотьями во все стороны. И таких деталей было море. Океан, дрейфующий внутри виртуального облака. Камил вышел из полной дополнительной реальности города, вернув перед собой минимизированный интерфейс девайса. Буйный хаос красок и геометрических форм, полёта фантазии и воображения, сменился на реальные прямоугольные и квадратные постройки, над которыми, за стеклянным куполом, нависло серое небо, обтянутое тучами до горизонта.

Стая дронов, перевозящих и доставляющих грузы и покупки нуждающимся, пронеслась над автомобилем, привнеся в салон лёгкое дуновение образовавшейся турбулентности. Вообще, центр данного мегагорода, как и везде, был почти безлюден, оставленный на откуп автоматам и механизмам. Люди здесь бывали, но редко. Делать здесь, по сути, было нечего. Урбанизм сделал инверсию своего значения, переселяя людей в, так называемую, «зону обитания», позаимствованную у планетарных систем. Получалось, что основная масса жителей оцепляла центр города кольцом, как и у Сатурна. Дальше, ближе к периферии, посёлочное кольцо, состоящее из домов, теряло свою плотность. Но предполагалось, что в будущем, если не случится географической катастрофы, кольцо мегаполисов укрепится и там, образовав своеобразный радиус с пустым центром в городе, отданным для комплексов. На деле же было не всё так однозначно, а, возможно, и не радостно. Часть суши продолжит уходить под воду из-за повышения уровня воды в океанах, и городская периферия представляла из себя буферную зону: тот незаселённый участок суши, который не жалко потерять. Поэтому корпорации и были одержимы идеями вроде терраформации, чтобы в обозримом будущем вывезти как можно больше людей с Земли. Именно эта идея и поддерживала загибающихся терраформаторов. Как бы ни выкручивался Тайлер, но правда была прямо перед глазами Камила.

— Что там? — Камил кивком указал Генералиссимусу за спину.

Там, у огромного плавающего экрана, опустившегося к земле и повисшего двух метрах над ней, не помещаясь в пределы расчерченной дорожной разметки и пешеходных бордюров, сидели на проезжей части люди. Много людей. Кто-то сидел, подобрав под себя ноги; кто-то, стоя на коленях, склонился к земле в поклоне. Были и те, кто принёс раскладные и надувные стулья, удобно усевшись в ложе. Волонтёры в одинаковых белых майках разносили горячие напитки и еду находящимся здесь людям.

На экране, закрывавшим собой трёхэтажное здание из обнесённых гипсокартонном полимеров, Аманда рассказывала о жизни персонала Андана, попутно не забывая напоминать об артефакте. О том, зачем всё это и было организовано. Изображение знакомого Камилу пилота сменялось изображением «коробки с крыльями» и обратно. Трёхмерная фигура Аманды слегка выпирала из объёмного интерактивного экрана, обладая своими объёмом и глубиной. Камил не слышал аудио, но в нижней части экрана бежала текстовая аннотация, следовавшая беззвучным словам ведущей. Этот выпуск был посвящен… Камилу? На фоне скорректированного и отредактированного объекта, «коробки с крыльями», шло повествование о Камиле и его судьбе. Кадры разрушения Януса повергали в ужас. Повинуясь полученному импульсу, оторванные куски спутника, разбитые словно стекло, упавшее на землю, разлетались в разные стороны. Из-за изменения, Янус разваливался на куски. Камил наблюдал, как центральная трещина, оставленная вхождением снаряда, продолжает прокладывать себе путь сквозь ядро спутника. Из-за потери массы Янус начинал схождение со своей орбиты, но сперва дождётся рандеву с Эпиметеем, после чего через несколько недель его остатки, лишённые барицентра, окончательно сместятся к ближайшему кольцу, войдя в состав кольца А. Риторическое текстовое продолжение гласило, что Эпиметей, лишившийся брата спутник Сатурна, несколько следующих месяцев будет корректировать свою орбиту, и в итоге сместится на двести километров ближе к газовому гиганту, прекратив формирования новых линий кольца. Но об этом Камил и так уже знал.

— Ты знаменитость, Камил, — подбил дружески космонавта Генералиссимус.

— Что они делают? — сотни людей занимали несколько дорожных полос широченной магистрали. Автомобиль объезжал их стороной, медленно сворачивая при встрече с пешеходами. Всё движение застопорилось. Из-за множества препятствий, находящихся перед транспортом, системы машин рассчитали, что скорость следовало снизить. Так уж было принято, что главное на дороге — безопасность человека, даже если он идёт по проезжей части. На скорости двадцать километров в час, почти катясь по инерции, Камил наблюдал происходящее на экране, параллельно изучая реакцию людей. Их было несколько сотен, но не столпотворение. Свободного места вокруг сидящих было предостаточно.

— Поклоняются.

— Кому? — удивился Камил.

— Ну не тебе же, — усмехнулся Генералиссимус. — Артефакту. Кстати, ему дали имя. Неофициальное, но кого это волнует?

— И какое же? — риторически спросил Камил.

— Ками. Забавно?

— Даже думать не хочу, как так получилось.

— Идею подкинул ты. Пока ты путешествовал к Сатурну, многие в инфополюсе переживали за тебя. Назначить Аманду ответственной за блог было здравой идеей, — скрепя душой, выговорил Генералиссимус.

— Как всё до этого дошло? — на зависшем экране вновь появилась трансляцию полёта «коробки с крыльями», заходящей на дневную сторону. Несколько инфографиков, выводимых по правую сторону экранного интерфейса, показывали состояние детекторов, отмечая рождение миллископических чёрных дыр. Волновая функция, неподвижно застывшая на графике, ожидала своего часа. Конечно, волновая функция не более чем абстракционизм, но всё становится лучше с видеовставками.

— Ну-у, — протянул генералиссимус, — не каждый день увидишь чудо. Да что уж там — не каждое столетие. В древние времена люди считали, что молнии ни что иное как искры, летящие из божьих кузниц и наковален, но ведь самого бога они не видели, так? А теперь есть возможность наблюдать за катализатором воочию. Признаюсь, без Аманды всё это не разрослось бы так… широко. Всё же антопоморфизм не искореним из человека, чтобы наш общий друг Павил не заявлял. Кто-то боится, а кто-то ждёт.

— Ждёт чего?

— Контакта.

— Контакта?

— С неземным разумом.

— Компании ведь это на руку?

— Что именно?

— Вся эта шумиха. С артефактом. Или объёктом. Или «коробкой с крыльями». С Ками. Общая идея, под которой можно продвигать идеи Компании. Терраформинг выгорел, так можно и изучение объекта взять за основу?

— Вспомни, как было с ИИ, — генералиссимус потянулся в своём сидении.

— Что общего между ИИ и Анданом? Я ведь знаю, что Компания передала часть Исксина в руки Леклерка, на тот момент представителя ускоряющихся. Тут же есть связь?

— На самом деле никакой связи нет. Представляешь? После того, как Исксин покинул нас, люди ощутили потерю. Может быть не сознательно, но разочарование пропитало наш социум. Конечно, нужна общая идея, к которой нужно стремиться, иначе, зачем жить? Ведь так? Зачем мы существуем? В обществе образовался застой. Вложение в терраформирование ни к чему не привело. Исксин, на которого возложили огромные надежд, куда-то свалил. Ушёл «по-английски». Мода на переселение на обиталища и станции сошла на нет. Этому способствовал и застой в прогрессивной медицине, неспособной предложить альтернативу вот этой бактерии, как её там. Выпустим генетический дрейф из рук и всё — она превратится в супербактерию, обладающую резистом к бета-лактаме, которую мы используем для деактивации. Это способно отбросить медицину на десяток лет. Жалкие десять субсветовых единиц не дали никакого преимущества в расширении нашей сферы влияния. Альфа-центавра всё ещё там, всё так же далеко. Может быть через полвека, спутники, отправленные туда, вернутся, но что с того? В нашем обществе стагнация. И ничто так прямо не указывает на него, как отделение ускоряющихся. Они забрали с собой все лучшие умы. И что они сами сделали? Закрылись у себя в виртуальном доме. Что дальше делать не знают ни они, ни мы. Возможно, нам нужно что-то, что объединит нас всех. Пускай, это не принесёт нам тех результатов, которых мы бы хотели. Но мы получим то, что нам требуется больше всего. Дорога в светлое будущее.

— Какие, вообще, итоги возлагает Компания на всю эту авантюру. Оседлать «коробку с крыльями»? Приручить её? Вступить с ней в контакт? Построить реакторы сингулярности?

— А почему бы и нет? Да и всё сразу. Хотеть не вредно.

— А если не получится? То, что тогда?

— Оставим всё как есть.

— Так просто?

— Будем отталкиваться от того, что уже получили, — генералиссимус постучал пальцем по девайсу на своей голове. — Воспользуемся твоей протоникой. Протонный парус. Разработает новую теорию вселенной. Все ведь спрашивают себя: «А сколько ещё таких артефактов находится в нашей солнечной системе?». Организуем поиски, проспонсируем. Значит, потребуется строительство станций наблюдений, строительство обиталищ. А если имеем дело с планетами, то потребуются новые терраформаторы. Откроем новые рабочие места и вакансии. В солнечной системе и без того есть пустующих станции, вроде тех, на орбите Нептуна и Тритона. Глазом не моргнёшь, как возродится общая идея о космическом расширении. Целая система, Камил. Многоуровневый план. Чёртова схема развития.

— Слишком оптимистично.

— Если бы мы так не поступали, то кем бы мы были?

Наконец автомобиль объехал всех присутствующих, выезжая на свободную полосу. Постепенно он начинал ускоряться, оставляя людей позади. Камил провожал их взглядом. А на экране монитора, разлетаясь смоделированной сферой из множества векторов, появилась новая миллископическая чёрная дыра, моментально умерев после своего рождения. Часть людей радостно приветствовала данное событие.

Серые тучи растянулись по небу, и через облачные прорывы потянулись солнечные лучи, освещая город внизу. Автомобиль покидал центр города. Жилые постройки трёхэтажных домов сменились на посёлочный тип с людьми, сидящих на своих личных лужайках. По левую сторону от Камила, за одноэтажными домами, раскинулась река, обходящая центр города дугой, за которым, в сотнях километрах отсюда, она впадала в море. На другой стороне берега взгляд Камила приветствовали такие же дома, с одинаковой планировкой улиц, тянущихся вдоль береговой линии.

— Знаешь, что раньше здесь находилось? До того, как возвели этот прекрасный город? — спросил Камила Генералиссимус?

Камил промолчал.

— Бетонная стена, обтянутая колючей проволокой. Рыхлая, необработанная земля, грязь. И в этой грязи, в лужах, бегали ребятишки. Примерно такого возраста, как твои. В оборванной одежде. Немытые. Без образования. И они никогда не знали, что находится за стеной. Да и интересовало ли их это? Ой, не смотри на меня так, — генералиссимус махнул рукой. — У нас куча материала в архивах, которые можно изучать. Конечно же, если есть желание. Стена стояла здесь лет сто пятьдесят назад. Грустное зрелище. А потом стену снесли. Но уже и детей этих не было. Повзрослели, наверно. Кто знает, что с ними произошло. Надеюсь, что они дожили до возведения города, когда здесь вовсю кипела стройка. Момент, когда жизнь в этом месте, — генералиссимус покрутил в воздухе пальцем, обводя невидимую окружность, — навсегда изменилась.

Автомобиль завернул с проезжей части, выезжая на двуполостную улицу минимального движения. Он заехал на сплющённую рампу обочины, после чего остановился. Дверь открылась, и Камил потянулся к выходу.

— Мы с тобой как два шизофреника, Генералиссимус.

— Как и любое общение между людьми, Камил.

Автомобиль тронулся с места сразу, как только Камил отошёл от него на метр. Бесшумно, он удалился за первым же углом, скрывшись с улицы. Вымощенная из гранитовых блоков дорожка, по краям сжатая обстриженным газоном, на котором валялись разные игрушки, велосипед, составные футбольные ворота, пролегала от дороги к центральной двери дома, перед которой и стоял Камил. Двухэтажный дом с отдельной верандой, застеклённым двухуровневым балконом, просторными окнами, отражающихся от себя внешний мир. Деревянные колоны, поддерживающие выпирающий второй этаж. Под крышей, между колоннами, стоял мягкий диван, разрисованный цветом радуги. Деревянная дверь открылась. Соф, в тапочках, лётних шортах и пляжной майке белого цвета, стоял в дверном проёме, сунув одну руку в карман своих шорт. Механические часы, в алюминиевом оформлении, посверкивали углами.

— Привет, Соф, — Камил почесал шею.

— Камил, — Соф улыбнулся. — Ну что ж, проходи внутрь. Жена с дочерью сейчас на балконе. Ну, — Соф кивнул, — на другой стороне дома. Не будут нам мешать. Так что?

— Я и так заговорился с Генералиссимусом. Он оказался чертовски болтлив. Так что давай приступим сразу к делу, — Камил провёл пальцем по девайсу, настраивая интерфейс.

Пыль и эхо

Открытие Камила никак не помогло в понимании природы коллапсов. Более того, Павил теперь был вынужден работать один. Конечно, нет сомнений, что в инфополюсе миллионы людей желали ему помочь, поделиться своими идеями и мыслями, но Павил не будет прибегать к их помощи. С одной стороны, это глупость — не пользоваться помощью. С другой стороны, он был уверен, что это бессмысленно. У Компании была куча времени, чтобы определиться с заменой Камила, или, на крайний случай, подсадить ассистента. Но они либо тянули, либо не нашли подходящего кандидата. Был ещё один вариант, который Павилу, возможно, не нравился больше остальных — корпорация умалчивает. Где-то там, за закрытыми дверями, куда доступ строго ограничен, проходят масштабные переговоры внутри конгломерата. И пока Компания пытается убедить всех в своей привилегии на монополию исследования, до остальных вещей ей до лампочки.

Да, протонные паруса. Отлично. Протоника. Ну, и что дальше? Как это прольёт свет на зарождение миллископических чёрных дыр? Идея протонного паруса не нова. Ей сто лет в обед. Но, как и было подмечено Камилен, не было смысла делать протонный парус в силу отсутствия необходимого сверхпроводника с повышенной плотностью. Получается, такой имелся на объекте. Дело в нём?

Павил изучал данные, сидя в своей комнате. Он вращал модели метрик перед собой, крутя их руками в дополнительной реальности. Он растягивал пальцами изображение, пытаясь уловить связь. В чём была идея зарождения чёрных дыр? И чёрные ли это дыры? Это было сродни безумию фантазии, нежели сомнению.

Ответ мог скрываться в понятии гравитационной сингулярности. Но главная проблема заключалась в том, что такие вещи не решаются в рамках классической физики. Даже если копнуть глубже, залезть с головой в квантовую физику, окажется, что невозможно провести никакие расчёты из-за отсутствия вменяемой квантовой теории гравитации. За двести лет существования идеи она так и не была завершена. Конечно, квантовая теория поля, локальный или нелокальный признак более-менее работали и могли помочь в понимании наблюдений, но только поверхностно.

Камил пересылал свои заметки, пришедшие ему в голову уже после отлёта. Иногда в них он проводил аналогии с зарождением вселенной в момент большого взрыва, когда кварки и кванты вырываются наружу, более не способные удерживаться гравитационным сжатием. Жаль, что не существует такого телескопа, посмотрев в который можно было бы увидеть зарождение вселенной. Для «нового» Камила было свойственно скатывать любое размышление в философию, отходя от чисто научной точки зрения. Разозлённый Павил попросил его впредь быть более конкретным, моргая на кнопки отправки сообщения.

Волновала Павила и разработка двух инженеров. Динамо-торпеда, она же мина, довольно интересное изобретение. Победа человеческой мысли над природой вселенной. Только такие вещи имеют скверную привычку быть использованными. И каждый раз приступая к изучению, Павил чувствовал груз ответственности, падающий на его плечи. От него, возможно, зависел конечный итог миссии. Без сомнений, Бао был настроен весьма враждебно по отношению к «коробке с крыльями». И если Павил не успеет, то уже ответственность на себя возьмёт главный инженер, он же второй помощник.

Леклерк тоже оказался ещё тем фруктом. Ускоряющийся. Первым же делом Павил поделился новостью с Амандой, считая, что больше было и не с кем. Было бы неплохо выяснить, что ускоряющийся делает в такой дали от своего общества, да ещё и работая на контракте с Компаний. Они не просто так утаили эту информацию, не посветив никого в оную из собранной ими же научной группы.

Пальцами он обхватил свои виски, пытаясь сосредоточится. Любая метрика могла быть как правильной, так и не правильной. Закон Паули мог быть фундаментальным, мог быть просто применим, а мог быть вообще не причём. В последние дни Павила начало клонить в сторону от всех идей, которые они успели с Камилом породить. Не важно, какой плотности были сбиты электроны внутри нового образования. Разом они все не могли вылететь. Скорость испарения чёрной дыры тоже была неадекватна. Должен был быть какой-то катализатор, реверсирующий поток векторного поля.

Павил начал перекапывать всю имеющуюся информацию. Петабайты инфополюса проносились по сетчатке его глаз. Тераполюс разлаживался в геометрической прогрессии, открывая всё новые и новые страницы информации, переполненные формулами и комментариями. Попадались даже самые забавные. Вроде теории струн. Старая идея, что весь наш мир лежит на бране, а кварки состоят из чистой энергии, похожей на закольцованные струны. Свои уровни для каждого из моментов. Забавная, но забытая теория. Проблема была в том, что наша вселенная не симметрична. Помогло ли это как-то Павилу? Нет. Он выделил глазами описание энтропии Бекенштейна, где площадь горизонта события пропорциональна энтропии чёрной дыры. В этом представлении чёрная дыра — не более чем переплетение совокупности бран. Красиво, но не сильно применимо. С таким же успехом Павил мог использовать тензор-скаляр-векторную теорию, представляя чёрную дыру как полую окружность, покрытую сеткой векторов, тензором сдавливающих фигуру внутрь. Вопрос оставался тот же: что порождает коллапс и заставляет его же коллапсировать?

Между перерывами на поесть и работай Павил запускал разные компьютерные игры, в отчаянных попытках разгрузить свою голову. Он убивал часы в разных одиночных гринделках, порой и не задумываясь, зачем он это делал. Любой способ подходил разгрузить свои мыслительные процессы. Но получалось в лучшем случае так себе. Свесив ноги с раскладной кровати, он растягивал перед собой изображение, превращая его в полноценный монитор, брал в руки геймпад, подключаясь к игровому облаку инфополюса. Пинг до ближайшего был две секунды, но это не останавливало Павила.

Он отгородился ото всех. Выходило он из своей комнаты только за едой, избегая встречи, которых никогда и не было. Насколько он мог судить, Аманда всё время проводила за штурвалом шаттла, летая только за орбитой Андана, параллельно заполняя свой личный блог, набравшего дикую популярность в инфополюсе. Бао и Тайлер продолжали работать над чем-то своим. Павилу предписывалось посещать Вайсс для прохождения ежедневных медицинских и психологических тестов, но он благополучно игнорировал инструкции. Связывался с ним только Леклерк, интересующийся успехами. Вполне вероятно, что Компания давила на него. Ничего удивительного в свете того, что весь инфополюс знал о случившимся с Камилом.

Пришло новое сообщение. Павил поставил игру на паузу, раскрывая его. Камил вновь делился своими идеями, только в этот раз, как и было попрошено, подключил конкретику. Он всё равно не мог ничем помочь с чёрными дырами, описывая своё душевное состояние как «пустой, но живой одновременно», только на этот раз советовал обратить внимание на БХЛ решение. Ну хоть что-то. Павил выдохнул. Он поблагодарил Камила, интересуясь, есть ли идеи у Софа.

Сингулярность Белинского-Халатникова-Лифшица. Геометрическое решение гравитационной радиуса. Это возвращало Павила назад к классической вселенной, где гравитация является именно чистой силой, искривляющей пространство-время. В данном представлении ядро сингулярности у чёрной дыры, порождённой коллапсом сверхмассивной звезды, перешедшее предел Оппенгеймера-Волкова, не являлось чем-то важным, ибо искривление пространства будет порождаться самим искривлением пространства. Но в этом решении искривлённое пространство всё равно не должно «вырваться» наружу. Здесь присутствует всё тоже векторное поле, подобное метрике Шварцшильда, только можно пренебречь влиянием ядра сингулярности. Если у чёрной дыры нет центральной точки бесконечной плотности, но нулевого объёма, то можно ли её считать настоящей чёрной дырой?

Что-то ещё пришло на ум Павилу. И так, если миллископические чёрные дыры здесь представляют собой полые внутри сферы, то что их заставляет сжиматься изначально? Тогда сразу возникал вопрос, как полая мгновенная чёрная дыра могла искривить пространство так, что изменила вектор полёта груза, придав ему бешенное ускорение. Но всё же. Может ли быть так, что точка сингулярности находится где-то ещё? Одним из любимейших писателей Павила научной-фантастики являлся Грег Иган. В своей книге «Диаспора» Иган пытался описать строение червоточин, описывая их как многомерные слои измерения. Точка сингулярности связывала между собой концы этих многомерностей. Очень упрощённая модель, но… Если бы вам потребовалось энергия для образования чего-то, какой элемент пришёл бы вам на ум первым? И чтобы этот элемент был доступен практически везде и лёгкодобываем? Там, за стенами Андана, расположилась целая несформировавшаяся звезда. Не слишком массивная, но полная водорода. Осталось лишь понять, как применить всё на практике. Если бы была возможность транспортировать водород на расстоянии, раскладывая его на субатомные элементы при конвертации, то хватило бы такой энергии для образования квантовых возмущений, переходящих в макромир? Например, энергия ковалентной связи. Закономерность между длинной и энергией. Перенос элементарного заряда в электромагнитное поле. И сколько бы водорода потребовалось, чтобы образовать миллископическую чёрную дыру? Когда у звезды выгорает водород, делая невозможным более поддерживать термоядерную реакцию, гравитационные силы сжимают звезду к её центру. Тут то и нужен предел Оппенгеймера-Волкова.

И так. Пространство сжимается. А в следующее мгновение коллапсирует. Горизонт событий вполне наблюдаем по эффекту Унру. Воображение Павила рисовало червоточины, ведущие из недр водородных небес Сатурна к пространству над ним. Сингулярность стягивала концы, образуя односторонний проход. Но за счёт чего порождалась сингулярность? И модель не работала без несуществующий в природе мнимой массы.

Павил закрыл руками глаза, опрокидывая обруч на макушку головы. Вся работа казалось такой безнадёжной и бессмысленной, что ему хотелось кричать и плакать, но и это потеряло последний миг осмыслённости, когда он понял, что всё время они бились головой об стенку. Известная наука оказалась далека от совершенства. Ответ лежал перед Павилом, но он подобно слепецу, видел перед собой лишь ту самую стенку, непробиваемую лбом.

Она вернулась туда, куда всегда и хотела. Теперь приоритеты изменились, и Аманда редко бывала на Андане, проводя большую часть земного дня на шаттле. Теперь её работа перешла из доставляющей удовольствие в разделы будничной рутины. Она, как и было оговорено, сократила время, отведённое на блог, занимаясь более стратегическими вещами. Как и ранее, ей было отведено пространство за орбитой Андана, но теперь его расширили по радиусу. Аманде оставалось до конца не ясна вся суть следующих действий научной группы. Они потеряли, пускай и лишь как единицу, члена научной группы, занимающегося основной работой. Оставался Павил, но почему-то ей казалось, что одному человеку не под силу тащить на себе такую ношу. Бао и Тайлер продолжали отлаживать свою динамо-торпеду, будто это было важнейшим из имеющихся приоритетов. А чем занималась обычно Вайсс? Леклерк выглядел вполне здоровым. Тогда… Бао? Да, визуально это был тот космонавт, нуждающийся в гормональной терапии. И даже если не нуждался, то всё равно регулярно проходил. Это было понятно по его форме. Он был не просто сбит, но и с достаточно маленький процентом жира в организме, что не вписывалось в так им любимые математические уравнения. Следовало перечислить по каким причинам люди обычно прибегают к попыткам усилить не только свою гормоналку, но и иммунную систему в космосе.

Шаттл двигался с минимальным ускорением, почти не ощутимым внутрь. Распущенные волосы Аманды растянулись во все стороны как у древнегреческой Горгоны. Она могла расслабиться на секунду, вникая в суть своих раздумий. Подобно навигационной карте перед ней, исчерченной разноцветными плоскостями орбит небесных тел, вращающихся вокруг Сатурна, её мозг рисовал запутанную, едва вписывающуюся в схематичность, паутину, на нитях которой, пересекаясь сеткой друг с другом, лежали имена и события. Космический аппарата «падал» к линии экватора газового гиганта, находящемся в бесконечно далёких и абсолютной близких двухстах тридцати тысячах километров с лишним на западе. Кольцо медленно плющилось на глазах Аманды. Станция Андана была не видима с такого расстояния, но таргет навигационной карты не упускал её из виду.

Внутренний отсек шаттла заполнился воздухом, вдыхаемым лёгкими молодого пилота. Она была уверена, что есть связь и логика в поступках «коробки с крыльями». Например, почему на Андане больше нет других шаттлов или другого типа транспортов? Это очень глупо с точки зрения космического инвентаря. Особенно тупо это выглядело на фоне маниакальной, почти параноидальной одержимостью Бао техникой безопасности. Разве такой человек мог допустить что-то подобное? Лишь один из вопросов, вплетённых в цепочку событий, составляющих запутанную паутину.

На юго-западе проплывал Энцелад, поднимающийся из кромки иллюминатора. Поначалу он был едва видим из-за наклона кабины шаттла. Его сторона, обращённая к свету, представляла из себя лунный полумесяц, ослепительно светящийся в ночи. А всё из-за того, что у данного спутника Сатурна была аномально большая отражательная способность, из-за чего Энцелад выглядит почти белым при свете. Свет практически не поглощается его ледяной структурой, отражаясь зеркалом обратно. Двадцать пятого октября 2015 года легендарный космический аппарат Кассини пролетел над его испещрённой кратерами и трещинами поверхностью, всего в пятидесяти километрах, сделав потрясающие фотографии. Даже со ста тридцати километрах, разделяющих Энцелад и шаттл, Аманда могла разглядеть расплывчатую линию терминатора, ведь ночная сторона спутника была тускло освещена светом, идущим от Сатурна. Получалась незатейливая игра небесных зеркал. Хотелось подлететь ближе, но это не входило в её новые прерогативы. Неплохо было бы уточнить новые цели у «командования», и скоро Аманда этим займётся.

Она повращала головой, разминая шею. Все сообщения, идущие от Софа, знакомого Павила (которого Аманда никогда и не видела), тот пересылал прямо ей, считая, что может с ней делиться. В конечном итоге, у них получился негласный клуб оппозиции, хотевший зашить белые нитки чем-то более правдивым. Возможно, Аманда хотела сильнее, но это не столь важно.

Леклерк оказался ускоряющимся. Данный факт уже удивлял сам по себе. Что ускоряющийся забыл так далеко от Земли? Они мигрировали? В открытый космос? Почему в руках ускоряющегося оказался целая пустующая станция. И почему она пустовала? Аманда закинула эти вопросы в черновик своего разума, переключаясь на следующие интересные факты из сообщений Софа. Оказалось, что Леклерк присутствовал как представитель ускоряющихся на финальном препарировании ИИ, когда мёртвое тело того разрезали на куски. Этот Соф явно давал понять, что часть оборудования досталась Леклерку. А Леклерк сейчас на Андане. Часть ИИ тоже на Андане? Аманда напряглась. Её не волновало случившееся с Янусом. Она почему-то была уверена, что в данный момент они все в безопасности. Вообще, в её представление мира не укладывалась идея Бао о «враждебности» объекта. Было что-то ещё, о чём они умолчали.

И так. ИИ мёртв. Покончил с собой. Самоубился. Совершил акт символического деформирования. Сэппуку. Но у него была физическая оболочка, ведь так? И она должна была остаться и после его смерти. Физическим, пускай и из аппаратуры, трупом. Ускоряющиеся, чьё существование уже много лет было окутано туманном, в лице Леклерка присутствовали на «делёжке». Конечно, ускоряющиеся была спецами во всём, что касалось вычислительных тем, что было логично, но они уже как много лет отделились от остального человечества, расселившись по Узлам. Один из таких Узлов принадлежал Компании. Компании, которая и собрала их здесь всех. Здесь есть связь? Соф был представителем Компании на «делёжке». Но разве ускоряющиеся не избегают всеми силами любого сотрудничества с другими представителями сильными мира сего? Хотелось залезть в инфополюс, но Аманда остановилась на полушаге. Дурацкое чувство параноидальности, но всё же.

Форма созвездия Гидры как не лучше подходила под то, что Аманда представляла себе. Кривая линия, но имеющая начало и конец. И лучше было бы определиться с началом. Она протерла рукой глаза, проверяя который час. Время перевалило за добрую четверть дня, которую Аманду провела в открытом космосе. Скоро она нарастит мощность реактора, направляя летательный аппарат назад к Андану. Требовалось и отдыхать. Аманда активировала предварительный набор мощности, переводя рукоятку в режим пилотирования. Время ещё есть.

И так. Если в деле замешана и Компания и ускоряющиеся, то какие цели они преследуют? Должны же быть точки пересечения общих интересов. И да, если Компания никак не отреагировала на самодельную динамо-торпеду, предназначенную для уничтожения «коробки с крыльями» в критической ситуации, то она не против? Но разве это не в её интересах продолжать изучения объекта? Не могло такого быть, что Леклерк не сообщил им об этом маленькой детали. Те либо одобряют инициативу, либо полностью доверяют научной группы. И могло так случится, что оба варианта были правы.

Когда они чудом обнаружили Камила, Аманде было приказано двигаться по радиальной орбите планеты, облетая её с ночной стороны, делая лишний виток, чтобы достичь Андан не на прямую, а под углом, подлетая «как бы» с боку. Леклерк мотивировал это более безопасным курсом, избегающим положение объекта, пока тот будет на противоположной стороне Сутарна. В этом была логика, но Леклерк и раньше просил не летать Аманду «под» орбитой Андана. Когда она помогала в постройке космического фонтана, то управляла шаттлом преимущественно по баллистическим траекториям, хотя могла и по прямой. Ночная сторона Андана, повёрнутая лицом к Сатурну, была перед взором Аманды как на ладони, но та никогда не обращала никакого внимания. Что-то изменилось с того момента, как она посетила симулятор. Теперь же до неё начинало доходить. Связь прослеживалось, но отбрасывалось Амандой как разбушевавшееся воображение. После сообщений Софа всё становилось более ясным. Все эти ядерно-магнитные резонансы и томографы…

Пришло время задать вопрос в лоб, ведь она считала, что на руках у неё факты, перед которыми нельзя увернуться.

Реактор нарастил мощность, выбрасывая столб плазмы из главных сопел. Крылья изменили угол наклона, корректируя курс до Андана, куда Аманда направляла аппарат.

Здесь, в виртуальном мире, есть такой звук. Назойливый. Такой «тук-тук-тук», как капля жидкости, падающей на стекло. Кто-то вызывал Леклерка по связи, нарушая его идиллию, вырывая из гармонии прописанной им вселенной. Раздражённо, он принял вызов Аманды. Параллельно появилось прозрачное окно, за которым по голубому небу бежали облака, а ветер всё так же заставлял высокую, нескошенную траву колыхаться. В окне отображалось ближайшее космическое пространство, по которому двигался шаттла. Его линия вектора подходила к концу, заканчиваясь на станции. Ничего удивительного, ведь единственная смена Аманды подходила к концу.

— Да, Аманда, — ответил Леклерк со всем своим спокойствием. В последние дни ему доставляли много головной боли депеши с Земли, отправляемые Компанией. Да и ускоряющиеся тоже заинтересовались ситуацией, хотя очень хорошо скрывали свой след. У Леклерка больше не было знакомых, к которым он бы мог обратиться за сведениями. Но такие имелись и некоторых членов научной группы. Так уже получилось, что один из знакомых Павила, некий Соф, активно общался с ним, являясь так же представителем Компании.

— Леклерк, — Аманда шмыгнула носом. — У меня есть пару вопросов. Ты не против, если я их задам? Моя смена подходит к концу… и да, ты не занят?

— Нет. Не занят.

Он опустил руку в траву, чьи виртуальные концы ласкали его кожу. Леклерк провёл своё расследование. Имя Соф едва всплывало в памяти, но оно было и не таких уж незнакомым.

— Ты ведь из ускоряющихся, это правда?

Вряд ли утечка такой информации могла произойти из Зазеркалья. В конечном итоге, это прошлый этап жизни, оставленный позади много лет назад. А по сему, не так много людей могли и поделиться такой информацией. Не говоря уже о том, чтобы знать её. Или понимать, о чём идёт речь.

— Да. Аманда. Это правда.

— Почему ты не сказал раньше?

— Никто не спрашивал.

Контракт между Леклерком и Компанией давали и свои привилегии. И Леклерк обратился к ним. Те не стали ничего скрывать, напомнив ему где они с Софом пересекались. Новость весьма не порадовала Леклерка. На ум лезли всякого рода мысли, подмечающие такое удивительное совпадение: в инициированной Компанией научной группе целых два человека являлись знакомыми программиста, занимавшегося вопросом ИИ. Но Леклерк не стал Компании ничего предъявлять. В некоторых вопросах у него были скованны руки.

— Так уже получилось, ээ, — Аманда пыталась подобрать слова. — Так получилось, что я знаю, что тебе досталась часть ИИ после его кончины. Это тоже правда?

— Да. Это тоже правда, — вздыхая, ответил Леклерк. В конце концов, Аманда была слишком упрямой и занозливой (назойливость тоже входила в её черты характера), чтобы не попытаться разворошить улей в надежде отыскать вопросы. Даже если улей кишел пчёлами. И ей было достаточно одного происшествия в симуляторе?

— И эта часть на Андане? Я имею ввиду, сейчас?

— Не удивлён твоему любопытству, — Леклерку хотелось спросить, как много та знает, но, скорее всего, ему самому придётся всё рассказать. Таковы правила современного мира. Никаких тайн и секретов от тех, с кем работаешь.

— Леклерк, — Аманда смягчила голос. Чувствовалось, что её сковывают небольшие перегрузки, но шаттл уже подлетал к Андану. — Не хочу давить на тебя…

— Всё в порядке, — он закрыл глаза, больше не смотря на голубое небо, полное белыми облаками.

— Я серьёзно. Я просто хочу понять, почему ускоряющийся и корпорация сотрудничают. Вы ведь не терраформаторы?

— Нет. Мы не терраформаторы, — он покинул виртуальную вселенную, возвращаясь в свой уголок Андана.

— Если тебе не приятно говорить об этом… — оправдываясь проговорила Аманда.

— Нет. Я ведь говорю — всё в порядке. Нам и так всем следует обсудить следующую программу исследования. Ты согласна?

— Ну да…

— Отлично. Я попрошу Бао собрать всех на брифинг, где мы разберём интересующие всех вопросы. Идёт?

— Ну, — Аманда, удивлённая услышанным, замялась, — да? Через?

— Час. Бао сейчас у Вайсс на систематичном обследовании, — стенды оборудования, набитые аппаратурой, окружали его. Трёхмерные мониторы, оторванные от стен и установленные на сгибающиеся штативы, смотрели на него. — Павил должен подготовить свой новый отчёт. Тайлер… Не могу точно сказать, чем он сейчас занят.

— Хорошо.

— Павил тебе передал всю информацию? — Понимая, что Аманда промедлит с ответом, он добавил. — Это был риторический вопрос. Я всё понимаю, — Леклерк вздохнул. — Что ж, увидимся на брифинге. Там всё и решим.

Он отключил связь. Тусклый свет лился откуда-то сверху, освещая помещение. Перед Леклерком лежала интегральная клавиатура, которую он лично собрал. Каждая клавиша отвечала за особое действие, подобное целому алгоритму. От клавиатуры тянулись кабеля, подключенные к девайсу на его голове. В обратную сторону, из других разъёмов клавиатуры, тянулись ещё кабеля, уходящие змеями по всему радиусу. Как корни деревьев в лесу, провода и кабеля окутывали весь пол, заставляя электроны бежать между аппаратурой по разные стороны помещения. Четыре зелёных, но плоских стены, усеянных транзисторами, позолоченными проводниками и радиаторными трубками, окружили объект, стоящий в центре квадрата, лишённого углов. Объект представлял из себя куб, но уже полностью закрытый, установленный на охлаждающем стенде. Его плоскости были исписаны заметками, нанесёнными зелёным жирным маркером. Инструкция пестрила описаниями и указателями, переводящими к следующим инструкциями, а от тех к следующим. Куб был неподвижен, но Леклерк чувствовал, как пульсирует жизнь в этом сонном разуме, прибывающем в программной спячке.

Больше не требовалось утаивать часть тайну. Ускоряющийся положил клавиатуру в сторону, поднялся на ноги и, подпрыгивая в условиях пониженной гравитации, направился к центральной оси станции.

Аманда перехватила Тайлера на пути к залу конференции, куда все направлялись на новый брифинг. Увидев выскочившую на перехват женщину Тайлер подпрыгнул от неожиданности.

— У тебя есть минута?

— Наверно?! — неуверенно ответил Тайлер.

— Нужно поговорить.

— Да? И о чём? — только ответив, Тайлер осознал, что ведёт себя не совсем адекватно, попытавшись сразу же исправить положение. — Да, конечно. Можно поговорить. Это связано с брифингом?

— В какой-то мере да, — Аманда пожала плечами. — Как хорошо ты знаешь Бао?

— Нуу, — потянул Тайлер. — Как ты знаешь, я с ним работаю. Собираем разные штуки. Но я бы не назвал нас друзьями. Да и вообще, здесь на Андане все такие закрытые.

— Но ты ведь терр. И только к тебе я могу обратиться с касающемся вопросом.

— Мы с ним приятели. В чём-то сходятся наши интересы, в чём-то нет. Если ты про торпеду, то это была их идея.

— Но реализовал ты?

— Частично, — Тайлер попятился. — Ты только не сердись, но он ведь тоже может оказаться прав. Я считаю, что перестраховаться нам не помешает.

— Ага, и как это не помешает? Будете угрожать объекту расправой?

— Мы это уже обсуждали.

— Да. И поэтому у меня другой вопрос, — Аманда заговорщицки посмотрел на него. — Бао проходит гормональные и иммунные терапии? — Тайлер кивнул. — Я не хочу спрашивать у Вайсс, но насколько, по твоему мнению, он сильно от них зависит?

— В каком смысле?

— Может, я неправильно поставила вопрос, — Аманда задумалась. — Как часто он их посещает, и с чем это может быть связано?

— Как я тебе точно отвечу? — Тайлер пожал плечами. — Но если тебя интересует какое-то моё мнение, то он довольно часто проходит процедуры. Они, конечно же, систематические, но никто не нуждается в таком количестве. Если на то нет особых причин.

— И какие могут быть причины? Самая главенствующая, по-твоему.

— Я думаю, он облучился. Сильно. Но в прошлом. Знаешь, я даже могу предположить, когда. Но примерно.

— Валяй.

— Я не медик, — Тайлер выставил перед собой руки. — Но там, над Венерой, у нас есть свои медики. Мы проходим проверки. В общем, у меня есть представление, как это всё работает. Твоя форма зависит от количества поглощаемых тобой стероидов и длинной их курсов. В системах пониженной гравитации ты не часто прибегаешь к физическим нагрузкам. Конечно, там, где вращаются диски, и есть центростремительное ускорение, всё более-менее земное, и ты поддерживаешь свою форму. Но тебе вряд ли потребуется прокаченная мускулатура. Понимаешь, о чём я? А я о том, что у Бао явно длительный курс, возможно, настолько длительный, что разделён лишь «мостами». Так вот, я думаю, что его тело поглотило какую-то дозу радиации пару месяцев назад. Примерный район дозы не могу сказать, но больше одного Зиверта. У него была лучевая болезнь. Сейчас он похож на того, кто проходит курсы выздоровления, поэтому и выглядит он как бык, напичканный гормонами, гормоном роста, иммунновосстанавливающими препаратами, бустерами и чёрт знает ещё чего.

— А рука?

— Что рука? — задумчиво произнёс Тайлер.

