3.


Бергсон ревниво огляделся. Высоко под потолком, спрятанные в специальные ниши, светили люминесцентные лампы. Окна были занавешены плотными шторами. Посреди зала возвышался полукруглый пластмассовый щит с большим матовым, как у телевизора, прямоугольным экраном, приборами, рычажками и кнопками. Бергсон удовлетворенно кивнул головой и показал Паулю на один из двух стульев перед экраном. Передвинув никелированный рычажок на щите, он включил микрофон. Громко, так что под потолком откликнулось эхо, приказал: - Внимание, всем! Начинаем опыт! Повторяю: внимание, опыт!



Он выключил микрофон и нажал красную кнопку. Экран беспокойно зарябил, и в зале медленно погас свет. «Сейчас Пауль Шмидт увидит то, что, кроме меня и Сэма Бриджа, не видел еще ни один смертный. Он поймет, что если его другу суждено остаться в памяти людей, он останется не создателем атомной бомбы». Так думал Макс Бергсон. Одновременно он думал и о том, что мысль эта почему-то не волнует его, как обычно. Он почувствовал, что им овладела апатия. Он как будто наблюдал себя со стороны - движения его были заученно-бесстрастными: вот он нагнулся, вот повернул ручку настройки, стал регулировать резкость.

Постепенно рябь на экране исчезла, и на светло-сером фоне его отчетливо проступило множество темных точек - они располагались ромбами, трапециями, неправильными многоугольниками. Бергсон вяло подумал, что Пауль переживает сейчас то, что когда-то пережил и он. В первый момент Паулю покажется, что он видит на экране небо с необычными темными созвездиями. Но уже в следующий миг он заметит, что «звезды» перемещаются, созвездия непрерывно меняют свои очертания, и тогда он сравнит увиденное со снежинками или, вернее, с пляшущими, мечущимися тенями от снежинок на белой глади сугроба под ночным уличным фонарем. И он поймет и скажет…

- Знаменитое броуновское движение, - сказал Пауль.

- Не совсем,- Бергсон отрицательно покачал головой: - При броуновском движении в жидкости или в газе беспорядочно движутся пылинки или другие мелкие частицы, получая толчки от невидимых нами атомов и молекул. Мы же с тобой наблюдаем тепловое движение самих атомов и молекул. Если быть точным, то мы наблюдаем сейчас движение преимущественно атомов, потому что легкий водород, который исследуется нами, подогрет до температуры, при которой большинство его молекул распалось.

Пауль не ответил. Бергсон повернулся: Пауль сидел с испуганно-изумленным лицом. Брови его были высоко подняты. «Для Пауля чудо уже началось, он видит атомы,- подумал Бергсон. Об апатии он больше не вспоминал. Чудо началось, но чудо впереди!

- Сейчас рассмотрим один из атомов поближе,- взволнованно пообещал он, и осторожно стал поворачивать ручку настройки по часовой стрелке.

Теперь Бергсон внимательно следил за экраном. Одна из темных точек на экране стала заметно расти. Бергсон услышал, как Пауль ухватился за спинку его стула; он понял, что Паулю кажется - они стремительно несутся навстречу далекой-далекой звезде. Бергсону не терпелось поскорее показать Паулю все, но он старался поворачивать ручку как можно медленнее. Он знал по опыту: иллюзия космического полета настолько велика, что неосторожный поворот ручки может привести к тяжелому обмороку Пауля или его.

Строго говоря, они и совершали сейчас полет в космос. Вселенная бесконечна не только в направлении к звездам, но и в глубь материи.

Макс Бергсон, сын девятнадцатого столетия, завидовал тем, кто родился в пятидесятых годах двадцатого, - они отправятся к звездам, увидят то, о чем его поколение в юности только мечтало; читая фантастические романы. Но только ли в юности, и только ли мечтало? Своим трудом, своим разумом, своей жизнью оно создало новому поколению возможность для рывка в космос! Оно построило аппараты, способные унести людей к звездам, но само не сможет полететь на них, потому что состарилось, пока создавало эти аппараты. Ему, Максу Бергсону, повезло как никому из сверстников. Он сам, лично, может путешествовать к далеким мирам; правда, он летит не в космос, но в мир не менее интересный и захватывающий - в микромир, в микрокосмос. Легко представить, как поражен сейчас Пауль, что думает о нем, Максе Бергсоне! Будь Линда жива, она бы порадовалась триумфу Макса.

Прошло четверть часа. На экране разросшаяся точка была уже величиной с теннисный мяч. На некотором расстоянии от «мяча» теперь можно было разглядеть крохотный, меньше горошины, шарик.

- Это невероятно! - зашептал у самого уха Бергсона Пауль. - Модель солнечной системы; солнце и вращающаяся вокруг него планета.

