Я в своей старой комнате, лежу на своей старой постели и пялюсь в стену. Было неожиданно обнаружить здесь все абсолютно нетронутым, хотя с учетом моей якобы «кончины», я скорее ожидал увидеть голые стены. Наверное, мама отвоевала комнату у Генерала.
Пытаюсь устроиться поудобнее. После нескольких месяцев спанья на лысых лагерных койках мой дорогостоящий ортопедический матрас должен бы ощущаться невероятно воздушным и мягким. Однако он больше похож на кровать из гвоздей.
После натянутого обеда, в течение которого мы с отцом оба притворно радовались моему возвращению, я оказался в своей комнате один и наконец-то смог немного расслабиться и стереть с лица фальшивую улыбку. Я выжат как лимон и напуган. Пусть мне удалось отсрочить казнь на три испытательные, дарованные Генералом, недели, это не гарантирует мне попадания в лаборатории. Но если вдруг мне все же повезет, все равно нет гарантии, что я найду способ восстановить Первую, оградить ее от страха неминуемого исчезновения. И даже если мне удастся ее спасти, у меня нет плана, как спасти себя самого, как сбежать отсюда, когда все будет кончено.
Нужно это продумать, потому как в данный момент смерть отнюдь не кажется мне наихудшим сценарием. Куда более ужасной участью мне представляется прохождение отцовского испытания, добыча «позволения» вновь жить в этом месте, и как следствие ― необходимость какое-то время притворяться верноподданным могадорцем.
― Да уж…тяжкое было зрелище. ― Первая появляется около двери.
Вздыхаю, радуясь ее компании.
― Не знал, что ты там была.
Она неторопливо подходит и садится в ногах кровати.
― Я старалась держаться позади и не попадать в твое поле зрения. Решила, что тебя лучше не отвлекать. ― Первая смотрит на меня с теплотой. ― Представление века, скажи?
― Не то слово…
Первая выглядит виноватой, переживает за мою безопасность.
― Ты уверен, что я того стою?
У меня получается изобразить уверенную улыбку.
― На все сто.
Вдруг дверь распахивается и в спальню влетает моя сестра, Келли.
От удивления вскакиваю с кровати.
― Значит, ты вернулся, ― говорит она без восторга, окидывая меня оценивающим взглядом.
― Ну да, ― отвечаю я. Даже не знаю, следует ли мне кинуться и заключить ее в объятья?
Решаю повременить и посмотреть, как она себя поведет.
― Что ж, полагаю, это здорово. ― Сестра нерешительно теребит ручку двери.
― А чего ты ужин пропустила?
Как раз за ним отец поведал, что Ивана продвинули по службе, переведя куда-то на Юго-Запад ― от этой новости я испытал такое облегчение, что пришлось прикрыть губы рукой, иначе Генерал мог заметить, насколько я рад― а вот почему отсутствует Келли мне никто не объяснил.
― Задержалась. Я сейчас после школы хожу на занятия в Питомник. ― Питомником здесь некоторые из нас называют загоны для пайкенов в подземном комплексе. Пайкенов выводят в нижних лабораториях и натаскивают для сражений. ― Как сдам выпускные, пойду на дрессировщика. Мне сказали: у меня талант.
― Ого, ― отвечаю я. ― Круто.
Не верится, что я несу такую чушь, да еще так неуверенно. Вернуться в Эшвуд, в это осиное гнездо, и испугаться собственной младшей сестренки. Жалкое чувство.
― Короче, ― заявляет она. ― Я что сказать хотела. Поздравляю со спасением-возвращением и все такое. Но, знаешь, ты и со своей смертью устроил мне конкретные напряги. А теперь еще приходится друзьям объяснять, почему братец-неудачник вернулся. В общем, ты мне всю жизнь так испоганишь.
Я потрясен ее бессердечием, хотя оно мне понятно. Для могадорцев, в отличие от большинства людских культур, смерть в бою ― бесславный конец. Так что поражение в битве и выживание почти ничем не лучше предательства. Мамину радость от моего спасения сестра не разделит… как и все остальные в Эшвуде.
― Я это к тому говорю, чтоб ты не обижался, если я тебя при других игнорить буду, окей?
― Я понял, ― отвечаю я.
― Отлично, ― говорит сестра.
И уходит, не пожелав спокойной ночи, не говоря уже об объятьях.
Бросаю на Первую унылый взгляд.
Быстро стерев с лица выражение жалости, она выдает одну из своих коронных, наиболее язвительных улыбочек.
― Добро пожаловать домой, Адамус, ― говорит она.