Глава 13

Будучи маленьким мальчиком, Рагнор не ведал того, что мир полон насилия и жестокости, как и того, что его ждет удивительное наследие в будущем.

Деревушку возле моря, в которой он родился и жил, можно назвать благословенным местом. Земля рождала отменно, здесь царили мир и покой. Фермеры пестовали землю, рыбаки выходили в море, пастухи заботились о тучности стад. Весной и летом наливались богатым урожаем поля, а в лесах водилось полно дичи. Долгими холодными зимами мужчины вырезали на брусках дерева затейливые узоры, а сказители развлекали молодых и старых сказками о богах, о войнах с гигантами, о безрассудстве всех земных созданий. Над людьми царствовала власть закона, и потому все жили в мире и согласии. Представители семейств собирались в большом доме, и его двоюродный дед имел решающее слово на совете старейшин. Когда спор нельзя было разрешить миром, мужчины брались за оружие, и тогда раздавался лязг мечей, как во времена битв между богами, когда Один раздувал северный ветер, а Тор в гневе своем метал громы и молнии. Умереть в такой битве считалось честью, ибо Валгалла была открыта только для тех, кто сражался храбро и победил королевство Зла, пристанище богов нижнего мира. Религия и сказания сплетались воедино.

Несмотря на то что деревня, в которой жил Рагнор, считалась небедной, несмотря на мирное течение жизни, он с ранних лет обучался основам боевого искусства. Отец его приходился племянником старейшины и в своем королевстве находился не на последнем счету. Его уважали и боялись — он слыл великим и сильным воином, часто бывал в отъезде, и имя его произносилось почтительным шепотом. Он внушал благоговение и страх одновременно. Будучи седьмым сыном такого выдающегося человека, мальчик находился под пристальным присмотром. За ним наблюдали, на него возлагали надежды, и он знал с того самого часа, как научился говорить и ходить, что однажды он войдет в мир, где от него потребуют превзойти других мужчин в доблести и отваге. Ему не позволят обмануть возложенные на него надежды. Собственно, тут не было ничего особенного, ибо все юноши знатных родов обучались ценить силу и мужество как высшие добродетели. Несмотря на удачное географическое расположение и тучные поля его родины, она могла оставаться богатой и плодородной только при условии, что многие сыны ее будут плавать за моря и создавать новые поселения, привозя из-за морей новые богатства. Богатства, принадлежавшие другим людям.

Он всегда знал, что станет викингом. Таков был порядок вещей. Его старшие братья разлетелись из отчего дома и возвращались порой спустя годы, чтобы похвалиться великими завоеваниями и привезти домой золото, произведения искусства. Они рассказывали о монахах, которые переписывали книги, привезенные ими из-за моря. Монахи поражали их своей беспомощностью. Слабаки, они плакали и молились, взывая к своему Богу, но не получали от него помощи, умирая в неравном бою с людьми его племени, которых они называли демонами.

Часто, когда отец его уходил в море, мать шепотом молилась Фрее. Потом, повзрослев, он часто задавался вопросом, молится ли она о том, чтобы он вернулся, или о том, чтобы не возвращался никогда.

К тринадцати годам он уже перерос большинство мужчин в деревне, а ведь все жители отличались высоким ростом, и владел лучше всех оружием.

Одно из первых его воспоминаний относилось к тому, как он ходил на пристань встречать возвращавшихся воинов, храбрых, яростных, неистовых, среди которых находились те, что слыли неуязвимыми. Они плавали в поисках золота и сокровищ по морям, терзаемым штормом, наводили ужас на жителей прибрежных городов и селений. Они сеяли хаос и часто возвращались не только с мертвым металлом, но и с живой добычей, привозя рабов для жен знатных людей. Рабы обрабатывали поля и собирали урожай. В их сообществе существовали занятные законы: поскольку стойкость и мужество считались высшими добродетелями, раб, сумевший доказать, что обладает доблестью и храбростью, однажды мог стать одним из них и сам воевать за морем на их стороне. Когда возвращались воины, трубили в длинный рог, и вся деревня выходила встречать героев, чтобы послушать их рассказы о битвах и победах и подивиться тому, что создавали иные цивилизации.