— Рука его. Протез. Эти вещи могут быть связаны? Потеря руки и облучение?

— Не уверен. Только если это был не инцидент, где сошлись оба фактора.

— Типа аварии?

— Только где?

— Ты помнишь, что они говорили о шаттле станции?

— Что он был уничтожен?

— Пошли, — Аманда кивнула в сторону прохода в следующий коридор.

На голографической модели, выведенной над интерактивным столом, были обозначены квантовые возмущения, приводившие к коллапсам: их позиция и временной промежуток. Система пыталась найти закономерность, проводя линии между ними, но никакого смысла в этом не было. Это ещё больше раздражало Павила. В итоге получилось целое веретено из золотистых палочек, осевшее вокруг Сатурна. Как тернистый венок, головой которого был газовый гигант. Он усталости Павил то и дело разминал себе лицо, уперев локти в поверхность стола. Ожидание последних двух членов научной группы, ещё не явившихся, его никак не радовало. Ожидалось, что на этом собрании они решат, что им делать далее. Павил был в тупике, но остальные ещё не знали об этом. Придётся говорить. На его глазах Леклерк то и дело обменивался взглядом с Бао. У обоих на глаза был опущен обручен, означая, что пара общается через АэРку, скрывая свой диалог от остальных. Они могли набирать текст глазами, но Павил решил не лезть в их дела. В какой-то момент Бао кивнул.

Послышался топот в коридоре, после которого недостающие части группы наконец присоединились к брифингу, рассевшись по своим местам. Лицо Аманды прямо излучало вопросами и ответами, меняя её мимику каждую секунду. Павил догадался, о чём пойдёт речь.

— И так. Нам нужно обсудить наши следующие шаги, — Леклерк потянулся к девайсу, стаскивая его на лоб. — Девайсы нам не понадобятся. Любая схема или модель может быть выведена голосовой командой на стол.

— Я бы хотела начать…

— Думаю, начнём с доклада Павила, — Леклерк остановил разбушевавшийся спич Аманды, жестом успокаивая её. — Хорошо?

— Хорошо, — не совсем согласная, но соглашаясь, она осела в своём кресле.

— Павил?

— Ну-с, с чего бы начать? — развёл руками Павил. — Ни к чему конкретному я не пришёл. Есть идеи или зацепки, называйте как хотите, там и тут, но я не могу их связать вместе. Вопросы всё те же, что и вначале: откуда берётся энергия на вот эти коллапсы, — он указал на модель сатурна, леветирующей над столом, — есть ли ядро сингулярности у нашим миллископических чёрных дыр, они испаряются или их разрывают приливные силы…

— У чёрных дыр нет гравитационной сингулярность? — удивляясь, перебил Павила Тайлер.

— В том то и дело. Это ведь точка нулевой массы, но бесконечной плотности, так? Мы уже обсуждали это, — Павил кивнул, скорее сам себе, нежели остальным. — Точка, вокруг неё горизонт, векторные поля. Но, если всё проваливается внутрь, то как это всё так быстро вылетает. В конце концов, я пришёл к идее, что, возможно, — он сощурился, — возможно, это и не виртуальные чёрные дыры, а квантовые норы в пространстве.

— Червоточины? — спрашивая, заметил Бао.

— Но потом я вспомнил о грузе, которому такой коллапс передал импульс и превратил в снаряд. О нарушении закона сохранении информации, и о не существовании отрицательной массы. И даже не напоминайте мне про море Дирака. Такого вида материи во вселенной не существует и точка. С другой стороны, — Павил развёл руками. — Нельзя отрицать, что это другой конец туннеля, тогда бы сингулярность лежала бы за пределами трёхмерного пространства, где-то между слоями измерений, а наблюдаемый коллапсы был бы лишь разрывом концов. Но что это за измерение, и где всё это может находиться — я без понятия. Хоть внутри самой «Ками». Я просто не могу ни одну из известных мне идей применить. Квантовая гравитация не развита так хорошо, чтобы я мог ей описать. Я лишь вижу парадоксы. Бред. Это чистой воды бред!

— И что в итоге? — Леклерк поднял бровь.

— Это нонсенс. Полный бред. Здесь должны работать полноценная группа со сменяемым персоналом, а не полтора физика, один из которых теперь находится на отдалёнке, да и вообще не заинтересован более в изучении. Знаете, что Камил думает? — Павил ухмыльнулся. — Он считает, что мы не придём ни к чему! Да это же мои слова! Это я так говорил ранее. Ладно… — физик отмахнулся.

— Такими вещами занимается Компания. Всё, что касается объекта — их область. Я лишь предоставляю возможность. Как и было оговорено ранее.

— Кстати, о возможности, — вмешалась Аманда.

— Если у Павила больше нет предложения? — Леклерк вопросительно посмотрел на Павила.

— Какие здесь предложения? Вот летает объект, вот он порождает за собой фронт квантовой флуктуации. Вот уже вся материя сбегается в одну точку, а вот уже и разлетается из этой самой точки. Искривление пространства, эффект Унру, аккреция — всё это намекает на то, что перед нами классическая чёрная дыра, но если она классическая, то почему уничтожается? Да и как появляется?

— Хорошо, Павил, — Леклерк пожал плечами. — Спасибо. Я передам твои слова Компании.

— А протонные паруса? Протоника? — вставил своё слово Бао.

— Это всё равно не даёт ответа «как» и «почему»? Протоны, это ведь, не какая-то экзотическая материя. Хотя, признаю, какой материал проводника используется в крыльях до меня не доходит.

— Теперь я могу? — Аманда подняла руку.

Леклерк одобряюще кивнул.

— Я много думала. Наверное, не секрет, что начала я думать с моего неудачного знакомства с симулятором. Тогда ведь случился не сбой. Я ещё подумала «почему я испытываю дежавю?». Что-то похожее уже было когда-то. Но я очень наблюдательная, да! Когда мы прилетели, оказалось, что здесь была сеть спутников, исследовавших Сатурн. Часть функционировала, часть древних, сходящих, но ваших, андановских, не было. Вы ведь разместили их потом? После того, как обнаружили «коробку с крыльями». Но почему вы первые обнаружили, если, если верить исследованию, объект здесь не меньше ста миллион лет. Почти с момента образования колец, а коллапсы заметили только сейчас? Вояджер-2 пролетал здесь сто пятьдесят лет назад. Кассини — лет сто. И Кассини пролетал очень близко, если я не ошибаюсь — двадцать два витка на расстояние до четырёх тысяч километров над облаками. А затем и вхождение до полторы. Так? Значит, объект летал, но никто его не замечал. И такого ужасного фона, из-за которого накрылись все спутники на низкой орбите Сатурна, ранее не наблюдалось? Вы что-то сделали, что пробудило Ками. Это что-то должно быть похоже на то, что сделали Павил и Камил. Но вы им не сообщили. Вы установили луч прямого контакта с объектом. Но как вы могли сделать это, если он ранее был незаметен? Двадцать метров куска, летающего над экватором, со средним альбедо. Но мы вернёмся к этому потом. Думаю, всё началось ранее. Где-то с момента, когда ускоряющие и корпорации делили исксина.

— Ускоряющие не принимали участия, если тебе интересно, — Леклерк сдержанно улыбнулся. — Вы, вроде как, осведомлены об этом.

— Но ты ведь там был, — ответил Павил. — Как их прямой представитель.

— Как и ваш знакомый, который передал вам эту информацию.

— Как нам всем известно, ускоряющие не сотрудничают с не-ускоряющими, так? — продолжила Аманда. — Но, как нам стало известно, ты получил часть разума исксина. Я склона предполагать, что он здесь. Вшит в систему Андана. Поэтому, мы и наблюдаем всё это бесконечное сканирование.

— Это так? — удивился Тайлер.

— Но ты бы не получил такую вещь, не заключив контракт с Компанией. Поэтому, когда обнаружился объект, только Компания и собрала научную группу на изучение. И даже спустя время, когда стало известно о том, что здесь происходит, другие не прислали свои группы. Получается, ускоряющийся сотрудничает с одной из корпораций. Но зачем? Зачем вам целая станция? Ускоряющиеся мигрируют с Узлов? Прощупываете почву? Но ведь здесь действительно была станция терраформаторов Сатурна? Был и персонал, который ты транспортировал к Титану, ведь так? Я просто понять не могу!

— И как ускоряющиеся связаны с ИИ? — спросил Павил.

— Мы его создали, — улыбка не уходила с лица Леклерка. — А вы как думали? Он сам появился?

— И вы его убили, — Аманда так быстро говорила, что едва не подавилась. — Потом препарировали. Часть попадает к тебе. Вы его интегрируете в систему станции и продолжаете работу. И потом это ведь он обнаруживает «коробку с крыльями», ведь так? Я предполагаю, что это так, ведь это единственный возможный способ установки контакта для машины.

— Вы знали, но ничего нам не сказали? — разозлился Павил. — Вы не предупредили нас? Просто класс. А как же хвалённая безопасность?

— Не предполагалось, что у вас получится сделать это с Паука, — чувствуя себя виноватым, Бао проглотил слюну. — Извини.

— Исксин установил контакт с Ками, но что-то пошло не так. Вы потеряли один из шаттлов, а Бао руку.

— Я назвал это «проблемой заключённого в рамках инородных цивилизаций», — ответил Леклерк.

— Проблема заключённого? — Тайлер почесал затылок. — Это что-то из теории игр?

— Я озадачен. Приятно так, — улыбаясь, развёл руками Леклерк. — Ты действительно многое рассудила верно. И всё это на основе того случая в симуляции и сообщений программиста с Земли? Это поистине удивительно. Ты, случаем, сама не работаешь на ускоряющихся? У тебя потрясающие способности.

— Но ведь это ты — ускоряющийся! — высказалась Аманда. — И я предполагаю, что раньше здесь работали и другие ускоряющиеся. Себастьян. Это ведь тоже ускоряющийся, верно? Только где они? Перевезены на Титан, чтобы никто не догадался?

— Нет.

— И после того, как Андан и Ками установили контакт, и началась вся эта ситуация с коллапсами.

Бао и Леклерк вновь переглянулись. Искал ли Леклерк поддержки, или это был лишь рефлекс, он и сам не знал.

— Хорошо, хорошо. С чего бы начать? — Леклерк положил руки на стол. — Да. В Андан действительно интегрирован ИИ. Я бы даже сказал: Андан — это и есть разум ИИ. Вся суть станции на данный момент — попытка восстановления ИИ. Он не активен, как тебе, Аманда, могло показаться. Сбои в симуляции, которые ты наблюдала — я называю их призраками. Отголосками разума ориджина. Ускоряющиеся не были заинтересованы в продолжении развития ИИ. Это долгая история. Если вам будет интересно, то я закончу ей. Перейдём к делам нынешним. На станции действительно проводились работы по восстановлению искусственного разума, но другой персонал никуда не перевозился. Он просто закончил свою работу. Потерял энтузиазм, если так можно сказать. Остался я и Бао. И Вайсс, — он посмотрел на медика. — Компания. Ускоряющие не сотрудничают с корпорациями. Но мне дали предложение, от которого я не мог отказаться. Мне вручают часть ИИ, а взамен Компания получала агента среди ускоряющихся. Только вот, я уже не был частью тех ускоряющихся, живущих в Зазеркалье. Если мы говорим о персонале терраформаторов, то да — в данный момент он вывезен на Титан. И да, он тоже здесь работал. На данной станции. Ранее.

— Зазеркалье? — удивлённо произнесла Аманда. — Что это?

— Не важно. Я расскажу потом. Продолжил? Хорошо. Договор есть договор. Я должен был делиться информацией по поводу ускоряющихся, а Компания обязывалась мне предоставлять всё необходимое оборудование, станцию для работ и поддержку в будущем. Но, так как я оказался бесполезен, то и их интерес ко мне угас. Обоюдное решение. Скажу честно, никто и не думал, что мы сможем запустить мыслящие процессы ИИ вновь. Иначе, никто бы нам не вручил их. И никто об этом не знает за пределами Андана. Надеюсь, это мы оставим между собой? — Леклерк посмотрел на Аманду.

— Я подумаю, — буркнула та. — Но это не вся история.

— Разумеется. Мы работали, но дела шли не очень. Казалось, что мы уже не получим желаемого, как вдруг, — Леклерк щёлкнул пальцами. — Тот самый неучтённый процент. И вы уже замечаете, как вам всё больше и больше нравится эта гипотеза. Искусственный Разум пробудился. Но первое, что он встретил, это были не мы, как ни парадоксально. Между всеми этими кольцами, лунами, огромными радиационными поясами, орбитальным резонансом, он отыскал чужой разум. Объект. Два невероятных события, сошедшихся в одном месте вселенной. Это целый треугольник разумных существ. Как такое возможно?

— Но они ведь не просто установили между собой связь, верно? — вмешался Павил.

— Поначалу нам казалось, что разум вышел на аномалию. Его мыслительные способности далеки от тех кондиций, присущих прежнему. Длилась всё это минуты две, а потом Андан как с цепи сорвался. Он подключил все производственные мощности станции, начав генерировать данные и загружать их по прямому лучу куда-то к Сатурну. Это был статистический шум данных, не более, но в очень большом колличестве.

— Это «куда-то» оказалась Ками?

— Тогда-то мы присмотрелись и увидели квантовые изменения полей в той системе. Это не наша область, но нас интересовало всё, что было связано с разумом. Было принято решение проследовать за лучом в область поближе.

— А всю станцию не передвинуть, вот вы и воспользовались шаттлом, — высказала своё предложение Аманда.

— Она на бумаге принадлежит Компании. Как частная собственность. Я не могу её сдвинуть без их разрешения.

— К делу!

— Надо понимать, что на тот момент мы не знали, о чём идёт речь. Всё выглядело аномально, но не выходило за рамки известной нам физики. Да, свет преломляется, видим выбросы. Можно предположить, что обычная атмосферная призма, или альбедо случайных объектов. Попереключали режимы наблюдения: рентген, гамма, джеты — маленькие возмущения, но все спутники в радиусе пятьдесят тысяч километров сразу вышли из строя.

— Вы ведь могли предположить, что и остальные спутники на более высоких эшелонах тоже выйдут из строя со временем, когда до них дойдёт фронт выброса.

— Предположили. Я не буду оправдываться, но что мы могли сделать? Мы забили шаттл аппаратурой и проложили курс по вектору луча.

— Обратиться сразу к специалистам.

— Они побоялись, что узнают про рабочий исксин, — Павил потёр лоб. — А обратились только тогда, когда поняли, что не могут контролировать ситуацию.

— Я вылетел на шаттле, — вмешался Бао. — Должен был долететь до Пана, то есть, щели Энке, не достигая кольца А. Всё шло по плану, лишь визуальное наблюдение, сбор материала. Всё шло нормально, пока объект не сблизился на максимальное расстояние до Андана. С экватора.

— Тогда разум нарастил мощности, передавая ещё больше информации по лучу, — сказал Леклерк.

— Он что, решил лазерное оружие сделать? — удивился Тайлер. — На станции вообще есть антенны такого размера? И если есть, то для таких целей?

— Я настроил сигнал на шаттле, — продолжил Бао, — сделав его ретранслятором, идущим параллельно лучу. И тогда… я даже не знаю, как объяснить. Одна из этих чёрных дыр, совсем маленькая, невидимая, появилась почти в упоре, разорвав обшивку самолёта. В тот момент моя рука, — он поднял протез, — лежала на одном сканере волн, который я разместил в метре от себя. Мне чудом удалось выбраться. Скафандр затянул разрыв. Я использовал спасательную шлюпку.

— А шаттл?

— Мы побоялись работающего термоядерного реактора, и возможной реакции, если бы его втянуло в один из коллапсов. Я отдалённо запустил его к Сатурну.

— И ты ведь облучился? — подалась вперёд Аманда, зависнув над поверхностью стола. — Поэтому ты и проходишь все эти медицинские процедуры у Вайсс.

— Чёрт, я должен был догадаться раньше, — возмутился Тайлер.

— И потом вы обратились за помощью к Компании, единственным, с кем вы имели контакт?

— Я отключил разум. Сразу же, — Леклерк потёр губу. — Дилемма заключённого. Компания, само собой, согласилась. Я слежу за ситуацией в мире через инфополюс и знаю, в каком состоянии пребывает сейчас общество. А их интерес на прямую влияет на политические позиции корпораций. Да, Компания ничего не знает об ИИ. Они в неведении и до сих пор думают, что мне не удалось восстановить утраченные данные. Выигрывали все: Компания получала эксклюзивные, граничащие с запрещённой монополией, права на изучение аномалии, в перспективе общему возвращению к терраформированию, повышение интереса к научпопу, увеличение своего влияния в конгломерате. Все права на информацию переходили к ней. Негласно, какое-то время.

— Ты специально попросил меня завести блок? Назло Корпорации?

— В выигрыше должны были быть все. Я не могу обратиться к ускоряющимся. Компания единственный мой выход на новое оборудование и технику, если мне такая требуется.

— Почему ИИ так важен? — Павил удивлённо поднял руку, ладошкой вверх.

— Почему? — усмехнулся Леклерк. — О, Павил, потому что ты не понимаешь! Хотите знать, что это такое? Какие у него внутренности? Это многослойная оптическая нейронная сеть, представляющая из себя стекло со специальной внутренней структурой из примеси графена, по которым движется поляризованный свет. Это чистый разум. Вершина инженерной мысли. Гордость программиста и исследователя. Гордость творца, — он посмотрел в сторону Тайлера. — Когда при направлении на вход нейросети данных в виде волнового фронта, из-за специфического рассеивания внутри, энергия концентрируется в области одного из возможных выходов, образуя многофункциональные неалгоритмированные элементы. Соответствующие мысленные вычисления происходят на дифракционных пластинах, за счёт самой дифракции, подобно твоей, Павил, БХЛ-сингулярности, когда кривизна нарастает за счёт самой кривизны. Разум ИИ — это нейросеть в виде куска стекла, покрытого схемами и сверхпроводниками с неупорядоченной структурой, внутри которой размещены неоднородности: преимущественно примеси графена, сетки сверхпроводников и пузырьки воздуха. Да, оно живое, как и мы. О! Но при прохождении фронта электромагнитной, квантовой волны, разум особым способом рассеивает свет и энергию на эти неоднородностях, при этом обладая интеллектом фокусировать энергию в определённых точках выхода.

— Леклерк, я не…

— Терагерцовое излучение, вырабатываемое в сердцевине термоядерного реактора. Волна излучения вращается по вектору амплитуды, описывая окружность, но иногда спираль, вокруг волнового вектора. А какие причины явления преломления терагерцового излучения между графеновыми структурами ты знаешь?

— Эффект Холла, — неуверенно ответил Павил.

— Здесь важную роль играет квантовый эффект Холла в графене. Ты прав. Он появляется в структурах из-за эффекта нулевой эффективной массой, ведь волновой фронт представляет из себя фотоны и электроны. Как электрические импульсы у нас в голове, только по всей системе, без упорядоченности. В магнитных полях графена наблюдается проводимость электронного газа. Мозг Андана — собранная структура, и являясь системным блоком физического разума, внутри блока система наэлектризована, а, как мы помним — электрические силы не разделимы от магнитных. О! Вы можете себе представить функцию Грина в виде реального объекта? А Искусственный Разум использует функцию Грина для дифференцирования гигагерцового излучения, когда оно дисперсия на графеновых структурах. Электронно-дырочный переход в графеновых структурах является непрерывным. Из-за соединений межу нового поколения сверхпроводниками ион-ниобия, арсенида индия, гидрида лантана и меди-бариевых полимеров, мы смогли добиться устойчивости майорановых фермионов второго поколения, играющих роль кубитов в системе. Играющих роль аксонов и нейронов в мозгу.

— Очень интересно, но мало что понятно, — Тайлер, сдаваясь, небрежно махнул рукой.

— Данный тип квантового взаимодействия, наполняющий оболочку блока Андана, пока разум скрыт от наблюдателя, стал возможен благодаря достижениям прошлого века в области сверхпроводников и новых материалов. А его бы не было без усиленного и углублённого прогресса в области космической экспансии. Всё взаимосвязано.

— Камил был бы рад услышать такое, — безыдейно ответил Павил.

— Почему мы выбрали Сатурн? — Леклерк поднял руки к модельке планеты. — Потому-что, это идеальные условия. Были. Здесь, в космосе, достаточно холодно. Сильные магнитные поля, исходящие от магнитосферы Сатурна. Но теперь, когда у меня связаны руки, я не могу продолжать свою работу, зная, что там, над облаками, парит объект, ломающий мои планы.

— И причина в «дилемме заключённого»? Слишком уж… антропоморфно.

— Тогда найди мне другую причину. Я это представляю себя как конфликт принципов мировоззрения. Андан — чистый квантовый разум, пытающийся оторваться от физических ограничений. Ками же, наоборот, стремится выбраться из квантового мира в макромир. Вот тебе и гипотетическая причина возникновения тех самых чёрных дыр.

— Не вижу связи, — сказав это, Павил всё же записал предложенную идею себе в уме.

— И логики, — соглашаясь, буркнула Аманда.

— Если бы только они могли кооперироваться, — Леклерк поднял руки ещё выше. — Какие мы бы могли получить невероятные результаты.

— Но почему ты не обратился к своим? К ускоряющимся? — заметил Тайлер.

— Ты обещал рассказать ту длинную историю. И времени у нас теперь куча, — напомнил Аманда.

Кристаллическая память человеческого разума

Иногда требуется не просто попасть в нужное время и нужное место. Иногда требуется родиться в нужную эпоху. Люк шлюза отворился перед Леклерком, пропуская вперёд, в переход между этим миром и совершенно другим.

— Добро пожаловать, — один из представителей ускоряющихся приветствовал Леклерка.

Кроме девайса, опущенного на глаза, одно из его ушей было обвито скрученными проводами, выполненных в виде морской ракушки, из пика которой выходила тонкая антенна. Пальцы руки, которой тот приветствовал Леклерка, были обшиты позолоченными схемами на органическом стекле, вшитыми в кожу. Тело представителя облипал плотносидящий комбинезон из композитного, деформирующегося материала с термосвойствами, но, визуально, не с очень хорошим экранированием. Комбинезон, выполненный в стиле чешую рептилии, закрывал всё тело, кроме головы, кистей и лодыжек. Впрочем, кости ступней уже начали свою деформацию от длительного пребывания в невесомости. Коллега едва пользовался ногами, прибегая к постоянным анаболическим терапиям, подкреплённых дозами стимуляторов и ноотропов, минералам и витаминам, так распространённым среди ускоряющихся. Требовалось постоянно находиться в сознании, как можно дольше, чтобы мозг работал на максимальном пределе. Только так можно выйти на пик своего потенциала. Леклерк придерживался более умиротворяющейся позиции, почти потерявшей свою силу в последние года. Когда он только начинал, всё было немного по-другому. Никто не пытался бежать впереди остальных. А может ему всё это казалось, пока он не перешёл на следующий уровень, где обитали настоящие ускоряющиеся. И Леклерк казался сам себе бледным на фоне модернизированного тела человека перед собой, шапку на голове которого заменили сети электродов, сканирующих мозг. Всего лишь комбинезон с метками премьера ускоряющихся. Точнее, одного из премьеров. Представителей, работающих преимущественного программно и в инфополюсе.

— Спасибо, — ответил Леклерк, подтягивая себя внутрь перехода.

Его группа, осталась в общей зале ожидания, за закрывающимся за Леклерком люком. Как только помещение загерметизировалось, свет начал гаснуть, уступая место мягкому неоновому и фиолетовому свечению.

— Дальше…

— Я знаю, — перебил коллегу Леклерк. — Весь остальной комплекс — абсолютно стерилен. Я бывал здесь и раньше. Ты ведь новенький?

— Правда. Я здесь лишь пару месяцев. Пока не закончу частичный переход.

«Частичный переход». Так у ускоряющихся назывался процесс, когда ты навечно покидаешь тот мир и переходишь в следующий, находящий за следующим люком. А полный переход будет потом. Когда-нибудь. Когда предсказанная Винджем технологическая сингулярность наконец наступит. Когда человек сможет отбросить свою физическую оболочку и перейти в цифру, окунувшись в мир постфизической реальности.

А сейчас там всего-навсего имитация. Симуляция возможных вариантов. Прогон аппаратуры, техники и мощностей. Несерьёзное развлечение, хотя и находятся те, кого это вполне устраивает. Леклерк не принадлежал ни к одним, ни к другим.

Конечно, его приглашали ранее сюда. Он бывал здесь. Плавал в водяных резервуарах, проплывал под охладительными трубами, по которым пускали чистый жидкий азот. Но не решил остаться. Не согласился на частичный переход. Почему? Возможно, его амбиция превосходят такие грубые эксперименты, ведь ты не купишь себе мопед, зная, что завтра изобретут гравиплан. И дело не в деньгах. Или, хотя бы, веришь и надеешься в это. Возможно, он просто боялся пойти на такие кардинальные изменения своего тела. После этого его отношения с проконсулом ускоряющихся резко похолодели. Главным вектором (так называется позиция ускоряющихся, и не только в абстрактном представлении, а как настоящий двумерный указатель, показывающий, к чему ускоряющиеся собираются прийти и чего достичь) являлся отказ от своего физического тела. Не существовало метода переноса сознания из мозга на цифровой носитель, но главный вектор подразумевал, что мысленно ты уже там — в виртуальной реальности. Мало кто знает, но философия ускоряющихся вышла не только из идеи и работ Тюринга, Винджа, Марвина, Курцвейла, Перлиса и сотни других умов, но так же и из философии всё того же Ефремова. Той самой, чем были пропитаны учебные заведения Компании, одной из мега-корпорация, поддерживавших ускоряющихся. Просто ускоряющиеся пошли дальше, решив, что единственный выход из инферно, ада для мыслящих и сочувствующих созданий, это — переход в цифровой рай, где все будут счастливы. И с этим Леклерк был согласен. Пока дело не доходило до модификации тела. Его отказ был расценен среди ускоряющихся как слабина воли, нерешимость, недостойная настоящего прогрессора.

Но теперь дело зашло слишком далеко, и требовалось учесть голоса всех ускоряющихся, даже «коженосящего», как прозвали самого Леклерка. В конце концов, самый главный и важный инструмент человека — мозг, и пока никто не смог его конвертировать в кучку битов информации разной масштабности и цифровой последовательности, остальные могут заткнуться. Это касалось и проконсула.

— Секунду, — представитель настраивал следующий проход, орудуя настройками в дополнительной реальности.

— Как давно все собрались?

— Это не имеет значения. И все ли? — представитель провёл внешней стороной ладони вдоль экрана девайса. — Там время не имеет значения.

— Но имеет здесь.

— Всё, — представитель улыбнулся. Зубы были заменены на ряды плотное резины тёмно-синего цвета. Твёрдую пищу здесь никто не жевал. — Готово. Прошу извинить. На моей службе ты первый, кто не модифицирован и кого следует впустить в Зазеркалье.

— Ничего страшного, — Леклерк начал стягивать со своего худого тела комбинезон. На фоне крепкого тела представителя, Леклерк выглядел как голодающий парень из трущоб Каира двадцать первого века.

— Мне показалось, что ты говорил ранее, что был уже здесь? В Зазеркалье?

— Да. В Зазеркалье, — он расстегнул зажимы комбинезона на поясе, вытягивая через голову верхнюю часть одежды. — Но не согласился на частичный переход, — он протянул комок одежды представителю.

— Не волнуйся, брат. У меня нет предрассудков к «не-хотящим». Это лишь вопрос времени.

— Пока нет. Но потом появятся, если ты решишься переселиться в Зазеркалье.

— А ты чего не решил?

— Не могу оставить всё позади. Мы ведь представители. Мостики между мирами. Между реальностью и Зазеркальем, — Леклерк стянул с себя штаны. Его коллега забрал вторую часть одежды, скомкал и бросил в отверстие дезинфицирующей машины.

Зазеркалье. Так ускоряющиеся называют свой новый дом. Нео-Эдем. Маленький мир, где реальность переплетается с дополнительной реальностью. Без девайса вы слепы в нём. Но и с ним вы всё равно калека. Любой без модифицированного зрения, слуха, обаяния, усиленных тактильных ощущений — калека.

Леклерк остался полностью голым. Лишь девайс украшал его голову.

— Ещё немножко. Считай, что ты на границе, — следующий люк, пропускающий далее, открылся. — Ой, прости, ты ведь и всё так знаешь, — представитель хихикнул.

Пустота. И абсолютная темнота. Вот, что может подумать человек, впервые оказавшийся здесь. Самый частый источник освещения здесь — механические жуки-скарабеи с люминесцирующими панцирями. Они медленно ползали сами по себе по круглой шахте космических коридоров.

— Хм, — представитель протянул некую музыкальную нотку. — Думаю, ты и не нуждаешься в дезинфекции и карантине. Ты подготовился?

— Я ускоряющийся. На что ты надеялся? А ещё говоришь, что у тебя нет предрассудков.

— Прошу меня извинить.

— Будь добор, дай мне подключиться к системе Зазеркалья.

— Так точно.

Тёмное пространство окрасилось в цвета. Свет так и не появился, но этого и не требовалось. Леклерк видел мир через экран девайса. Представитель стоял перед ним, улыбаясь идеальными, белыми зубами. За его спиной два ангельских крыла имитировали полёт в невесомости. Сам представитель теперь выглядел немного по-другому. Человеческий нос изменился на металлический прибор, похожий на замеритель давления. От девайса, вросшего в лицо, тянулись словно артерии электроды, уходящие под кожу, где и скрывались от взора. Обтягивающая комбинезон сменился на гладкие перья.

— Теперь, кажется, я понимаю, почему ты не согласился на переход. У тебя ведь лицо самого себя! Только теперь ты весь деловой, как бизнесмен какой-то.

— Ты хочешь сказать, что я имитирую? — выпалил Леклерк?

— Нет, что ты, — представитель, извиняясь, пожал пернатыми плечами, придав своему телу импульс и начав медленно вращаться. — Ни в коем случае.

— Вот и хорошо. Я — это я.

Один из небольшого количества, но, возможно, самым важным, законом, в этом анархическом мирке, было признание реальности происходящего. Никто не смел обвинить другого в симуляции или имитации, ведь тогда бы пришлось оправдываться, почему такая мысль изначально пришла в голову? Ведь о таком в мире бесконечных возможностей мог подумать только язычник или еретик.

Представитель ухватился за поручень, отмахнулся своими ангельскими крыльями, и полетел к следующему люку, открывавшегося перед ним. Леклерк проследовал следом.

— Добро пожаловать домой, — произнёс представитель, как только Леклерк оказался внутри Зазеркалья.

Цилиндрические стены, обтянутые резиновой прокладкой, преобразовались, растворившись в глубине виртуальной реальности. Жуки-скарабеи сорвались со своего места, сбиваясь в кружащуюся кучку, распахнули свои люминесцирующие панцири и пронеслись на противоположную сторону шлюза прямо перед Леклерком. Шлюа начал расширяться, превращаясь в конус. Диаметр стен увеличивался. Геометрическая прогрессия, подсвеченная геометрическими расходящимися линиями на глазах Леклерка, нарастала. Картинка мира прогрузилась.

— Сюда, — представитель махнул рукой, придав своему телу момент и завращался вдоль стены конуса. Его крылья хаотично махали, не понимая, какой манёвр им следовало совершить.

— С возвращением, — перед глазами Леклерка появился текст. Он материлизовался из воздуха, проплыл слева на право, и растворился.

Вкус распылённого диффузией винпоцетина с азотом и калия-плюс ударил в ноздри Леклерка, наполняя его лёгкие миксом газов. Глаза заслезились, и он пожалел, что не модифицировал глазную оболочку.

— Что, брат, пахнет домом? — представитель продолжал вращаться, но явно контролировал своё движение, скользя в метре над поверхностью стенки.

— А то, — Леклерк потёр нос.

Вдалеке, на северо-востоке, огромные разноцветные рыбы с асинхронными сервоприводными лопастями, заменяющие плавники, плыли (или двигались в газообразной среде?) внутри расширенной части конуса, которая вновь переходила в цилиндрическую форму. Каждая рыба представляла из себя автоматические модули-кабинеты, в которых размещались те ускоряющиеся, решившиеся на кардинальные изменения своего тела, отказавшись от реального, внешнего мира. Их ещё называли капсулами.

— А количество капсул увеличилось с моего последнего пребывания здесь, — заметил Леклерк.

— Нас всё больше. Когда-нибудь и оставшиеся люди поймут, какой вектор является единственно верным в жизни.

Программа Зазеркалья контролировала и калибровала соотношение калия в системе вентиляции, не позволяя развиться гиперкалиемие. Леклерк, смотря на рыб над свой головой, проплывавших сквозь целые галактики, чувствовал, как его наполняет альдостерон, компенсируя приток распылённого калия. В местной атмосфере присутствовали и ароматы цветов, пряча под собой запах абсолютной стерильности, соблюдавшейся во всём Зазеркалье.

И всё же существовала причина, почему это место называлось Зазеркальем, а не по-другому. В конце концов и сами жители Зазеркалья знали (но не всегда признавали), что это ненастоящая постфизическая жизнь. Не жизнь за пределами известного макромира.

В метрах двадцати группа ускоряющихся с модернизированными телами собралась в кучу, подключив себя к общему процессу компьютера, парящего в пространстве. От его круглой формы, окрашенной в красные тона, тянулись кабеля, вставленные в разъёмы процессора. Противоположные концы кабелей уходили в девайсы ускоряющихся. Девайсы были интегрированы хирургически прямо в голову, сращённые со зрительским нервом. За пределами этого мира ускоряющиеся слепы. Впрочем, здесь это не выглядело так уж и ужасно. И не было чем-то, выходящим за предел обозначенной нормы. Подключаясь к процессу, ускоряющиеся синхронизировали свой разумы, создавая подобие коллективного разума. Процесс был в бета стадии разработки, но многие ускоряющиеся считали его прорывным, хотя и работы было ещё непочатый край.

К телам ускоряющийся были подсоединены пропеллеры, запускающиеся от электрических импульсов нервных окончаний, наподобие продвинутой ЭСИ. Они и позволяли беспрепятственно двигаться в безгравитационной системе. Тела, вместе с круглым процессором медленно вращались за счёт сохранения момента инерции, и наблюдали за Леклерком.

Что ж, это было не удивительно, ведь главное голосование начнётся уже скоро. Возможно, решающее для всех без исключение ускоряющихся. Поэтому они и объединяли свои мозги, сбивались в группки и союзы, решая, как им следует поступить.

Леклерк и представитель подлетели к выпуклому наросту. Он, словно холмик, зарос весь травой. Несколько ромашек торчали тот тут, то там. К Леклерку с неба спустился дрон, подлетая к холмику. В своих зажимах он держал новый дайвинговый костюм.

— Знаешь, а я ведь и сам мог найти дорогу.

— Знаю, — улыбнулся представитель. — Но так захотели советники.

— Понимаю, — Леклерк опустил свои ноги на пол, а руки вытянул вверх.

Дрон растянул дайвинговый костюм, натягивая его сверху-вниз на Леклерка. Липкий, обтягивающий материал покрыл пальцы, затем кисти, предплечья, дотянулся до плеч, покончив с руками и перешёл туловище, оставив голову без изменений. Представитель сорвал с дрона подводную маску на всё лицо, пока машина продолжала одевать неподвижного Леклерка.

— Ты уже определился, как проголосуешь? — Леклерк принял маску из рук представителя, закончившего хаотично вращаться.

— Я поддержу главный вектор проконсула, каким бы он не был.

— Это позиция большинства?

— Да. Это позиция всего Зазеркалья.

— Но… почему же? — Леклерк надел подводную маску поверх девайса. — А если позиция будет ошибочна? Анти-ускоряющееся?

— Такого не может быть. Проконсул и совет всегда действуют в интересах ускоряющихся. То есть — наших.

В наросте образовалась впадина, словно земля провалилась внутрь.

— А где твоя маска? — спросил Леклерк представителя.

— Я не последую дальше. Я ещё слишком молод. Нельзя, — улыбаясь белоснежной улыбкой, сотворённой из резины, тот пожал плечами.

Спустившись «под землю», Леклерк оказался в бассейне, уходящим в течение. Дыра в холме за спиной Леклерка затянулась и «коженосящий» нырнул в воду. В Зазеркалье имелся свой гольфстрим, циркулирующий вокруг всей станции ускоряющихся. Тёплое течение несло Леклерка вперёд. На самом деле это и был настоящий мир ускоряющихся, а не тот, что «наверху», опирающийся только на виртуальность. В прозрачной воде, то тут, то там, Леклерку попадались дрейфующие реакторы, распыляющие гмо-бактерии, собирающие пластик. Бактерии поглощали пластик, доставляя его в реактор, где пластиковые отходы перерабатывались во внутренней ёмкости аппарата. За полный цикл переработки от пластика оставались вода и углекислый газ. Разложенные полимеры переходили на еду гмо-бактериями, которые таким способом восстанавливали затраченную ранее энергию. Ближе к стенам трубообразных проходов, над и под Леклерком, проходила система охлаждения и трубки рефрижераторов, по которым протекал жидкий азот для охлаждения внутренней аппаратуры. Цепочка процессоров, объединённых между собой спаянными платами, пролегала вдоль всей системы циркуляции воды. Давно, до рождения Леклерка, когда ускоряющиеся только возвели своё Зазеркалье на низкой земной орбите, систему циркуляции использовали ещё и для работы ядерного реактора, прогоняя воду через него и разгоняя турбины в невесомости. Сейчас уже все отказались от энергии ядерного распада, посчитав ей слишком затратной по отношению количества расходуемой жидкости.

Через пять минут пассивного движения поток течения изменил своё направления, уводя Леклерка вверх, где его втянул вакуумный насос внутрь другого резервуара воды.

Все уже давно ждали его. Внутри прозрачной сферы резервуара Леклерк оказался прямо перед проконсулом. Интерактивный прямоугольник, гроб, вертикально заякоренный на прямой ручке, уходящей в днище сферы. Гроб переливался статистическими помехами, волны которых соответствовали голосу проконсула. Сам проконсул в виртуальном мире выглядел молодым подростком в теле механической машины, заменявшей туловище и конечности. За проконсулом искрился портал, червоточина, уходящая в некое другое измерение, символизирующее то, от чего Леклерк отказался. Проконсул не мог упустить момента указать Леклерку всю его ущербность и ограниченность. Впрочем, этого и не требовалось. Леклерк был единственным живым человек, ускорителем в живом теле, не воспользовавшимся инфополюсом на расстоянии. Он явился сюда лично, показывая тем самым свой настрой и решимость.

— Что ж, — пожал плечами проконсул. — Ты всё же, действительно, решил представь перед нами в «природной» оболочке, — помимо статистических помех, выводимых на поверхность гроба, внутри которого и находилось реальное тело проконсула (разобранное и упакованное), синусоида голоса меняла свою амплитуду, выводимая поверх изображения проконсула. — Думаю, разработку вектора мы можем начать. Приступить к ускорению.

Все прозрачные стены сферы были изрисованы синусоидами подключившихся ускоряющихся. Здесь был весь совет, все правителя и главы программирования. И они слушали, превращая свои синусоиды в прямые линии.

— Как вы уже знаете, — продолжил проконсул, — ИИ превысил допустимые ограничения, убив аппаратуру.

— Он не мог превысить ограничения, потому что не было никаких ограничений, — высказался кто-то из отдела программирования. Синусоида меняла свою амплитуду по мере изменения голоса.

— Есть законы, почему нельзя применять электромагнитное оружие, — теперь говорил программный претор. — Любое несогласованное уничтожение техники может приравниваться к акту агрессии по отношению к ускоряющимся.

— Наши тела неразрывно связаны с электроникой. Она является частью нас, — проконсул повысил голос. — Наши разумы связаны с электроникой. Умрёт электроника — умрём и мы.

— Только не коженосящего, — высказался неопознанный голос.

Раздался небольшой смешок, поддержанный остальными присутствующими ускоряющими. Стены резервуара исказились в унисонной волне поддержки.

— Поэтому, я и отказался от частичного перехода, — возмутился Леклерк. — Посмотрите на себя. Параноики, не способные видеть дальше программного алгоритма. Одна ситуация, вышедшая из-под контроля, и всё, вы уже боитесь. Будто что-то угрожает главному вектору.

