Глава 11

Итак, я снова в кресле.

Закос убедил Генерала позволить ему провести ускоренную передачу памяти между мной и Первой. Процедура обещает быть столь интенсивной, что попросту убьет меня, в буквальном смысле «поджарив» мой мозг. Однако Закос заверил Генерала, что сможет «скачать» весь объем памяти Первой из моей головы даже после моей смерти.

― Раз уж ваш сын был таким разочарованием при жизни, то пусть хотя бы в смерти послужит во благо.

Закос также заверил Генерала, что даже если извлеченная из моего мозга информация не будет представлять особой ценности, то, по крайней мере, этот эксперимент будет огромным шагом в развитии могадорских технологий.

― Закос, да не распинайтесь вы так, ― влез я, все еще находясь в лапах охраны, и повернулся к отцу с дерзкой ухмылкой. ― Я же прав, папаша? Признайся, ты только рад будешь взять дока в команду «Убьем Адамуса».

Генерал даже не удостоил меня взглядом, просто кивнул охране, и они меня отпустили. Отец повернулся к доктору:

―Чтоб к завтрашнему утру результаты были на моем столе, ― отчеканил он.

И вот с тех пор я томлюсь тут, в лаборатории.

Меня не связали, не приставили охрану ― здесь только Закос, а охрана стережет за дверью. Будто бы мне есть куда бежать? Да разве мне это под силу? Хоть мой маленький спектакль в коридоре и удался, но могадорским солдатам мне все равно противопоставить нечего.

Ни отец, ни сестра не сочли нужным навестить меня в мои последние часы. А вот мама спустилась вниз, чтобы принести мне последний обед. Несколько часов назад она вошла сюда, держа в руках пластиковый контейнер с супом и пару кусков свежеиспеченного хлеба, завернутых в салфетку. На какой-то миг она растерялась, не зная, куда поставить еду. Но затем, поняв, что подходящего места не имеется, молча положила хлеб и суп на лабораторный стол, а затем повернулась ко мне, придерживая рукою дверь.

― Это правда? ― спросила она.

―Правда что? ― уточнил я с вызовом. Хотелось, чтобы она сама это произнесла.

― Что ты предал дело могадорцев?

Выходит, отец решил, что больше нет смысла скрывать правду и все рассказал матери.

― Да, ― ответил я.

Не проронив ни слова, она ушла.

Минутой позже, держа в руках все еще теплый хлеб, я осознал, что эта последняя домашняя трапеза будет и последним добрым родительским поступком с маминой стороны.

Я отправил все в мусорку.

И теперь Закос готовит меня к своей процедуре. Набирает в шприц какое-то вещество для наркоза, попутно объясняя, что на этот раз перед началом процедуры погрузит меня в сон, мол, это даст ему возможность точнее картировать неврологические зоны мозга. Еще немного и я буду в отключке, а затем присоединюсь к Первой в ее воспоминаниях, после чего отправлюсь на тот свет.

Закос открывает ячейку Первой, чтобы сделать кое-какие настройки перед началом передачи. Мои мысли обращаются ко всем тем Встречающим, что заточены в своих ячейках.

― Больно будет? ― спрашиваю я.

― Что-что? ― Закос с головой ушел в приготовления.

― То, что вы делаете со всеми Встречающими: держите их в заморозке, роетесь в их мозгах.

― Ах, это. Ну, вообще-то, я об этом никогда не задумывался, ― говорит он. ― Но, да. Полагаю, это довольно неприятно.

Сразу вслед за этим я слышу ее голос:

― Ты же не пустишь все на самотек, правда? ― Поворачиваю голову и вижу Первую, мерцающую возле моего кресла. А я все гадал: увидимся мы с ней до того, как мне сделают наркоз, или она уже свое отмерцала и исчезла навсегда?

«Как ни крути― выбора у меня нет. Мне отсюда не выбраться», ― мысленно отвечаю я.

Первая облокачивается на лабораторный стол.

― У тебя всегда был выбор. Ты мог сегодня не срывать работу, мог не манипулировать отцом, чтобы он приговорил тебя к смерти прямо под дверьми Закоса, чтобы ты мог окончить свой путь здесь…

«Я боялся, что ты уже исчезла навсегда. Ни о чем другом думать не мог. Я уже отчаялся, решил, что все равно тебя потеряю, а так мы хотя бы сможем…»

― Увидеться в самый последний раз? ―с кокетливой ухмылочкой заканчивает Первая мою мысль.

― Как мило, ― говорит она. ― Но ведь тебе вовсе не поэтому сегодня крышу на работе сорвало?

Первая права. Не это было первопричиной. Тогда, сидя у компа, я понял, что не могу заставить себя сдать этих людей. Мне впервые представился случай действительно послужить на пользу могам и навредить другим― и я не смог. Всю прошлую неделю я только и делал, что безумно рисковал, импровизируя на ходу, но в этот раз я впервые действовал абсолютно без всякого плана, даже без малейшего представления о последствиях.

«Первая», ― говорю я мысленно. ―«Если честно, я даже не понимаю, зачем вообще все это затеял».

Вместо ответа Первая отворачивается к стене с ячейками и скрещивает руки на груди с таким видом, будто что-то замышляет. Потом она снова поворачивается ко мне, оглядывая критическим взглядом.