В тринадцать лет он впервые отправился в море со своим старшим братом Хаганом. Они сделали остановку на острове к северу от берегов Шотландии, затем путь их лежал на юг, вдоль Гебридских островов, где, по слухам, жили монахи, привезшие из Франции реликвии, выполненные из золота лучшими парижскими мастерами. Моряков мало интересовали хрупкие кусочки костей, хранившиеся в золотых ковчегах. Их интересовал только сам металл.

Рагнору понравилось плавать. Он любил море и не возражал против ломовой работы. Рагнор мог грести часами без устали в штиль, когда ладья с головой дракона на носу могла передвигаться только на мускульной тяге. Он любил и штормовое море, когда ветер перемешивал небо и воду, черные волны вздымались ввысь и рождалась буря, которая заставляла его чувствовать себя как нельзя остро воином, сражавшимся со стихиями, ниспосланными богами.

Острова, где правили его дальние родственники, погонщики рабов, в которых они превратили местных жителей, будили в нем острый интерес. Он никогда не видел столько разных народов: многие племена отличались низкорослостью. Маленькие черноволосые и смуглые люди говорили на незнакомом языке, который он находил занятным. На островах они запасались провиантом для дальнейших странствий и чинили суда. Там же они упражнялись во владении оружием, устраивали состязания, в которых призами служили женщины, доспехи, оружие и щиты. Все шло хорошо, покуда один из хозяев островов, на которых они отдыхали, не услышал о сокровищах, которые они собирались захватить на юге. Жители островов посчитали, что сокровище по праву принадлежит им, завязался спор. Ссора разгоралась, грозя перейти в резню. В круглом зале старейшин на собрании, проходившем у огромного костра, брат его Хаган похвалился, что его брат рожден под особой звездой и отмечен богами, поэтому способен победить воина вдвое крупнее себя. Брат его, седьмой сын седьмого сына, рожденный под черной луной глубокой полночью, способен победить самых сильных, самых искусных воинов. Они будут биться до смерти, и люди победителя отправятся в плавание, чтобы добыть сокровища юга.

Многие стали смеяться над Рагнором. Рагнор был потрясен, он совершенно не мог понять, отчего его брат так жаждет его смерти. Старейшина пристально посмотрел на него, оценивая его шансы. Рагнору пришлось сказать, что его доблесть еще не подвергалась проверке, но старейшина настоял на битве, которую предложил Хаган. Старейшина пригласил самого сильного из своих людей, человека по имени Олаф, по кличке Гигант.

Гигантом его назвали не зря. В плечах он был так же широк, как высок ростом, а рост его поражал воображение. Однако толстым его нельзя было назвать — сплошная глыба мускулов. В возрасте тринадцати лет Рагнор оставался худым, несмотря на тяжелый физический труд на корабле и неустанные упражнения с оружием. Боги ждали от него неколебимого мужества перед лицом битвы, но Рагнор не мог не бросить взгляд на своего брата, прежде чем сразиться со своим будущим и скорым убийцей. Во взгляде его читался упрек — брат предал его. Однако Рагнор знал, что лучше пасть от руки Олафа Гиганта, чем проявить трусость и стать объектом гнева своих собратьев-викингов.

Он вышел в круг перед костром — место, означенное для битвы. Ему дали три щита и три вида оружия. Рагнор выбрал топор, палицу и меч. Едва он вышел в круг, едва заслонился деревянным мечом, как Олаф налетел на него, пообещав подарить смерть быструю и безболезненную, что позволит ему занять «детское» место среди богов. Одним взмахом боевого топора Олаф разрубил деревянный щит противника. Рагнор отступил, взял протянутый ему второй щит. Он едва успел схватить его, как Олаф наскочил на него вновь и занес боевой топор.

Рагнор отскочил в сторону. Олаф промахнулся, и боевой топор глубоко ушел в землю.

— Убей его! Вот твой шанс! — закричал ему брат. Но Рагнор медлил с ответным ударом. Олаф вытащил оружие из земли и вновь пошел в наступление.

Рагнор пригнулся и пошел вкруговую под одобрительные крики присутствующих. Когда Олаф разрубил второй его щит, Рагнор уронил палицу и, бросив на землю расщепленный щит, уже не годный для боя, взял меч.