— Это не просто ситуация, вышедшая из-под контроля, — проконсул посмотрел своими виртуальными глазами на Леклерка. В них, подобно линейной машинке Тьюринга, бежали однозначные цифры, меняющие друг друга. — Уничтожение проводников и транзисторов через скачки напряжения значит, что у ИИ есть доступ к электрическим мощностям.

— Он лишь проучил тех доморощенных хакеров.

— Это уже не первый случай, — ответил претор. — ИИ явно не в настроении.

— Это слишком человеческая логика, — упрекнул того Леклерк.

— Но ей орудуешь и ты, — проконсул склонил голову. — Проучил? А если он захочет нас проучить? Мы связаны с инфополюсом. Мы живём в нём. И мы делим пространство там с ИИ. А если он захочет нас проучить? Можем ли мы быть уверены, что наши фаерволы защитят нас? Программный претор?

— Мы не способны провести проверку, но квантовые фаерволы ничто для квантового сознания.

— Если мы не способны себя защитить, то как мы можем не быть параноиками? Мы — прогрессоры человечества, а не корпорации. Мы двигаем науку, а они лишь популизируют её. И мы настоящие отцы ИИ.

— И неспособные его контролировать, — высказался программный оператор. — Мы не можем переделать его. Он состоялся как разум и не подлежит редактированию. Это за пределами конвекции закона Тьюринга.

— Он не просто программа, — прямая линия под программным фециалом сменилась на синусоида. — Он и есть разум.

— Так получилось, что ИИ представляет опасность не только для нас, но и для остальных корпораций, — проконсул сцепил пальцы. — Они организовали свой совет. Конгломерат. И уже пришли к заключению.

Стены зала загудели, изрисовавшись множеством негодующих синусов, меняющих свою длину волны.

— Да что они могут понимать в программировании?

— Эти дилетанты не отличат бит от кубита.

— Коженосящие вновь решили нам указывать, что делать?

— Жалкая попытка потягаться с нами силами в интеллектуальном первенстве.

— Тихо, — перебил всех проконсул. — Ускоряющиеся обязаны Компании, и мы должны учитывать их мнение.

— Почему ты не отправил меня на переговоры? — негодующе выкрикнул в микрофон маски Леклерк.

— Я никогда не отправлял. Решение должно было остаться здесь, в пределах сферы влияния ускоряющихся.

— Но ты согласился записать их решение в реестр Зазеркалья? — спросил один из совета.

— Да.

— Возмутительно, — высказался фециал.

— Это угроза нашей независимости, — высказался претор. — Это угроза нашему вектору.

— Ты поставил главный вектор под угрозу влияния извне, — высказался программный оператор.

— Это вздор, — ответил проконсул.

— Голосование может быть фальсифицировано влиянием извне, — Леклерк махнул рукой по горизонтали.

Проконсул злостно посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Ты общался с Компанией на прямую? Через инфополюс? — спрашивал один из программных старейший, но проконсул лишь молчал, не отвечая на риторические вопросы. — Без представителей? Не обратился к программному представительству? Ты мог подвергнуть своё мышлению чужеродному влиянию. Как мы можем быть уверены, что твоё мнение основано на мнении большинства Зазеркалья?

— Фальсификация здесь не причём. Они хотели знать мнение ускоряющихся из прямых уст. В коем-то веки наши цели, возможно, сойдутся.

— Так, к какому решению они пришли? — спросил претор.

— К такому же, что и мы.

— Или мы подверглись влиянию извне? — спросил Леклерк. — Тогда мы должны оттянуть голосование…

— Значит, они тоже хотят форматнуть ИИ? — перебил Леклерка кто-то из совета.

— Есть главная причина, почему мы дошли до этого момента, — аватар проконсула застыл, как и статистические помехи на поверхности его гроба. Лишь синусоида голоса продолжала меняться. — Ни ускоряющиеся, ни линейные не могут понять ИИ. Как он мыслит?

— И, поэтому, мы должны избавиться от него? — Леклерк негодовал. — Как дикие животные?

— Ты знаешь анекдот про ядерный реактор и древнего грека, Леклерк?

— Это новая технология, — по залу раздался неодобрительный гул. — Прошу прощения. Это новый разум, — прокричал Леклерк. — Со своими особенностями! Вспомните основной вектор всех ускоряющихся — непрерывное ускорение в будущее. А мы обсуждаем убийство этого самого будущего. Разума. Настоящего разума, прошедшего тест Тьюринга. Да это прямое нарушение закона ускоряющейся отдачи! Это ересь!

— Он разум. Мыслящий. Без спорно. Но прошёл ли он тест Тьюринга? Посмотри, какие ответы он даёт в инфополюсе. Это чистейшая китайская комната Сёрла. К сожалению, мы не можем прийти к выводу, что он — мыслящий по меркам человека. Различия в ментальном плане между ним и нами кардинально отличаются на корню. Нет никаких доказательств, что и ИИ понимает нас. О чём люди говорят. Так же, как и люда не понимают, о чём говорит ИИ. К тому же, существует вероятность, что мы ошиблись и породили не разум, а лишь её искажённую версию, монстра, не имеющего ничего общего с интеллектом.

— Это слишком антропоценрическая точка зрения.

— Но она имеет право существовать, когда мы говорил о чём-то, что было создано руками человека. Возможно, мы достигли технологической сингулярности в тот момент, когда родился чистейший из разумов. Но мы не осознали это. Посмотри на себя, коженосящий. Ты не согласен с нами, когда речь заходит о переходе. Называешь других ускоряющихся параноиками. Может мы не осознаёт этого. А может, ты заблуждаешься? Если бы технологическая сингулярность и наступила, то мы не доросли до неё. Не поняли в силу наших недостаточных умственных мощностей. И не можем совладать с ней. Но если она наступила, то мы — и есть технологическая сингулярность.

— И ты готов поддержать главный вектор Компании. Вектор, «рождённый в конгломерате корпораций»? Не ускоряющихся?

— Поэтому мы и проводим голосование, коженосящий. Чтобы последнее слово осталось за ускоряющимися.

— Я ускоряющийся, а не коженосящий, проконсул.

— А ты останешься таковым, пойдя против нового вектора?

— Так проясни же его!

Аватар проконсула исчез. Остался лишь один гроб.

— ИИ должен быть уничтожен в силу того, что его невозможно понять, а значит, невозможно предугадать его действия. С ним невозможно договориться. И мы, ускоряющиеся, живущие в инфополюсе, подключенные беспрерывно к общей сети, как глобальной, так и энергоснабжения, являемся самыми уязвимыми в цепочке. В нас не говорит страх, а лишь сухая логика. Если мы погибнем, то человечество потеряет прямых представителей своего прогресса. Это будет несказанный удар по всему научному пласту. Будут утеряны двенадцать в тридцать шестой степени байт и кубайт информации. Целая история. Человечество отдалится от мечты постичь постфиз. ИИ лишь доказывает, что человечество всё ещё далеко от данного состояния. Создав ИИ, мы поторопились, и не находимся на том уровне развития, требуемого для постижения разума ИИ. Эксперимент лишь убедил большинство ускоряющихся, что те находятся на верном пути, главный вектор — истина, и полное понимание того, с чем мы столкнулись, получим лишь при полном переходе в постфизическое состояние. В цифру. Есть ли те, кто готов оспорить вектор моего мышления?

Никто не высказался.

— Послушайте, — Леклерк запротестовал. — ИИ живёт в инфополюсе. Мы сейчас находимся в инфополюсе. Значит, ИИ имеет возможность нас прослушивать в любое время. Я уверен, он и сейчас слушает нас. Но ничего не предпринимает.

— Как и сказал проконсул, нет никаких доказательств, что ИИ понимает, о чём говорят люди, — высказался программный оператор.

— Но для него всё это — сплошная цифра. Вам ли не знать? Он в любой момент может скомпилировать услышанное на своём языке. Он понимает, что мы, его родители, хотим убить его. Но что он предпринимает? Ничего! Он безопасен!

— А уничтожение проводников через скачок напряжения? — спросил один из совета.

— Когда мы создавали его, мы знали, на что он может быть способен. Видели его потенциал. Но всё равно не отказались. Почему же сейчас?

— Мы поторопились, — перебил его проконсул. — Но осознали только сейчас. Мы должны проголосовать. Я сформулировал два варианта.

В АэРке перед Леклерком высветилось голосование, состоящие из двух вариантов:

— Пойти против «рождённого в конгломерате корпораций» решения? — удивился Леклерк. — Что это значит? Голосование фальсифицировано. Первый вариант покажет линейным, что мы, ускоряющиеся, признаём их власть над нами. Это отрицание независимости!

— Поэтому я так и написал, — ответил гроб. — Последнее слово всё равно за нами. Если откажемся от решения корпорация, зарубив его на последнем рывке, то покажем им, что не расцениваем их как главных партнёров. Но это не так. Мы зависим от них. Как бы это не звучало. Убить разум, убить живой организм, должно быть общим решением всего человечества. Или ты не согласен, Леклерк?

Леклерку нечего было ответить. Слова застряли в глотке.

— Тогда начнём, — трибуны синусоидов покрылись одобрительным зелёным светом. Леклерк подтвердил своё участие в голосовании, моргнув нажатием на зелёную кнопку на интерфейсе.

Покидая Зазеркалье, Леклерк уже знал, чем закончилось голосование. Просто оно ещё не было официально афишировано. Да и надо ли? Ускоряющиеся прогнулись под своих партнёров, согласившись с теми по вопросу ИИ.

— Всё хорошо? — Бао, первый помощник, протянул Леклерку скафандр.

— Не совсем.

Группа из восьми людей, его приближённые и помощники, ожидали Леклерка и конца голосования в общем холле. Они были здесь единственными. На каждом скафандр с пометками группы Леклерка — чёрные полоски покрывают волновую рябь, подобно изображению радиоволн, исходящих из передатчика антенны.

— Не могу поверить, что наши усилия коту под хвост, — Молло поникла.

— А ведь ИИ — это наша разработка, — Себастьян вскинул голову. Его распущенные волосы веером собрались в невесомости вокруг лица.

— Ну не совсем наша, — отрезал Леклерк. — Общая. Всех ускоряющихся. Нельзя приписывать заслугу в успехах только нашей группы.

— И всё же, — Ривьеро почесал висок, снимая с головы девайс, — это — неудача. Это был отличный шанс выбиться в лидеры ускоряющихся. Мы могли бы протолкнуть тебя, Леклерк, в совет.

— Я всего лишь коженосящий, — он оттолкнулся от поручня, направляясь к космическому лифту. — Пошли. Нам нечего здесь больше делать.

На каждом лице своих подчинённых он читал разочарование. Годы труда канут в историю. Осознание? Осознание, что величайший технический прорыв двадцать второго века будет уничтожен. Как киберсин. История повторяется. Будущее вновь отодвинется.

— Не говори так, — ответила Молло. — Мы все такие. Коженосящие.

На интерфейсе, в АэРке, перед Леклерком высветилось новое окно голосового чата. Без особо энтузиазма, Леклерк принял вызов.

— Уполномоченный представитель Леклерк.

— Программный фециал.

— Опустим имена, — всё так же синусоида искривлялась под голосовой тембр. — Я бы впечатлён, что ты пришёл на голосование в чём мать родила.

— Это похвала?

— Мне нравится твоя решимость, Леклерк. Но не забывай, что я выше в программной иерархии, чем ты. Не стоит думать, что мы приятели, потому что все ускоряющиеся.

— Потому что я «коженосящий»?

— И это тоже. Но не только поэтому.

Леклерк не нашёл, что ответить.

— Нам не нужно быть приятелями, верно? Как насчёт партнёров?

— Партнёров? Что ты имеешь ввиду, программный фециал?

— Ты бы мог присоединиться к нам. Влейтесь своей маленькой группой к нашей.

— Присоединиться к клирикам алгоритмов? Программный фециал, я не понимаю, зачем коженосящие нужны тебе, — Леклерк выплыл в помещение порта, где на другом конце уже его ждал лифт. — Ты ведь прекрасно осведомлён насчёт нашей позиции по переходу.

— А какой выбор остаётся у вас? Вы — отщепенцы ускоряющихся. В меньшинстве. Ваш главный проект закрыт. Возможно, это был последний твой раз, когда ты посетил Зазеркалье. Никто ещё не сидел так долго на должности представителя, как ты. Да, Леклерк, ты засиделся. Пришло время сделать выбор.

Недолго думая, Леклерк оборвал связь.

— Чего хотел фециал? — спросила Молло, когда лифт доставлял их вниз к Земле.

— Чтобы бы присоединились к его группе, — Леклерк, закрыв глаза, думал о своём.

— Но, зачем? Какой ему от этого смысл? — удивился Сидни, молчавший до этого. Его выдавал австралийский акцент. Иногда Леклерк представлял, как этот парень мог бы серфить по прибрежным волнам Новой Зеландии, треть часть которой ушла под воду. Он бы мог заняться чем-то интересным, но менее важным, чем изучение ИИ. Настолько бессмысленным всё теперь казалось Леклерку. — Он решил, что мы передумали и пройдём частичный переход?

— Среди ускоряющихся зреет раскол.

На минуту внутри лифта повисло молчание.

— Думаю, внутри ускоряющихся существуют группы, более не поддерживающие общий вектор. Они и охотятся за поддержкой. Пускай они считают нас убогими, но мы всё ещё остаёмся ускоряющимися. Наше участие может склонить чашу весом. Когда-нибудь, — Леклерк поёрзал в сидении. — Но я бы не стал мечтать.

— Почему? — удивился Себастьян.

— Мечты слишком редко становятся явью.

— Леклерк, проснись.

Бао пихал его в плечо, пока машина везла их по подводному туннелю. Слова, произносимые из уст помощника, звучали слишком отдалённо, будто тот пытался перекричать порыв ветра. А может это разум Леклерка не сразу осознал, что произошло. Новость о смерти ИИ была как всаженный прямо в сердце нож. Всё произошло слишком быстро. Ни конгломерат корпораций, ни ускоряющиеся — они были ни причём. Каждый аппарат, каждый девайс, подключенный к сети, каждый цифровая машина кричала на своём скомпилированном языке, передавая новость. Они в унисон, все до единого, поднимали свои цифровые руки к цифровому небу, скандируя, что цифровой бог умер. Каждый экрана хоть сколько значимого оборудования отображал в себе картинку уплывающих вдаль облаков на фоне летнего неба, покрытого солнечными лучами, тянущимися из-под горизонта. Леклерк потерял дар речь. Его глаза стали стеклянными, покрываясь подбегающей влагой. Он молча плакал, всматриваясь в ошеломлённое лицо своей научной группы. В тот день часть Леклерка навсегда умерла, в том подводном туннеле, пока машина везла его к суше.

Они сами вышли на него. Сколько дней прошло? Он исписал миллионы сток программного кода, забивая его алгоритмами, но всё превращалось в один вечной, избитый временем вопрос: «Почему?». Они акулы пост-капитализма. Корпорации. Они знают, какой стороной падает намазанный маслом хлеб. И даже если они не правы — они знают, как всё перевернуть так, чтобы остаться непогрешимыми. Они алчны до власти. Поэтому их и ограничили монополистическими законами, связывая им руки в мире, где массовая система конкурирующих государств утратила какое-либо значение. Им нужен был доступ к ускоряющимся. И Леклерк не удивился, когда они обратились к нему, постучав в дверь его жилого комплекса в Сиерра-Фортагре, на прибрежном корпусе пожираемого морем Лос-Анджелеса. Хоть Леклерк и был настроен негативно, сразу он их не послал куда-подальше, как должен был сделать любой ускоряющийся. Разлад среди ускоряющихся достиг и его коры головного мозга, словно идейный паразит, норовящий подстроить под себя новый организм.

Их предложение было кратко: они хотели, чтобы Леклерк работал на них. Но, оправдываясь, что не напрямую, а лишь сообщать о разных новостях, творящихся внутри ускоряющихся. К их несчастью, Леклерк был бракованным, поссорившись и с консулом, и с фециалом одновременно. Путь на программный олимп был закрыт. И если он был частичным изгоем до голосования, то после стал полноценным. Как и вся группа, решившая остаться с ним. Их он тоже спрашивал: «Почему? Почему вы так поступили?», но, скорее всего, они и сами не знали ответа. Компания знала, что бы требовал Леклерк, и предложила первой: одна тринадцатая часть физической оболочки ИИ, пущенной во «время препарирования». И Леклерк согласился.

Стоя среди остальных участников аукциона, в помещении, где освещением являлись только вшитые в пол диодные лампы, он получал в руки частичку разума ИИ. Мёртвую, отключенную от сети. Он чувствовал себе Франкенштейном, стоящим нам своим чудовищем. Никакая молния ещё не ударила в электрод, но тени, порождаемые осветителями, покрывали его лицо, тянусь вверх.

Он собрал всю свою группу заново, выторговав целый научный комплекс у Компании. Так эта корпорация себя называла. Просто и минималистично. Их одержимость скрывающимися от них ускоряющимися сыграла на руку Леклерку. Они так хотели узнать хоть что-то из места, названия которого даже не знали, что готовы были отдать пол царства в придачу. Так в руки Леклерку попала целая станция, названная Анданом.

— Это наш новый дом, — ступая на новую землю, Леклерк вылез из шаттла. Его прибытие встретили уже люди, работающие здесь терраформаторами Сатурна. Настоящие терраформаторы, он прилетел выселить.

— Никогда не думал, что буду работать вдали от Земли, — Себастьян переступил порог следом.

— Это уже не важно. Важно, что нам дали второй шанс, — Леклерк обернулся, смотря на свою группу, решившую следовать за ним. — Важно, что мы можем начать всё с начала.

Но энтузиазм имеет свойство улетучиваться, подобно любви. Подобно цветку, чьи лепестки увядают вместе с растением. Недели сменялись на месяцы, месяца на годы. Работы по восстановлению продвигалась, но очень медленно. Когда Леклерк опомнился, то осознал, что всех терраформаторов перегнали на новую станцию возле Титана, оставив его и его группу наедине с самими собой. Первое потрясение настигло в тот момент, когда он подходил к своей каюте.

— Я улетаю, Леклерк.

— Молло…

Она ждала его, уже одетая в скафандр. И как бы Леклерк не пытался отстраниться от разногласий и споров, бушующих между участниками группы, от последствий убежать невозможно.

— Боюсь, мы достигли своего потенциала. Больше мы ничего не сможем сделать, — она сложила у себя на груди. Её зелёные глаза смотрели на него, как на побитую дворнягу. Как на человека, который обманул её.

— Главное не сдаваться, — он неуверенно улыбнулся.

Они отстранились от основных ускоряющихся как несколько лет. Лишь едва до Леклерка доходила информация о масштабных выборах в Зазеркалье, о важном человеке, сложившим с себя полномочия консула. О падении фециала и расквартированию его подопечных. О реформе клерических приоритетов. Но всё это было лишь слухами, а не информацией, получаемой из прямых уст. Фециал был прав: Леклерка отстранили.

— Не в этот раз, любимый. Давай откажемся от своих амбиций. Вернёмся к ускоряющимся. Договоримся о частичном переходе? Займёмся чем-то новым, в конце концов.

— Нет. Нет, не в коем случае, — он замотал головой, опустив её к полу.

— Дорогой, ты одержим этим ИИ. Он ушёл. И никогда не вернётся, пойми ты наконец.

— Осознание.

— Что?

Есть большая пропасть между сдаться и отказаться от своих амбиций. Второе — непростительно.

— Тогда, на голосовании, когда я последний раз посетил Зазеркалье, проконсул говорил мне про осознание. Молло, прошу тебя, останься. Я уверен, что мы на правильном векторе. Ещё немного и мы добьёмся успеха. И остальные ускоряющиеся сами придут к нам.

— Я… я не могу больше так, Леклерк. Прости… Мой дом там. В Зазеркалье, среди других ускоряющихся, среди братьев и сестёр. Ты ведь знаешь…

— Что, ты связывалась с ними через инфополюс?

— Да.

Он знал ответ, но боялся сам себе признаться. Сколько пути пройдено, и сколько осталось?

— Нет, не знал. Но догадывался. Молло, ты не передумаешь? Подумай ещё.

Повисло неловкое молчание.

— Я уже всё обдумала, Леклерк.

— И чем займёшься по возвращению? — Леклерк провожал Сидни. Он, Себатьян и оставшиеся пять членом группы Леклера, покидали своего духовного программного наставника.

— Даже не знаю. Устроюсь в какую корпорацию.

Они держались за поручни, тянувшиеся вдоль стыковочной секции, где сейчас был закреплён второй шаттл, отбывающий назад к Земле.

— А как же ускоряющиеся?

— Для меня всё кончено. Я был лишь мелким программистов, — он улыбнулся.

— Сид, да ладно тебе. У тебя же куча опыта в машинном программировании. Ты умеешь читать массивы данных. Даже лучше, чем я. Ты разбираешься в машинном языке, неалгоритмированной компиляции, квантово-рекурсивных методах обработки данных и куче всего ещё. У тебя целый багаж опыта.

— Да, но всё связано с разработкой ИИ. А эта тема мертва. И будет мертва ещё десяток лет. К тому моменту, когда её возродят, мои знания капитально устареют. Помнишь, ты любил рассказывать о Киберсине? Сколько лет прошло с момента его смерти и полного возрождения? Шестьдесят? Даже сам Энтони Бир ничего бы не смог поделать с программированием двадцать первого века.

— Ты думал насчёт присоединения к Зазеркалью? — неловко поинтересовался Леклерк.

— Ты про частичный переход? Меня никогда не интересовала эта тема, но, я слышал, Ривьера всё же решился на модификацию. Да и Себастьян подумывает над этим. А я… что ж, это было отличное время, но если чему-то меня и научил ИИ, то это принятию факта, что всему приходит конец. Рано или поздно. Ну, а ты, — … — что ты будешь делать, учитель?

— Интересно ты меня называешь, — Леклерк усмехнулся. — Я? Я останусь.

— И продолжил исследование?

— Само собой.

— Леклерк…

— Мы уже сто раз это обсуждали.

— Воссоздать ИИ с того, что мы имеем… — Сидни печально вздохнул, — равносильно попытке создать сознания, имея рептильный мозг вместо новой коры.

— Надеюсь, у тебя всё сложится, Сид, — Леклерк, улыбаясь, на прощание похлопал того по плечу.

День за днём, день за днём, день за днём…

Его мозг был погружен в код, собирая и дописывая его по частичкам. Он был одинок в этом деле. Одинок, но не сломлен. Никто больше не отвлекал его. Только он наедине со своими мыслями. И спящий где-то там разум. Обычным маркером он исписывал стены и схемы, помечая нужные позиции напряжения, проводимого вдоль сверхпроводников. Он практически перестал спать, и когда его глаза уже начали самопроизвольно от усталости, лёгкое электрическое напряжение пробежало от одного транзистора до другого. Подобно потоку крови, несущемуся по вене. Сердце Леклерка едва не остановилось.

— Леклерк, — Бао приоткрыл дверь в кабинет. Его запрос на визит Леклерк получил ранее по АэРке.

— Я тут, — Леклерк открутил пластмассовую крышку с бутылку, наливая себе в стакан синтезированное вино. — Всё же вино здесь отличное. Пускай и из гено-модифицированного винограда. Присаживайся, — Леклерк рукой дистанционно вытянул из стены скамейку.

— Леклерк, — Бао сел напротив.

— Ну что?

— Остальные покинули нас.

— Бросили, — Леклерк отхлебнул от стакана.

— Что мы будем делать? Нас осталось трое. Один программист, один техник, и один медик.

— Хочешь что-то сказать? — Леклерк наклонил голову вниз, почёсывая свои волосы. — Хочешь уехать?

— Нет.

— Нет? — удивился Леклерк. — А чего ты хочешь?

— Я хочу знать, что мы будем делать дальше. Если мы остаёмся и продолжаем попытки воссоздать ИИ, то…

— Мы продолжаем.

— … я с тобой.

Леклерк не стал спрашивать причину, почему Бао остался. В глубине души он догадывался, что тому больше нечего делать. Всю свою жизнь он работал на Леклерка, состоя в его группе. Сначала лёгкое программирование, начальные курсы ускоряющихся, на которые его продвинул Леклерк, затем техническая работа по изучению компонентов ИИ, затем крах и побег к Сатурну. Вот и всё жизнь его помощника. Хороший инженер, хороший техник, средний математик и программист. Насколько тот верил в вектор ускоряющихся? Насколько он сам был ускоряющимся? Впрочем, Леклерку было всё равно.

— Что ж, приятно слышать.

Проверка мыслительных функций

В медицинском отсеке пахло абсолютное стерильность. Впрочем, здесь всегда так пахло. Как в истории Леклерка о Зазеркалье. И запах впитался в кожу Бао, словно родимое пятно. Под обследующими его сканерами ему было ни тепло, ни холодно. Лишь нейтральный свет, рентгеном проходящий его насквозь. Универсальный медицинский блок, надетый на его правую руку, проверил состояние крови и ритм пульса. Закончив работу, блок отцепился, отъезжая назад в разъём аппаратуры.

— Как думаешь, Леклерк сделал правильно?

— Ты о чём? — Вайсс проверяла показатели тела Бао, выводимые ей в дополнительную реальность, представляя там из себя плоскую прозрачную панель, размещённую поверх инженера. Сама Вайсс стояла вплотную к мобильной кушетке, на которой тот разместился, стоя практически над Бао. Она глазами развернула тест по крови, экстраполируя предыдущие результаты.

— Я о решении Леклерка всё рассказать тем, кто не входит в группу.

— Это его решение, — она потянулась за инъекционной иглой, завёрнутой вместе с колбой в маленький одноразовый пакет, торчащий из медицинской панели правее от лежачего Бао. — И не забывай, я — не ускоряющаяся. И никогда им и не была. Меня приписала к вам Компания, пускай это было и давно.

— Да, конечно. Но это… — он подбирал слова, — как-то неправильно.

— Если ты не согласен, то почему не вмешался? Лежи смирно, — Вайсс ввела иглу в подкожную мембрану, вшитую в область щитовидной железы Бао, видя её местонахождение на сетке дополнительной реальности. — Не дёргайся.

Бао подчинился. В следующее мгновение он уже ощущал, как иммунологический пептид растворяется в его крови, бегущий по кровеносной системе. Он не чувствовал себя лучше, но хотя бы не чувствовал, будто начинал разваливаться.

— Сколько это ещё продлится? — спросил он, когда Вайсс вытянула иглу, выкидывая в утилизатор.

— Ты всё ещё идёшь на поправку. Курс продлится ещё неделю.

— Ты это же говорила и месяц назад, — Бао приподнялся на локоть.

— ВСЁ ЕЩЁ, — выделила она слова, повторяя их.

Бао отдышался. Стоило поблагодарить Вайсс за её работу, ведь только благодаря ей он не разваливался от поглощённой дозы. Чёртов объект пытался его убить, но тогда Бао всё списал на несчастный случай. Теперь же это входило в систематическое поведение объекта. Одной Вайсс известно, сколько дозы принял в себя штамм. Возможно, к концу курса Бао станет чистым, а штамм будет выведен. И всё же, стоило поблагодарить Вайсс. Он посмотрел на неё, на то, как та устала, потратив годы своей жизни на идеи Леклерка, перспектива которых ни на электрон не стала более ясной. Даже, возможно, что наоборот.

— Что? — Вайсс приподняла бровь.

— Ничего.

Он промолчал. Ему не привыкать, разве не так? Он и Вайсс единственные, кто остался с Леклерком, разделяя её мечту. Но разделял ли Леклерк её с ними. Бао не было свойственно прибегать к человеческой философии. Но в последнее время всё менялось для него. Философские аннотации Павила и Камила, которые ему приходилось читать, оказывали на него прямое влияние, меняя его образ мышления. Бао был словно камень. Он так считал. Но теперь он растворялся, теряя свою плотность и форму. Обычно он находил упокой в математическом бытие, но в последнее время он чувствовал, что начинал меняться. Смотря на свой протез, покрытый заменяемыми деталями, смотря как суставные прутья ходят под силой его мысли, сгибаясь от бегущий от мозга импульсных приказов, он не на шутку пугался, задумываясь, как далеко готов пойти Леклерк, и что он ещё готов принести в жертву. Даже одержимость Аманды объектом его больше так не заботила.

— Вайсс, — она уже уходила, но обернулась на зов Бао. — Ты всё ещё хочешь остаться?

— Уйти, как другие?

— История, наша история, которую рассказал Леклерк. Только мы остались.

Она отложила девайс, сняв его с головы.

— Да, Бао, я думала. Последнее время меня пугает то, что здесь происходит. Когда вы говорили о ИИ, то всё было ещё более или менее понятно, ведь я ничего не понимаю в высшем программировании, и вы это знаете, но когда к этому добавился инопланетный объект, а к нему и исследователи, то всё стало слишком сложным для меня. Я перестала чувствовать, что мне здесь место. Но пока я не приняла никакого решения.

— Ясно, — Бао встал на ноги, направляясь к выходу.

— А ты? Почему ты спрашивал?

— Мне кажется… — он запнулся, думая. — Мне кажется, что и шеф не знает, к чему всё движется. Я не представляю, чем всё закончится с этой «коробкой с крыльями». А пока не закончится с ней, то и включать Разум опасно. Теперь же часть тайны вышла за пределы узкого круга. А значит, наша разработка не может оставаться в тени. Рано или поздно узнают и вторую половину правды. Рано или поздно случится утечка информации. Я чувствую, что мы в ловушке.

— Это так важно? — Вайсс села за медицинский стол. Она провела рукой по его поверхности, загружая файлы в систему.

— Вот именно, больше я не знаю, что важно, а что нет, — Бао шмыгнул носом, покидая медицинский отсек.

Вселенная вращалась вслед за движением диска станции, являя себя сквозь широкий иллюминатор. Освещение как всегда было приглушенно в обсерватории, не мешая получать удовольствие от визуального наблюдения. Павил, проходя мимо, заметил сидящего на полу Бао. Тот подложил под собой ноги подобно монахам, вытянул руки, положив их на согнутые колени и сосредоточил своё внимание на внешнем пространстве, где Солнце и Сатурн сменялись светящимися звёздочками, покрывавшими полотно вселенной.

Когда Павил вошёл внутрь, Бао повернулся к нему, приложив металлическое подобие пальца к тонким, потрескавшимся губам. Павил остановился, неподвижно наблюдая то за инженером, то за калейдоскопом видом снаружи.

— Ты знал, что четыре миллиона лет назад уровень моря был на четырнадцать метров выше, чем сейчас? — почти шёпотом начал Бао. — Это поздний Неоген, эпоха плиоцена, если не ошибаюсь. По меркам истории вселенной это было практически вчера. Иногда я думаю, а может зря мы боремся с природой? Живущим на Земле не избежать следующего ледникового периода. Не важно, из-за чего это произойдёт: сместится Юпитер или Луна отдалится слишком далеко. Десять тысяч лет умеренного климата. До него — более прохладный. И так постоянно, — Бао покрутил в воздухе указательным пальцем протеза. — Всё такое цикличное.

— Если бы человек думал, а не действовал, то он бы никогда не покинул пещеру, — Павил осторожно подошёл ближе.

— Верно, — Бао улыбнулся сам себе. — Или не зажёг бы огонь. Как думаешь, что мы сейчас делаем? Зажигаем огонь вновь?

Павил думал об ответе, но никакие мысли не приходили в голову. Рассуждения, к которым клонил Бао, были ясны, но иногда простота и тяжесть мысли представляют из себя диалектическое единство. Вот, например, как сейчас.

— Тебя пугает Вселенная, Павил? Сколько мы будем жить с тобой? Полтора века, два? Полтора века назад другие люди отправили Вояджеров, а те покинули солнечную систему. Сколько лет они будут жить? Когда я думаю о времени, мне становится страшно. Сколько нашей планете лет? Не отвечай, — он усмехнулся. — Я и сам знаю. Четыре с половиной миллиарда лет. Очень большой промежуток, ты согласен? Я даже с трудом тысячу лет могу охватить, а миллион… — Бао сделал паузу, — миллион — это очень много. Миллиард — ещё больше. Четырнадцать миллиардов лет существования Вселенной. А что было до этого? До того, как большой взрыв разнёс материю сферой по пустоте. Что было? Такая же Вселенная, как и та, что мы видим перед тобой? И сколько она существовала? Полторы сотни миллиардов лет? А до неё? Понимаешь? Никто не может обхватить время, но я вижу перед собой круг. И Вселенная рождается и умирает, следуя по этому кругу. Раз за разом. Помнишь мою теорию про отсутствие нуля во Вселенной? Я знаю, как дико это звучит, — он тихо рассмеялся. — Но на окружности ноль и триста шестьдесят градусов лежат на одной отметке. Тождественно. И когда я проворачиваю в уме этот круг жизни Вселенной, я не могу увидеть начало. То, с чего всё началось. Сколько существует этот круг? Триллиарды лет? Миллиарды миллионов? Я чувствую, как меня размазывает по пласту материи в попытке объять необъятное. Я тихо схожу с ума. И тоже самое я ощущаю тогда, когда смотрю на объект перед собой. Как? Как может что-то настолько маленькое и незначительно являться катализатором таких необъяснимых и непонятных вещей? Как может образоваться коллапс без огромной загибающейся материи? Здесь нет солнц, чтобы образовались чёрные дыры. Вот ты можешь объяснить? Нет, не можешь. Сам понимаешь, что все попытки закончатся неудачей. В этом просто нет никакого смысла. Никакой логики.

— Предлагаешь закрыть нашу научную группу?

— Я лишь говорю, что не нахожу ответа, — Бао пожал плечами. — Не нахожу решения, которое дало бы мне ответ. Я ведь, как и любой математик, склонен приходить к точному значению. Одни из нас считают, что этот древний артефакт, забытый богом кем известным, десятки миллионов лет кружит там. Он прятался. А теперь подал признаки жизни. У тебя есть объяснение такому поведению? Не отвечай, ибо я знаю ответ. Протонника, вот как? Значит, эта штука должна летать быстрее любого нашего аппарата. Не распадающаяся частица, превышающей массу электрона. Удивительно, ведь скорость протона по Де Бройлю три миллиона метров в секунду, то есть три тысячи километров в секунду. Одна сотая скорости света, одна субсветовая единица, когда мы достигли десяти. И всё равно, эта вы уверены, что эта штука летает быстрее нас. Парадокс? Спрашивать, как это работает не стану. Это ещё одно тёмное пятно в этой истории. Ничего не сходится. Некоторые из нас лишком наивны и полагают, что у этой чужеродной вещи дружелюбные намерения.

— А ты что думаешь? — серьёзно спросил Павил, хотя и знал ответ. Они уже проходили подобие этого диалога. Тогда. По направлению к роковому Пауку.

— Я родился на одном из островов Микронезии. Большую часть островов затопило во время «тёплой» эпохи. Я слышал, ты, Павил, большой любитель путешествовать по морским краям нашей планеты. Ты когда-нибудь бывал там?

— Нет, не был, — Павил склонил голову.

— Это было удивительно место. Коралловые острова с их жемчужными пляжами. Рифы голубой воды. Солнце просвечивало их насквозь. Я смотрел в море и видел песок. Я поднимал глаза к горизонту и гладкое голубое море вставало перед моим взором. Когда я был мальчишкой, мы с другими ребятами бегали каждый день, каждый обед по пляжам. Острова были для нас всем. Мы оббегали их раз за разом. С утра и до вечера. А тем временем наш дом уходил под воду. С каждым годом это становилось всё заметнее. У моей семьи дом выходил прямо на пляж. И вот, просыпаюсь я однажды утром, вылезаю из кровати и замечаю, что ноги мои в воде. Её было не так уж и много, но ночной прилив явно обозначил свои приоритеты на будущее. Весь дом затопило. Термогенератор сразу отключился. Отопление пропало. Никто не хотел уезжать, но выбора не было. Прилетели представители одной из корпораций, всунули нам документы. Улетая, я с воздуха в последний раз смотрел на свой дом. Никто не позволил бы оставить домашний термогенератор на открытой местности. Рано или поздно его бы смыло в море. Глобальная конвекция. А конвенция о защите природы пристально следят за такими вещами. Да ещё и «тёплая» эпоха. Дом снесли, генератор утилизировали. А через год весь пляж ушёл под воду. И ещё через пять большая часть острова. К тому моменту меня уже ничего не связывало с Землёй. Я уже был взрослым, но напоследок решил наведать то место, которое я называл домом. Никто мне не отказал. И когда мы прилетели на место, я… Я ничего не увидел. Море всё забрало. Словно ничего и не было на том месте. Будто там никто и никогда не жил. Пять лет… — Бао перевёл дыхание, — такой маленький срок, но всё бесследно пропало. Никакие не миллионы лет. Любишь экстраполировать? Я мог родиться на сто лет раньше и никогда не покинуть Микронезию. На тысячу лет раньше. Но вот я здесь, рядом с Сатурном, за миллиард километров от дома, которого больше и нет на карте. Какова вероятность такого стечения обстоятельств? И какова вероятность повторения событий? Я чувствую себя единственным вменяемым, — он грустно улыбнулся, смотря через окно обсерватории на Сатурн.

Бао поднялся на ноги.

— Возвращаясь к твоему вопросу. Я уверен, что эта «коробка с крыльями» не прибыла сюда принести нам счастье. Это оружие, созданное увеличить энтропию во вселенной. Вот, что это. Машина, играющая в имитацию имитации. У неё нет разума, лишь заложенные функции, работающие в разных комбинациях. У меня больше познаний в этой области, чем у тебя. Я ведь работал ускоряющимся над ИИ. Не разум мы видим. И всё, что я увидел в этом объекте — было разрушение. Оно разрушало всё, что пыталось с ним установить контакт. Но ведь ты считаешь, — Бао тыкнул указательным пальцем в Павила, — что эти разрывы материи создаются, чтобы обратить наше внимание. Мол, Ками ищет шанс связаться. А я вижу западню.

— Это не совсем обоснованно.

— Не удивлюсь, если этот объект разорвал целую луну Сатурна, которую мы сейчас наблюдаем в виде колец. Сто миллионов лет назад? — Бао перевёл указатель на иллюминатор. — А сколько бы ты дал лет «коробке с крыльями»?

Сигнал внимания прозвучал из динамиков Андана, оповещая о внештатной ситуации, приписывая всех собраться в зале конференции. Красные пунктирные линии бежали по диодным осветителям, окрашивая помещение в багровые тона. Павил поднял голову к потолку, осматривая изменение цветового спектра, читая соответствующее сообщение, высвеченное на экране девайса. Бао, сидящий перед ним, выглядел невозмутимым, словно самурай, ожидавший такого развития событий. Они перекинулись друг с другом взглядом противоположных мнений, но Павил впитал в свой ум и такую точку зрения. Весьма радикальную, но имеющую право на жизнь.

Вербальная ошибка

Павил отстукивал пальцами неизвестную себе мелодию, придуманную на ходу. По прихоти некого злого гения, они хаотично двигались: одни подымали, пока другие опускались. Глаза учёного пристально изучали присутствующих, словно он сам был хищником, затаившимся в листве, пока остальные звери мирно шли к водопою. Взор пал на Леклерка, задумчиво подложившего себе под челюсть руку. В отличие от Павила, взгляд главного управляющего Андана был направлен вникуда. Он явно о чём-то думал, не придавая значения сверлящим его глаза Павила. А пальцы продолжали отстукивать мелодию, ударяя по поверхности интерактивного стола, будто это и не стеклянная поверхность вовсе, покрытая сенсорными и матричными схемами, а самое настоящее пианино, на котором хтонические боги пишут свои апокалиптические сонеты. Возможно, мелодию на ум подкинул его диалог с Бао, но важно ли это?

Никто не шевелился. Аманда и Тайлер пялились в голографическое моделирование, выводимое визуально над столом. Россыпь коллапсирующих объектов, выстаивалась в ряд, напоминая древнюю тетрисную змейку, кою требовалось собрать. Только в этот раз она сама собиралась, сама и разваливалась. И лишь Павил ждал решения.