- Атом легкого водорода, - сказал Бергсон.- Ядро и электрон. Начинаем исследование электрона. Приготовься, сейчас увидишь самое главное, - Бергсон сдерживал себя, но, если говорить правду, он был охвачен нетерпеливым азартом. Он был похож на гида, которому попался приезжий художник, человек, способный по-настоящему восхититься собранными в музее шедеврами искусств, и он вводит его в сокровищницу…

Но то, что через несколько минут им пришлось увидеть, ошеломило не только доктора Пауля Шмидта, но и профессора Макса Бергсона. То, что они увидели, они никогда не предполагали увидеть, не должны были увидеть - на этот счет было твердо установившееся мнение ученых. Как-то французский физик Поль Лан-жевен пошутил, что природа вовсе не похожа на деревянных «матрешек», вкладываемых одна в другую и различающихся только по величине. Ланжевен высказал в шутливой форме серьезную мысль. И Макс Бергсон, и Пауль Шмидт были полностью согласны с ней. Они не ожидали того, что увидели, но если бы и ожидали, если бы даже специально стремились увидеть - все равно они могли бы всю жизнь прожить и не увидеть, потому что увиденное ими было одним случаем из многих миллионов неподобных. Просто им повезло.

Такие мысли пронеслись в мозгу Макса Бергсона несколькими минутами позже, а пока, пообещав исследовать электрон, он переключил справа от экрана рычажки и снова взялся за ручку настройки. В зале было тихо. Где-то за толстыми стенами напряженно гудели аппараты, но в зале было так тихо, что взволнованное дыхание Пауля казалось Бергсону неимоверно громким и отвлекало его внимание от экрана. «Волнуется,- думал Бергсон.- Пусть потерпит, осталось совсем немного».

Ядро атома, сверкающее, как маленькое солнце, все еще увеличиваясь в размере, стало постепенно отступать в левый верхний угол экрана и, наконец, совсем исчезло из поля зрения, оставив после себя веер разбегающихся из угла золотистых лучей. Электрон сначала тоже отступал - в противоположную сторону, в правый нижний угол экрана, но потом остановился и быстро двинулся к центру, где опять застыл - оранжево-голубой шарик, омытый потоком золотистых лучей.

Электрон рос. Ощущение было такое, что Бергсон и Шмидт стремительно падают на него. Макс Бергсон почувствовал, что под ложечкой у него сладко заныло и голова стала тяжелой, как бывает, когда несешься на качелях вниз и к затылку на миг приливает кровь.

Электрон был уже величиной с Луну, на его поверхности можно было различить белые, голубые и оранжевые пятна; с каждой секундой пятна проступали все более резко, приобретали оттенки. На оранжевых пятнах появились еле заметные зеленоватые секторы и линии. Электрон, который занимал теперь весь экран, был похож на гигантский глобус.

- Макс, - Пауль схватил Бергсона за плечо, затряс, закричал.- Это материки? То, что я вижу, - материки и океан? Правда, Макс?…

- Правда,- машинально ответил Бергсон. Собственно, материки и океан - и было «то самое главное», что Бергсон собирался показать другу, но сейчас он забыл об этом.

Наконец он вспомнил про Пауля. Странно, что голос Пауля донесся к нему откуда-то сверху, с потолка. «Эхо,- догадался Бертсон и подумал: - Сколько посторонних мыслей лезет в голову. По-видимому, это мозг защищает себя. Без отвлекающих посторонних мыслей человек не выдержал бы той концентрированной сосредоточенности, которая требуется от него в критические минуты, мозг его отказал бы, как перекалившийся утюг».

- Пауль, я этого никогда не видел,- Бергсон сказал так, как будто Пауль утверждал обратное, и ему, Бергсону, во что бы то ни стало требовалось доказать, что он, и правда, «этого» не видел.

- Чего не видел?

- Зеленых секторов и линий на материках. На других электронах их не было. А что, если это места, покрытые растительностью? Понимаешь, растительностью!

Прошло еще четверть часа, и ни Бергсон, ни Пауль уже почти не сомневались, что зеленые секторы и линии - действительно места, покрытые растительностью.

Они наблюдали электрон со стороны полюса, так что, несмотря на его вращение вокруг своей оси, в поле зрения все время оставались одни и те же участки. Отчетливо видны были два разделенных океаном материка. Один из них, похожий на кинжал, острой оконечностью доставал до белой шапки полюса, второй отстоял от полюса далеко, его береговая линия хорошо выделялась на голубом фоне океана. От океана вглубь материков уходили прямые зеленые линии, в мостах пересечений их можно было видеть обширные зеленые пятна.

- Эти зеленые линии очень напоминают марсианские каналы.

- Да, Пауль.

Электрон уже не умещался на экране, детали его поверхности вырисовывались все отчетливей - темно-коричневые хребты, розово-желтые пустыни, голубые внутренние водоемы, зеленые полосы, прямоугольники и трапеции. По экрану, слева направо, не спеша двигалась разноцветная топографическая карта. Бергсон и Шмидт больше не переговаривались. Напряженно вытянув шеи в сторону экрана, они ждали. Бергсон знал, что ждет, на что надеется, что жаждет увидеть Пауль. Он тоже ждал и надеялся.

И они увидели.

- Боже мой! - прошептал Пауль.