Когда Олаф бросился на него, со смехом занося топор, Рагнор сделал стремительный выпад. Он ударил молниеносно и нанес удар с потрясающей, смертельной точностью.

Рагнор попал Олафу в горло. Олаф, ошалело глядя на юнца, уронил оружие и схватился за горло обеими руками.

Кровь текла по пальцам гиганта. Мгновения казались вечностью. Олаф во все глаза смотрел на Рагнора.

Затем, мертвый, повалился на землю.

Мужчины ликовали, приветствуя победителя. Хаган выступил вперед и обнял брата за плечи.

Ему бы следовало испытать восторг, душевный подъем, какой испытывали его соотечественники, но внутри его оставалась пустота.

В ту ночь старейшина острова дал ему щит, обрамленный серебром, древнюю реликвию, привезенную с развалин римской деревни, расположенной далеко на юге, на континенте, не на островах. Старейшина наградил его еще и двумя женщинами, привезенными с тех островов, где живет желтая раса.

Рагнор ничего не имел против такого подарка. Женщины научили его таким вещам, о которых он раньше не имел представления. Но, несмотря на все выпитое, несмотря на силы, отданные женщинам, он так и не уснул в ту ночь.

Ведь он должен был умереть.

На следующее утро он обратился к брату:

— Ты не раздумывал, рискуя моей жизнью.

— Я никогда не рисковал твоей жизнью.

— Он был вдвое больше меня.

— Но ты седьмой сын нашего отца.

— Значит, я бессмертен? Сын богов? — презрительно процедил Рагнор.

Хаган ткнул пальцем брату в лоб.

— Седьмой сын волка, седьмого сына волка. Дитя глубокой полночи, зачатый глубокой полночью, рожденный глубокой полночью. У тебя есть хитрость волка, голод волка и волчья верность.

— И потому я бессмертен? Хаган широко улыбнулся.

— Ну, я слышал о бессмертии, а теперь у меня есть доказательства.

— Ты рисковал моей жизнью! — гневно воскликнул Рагнор.

— Викинги не живут вечно. А место в Валгалле им гарантировано, лишь если они совершают великие подвиги на земле.

На следующий день они отплыли на поиски сокровища юга.

На берегу началась резня, от которой Рагнора замутило. Викинги напали на маленькое поселение монахов и затеяли кровавую бойню.

Мужчины в коричневых одеяниях, с выбритыми тонзурами носились по берегу, вопя и падая на колени. Они взывали к своему единственному истинному богу. Хаган смеялся и рубил их в щепки, неуклонно приближаясь к их капищу.

Рагнор шел следом, напоминая себе, что он здесь на испытании, что его назовут трусливой девчонкой, если он осудит насилие.

Но они заставили его драться с Гигантом, и он имел право голоса.

И вот он закричал так громко, что заставил их прекратить бойню и посмотреть на него.

— Оставьте их! Оставьте им жизнь! — приказал он и, подойдя к брату, выхватил у него из рук тощего человечка, которого тот хотел убить.

— Вы пришли за сокровищем. Берите сокровище.

— Ты струсил? — закричал один из самых неистовых воинов, викинг по имени Ульрик. — Седьмой сын седьмого сына — трус? — Ульрик трясся от хохота.

Наступила мертвая тишина.

— Берите сокровище! — стоял на своем Рагнор. Монахи были слишком потрясены, чтобы протестовать. Позже Рагнор подумал, что при иных обстоятельствах они предпочли бы умереть, защищая свои реликвии. Один из них стоял у входа в монастырь. Высокий, очень высокий мужчина.

— Берите золото и серебро. Оставьте то, что для вас ничего не значит, — кости и прах.

— Кости и прах принадлежат земле! — выкрикнул Хаган.

— Оставьте им их талисманы, — приказал Рагнор. — Я слышал о дворцах Валгаллы и понял, что великие воины умеют проявлять милосердие.