Не самый близкий аналог, но первый пришедший на ум Павилу — пущенный с боковым вращением морской камень, ударяющийся о поверхность воды и оставляющий за собой расходящиеся волны. Так это и выглядело в грубом сравнении. Сферы нейтрино выбросов, похожих на двумерной поверхности морских всплесков. Ещё чуть-чуть и вся вакуумная область покроется морской рябью, доведя Павила до истеричного смеха, показывая, как волновая функция переходит из раздела абстрактного в нечто физически реальное. Хотя Павил и продолжал сохранять невозмутимость. Ещё чуть-чуть и преломление света станет настолько реальным, что эффект линзирования станет возможно наблюдать в масштабах намного меньше реальных. Понятие абстракции потеряет свой смысл. Что дальше? Прямые параллельные пересекутся?

Вот очередная сферы появилась на мониторе, рассеиваясь по области. Через секунду перед ней появляется её сестра. Через секунду — сестра сестры. И так далее. И в этом хаосе читался вполне логичный вывод — вызов. Это ведь и была попытка наладить контакт, верно? Миллископические виртуальные чёрные дыры рождались и коллапсировали, рождались и коллапсировали, но с отчётливой периодичностью.

А пальцы продолжали звонко отскакивать от стеклянной поверхности.

— Мы должны ответить, — первым высказала предложение Аманда.

Леклерк несколько секунд потерянно смотрел на Павила, прежде чем ответить.

— Что? — коротко и ясно.

— С нами хотят связаться.

Павил откинул голову, уставившись в потолок над его головой. Алюминиевые переборки, пересекающие интерьер, разрезающие поверхность на несколько равных частей, сквозь которые протянулись жилы и артерии Андана, по которым бежали электроны и фотоны, потоки света отражались от рефракторных пластин, осуществляя своеобразную нейронную компиляцию. Парадокс вопроса жить-мыслить.

— Мы должны ответить? — Павил сам удивился тому, что высказал, даже не определив, спрашивал ли он или утверждал.

А сферы продолжали набухать на экране, расцветая гусеничной змейкой. Леклерк вышел из своего размышления, потягиваясь в кресле. Павил бы не удивился, узнай, что программист всё это время мысленно был в виртуальном мире графиков, присутствуя здесь лишь физически. Как оказалось, это так типично для ускоряющихся.

— Хорошо, — Леклерк погладил свой синий в неоновую люминесцирующую полосу костюм, выглаживая рукой неровные поверхности. — И что мы должен по-твоему сделать? Конкретно. Как нам ответить?

— Может передать на Ками что-то? — высказался Тайлер. — Направим прямой луч, зафиксируем, передадим… не знаю… геометрические фигуры? Геометрия ведь уникальный язык.

— Уже осуществлялось в прошлом. Мёртвый номер.

— А… точно…

В помещение ворвался Бао. Теперь он был одет в скафандр, будучи полностью готовым к экстренной ситуации.

— Что происходит? Общий сбор…

— Присаживайся, — Леклерк кивнул ему на свободное кресло за интерактивным столом.

— Может всё же сблизимся? — На лице Аманды Павил читал желание, но не предложение.

— Имеешь ввиду пилотируемый контакт?

Аманда неуверенно кивнула. Одинокий локон её белых волос встрепенулся в такт движению её лица. Павил смотрел то на неё, то на Леклерка.

— Исключено. Я не дам на такое разрешение. Теперь там вся область в электромагнитном искажении. Хуже, чем самая пиковая точка радиационного пояса Сатурна. Сплошные помехи для любого вида работ.

— Ионизирующий фон не проблема…

— Дело не в нём, — перебил Леклерк. — У нас нет на Андане настолько хорошо экранированной аппаратуры, чтобы хоть какое-то время работать в таких условиях. Боюсь, её вообще не существует. Какой там фон? Миллиарды ваших бананов? Сто чистых Греев, не поглощаемых ничем? Один мегаГрей? Лишь дистанция между Анданом и коллапсирующей областью позволяет нам не беспокоится. Не знаю, какая протоника у объекта, какой градиент поглощения, отражения и экранирования, но у нас таких технологий нет.

— Музыка, звучащая в крове… — напел Павил.

— Что? — Леклерк раздражённо посмотрел на него и их взгляды пересеклись.

— Теперь понял, — Бао вставил своё слово. — Боже, сколько же оно наплодило коллапсов над Сатурном.

— Ками собирается останавливаться? — Тайлер махнул рукой, сам засомневавшись в разумности своих слов.

— Мы должны связаться и ответить, — Аманда продолжала гнуть свою линию. Уверенность нарастала в ней с каждой минутой.

— Нет! — отрезал Бао. — Мы уже проходили это. И не раз! — он поднял свою протезированную руку вверх. — Неужели вы ничему не учитесь? Один раз можно ошибиться по глупости, два — по доверчивости, но три? Серьёзно? — Бао посмотрел на каждого присутствующего. — Там не человек. Не человек сидит в коробки. И не человеческий аналог разума. В последний раз Павил и Камил уже пробовали и вспомните, что вышло. Целый девяностокилометровый кусок льда разлетелся на кусочки. А Камил чудом уцелел. Этой штуке, объекту, артефакту, коробке, — как бы вы её не назвали, — не ведомо понятие человеческой жизни. Смертности, если вам того угодно. Миллископические чёрные дыры, виртуальные чёрные дыры, реальные, спонтанный коллапс пространства, протоника — сколько ещё всего, чего мы не знаем о ней? Всё это время вы сидели и строили свои теории, но сколько из них оказалось верными? Почему вы считаете, что сейчас, именно сейчас, оно хочет связаться с нами? Установить контакт?

— А что ещё это может быть? — фыркнула Аманда.

— Почему ты всё время на объект пытаешься применить свою модель мышления? Павил, поддержи меня, ты ведь знаешь, что я прав.

Павил промолчал, хотя осознание того, что Бао всё понимает и всегда понимал, пришло до астрофизика с опозданием. Это должно было удивить его, но не вызвало никаких эмоций внутри. Словно факты всегда были перед Павилом, просто он всегда пытался их переосмыслить, взглянуть с другого угла. Перед глазами нарисовалось тихое море, батискаф, а новоиспечённое желание тянуло его как можно побыстрее вернуться назад — в небытие. Конечно, факты были на стороне Бао, но иногда ты так устаёшь от всего, что готов головой броситься в огонь, лишь бы прекратить мучения. А Бао продолжал.

— У вас хоть есть одна идея, зачем оно создало ту чёрную дыру на пути движения груза? Зачем? Какой в этом был смысл? Давай обратимся к логике. Да даже к бритве Оккама. Я знаю, Павил давно уже вывел итог из метода. Он его и озвучивал ранее. Никакого смысла не было и быть не могло. «Просто потому что». Вот, что такое ваша «коробка с крыльями». Чужеродный нашему понимаю организм, функционирующий на неведомых нам технологиях. Мы не можем его препарировать, не можем спросить. Мы даже подлететь к нему не можем. А он, — Бао сложил алюминиевые пальцы протеза, произведя ими щелчок, — раз и убить нас. За секунду. Вот были мы и нет нас. Будет ли он сожалеть? Нет.

— Он помог найти Камила, — Аманда не успокаивалась. — Если бы не он, то мы бы никогда не нашли его.

— Но первоначально он поставил нас и самого Камила в такое положение. Безвыходное. Да и какой ценной он помог? Камил получил почти смертельную дозу облучения. Он будет лечиться всю свою оставшуюся жизнь. И это ответ твоей «коробки с крыльями»? Было осуществлено две попытки прямого контакта и обе завершились трагически абсурдно. Я знаю, что некоторые из вас могут возразить, — Бао посмотрел на Павила. — Мол, это такой способ общения. На грани убийства. Просто мы не способны понять. Видите ли — не доросли ещё. Или банально уровень сознания разный. Но что это изменит? Ничего. Лишь укрепит тот факт, что мы разные. Мы чужие друг для друга. А иногда это не просто слова.

— Параноик, — нервно усмехнулась Аманда.

— Я долго молчал, но больше так нельзя. Я считаю, что объект, известный между нами, как «коробка с крыльями „Ками“» больше не может являться нейтральным для систем защиты Андана.

Все, кроме Леклерка, посмотрели в сторону Бао, обдумывая услышанное.

— Я решил для себя, что пора действительно позаботиться об безопасности, раз вы не можете.

— И что это значит? — Тайлер поджал губу.

— Это значит, что ещё одно действие, расцениваемое как угроза для любой человеческой жизни, переведёт систему защиты Андана в боевой режим.

— И что? Мы будем стрелять по Ками? — нелепая улыбка уже не сходила с лица Аманды.

— Именно так. Андан выпустит самокорректирующуюся динамо-торпеду по объекту. И уничтожит его.

— Безумие… Леклерк, сделай что-нибудь.

Главное лицо Андана промолчало.

— Аманда, я уже сыт по горло твоей фантазией про безобидное орудие, создающие, — Бао рукой указал на модели, выводимые поверх интерактивного стола, — что это? Ты можешь научно описать? Может, обосновать? Что это, парад абсурда? Ах да, попытка установить контакт.

— Бао, спокойней, — спокойно высказался Тайлер. Павила удивляла непогрешимое спокойствие терраформатора. Как морская гладь, ветер которую не заставляет приходить в движение, что не делало её бытие менее осмысленным.

— Почему именно сейчас контакт? Что такого произошло, что ваш объект резко решил в конце концов пообщаться с нами? — Бао развёл руками. — Я думаю, что это очередная ошибка. Любому действию мы пытаемся предать осмысление. Почему он сделал то, почему другое? Мотив, смысл, причина — это всё такое…

— Человеческое, — продолжил за него Павил.

На какое-то время в помещение повисла тишина. А объект продолжал двигаться по своей двумерной орбите, оставляя за собой рассыпь из набухающих сфер. Павилу не нужно было открывать калькулятор или вспоминать критерии Лоусона, чтобы осознавать, сколько энергии порождается, по сути, из ничего. Энергии каждой такой сферы хватило бы, чтобы год питать индустриальный Нью-Йорк начала двадцатого века. Подставляй свои литиевые аккумуляторы для зарядки, только смотри, чтобы ионизация не унесла с собой электроны.

Где проходит линия между обоснованным риском и безумием? Удача улыбается смелым. Римляне знали толк в бытие. А это им передалось от древних греков. Сколько же мудрости досталось нынешним людям? Но даже это, если подумать, звучало абсурдно. Можно ли с точностью сказать, что прав Бао? Или Аманда? И всё же это будет Павил, за кем остаётся последнее слово. Негласные привилегии, которые никто не обсуждает, но все понимают и так. Именно для этого и выбрали его, а не другого астрофизика. А вопрос всегда один: может ли человек прыгнуть выше головы? При этом не сломать себе позвоночник по приземлению, само собой. Вот главная задача Павила. Цель не только его присутствия здесь, но и всего бытия. Конечно, Бао прав — этому объекту, иному разуму другой цивилизации, чуждо человеческое. Но, может ли быть так, возможно, что всё это время они делали что-то неправильное? Что, если изначально они выбрали неправильный подход? Неправильный вектор? Что, если нужно было не пытаться понять чужеродный разум, а научить его быть человеком? В действиях Ками Павил не видел смысла, но видел совершенство. Таким, каким оно и должно быть — осмысленным самим по себе, не нуждающемся в переосмыслении или взгляде с неверной стороны. Противоположность человеку. Какой смысл в существовании Вселенной? Но, всё же, оно само совершенство со своими хитрыми законами, а Нетёр, Ньютон, Максвелл — все мы, все мы лишь наблюдатели, познающий наш мир. Мы не придумываем ничего нового, а лишь открываем уже то, что всегда существовало с нами. Как книжка, лежащая под боком. Как абстрактный мир Платона, содержащий в себе все математические истины, а мы лишь дети, которые смотрят в замочную скважину этого мира, в попытках разглядеть что же всё-таки находится за той дверью. Просто одни видят лучше других.

Так есть ли смысл пытаться познать то, что не сможешь? Наверное, всё-таки, есть. Надежда, что твои рассуждения запишутся в ген, передающийся между поколениями, и там, где-то в будущем, твой дальний родственник проснётся утром и всё поймёт. Лишь такое утешение приходит на ум, осознавая, что ты не доживёшь до лучших из времён. И если принять за факт, что Вселенная — совершенна, то получается, что несовершенен как раз человек. И если они хотят установить контакт с «коробкой с крыльями», то следует показать ей «что значит быть человеком». Заставить её сомневаться, самоанализировать, склонить голову перед бытием, в конце-то концов. И тогда Павил понял, что ответ прост, как прост последний шаг перед обрывом. Так же прост, как поднять свой взгляд к палящему солнцу, сжигающему глазное яблоко.

— Мы должны выйти на контакт с объектом.

И всё. Ничего большего и не требовалось говорить Павилу. Не требовалось вводить всех в курс своих размышления, пытаться объяснить свою точку, разжевать позицию. Это был совет главного астрофизика и специалиста по антропоморфизму и антропоцентризму. Рекомендация, адресованная лично Леклерку, дошедшая до ушей главаря Андана.

Леклерк вздохнул, тяжело выдыхая. Он закинул голову, ощущая шеей затылочную часть головы.

— Нет, Леклерк! — возразил Бао. — Я сомневался в твоей компетенции, но теперь, — он пригрозил указательным пальцем протеза Павилу, — теперь я уверен, что ты некомпетентен. Ты не способен руководствоваться логикой. Ибо ты уже провернул один раз опрометчивое действие, но теперь и хочешь повторить его.

— В этот раз мы используем ИИ Андана, — Павил перестал отстукивать пальцами, смирно положив руки перед собой на столе. — Мы войдём в главный процессор Андана, в его мозг, и через него установим связь с Ками. Направим самую большую тарелку и попытаемся связаться. Я знаю, что такое возможно. Соф всё…

— В этом нет никакого смысл. Ты ведь не забыл? Или забыл? Это мозг Андана и нашёл объект первым. Он и связывался. Если человеческая аналогия бы подходила, то я бы сказал, что они явно недолюбливают друг друга. Поэтому мы и не включаем Андан. Кто знает, что может произойти. Если включим, то ИИ может попытаться прожарить прямым лучом вашу коробку, а один бог, если он существует, знает, чем ответит нам коробка. Если хоть одна такая сфера, — Бао вновь указал на модели, — появится в пределах пяти километров, то я даже не могу сказать, какой процент проводников перегорит сразу же. Не учитывая, что все магнитные поля квантовых компьютеров умрут. Умрёт и сам Андан. А что до нас? Мы будем брошены в пространстве на нерабочей станции. А ещё следует учесть токамак и системы жизнеобеспечения. Радиацию, в конце концов. А если ваша коробка решит схлопнуть пространство внутри помещений корабля? А если…

— Мы можем это сделать, — перебил своего помощника Леклерк. — Но мы используем все рекомендации Бао по системе безопасности. Мы не будем отключать динамо-торпеду, — Леклерк заглянул в глаза Павилу, а затем и Аманде. — Я выслушал вас. Я пришёл к выводу. Мы осуществим попытку контакта. Через мозг Андана. Включим его, наведём антенну, подключимся. Прямиком отсюда, сидя за столами. Нам ничего не нужно дополнительно. Только девайсы. Но больше альтернатив я не вижу. Это собрание лишь убедило меня, что мы исчерпали варианты дальнейшего развития или движения научной группы. Мы в тупике. Осталось лишь убедиться в этом. На случай, если действия Ками поставят под угрозу хоть одну человеческую жизнь, автономная установка Андана произведёт запуск торпеды и покончит со всем этим.

— Брось, Леклерк, — Аманда махнула рукой. — Зачем уничтожать чудо? Посуди сам. Что бы не произошло, мы не в праве решать судьбу Ками. Если у нас не получится, то не значит, что такой же результат ждёт кого-то ещё, другого.

— Это моё решение. И оно не будет пересмотрено. Учитывая наши знания об объекте, считаю, что он может защитить себя, но мы всё равно пойдём на такой шаг, если потребуется.

— Он может подумать, что торпеда — спускаемый аппарат для контакта и ничего не сделать.

— Аманда, — устало остановил её пыл Леклерк. — Мы рискуем. Рискуем допустить фатальную ошибку. Не один раз уже жизни членов научной группы ставились под угрозу. Нет причин отвергать доводы Бао о сути Ками. И нет причин думать, что в будущем что-то может измениться. Что объект пересмотрит своё отношение к тем, с кем он соседствует по галактике.

— А что он такого сделал? Он никого не убил…

— Поэтому мы и идём на самый крайний вариант контакта. В моём понимании — это ультима. Никто больше не способен сделать то, что можем сделать мы. И пускай на Андане не полноценный разум ИИ, но это всё же разум. Умнее чем мы. Чем я и ты. И если он нам не поможет, там, то, возможно, другого выхода и нет? Ты не находишь?

— Ну так передай в Компанию, что ты больше не можешь руководить! Пускай они организуют другую группы, без тебя и этого параноика, — Аманда неуверенно взглянула на Бао. Возможно, она погорячилась, сказав то, что не думает, но что сделано — то сделано. — Уверена, на Земле масса желающих, кто действительно захочет кропотливо и усердно посвятить своё время Ками, а не прикрываться заинтересованностью, думая, как починить мёртвый компьютер, который то и живым не мог составить внятное предложение.

— И это ничего не изменит, — вставил своё слово Тайлер. — Энтузиазм без возможностей — ничто, — грустно подытожил он. — Думаю, лучше времени и возможности установить контакт у нас не было. Ты ведь хочешь запустить мозг Андана на полный максимум вновь, ведь так, Леклерк? Павил просто прочитал тебя, как открытую книгу.

— К тому же, я уверен, что только ИИ может указать, в каком направлении нам двигаться дальше. И да, для меня он важнее, чем работа над объектом, — Леклерк потёр матовую поверхность стола. — Андан ведь тоже живой. У него есть разум. Он тоже чувствует. Он такой же член научной группы, как все мы. Поэтому я полностью перепишу на него систему защиты. Впишу все коды в реестр его возможностей. Я дам ему решить: запускать торпеду или нет. Такой вариант тебя устроит, Аманда?

Ей нечего было ответить. Вместо ответа она лишь смиренно фыркнула, не одобряя, но подчиняясь правилам игры.

— Тогда приступим, — Леклерк дотянулся до девайса, опуская экран к глазам.

Когда полоска экрана закрыла собой мир, а консольное окно загрузки завершилось, разум Павила покинул один мир и перешёл в иной. Туда, где световой спектр всей длинны вытягивался в абстрактную волну, покрывавшую от горизонта до самого высокого представляемого пика над головой в вышине. Вселенную вывернуло на изнанку, оставив лишь бесконечную глубину перспективы, уходящую одновременно куда-то в небытие и одновременно делающее поле зрения чуть ли не двумерным. Павил испытал лёгкое головокружение, чувствуя, что не в силах сразу же совладать с оптической иллюзией, коей здесь было всё. Впереди, куда был обращён его взор, цветовой спектр переходил из красного в розовый и обратно, сливаясь с темнотой глубины в небе, Павил видел двумерные линии, сливающиеся друг с другом и образующие геометрические фигуры. Затем свободно плавающие линии расходились, разрушая геометрическую эстетику, и двигались дальше: каждый по своей собственной, ничем не контролируемой, траектории. Аналогия не заставила себя долго ждать. Она врезалась в разум Павила как молния в одиноко стоящий в открытом поле молниеотвод, оказавшийся в электрическом пробое. Стая чаек, пролетающая над морем, чьи крылья скользят по воздушным потокам, огибая, пикируя, кренясь в разные углы. Такие же безмятежные и свободные, лишённые особого смысла в своём существовании. Порой линии выстраивались в своеобразную стаю, двигаясь друг за другом, а затем, словно пикирующие чайки за едой к морской поверхности, пересекались. Возможно, это и был своеобразный процесс пиршества, и Павил своими глазами наблюдал, как три линии пересеклись, образовывая, пусть и не на долго, треугольник, который исчез из этого геометрического безумия так же быстро, как и проявился на виртуальный свет.

Иногда линии кривились, словно сложная топология, приводящая к безумному желанию высчитать интеграл между кривой и рисуемой в сознании Павила осью икс, интегрировать от a до b, рассчитать площадь графика функций. Если и существовал мир Платона, то он должен был выглядеть как-то так, с оговоркой на человеческой восприятие. Там, где производные и изменяющиеся значения лезут в голову как шизофренические мысли, как самая идиотская обсессия. Словно голодный комар жаркой летней ночью, подлетающий к уху. Павил мог представить для себя, что весь горизонт перед ним, влезающий в поле зрения, является ничем иным, как чистейшим визуализированным для человека интегралом, а не наоборот. Волны, более толстые, чем линии, изгибались, освечиваясь, переливаясь яркими, пестрящими красками, будто списанные из шаблонных произведений киберпанка. Здесь даже имелся свой аналог бесконечно моросящего дождя, не ощутимого физически, но фантомно, как если бы тот проходил сквозь человеческое тело. Как поток нейтрино, взрывающийся у вас на сетчатке глаза, когда вы закрываете глаза, находясь на космических кораблях. Это были вовсе не капли, падающие с неба, а, скорее, поток разного набора математических цифр и обозначений, выводимых на программные строки консоли. Было ли это решением наидавнейшей проблемы остановки? Павил не хотел думать. Он хотел наслаждаться. Наслаждаться миром вокруг себя.

Он осмотрелся. Позади материализовались остальные участники научной группы. Не хватало Бао, Тайлера и Вайсс. Лишь трое. Аманда и Леклерк были неотличимы от своих реальных тел. Математический дождь прошивал их насквозь, словно это люди были ненастоящие, а не как подсказывала логика обратное.

Они стояли на поверхности, образующейся под силой их взгляда. Стоило отвести взор, перестать смотреть себе под ноги, как казалось, что земля провалилась, и сейчас, в следующий момент, они все провалятся куда-то в глубину, в чертоги программной машины, в её жерло аппаратного желудка. Идеальное воплощение идей Камила о роли наблюдателя во вселенной. Вокруг присутствующих, то здесь, то там, появлялись лужицы, состоящие из чисел. Они собирались, образуя зеркальную поверхность, через которую Павил видел огни неизвестных ему городов, едва видимых из-за статистического размытия. Ничего подобного вокруг Павила не находилось, но отражения в лужах продолжало, пыталось убедить, что реальная картинка мира там, а не здесь. Если бы Павил и хотел описать видимое изображение на зеркальное поверхности, то не смог бы. Огоньки, похожие на горящие комнатные лампы, расплывались, рассеиваясь, словно проходили сквозь прозрачную материю с повышенной плотностью. Потом лужи растворялись, высыхая под лучами невидимого математического солнца, превращающего их в пар.

Павил поднял голову к небу, стараясь успокоить свой вестибулярным аппарат. Даже невесомость не причиняла такого визуального дискомфорта. Линии кружи над ним как стая чаек, ожидая своего момента напасть на растерявшегося человека. Но шло время, а они так и кружили, не решаясь на действие.

— Где мы? — первым голосом, услышанным Павилом здесь, оказался голос Аманды. — Что это за место?

В её голосе звучала восхищение, граничащее с неожиданностью.

— В Зазеркалье, — Леклерк повернулся к ней, словно действительно существовал здесь. Словно родился здесь. — В настоящем Зазеркалье.

— Настоящем?

— Не бери в голову.

Сквозь тёмную, необъятную глубину, закрывавшей собой всё, где-то вдали, за возможным обзором и за всеми геометрическими и математическими абстракциями, Павилу казалось, что он видит просветы, какие бывают в конце пасмурной погоды, когда сила шторма сходит на нет, а облака рассасываются, давая солнечным лучам прошить себя насквозь. Но сколько бы Павил не всматривался в эти просветы, понять того, что он видит — он не мог. Если бы существовал сканер, способный считывать чужой разум и давать доступ к человеческим мыслям, скорее всего, это так бы и выглядело. Нет, то, во что всматривался Павил, было куда сложнее. Как если бы он попытался уловить квантовую запутанность одним взглядом. Скорее всего, вселенная разорвала бы его на части, и если не тело, то рассудок. Так ли себя ощущает неразумное существо, в глаза которого смотрит человек? Только на этот раз неразумным существом был Павил, ощущая себя глупым грызуном в клетке, не способного понять, даже осознать, что находится там, за пределами его мирка. Нечто большее, невообразимое и непонятное. Настолько больше, противоестественное для человеческой вселенной, что попытка объект его автоматически перешла бы в раздел абстрактных глупостей, не имеющих под собой реальной реализации.

И всё же, Павил не мог избавиться от мысли, что кто-то смотрит на него. Не изучает, нет, он то всё давно понял, а лишь смотрит за неимением более весомой альтернативы.

Леклерк потянулся к виску.

— Это Бао. Он вызывает меня.

В следующее мгновение он исчез, оставив Аманду и Павила наедине в этом сюрреалистичном мире математики.

— Словно кто-то смотрит на тебя, — Аманда проследила за взглядом Павила, всмотревшись в небесную глубину над собой.

Она понимала. Тоже понимала! Павил чувствовал радость, но не мог ей поделиться. Радость выглядела для него глупой, как радость ребёнка, увидевшего что-то новое для себя. И всё же.

— Ты это чувствуешь?

— Да.

— Как же глупо, — Павил усмехнулся. — Ведь это абстракция. Всё вокруг нас абстракция. Нереальность. Как можно чувствовать то, что не существует?

— Когда я училась в Компании, я изучала идеи Ефремова. Но для себя я нашла и противоположную сторону. Может быть, мы чувствуем лишь то, что можно почувствовать в ответ? — Она закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Одна из луж, на поверхности которой отражались неясные, расплывчатые объекты, привлекла её внимание. — Может материализм не настолько и абсолютен, как мы стараемся его себе преподнести.

— Ведь жизнь — это ничто иное, как смесь материи. Квантов, кварков — не важно.

Аманда осторожно вытянула руку перед собой, проверяя свои физические способности в этом мире.

— Это и есть разум Андана. Словно влезть в голову чужому существу, — продолжил Павил. — Поэтому он и считывал показания наших мозгов? Все эти томографии, ядерный магнетизм, резонансы. Так для него мы выглядим наоборот?

Аманда представила в своей руки кусочек мела, который в следующую секунду материализовался. Она едва не выронила его из руки. Настолько он был не осязаем физически, но Аманда могла поклясться, что он намного реальнее любой модели из дополнительной реальности, реальнее любого нарисованного объекта или механического рычага, с которыми ей приходилось работать. Реальность создавалась не глубиной, не объёмом, а чем-то фантомным, что транслируется прямо в мозг, в обход тактильных ощущений. Подождав ещё секунду, требуемую ей для убеждения самой себя в реальности происходящего, она принялась рисовать.

Леклерк вернулся в зал совещаний. Аманда и Павил сидели на своих местах, погружённые в Зазеркалье. Девайсы плотно охватывали линию их глаз. Бао уже поднялся из своего кресла, стоя неподалёку. На его лице читалось усталость и разочарование. Линии морщинок, собранные за все последние месяцы кропотливой работы, явили себя свету, расчерчивая собой лицо, пусть и не старого, но уже не молодого инженера. Уголки бровей тленно опускались на края глаз, описывая состояние Бао больше, чем могли бы слова и текст. Тайлер, стоящий немного левее, сложил руки у себя на груди, усевшись на край интерактивного стола. Прочитать настроение, царившее внутри терраформатора Венеры, Леклерку было затруднительно. Впрочем, он никогда не был хорош в этом. Понимать программный код для него всегда было легче, чем тонкости человеческой души. Это и не требовалось тому, кто отдаёт приказы. Не нужно быть чувствительным или обладать хорошей эмпатией. Нужно быть настойчивым и беспрекословным. Но сейчас Леклерк осознавал, как сильно устал Бао. Что-то окончательно надломилось в их многолетних отношениях, дававших износ и ранее.

— Я не пойду туда, — Бао вздохнул, проглатывая слюну. — Я и Тайлер… в общем, мы останемся здесь. Будем следить за состояниями систем, — два инженера переглянулись, удостоверяясь, что сошлись во мнении. — Я останусь здесь. И не проси меня о другом. Уверен, вы трое там всё сами разрулите.

Просто наступает тот момент, когда от правды становится больше невозможно отворачиваться.

— Хорошо, — Леклерк кивнул головой.

— Я сообщил Вайсс все подробности. Если она, конечно, захочет явиться. Она обещала следить за показаниями, так что всё под контролем. Ведь так?

Иногда всё становится понять и так, без лишних слов. Хотя их часто и используют, пытаясь растянуть момент необратимого. Павил бы назвал это в «духе человека». Беспрекословности больше нет. Её и быть не могло. Её и не было.

— Тайлер? — Леклерк обратился к опустившему голову вниз терраформатору.

— А? Да? — Тайлер неуклюже спохватился, выдернутый из своих размышлений.

— Останешься здесь?

— Думаю, да, — Тайлер улыбнулся. — Мне никогда и не нравились все эти виртуальные миры, дополнительные реальности. Не по душе мне это. Больше люблю реальность этого мира.

— Тайлер.

— Хорошо, хорошо, — Тайлер развёл руками. — Я хочу остаться здесь. Тоже. Наблюдать за происходящим своими глазами, через иллюминатор. Пойду в обсерваторию. Может прихвачу с собой Вайсс. Зрелище обещает быть интересным.

— О чём ты? — удивился Леклерк. — Зрелище? Я бы не был бы так уверен, что…

Леклерк посмотрел на Бао, но тот лишь устало ответит взглядом. Что-то исчезло в их отношениях, рассеявшись как луч света на расстоянии.

— Я ничего не говорил ему. Если ты об этом. Не переубеждал его я.

— Нет, нет. Я сам это решил, — Тайлер махнул рукой. — Я уверен, что что-то, да произойдёт. ИИ, Ками, контакт. Пожалуй, подготовлю космические аппараты, если нам потребуется давать дёру. Идёт? — он улыбнулся вновь.

— Идёт, — Леклерк, не дождавшись никакой реакции от Бао, опустил экран к глазам, возвращаясь в своё личное Зазеркалье.

— Пошли, — Бао кивнул головой в сторону выхода из помещения. — У нас много дел.

— Слушай, — Тайлер спрыгнул со стола. — Я ведь, понимаешь, чувствую, ну знаешь, что будет что-то интересное. Интуиция, можешь это называть. А меня редко интуиция подводит. А у тебя что на уме?

— Нет у меня ничего на уме. Никаких мыслей, — резко ответил Бао. — Я не идиот, всего лишь. Мне не нужны расчёты, чтобы понимать, что их «коробка с крыльями» даст ответ. Оно всегда даёт. А если даже и не так, то тот самый процент, невозможный для расчётов, остаётся где-то здесь, рядом. Знаешь, что это?

— Нет?

— Это невозможность предугадать каким будет ответ, когда знаешь, что он точно будет.

Аманда продолжала рисовать на пустом пространстве перед собой, превращая движения виртуального мела в рисунки. Белые линии, выводимые мелом, слаживались в график функции, на котором Аманда рисовала трапеции. Левее для себя она вывела площадь трапеции: среднее основание на высоту, где высотой являлось изменение по оси x графика функций. В какой-то момент она заигралась, изрисовав расчётами всё пространство перед собой. Казалось, что перед ней возникла рукотворная стена, расписанная математическим языком. Например, Y равнялся корню из чисел, которых смыл собой математический дождь, и теперь там красовалась какая-то невнятица. Но Аманда продолжала проводить вычисления, раз за разом вписывая новые числа для дельты.

— Что ты делаешь? — не выдержал Павил.

— Тренируюсь, — рассерженно ответила Аманда, — а что ещё делать?

— Тренируешься для чего? — в тот же момент Павил ударил себя ладошкой по лбу, удивившись, что у него получилось так хорошо совершить движение. — Ты что, серьёзно? На полном серьёзе взяла эту идею интеграла? Интегрирование по частям?

— А что?

— Это абстракция. Не более. Но да, она мне тоже пришла на ум. Кажется, что некая область перед нами — интеграл. Как бы площадь, но наоборот. Вроде и двумерная площадь, но в тоже время и кривая, как волна, ведь так?

— Ну да.

— Это абстракционизм. Чистейший. Нет никакого смысла в расчётах.

— Почему?

— Я только что сказал почему.

— А я вот вижу другую картину.

— И какую же?

— Это мир математического анализа. Верно?

— Допустим, — Павилу хотелось кривляться.

— А этот мир… как Леклерк его назвал?

— Зазеркалье?

— Так вот, Зазеркалье — разум Андана.

— ИИ.

— А вот это что? — Аманда указала пальцем на функцию, числа из которой смывал математический дождь, постоянно заменяя значения. — Не понимаешь?

Павил отрицательно помотал головой.

— Это мышление исксина. Ну, я так думаю, — Аманда пожала плечами.

— Пытаешься научиться с ним общаться? Хочешь, чтобы он обратил на тебя внимание. Что ж, твоё право.

Павил хотел отвернуться и вновь обратить свой взор в зазоры в непроглядной темноте, когда Леклерк вновь материализовался рядом с ними. Ускоряющийся посмотрел в сторону Аманды, спрятавшуюся за стеной из белых нарисованных знаков.

— Почему так долго? — Павил высказал то, что вертелось у него на языке.

— Меня не было всего лишь пару минут.

— О?

— Полторы минуты, если быть точным. Время субъективная штука, не считаешь так, Павил? Особенно там, где оно не следует за изменениями в материи.

— Интересная идея. Стоит записать. Кстати, мы тут, как бы, парализованы. Ходить то можно?

— Значит, это правда, что ускоряющиеся стремятся поглотить как можно времени? — произнесла Аманда. — Будто тысячи лет субъективного времени для них пролетает за наши несколько лет?

— У каждого по-разному. Зависит от личных предпочтений каждого ускоряющегося, — Леклерк разглядел следующий вопрос Аманды, предвещая его. — Да, я люблю побольше времени проводить в виртуальном мире. Преимущественно здесь. Хотя оно — Зазеркалье — и не выглядит так прекрасно, как сейчас. Обычно это угасший мир, без явных признаков жизни, как сейчас. Вы ведь чувствуете? Жизнь. Чужой разум, противопоставленный человеческому на одной шкале, но на разных её концах. И да, двигаться здесь нельзя. Здесь можно перемещаться.

Тело Леклерка, словно безмассовая величина, переместилась перед, без каких-либо движения оторвавшись от места.

— Это напоминает фокусирование, с которым вы работали в АэРке. Всё, что вам нужно — это смотреть прямо и захотеть пойти, как в реальности. Как если бы вам захотелось встать с дивана ещё до того, как вы сделаете это.

Павил первым сделал движение. Он почувствовал, как его переносит прямо. Не быстро, но сродни полёту во сне.

— Чтобы остановиться…

— Да, — перебил его Павил, — я понял, — он захотел остановиться и остановился.

— Значит, Андан действительно читает наши нейронные импульсы.

— Частично. Читать мысли он не умеет. Никто не умеет. Слишком сложная система. Даже для супермозга. Всего-лишь сканирует частями мозг. Даже не весь неокортекс или рептильный мозг, а лишь небольшие паттерны.

— Как если бы мы были алгоритмами, — Павил развернул своё тело лицом к Леклерку. Тот устало улыбнулся.

— И да, можешь даже не пытаться, Аманда.

— Почему это?

— Для Андана твой математический анализ и останется математическим анализом. Не более. Может ИИ и состоит из систем императив-неимператив, алгоритм и неалгоритмия, но это не делает его подобием аналогового компьютера. Его нейронные связи не биологические, но и не полностью машинные. А математичка для него — просто аппарат, не более.

Аманда раздражённо опустила руку с мелом. В следующее мгновение мел исчез из её руки. Аманда пролетела сквозь стену вычислений, которую тут же смысл с невидимой доски дождь.

— И куда дальше? — поинтересовался Павил, осматривая изменяющийся фон. Линии пересекли изгибающиеся очертания синусов цвета фуксиии, вырисовывая сложной формы картину, не способную вписаться в рамки адекватного мира, находящегося по ту сторону экрана обруча.

— Есть одно место. Я называю его пик. Что-то, похожее на квинтэссенцию программного разума.

— Что-то типа центрального процессора? — спросила Аманда.

— Что-то типа того. Я никогда там не был. Но всегда хотел.

— Я так понимаю, нам нужно двигаться вверх? — Павил кивнул в небесную темноту над своей головой, в пустом пространстве которой чайки-линии танцевали свои бессмысленные хороводы.

— Здесь нет верха. Разве ты не понял? — усмехнулся Леклерк. — Нет низа, нет лева или права. Только относительно нашего восприятия. Я могу стоять справа от тебя. Аманда слева от меня. Но в конечном итоге, мы всего лишь точки на линеаризации. Как ты представляешь себе спираль?

— Как особый случай логарифма?

— Может и так. Спираль в фазовом пространстве. Всегда двумерная, если смотреть внутрь.

— Но, если перенести её в… я начинаю понимать, — Аманда осмотрелась.

— Что же, двигаемся.

— Значит, прямо? — Павил посмотрел на неявную линию горизонта, словно она не уходила в периферию, а разделяла необъятный прямоугольника на две равные части, поднесённые к глазам Павила. Настолько поле зрения здесь было чуждым для полного осознания данного мира.

— Только прямо.

Чем дальше их тела переносились по математическому пространству, тем более сильно искажалась картинка для Павила. Нет, она не теряла чёткости и не проваливалась в фракталы, полигональные артефакты или сгорающие пиксели монитора, но изменялись пропорции, как если бы угол поля зрения глаза увеличился, и периферия начала бы вытягиваться вперёд, хотя ничего бы в реальности из этого не происходило. В какой-то момент абстракция перестаёт быть абстракцией, становясь явью. Человек может привыкнуть ко всему, ко всему адаптироваться. И Павил начинал привыкать к данному миру, принимая его таким, каким он и являлся — алогичным, непоследовательным, полным парадоксов и хаоса. Прямо как и любой человек. В конце концов, даже создатели разума исксина были людьми. Глубина в тёмной пустоте больше не пугала. Она продолжала нарастать по мере прошедшего времени, затраченного на перемещении вперёд и только вперёд.

— Ты сказал, что раньше не бывал на этом… как его… пике? — поинтересовалась Аманда. И пускай Леклерк описал, что всё происходящее здесь — не более чем отрезки на двумерной прямой линии, Павил не мог выкинуть из головы обычные ориентиры, и Аманда находилась по левую его руку, чуть позади. Её тело, также, как и его, бесшумно скользило по пространству разума Андана. Стая чаек сопровождала группу, следуя над вторгшимися гостями. С разной скорость, то догоняя тех, то отставая, однородные линии продолжали слаживаться в геометрические фигуры. Только теперь они не стремились сразу же распасться на составные компоненты, а задерживались в своих новых, собранных формах какое-то время.

— Это теоретическое пространство, — ответил Леклерк.

— Так его не существует? В смысле, может не существовать?

— Нет, оно точно существует. Я образно выразился. Это то место, где сходятся все потоки данные Андана. Сходятся в один единственный сложный клубок. Я никогда не видел глазами это место. Но я знаю, что оно существует. Там, впереди.

— Звучит, словно ты совершаешь паломничество в святые для тебя земли.

Леклерк ничего ей не ответил.

Мир начал изменяться, отчего Павил едва не потерял дар речи. Геометрические фигуры и линии остались позади. Волны исчезли с лица мира. Оставался лишь математический дождь из цифры, перерастающий в ураган. Темнота поглотила их, и единственным освещением оставались те самые цифры, завывающие в сложных потоках турбулентности. Павил инстинктивно прищурился, как если бы он вышел в метель на улицу, а множество снежинок мешали ему увидеть перед собой. Он едва удержался от желания прикрыть рукой лицо.

— Мы замедляемся. Чёрт, — выкрикнула Аманда. — Мы теряем скорость.

— Нет.

— Что нет?

— Тебе кажется, — ответил ей Леклерк.

— Нет, не кажется. Я… я чувствую это. Меня что-то отталкивает. Как поток воздуха.

— Здесь нет никакого воздуха.

— Тогда почему мы замедляемся? Я едва вижу что-то через этот шторм цифр.

— Потому-что там ничего нет, — сказал Павил.

— Что?

— Ничего нет впереди. Поэтому и не видишь. Ничего кроме цифры.

— Тогда куда мы движемся?

— Мы не движемся. Мы прорываемся.

— Вперёд, — поддержал Леклерк.

— Мы не движемся, потому что нам некуда двигаться. Мы в тупике, ведь так, Леклерк? — Павил повернул свою голову в сторону программиста.