Город, выплывший из-за левого края экрана, был похож на правильно вычерченную огромную букву «П». Его пересекали прямые улицы крест-накрест, отчего казалось, что город накрыт мелкой решеткой. Шесть каналов упирались в голубое прямоугольное озеро, вписанное в букву «П». Вдоль каналов, в сторону пустыни, виднелись буквы «П» меньших размеров с крохотными озерами - должно быть, города-спутники.

- Какой огромный город! Как точно спланирован! Какая высокоразвитая цивилизация! - воскликнул Пауль. Бергсон был согласен. Он представлял себе широкие улицы удивительного города, пестрый поток его жителей, слышал шуршание шин быстрых экипажей, видел мечтательные глаза молодого ученого, обдумывающего природу пространства и времени, видел заломленные руки матери, склонившейся над больным ребенком, юных влюбленных на зеленой набережной одного из каналов, чувствовал горячее дыхание окружающей город розово-желтой пустыни. «Быть может, в эту минуту чьи-то пытливые, изучающие глаза следят и за нашей Землей» - подумал он.

Город уплыл, и всю ширь экрана занял голубой океан. Изредка в нем попадались неровные желто-зеленые пятна - должно быть, острова, окруженные белой каймой прибоя.

Показался розово-желтый берег второго материка. И снова они увидели город. Теперь они уже не удивились. Собственно, они увидели половину города. Вторая половина его не попала на экран. Новый город не был похож на первый. Он как бы состоял из вставленных друг в друга широких колец - кольцо домов, кольцо зелени. В центре голубело озеро. В радиальном направлении город пересекали улицы и каналы. Розово-белый, зеленый и голубой, город выглядел нарядно и весело.

Над озером вспыхнуло облачко, ослепительно яркое, с овальными краями. Оно стало быстро расти, закрывая кольца города. Экран запылал золотистым, пурпурным, лиловым светом.

- Что это? - спросил Пауль.

- Не понимаю…

Когда город передвинулся к краю экрана и его можно стало разглядеть сбоку, Бергсон увидел, что оттуда, где находилось озеро, стремительно поднимается баобаб - именно баобаб с могучей пурпурно-лиловой кроной. Кольца города мешали чудовищному «дереву», и оно рвало их распирающимся вширь стволом и выгибающимися дугой корнями.

- Что это?! - настойчиво повторил Пауль.

Город скрылся за экраном. Ослепительная игра красок сменилась однообразием розовато-желтой пустыни, изредка пересекаемой зелеными полосами каналов. Пауль опять повторил свой вопрос, и Бергсон ответил, что не знает, были ли они сейчас свидетелями чего-то, подобного земному извержению вулкана и нелепой гибели прекрасного города. Надо подождать, когда электрон обернется вокруг своей оси.

Время тянулось медленно. Дважды верхняя часть экрана снова начинала светиться тревожным лилово-синим светом, но сам источник света в поле зрения не попадал. Наконец пустыня кончилась, и начался голубой океан. Экран больше не проявлял беспокойства. Но тревога Бергсона росла. Перед глазами стоял огненный баобаб.

«Баобаб» - первое сравнение, которое пришло ему в голову. Бергсон думал о том, что есть другое, более точное сравнение. Но он никак не мог припомнить - какое. Между тем Бергсон знал, что, припомни он нужное слово, и многое ему стало бы понятным. Но в памяти образовался провал.

Океан сменился пустыней, и снова запылал левый край экрана. Показался город. Над вписанным в букву «П» озером вздымалось огненное дерево. Опять дерево! Город был точно залит расплавленным свинцом, по которому проскакивали синеватые и фиолетовые змейки. Приближаясь к середине экрана, ствол чудовищного дерева укорачивался, а золотистая, пурпурная крона его разрасталась, постепенно закрывая город.

- Гриб! - с ужасом произнес Пауль.

Бергсон тотчас вспомнил. Аламогордо, освещенные ослепительным светом ущелья, горный хребет и взвившийся к небу с раскатистым ревом гигантский гриб. Да, гриб - это было то самое слово, которое он не мог припомнить. Разумеется, речь сейчас шла не о взрывах именно атомных или водородных бомб, не о ядерных реакциях - масса ядра во много раз больше массы электрона! - но о таких же опасных для электрона взрывах, как для Земли взрывы атомных и водородных бомб. «Но там, на электроне, высокоразвитая цивилизация! - лихорадочно соображал Бергсон.- Разве не об этом свидетельствует грандиозная сеть каналов, вытянувшихся вдоль дуг больших кругов - кратчайших линий на шаре,- или гигантские города, расположенные в местах пересечений каналов? Неужели различие в форме городов отражает не только какие-то различия в природных условиях двух материков и необходимость целесообразно примениться к ним, но и различия враждующих общественных систем»?

- Это ужасно,- вырвалось у него вслух.- Этого не может быть! Как они решились? Это же самоубийство!

- Комедиант! - вдруг отчаянно закричал Пауль и вскочил на ноги.- Замолчи! Замолчи сейчас же!

Бергсон почувствовал горький металлический вкус во рту. Дотянувшись до красной кнопки, он нажал ее и, выключив экран, закрыл лицо руками. Он задыхался.


Загрузка...