Викинги, сквернословя сквозь чубы, позволили оставшимся в живых монахам переложить свои драгоценные реликвии в каменные чаши, которые они скорее всего использовали для еды. Брать с собой то, что монахи считали священным, воины не стали. Перед отплытием к Рагнору, ожидавшему погрузки судна на каменистом утесе, подошел тот самый высокий монах.

— У меня было видение, что ты придешь, — сообщил он юноше.

Рагнор скептически на него посмотрел. Монах улыбнулся.

— Не досаждай мне, не то я велю им перерезать тебе горло.

— Паренек с огоньком, — пробормотал монах, — но ребенок остается ребенком.

— Я больше не ребенок.

— Пройдут годы, прежде чем ты превратишься во взрослого мужчину. Но я начал молиться много лет назад, зная, что корабли викингов опять выходят в море. И Бог ответил мне во сне, он велел мне не бояться. Ты придешь, чтобы защитить нас.

— Я пришел, чтобы украсть серебро.

Монах пожал плечами. Он снял с шеи медальон и протянул его Рагнору. Рагнор едва не ударил его, когда тот попытался надеть ему цепочку на шею.

— Вот серебро, но не украденное, а подаренное. Медальон украшен драгоценными камнями, это реликвия. Он снят с тела самого Иоанна Крестителя.

— Я не верю…

— Ты поверишь. Ты седьмой сын седьмого сына, но не седьмой сын своей матери. Рагнор насупил брови.

— Твой отец забрал ее из наших краев много лет назад. Она была целительницей, ребенком язычников, принесенным в церковь на крещение. Твой отец благословен — или проклят — властью. Твоя мать знала дела земные.

— Ты глупец, старик. Откуда ты все знаешь?

— Вы зовете его Одином. Римляне звали его Юпитером. Он могущественнее, чем думаете вы или думали римляне, но он остается самим собой. И поэтому я знаю, о чем говорю.

Монах покинул его. Позже, вечером того же дня, Рагнор спросил Хагана об отце. Хаган, смачно вгрызаясь в ногу барана, некогда принадлежавшего монастырской братии, пожал плечами.

— Он имел три жены. Майда, которую он любил ребенком. Моя мать Ингрид, которую он выкрал у датчан. Элспет, твоя мать, которую он привез из набега много лет назад откуда-то к северу от этих мест.

Потом, когда судно отчалило с отливом, Рагнор вновь увидел монаха. Тот стоял на ступенях, ведущих в монастырь. Он поднял руку, прощаясь с Рагнором.

Рагнор не ответил ему прощальным приветствием — уж слишком зол он был на него.

В Норвегию они так и не вернулись. Весть о том, что случилось в монастыре, переходила из уст в уста, путешествовала с теми, кто узнавал новости от других, и, вместо того чтобы прослыть слабыми и трусливыми, викинги из деревни Рагнора вдруг обнаружили, что стали знамениты — их услугами жаждали воспользоваться многие их благородные сородичи, правящие на островах. Искали их услуг и шотландские лорды, и ирландские короли. Люди Рагнора доходили по морю до самой Сицилии. Хаган выслушивал тех, кто желал воспользоваться их услугами. И, как принято у норвежцев, людей Севера, Хаган предлагал дружинникам выбор — участвовать в предложенной битве или отказаться от нее.

Рагнор стал замечать за собой, что хочет еще раз побывать в монастыре, который они когда-то разграбили. Его влекло к книгам, сама личность монаха казалась ему интригующей, как и тот факт, что монахи умели говорить на многих языках мира — живых и мертвых.

Он вернулся и вернул отнятую реликвию.

— Что ты хочешь в обмен? — спросил у него худой востроносый аббат.

— Языки.

— Что?

— Я хочу выучить языки, на которых ты говоришь. Хочу уметь говорить так же, как ты. Хочу знать латынь, на которой ты пишешь, гэльский, что я слышал в деревнях Шотландии, и английский нижних стран. Еще я хочу знать французский и…

— По очереди, дружок. По очереди…

Итак, он стал в монастыре частым гостем.

Со временем Рагнор научился драться в настоящем бою, в совершенстве овладев искусством воина. Среди викингов было много таких, кто подходил к нему и спрашивал, что именно он думает о той или иной битве. Например:

— Дублин — город, основанный викингами. Теперь короли просят нас сразиться против пришельцев с Севера. Это хорошая битва. За правое дело.