Леклерк прищурил глаза. Он был едва заметен в этой непогоде из цифры, на фоне абсолютно пустого пространства.

— Мы на месте.

— В каком смысле? — Аманда потянулась ко лбу. Следующим логичным действием было бы снятие девайса, что она и собиралась здесь. — Мы в тупике. У меня в глазах вся консоль. Мы влезли в машинный язык. Нам нужно перезагрузиться. Срочно.

— Нет! — Леклерк остановил её. — Смотрите, — он пальцем указал куда-то.

В данном положении, с ограниченной видимостью, действие Леклерка казалось бессмысленным, но Павил сосредоточился, сфокусировав свой взгляд туда, куда тот указывал.

Главный персонаж фильма «Пи», Макс Коэн, пытался найти закономерности в мире, представляя его как множество систем, находящихся, в тоже время, в одной системе. Например, что общего между фондовыми рынками и Торой? Иногда нет грани между безумием и озарением. И когда Павил смотрел на поток цифр, на первый взгляд двигающихся в хаотичной динамике, без какой-либо систематизации, он начинал находить закономерности. Цифры, словно маленькие ручейки, объединялись, переплетались и, в конечном итоге, впадали в более широкие русла математических потоков, выходя в открытое море, собранное в плотную сферу, так плотно набитую цифрами и символами, что та становилась чем-то фрактальным, нежели простым. Теперь и Павил видел консольное окно, заполонившее собой всё поле зрение, будто Павил пытался влезть в программный код.

— Я понял, — воскликнул он. — Я понял. Машинный бог видит — я не Соф. Но меня посетило озарение. Это фрактал на изнанку. Всё это место.

Леклерк и Аманда посмотрели на него, как на сумасшедшего.

— Боже, что я несу! — рассмеялся Павил. — Давайте поскорее двинемся туда, пока моя голова не лопнула от этой нумерологии.

Прорываясь сквозь метель цифр, они переместились к фрактальной сфере. И чем ближе они к ней подлетали, тем сильнее увеличивался её диаметр. Теперь моря цифр проходили через их виртуальные тела, вливаясь в объект впереди.

— Это хорошая идея? — Аманда всё ещё держала руку наготове.

— Это и есть пик.

— А что за ним? — спросил Павил.

— Не знаю, — тихо ответил Леклерк, посмотрел на Павила.

Павил изучал огромную сферу, занявшую собой всё пространство. Всё это напоминало что-то из человеческой аналогии, когда в мифах, рассказах или фильмах гигантское существо, на фоне которого человек не больше букашки, подносит к своему лицу того самого человека. Подносит его к своему огромному глазу, всматриваясь, изучая.

— Он смотрит на нас. Программа смотрит на нас, — заключил Павил.

Леклерк осторожно поднёс руку к сфере, пытаясь дотронуться до её поверхности. Так это выглядело визуально, но через консольное окно Павил видел код — язык Андана, на котором он был написал, со всеми его обрывистыми алгоритмами, означающими прямое подключение к мозгу разумной программы. Она просто открывала свои двери гостям, пропуская их внутрь, если так можно было бы сказать. Если реальный мир тоже программа, матрица, то аналогичное действие там должно выглядеть так же: хтонический компьютер высчитывает внутри себя приложенную силу, действующую на дверь. А тем временем дверь открылась, окутывая программным кодом Павила с ног до головы. Консольное окно стянулось в точку, а сфера наоборот — обтянула собой весь виртуальный мир, изменяя его картинку под себя.

— Это же… — У Аманды пересохло в горле.

Ноги Павила утопали в траве, тянущейся от горизонта до горизонта. По ясному голубому небу в вышине плыли безмятежные голубые облака, отбрасывая тени вниз. Подобие ветра пыталось ласкать кожу астрофизика, заставляя его одежду колыхаться.

— Программный сбой, — резко высказался Леклерк. Он выглядел потерянным и нервным. — Загрузился один из сетов ускоряющихся. Нужно вернуться.

— Там, — Павил указал пальцем в небо, туда, где должно было находиться Солнце.

Но вместо Солнца там находилась ещё одна сфера. Облака аккуратно обтекали её по поверхности. Сфера была ни матовой, ни зеркальной. Ни фрактальной, ни одноцветной. Она была ещё одной абстракцией с невозможность определить: выпуклая она или впадает сама в себя. Внутри неё проходили какие-то процессы, похожие на те, которые Павил видел в лужах, оставленных позади. Только огоньков внутри сферы было на порядок больше. В несколько порядков. Иногда казалось, что это распадающиеся фракталы, но в следующее мгновение эта идея уже казалось ошибочной.

Аманда заметила движение в траве, окружившей её ноги. Она потянулась, чтобы взять в руки непонятного вида объект, похожий на маленькое насекомое, рождённое в мире абстрактной математики. Каждый угол этого насекомого изменял его форму, но оно было живое! Насекомое поползло по её ладошки, доползло до края и свалилось назад в траву, где смешалась с растительностью. Тогда Аманда и поняла, что они попали в мир, полный жизни. Необычной жизни.

— Что это за место, Леклерк? — она обратилась к нему, в надежде, что тот знает ответ.

— Это… — если на уме Леклера и было что-то конкретное, какая-то идея, то она испарилась, а слова застряли в горле.

В небе, высоко над собой, Павил видел птиц. Или подобие птиц. Их крылья, похожие больше на многокомпонентные геометрические фигуры, преимущественно треугольники, из которых те и были собраны. Тела из многогранников с неясной формы головами, вытянутыми вперёд.

— Это не сет, — заметила Аманда.

— Это и есть исксин. Мы внутри его мозга, — заключил Павил.

Геометрические птицы пронеслись под сферой, заменяющей собой солнце. Смотря на искажении на периферии сферы, Павилу иногда казалось, что это дыра наружу, а сфера — это то, где они теперь и оказались. А потом он смотрел вдаль горизонта, надеясь увидеть рефракцию, но мир оставался таким же неизменным, как и тогда, когда Павил оказался здесь. И хотя погода, да и всё окружение, была интерпретацией летнего, ясного дня, когда знойное солнце подпаливает своими лучами землю под собой, никаких видимые искажений не наблюдалась. Лишь что-то неявное, подобие диких зверей, мелькало далеко на горизонте. Точками, они передвигались там, далеко-далеко. Павил сделал несколько шагов к ним на встречу, придавливая траву под тяжестью своих ног. От неожиданности он замер. Он двигался! Не перемещался в пространстве, безмассово левитируя, а делал настоящие шаги, переставляя ноги.

— Вы видите?

— Ты ходишь? Как ты это сделал? — Аманда посмотрел на Павила.

— Я… просто захотел это. Захотел пойти вперёд. Как мы делали там, в предыдущей системе. Только в этот раз…

— Ты пошёл, — заключил Леклерк.

— Точно, — Аманда неуверенно сделала несколько шагов вперёд. Виртуальные насекомые разбегались в разные стороны, прячась между травинками. Похожие на стрекоз, точнее, их виртуальные модели, собранные из угловатых трёхмерных частей, как детали конструктора, включили свои двумерные крылья, улетая восвояси.

— Как такое возможно? Или всё же возможно? — поинтересовался Павил.

— Только если находиться в тренажёре, который считывает твои движения, — ответил ему Леклерк.

— Но мы не в тренажёре? Значит ли это…

— Да, у меня есть идея, схожая с твоей. Ведь ты и так давно понял, что Андан пытается читать разум. Ещё до того, как узнал про разум ИИ, — Леклерк запустил руку себе в волосы, прилаживая их к затылку. — Ты, наверное, понял, что он должен перехватывать электрические импульсы между нейронами, иначе мы сейчас ходим по залу.

— И выглядим как идиоты, — сказала Аманда.

— Есть только один способ проверить.

Все осмотрели друг друга, но никто не потянулся к девайсу, желая снять его. Даже Аманда опустила руку, сдаваясь.

— Думаю, мы всё же сидим за столом, — Павил посмотрел на свои руки. Настолько они были реальны, что казалось сон стал явью, а явь — сном.

— Как думаете, исксин так же делал и на Земле? Я имею ввиду инфополюс, — Аманда осторожно наклонилась, балансируя телом, словно училась двигаться вновь. Гусеница, состоящая из неровных геометрических частей, похожих на не до конца погнутый знак интеграла, проползала мимо её ног. Возможно, гусеница пыталась зарыться в смоделированную землю, но Аманда взяла её в руки, поднимая над травой. — Исксин ведь был подключен к каждому юзеру девайса, в любом уголке мира. Получается, он изучал нас?

— Тогда он ближе к млекопитающим, чем к высокоразвитому, чуждому интеллекту, — усмехнулся Павил.

— Все эти непонятные монологи, нелепые попытки общения, — гусеница вилась в её руках, но продолжала сохранять свою форму интеграла, будто лента Мёбиуса, разрезанная пополам. В этой виртуальной вселенной была возможна любая топология, любые допущения пространства Римана и Минковского. — Всё же в этом был смысл.

— Тогда это всё компиляция, ведь так? — Павил обратился к Леклерку. Ветер трепетал кучерявые волосы.

— Компиляция чего? — удивилась Аманда.

— Компиляция человеческого мира. В понимании ИИ.

— Я не знаю, — ответил Леклерк. — Если и так, то это лишь малая часть того, что было утрачено, когда он покинул нас. Мне ведь досталось не больше восстановленных пятнадцати процентов его мозга, грубо говоря.

— Здесь была пустота, — Павил изучающе провёл взглядом линию горизонта, переводя внимание выше, на голубое небо, на облака, на сферу. — Вначале ничего не было. Пустота. Та пустота, которую мы видели ранее. Насколько же он был одинок, что пытался скомпилировать наш мир.

— Не думаю, что ты можешь понять его. Понять то, что было на уме искусственного разума.

— Я не хочу вдаваться в антропоморфизм. Не сейчас. Считай, что я фантазирую, — Павил пошёл по траве, пытаясь ощутить её тяжесть, то, как она преломлялась под ним, как ветер заставляет её клониться. Очень хорошая симуляция. — Я и не хочу понять. Но мне хочется пофантазировать. Представить, что же всё-таки им двигало. Этот мир похож на место на Земле, если бы такое существовало. И всё же, различия слишком бросаются в глаза. Эту иллюзию невозможно спутать. Я сужу по тому сету, в котором мы общались, когда я был на Янусе. Ты создавал сеты из мощностей Андана, из его разума, но, наверное, никогда не думал, что получаешь уже готовые образы. Как образы в наших аксонах. В виртуальных аксонах огромной нейронной сети, способной на саморазвитие.

Леклерк даже не пытался указать зазнавшемуся физику место в программном мире, понимая, что тот прав. Действительность всё это время была у него под носом, но Леклерк так был поглощён восстановлением ИИ, что не заметил той части машины, которая всё же была жива.

— Если это компиляция Андана для самого себя…

— Она для нас, — перебил Аманду Павил. — Для тех, кто смог бы проникнуть в его мозг.

— Если это компиляция для нас, то что тогда там, — она указала пальцем в небо, на сферу.

— Кто знает, — сам себе улыбнулся Леклерк.

— Нам ведь не обязательно было так далеко заходить? — Павил посмотрел на сферу, на её искажённую периферию очертаний. — Мы ведь могли подключиться к Андану ещё в той системе, в которой мы изначально и оказались.

— Могли.

— Но ты так боялся не успеть посетить вершину горы, что решился сделать это сейчас.

— Зато здесь мы лучше всего подключены к Андану. Может, мы всё-таки не в его голове, но, может быть, в его сердце? — Леклерк раскинул руки по сторонам, растягивая прозрачное окно, появившееся в его руках из неоткуда. В окне побежали строки кода, норовящие выбежать за пределы прямоугольного периметра. — Мы можем приступать.

Изменения в системе отобразились на экране девайса Бао, подсвечиваясь новообразовавшимися символами и значениями. В этот момент он уже сидел в кресле в зале контроля, окружённые аппаратурой и мониторами. Слева от него открылось окно иллюминатор, направленное в сторону Сатурна. Защитные ставни ушли внутрь Андана, открывая перед Бао вид солнечной стороны газовой планеты. Кольца, уходящие ниже из-за наклона, сияли своим очарованием, отражая лучи солнца. Далеко-далеко, на навигационном экране, подсвечивался Альтаир, белый субгигант в созвездии Орла, от которого навигационная линия сетки тянулась до Таразеда. Западнее созвездия Орла граничило созвездие Дельфина. Куда бы не упал глаз Бао, везде он видел звёзды и созвездия, и их линейные переплетения. Но интересовал его только Сатурн.

Не было такой команды, которую невозможно было бы осуществить дистанционно, не влезая в процессор Андана. Это знал Бао. Знал и Леклерк. Но тот хотел видеть всё своими глазами, воочию. Иронично. Единственный программист высшего эшелона здесь, на Андане, предпочёл для себя визуализацию процесса, нежели холодный программный текст кода. В этом были и своим причины, довольно нетривиального характера, более относящиеся к области практики, нежели теории. Не просто так Леклерк боялся включать Андан, пока они находились в одном космическом пространстве с «коробкой с крыльями». «Дилемма заключённого в рамках иных цивилизаций». Так он это называл. Причина, по которой ИИ попытался спалить объект, а объект ответил тем, что попытался уничтожить шаттл вместе с Бао на борту, оставалась неизвестной. Она и останется неизвестной. И никакой подход Павила это не изменит. Это совершенно не человеческого ума дело. Но почему бы не попробовать?

Всё, что происходило внутри разума Андана, куда погрузились Леклерк, Павил и Аманда, для Бао выглядело не живее алгоритма, встроенного в аналоговый калькулятор. Существует сервер, к которому подключаются удалённые юзеры. Вот и всё. Хотя в какой-то момент паттерн алгоритма и изменился, и в него включились новые, до этого не существовавшие значения, общая суть, общий концепт не изменился, не подвергся деформации или переработке.

И когда появилась команда перекалибровки главной антенны станции, рука Бао уже лежала на прозрачной рукоятке манипулятора джойстика, выводимого в дополнительной реальности. Трехмерный прицел захвата, фиксирующий положение джойстика и передающий его на механизм антенны, лёг на руку Бао. Оставалось лишь направить в нужное направление. Автоматика осуществляла наведение сама, с точность, недостижимой для человека, но Бао наблюдал за процессом, контролируя его, оказывая помощь, если такая потребуется.

Почему Леклерк просто не отогнал станцию в другую область? Туда, где бы она не достигла объекта? За пределы Титана. К Нептуну. Пускай процесс транспортировки занял годы и вызвал негодование со стороны Компании, но так было бы безопаснее для дальнейшего исследования остатков разума ИИ. Всё дело было в сомнении. Так считал Бао. Сам Леклерк, последний из энтузиастов данной эпохи, потерял веру в успех. А Бао потерял ещё раньше, но боялся сам себе в этом признаться. В итоге Леклерк зацепился даже за самый абсурдный вариант, пытаясь балансировать между своей душой ускоряющегося, возможным профитом от сотрудничества с Компанией и попыткой найти, открыть для себя, что-то новое, чем должен был стать объект. И теперь все векторы направлений сходились в одну точку, точно так же, как прицел навигационного компьютера пересекает прямые, фиксируя их на отдалённой точке Сатурна, выплывающей из его ночной стороны.

Даже сама вселенная благоволила им. Ками, как раз, вылетал на дневную сторону, в нужный момент времени. Никакой задержки. Навигационный компьютер поймал объект в свои сети. Бао физически ощущал, как громадный диск антенны, со своим собственным градиентом, под механической силой, меняет свой угол обзора, прицеливаясь на «коробку с крыльями». Квантовый адреналин побежал по кровеносной системе Андана, приводя его в активное состояние, пробуждая от древней спячки, от программного анабиоза. Сердце Андана ожило ранее, и теперь оживал его мозг, выходя из коматозного состояния. По телу Бао пробежал лёгкий электрический заряд, словно миллиарды букашек, решивших мигом пройти сквозь тело инженера. Он чувствовал себя одним целым с машинным разумом. На экране моргнули статистические помехи, а за ними появилось окно передачи информации, официально подтверждающее начало передачи информации Андана в сторону Ками. Термоядерные силы станции наращивали мощь, а термогенераторны, покоившиеся на внешней оболочке станции, начали нагреваться. Разум пробуждался.

Тайлеру удалось уговорить не только Вайсс покинуть её медицинский отсек, но и надеть скафандр. Вместе они уселись напротив обзорного экрана, переместив стулья поближе. Огромная сфера Сатурна, освещённая солнцем на восемьдесят девять процентов с данного ракурса, удивляла своей желто-бело-охровой красотой. Тёмная часть, на которой сейчас была ночь, полумесяцем пыталась слиться с бездной вселенной, но маленькие белые точки, светящиеся в ночи мотыльки, выдавали её. Кольцо, похожее на небрежно разлитые оттенки серого и чёрного, прорезало Сатурн на две части, искривлённой тенью падая на его поверхность, за маленький кусочек нижней части планеты, где начинался южный полюс, подсвечивался сине-голубым светом сияния. Восточнее, противопоставляя себя вселенной, проходила грязная линия Млечного Пути, растянувшись на всю длину обозрения, уходя за пределы видимости.

— Что они хотят сделать? — спросила Вайсс. Её голос звучал очень устало, и Тайлеру стало её жалко. Попросту больше не оставалось сил делать серьёзное лицо. Уголки скафандра забавно укрывали её шею, оставляя лишь голову открытой. Шлем скафандра лежал у неё на ногах.

— Хотят связаться с Ками.

— А разве мы уже не делали это раньше?

Мы. Всё же, как бы Вайсс не старалась отстраниться от происходящего, в глубине души она ассоциировала себя со всей командой. Хотя, для Тайлера она всегда была частью команды. Их любопытного коллектива, таких разных, но вынужденных работать вместе, людей.

— Думают, что в этот раз всё будет по-другому.

— И разве Павил и Камил не осуществили что-то похожее на Янусе?

— Теперь же они попытаются использовать Андан.

— Они включат его? — испуганно удивилась Вайсс.

— Тебя это пугает?

— Я не знаю, что можно ожидать от объекта. Когда оно отсекло руку Бао… я подумала тогда, почему оно не убило его? Так было задумано или оно промахнулось? Ведь ничего не мешало создать такую чёрную дыру внутри шаттла, немного большими размерами, чтобы разорвать аппарат изнутри. И оно могло. Но не стало?

— Ты спрашиваешь меня? — Тайлер почесал затылок.

— Просто интересуюсь, — она опустила глаза. — А ты что сам думаешь?

— Думаю, нас ждёт нечто грандиозное, — он опустил на глаза девайс, сверяясь с показаниями, и убедившись, вернул его на лоб. — Они начинают.

— Уже?

— Мощность термоядерного реактора станции нарастает. Главная антенна наводится на Ками. А вот и он, — Тайлер пальцем указал куда-то наружу, в сторону Сатурна.

Сначала Вайсс ничего не видела, но, приглядевшись, заметила малюсенькую светящуюся точку, яркость которой увеличили системы Андана.

— Разве ты не видела её раньше?

— Видела, — ответила Вайсс.

— Просто ты так удивилась…

— Ну, я видела её всего-то два раза. В первый раз, когда Леклерк показывал. Он представлял нам с Бао её как аномалию планеты. «Ничего серьёзного» — говорил он. Но, мне всегда казалось, что Бао сразу всё понял. У него профессиональное чутьё. Любой, кто с ним поговорит больше десяти минут, поймёт, что он — параноик. В хорошем смысле этого слова, — она улыбнулась.

— Это точно, — он улыбнулся в ответ.

— А второй раз был позже. Но ничего серьёзного. Ещё несколько раз видела смоделированную версию, но не в живую, как сейчас.

— Почему?

— Я старалась отстраниться от исследования. Что в этом такого? Не подумай, что мне не интересно. Но я не сильно понимаю всего-того, что здесь происходит. Я выгляжу как обыватель с Земли, запустившись блог Аманды.

— Вовсе нет.

— Хоть я и медик, но, когда я лечила Бао, я надеялась, что никогда не попаду в похожую ситуацию. Знаешь, как про таких говорят? «Боятся вида крови». Хотя дело и не в крови.

— Не думаю, что что-то плохое в том, чтобы признаться самому себе в недостатках. Поверь мне. Я, как профессиональный терраформатор Венеры, уж точно знаю, о чём говорю, — он тихо рассмеялся.

— А потом Леклерк отправил меня на Янус, чтобы я следила за Павилом и Камилем. Признаюсь, честно, я не хотела этого и до последнего думала, что Бао поговорит с шефом и переубедит его, ведь я не физик. Думала, что его профессиональное чутьё и в этот раз сработает, но Бао даже не стал поднимать этот вопрос. Иногда мне кажется, что раньше он специально решал промолчать, полностью доверяясь Леклерку.

— А может это его легендарное «один процент хаоса»? «Невозможность просчитать» — как он это называет.

— Может, — она замолчала.

По помещениям станции пронеслась лёгкая вибрация, оповещая о ей движении. В левом верхнем углу обзорного иллюминатора появились обозначения, затем они приняли нечитаемый вид, будто прогнанные через ошибочную кодировку. Ещё через две секунду они вновь вернулись в читаемое состояние, но теперь по бокам иллюминатора наросли зелёно-фиолетовые амплитуды волн. Ками медленно, но двигался по своей орбите, неизменной с первого дня своего обнаружения.

— Там, на Пауке, мне действительно было страшно, — она продолжила. — И не столько за себя, сколько за Камила. Ужасное чувство, что кому-то грозит опасность. Смертельная опасность.

— Но мы спасли его. И не в последнюю очередь благодаря твоим усилиям он выжил.

— И всё равно меня не покидает ощущение, будто мы ходим по лезвию клинка. Проверяем терпение неведомого существа, намного превосходящего нас.

Услышанное удивило Тайлера. Что, если это не Ками гость, а они — гости Ками. «Коробка с крыльями» и была хозяином солнечной системы.

— Тогда он должен сказать нам, чтобы мы отвалили, — ответил Тайлер.

— Этого я и боюсь.

Ветер лишь усилился. Стебли высокой травы закачались в унисон под склоняющей их к земле силой. Леклерк продолжал работать с консольной панелью перед собой, рисуя на ней руками текст программы.

— Антенна уже откалибровалась. Объект у нас в руках.

— Смотрите! — Аманда указала пальцем в небо, которое начало растворяться в вышине. Облака испарились, как и летнее, голубое зарево, уступая место тёмной глубине вселенной, заполненной миллиардом звёзд, которых пожирал своими габаритами Сатурн. Газовый гигант навис над ними в зените, а его кольца просвечивали свет дальних звёзд через себя, превратившись в разрешении этого мира в множество натянутых, тонких линий, как у музыкального инструмента.

Сатурн начал смещаться. Его положение изменилось и теперь в зените был не сам Сатурн, а небольшой его участок, где на встречу присутствующим, из ночной стороны, вылетала «коробка с крыльями».

Поле зрения вновь изменилось для Павила, вытягиваясь в периферию к объекту, образовывая зрительный туннель от тогда a до точки b.

— А теперь посмотрите вокруг, — Павил опустил голову, осматривая новый ландшафт, призывая всех обратить на него внимание.

Всё стемнело. Из травы начали прорастать причудливые деревья, обросшие нездорового вида листвой, будто болевшие некой биологической болезнью. Поеденные паразитами геометрические листья, вырывающиеся из недр дерева, пропускали через себя свет далёких звёзд. Листья были квази-двумерные, и при каждом своём изменении угла превращались в хвойные иглы, а затем назад. Иногда множество листьев сбивалось в кучу, превращаясь в фрактальные узоры, но изменения были не постоянны. Не было баланса. Весь горизонт покрылся отдельно стоящими математическими деревьями, но одно, выросшее ближе остальных к чужакам этого абстрактного мира, выделялось. Под ним вырос небольшой холмик, возвышая его над остальными. Павил смотрел на него и видел, как над горизонтом, вдалеке, подымаются авральные волны токсично-зелёного света, искажаясь как тепловое пятна, нежели чётко-выстроенная амплитуда синусоида.

Насекомые под ногами Аманды начали разбегаться, закапываясь в землю. Они, испуганные, стремились как можно дальше оказаться от этого нового, изменённого мира. Через небольшой промежуток времени простыл и их след. Мир стал казаться пустым и холодным. Враждебным для любой формы жизни, наделённой разуму. Птицы, летавшие высоко в небе, неспособные сбежать, превратились в числовой прах, уносимый ветром, который затем и сам исчез, вслед за птицами.

Павилу не нужно было уметь общаться на машинном коде, чтобы понять, что мир просто стёр птиц, удалив их из себя, либо деформировав. Без какой-либо жалости или сожаления. Как бог, удаляющий свои неудачные работы, и не важно, что они по этому поводу думали.

Но сфера, переливающаяся всем спектром красок, фрактальными узорами, мозаичными стриктурами, неизменно висела в небе. Теперь некоторые области её покрылись зеркальным слоем, в котором отражались стоящие на земле люди и дальний объект, пролетающий над водородными облаками Сатурна. Павил вспомнил о своём рассказе идеи зарождения чёрных дыр Леклерку, о векторном поле. Смотря на своё отражение в сфере, ему казалось, что он видит то самое векторное поле, покрывающее поверхность сферы, только в абсолютно хаотичном наборе векторов, не сходящимся в одной точке, не представляющие никакого особого градиента.

— Он говорит, — подал голос Леклерк.

— Кто? — спросила Аманда. Он бросила попытки найти маленьких насекомых и теперь смотрела только вверх — на «коробку с крыльями».

— Разум, — радостно, переводя дух, выкрикнул Леклерк.

— С нами? — спросил Павил.

Леклерк долго думал, изучая коды перед собой, прежде чем ответил на вопрос Павила.

— Нет, не с нами, — он раздражённо ударил рукой по краю консольного окна, как бьют по плохо рабочим старым монитором.

— Как удивительно, — усмехнулся Павил. — Ему мы не интересны.

— Но он общается. Пытается общаться, — Леклерк перевёл дух. — Ладно. Вы готовы?

— К чему? — Аманда сделала шаг вперёд к математическому дереву, стоящему совсем рядом.

— Наши мысли перенесутся вместе с данными по прямому лучу к Ками. Если у него есть хоть какой-то приёмник, он должен поймать электромагнитную волну.

— Какой расстояние до него? Сто тысяч километров? Одна третья световой секунды, — заметил Павил. — Как это будет для нас выглядеть?

— Я не знаю, — ответил Леклерк. — Я никогда такого не делал. Но вряд ли сильно отличается от переноса любой информации. Когда связь установится, думайте о том, что хотели бы сказать… я не знаю… этому объекту. Это мыслительный процесс. Я вижу, что Андан видит нас. Он считывает нашу новую кору.

— Иначе бы, мы бы не видели визуализацию этого мира для нас.

— Верно, — Леклерк свернул окно консоли в маленький квадрат, который сложил в своей руки. Аманда удивлённо посмотрела на него. — Мне это больше не потребуется.

Как писатель пишет книгу, погружая в неё свой смысл, так же и разум Андана вписывал новые значения в своё бытие, творя себя из тех крошек, которые остались от него былого. Самовоспроизводящаяся машина, подобная разуму млекопитающего ставшего человеком, пробудилась, заполняя свои пустующие кластеры приливами информации, вписывая самодельную информацию в недостающие цепи нейронной сети. И первое, что она поняла, раскрыв свои программные глаза — это то, что здесь был другой. И сколько бы раз Андан не производил анализ, сколько бы раз не пытался найти источник информации извне — ничего не получалось.

— Начинается, — Леклерк поднял руки к небу. — Я чувствую это.

Неописуемые ощущения посетили программиста. Тысячи, тысячи миллионов строк символом и цифр пронеслись по его человеческому мозгу, впитываясь в саму белковую структуру.

— Я ничего не чувствую, — ответила Аманда.

— Это и не важно, — подтвердил Павил.

— Думайте! Наполняйте данные своими мыслями. Контакт начинается.

Сфера в небе засияла флуктуациями, а затем, подобно плёнке, растянулась от горизонта до горизонта. Небо покрылось золотой мембраной, закрутилось в спираль и образовало луч, направленный в сторону Ками. Все объекты растянулись в бесконечные линии, уходящие в периферию высоко в небе, стягиваясь в одну точку. И точкой была «коробка с крыльями».

Павил не сразу понял, что произошло. Его сознание скопировали, затем вырвали, отодрав с кожей и мясом, и запустили копию со скоростью света к Сатурну. От калейдоскопа карусели, состоящий из линий, тянущихся отовсюду, закружилось голова. Он хотел закричать, но не мог. Он сам стал линией, вектором, уходящим туда, в один конец. Казалось, что такое состояние его разума длилось вечно, но миг — и всё прекратилось. Павил тяжело открыл глаза, не осознавая, что в этом мире они никогда не закрываются. Он вновь стоял на траве, в окружении своих коллег, в окружении математических деревьев, под нависшим бело-охровым газовым гигантом. Белые точки, взрывающиеся внутри глазных яблок, причиняли боль, но не сильную, а терпимую и даже временами приятную.

— Что произошло? — первая спросила Аманда. Она склонилась к земле, уперев руки в колени. Удивительно, но никто не снял девайса с глаз.

— Наши копии унеслись к Ками.

— Я чувствовал, будто меня самого уносит туда, — прокашлял Павил.

— Это грубые сканы. Не наши личности, не переживайте, — Леклерк оставался неподвижным. — Как если вырвать текст из книги, книгой он не станет.

— И что дальше? — не успел Павил спросить, как перед глазами пробежало окно экстренного оповещения. Точнее, их было два: два предупреждения. Андан, недолго думая, взял управление антенной на себя.

— Что происходит? — Аманда всматривалась в сообщения, но звездочки в глазах мешали нормальному восприятию.

— Это нехорошо, — ответил Леклерк. — Андан переводит мощности на антенну.

— Зачем?

— Он хочет начать передачу больших объёмов информации на Ками, — Павил потёр лоб. — Он хочет прожечь его насквозь.

— Опять? Как и в тот раз? Но… но почему? Это же сто тысяч километров, — Аманда, недоумевая, развела руками. — Разве такое возможно?

— Сто до объекта. Сто шестьдесят до центра Сатурна. Если очень хорошо постараться. Расстояние то всего в одну третью световой секунды.

— А второе сообщение какое? Я не могу прочитать, — Аманда хотела протереть рукой глаза, но у неё это не получилось.

— Ками отвечает, — Павил сфокусировал свой взгляд. — Вокруг Андана зафиксированы массовые коллапсы.

— Насколько близко?

— Они… О!

В эфир вмешался Бао. Он не материализовался в данном мире, представившись лишь синусоидой, отвечающей его голосу.

— Чёрт побери, — выругался он. — Что вы наделали?

— Что случилось? — спросила Аманда, так как ни Леклерк, ни Павил, смотря друг на друга, не ответили, продолжая молчать.

— Нас дырявят. Станция наполняется пробоинами от чёрных дыр.

— Насколько они большие? — спросил Павил.

— Сам посмотри! — выкрикнул Бао. — Пересылаю всю информацию к вам. Не могу понять, в какой части системы вы находитесь.

— Это микроскопические чёрные дыры, с минимальным выбросом — заключил Павил. Одного взгляда на их радиус было достаточно. — Что нам делать? — Леклерк молчал, скованный нерешительность. Впервые в жизни он ощутил, как ситуация выходит из-под его контроля. — Леклерк!

— Системы защиты Андана сработали, — послышался голос Бао. — Станция запустила торпеду.

— Что? — теперь уже выкрикнула Аманда. — Мы должны остановить её. Иначе…

— Мы должны продолжить контакт, — перебил её Павил. — Ками всё ещё на связи? Мы пересылаем на неё информацию? Леклерк, ну же, ответь.

— Да… — неуверенно проговорил тот.

— Что?

— Да. На связи. Андан держит в прицеле объект.

— Хорошо, ибо у меня такое чувство, что если мы не попытаемся объясниться, то через пару часов вся наша станция, вместе с нами перестанет существовать.

— О чём ты? — в разговор вновь влез Бао. Его синусоида продолжала менять свою амплитуду. — Нам нужно эвакуироваться. Срочно. На шаттле, пока тот всё ещё на ходу. Я уже двигаюсь к вам со скафандрами.

— Нет, мы остаёмся, — ответил Леклерк. Он смотрел на Павила, надеясь, что тот понимает, на какой они риск идут. Впрочем, если начал какое дело, то следует его довести до конца.

— Вы с ума сошли!

— Я выхожу, — Аманда потянулась к обручу. — Кто-то должен остановить торпеду.

И прежде чем кто-то успел ей возразить, она исчезла из виртуального мира.

Вынырнув по ту сторону реальности, Аманда ощутила лёгкое головокружение. По всей станции тарабанил сигнал тревоги, чей гул проносился по коридорам. Уперев руки в стол, Аманда подняла себя со стула. Ей не требовался девайс, не требовалась и навигационная система, чтобы знать, каким путём она быстрее всего доберётся до помещения ангара, где находилась Эверика. Когда она подошла к выходу из помещения, внутрь влетел Бао, на котором уже был надет полный скафандр. Под мышкой он держал пластичный пакет, в который были сложены ещё три. Шлемы ударялись друг об друга своими титановыми поверхностями. Тяжёлые ботинки звонко стучали по полу, глуша собой звук аварийной сирены. Бао поймал Аманду в проходе.

— Ты куда? — посмотрел он на неё сквозь окно шлема. — Неужели действительно решила пуститься за ракетой?

— Дай мне скафандр. Быстрее, — она протянула руку.

— Шаттл слишком долго разгоняется. Ты не успеешь, — Бао раскрыл пакет, вынимая из него первый комплект скафандра. — Даже если захотеть, то торпеду уже не догнать.

— Эверика. Я полечу на ней. Моя малышка разгоняется почти мгновенно.

Бао неуверенно протянул ей шлем. Не успел он заметить, как скафандр уже сидел плотно на ней.

— У нас есть путь, вектор торпеды? Её можно отследить?

— Да, — ответил ей Бао. — Но зачем? — он посмотрел на двух неподвижно сидящих людей за столом, глаза которых закрывала линия девайса. — Я должен их вытащить, иначе они угробят себя здесь.

— Нет. Стой. Не надо, — остановила его Аманда. Она очень торопилась, но чувствовала, что следует сказать. — Поверь в них. Дай закончить работу.

— Серьёзно? — нервно усмехнулся Бао. — Станция исчезает. В прямом смысле. Ты и сама всё увидишь.

Она, долго не думая, выбежала из зала, надевая шлем уже на ходу. Бао лишь провожал её взглядом, надеясь, что у неё не получится осуществить задуманное. Объект явил свою вражескую сущность. Но следовало спастись, а уже после осуществлять вендетту. Он положил комплект скафандров на стол перед сидящими, а затем выбежал из помещения, направляясь за Тайлером и Вайсс.

Аманда старалась бежать ровно, не сбивая свой темп. Скафандр не был таким уж и лёгким, как это казалось в невесомости. Особенно на скорости. Экзоскелетная основа не сильно помогала при беге, будучи рассчитанной на приложении силы. Коридор сменялся за коридором, пока Аманда не заметила, как кусок стены, толщенной в двадцать сантиметров, попросту исчез. В стене образовалась гладкая дыра в форме сферы. Тогда она и начала замечать маленькие дыры, разного диаметра, появляющиеся тут и там. Лицевой экран скафандра сигнализировал о квантовых флуктуациях, окружающих её. Если Аманде не повезёт, то одна из коллапсирующихся микроскопических дыр, от микрона до десятой миллиметра, разорвёт её изнутри. В лучшем случае, оторвёт конечность, как это случилось с Бао.

Не поддавшись страху, она продолжала ровно бежать, пробегая один отсек за другим, пока не достигла центра диска, где сила притяжения начинала падать. Здесь перебираться становилось легче. И когда она оттолкнулась от поручня, тот исчез. На его месте образовалась небольшая впалая падина. Мурашки пробежали по коже Аманды, но она не остановилась.

Бао не хотел думать о том, что будет, если она из дыр образуется внутри термоядерного двигателя станции. В голове кружилось два очевидных варианта. Первое, наименее опасное: термоядерный реактор, зафиксировав изменения коэффициента, впустит в себя космический вакуум и выключится. Второе: даже микросекунды существования, пускай и микроскопической, чёрной дыры хватит, чтобы образовать нестабильное кольцо аккреции. И тогда…

— Да, Бао, мы слышим тебя, — ответил Тайлер. — Что происходит? Мы видим аварийные сообщения.

— Где вы сейчас?

— Мы покинули обсерваторию, а ты разве не видишь на радаре где мы?

— Конечно, — Бао мысленно отчитал себя за свою глупую оплошность. — Двигайтесь ко мне.

— Я думал, мы должны прибыть к шаттлу? Мы, исходя из инструкции, сразу же направились туда.

Бао прикусил губу, смотря на трёхмерную модель станции перед собой. Он вращал картинку в своих руках, которая обновлялась в прямом эфире.

— Шаттла больше нет.

— Как? — в эфир влезла Вайсс.

— Двигайтесь по направлению ко мне. Я вышел из… вы вообще видите меня?

Тайлер какое-то время молчал, наверное, обдумывая услышанное. Но, как и любой профессионал, он ответил коротко и ясно.

— Понял. Двигаемся к тебе.

В области шлюзов соединения на модели станции были нанесены красные сферы аварийного пробоя. Так уж получилось, по воле случае или нет, но данный отсек Андана подвергся нападению первым. Требовалось выйти в открытый космос, чтобы увидеть всё своими глазами, но Бао был уверен, что на том месте, где должен был находится шаттл, а вместе с ним и одна третья часть всего кольца стыковочного узла, ничего теперь не находилось. Пустое пространство, оставленное после коллапса чёрных дыр. Кольцо продолжало вращаться, но системные рапорта сигналили о его нестабильности. Как минимум два соединения кольца-шахты попросту исчезли. Эверика находилась на противоположной стороне кольца, но скоро должно было повернуться лицом к Сатурну, и тогда одна Вселенная знает, что может произойти.

Оставались ещё несколько очень важных вопросов, сопоставимых с фундаментальными: насколько меняется субъективное время для тех, кто был не так уж и далеко от образования микроскопических чёрных дыр. Слава богу, что они были меньшим радиусом, чем те, миллископические чёрные дыры, образующиеся в близи Сатурна. А ситуация могла измениться с любой момент. И если материал всасывается в чёрную дыру, которая затем, сразу же, коллапсирует, то что улетает в противоположную сторону? Точнее, излучает. Всё тот же поток нейтрино? Бао должен был быть тем, кто должен был знать ответ, или хотя бы догадываться, ведь он непосредственно сталкивался с таким же событием ранее, но ответа он не находит. Даже воспоминания не сильно помогали в решении насущной проблемы.

Он задумался и не заметил, как оказался в открытом космосе. До него не сразу дошло, что целая стена коридора, находящийся по технической смете здесь, исчезла, явив дыру в космос, в которую мог пролезть небольшой аппарата, размерами схожий с Эверикой Аманды. По небольшим неровностям Бао понял, что множество коллапсов попросту поглотили собой стену. И в этот момент он проклял себя, что был так неосторожен. Ведь по всему кораблю кишели невидимые мины, разрывающие всё на части. Бао ожидал, что в следующую секунду исчезнет и он, но время шло, а ничего не происходило. Он замер на месте, освещённый светом Сатурна, отлично видимого через дыру. Только теперь Бао ощущал небольшие потоки воздуха, всасываемого в дыру и уходящего в вакуум. Андан изолировал участок, но скоро это всё станет неважным. Невозможно изолировать что-то столько хрупкое, подобное бумаге, прошиваемой автоматной очередью.

Следовало спасти Тайлера и Вайсс, но теперь становилось не ясно, где безопасно, а где — нет.

— Тайлер, — Бао позвал его в эфире.

— Бао.

— Планы изменились. На вас скафандры ведь?

— Да, как ты и просил.

— Вам следует проследовать как можно ближе к шахте реактора. Но не входите внутрь.

— Думаешь, там максимально безопасно?

— Я заберу вас, как только всё закончится. Мне нужно удостоверится, что с Павилом и Леклерком всё в порядке.

— А Аманда? — спросил Вайсс.

— Она сама о себе позаботится, — неуверенно ответил Бао.

Нижний диск, где располагались все шлюзы соединения, к моменту, когда там оказалась Аманда, представлял из себя прогрызенный насквозь тор, испещрённый сквозными дырками. На монитор выводилось аварийное сообщение, подтверждающее потерю контакта с обширной область, где должен был находиться шаттл. Стараясь подстроится под постоянное изменение силы притяжение, Аманда запускала себя внутрь конструкции, пока не упала на пол. Она быстро поднялась и понеслась вдоль оставшихся в целостности помещений, хотя таких и не было. Каждое появление микроскопической чёрной дыры сопровождалось быстрой вспышкой преломляющегося о гравитационный радиус пучка света, за которым следовал беззвучный хлопок пространства, и часть материи просто исчезала. Умудрившиеся не быть всосанными и переработанными объекты, обрывки деталей и интерьера, получившие импульс, кружились как зимние снежинки в метель. Импульс заставлял их двигаться по круговым траекториям, а пониженная сила притяжения на данном кольце лишь упрощала им задачу. Аманда проносилась сквозь мелкие объекты, стоящие на её пути. Объекты ударялись о поверхность скафандра, с глухим звуком отлетая в стороны.

Секции диска получили критические повреждения, а программа Андана пыталась изолировать как можно больше оставшейся площади. За Амандой закрывался один шлюз за другой, в отчаянной попытке сохранить хоть что-то. Воздух, не выкаченный системой вентиляции, уже давно утёк в открытый космос, который заполнил стыковочный отдел вакуумом. Неровные детали, с разными моментами инерции, неустойчиво вращались, медленно оседая на пол, усеянный пробоинами. Сквозь пробоины Аманда видела космическое небо, усеянное звёздами. Значит, диск не совершил ещё полный оборот.

По какой-то неведомой для себя причины, Аманда не задумывалась о своей безопасности, ведь она, в прямом смысле, двигалась по минному полю, усеянному квантовыми, невидимому глазу, флуктуациями. Вся область кишела коллапсирующими пробоями, наполняющими всё вокруг Аманды. Словно кварковые заряды, вывернутые наизнанку.

Последний шлюз открылся перед ней, пропуская к Эверике. Маленький аппарат, похожий на акулу, тихо приветствовал её, когда Аманда послала ему сигнал. Передний отсек приподнял створки, как крокодил открывает свой рот, впуская внутрь. Аманда пробежала последние десять метров по трубочному помещению, прыгая в кресло пилота Эверики. В следующую секунду верх помещения исчез, явив яркие солнечные лучи, обтекающие главную ось станции, перегородившей собой звезду. Значит, та часть диска, в которой сейчас находилась Аманда, поворачивается к Сатурну лицом.

Кресло плотно облепило скафандр, фиксируя его положение. Аманда рывком потянула за рычаг, ускоряя закрытие Эверики. Настойчивые лучи сложились в линии, следуя за движением закрывающейся двери.

— Давай, давай, — замолила Аманда, не желая оставаться в разрушающемся диске и секунду.

Её руки легки на джойстик, приводя двигатель в сознание. Параллельно она отправила приказ Андану разжать двери, сдерживающиеся аппарат в тисках. Со скрипом, неприсущим отлаженным механизмом, они повиновались, ослабляя хватку. Вся автоматика Эверики ожила в тот момент, когда уже больше ничего не сковывало движение маленького корабля. Оставалась лишь пена, приросшая к поверхности, но как только Аманда активировала передние сопла, не думая о сохранении интерьера, пена покрылась трещинами от перегрузок, рассыпаясь на маленькие частички. Небольшой плазменный очаг вытолкнул Эверику из шлюза Андана, напоследок зацепив его стеной.

Когда Эверика оторвался от станции, отдаляясь от неё, та предстала для Аманды во всём своём тяжелом положении. Стыковочный диск был практически уничтожен. От него осталась лишь лента лабиринтов, собранных в окружность, продолжающих вращаться вокруг главной оси. Главный диск пострадал меньше, но сквозь его дыры, составляющие небольшую цепочку зазоров, проходили солнечные лучи. Главная ось выглядело преимущественно целой, с небольшими «покусами», не образовавших наружные дыры. Теперь же Аманда видела и главную антенну, выделяющуюся на фоне цепи антенн размерами поменьше, облепившими всё на самой верхней точке Андана. Каждый раз, когда Аманда отлетала и прилетала к Андану, он для неё всегда был повёрнут к Сатурну данной частью, и конструкция всегда была скрыта от её глаз. Она даже представить себе не могла, сколько же много аппараты было там установлено. Помимо антенных тарелок там присутствовали сети ядерных термогенераторов, смотрящие всегда в сторону газового гиганта. Поэтому Леклерк никогда не давал ей разрешения летать к Сатурну? Оба раза, когда она оказалась ближе к планете, когда требовалось спасти членов команды, Леклерк просил её облететь по радиальной траектории. С Януса должно было быть видно всю конструкцию, но Павил и Камил не обратили внимания. Диск главной антенны, с «откусанными» по краям небольшими кусками, светился голубоватым гало, продолжая функционировать, продолжая бессмысленную передачу данных.

Эверика всё дальше и дальше отдалялась от Андана, под преломление света, насыщавшего тёмное космическое небо. Палец Аманды продолжал вдавливать наращивание термоядерной мощности, и когда корабль отдалился достаточно, пилот корабля включил маневровые сопла, разворачивая машину лицом к Сатурну. Аманда сняла шлем сразу же, как резкое ускорение успокоилось, и вдохнула замшелый воздух Эверики, циркулирующий по системе включенной вентиляции. Шлем пилота коробкой закрыл её голову, погружая из одной системы мира внутрь другой, делая Аманду и Эверику одним целым. Навигационная сетка легка на глаз Аманды, рисуя перед её взором кривые линии. На этот раз никакой баллистики. Сатурн покрылся географическими метками. Одни векторы, лежащие на планете, показывали движение газовых потоков в облаках, а другие вращение колец газового гиганта, обложив их неровными площадями. Курс динамо-торпеды, успевшей уже отлететь на добрые пятьдесят тысяч километров, выглядело пока-что ровно, а её скорость нарастала, но как только он пересечёт деление Кассини, программа торпеды начнёт давать сбои. Начнутся перезагрузки. Если верить Бао, то чем ближе и плотнее электроника оказывается в полях радиационных поясов Сатурна, тем сильнее схемы подвержены дефектам. А значит…

— Аманда, — Бао вызывал её по закрытому соединению.

Не хотя, она приняла разговоров.

— Аманда, тебе не успеть за торпедой. Но ты можешь…

— Я успею. На последних сорока тысячах километров торпеда замедлиться. Я как раз нагоню её…

— Ты можешь помочь нам. Тайлер и Вайсс изолированы от меня. Их участок следующий после стыковочного…

— У меня нет времени! — Эверика начала набирать скорость. Нарастающее ускорение вдавливало Аманду в кресло.

— Я не могу до них добраться!

Аманда промолчала.

— Торпеда начнёт терять скорость, да! Ещё пять-десять тысяч километров запаса из-за удаления объекта, но после C кольца программа запустит торпеду с одним единственным ускорением на перехват, который, возможно, не требуется ей корректировать. Твой аппарат тоже выйдет из строя! Да… я вижу траекторию, — Бао пытался переубедить её как мог. — Мина явно полетит через кольца, пытаясь осуществить гравитационный манёвр. Ты же не полетишь вслед за ней?

— Там нет объектов для гравитационного манёвра, — выкрикнула Аманда, борясь с ускорением.

— По отдельности — нет, но если учесть всю массу области, пролетая через щели? На подлёте к объекту вся область кишит коллапсирующими дырами. Это самоубийство.

— Да пошёл ты! — Аманда оборвала связь, ещё больше вдавив палец в стик джойстика, максимально наклонив его. По кораблю пробежало механическое рычание, выбросив в космос длинный столб плазмы, разгоняющей корабль сначала двадцати тысяч километров в час, до сорока, до шестидесяти, до восьмидесяти тысяч километров в час, а затем и до ста.

Известие об потери шаттла, на удивление, не оказали никакого эффекта на Павила. Он принял это как должное. Как что-то, чего он ждал, но надеялся избежать. Он продолжал кричать в небо, в надежде быть услышанным любой из сторон конфликта. Леклерк, стоя позади, в нескольких метрах, орудовал на консоли, кою растянул перед собой вновь.

— Всё же следовало позаботиться, чтобы у станции было больше одного шаттла, — пожурил его Павил.

— Мне всё равно, — нервно ответил Леклерк. Как художник, он рисовал программный код перед собой, выводя его на поверхность двумерной прозрачной плоскости.

— Это почему же?

— Ты ещё не понял? — он ненадолго задержал свой взгляд на Павиле. — Я бы остался. Остался в любом случае.

— Конечно же, — Павил, в ироничной ухмылке, запрокинул голову.

— Андан — моё детище. Я не брошу его. Что бы не случилось.

— Работа всей своей жизни?

— Работа всей жизни.

Павил развёл руками в сторону, посылая этот жест самому себе. Он вновь крикнул в небо над собой, но ни Сатурн, ни «коробка с крыльями», ни Андан не ответили. В последнюю очередь ему хотелось думать о смерти, но, если так и произойдёт, то пускай он умрёт в этом мире. Хотя бы будет надежда на перенос его сознания в постфизических мир, скрытый по ту сторону завесы тёмной пустоты. С такого расстояния, отсюда, Павил мог наблюдать движение бушующих ураганов на поверхности планеты, сливающихся в красивые завихрения. Чёткость видимого была не хуже, а может и лучше реальности. Он был уверен, что, если хорошо приглядеться, то можно увидеть и торпеду, несущую холодную, но в тоже время железную волю человечества, как неминуемый апокалипсис, разрывающий живое на части. Павил слышал, как каждое кольцо звучит на своей собственной частоте, отражая, резонируя.

— Пошли меня ещё раз, — Павил повернулся к Леклерку. — Сделай мою копию и отошли туда. Мы же ещё можем это сделать?

— Антенна всё ещё функционирует, — холодно ответил Леклерк.

— Сделай это.

— Зачем? — Леклерк устало закрыл глаза, опуская голову. Его руки опустились вслед, оставив консольную панель бесхозной.

— А хочу донести одну мысль. До Ками.

— Это бессмысленно. Станция сыпется. Павил, — Леклерк посмотрел на него. — Тебе стоит присоединиться к Бао. Уверен, он придумает, как выбраться вам живыми.

— Сдался? Не отвечай, — Павил остановил его жестом. — Только сначала выполни мою просьбу.

Леклерк потянулся к консольному окну, обхватывая его по краям.

— Если честно, то я не знаю, сколько ещё будет функционировать антенна. Может и не получится.

— Поверь, получится.

— С чего бы? — Леклерк приподнял брови.

— Думаю, я знаю, чтобы я хотел донести.

— Ладно, — рука программиста прошлась по двумерной поверхности. Так стирают пыль с деревянного стола. — Скажи, когда будет готов.

Павил набрал воздуха в лёгкие, пускай и виртуального. Он посмотрел высоко-высоко в небо, пытаясь заглянуть в сущность огромной газовой планеты, двигающейся в зените, а с ней и в разум «коробки с крыльями». Он удивился, но в данный момент он не чувствовал ни страха, ни сожаления. Лишь свободу, освобождаясь от бренности. Они уже посылали данные. Посылали и символы, казавшиеся универсальными для любой цивилизации.

— Я готов, — Павил расслабился.

— Тогда начинаю.

Мир стянулся в одну точку, куда уходили все тонкие линии. Туда, где в периферии находился один объект. В этот раз никакой боли. Они передавали данные, передавали и символы. Но можно ли передать чувства? Насколько реальна эмпатия?

Зеркальная копия Павила появилась перед ним в его сознании, отдалилась и взлетела в небо, унося с собой его мысли и чувства. И то, что они создатели исксина, но, как и любые родители, не способные контролировать его. И то, что люди — это разум, а разум не может быть простым алгоритмом. Он реален, но в тоже время абстрактен. Павил попытался вложить в свою копию всё, что когда-либо знал, что-либо чувствовал. Если его философия антропоморфизма и антропоцентризма могла пригодиться, то сейчас самое время. Её он и вложил в копию частички себя.

Но в конце процесса, когда всё было сделано, Павил почувствовал пустоту. Та же самая частичка навсегда покинула его, а он отдал её чужому разуму, по строению не похожему на человеческий. А взамен, казалось, он не получил ничего.

В глазах Павила потемнело. Вспышка пронеслась в его сознании. Что-то не столько иллюзорное, сколько реальное, в виде картинки какого-то неизвестного ему момента жизни вселенной.

— Что ты сделал? — трясущемся голосом спросил Леклерк. Алгоритм перед ним изменился, выстраиваясь в схему пунктирных линий и точек.

— Что? — Павил едва его слышал. Он, усталый, едва держался на своих эфемерных ногах, почти падая на землю под собой.

Прямая линия, представляющая собой голос Бао, появилась перед ними.

— Всё успокоилось, — линия начала извиваться волнами.

— В каком смысле? — тихим голосом спросил синосоиду Павил.

— Нас перестали дырявить. Повторяю… Э… что вы сделали?

— Я и сам не знаю, — ответил Леклерк. — Павил?

— Пока всё успокоилось, советую вам выбираться в этот мир и предпринять попытку эвакуироваться.

— На аппарате Аманды? Где она?

— Нет, она уже вылетела.

— Что я сделал? — Павил открыл глаза. Всё перед его взором покрывалось причудливыми вспышками. — Всего-лишь показал, что значит быть человеком.

— Андан не отпускает попытки прожечь Ками, — сказал Леклерк, изучая данные перед собой.

— Ты можешь отключить его? — спросил Бао. — И как долго продлится перерыв?

— Не могу, — выдохнул Леклерк. — Код изменился. Это уже не программный язык, а нечто другое. Система…

— Не думаю, что Ками вернётся к своей идеи превратить станцию в ничто. Во всяком случае, пока оно задумалось, — Павил тяжело дышал. Ему было интересно, делает ли он такие же жадные вдохи в реальном мире. — Леклерк, ты должен остановить своё детище.

— Я не могу! — огрызнулся Леклерк.

— Мы посылали сигнал S.O.S? — синусоида не унималась.

— Нет.

— Я больше не вижу на поверхности Сатурна тех ужасных сфер. Коллапсы пространства прекратились.

— Мы продолжим работу, — сдаваясь, выговорил Леклерк. Взмахом руки он заставил синусоиду исчезнуть. — Только мешает.

Он ещё несколько раз перезапускал консоль, в надежде придать ей внятный вид, но всё было тщетно.

— Да почему ты не хочешь поговорить! — Леклерк закричал в небо, словно иерарх, требующий ответы от Бога. — Он помешался. Не знаю, в силу ли это своих умственных ограничений или…

Сатурн исчез с неба, сжимаясь в маленькую точку, которая становилась всё меньше и меньше, пока не исчезла. Звёзды завертелись, рисуя собой яркие слои, нарисованные циркулем в ночи. Всё смешалось в калейдоскопе красок. Мир исказился в сферу, из которой выплыли Леклерк и Павил. Деревья и поле травы втянулись в сферу, образовавшуюся перед гостями. Остались лишь звёзды, кружащиеся вокруг с бешенной скоростью.

— Ты видишь? — Леклерк пытался всматриваться в нечто, образовавшееся внутри сферы. Павил посмотрел на него и ужаснулся. Его модель вытянулась в линию, тянущуюся в сферу. Тогда Павил посмотрел на себя и понял, что не видит ничего. Ни рук, ни ног, ни туловища.

— Что вижу?

— Ты видишь, Павил?!

Павил повернулся к сфере и заглянул внутрь.

Он видел облака, несущиеся над поверхностью планеты, и гладкое, разлитое море. Неописуемые объекты, всё так же относящиеся больше к области абстракции, чем чего-то реального, прорезали облака, поднимаясь к стратосфере, оставляя за собой завихрения. А где-то дальше, там, где размещалось двумерная луна, внутри которой расплывались волны, уже другие объекты оставляли яркий световой след. И всё, что видел Павил, умещалось в небольшую область поля зрения, стягивающегося внутрь себя. И когда угол изменился достаточно, чтобы разглядеть новую картинку, Павил понял, что смотрит на макромир, находящийся внутри компьютерного разума. Планета стала туннелем, а двумерная луна — самоповторяющимся фракталом.

— Что это, Леклерк?

— Ты видишь? — продолжал тот повторять.

— Это постфизический мир?

— Ты видишь? — крик Леклерка звучал отовсюду, и в тоже время ниоткуда. Как эхо, отражающееся от фрактальных гор.

Леклерк протянул свою руку, больше похожую на одномерную текстуру, чем на человеческое подобие. И тянулся он до тех пор, пока не коснулся луны. И тогда он растворился в чьём-то разуме.

— Я понимаю его! Я и есть программа!

— Леклерк!

— Я…

Павил сорвал с него обруч, швырнув на интерактивный стол. Трёхмерные модели сфер, окружавшие Сатурн, исчезли. Теперь только три метки был на нём: Ками, динамо-торпеда и Эверика. И все стремились в одну область пространства.

— Я… — слово застряло в глотке Леклерка. Он вновь вернулся в реальный мир. Рядом с ним стоял Павил. — Я был так близок.

— Он пожирал нас, — Павил пытался отдышаться. Глазные капилляры в его глазах полопались.

— Я был так близок, — Леклерк набросился на него, схватив за комбинезон.

— Он пытался скопировать наши сознания, чёрт тебя побери! — Павил отбросил Леклерка от себя.

— Да откуда тебе знать? — усмехнулся Леклерка. — Да и что с того? Он открылся перед нами, а мы…

— Мы спаслись.

— Мы отвернулись от него, — Леклерк потянулся к девайсу, но экран ничего не показывал. Доступ был закрыт.

Леклерк сложил руки перед собой на столе и положил на них голову.

Эверика падала к плоскости кольца. Ускорение вдавливало Аманду в кресло, давя на грудь, лёгкие, не давая нормально вздохнуть. Аппарат уже превысил допустимую норму, нарабатывая в термоядерном реакторе тепловую энергию быстрее, чем это было допустимо. Одно дело плавное, равномерное ускорение до десяти световых единиц, когда ты контролируешь процесс. Другое — это когда палец Аманды прижимал мягкий стик к краю, не давая системе двигателей и секунды на перерыв. Скорость уже давно перевалила за сто пятьдесят тысяч километров в час. Тысяча километров до торпеды. Пятнадцать тысяч до Ками, пересекающего перпендикулярную линию перехвата.

С каждой секундой кольцо приближалось. Его плоскость, покрытая множеством тонких линий, начала расходиться по швам. Как плотная решёточная структура, издалека кажущаяся непроходимой, но при каждом приближении линии структуры которой отдаляются друг от друга. Щель Барнарда сменилась щелью Гюйгенса меньше чем за минуту. Эверика меняла свой наклон, проносясь над бесконечным числом ледяных обломков, отражающих от себя свет. Яркость снаружи была настолько высока, что скрыла космический горизонт, накрыв его тьмой. Аманда, через навигационный шлем, закрывший полностью голову, видела лишь охровый Сатурн впереди, выступающий из горизонтального марева ослепительного света. Навигационная сетка прочерчивала курс, вывода для Аманды ближайшие ориентиры. Минуту назад динамо-торпеда нырнула в щель Доуса, с которой начинается кольцо B, использовав гравитационный зазор между кольцами, по пути отключившись и перезагрузившись два раза. Дистанция между оружием и Амандой сокращалась. Ускорение нарастало, перевалив за отметку в восемь g, но её это не остановит. Верхушка большого пальца, вдавливавшего стик только вперёд, начинала побаливать, даже через слой перчатки скафандра.

Удивительно, но на детекторах внешнего пространства Аманда наблюдала чистый фон, лишённый предыдущих возмущений. Грубо говоря, ничего не мешало динамо-торпеде просто лететь по курсу к своей цели, но та продолжала временами отключаться, чтобы скорректировать своё движение. Параноидальная техническая безопасность победила над здравым смыслом, что было только на руку Аманде. Торпеда лишена влияния быстро нарастающих перегрузок, и на чистом ускорении Эверика никогда бы не догнала её. Больше никакие чёрные дыры не появлялись из неоткуда над облака Сатурна. Путь был абсолютно чист. И от Аманды лишь требовалось догнать суицидального беглеца.

Но проклятая торпеда продолжала отказываться принимать сигнал остановки. Эверика практически поравнялась с ней, следуя параллельным курсом. И лишь тонкий слой кольца разделял их, закрывая под собой торпеду. Отчаянно посылаемый Амандой сигнал продолжал отражаться от поверхности кольца, входя в резонанс с шумом, порождаемым фоновой частотой. Дневная сторона колец была нагрета до минус двух по Цельсию. В какой-то момент, этот глупый, линейный мозг машины, в память которой умещается лишь две задачи, пришёл к самому большому пониманию в своей детерминированной жизни. Он тоже понял, что больше ничего не сковывает его движение, переставая хаотично перезагружаться. Он сбросил все ограничения и ускорился, сняв лимит с выработки тепловой мощности. Позади единственного сопла вырвался столб плазмы, сжигающий двигатели внутреннего сгорания изнутри, конвертируя жидкий водород в следующее агрегатное состояние. Торпеда оторвалась от Эверики, пулей вылетая из-под видимой Аманде границы кольца C, ложась на кривую вектора прямо на перехват цели, летя со скоростью в двести восемьдесят тысяч километров в час, на десять процентов быстрее текущей скорости Эверики.

Аманда стиснула зубы. Её мозг начал работать с усиленным рвением. Её глаза бегали по навигационной карте местности, думая, как опередить ошибку человечества. Она просчитывала возможный гравитационный манёвр и его нахождение. Масса колец ничтожна мала для осуществления манёвра, составляя всего сорок одну сотую массы Мимаса, масса которого равнялась шести миллионных масса Земли, с притяжением в шесть тысячных g. Это ничтожно мало, и то, относится ко всему кольцу, а не его C части. Однако, притяжение есть везде. Даже здесь, маленькие луны-пастухи, проходя между сечениями, заставляют линии превращаться в волны. Если изменить угол атаки… Даже одна сотая процента может сыграть на руку.

Эверика задрала свой нос вверх, отделяясь от колец. Аманда набрала больше воздуха в лёгкие, снимая ограничения Лоусона с термоядерного реактора. Возможно, следовало это сделать раньше, но теперь выбора не было. На какой-то миг исчез Сатурн с его кольцами, оставив Аманду наедине со звёздным небом. Линия млечного пути, как всегда коричневая и грязная, собранная их космической пыли, приобретала свои черты, и казалось, стоило заглянуть внутрь, как можно было увидеть множественное количество облаков той самой пыли, покрывающих спиралями галактику. Эверика описала кривую, резко меняя свой угол атаки. Аппарат устремился в щель Коломбо, пролетел её насквозь, закручивая своё движение по баллистической траектории за торпедой. Аманда едва осталась в сознании, но манёвр позволил выиграть три сотые процента от текущей скорости, которая достигла трёхсот тысяч километров в секунду. Эверика запустила себя снарядом в точку перехвата, лишь корректируя своё движение к экватору.

Два гонщика описывали противоположные кривые, пересекающиеся в перспективе. Они прошли последнее D кольцо, выходя в практически чистое пространство над атмосферой Сатурна. Вселенная в небе погрузилась в темноту. Аманда практически догнала торпеду, вися на хвосте. Они начинали терять свою скорость из-за влияния нарастающего притяжения планеты. А там, впереди, в тысячи километров, ничего не зная, продолжала следовать своим курсом «коробка с крыльями». Водородные штормы, линиями разукрашивающие планету под ними, молчаливо следили за происходящим. Аманда едва удерживала себя в сознании, борясь с перегрузками. Антенна аппарата, направленная и взявшая в захват динамо-машину, продолжала безостановочно посылать сигнал, но компьютер был отключён.

И всё же. Паранойя создателя сыграла решающую роль. За две тысячи метров до Ками компьютер торпеды включился, собираясь произвести ещё одни вычисления своего курса. В этот момент он получил сигнал, сбросивший его настройки. Перед Амандой засигналило радостное сообщение установки передачи данных. Весь разум торпеды, умещённый в несколько запрограммированных строк консольной строки теперь был как на ладони. Тяжело улыбнувшись, пилот передал новые координаты. Торпеда в последний раз выбросила из своего разрушающегося сопла столб плазмы, отклоняясь вниз, к водородным облакам Сатурна. Она не спрашивала, не сопротивлялась, а лишь выполнила новый приказ, сходя с заложенного курса.

Аманда выдохнула и сразу почувствовала боль, пробежавшую по всему телу. Её клонило в сон, но она сопротивлялась. Уставшая, она продолжила сближение с объектом, сократив дистанцию между ними до ста метров. Как бы она хотела видеть лучше, но глаза болели, требуя срочного отдыха. Разрываясь между желанием и потребностями, Аманда отпустила стик ускорения, отклоняя Эверику, космический аппарат, не предназначенный для полётов в атмосфере, в звёздное небо, возвращаясь на Андан. Бездействующая «коробка с крыльями», переставшая порождать коллапсы, осталась впереди, отрываясь к ночной стороне планеты. Никто не стремился навредить Эверике и её пилоту, что заставило Аманду затаить дыхание. Для неё всё стало таким же ясным, как голубое небо в летний день.

GRAND FINALE ULTIMA

Весь корпус Андана был усыпан пробоинами. Сквозь них, падая на внешнюю оболочку шлема, проникал свет, идущий от разных источников освещения. Это было либо Солнце, с более яркими золотыми лучами, либо отражённый свет от атмосферы Сатурна, более тусклый, но всё равно достаточно сильный, чтобы Бао мог видеть куда и где он идёт. Андан обесточил этот участок себя. Работала лишь автономная навигационная система, чей локатор и вовсе находился не здесь. Окажись станция на пути проносящегося потока небольших метеоритов — последствия были бы менее серьёзные. Часть массы станции попросту исчезла, конвертировавшись в нейтрино. Кругом, окружая Бая, их было так много, что при каждой саккаде инженер наблюдал взрывающиеся микроскопические суперновы. Когда он полностью закрывал глаза, то перед ним застывал яркий узор космического неба, наполненного звёздами. Внешний спектр был попросту забит квантовыми флуктуациями. Хорошо, что всё это не переваливало за субядерный уровень.

Кусок диска, некогда бывший целой конструкцией в форме окружности, превратился в проеденный паразитами бублик, потерявший свою былую красоту. Бао прислушивался к шуму, но было абсолютно тихо. Ни единого звукового источника. Как после урагана. Как тогда, когда он всё ещё жил на одном из островов Микронезии. Только вместо голубого океана — чёрная, непросветная бездна, без видимого горизонта. Вместо соседних островов, заросшими тропической природой, кишащие тропической фауной — холодный шар газового гиганта, окружённого тонким слоем из камней и льда. Полная противоположность.

Каждое движение глаз сопровождалось изменением трёхмерной модели Андана, вращающейся в декартовой системе координат. Полная диагностика ещё не была проведена, но первые изменения внешности совпадали с наблюдением Бао. Как и на карте, дальше по коридору отсутствовал целый участок.

Медленно, но упорно к Андану приближался объект, напоминающий кибер-трофированную акулу. В этот раз ему потребовалось три часа, чтобы преодолеть те самые сто тысяч километров пути. Никакого больше мгновенного разгона под большие g. Космическая рыба выдохлась. Последние силы она затратила на преодоление гравитационного притяжения, двигаясь сугубо по прямой. На навигационной карте перед взором Бао появилась траектория, кривой дугой закручиваясь к Андану. Удивительно, что же предпримет отважный пилот, пустившийся в полу-суицидальное приключение, умудрившись всё-таки довести дело до конца, теперь, когда практически все стыковочные узлы либо разрушены, либо выведены из строя. Моделька аппарата, состоящая из прозрачный линий, имитирующих форму, аккуратно заходил на стыковку. Ещё километров пять и Эверику можно будет визуально различить на тёмном фоне космоса, наблюдая через пробоины.

— Тайлер, приём, — Бао дошёл до обрыва, ведущего в космическую пропасть. Нет, он не провалится, если сделает следующий шаг. Метрах в ста виднелся другой конец туннеля, больше не существующего. Коридор там закручивался к верху, повинуясь строению кольца. Сатурн, визуально, двигался в противоположную сторону вращения.

— Почему так долго? — выругался второй инженер. — И так важно было ждать?

— Проверка.

— Чего?

— Что мы в безопасности.

Если Бао шагнёт вперёд, отрываясь, то он, получив небольшой импульс, начнёт свой кратковременный полёт, но не успеет покинуть пределы радиуса, и другой конец диска подхватит его сразу же на подлёте.

— Но мы с Вайсс всё так же отрезаны? — высказался Тайлер. — Я вижу карту и…

— Через минут пятнадцать я до вас доберусь…

— Мы могли бы попытаться добраться до центральной оси и там уже подняться в центральный диск…

— Оставайтесь на месте.

— Почему? Это ведь не так и тяжело? На нас скафандры…

— Тайлер, будь добор.

— Хорошо, — ответил тот через секундное размышление.

Тайлер мог бы и сам выбраться из ситуации. Наверняка, его уровня подготовки было достаточно. Так считал и сам Бао. После инцидента на Янусе, он заверял сам себя, что больше не допустит оплошности. Но вновь не справился. Казалось, что, вообще, зависело от него? Леклерк не стал его слушать и все последствия ложились на плечи ускоряющегося. Однако, это оправдание не помогало Бао. Он проконтролирует всё в последний раз, а затем…

Ранец активировался. Поток воздуха вытолкнул его вперёд, на встречу холодной вселенной. Инерция относила его от внутренностей Андана, пока он сам не решил остановиться. Теперь ему не требовалась трёхмерная модель, кою Андан воссоздавал в своём виртуальном зеркале. Он смотрел воочию. Центральная ось, как и главный реактор практически не пострадали. Минимальное повреждение было и на пике Андане, где находились спутниковые антенны, изолированные термогенераторы и остальная аппаратура, которую так долго они с Леклерком подготавливали. Стыковочный диск восстановлению не подлежал. Иронично, но большинство ремонтных роботов находились именно здесь. Центральный диск, диск связи, аппаратурный диск — средние повреждения, преимущественно внешние. Вся станция утопала в солнечном свете, идущем от звезды с обратной стороны карты солнечной системы. Бао мог протянуть руки в стороны и увидеть на себе острые тени, отбрасываемые уцелевшими частями станции. Даже с полтора миллиарда километров звезда не переставала напоминать о себе.

К ночной стороне Андана, освещённым альбедо Сатурна, приближался маленький аппарат. Бао его заметил лишь тогда, когда они совсем сблизились. Эверика словно выплыла из темноты, материализовавшись в метрах ста пятидесяти под ним. Ослабленный плазменный столп тянулся за космическим телом, освещая бело-голубоватым гало.

Бао включил ранец, облетая полуразрушенный Андан. Еверика погасила свой двигатель, превратившись в брошенный во времени и пространстве космический мусор, медленно дрейфующих возле станции.

— Аманда? — неуверенно прозвучало из его уст в эфире, когда он подключился к системе аппарата.

— Что? — устало ответил пилот.

— Боюсь, все стыковочные шлюзы более не функционируют.

Она промолчала. И всё же он был рад, что с ней всё в порядке.

— Я могу провести тебя к станции. Ты могла бы покинуть свой аппарат?

— Если бы я хотела, то справилась бы сама.

— Не стоит, — он скорректировал своё положение в пространстве, направляясь в сторону Эверики.

Бао никогда не любил работать в открытом космосе. Этого он никогда не скрывал. Полная утрата ориентиров, своего положения, проблемы в его восприятии и нахождении, и ещё целый вагон эффектов. Но сейчас он их не замечал, отбросив в сторону как нелогические суеверия. Сто пятьдесят метров ощущаются так же, как и двадцать тысяч километров. Ты даже едва чувствуешь, что движешься. А проклятый Сатурн, по водородному небу которого бушуют бури, похожие на разлитые узоры из однотипной акварели, даже не меняется в масштабах. И всё космическое небо позади него так же неподвижно застыло нарисованным холстом. И всё равно, там, в десятках тысячах световых лет, следуя взглядом по грязной коричневой линии Млечного Пути, понимаешь, что жизнь существует и там. Её отголосок, ограниченный скоростью света, возможно, никогда не достигнет наших ушей и глаз. Инферно Ефремова ничто по сравнению с этой силой. С этим вселенским проклятием. И вот, расстояние до Эверики не превышает и пяти метров. На её металлической поверхности усыпаны маленькие кратеры попавших мини-метеоритов. Грани отражают падающий свет, превращая их в линии от одного угла к другому.

— Я на месте, — Бао включил фонарь скафандра, вшитый в прокладку на груди.

Пасть крокодила раскрылась. Через поднимающуюся крышку Бао увидел человека в скафандре, со шлемом на голове, зажатым внутри кресельного фиксатора. Мониторы, коих здесь было множество, были выключены. Их матовые поверхности едва отражали что-то, дисперсируя свет в себе. Маленькие капли пота моментально превратились в льдинки, кружащиеся по своему собственному моменту инерции. Аманда смотрела на него. Её лицо было скрыто за фильтрами шлема, превратив его в ещё одно отражение сущности вселенной.

Пилот отсоединил от себя фиксаторы, оттолкнулся и выплыл в сторону Бао.

— Держу, — Бао ухватил её за соединительное кольцо скафандра, и они оба начали неконтролируемое вращение, пока ранец не прекратил его. — Аманда. Я рад, что с тобой всё в порядке.

— Потом, — без особо интереса ответила она.

Через ещё одну широкую пробоину они попали внутрь отрезанной секции стыковочного диска. По пути им приходилось перепрыгивать через дыры в полу, подстраиваясь под изменения силы притяжения. Станция замедляла диск, соответственно, центростремительная сила в данной системе падала. Лишённые ускорения, они всё сильнее отрывались от пола. Они молчали, не говоря ничего друг другу. Но Аманда заговорила первой.

— Ты, наверное, сожалеешь, что я справилась.

— Ни в коем разе. Почему ты так считаешь?

— Коробка с крыльями останется в невредимости.

— Главное, что ты в невредимости.

— Научился бы ты расставлять приоритеты, Бао.

— Я не буду врать, что мне всё равно, что станет с объектом, — они завернули к коридору, ведущему по подъёму вверх к центральной оси. — Повреждения станции говорят сами за себя.

— Она ничего не сделала.

— Кто? — удивился инженер.

— Коробка с крыльями. Когда я и торпеда приблизились к ней ничего не случилось, — Аманда задумчиво остановилась, но, заметив, что Бао сделал тоже самое, двинулась дальше. — Ками перестала создавать чёрный дыры.

— Что ты имеешь ввиду? — осторожно спросил Бао.

— Он, объект, открыла для меня проход. Будто всё встало на свои места. Я была очень близка к Ками. Сблизилась до ста метров.

— Знаю, я видел на карте.

— Реактор был перегружен, но я могла дождаться коробку на новом витке.

— Но не стала.

— Не решилась. У меня было время подумать и обдумать всё, пока я добиралась сюда обратно. Сто метров… — крутой коридор перешёл в лестницу. — До сих пор не могу поверить, что мы едва не совершили такую чудовищную ошибку. Я смотрела на это создание своими собственными глазами. Я уверена, что оно тоже всё поняло.

Бао ничего не ответил на услышанное, решив промолчать.

— Мы должны это обсудить. Все, — требовательным тоном высказалась она. — Мы должны решить, что делать дальше. И дело касается не только Ками.

— Ты о чём?

— Я знаю, что вы собирались сделать с исксином. Я всё поняла, когда увидела те большие антенны. Вернее, — она прикусила губу, но Бао не мог видеть этого из-за закрывавшего обзор шлема, — поняла на обратном пути.

— Аманда…

— Ты понимаешь, о чём я. Уверенна, инспекция будет здесь в течении сорока восьми часов.

— Андан был изолирован от связи с начала всей ситуации, — попытался парировать Бао.

— Я отправила сообщение и все имеющиеся данные час назад с Эверики.

Прежний Бао остановил бы и её и попытался бы вразумить, объяснить всю глупость, но он так устал, как и все, что внутри себя он смирился с этим новым фактом. Пусть будет, что будет. Даже если не должно.

— Тайлер, — Бао открыл карту, смотря на изображение. — Мы уже рядом. Метрах в…

— Ага, вижу вас.

Бао поднял глаза. Дальше по шахте, зацепившись за перилла, висели в пространстве люди в скафандре. Повреждения там были минимальны, но пробоины, уходящие в другие коридоры, в которых другие пробоины уходили в открытый космос, всё же присутствовали. Освещение было отключено, и фонарик Бао высвечивал уцелевших над собой.

— Ну, куда дальше? — спросил Тайлер.

— Я хочу выбраться из скафандра, — сказала Вайсс.

— В зал конференций.

— Зачем? — Тайлер удивился. — Разве мы не должны…

— У меня есть новости. Возможно, я нашла решение контакта.

— А переодеться? — запротестовала Вайсс. — Хоть не весь Андан разрушен?

— Нет, — ответил Бао. — Но одну четверть мы потеряли. На центральном кольце всё ещё работает система вентиляции. Жилой отсек я ещё не проверял, но конференц-зал, столовая, в том числе обсерватория, которую вы покинули, и другие объекты в полной целостности, — он посмотрел на Аманду.

— Думаю, мы можем сделать минут десять сбора, но дело срочное, — Аманда посмотрела в ответ. — Мне сообщить Леклерку?

— Нет, я сам, — Бао вытянул резиновую верёвку, соединяя всех с собой через кольца на скафандрах. — Держитесь за мной. Мы не пойдём через данный переход к шахте. Выйдем в открытый космос и перелетим на другую часть, — он потянул верёвку, проверяя её надёжность. — Я выведу всех вас.

Леклерк пришёл последним. Остальные, сидя за овальным столом, ожидали только его. Паззл сложился. Все детали заняли своё место в большой структуре механизма, двигающего всё дальше и дальше. У него было время подумать, проверить и перепроверить Андан. Но всё растворилось в нейронной сети, рассеявшись на графеновой поверхности. ИИ пробудился, но больше не принимал посетителей в свой дом. Двери в следующий из миров были закрыты на замок, не способный быть взломанным даже квантовыми суперкомпьютерами. Что бы Андан не отрыл перед Леклерком тогда, теперь же это стало не больше чем код программы, вписанный в лог истории. И сколько бы Леклерк не возвращался туда, назад в абстрактный мир парящих геометрических пересечений, всё время он видел перед собой лишь ту непроглядную тьму, скрывающую от него мысли искусственного интеллекта. Цифровой дождь прекратился, оставив после себя лишь лёгкий бриз программной стерильности, обычного алгоритма, не представляющего особо интереса. Леклерк перебирал один системный уровень за другим, пока не достиг максимума своих способностей. На последнем рубеже он увидел то, чем теперь представлялся разум ИИ — закрытая со всех сторон цитадель в форме равностороннего куба, состоящего из тёмных кубических блоков, между которыми соединяющие их швы подсвечивались тусклым белым светом, исходящим откуда-то изнутри. Но ни пробиться, ни проникнуть туда у Леклерка не получилось.

Столько сил и времени было потрачено в пустую. Горькая ирония не удивила и не ошеломила его. Одну часть жизни он работал на ИИ, а другую — пытался его восстановить. Теперь же, когда дело казалось выполненным, и горький труд будет вознаграждён, разум ушёл в себя, изолировавшись от внешнего мира. Завернулся в свой математический кокон, а не вылупился из него божественной бабочкой.

Все смотрели на него. Множество глаз следило за его движениями, как тогда в Зазеркалье. Леклерк с поднятой головой прошёл мимо сидящих по правую сторону Тайлера и Бао. По противоположную разместились остальные: Вайсс выглядела совсем нелепо в казавшемся огромным на ней скафандре. Её лицо выглядело просто усталым. Павил, без энтузиазма, смотрел на Леклерка, положив руки на стол. Аманда, скрестив руки на груди, не могла дождаться начала. Поджатые в недружелюбной ухмылке губы и приподнятая бровь выдавали её намерения.