Он соглашался, что дело правое. И еще он замечал за собой, что если бывал убежден в правоте дела, то становился в бою неистовым и беспощадным. Не раз он отнимал жизнь, не щадя своего врага, жестоко и яростно, но никогда не забывал, что чувствовал, когда погиб Олаф, поэтому строжайше запретил убийство ради убийства — крестьян, женщин, детей и стариков. Рагнор понимал, что жажда мести может сделать убийцами тех, с кем жестоко обошлись победители. И еще Рагнор обнаружил, насколько поразительно быстро те, ради которых они дрались, способны повернуть мечи против своих благодетелей.

Как-то они бились на стороне короля, правившего островом к западу от Шотландии. Дрались они против датчан, хотя войско, выставленное датчанами, очень сильно напоминало их собственное.

Король острова наградил их меньшим островом, который теперь они могли назвать своим собственным. Они богатели, и другие викинги присоединялись к поселенцам. Мужчины брали себе жен — некоторые женщины шли за них по своей воле, кого-то брали силой. Путешествуя по морю, они добывали богатства и привозили их с собой, но Рагнор не захотел оставаться на острове постоянным жителем. Во время очередного отъезда умерли мать Рагнора и его отец. Рагнор глубоко скорбел о смерти матери. Что же касается отца, то, несмотря на уважение и почитание, смешанное со страхом, который испытывали к нему все, Рагнор не настолько хорошо знал своего отца, чтобы сильно тосковать по нему. Тем не менее Рагнору жаль, что он не смог у отца получить ответы на многие вопросы.

Дядя Рагнора тем не менее по-прежнему оставался в их деревне старейшим. Он рассказал Рагнору, что его мать, которая была изначально захвачена и увезена с родины как рабыня, много лет впоследствии жила среди его народа как равная. Рагнор знал, что его мать любили и уважали. И похороны ей устроили на славу. Дядя сказал, что ковчег с ее телом, сожженный на фьорде, горел поразительно ярко всю долгую лунную ночь.

— Мои родители многое могли бы мне рассказать, — промолвил Рагнор.

— Возможно, не так много, как ты думаешь. Что слова — сама жизнь наш учитель, и она научит куда лучше, чем любое родительское наставление.

Рагнор вместе с Хаганом и верной дружиной вернулся на маленький остров у шотландских берегов. Теперь мало что связывало его с родной деревней.

К тридцати годам он обзавелся собственным домом, стадом коров, отарой овец и табуном лошадей. Он не был женат, но одиноким тоже не оставался. В жизни он имел много женщин — чужестранки с дальних берегов, пленницы, всегда готовые угодить, служанки, сами предлагавшие ему свои услуги. С Хаганом они крепко сдружились и вместе командовали дружиной.

В том году их позвал па помощь богатый вождь, живший в двух днях пути к югу, в поселении на берегу реки. Рагнор вместе с Хаганом отправился на переговоры с вождем.

Людей забирали и убивали. Враги обитали неподалеку, приходя в деревню и превращая ее в руины. Смуглые, черноволосые, на низкорослых конях, они приходили ночью и исчезали в темноте — ночь была их союзницей.

Люди их страшно боялись, ибо они не просто убивали. Они забирали с собой детей.

Рагнор и Хаган согласились помочь истребить врагов. На обратном пути Рагнор с братом заехали в монастырь, тот самый, откуда они когда-то украли серебряный ковчег. Рагнор и сам не знал, почему ему так захотелось поговорить с монахом, которого он когда-то защитил. Монаха звали Питером.

Питер, кажется, ждал его приезда. Он уже приготовил длянего суи и хлеб и слушал с живым интересом то, что рассказывали ему Рагнор с Хаганом.

— Зло пришло, — констатировал Питер.

— Ба! — презрительно воскликнул Хаган. — Иностранцы — трусы, как любит говорить Рагнор. Воюют они без оружия и нападают на слабых.

— Ты советуешь нам не вступать в битву? — уточнил Рагнор, ибо монах вел себя странно.

— Нет, вы должны вступить с ними в бой. И вы должны не просто убить их, вы должны их разбить наголову — уничтожить полностью. Оружием для них будут служить кулаки и зубы. Да, зубы. О них вы не должны забывать во время боя. Берегитесь их зубов! Они древние воины, одни из самых древних на земле, и принося? не просто смерть, но заразу. Их называют воинами ада — черной силой, воюющей с Богом.

— Если бы твой единый Бог был таким всемогущим, он уничтожил бы их, — раздраженно высказался Хаган.

— Наше дело правое, их — нет.

Питер не обращал на Хагана внимания, он обращался только к Рагнору.

— Берегись их.

— Мы их уничтожим, — уверенно заявил Хаган. — Мы вернемся на наш остров, погрузимся на корабли и отправимся к вождю. Там мы поможем ему выстроить укрепление. И сразим врага.

Две недели спустя они отправились в плавание. И уже направляя корабли из моря в реку, они увидели то, что ждало их впереди. Приблизившись к деревне, которую они совсем недавно посетили, ту самую, где их приветствовал вождь, просящий их помощи, они не нашли ничего, кроме обгоревших головешек и жалких землянок.

Вытащив ладьи на берег, викинги молча взирали на пепелище. Гудрик, толкователь рун, покачал головой.

— Вернемся назад! — посоветовал он Хагану.

— Нет, — ответил Хаган. — Мы посмотрим, остался ли кто в живых. Мы обещали помощь, и мы сдержим слово даже перед мертвецами.

Рагнор вышел на берег без большой охоты. Он знал, что и брат его испытывает те же чувства, но знал он и то, что Хаган свято верит, что мужчина не должен руководствоваться страхом, какова бы ни была его природа.

Не успели они сойти на берег, чтобы увидеть мертвецов и мух, вьющихся над ними, как Эрик, оставленный сторожить корабль, окликнул их.

По реке шли корабли. Пораженный, Рагнор увидел, что сюда прибыли монахи. На носу корабля, следовавшего первым, стоял Питер, и седые волосы его трепал ветер.

Все монахи держали в руках мечи.

Рагнор и Хаган подошли поприветствовать новоприбывших.

— Вы забыли об обете жить в мире, данном вашему Богу, и взяли в руки мечи? — воскликнул Хаган.

— Мы идем на битву во имя Бога. Мы идем воевать против тех, кто крадет мертвых, а не живых.

— Монах, ты говоришь чепуху, — презрительно молвил Хаган.

Рагнор пошел в глубь деревни, где царила смертельная тишина. Казалось, ни одного существа не осталось в живых. Лошади, собаки, домашний скот — все лежали вповалку вместе с человеческими трупами.

— Здесь веет злом, неземным злом, предупредил Гудрик и, кивнув в сторону аббата Питера, добавил: — Как он сказал, его Бог побоялся бы ступить сюда.

Но норвежцы продолжали продвигаться вперед. Оглянувшись на странный звук, Рагнор увидел, что Питер методично отрубает мертвецам головы.

— Питер! Что ты делаешь? — скорее в недоумении, чем с отвращением или гневом воскликнул Рагнор.

— Мы сожжем их с молитвой, — сказал Питер, как будто его слова могли дать объяснение его действиям.

— Давайте поищем живых, — предложил Хаган. Они продолжали путь, пока не набрели на деревенскую церковь. Дверь приоткрылась и закачалась на петле. Братья переглянулись. Хаган пожал плечами.

— Кто хочет жить вечно? — с напускной веселостью спросил он.

— Я пойду первым, — пожал плечами Рагнор и добавил: — Я — седьмой сын.

— Мы пойдем вместе.

— Здесь всего лишь церковь.

Они сделали вместе еще один шаг, приблизившись к входу. Дверь широко распахнулась. Из церкви выбежала девочка и бросилась к Хагану, который от удивления чуть не упал.

Затем вышел юноша, щеки которого едва покрывал пушок.

— Мы побежали в церковь, когда они начали наступать, — торопливо заговорил он. — О Господи! Вы меня понимаете? Мы единственные выжили! Они… Они напали на овец и коров. Я видел, как мой отец…

Больше он ничего не сказал, он перегнулся пополам и упал на землю в рыданиях. Монахи подошли сзади. Один из них помог мальчику подняться на ноги.