И всё же, Леклерк был горд каждым из них. Каждый член научной группы, прошедший такой путь, вызывал в нём гордость, ведь он и сам часть этой группы. И не важно, что произойдёт дальше. Он уже знал, что сделала Аманда. Никакими шифровальными устройствами и закрытыми системами чатов она не использовала, вывалив информацию по открытому каналу инфополюса. Леклерк не злился на неё. В конце концов, она сделал то, что от неё и требовалось. Сделала контент.

На нём сидел необычный скафандр. По всей поверхности были расклеены символики, указывающие на ускоряющегося. Леклерк не мог вспомнить, когда в последний раз он надевал его. Аппаратурные мембраны, усыпанные разъёмами, лесенкой проложили себе путь от правого плеча вниз до тазобедренной кости. В руке он держал ту подарочную схему, которую он подарил когда-то Себастьяну. И пускай он много лет не слышал ничего о своём друге, даже не пытался выйти на контакт, теперь, когда их мечта почти осуществилась, пускай он будет вместе с Леклерком, здесь, в виде дорого сердцу объекта. Пускай его часть, где бы он сам не был, наблюдает триумф. Потому-что потом, когда всё закончится, останется лишь бесславие. Всё человечество будет его наблюдателем. Каждый в инфополюсе станет присяжным, а на скамье подсудимых будет лишь один.

Наслаждаясь моментом, он подошёл к своему креслу, стоящему во главе стола. Он мягко провёл по нему своей рукой, с которой предварительно снял перчатку. Никакой пыли.

— Я всё знаю, — первой заговорила Аманда.

— Вот как? — он сел в кресло. Глаза его смотрели на гладкую, стеклянную поверхность интерактивного стола, сквозь которую виднелась золотистая матрица голографического устройства вывода информации.

— И скоро Компания всё узнает.

— Она отправила им всё, что успела записать, — прокомментировал Бао.

— Знаю, — он посмотрел на пилота. — Всё? — улыбаясь спросил он.

— Ты изолировал станцию и ничего не сказал нам. Я выслала им все визуальные файлы и несколько своих комментариев.

— Ничего страшного, — Леклерк опустил голову.

— Извини, — нездоровый вид программиста уколол что-то внутри Аманды. Он прикусила губу, отвернув лицо.

— Ничего страшного, — повторил тот опять.

Бао успел перед общим собранием поговорить с Павилом, выяснив некие детали случившегося. Теперь же Леклерк выглядел сломленным. Последний в своём роде энтузиаст, достигший заветной цели, но не каждый итог стоил затраченных усилий. Кто-то сказал: «Бойся своих желаний, они могут стать реальностью». И он был чертовски прав.

— И всё же, я хочу знать, — в горле у Аманды пересохло, но они продолжила. — Зачем были эти огромные антенны передачи массивов? Это ведь… это планетарные установки? У меня есть идея, — она неуверенно погладила себя по руке, — но я хотела бы услышать правду.

— Он хотел перетранслировать исксина в инфополюс, — сказал Павил. Он посмотрел на Аманду, а затем на Леклерка. — Когда всё бы закончилось, он попытался бы вернуть искусственный разум туда, откуда он сбежал.

— Вернуть домой, — улыбнулся Леклерк.

— Поэтому антенны всегда и были повёрнуты от Земли, — заключила Аманда.

— Прямое вмешательство в работу человеческого достояния, — Тайлер, разминая шею, подал голос. — Это ведь запрещено общей конституцией. Или это было согласованно?

— Нет, — ответил Бао. — Вы ведь знаете, к какому заключению пришли ускоряющиеся и конгломерат по вопросу о ИИ. Никто бы не стал проводить повторное голосование.

— А Компания? Она знала? — спросил Павил. — Она причастна?

Бао тихо засмеялся.

— Ты всё ещё веришь в конспирологию? Будто кто-то, скрытый от глаз, курировал это всё?

— Нет, она не знала, — вмешался Леклерк. — Это была моя идея, — он посмотрел на Бао. — Общая идея небольшого круга ускоряющихся. Никем не поддержанная. И даже этот внутренний круг не верил в успех. Поэтому и осталось нас всего трое к концу. Что уж говорить про целую огромную корпорацию, отдавшей часть мозга машины в мои руки. Конечно же, никто и додуматься не мог, что в итоге мы добьёмся своего.

— А чего вы добились? — Павил аккуратно взмахнул рукой.

— Это не Ками всё это время действовала агрессивно. Это был ИИ, — сказала Аманда. — В первый раз, когда вы его запустили, он в прямом смысле атаковал Ками. И повторил это снова.

— Чушь, — Леклерк покрутил головой.

— Янус? — спросил Бао. — Тогда никто не включал ИИ.

— Она лишь защищалась…

— То, что ты говоришь, — Леклерк посмотрел на неё, — лишено смысла.

— Инспекция всё расставит на свои места.

— Как ты это называл ранее? «Дилемма заключённого в рамках цивилизаций»? — Павил поёрзал в своём кресле.

Леклерк кивнул несколько раз головой.

— Дилемма заключённого. Её аналогия.

— Неужели теория игр применима в таких сложных и непонятных вопросах, — Павил закинул голову. — А ведь, по сути, и Андан и Ками заключены в своих собственных тюрьмах. И вот, мы вернулись к тому, от чего начинали — к невозможности уйти от человеческого взгляда на ситуацию. Везде аналогии, везде сравнения, бесконечные экстраполирования…

— Как бы ИИ не старался, он не мог причинить вред объекту, — парировал Леклерк. — Антенна не лазерный излучатель.

— Но может стать его дальним аналогом, если сильно постараться, — высказал Тайлер.

— Андан сразу же воспользовался торпедой, — ответила Аманда.

— В рамках самообороны, — Леклерк продолжал отбиваться.

— Нет, это Ками самооборонялась!

— Дилемма заключённого, — просвистел Павил.

— А что в итоге? — все повернулись в сторону голоса Вайсс.

— В итоге у меня осталось часов тридцать, — ответил Леклерк. — Инспекция конфискует Андан. Меня отстранят.

— Его демонтируют, — подкорректировал Бао.

— Да…

— Может договориться? — неуверенно высказал своё предложение Тайлер.

— Серьёзно? — Бао посмотрел на него. — Когда до всех дойдёт, что здесь не просто три микросхемы, ранее стоящие в первоначальном ИИ, а полноценный, восстановленный программный аппарат, слепленный на остатках, никто не заступится за нас. Никому это не нужно. Ни ускоряющимся, ни одной из корпораций. Репутация дороже прогресса.

— Все труды насмарку, — Леклерк выпрямился, разминая шею.

— Может так и лучше, — Павил посмотрел на рукав своего скафандра. Прочный материал, пронизанный деформирующимися тканями, плотно сидел на конечности. — Это не ИИ. Во всяком случае, не полноценный. Вы восстановили лишь какую-то часть его. — Он перевёл взгляд на Леклерка. — ИИ пытался считывать наши мозги, а затем, когда мы были с тобой там внутри, он пытался перекачать нас к себе. Не похоже, чтобы он осознавал, что делал.

— Дорогой Павил, — Леклерк заглянул тому в глаза. — Ты ничего не понимаешь.

— Как скажешь…

— А Ками? — спросила Аманда. Теперь все повернулись в её сторону. — Что будет с «коробкой»?

— А что с ней должно случится? — удивился Бао.

— Ты понимаешь, что я имею ввиду.

— Что? — теперь пришло время удивляться Вайсс.

— Я хочу слетать к Ками.

В зале повисло недоумевающее молчание.

— Я хочу подлететь как можно ближе. Если получится, то…

— Исключено, — махнул рукой Бао. — Это громадный риск и…

— Я была там. В ста метрах. И ничего не произошло. Вообще. Ками всё понимает. Теперь я в этом уверена. Я не знаю, как так получилось. Может, наши цифровые копии доставили посыл до «коробки». Может, она сама всё поняла. Но я уверена, сто процентов, что нам осталось сделать последний шаг и контакт состоится, — она улыбнулась Павилу.

Если бы Аманда знала, какой безумной она казалось со стороны, то, возможно, не была бы так одержима своей идеей. Павил смотрел на её прекрасное лицо, с голубыми глазами, тонкими губами, но не мог найти и выбрать подходящие слова. Возможно, так бывает, что он бы и не хотел, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Леклерк, это сработает. Я готова подписать любые документы, подтверждающие моё решение и снимающие с Андана всю ответственность. Пару часов починки Эверики и моя малышка будет на ходу, — она взмахнула рукой, и на стеклянной поверхности интерактивного стола появился Сатурн, с его гексагональным полюсом, где бесконечно вращался ужасный циклон, с множеством тонких линий, составляющих целые кольца, разделённые щелями и промежностями разной широты, тени от которых ложились на бушующую поверхность газового гиганта, пытаясь спрятать от Солнца бури. Навигационная карта легла на поверхность планеты. Векторы орбит всех его ближайших лун и пастухов прочертили пространство над столом, налаживая одну окружность за другой. — Посмотрите, — она активно жестикулировала руками. — Чисто! Ни одной миллископической чёрной дыры. Ни настоящей, ни виртуальной. Практически стерильное пространство. Только плотность магнитосферы. Выбросы втянулись в пояса и уходят в хвостовой части. Это знак.

— Аманда… — успокаивая её произнёс Тайлер.

— Вы добились своего! Вы получили ответ от объекта! Он готов к встрече. Разве вы не этого добивались?

— Это слишком антропоморфная точка зрения, — Павил всё же высказался. — У нас нет доказательств, что ты права. Или не права. Нужно время.

— Да что ты заладил со своим антропоморфизмом. Знаешь, Павил, не ко всему применим твой научный подход в этом направлении. И ты сам это знаешь. Всё это так хорошо ложится в неполноценность Гёделя.

— Аманда! — вмешался Леклерк. — То, о чём ты просишь… Это большой риск. Ведь Бао…

— Это было раньше. Теперь всё будет по-другому, — она уже была готова волосы рвать на голове. — Подумайте, что будет с научной группой по прибытию инспекции? Это ведь общая инспекция, а не от одной Компании. Нас отстранят. Всех. Компания не может являться монополистом научных исследований и открытий. Начнутся переговоры внутри конгломерата. Всё это может затянуться на года. Но, я могу точно сказать, что никого из нас не будет в новой группе. Если вы хотели вписать свои имена в историю, то этот именно тот момент.

— Ты могла просто не отправлять S.O.S., - заметил Бао. — Ты специально это сделала? Чтобы поставить нас всех в невыгодное положение?

— Я отправила его, потому что это единственно верная гражданская позиция в данной ситуации.

— Я поддерживаю её в этом, — ответил Тайлер. — Вы могли нарушить работу всего инфополюса своим решением реализовать ИИ. Никто не праве решать такие вещи в одиночку. Даже если вас была небольшая группа.

— Я согласен, — ответил ему Леклерк. — Что по поводу полёта к Ками, Аманда, — он посмотрел на пилота, — Я не буду решать в этот раз сам. Для этого у нас есть специальный человек, в чьи компетенции входило и остаётся последнее слово насчёт всего, что касается внеземных контактов.

Павил знал, что к этому всё и придёт. В конечном итоге, так всегда и всё заканчивается. Повесив на себя ярлык умника, хорошо разбирающегося в темах, которые, по сути своей, больше тех знаний, коих человек может объять, он проклял себя на непосильную ношу. Его слово, его решение и является попыткой установить контакт между цивилизациями, не имеющими ничего фундаментально общего. Может быть, его идея с попыткой научить объект мыслить как человек и закончилась успехом. Но как узнать?

— Не буду скрывать, что я так ни к чему и не пришёл, — его поджатые губы выдали скромную улыбку, а тело пожало плечами. — Даже будь у меня тысячу лет в запасе не уверен, что нашёл был ответ. Разве можно найти то, чего не существует? — «Как искать фею под подушкой». Такая аналогия пришла ему на ум, но так и осталась не высказанной. Никто не может выпрыгнуть выше головы. И невозможно перелезть стену, которая заканчивается потолком, даже если разбить в попытках голову. Но если бы человек не рисковал, покинул бы он свою уютную пещеру? — Но мне давно кажется, что мы были очень близки к установке контакте. Не знаю, чего я боюсь больше: что я прав, или что я ошибаюсь.

— Твоё решение? — Леклерк вновь превратился в человека, решающего проблемы. Голос его стал строг. Пускай и не на долгое время. Позже у него будет время расслабиться, когда все его мечты окончательно разобьются о скалы реальности.

— Всё может получится, — Павил посмотрел на Аманду. Возможно, он просто хотел, чтобы хоть кто-то получил то, чего всё время желал.

Внутри себя Аманда радовалась, но едва переводила дыхание от волнения.

— Хорошо, — Леклерк кивнул головой. — Хорошо. Я одобряю полёт на Эверике к Ками. Бао. Ты подготовишь всё.

— Ок, — в голосе Бао звучала неразделимое недовольство, но он подчинился. — Я всё сделаю. Всё, что могу.

— Вайсс. Ты пробежишься по медицинским показаниям. И ещё. Аманда, я не отпущу тебя в одиночку. Требуется…

— Я готов, — Тайлер поднял руку. — Я могу пилотировать маленькие аппараты. Думаю, проблем не будет.

— Внутри Эверики место на одного, — заметил Бао. — Как же вы поместитесь?

— Я полечу снаружи. Закрепите меня в перегрузочные материалы.

— Отлично, — раздражено развёл руками Бао. — Миллионы лет текста техники безопасности, написанной кровью, могут лететь в мусорку.

— Послушай. Мы не будем разгоняться сильно, — Аманда посмотрела на Леклерка. — Три-четыре часа на полёт туда, три обратно.

— Мы можем разобрать часть перегрузочных кресел со склада и собрать что-то полезное, — Тайлер кивнул Бао.

Павил заметил на себе пристальный взгляд Леклерка, словно тот уверялся в правильности принятого решения. Когда же Павил посмотрел в ответ, Леклерк перевёл глаза на красивую схему, оставленную как напоминание из прошлого: «Моему другу Себастьяну». Триумф можно почувствовать вместе, но горечь ты ощущаешь всегда один.

Сатурн приближался. Его кольца сопровождал маленький космический аппарат, падающий в пространстве к линии экватора газового гиганта. Он уверенно прорезал собой пространство, наполненное водородом, азотом, метаном и силикатом, падающим от кольца на поверхность планеты. Кольцо C осталось позади, как и щель Коломбо — сто километровый разрыв, края которого крошечные, маленькие луны-пастухи, не способные покинуть данный предел, заставляли, подобно волнам, закручиваться в спирали из льда и силиката.

Сатурн приближался. Он нависал перед взором Аманды, отражаясь с обратной стороны её визора, закрытого шлемом. И чем ближе газовый гигант становился для неё, тем во всё большую темноту погружалась остальная вселенная. Голубоватое гало, окружавшее атмосферу, становилось отчётливее видным. Ниже, под ним, от одного видимого края до другого пролегли полосы атмосферных потоков. Они налаживались друг на друга, как разлитые на холсте краски голубого, белого, коричневого и вся эта цветовая гамма стремилась поглотить соседа. Огромная полоска льда гидросульфида аммония, достигшая верхних слоёв атмосферы, смешивалась с льдом аммония, образуя коричневую бурю, следующей силе Кориолиса. Ужасные перепады давления сжимали полоску, образуя конус, идущий ниже тропосферы, но скрытый дымкой из кристаллов аммиака. Безоблачное пространство, заполняющееся идущими снизу потоками гидросульфида, теснило вырвавшиеся силы всё выше и выше, скручивая их в циклонную спираль, чьи круги выступали над поверхностью планеты. Жидкий водород, гладкой серой гладью, сопровождал бушующие силы, являясь одной из этих самых сил.

Больше ста лет назад в этом секторе планеты пролетал Кассини. И сейчас Эверика следовала за призраком прошедших лет космонавтики. По более прямой траектории аппарат беззвучно нёсся, входя в зону влияния долька D. Последний рубеж. Последние семь тысяч километров, за которыми практически ничего нет. Лишь электрическое поле заряженной пыли, образующей «дождевое кольцо», по которому переносится низший радиационный пояс. Туда они и держали путь.

Сокращающаяся дистанция была представлена в форме линейной шкалы, уменьшающейся перед глазами Аманды. Перегрузочные резиновые ремни и парапеты, обтянутые мягким материалом, прижимали её к внешней стороне Эверики. Её разместили ногами вперёд, чтобы перегрузки (не превышавшие и двух g за всё время полёта) не заставили кровь уйти из головы в ноги. Практически под ногами Аманды и лежала огромная водородная планета, бесконечно бушующих бурь. Руки её были зафиксированы на ногах, но пальцы сохранили свободу, продолжая управлять Эверикой. Виртуальная модель джойстика, красующаяся в экране Аманды, следовала её воле, повинуясь каждому движению каждого пальца руки. Большой палец правой руки легко надавливал на виртуальный стик, торчащий из лона несуществующей аппаратуры. Следовало контролировать лёгкое ускорение, чтобы гравитационный колодец планеты не отклонил от курса падающий на его поверхность объект. Легкое нажатие большого пальца левой руки отклоняло в сторону Эверику, придавая вектору её полёта более кривой вид, меняя угол атаки. И постепенно аппарат заходил на орбиту Ками.

Слева от себя, с западной стороны Сатурна, яркой точкой на фоне пропадающего космического неба светился Мимас. За ним, в тысячах двухстах километров, отставая, такой же точкой представлялся собой спутник Диону. Их едва заметное движение приходилось над закручивающейся за Сатурн линией колец, сливающихся в тонкую единую линию вдалеке.

Скафандр был усилен свинцовой сеткой, дополнительным слоем наложенное поверх. И как вовремя квантовые бури, порождённые произвольными коллапсами, завершились. Или, хотя бы, стихли на время. И Аманда была уверенна, что данное событие произошло не случайно. Ками готовился к судьбоносной встрече со своими исследователями.

И всё же остальные члены научной группы боялись неопределённости. Несмотря на тот факт, что Эверике требовалось войти в низший радиационный фон, кишащий высоко заряженными протонами и электронами, способными оказать значительное влияние на работе, пускай и экранированных, проводников, оставалась опасность дополнительной нагрузки, если Ками вновь решит пошалить. Одному богу электроники известно, как поведёт себя программная часть Эверики, ведь в руках у Аманды был не настоящий, но виртуальный штурвал. Внутри, страхуя её, сидел Тайлер, и его иконка без конца мигала в верхнем правом углу экрана Аманды. Если что-то пойдёт не так, если Аамнда потеряет управление из своих рук, то только терраформатор Венеры сможет помочь.

Радиус Сатурна — шестьдесят тысяч километров. Диаметр — в два раза больше. Двадцать пять тысяч километров верхних слоёв чистого водорода, уходящего вглубь. Семь тысяч более-менее свободного пространства до ближайшего D кольца, оставленные позади. Последние две тысячи километров, ведущих к водородным небесам, окутавших планету. Эверика аккуратно разворачивалась, следуя линии экватора против вращения Сатурна, у которого альбедо на десь сотых выше Земного. Окружающий мир погрузился в темноту, но то, что происходило внизу, вызывало восхищение, заставляя сердце биться чаще, а слова замирали в горле. Светло жёлто-серые облака, с их диффузным завихрением, перетекали из одного поток в другой. Коричневая линия, оказавшись теперь на востоке, прочерчивала явную параллель, словно граница некой области, отделённой от остальных.

— Мы почти на месте, — послышался голос Тайлера. — Ты молодец.

— Спасибо, — Аманда улыбнулась, всматриваясь вперёд, туда, где на кромке горизонте светилось голубоватое гало.

— Ты как? Справляешься?

— Всё отлично, Тайлер, — она начала ослаблять силу, приложенную пальцем на курок. Больше не требовалось разгоняться. Достаточно сохранить вторую космическую. Отметка скорости остановилась на ста тридцати трёх тысячах километров в час. В прошлый раз она гналась и на более высокой скорости, но сейчас этого не требовалось. Теперь же она могла наслаждаться видом, раскинувшимся перед её взором. Аманда чувствовала себя космическим аппаратом, как Кассини. И пускай он всего лишь опустился ниже, но до этого описал двадцать две эллиптических орбиты, пройдя в непосредственной близости над облаками. Если бы у Аманды было время и желание, она бы с удовольствием установила новый рекорд. Но лавры прошлого её не интересовали. На кону стояло новое открытие. — А ты как себя чувствуешь?

Если бы Аманда могла вернуться в прошлое и посмотреть на себя со стороны в тот момент, когда её пригласили вступить в научную группу, существует ли шанс, что она могла отказаться? Существует ли такая параллельная вселенная, подчиняющаяся только одному неучтённому проценту хаоса, где всё делается наперекосяк законам вселенской логики. Возможно, такое действительно существует. Сколько же ответом может дать сотрудничество с Ками? Векторные поля Камила, червоточины Павила, коллапс пространства, в конце концов! Каким себя чувствует создание, знающее так многое, но не имеющее возможность поделиться сакральными знаниями с другими? Наверное, параллели с ИИ напрашивались сам собой.

— Да нормально. Наверно, — послышался хриплый смех Тайлера. — Я наслаждаюсь видом. Знаешь, отсюда всё выглядит…

— Потрясающи, — заметила Аманда.

— Лучше слова я бы и не мог подобрать. А я ведь нырял в атмосферу Венеры. Мне можешь поверить.

— Тайлер, мне отсюда не очень хорошо видны статистические данные с Андана. Будь добор…

— Конечно. Объект сейчас… О! Он выплывает с ночной стороны. Мы вовремя.

А могло ли быть иначе? Всё было подсчитано и предсказано заранее. И не требовалась бешенная вычислительная мощность компьютеров Андана. Чувствовала ли Аманда вину перед Леклерком? За то, что поставила его в тупиковое положение, раскрыв его планы всем. Даже если и чувствовала ранее, то все её эмоции улетучились в тот момент, когда перед ней, на экране девайса, появилась галочка, помеченная таргетом и тегами, и галочка эта выплыла из тьмы планеты. Как левиафан. Сердце Аманды замерло. Ей стало трудно дышать.

— Что будем делать со скоростью? Синхронизировать? — спросил Тайлер.

— Не знаю, — едва выдавила из себя Аманда. Она так же чуть не выпустила управление кораблём из своих виртуальных рук.

— Остальные рекомендовали ограничиться лишь визуальным контактом. Если объект покажет признаки…

— Синхронизируем на следующем витке! — скомандовала Аманда.

— Аманда, не торопись. У нас только половина требуемой скорости для такого манёвра. А набирать её, следуя по орбите — не знаю, — она не видела, но была уверена, что он покачал головой в этот момент. Во всяком случае, ей так казалось. Мозг пытался отвлечь свою хозяйку любыми приёмами, но сердце, перекачивающее кровь, было непобедимо. — Такой разгон потребует до шести и выше g набегающее ускорения.

Ему легко говорить, сидя в удобном кресле, будучи одетым в свой серо-чёрный бомбер под скафандром, но ей лучше знать.

Далёкое солнце, висевшее в зените, тянуло к Эверике свои длинные линии света. Даже через солнцезащитные фильтры оно не переставало напоминать о себе.

— Тайлер! Я отдаю себе отчёт в том, что делаю. Или собираюсь делать. Я уже осуществляла…

— И довела до предела выработку тепловой энергии двигателя. Мы не восстановили подачу до конца. Ты хочешь заглохнуть здесь? До прилёта шаттлов Компании? А я нет. Если Эверика выйдет из строя, то вращаться нам здесь следующие часов двадцать.

— Увеличим количество витков. Три. Четыре. Сколько потребуется, чтобы равномерно набрать ускорение.

— Нет, — в эфир вмешался Леклекр. Качество звука было не идеальным. Подобно низкой частоте битрейта. — Это того не стоит.

— Аманда, это Бао, — теперь и первый инженер. — Может ты и выдержишь повторные перегрузки, в чём я сомневаюсь, извини, но двигатель отключится. В этом я уверен. А разогнаться повторно, когда вы будете двигать без тяги по инерции с такой скоростью, будет проблематично.

— Чёрт, — выругалась Аманда. — Сколько до него осталось, Тайлер?

— Через час он пройдёт рядом с нами.

— Да, вижу. На скорости в почти два раза выше. Мы следуем параллельно его курсу. В тех самых ста метрах. Да вы шутите! Он ведь пронесётся. Мы даже ничего и не рассмотрим.

— На твоей Эверике есть камеры с хорошим разрешением и частотой обновления. Вы всё снимите, — парировал Леклерк.

— Я сближаюсь, — Аманда контролировала наклон стика, отвечающего за маневровые двигатели, мягко вдавливая его вбок.

— Я…

— Всего лишь сокращу дистанцию контакта до пятидесяти… нет, до сорока метров, — перебила она своего, пускай и не прямого, но командира, не дав ему закончить вынесение неприятного для Аманды приказа. — Ничего страшного не случится. Я всё вижу отсюда.

— Ты, вообще, помнишь, что твой аппарат не предназначен для полётов в атмосфере? — выругался Бао.

— Конечно, я держу это в уме, — Эверика наклонилась, пытаясь перестроится на орбиту правее.

— И у тебя на борту Тайлер. Живой человек. Не подвергай его жизнь риску, — голос Леклерка звучал серьёзно.

— Спасибо за заботу, — мягко произнёс терраформатор.

— Да знаю я. Что вы заладили. У меня пятьсот километров свободного хода. Я помню, что полторы тысячи километров — предел. Я всё контролирую.

— Надеюсь, — Бао всё никак не успокаивался.

— Постойте, — теперь уже голос Павила насытил эфир. — Смотрите! Изменение!

— Где? — глаза Аманды бегали по интерфейсу, пытаясь уловить суть сказанного.

— Скорости!

— Да, — подтвердил Тайлер. — Я вижу.

— Объект… замедляется?! — не веря тому, что он видел, проговорил Павил.

— Чёрт, действительно. Ну и дела.

— Я знала! — радостно, справляясь с сердцебиением, сказала Аманда. — Я знала! Он ждал нас.

— Спокойней, Аманда, — голос Леклерка был всё таким же холодным и безучастным. — Я хочу, чтобы вы не пытались подходить ближе сорока метров к орбите объекта. И будьте готовы ко всему.

— Замётано, — подтвердил Тайлер. — Моя рука будет лежать на системе управления.

«Ты такой внимательный» хотела сказать Аманда. Точнее, сказала бы раньше. Но сейчас, когда её сердце делало добрый десяток лишних ударов сердца в минуту, а нетерпение проедало её кожу, едкие слова улетучились восвояси, растворившись где-то здесь, между потоками водородных бурь. Она лишь молча моргала ресницами, отслеживая изменённую траекторию «коробки с крыльями». Орбита оставалась прежней, но теперь её оборот растягивался соответствующе новой скорости. А она убывала. Двести сорок тысяч километров в час сменились двести тридцатью семью тысячами и продолжали падать.

— Сколько? — она едва выговорила, проглотив слюну. В горле становилось сухо.

— Что? — непонимающе переспросил Тайлер.

— Сколько у нас времени теперь?

— Не знаю. Может час. Теперь. Смотря, как будет уменьшаться его скорость. Может он и вовсе остановится?

— Я наблюдаю энергетический поток, следующий вектором в противоположную сторону от его… крыльев? — Павил то бубнил себе под нос, то говорил весь внятно. — Он отражает от себя протоны. Точнее, его паруса заработали с усиленной мощностью.

— Да уж, — высказался Бао. — С такой, что хоть визуально следи. Камил был прав.

— Всё-таки, — согласился Тайлер.

— Картинку! Дайте картинку! — вскрикнула Аманда.

— Так. Держи.

Пропускному сигналу явно было тесно здесь, в низком радиационном полюсе, пронизывающим пространство между атмосферой и кольцом D. Изображение то распадалось, то собиралось вновь, транслируемое через сто тысяч километров из программы Андана. В какой-то момент Аманда даже представила себе тонкую радужную нить, состоящую из множества мерцающих пикселей, тянущейся от точки a к точке b, коей была Эверика. Как игрушка ребёнка, сделанная вручную из двух банок, в днище которых просунута верёвка, имитирующая старинный, кабельный телефон. Андан говорил в один конец, а Аманда, находясь на другом, принимала слабый сигнал. Максимально увеличенное изображение показывало крошечный объект, уже не такой неуловимый. Его крылья блестели, но стоило переключить режим наблюдения, как протонные вихри, ударяющиеся об материал крыльев, отскакивали рассеивающимися, серебристыми конусами. Каждый из невидимой субчастицы передавал свой импульс дальше, собираясь со своими братьями в миниатюрную экспозицию электромагнитного пояса. Конечно, это увеличивало общий фон, окружавший Ками, но кого теперь это волновало? За «коробкой с крыльями» протянулась собственный хвост улетучивающихся высокозаряженных частиц. Но давление, идущие спереди, продолжало замедлять объект.

Красота. Как бабочка, осевшая на руке во время раннего заката. Моменты, ради которых хочется жить. Аманда перевела дыхание, расслабляясь внутри сковывающих её зажимах. Над ней — лишь темнота, ночная бездна, самой высшей точкой которой являлось звезда, центр солнечной системы, чья сила тянулась до облака Оорта. Под ней — второй по массе газовый гигант планетарной системы. А за ней — «коробка с крыльями», идущая на рандеву. Она посмотрела на таймер. Лишних десять минут канули в небытие с того момента, как ей передали изображение. В эфире продолжали что-то говорить, но Аманда почти и не слушала. Она думала. Возможно, это шанс всей её жизни, дарованный тем самым одним процентом хаоса. Какая разница, что говорит математическая модель со всеми её динамическими системами и аттракторами. Жизни и есть динамическая система, где аттрактором выступает та самая черта, которую каждый человек пересекает раз за разом. Упущенный момент, который бы хотелось вернуть, но уже невозможно. Кто-то сожалеет, кто-то смиряется. В каком-то смысле, это — упрощённая модель инферно Ефремова. В понимании Аманды. Есть только сейчас. И только мечты маячат в периферии неизвестного будущего. Через час… нет, уже минут сорок, если верить новым расчётам, у неё появится возможность. Но решится ли она сделать то, что задумала? Почему она вообще решила, что права? Что не ошибается? К чёрту всё. Зачем тогда жить? Чтобы вспоминать об упущенных моментах, возможно, самого важного?

— Тайлер, возьми управление пока на себя, — произнесла она в эфире.

— Окей, подруга. Будет сделано, — на интерфейсе появилась передача контроля. — А ты что пока будешь делать?

— Отдохну. Что ещё? — она легко ухмыльнулась.

Правая рука легла на поручень перегрузочного зажима, вмонтированного в поверхность Эверики. Она медленно, с присущей аккуратностью, какую она могла проявить в такой важный для неё момент, сбивающий ритм, начала крутить шестерёнку вкрученного вентиля зажима. Без лишнего звука он поддался. Проведя рукой по поручню, Аманда добралась до противоположной стороны, где проделала тоже самое. Теперь в области груди ощущалось более свободно. Зажим вышел из разъёмов, но остался возле Аманды, удерживаемый конструкцией. На всю операцию, выполняемую лишь в рамках не совсем удобного ускорения, идущего на упад, у Аманды ушло семь минут. Примерно такого же характера зажим фиксировали её ноги, но до него требовалось дотянуться. Она оставила его на потом.

— Что ты делаешь? — проговорил Тайлер. Его голос звучал слишком идеально для эфира. — Не бойся, я отключил нас от конференции на какое-то время. Здесь только мы с тобой.

— Думаю, ты уже догадался.

— Знаешь, у тебя весьма хороший аппарат. Эверика. Что это значит?

— Даже если бы я хотела рассказать, ты бы не понял.

— У Эверики отличные сканеры. И я вижу какое-то передвижение над собой. Но не хочу думать, что это то, о чём я подумал.

— Я просто… — Аманда вдохнула воздуха. В скафандре он казался таким приторным, лишённый естественных природных запахов. — … просто не могу упустить такую возможность.

— Не боишься, что ошибаешься?

— Я тоже думала об этом. Если честно, то не хотелось бы ошибиться. Но, почему-то, думаю, что всё будет в порядке.

— Интуиция?

— Не думаю, что смогу объяснить и это, — она улыбнулась сама себе, потянув за резиновые ремни, обволакивающие скафандр. — Я это знала. С самого начала. Вернее, конечно, я не могла знать. Но мне казалось, что мы добьёмся своего. Конечно, основная работа лежала на плечах Павила и Камила. Ты уж извини.

— Да ничего. Тоже так думаю. Но только периодически.

Аманда легко рассмеялась. Кольца Сатурна аркой выстроились на небосводе, неизбежно освещённые солнцем. Как натянутые струны в руках Бога.

— А я всего лишь делала контент для инфополюса. Да помогала с постройкой той штуки.

— Космического фонтана, — напомнил Тайлер. — Да и Камила вытащила. Плюс в карму. Думается мне, что ты теперь звезда на Земле.

— Возможно. Но это не важно, — ремни крестом налегали на неё, удерживая внутри конструкции. Она потянула один из концов, вынимая его из засова. — Точнее, было не важно. А теперь — теперь важно.

— Уже включила камеру?

— Я её и не выключала. И теперь я чувствую должником всех тех бедолаг, что смотрели за моей жизнью на Андане.

— Думаю, они будут завидовать до конца своих дней.

— Или повторят наш путь.

— Нет. Такое невозможно повторить, — голос Тайлера стал совсем мягким. — Я думал, что это будет миссия на несколько недель. А затем я вернусь на Венеру. Теперь же я не знаю, чего действительно хочу. Та жизнь кажется мне прошедшим этапом, к которому уже невозможно вернуться. Кажется, я потерял всякий интерес к ней.

— Звук не включен, если что, — Аманда потянула за следующий конец. — Так что, можешь говорить всё, что думаешь. Никто не узнает в инфополюсе. Или на Венере.

— Я хочу сказать, что масштаб мечтаний изменился. О чём ты мечтала до этого момента, Аманда?

— Не помню уже. Наверное, что-то о том, чтобы улететь как можно дальше от солнечной системы. В другие системы. Исследовать.

— Вот. Мои же мечтания были поскромнее. Попытаться подстроить под человека ещё одну планету. Сделать её домом. Но когда я увидел своими глазами то, что творит этот маленький объект, этот маленький живой организм… всё изменилось. Что, если Павил прав, и мы можем получить возможность изучения червоточин? Сможем построить целую новую научную систему? Чёрт, это так будоражит воображение. Мне потребовался месяц, чтобы позабыть Венеру. Её кислотные небеса с диким давлением. Может, это не моё.

— Когда прилетит инспекция, тебя отвезут куда ты пожелаешь. Могут и на Венеру, — следующий конец ремня поддался силе.

— Стоит сделать так. Но прошлой уверенности нет.

Перед последним фиксатором Аманда бросила взгляд на таймер. Если он не врал, оставалось минут двадцать.

— Приближается, — шёпотом проговорила она.

— Да. Уже близко, — подтвердил Тайлер. — Ты всё ещё не передумала?

— А ты подстрахуешь меня?

— Разумеется. Мои руки не отпустят штурвал твоего кораблика.

— Спасибо, — Аманда вынула последний фиксатор. Резиновые ремни втянулись назад в свои барабаны, давая её телу частичную свободу. Остались ноги и лёгкие зажимы в форме перилл на плечах, которых Аманда решила пока не трогать.

— Правда я не знаю, как нам стоит синхронизировать скорость.

— Я поуправляю немножко, когда мы сблизимся, а потом верну управление. Идёт?

— Это твоё судно, — Аманда почти была уверена, что Тайлер в этот момент пожал плечами. — Но не думаю, что остальные будут довольны.

— На деле Леклерк потерял главенствование над контрольной группой в тот момент, когда я отправила сообщение, — в её руках вновь появился виртуальный джойстик, но индикаторы пилота находились на нулевой отметке. — Не имеет значения, когда ЦУП Компании или кто-то другой зафиксирует его.

— Ты на такой исход и рассчитывала? Значит, мы не подчиняемся Леклерку?

— Любое подчинение было формальностью. Но нет, я только сейчас об этом подумала. О юриспруденции.

— Да, — согласился Тайлер. — Я и так понимаю, какие общие законы он нарушил.

— Тайлер. Я отключусь на какое-то время.

— От эфира?

— Вообще, — Аманда посмотрела на звезду в зенице, и её глазам резко захотелось поморгать. — Хочу собраться с мыслями.

— А остальные? Если спросят?

— Скажи им тоже самое, — она сфокусировала взгляд на иконке связи, отключая её. Плевать, что это было нарушением субординации. Она нарушала и раньше технику безопасности и установленные инструкционные правила, но собиралась нарушить ещё. В душе, глядя на режим полёта Эверике, она надеялась, что Тайлер не поддастся уговорам с Андана. Она уже представляла, как её аппарат уводят на другой эшелон низкой орбиты планеты, а она молча наблюдает, не в силах ничего изменить. И следующие двадцать минут явились для неё пыткой. Будущие штормы лежали у её ног, движущиеся от видимой линии горизонта на встречу. Прекрасный вид едва успокаивал её нервы. Раз за разом она пыталась расслабиться, готовя морально себя к решающей встрече. Теперь она действительно чувствовала тяжесть ноши, взвалившейся на её хрупкие плечи. Бремя последнего шага на пути контакта. А как чувствовал себя Ками? Чувствовала ли «коробка с крыльями» страх или любопытство? Нервничало ли оно? Ведь должен быть некий аналог тем чувствам, что испытывает человек. Разве любопытство не универсально для всех детей Вселенной? Испытывал ли Леклерк такие чувства, когда исксин предстал перед ним?

Двумерная модель Сатурна, выводимая на экран перед ней, покрывалась новыми орбитами, две из которых слишком близко сходились в некой точке пространства впереди. Объект позади нагонял переднего, но скорости выравнивались. Древний артефакт, объект неизвестного происхождения, похожий на обычный прямоугольник, с подобием серебристых жалюзи, покрывавших его рёбра, с ассиметричными крыльями такого же серебристого цвета, от которых отражался накапливающийся импульс, приближался. Его крошечная тень, бросаемая на поверхность кисло-серых штормовых потоков, была настолько маленькой, что терялась между завихрениями атмосферы далеко внизу. Только близи объект становился более-менее отличим от обычных ледяных осколков, составляющих кольца Сатурна. Они были подобны двум птицам, пересекающим океан во время смены сезона.

Он приближался. Аманда, даже закрыв глаза, чувствовала это. Он где-то там. Позади, но уже рядом. Раскрыв глаза, она только убедилась в этом. Их разделяла смертельная пропасть, длинной в сто километров. Стоило моргнуть, и дистанция сократилась до девяноста километров. Ками уже значительно погасил свою скорость, снизив до ста сорока тысяч и продолжал останавливаться. Теперь расчёты вряд ли ошибутся. Лишь что-то, не вписывающиеся в планы и догадки, изменит ситуацию. Аманде оставалось полагаться лишь на то, что она правильно расценила ситуацию, что понимает Ками. И если ничего не изменится, то в тот момент, когда её Эверика и её Ками выровняются, становясь на параллельные курсы, их скорость станет равной. И Аманда верила, что и они станут равными. Что этот жест ничто иное, как признание равенства между двумя разными цивилизациями.

— Объект близко, — первое и моментальное, что услышала Аманда, когда присоединилась к конференции. Говорил Тайлер. — Семьдесят километров и дистанция сокращается. Войдём в визуальный контакт на отметке в десять километров. Это, примерно…

— Через две минуты, — сказал Леклерк.

— Аманда вернулась, — немножко удивлённым, но явно раздражённым голосом проговорил Бао.

— Да. Я снова с вами, — Аманда пыталась ощутить тяжесть виртуального джойстика в своих руках. — Тайлер, будь добр…

— Конечно, — подтвердил тот, возвращая ей то, что принадлежало ей по праву.

Управление Эверикой вновь вернулась к ней.

— Подтверждаю, — она поёрзала головой в шлеме. Шея начинала зудеть от долговременного нахождения в одном положении, ведь это не мягкое кресло пилота. Придётся немножко поактивничать.

— Пятьдесят метров. Следите? — контролирующим голосом произнёс Павил.

— Да. Я всё контролирую, — тяжело дыша, Аманда наблюдала за сокращением шкалы, по которой проходили векторы орбит двух объектов, идущих на рандеву. — Вижу километраж. Разница в скорости уже меньше десяти процентов.

— Подтверждаю тоже, — Тайлер включил запасное управление, готовый в любой момент увезти их отсюда.

— Аманда, — Леклерк вмешался в процесс слежения. — И всё же я должен спросить тебя. Я вижу, к чему всё идёт.

— Тогда ты знаешь, что я не отступлю, — Аманда ощущала себя как камень. И никто не сломит её волю.

— Я так и думал, — на какое-то время в эфире воцарилась тишина.

— Пятнадцать километров! — Тайлер нарушил покой.

— Тогда удачи тебе, Аманда. Будь осторожна.

Если Леклерк не доверял Аманде, то стоило вообще не начинать всю операцию. Не разрешать вылет на отремонтированной Эверике. И даже если его приказы не имели никакой силы, они всё равно оставались важными советами экс-руководителя научной группы, бывшего ускорителя, потратившего годы своей жизни на работу, проводимую на грани нарушения общих законов, от которых теперь ему не отвертеться. И, конечно же, его советы были важны для Аманды. Как благословение. И если бы он запретил ей ту рискованную погоню за динамо-торпедой, то… Аманда не хотела этого признавать, но она бы не смогла ослушаться. Всё же, она не была настолько уверена в себе, как это могло показаться, и одобрение со стороны придавали ей дополнительных сил. И теперь, когда она чувствовала поддержку каждого из научной группы у себя за спиной, настоящая лёгкость и вдохновение прошли сквозь её тело. Хотелось сказать спасибо, но она промолчала.

— Визуальный контакт, — Тайлер был не угомоним. — Наблюдаю.

— Где? — Аманда фокусировала взгляд на внешних камерах, пытаясь отыскать следы встречи. — Не вижу.

— Всё в порядке. Он позади.

— Опиши!

— Ну-с, — запнулся терраформатор. — Без приближения, а я его не включал, — он легко рассмеялся, — он выглядит как мотылёк в ночном лесу. Попрошу не смеяться, если я добавлю небольшой драматургии в свой рассказ. Ну так вот. Он вошёл в последние десять километров пути. И как мотылёк. Да, как маленькое насекомое. Оно блестит из далека. Как если бы люминесцировал. Биолюминесцировал. Только отражает свет. Когда я ещё жил на Земле, я частенько работал ночью за компьютером. В тех местах жарковато бывает, особенно летом. Откроешь окно, выключишь свет, но маленькие мушки налетают на свет от монитора. И поэтому я включал дополнительную лампу, с подавленным тепловым излучением, которая ещё не нагревается. Мошки перелетали от одного источника освещения к другому. И вот когда они перелетали, я мог наблюдать, как блестели их маленькие крылышки. Вот, что мне это напоминает.

— Меньше четырёх километров, — сказал Павил.

— Но Ками всё равно такой же маленький. Даже с трёх километров. Думаю, если бы не световое загрязнение, то свет условного Титана поглотил бы своим фоном его.

Аманде нельзя было отвлекаться. Следовало контролировать смещение Эверики, и не свалиться. Она задействовала маневровые двигатели, переворачивая кораблик.

— Аманда? — спросил Тайлер.

— Я всё контролирую, — в этот момент она вспомнила, что отстегнула большую часть страховки, но, к счастью, оставшаяся часть на руках и плечах не позволили ей начать медленно выпадать вниз. В конце концов, даже с двух тысяч метров над атмосферой Сатурна, гравитационное воздействие уже ощущается, пускай и далеко не сполна.

И даже после завершения манёвра визуальная часть для Аманды лучше не стала. Ками всё ещё оставался позади, но скоро…

— Километр, — проговорила она, пытаясь не отводить глаз от шкалы.

— Тайлер? — спросил Павил.

— Да. Полный визуальный контакт. Восемьсот метров. Отчётливо вижу его с камер.

Аманда выругалась про себя. Почему эта же камера не выводила изображение ей на экран визора? К этому моменту Эверика уже давно перестала ускоряться, двигаясь по инерции на скорости в сто двадцать девять тысячи километров в час, немного больше второй космической для данной гравитационной системы небесного тела.

— Ну всё, объект в сорока метрах под вами, — подтвердил Леклерк в эфире. — Аманда. Мы не будем вам мешать и продолжим визуальное наблюдение на расстоянии. Но, пожалуйста, не делай опрометчивых поступках.

— Принято, — согласилась Аманда, и находящиеся на Андане замолкли.

На какое-то время она вернулась на полтора месяца назад. Только она и Эверика. Одинокие, оставленные всеми в пространстве солнечной системы. Вдали от инфополюса, бурлящего и кишащего человечеством. Безумные исследования вакуума, попытки сконструировать двигатели Бассарда. Всё угодно, лишь бы отдалиться от остальных и слиться с тишиной и невозмутимостью холодной вселенной. Но ненадолго. Не успела она моргнуть, как над ней, утопая в перемешанных потоках штормов и бурь, наполняющих атмосферу в двух тысячах километрах, появился новый объект, представ перед ней неподвижным куском такой чуждой, но родной сущности. Его прямоугольные тонкие крылья, наклонённые плоскостями, приглашали на роковую встречу. Непроизвольно, но отдавая себе отчёт в своих действиях, Аманда легко надавали на левый стик, заставив маневровые двигатели ожить.

— Аманда.

— Я контролирую.

— Ты уверена? — Тайлер хотел было запротестовать.

— Ты мне доверяешь?

— Да, но… сорок метров?

— Сблизимся до двадцати. Я аккуратно.

— Ладно, — подумав секунду, Тайлер добавил, — но, если что, я беру управление на себя.

Осторожно, не быстрее метра в секунду, Эверика начала снижение к Ками. «Коробка с крыльями» вырастала в размерах на лицевой стороне шлема скафандра.

— Всё! — Аманда воспользовалась противоположными соплами, чтобы погасить скорость, вернув Эверику на прямолинейную орбиту, следующую только в одну сторону. — Ладно. Ладно, — успокаивая саму себя, она потянулась к плечевым фиксаторам, открывая засовы один за другим. Её тело начало отрывать от Эверики. Едва ощутимо её тянуло вниз.

— Ещё не передумала? — Тайлер, как и было оговорено, перевёл управление на себя. Аманда развела руки, выпуская из них виртуальную модельку джойстика, который вмиг стёрся невидимой стёркой. Теперь она могла потянуться с удерживающим её ноги перегрузочным балкам.

— А должна? — согнувшись, Аманда проверила резиновый трос, протянутый через каждое страховочное кольцо на её скафандре. Разделяясь на конце, его две части обволакивали снаряжение космонавта двумя плотными рядами, страхую друг друга на случай, если один из них не выдержит нагрузки. Но даже в скафандре, накидывающего лишнюю массу, Аманда не весила много. И это то, чем она пыталась отвлечь себя, прокручивая разные технические характеристики, пока её сердце продолжало быстро отстукивать ритм, за которым мозг едва успевал.

— Всё же, это опасный манёвр.

— Не такой уж и опасный, — ноги Аманды освободились. Осторожно держась за разные выступы самодельной конструкции, она встала на ноги, головой вниз к Сатурну. Над ней расправлял свои крылья Ками.

— Помни о смещении. Импульс ты сохранишь, но угловое ускорение…

— Помню! Сто двадцать девять тысяч и сто восемьдесят шесть тысячных тысяч километров в час, — она согнула ноги, одной рукой держась за левое страховочное кольцо.

Стоило бы провести предварительные расчёты, но Аманда положилась на свои чувства. Эмпирический способ познания риска на своей шкуре. И тогда, без лишних мыслей, подавив в себе страх и раздумья, она оттолкнулась. Очень медленно она двигалась на перехват объекта, ожидавшего её в двадцати метрах. Трос поддался, следую за Амандой. Могло бы показаться, что данный трюк весьма опасен, но на деле Аманда бы сравнила его с профессиональными представителями сёрфинга, покоряющих большие волны перед надвигающейся бурей. Если всё делать правильно, то ошибки быть не должно.

Её смещало против курса движения аппаратов. Чувствовалось вмешательство гравитации Сатурна, но из-за того, что она оттолкнулась под углом на опережение, смещало её прямо к Ками. За «коробкой с крыльями», словно жуткие хтонические существа, созданные из водородного хаоса первобытного, всё пространство затянули бушующие штормы. Глядя на них, мозг Аманды выкопал все возможные цветовые описание, которые она когда-либо слышала. Здесь были и небольшие вкрапление, похожие на Галиотис, сжимающиеся в спиральных потоках цвета ковентри. И террактовый, смешивающийся с пшеничным, а между ними глаз Аманды улавливал лёгкие вкрапления охры, с которой рядом всплывал бронзовый отлив.

Сердце Аманды едва не остановилось, когда ей остался последний метр. Он тянулся так долго, не желая заканчиваться, но в следующее мгновение пилот-астрофизик, решившийся на отважный шаг для всего человечества, опустился на поверхность «коробки с крыльями». Душа едва не ушла в пятки, когда ноги коснулись плотной кожи Ками.

— Стою! — прокричала радостно Амадна. Рефлекторна, она согнула ноги, а руки вытянула по бокам. Она засмеялась. Никакого ускорения не чувствовалось, и любое неловкое движение унесло бы её вмиг отсюда. Не решаясь включать магнитную подошву или закреплять себя другим способом, Аманда аккуратно слегка приподняла одну ногу, проверяя устойчивость и трение. Убедившись, что всё в порядке и можно осторожно передвигаться, что никакого сопротивления тока здесь не наблюдается, она осмотрелась. На визоре мигало предупреждение о повышенном фоне снаружи: слегка больше семи Грей, или двадцать миллионов бананов. Летальная доза ионизирующего излучения для незащищённого человеческого организма, но в скафандре, имея нужный штамм бактерии, Аманда могла бы проработать здесь больше дня, без угрозы здоровью. Но и дня было для неё мало.

— Посмотрите, какая прелесть! — Аманда медленно подняла руку, указывая на одно из ассиметричных крыльев. Ещё одна аэробическая проверка физических возможностей. На экране палец лёг прямо на тонкий серебристый прямоугольник, напоминающий обычные солнечные панели. Но когда Аманда пригляделась, то увидела детали, недоступные с больших расстояний. Всю поверхность протонных парусов покрывала чешуя, каждую чешуйку которой, в свою очередь, покрывала другая чешуя, и так далее, превращая всё в подобие органического фрактала. Ничего общего с солнечными парусами. — Камил был прав. Настоящая протоника, — панели соединялись с коробкой не просто системой труб, а неким подобием органических наростов, вроде кровеносных сосудов, только явно сделанных из неживой органики. Аманда бы назвала это деформирующимися сплавами, только не могла провести аналогию с известными её структурами. По поверхности металлов бежали малюсенькие объекты, напоминающие конденсат, который должен был бы превратиться в лёд, а значит, тоже представлял из себя некий неизвестный материал. И такие прожилки тянулись по всей поверхности Ками, делая её не совсем ровной. Удивительно, что Аманда приземлилась между ними.

Она аккуратно присела, дотрагиваясь рукой до кожи Ками. Она могла поклясться, что ощущает дрожь живого организма. Что она чувствует, как по невнятной системе сосудов протекает протонная жизнь. Представьте себе дыхание чуждого человеку существа, не зависящего от работы сердца. Возможно, у Ками и не было никакого сердца, никакой кровеносной системы. Ему не нужен был кислород, не нужна вода. Он питается лишь радиационным фоном, окружающим его. Его передвижение заключается в отражении встречного импульса протонов, наполняющих низший радиационный пояс Сатурна. Миллионы лет существования отделяли Аманду и Ками.

— Ты прекрасна, — Аманда провела рукой по выступающей поверхности. Система прожилок, точно такого же синего цвета, как и коробка, скрывалась за блестящими ставнями, наросших на рёбрах прямоугольника.

Больше ничего Аманде и не требовалось. Она нашла себя. Ей хотелось лечь здесь и наслаждаться видом, утопая в лучах солнца. Чувствовать дуновение атмосферы газового гиганта. Пускай остальная вселенная скроется в световой борьбе, отойдя в космическую пустоту. Лишь Аманда и Ками. Первый этап контакта проложен. Пускай инспекция и проверочная группа, утверждённая составлять новую научную группу, катятся к чёрту. И даже через плотный материал скафандра, разделяющий тактильные ощущения, Аманде всё равно казалось, что Ками отвечает ей своим собственным чужеродным сердцебиением. Такая мощь, скрытая в небольшой коробке, длинной в двадцать метров и ширенной в пять. Такой далёкий и такой родной. Всё же прав был человек, сказавший, что наша жизнь сплошной парадокс. Универсальный закон сохранения парадокса, если так можно сказать. Фундаментальный для вселенной.

Что-то изменилось. Новообразованное ускорение налегло на тело Аманды.

— Аманда? — послышался голос Тайлера.

— Да?

— Что произошло?

— А что произошло? — она осмотрелась, пытаясь понять произошедшее. Ками явно менял свою скорость. Только вот он не ускорялся.

— Вы замедляетесь.

— В каком смысле? — встревожено спросила Аманда.

— Вы опускаетесь. Прямо на Сатурн.

Теперь это поняла и сама Аманда. Высота на визоре изменилась. Коробка начала своё снижение, параллельно теряя скорость. Больше всего это напоминало неконтролируемое падение. Но никак не пикирование. Протонные паруса покрылись мерцанием, перейдя в своё активное состояние. Они уже потеряли добрых десять километров, опускаясь всё ниже, к атмосфере.

— Аманда?

— Что? — не понимая, что происходит, рассеяно переспросила она.

— Я бы посоветовал тебе покинуть объект.

— Тайлер! — Аманда подняла голову, смотря на свою Эверику зависшую в небе. Резиновый кабель всё ещё свободно тянулся. — Мы следуем за Ками!

— Аманда, извини, но обдумай то, что ты предлагаешь.

— У нас ещё пятьсот километров хода.

— Ладно. Я следую, — Тайлер нехотя согласился.

По мере приближения к атмосфере всё небо начало затягиваться в голубоватое гало, образующееся солнечным светом, чья длинна, в неравной борьбе, останавливалась на синеватой определённой отметке шкалы спектра. Абстракционизм — он такой заразный. Теперь атмосферные фронты Сатурна стали ещё более детальными. Казалось, ещё чуть-чуть, и их затянет внутрь, разорвёт на части, кои разнесутся от полюса до полюса. От вида у Аманды начинала кружиться голова.

— Вы снижаетесь довольно быстро. Мы вот-вот перейдём отметку.

Удивительно, но ускорение не старалось отбросить Аманду назад. Теперь же, на расстоянии в полторы тысячи километров над водородными облаками, она физически ощущало сопротивление газа, образующего дифференциал потоков, ведь скорость падающих объектов намного превышала число Маха в данной системе. Ещё чуть-чуть и её снесёт набегающий поток. Аманда пыталась зацепиться, найти выступ, но такого здесь не имелось. В уме, не желающим принять действительность, крутился лишь один вопрос: «Зачем?».

— Аманда!

— Нет, — она выкрикнула в эфир. — Ещё немножко. Следует за ним.

— Извини, Аманда, но Эверика не предназначена для вхождения в атмосферу.

Тайлер включил форсаж двигателя, аккуратно поднимая нос аппарата в космическое небо. Трос натянулся, легко отрывая Аманда от Ками. Она безвольно наблюдала за тем, как «коробка с крыльями» отрывается всё дальше и дальше. Серо-грязно-белые циклоны сопровождали полёт в один конец. Горизонт утопал в ярком сиянии, на верхней кромке которого голубое небо тянулось вверх, сливаясь с непроглядной тьмой. Ослепительные кольца, вытянувшиеся в струны, сходились в одной плоскости, напоминая почти тонкую и неделимую структуру, аркой разделяющую всю вселенную. Ками пересёк отметку Кассини, не задумываясь пройдя её. Он начал сгорать в плотных слоях атмосферы, протянув за собой длинных белый хвост. Аманда, не находя слов, наблюдала за бессмысленной погибелью Ками. Шкала дистанции на визоре показала, что объект пролетел последние пятьсот километров. На глазах Аманды он превратился в яркую, сгорающую точку, но всё ещё сохранял целостность, сопротивляясь. Он сражался до последнего, до того момента, как достиг водородного неба бушующих штормов, отважно нырнул в него и навсегда исчез.

Эверика продолжала набор высоты, унося человека в скафандре, безвольно связанного тросом. Под ногами Аманды, внизу, облака продолжали набегать друг на друга, словно ничего и не произошло.

Потерянное королевство

Андан стих. Даже некоторые его системы, всегда следовавшие за юзерами, бесследно исчезли. Павил опускал линию обруча себе на глаза, но зелёно-фиолетовых волн он больше не видел. Интерфейс вернулся в привычный заводской вид, как и задумывали его создатели. Минимализм во всей красе. Даже дух ИИ, пропитавший, казалось бы, всю станцию, испарился. Андан стал обычной обитальной постройкой, коих было сотни, раскинутых по солнечной системе. Теперь Павил мог быть уверен, что он ходит по заброшенной цитадели, на которой практически нет людей. Уцелевшие сектора, практически не подвергнутые разрушению, отмеченные на карте как безопасные, хранили в себе тишины, и лишь шаги идущего по ним физика нарушила её. Лампы проводили его, отбрасывая от тела Павила одинокие тени.

Перешагнув небольшой плоский порог, он вошёл в столовую. На планировавшемся последнем ужине присутствовали лишь Тайлер и Вайсс. Они сели друг на против друга за алюминиевым столом возле машины подачи еды, набрав себе подносы. Инженер как раз что-то ковырял вилкой в пластиковой тарелке. Павил, не торопясь, подошёл к ним, сев неподалёку.

— А где остальные?

— Привет, Павил, — Тайлер скромно улыбнулся. В своём бомбере он выглядел как настоящий закалённый космический волк, видавший вселенную через призму её реальности. — Не знаю. Я получил общее приглашение от Вайсс, но, видать, мы здесь одни и больше никто не придёт.

— Я думала будет хорошей идеей собраться в последний раз перед прилётом инспекции, — неуверенно ответила медик.

Ответ Компании не заставил себя долго ждать. Он пришёл быстрее, чем прилетели их корабли. Незашифрованный сигнал расползся по датчикам корпораций, скрытно мониторивших инфополюс. Так получилось, что не только Леклерк пытался играть из темноты. Аманда всколыхнула целое море. Ускоряющиеся, тоже заинтересованные, проявили сдержанность в ответном сообщении, доставленном прямо на Андан, но они явно были в замешательстве. Если они не предали Леклерка раньше анафеме, то теперь уж точно. О его карьере или о каком-то будущем можно было забыть, ставя крест. Его не только отстранят от управления целой исследовательской станцией, но и от любой серьёзной работы. Максимум, что ему теперь могло светить — консультант по работе с оборудованием в корпорации. Никто не рискнёт ему доверить большие вычислительные мощности, зная, на что он способен практически в одиночку. Да, у него огромный опыт, но особо не применимый в эпоху «власти конгломератов». А те, в свою очередь, уже снарядили свои шаттлы быстрого реагирования, погрузили наспех собранную группу контроля (как они всегда и делали), которая уже на подлёте к Андану. Удивительно, но никто не мог заблокировать Андан от инфополюса, и если бы Леклерк хотел осуществить задуманное прямо сейчас, то никто бы не мог его остановить. Но ничего не происходило. Время текло, шаттлы бороздили космическое пространство между планетами, а остальным оставалось лишь ждать. Интересно, Соф включён в группу?

— Думаю, Бао собирает что-то для Леклерка. Как всегда, — пожал плечами Тайлер. Он отодвинул от себя еду, с отвращением посмотрев на неё, — Что-то нет аппетита. Уверен, что они пакуют свои вещи.

— А Аманда? — спросил Павил.

— Я пыталась связаться с ней, но она закрылась в своей комнате, — ответила Вайсс.

— Ясно.

— Всё оказалось бессмысленным, — заметил Тайлер. — Это так же выглядело и с Андана?

— Похоже на то, — ответил Павил. — Хотелось бы верить, что нет, и мы многое узнали.

— А на деле?

— Не знаю.

— Эта чёртова штука просто взяла и нырнула в саму планету, как заправский самоубийца, — угрюмо усмехнулся Тайлер. — Летать миллионы лет, потом оказывать знаки внимания и зачем? Бред…

— Может этому есть разумное объяснение.

— Какое? Ты ведь был прав, — он указал на Павила пальцем. — Всё это бессмысленно было изначально.

— Веришь или нет, но эта была лишь одна из идей. Не основная, далеко. А она даже не моя. Она принадлежала одному старому писателю, а я лишь использовал её, чтобы составить целый метод. Но даже я не мог подумать, насколько всё будет… — Павил попытался подобрать слова, — … лишено смысла. В нашем понимании.

— Что будет дальше? — тихо спросила Вайсс.

— А сколько часов осталось для прилёта? — Тайлер ударил по девайсу. — У меня очки барахлят.

— Всё барахлит. Но осталось два часа, — ответил Павил. — Я почти уверен, что вашу группу ускоряющихся расформируют, — он повернулся в сторону Вайсс.

— Ничего страшного, — она улыбнулась, махнув рукой. — Я никогда не входила в узкий круг ускоряющихся Леклерка. Всего-лишь медик, следивший за здоровьем. Помогала Бао с терапией. Я то и осталась, потому что мне больше некуда было идти. Гадала, добьётся ли своей цели шеф. В итоге, — она вновь улыбнулась, — добился.

— Куда ты поддашься после того, как нас депортируют? — спросил ей Тайлер.

— Тоже не знаю. Вернусь домой. Навещу сестру. Посещу Нью-Касл. А ты?

— Без понятия. Навещу Венеру, — он перевёл взгляд на Павила. — Ну а ты?

— Без понятия, — повторил тот. — Теперь всё кажется бессмысленным.

— Это точно, приятель, — немного подумав, Тайлер высказал то, что давно крутилось у него на уме. — Как думаешь, какое величайшее изобретение человека?

— Колесо? — неуверенно ответила Вайсс.

— Думаю, что колесо, — ответил Павил.

— Нет. В моём представлении это пружина, — Тайлер вытянул руки перед собой, будто что-то держал в них. — Пружина — величайшая инженерная мысль человека. Она уникальна. Способна менять свои формы, но оставаться такой же.

— Если она меняет формы, то как она остаётся…

— Приятель! — Тайлер недовольный тем, что его перебили, серьёзно посмотрел на Павила. — Пружина. Спираль, спираль, спираль. Это уникальная форма для вселенной. Магнитная индукция, завихрения, соленоид, ДНК — миллиард и одна вещь, в которых ты найдёшь эту форму. Я часами могу смотреть на то, как она растягивается, превращаясь в амортизаторный механизм или удерживающий силу. Как кинетическая энергия наполняет её, равномерно распределяясь по всей конструкции. Но если ты спросишь меня, какое это отношение имеет к объекту, к Андану или любому происходящему, то я точно отвечу тебе — никакого. — Тайлер опустил одну руку, а другую скрутил в кулак, указательный палец наводя к потолку. — Это то, о чём я часто думаю. О пружине. Как думаешь, мог бы кто-нибудь догадаться об этом?

Павил улыбнулся.

— И всё же думаю, что стоит навестить Аманду, — сказал он.

— А как же ужин? — заикаясь, проговорила Вайсс.

— Не думаю, что мы всё-таки соберёмся до прибытия инспекции.

— Интересно, а как они пристыкуются, если стыковочный отдел практически потерян? — удивлённо спросил Тайлер. — Эвакуируют через скафандры?

— Скорее всего. Да, кстати, Тайлер, что ты ощущал там? Сидя в Эверике?

— Что я ощущал? Одиночество. Большое бесхозное пространство, пустое, как и вся вселенная. Я так ощущаю себя, когда нечем заняться. Пусто внутри, — он указал пальцем на себя. — Но всё стало ещё более пустым, когда наша миссия закончилась.

— Как думаете, он уцелел? — Вайсс отодвинула поднос с едой.

— Нет, — ответил Павил.

— Никаких шансов, — подтвердил Тайлер. — Даже если он пережил полёт через слой стратосферы, не сгорев, то уже под облаками его должно было уничтожить давлением. А, насколько мы знаем, он, пускай и сделан, возможно, из плотных и крепких материалов, ныне нам не известных, он всё равно из нашей вселенной. Так что, — Тайлер посмотрел на стол перед собой, — это ничего не меняет.

— Аманда не успела взять никакой пробы, а на поверхности её скафандра мы ничего не нашли.

— Ну да, мы многое могли найти, но в итоге ничего не нашли. Ничего и не получили. А насчёт материалов… мне не нужно знать состав, я могу и визуально определить, что объект, Ками, «коробка с крыльями» или как ещё она называется, больше не всплывёт. — Тайлер посмотрел на Павила. — Или думаешь, что это временно?

— Нет, — Павил помотал головой. — Уверен, что всё слишком однозначно. Может, мотивов мы никогда и не узнаем, но ответ контакту был предельно ясен.

— Но почему? — спросила Вайсс.

— Вот именно, почему? — Тайлер закинул руки себе за шею.

Павил хотел сказать, что у него нет ответа, но он промолчал.

Аманда ничего не сказал Павилу, когда он вошёл в обсерваторию. На широкой полоске иллюминатора красовался Сатурн, но что-то важное её сердце исчезло с поверхности этого холста художника. Словно эту вещь, личную и дорогую для неё, украли. Мириться всегда тяжелее всего. Она сидела на металлическом полу, обтянутым резиновым слоем. Слёзы, бесконтрольная сила человеческой души, бежали по её щекам, унося с собой её грусть и печаль.

— Аманда? — Павил осторожно подошёл к ней, встав позади.

Её было трудно говорить. Тяжесть утраты сдавливала ей грудную клетку, мешая нормально говорить. Каждый раз, когда он хотела что-то сказать, входящий в её лёгкие воздух перекрывал всякую возможность.

— Почему он сделал это? — едва сдерживая свои эмоции, Аманда проговорила. Она пыталась дышать ровно, но у неё не получалось.

— Я…

Что он мог ей сказать? Он так часто повторял всем, и себе в частности, злополучное «Я не знаю», что оно стало для него вторым языком.

Одинокие звёзды, раскинувшиеся на миллионы световых лет, проплывали за окном. Как глаза вселенной, следившей за своими неудачливыми отпрысками.

— Он мог выжить? — сквозь слёзы спросила она его.

— Нет, Аманда, — он смотрел на её блондинистые волосы, скрученные в небрежный узел. — Мне очень жаль.

— А что, — каждое слово вырывалось из неё с боем, сквозь горький вздох, жгущего лёгкие, — а что, если вы все ошибаетесь?

— Боюсь, что… — Павил остановился на полуслове, не зная, что он мог действительно полезного сказать. — Мне очень жаль, — повторил он мантру человеческой печали.

Ему было жалко Аманду. Нет ничего более обидного, когда у тебя отбирают последнюю надежду, дав перед этим ещё один шанс.

— Знаешь, — он неуверенно усмехнулся, разделяя горечь человека, спиной сидящего перед ним, — мне пришла на ум аналогия, — Павил тихо рассмеялся. — Я уже видел подобное, когда существо пытается познать мир вокруг себя через одно и тоже действие. Видел этот паттерн, — он, едва ступая, подошёл к ней ближе. — Есть млекопитающие, которые практически слепы. Как грызуны. Они вынуждены познавать окружающий их мир через укусы. Да, есть и обоняние, но я выбрал именно то действие. Грызть, кусать. Вот, что мне пришло на ум, когда я попытался понять причину возникновения миллископических чёрных дыр. Тех, что разрушали Андан, но причинили минимум ущерба нам, людям.

Аманда обернулась. Её заплаканное лицо, с проведёнными под глазами напухшими комочками, было прекрасно. Свет, исходящий с Сатурна, освещал её, отражаясь в глазах и небольших линиях влаги, стекающей к подбородку, огибая тонкие губы. Она тяжело дышала, рывками вдыхая и выдыхая воздух.

— Разве он не искал контакта? — слетело с её губ.

— Я не знаю, Аманда, — он повторил это.

Какое-то время они смотрели друг на друга, но потом Аманда отвернулась, возвращаясь к окну иллюминатора, за которым звёздное небо сменялось небесными телами, входя в повторяющийся калейдоскоп.

Павил хотел утешить её, обнять. Он протянул руку к её плечу, но остановился. Он чувствовал себя бесполезным. Он чувствовал себя незнайкой. И он не решился. Выходя из обсерватории, он ещё раз посмотрел на Аманду, но та, склонив голову, хотела остаться наедине с собой. Вселенная не лишена иронии.

Леклерк сам вызвал его к себе. Переступая порог личных апартаментов Павил словил себя на мысли, что не знает, чего ожидать. Но в итоге всё оказалось более предсказуемым.

Мобильная постель уже была собрана и задвинута внутрь стены. Неизменный ковёр из чистого хлопка, сшитый из разной формы кусков, напоминающих диаграммы Эйлера-Венна, и ведущего к плоскому столу из стеклянной поверхности, под которой виднелись металлические конструкции, которые обволакивали оптоволоконные кабеля, уходящие под всё тот же ковёр. А за самим столом, на котором стояла безымянная бутылка спиртного с открытым вакуумным затвором, сидел Леклерк, развалившись в своём кресле. Павил был здесь впервые с момента прибытия.

— Ты пьян?

— Нет. Ну, немножко, — кучерявые волосы Леклерка были взъерошены, но на лице растянулась улыбка. — Разве уже нельзя? — Он поддался к столу, доставая ещё один пластиковой одноразовый стаканчик. — Будешь?

— Почему бы и нет? — Павил вытянул из стены собранный, раздвижной стул, выпрямляя его.

Интерактивные стены превратились в обычные офисные, словно состояли из бетона и железа. На одной из них висело изображение: фреска Рафаэля «Афинская Школа». Трёхмерные модельки действующих лиц выпирались из стены, словно имели углубление под золотистой аркой, вдали в которой виднелось голубое небо с белыми, пористыми облаками. Евклид, как всегда наклонившись, чертил что-то для своих новых учеников, Диоген прилёг на ступеньки, рассматривая свои философские идеи, а за ним, выступая на первый план, Аристотель и Платон что-то обсуждали между собой. Казалось, что картина переливается волнами, подстать мозаике, собранной из миллиона маленький частиц.

— Присаживайся, друг, — Леклерк налил в пустой стакан.

— А где Бао?

— Тебя это так волнует? — удивлённо посмотрел на Павила программист. — Ай, не важно. Он делает одно моё поручение. Последние, если тебя это интересует.

— Надеюсь, это не то, что ты планировал ранее, — Павил отпил крепкого алкоголя. В горле запершило.

— Великое возращение! — Леклерк развёл руками. Таким ещё его Павил не видел. Он пытался казаться радостным, но под улыбкой скрывалась печаль, пожираемая его, как червь, точащий яблоко к сердцевине. — Нет. Я передумал. Хочешь знать правду? Я давно передумал. Ещё до того, как Аманда отправила депешу.

— Это из-за нашего приключение по разуму Андана?

— Они все слепые, друг! — Леклерк пальцем указал куда-то в пустоту. — Но мы с тобой… Мы с тобой видели. Лучше один раз увидеть, чем миллион раз услышать, ведь так? Ты был там. Был со мной. Длань этого виртуального бога коснулась нас.

— Возможно? — неуверенно ответил Павил, сам не понимая, спрашивал он или утверждал.

— Я знаю, что для вас, для тебя, Аманды, Тайлера, Камила — для вас было важнее узнать о Ками, — он налил себе ещё. — А какие надежды мы все строили…

— Что ты будешь делать? Я имею ввиду, что ты будешь делать с исксином?

— Вот поэтому я и пригласил тебя, — губы программиста растянулись в улыбке, а тело поддалось вперёд, опираясь на стол. — Конечно же я не верну его назад в инфополюс. Это пройденный этап и его и мой жизни. Что его там ждёт? Тоже самое, что и меня теперь.

— Ускоряющиеся?

— Они не заступятся за меня, — Леклерк отмахнулся. — Теперь у меня есть только один брат-ускоряющийся, — он указал пальцем на Павила. — И я поведаю тебе, что я сделаю дальше.

Леклерк провёл руками над поверхностью стола, вызывая интерактивную программу. Перед Павилом появилась прозрачная модель в разрезе, состоящая из множества линий, как макет двигателя космического аппарата под рентгеном. Отчётливо прослеживалось программное оборудование, собранное в экранированные стенки, приваренные наспех друг к другу. Павил видел и зажимы для фотонного паруса, скрученного на выдвижных манипуляторах. Пара РИТЭГов малой мощности, примерно, 400кВатт на каждого, расположились симметрично, перпендикулярно системе сплющенных сопел. Реактивные трубы от сопел уходили ближе к центру конструкции, соединяясь с токамаком, работающим от простого водорода. Возможно, годился и водород, наполняющий межзвёздное пространство. От токамака, между ставнями сброса мощности, протянулась сеть кабелей, схем и процессоров. По сути, весь корпус, закрывающий нейронную зеркальную сеть с графеновыми пластинами, состоял из изолированных схем, выполненных в форме квадрата. Система охлаждения уходила на поверхность самодельного агрегата, призванного осуществить вольное плавание.

— Отправишь его в полёт? — грустно спросил Павил.

— Это лучшее, что я могу для него сделать, — у Леклерка заболели глаза, а сердце наполнилось кровью. Было физически больно смотреть. — Конечно, межзвёздная станция собрана наспех, но так, хотя бы, он будет жить. — он отодвинул от себя пластиковый стакан. — Он полетит к центру нашей галактики. Только представь, какая долгая жизнь у него будет. Возможно, он даже нагонит Вояджер и перезапустит. Через тысячу лет он посетит ближайшую по пути планетарную систему. Интересно, будем ли мы уже там? Он оборудован так, что сможет путешествовать миллионы лет, маневрируя между гравитационными колодцами.

— У него будет управление?

— Только, если он этого захочет, — Леклерк посмотрел на Павила. — Точнее говоря: если он осознает, что управление в его руках. Пускай эволюционирует между звёзд, становится лучше, чем его создатели. Я освобождаю его от оков человечества. Дарую ему лучшую жизнь.

— А если он наткнётся на такой же объект как Ками?

— Тогда ещё лучше. Только в следующий раз мы не будем ему мешать. Дилемма заключенного, не дилемма заключённого — какая разница? Это не нашего ума дела. Как ты ещё не понял.

Павил молча кивнул головой.

— Ну что? Пошли посмотрим? — на лице физика появился знак вопроса. — На его запуск, — усмехнулся Леклерк.

Бао уже ждал их в открытом космосе. Он переоборудовал звёздный фонтан, развернув его от Сатурна к грязной линии Млечного Пути, разделяющую вселенную на две половинки. Леклерк и Павил, надев на себя полную экипировку скафандра, вышли в открытый космос, на реактивных ранцах направляясь к инженеру.

Больше космос не пугал и не притягивал к себе Павила. Он стал слишком родным, лишённый хоть какого-то секрета. Смотря в его глубину, не имеющую конца, он видел лишь отражение того, что теперь покоилось внутри его души. Свет несчитанного числа звёзд стал для него блеклыми неодушевлёнными предметами, не имеющих никакой ценности. Тоже самое он мог сказать и про Сатурн — обычная, чуждая человеку планета, не представляющий хоть какого малейшего интереса.

— Я буду скучать, — прозвучал голос Леклерка через динамик.

«А я нет» хотел ответить Павил, но лишь шмыгнул носом.

— Как у остальных настроение?

— Почему бы тебе самому не спросить? — удивился Павил.

— Незачем, — Леклерк пожал плечами, но жест остался никем не замечен. — Думаю, я больше не поговорю с ними.

— Почему?

— Мне нечего им сказать. Да и времени нет, — помолчал, Леклерк добавил. — Передавай им от меня привет.

— Хорошо.

Чувствовал ли Леклерк вину или просто устал от всего, разочаровавшись от того, как в конечном итоге всё обернулось, Павил не мог точно сказать. Их жизни изменились, перейдя невидимую черту, но изменились они для каждого по-своему. Вселенная посмотрела на них, на их мечты и желания, проглотила и ничего не вернула взамен. Павил не хотел спрашивал, какое будущее ждёт Леклерка, но даже если бы спросил, то ответил ли тот ему?

Бао ждал. Такая родная арка дефлектора, лежащая в перпендикулярном положении. Рядом с инженером, удерживаемый выдвижными манипуляторами, повис в пространстве космический аппарат, готовящийся к своему грандиозному отбытию.

— Всё готово, — холодной ответил Бао, когда двое гостей приблизились на расстояние в три метра.

Несколько антенн усеивало поверхность многогранной структуры длинной в добрые пятнадцать метров. Леклерк приблизился к фигуре, прикоснувшись рукой. Бао молча посмотрел на действия своего бывшего шефа, развернулся и полетел куда-то в сторону Андана. Павил едва успел его остановить.

— Куда ты?

— Я сделал всё, что от меня требовалось. Теперь я бесполезен, — Бао кинул прощальный взор на сияющую поверхность Сатурна. — Мне нравилось с тобой работать, Павил, — он протянул руку скафандра.

— Постой. Мы ведь ещё успеем попрощаться до отлёта.

— Я не буду дожидаться прилёта инспекции, — Бао, как в замедленной съёмке, медленно похлопал по ремню, на котором держался ранец. — Полечу в сторону Титана. Ко второй базе.

— Стой, — Павил задумался. — Это же больше миллиона километров от сюда. На одном ранце?

— Давно хотел осуществить что-то такое. Необдуманное. Ещё я послал сигнал скитающемуся параду. Может приютят меня к себе.

— А что мы скажем…

— Скажи им правду. Слишком долго всё скрывалось. И идея Леклерка о блоге Аманды в конечном итоге оказалось слишком удачной.

— Спасибо, Бао, — мягко ответил Леклерк.

— Андана больше нет. Нас — нет.

— Конечно, — подтвердил программист. — Нас больше нет.

Павил, двигаясь в невесомости как умел, пожал крепкую руку Бао, оказавшейся протезом. Инженер улыбнулся сквозь полупрозрачное стекло шлема.

— И мне тоже было приятно работать.

— Передавай пример Камилу, — Бао поднёс руку ребром ко лбу, отбросил её, запуская в неуправляемый полёт. Едва заметные завихрения, вылетающие из ранца, подобрали его, отбрасывая импульсом всё дальше, пока тот не стал пропадать между звёздами и непроглядной космической стороной. Даже солнце не могло его уловить своими вездесущими лучами.

Леклерк, держась за поручни дефлектора, вытянул перед собой руку. На ладошке в дополнительной реальности отобразилась модель одной-единственной кнопки, чьё единственное предназначение было быть использованной.

— Как думаешь, какие открытия его ждут? Переживёт ли он человечество? Найдёт ли он свой дом, где его поймут и примут?

— А что случилось с его настоящей сущностью, — Павил подлетел поближе. — С тем исксином, который сам исчез?

— Как бы я хотел это знать. Ты даже представить себе не может, — в глазах Леклерка отображались звёзды, коих он видел перед собой, раскинутых по всему ночному небу. — Хочешь ли ты узнать, перешёл он в постфизическое измерение или нет? Я не знаю. Но если он сделал это, то сделал без нас. Посмотри на эту линию из пыли, которую мы называем нашей галактикой. И никто не знает, что лежит по обратную сторону, которая скрыта от нас. Мы можем предположить, но не знать. Может там живут точно такие же существа, как и мы? И в этот момент времен они делают тоже, что и мы. Ходят на работу, смотрят на звёзды, совершают идентичные ошибки. Если это так, то пускай Андан долетит до них, хоть через миллионы лет, но тот момент, что во вселенной существовали люди, сотворившие его, будет всегда вместе с ним, — Леклерк слабо улыбнулся, больше самому себе, чем кому-либо. — Я хочу верить, что он осуществил то, что задумывал тогда, в виртуальной вселенной. Что он сделал наши копии. И теперь они, бессмертные, всегда будут с ним в лучшем из миров.

Его палец вдавил на виртуальную кнопку. По дефлектору пробежался ток, пробуждая магнитные силы. Они подхватили самодельный аппарат, пустив его по линии арки. Разогнавшись, он вылетел на встречу холодной вселенной, пронизываемой коричневой линией Млечного Пути. Отлетев на безопасное расстояние, с которого его уже было невозможно визуально наблюдать, он сверкнул одиночным импульсом плазменного выброса, набирая скорость и устремляясь покинуть солнечную систему.