— Сколько людей выжило?

— Пятнадцать — двадцать… все в церкви.

— Начинаем строить баррикаду, — громко приказал дружинникам Хаган.

— Вы можете строить свои баррикады, — объявил Питер, но я нам говорю — в церкви вы будете в безопасности.

— Мы должны строить заграждения, — начал втолковывать монаху Рагнор.

— Если должны, то стройте, — ответил ему Питер, — а мы должны делать то, что нам надлежит. Сын мой, — спросил Питер у мальчика, — где же остальные?

— Сейчас выйдут, теперь, когда… мы вас увидели. И тут из церкви начали выходить люди. Те, кто шел позади, в безумии своем толкали тех, кто выходил первым.

Какая-то женщина бросилась к Рагнору. Она обхватила его руками и подняла лицо с огромными черными глазами. Растрепанные темно-каштановые волосы ее разметались по спине. Юбка была порвана, рубашка вся в пыли, щека поцарапана. Она была очень красива.

— Слава Богу! — прошептала она. Он смотрел на нее во все глаза.

— Вы здесь, вы пришли. Вы не солгали моему отцу, вождю.

— Мы пришли слишком поздно.

— Но вы спасете жизнь нам, оставшимся!

— Спасем или умрем вместе с вами, — пообещал Рагнор.

— Алан, помоги им. Отдай им то, что осталось у нас из инструментов. Мэри, помоги мне принести воды и все, что мы сможем найти из еды.

Она все продолжала его обнимать.

— Мы будем сражаться вместе с вами или погибнем, — тихо произнесла она.

— За работу! Скоро наступит ночь!

— Принимайтесь за мертвецов, други мои! — призвал Питер монахов. Рагнор покачал головой, но монахи продолжали работать с утроенной энергией, собирая и животных, и людей. Разожгли огромный погребальный костер.

Запах горелой плоти оказался мерзок.

— Даже для викинга, — печально усмехнулся Хаган. Когда стемнело, Питер настойчиво велел всем идти в церковь. Хаган согласился.

— Норвежцы не боятся темноты, — обратился к монаху Хаган, — но люди устали.

Церковь представляла собой наилучшее укрытие — что-то вроде крепости. Тем более что вокруг нее успели возвести частокол.

Прошло несколько часов. Оставшиеся в живых женщины принесли воду и все, что осталось из еды. Дочь вождя подошла к Рагнору. Тот стоял у освещенного луной окна.

— Хаган сказал, что на твое место придет другой часовой. Тебе надо поесть. Пойдем, я приготовила для тебя пищу.

Она повела его в угол, где несколько деревянных скамей сдвинули вместе так, что получился стол.

Он ел жадно, с волчьим аппетитом, а насытившись, спросил:

— Я съел и твою долю?

— Даже если так, я не возражаю. Я к твоим услугам, хотя такие, как ты, берут то, что хотят, не спрашивая о желаниях других.

— Такие, как я?

Она пожала плечами.

— Ну да. Викинги.

— Ах, викинги.

Она опустила голову, но вскоре вскинула ее с дерзкой улыбкой.

— Хорошо. Может, дело не только в том, что ты — викинг.

— В самом деле?

— Ты — мужчина. Мужчины всегда берут то, что хотят, оставляя после себя… разрушение.

— Ты видела людей, темных врагов, приходящих ночью?

Она отвернулась.

— Я ничего не видела. Я приходила сюда и пряталась под алтарем, как мне велел отец. Мы знали, что они приходят в темноте. Большинство мужчин выходили им навстречу, чтобы драться. Ты видел, сколько их там полегло снаружи, Некоторые женщины и дети прятались в церкви. Но большинство надеялись отсидеться в домах.

— Я не видел тебя, когда мы встречались с твоим отцом и его помощниками, — проговорил Рагнор. — Я не знал, что у вождя есть дочь. Как тебя зовут?

Она смотрела на него, сияя карими глазами.

— Нари, — назвала она свое имя. — Меня зовут Нари. — И она взяла его за руку и переплела свои пальцы с его пальцами.

Загрузка...