― Не волнуйся, Адам, ― говорит она. ― Ты поймешь. И раз уж ты в любом случае собираешься сегодня погибнуть, ― продолжает она, склоняясь прямо к моему уху, ― то почему бы не напакостить им напоследок?

Смотрю на нее озадаченно.

― Гигантский прорыв в могадорских технологиях… ― шепчет она, бросая красноречивый взгляд на панели, за которыми находятся тела Встречающих. ― Ты, правда, хочешь им стать?

***

Время пришло.

Я в кресле, подключен через кучу проводов и кабелей к закосовской панели. Аппарат, который снова подключит меня к сознанию Первой, уже вовсю жужжит.

― Ну что ж, все настройки завершены, ― сообщает Закос. ― Осталось только ввести наркоз и можно приступать. ― Док указывает на шприц, лежащий на лотке рядом со мной, хотя я и без Закоса давно его приметил.

Закос подходит вплотную, возвышаясь надо мной, прижимает мне левую руку к подлокотнику кресла и начинает перетягивать ее жгутом выше локтя ― у меня лишь секунда на то, чтобы действовать.

Вырываю руку у Закоса, хватаю с лотка шприц и всаживаю его доку в шею, не давая ему времени как-то отреагировать. Док начинает отчаянно отбиваться, пытается ударить меня по лицу, но слишком поздно: я уже спустил поршень.

Пошатываясь, будто пьяный, Закос пятится назад с ошеломленным видом, наркотик уже начал действовать на его нервную систему, док оседает на пол.

Срываю жгут с руки и вылезаю из кресла.

― Почему… ― бормочет он, не понимая, зачем я это сделал. ― Чего ты надеешься этим достичь…

На последнем слове док вырубается.

Кидаюсь к двери в лабораторию и как можно тише запираю ее изнутри. Чистое везение, что док ничего не уронил, пока падал: любой шум привлек бы внимание охраны, стоящей по ту сторону двери. Хотя дураку ясно, что как только я осуществлю задуманное, сработает сирена, которую они уж точно не пропустят. А замок им вскрыть ― дело минутное.

Но это не страшно. Много времени мне и не надо.

Бросаюсь к стальной панели, отвечающей за контроль содержимого ячеек. Панель абсолютно гладкая, без кнопок и инструкций. Не представляю, как повторить за Закосом всю комбинацию жестов.

― Дай я, ― слышу я голос Первой.

Она берет под контроль мои движения в точности как в тот раз, когда она перехватила управление моим телом в джунглях. Я становлюсь зрителем в собственном теле, наблюдая, как мои руки изящно танцуют над поверхностью стальной панели.

Срабатывает сирена. Первая отпускает мое тело, возвращая контроль.

Забираюсь назад в кресло, прилепляю обратно пару электродов и крепко сжимаю подлокотники.

Когда все ячейки с шумом одновременно выдвигаются, оборачиваюсь в последний раз взглянуть на стену ― под хор гидравлических механизмов плененные трупы возвращают себе то, что у них было отнято.

А именно ― смерть. Не пройдет и пары минут, как от контакта с обычным воздухом, эти трупы станут абсолютно бесполезны для могадорских экспериментов.

Не то чтобы это гениальный саботаж, но, по крайней мере, лишит могадорцев возможности и дальше получать из мертвых Встречающих какую-либо информацию, плюс отбросит исследования Закоса на несколько лет назад.

Аппарат, соединяющий меня с Первой, начинает жужжать громче. Весь наркоз я истратил, чтобы вырубить Закоса, так что я готов к тому, что будет больно. Но также мне известно, что у Первой есть для меня план, и он не включает в себя мою смерть.

Вдруг вижу, как Малкольм Гуд, проснувшись, садится на своем столе.

― Первая? ― зову я с тревогой.

В горячке я даже не подумал, что будет с Малкольмом ― единственным выжившим Встречающим. Он срывает с себя провода и слезает со стола. Его ноги, не использовавшиеся много лет, тут же подкашиваются.

Мы встречаемся взглядами. Малкольм почти втрое старше меня, но его растерянное и непонимающее лицо точно как у ребенка.

Первая склоняется к моему уху:

― Не волнуйся за него. С ним все будет в порядке.

А затем меня накрывает боль.

***

Я снова подключен к моменту гибели Хильды ― заряд могадорского бластера проделываетдыру в ее груди прямо у меня на глазах. Хильда падает на колени передо мной.

Багряно-алая пелена застилает мне взор. Все ускоряется, звучит громче, чем прежде, пульс гудит в ушах. Мысли Первой снова кричат в голове: «Нет, Хильда не может, они не могли… это все моя вина…я не справилась, как я могла? Они заплатят, мы заставим их пожалеть…» И снова появляется то чувство― словно внутри что-то надламывается. Вот оно, теперь все ясно, все проще простого! Пол хижины начинает трястись, тяжелый рокот идет откуда-то из-под земли и словно из меня самого, сердце откликается радостным «да!»―«сейчас они заплатят, сейчас они заплатят»― стены хижины ходят ходуном, и я топаю ногой. Волна энергии прокатывается по полу. Эта сила превосходит все, чем я когда-либо обладал, она проносится через нас и вырывается наружу.

Через алую дымку я вижу, как стены хижины взрываются, и четверых воинов-могов сносит исходящей от меня ударной волной.

Едва пыль немного рассеивается, я опускаю взгляд на свои руки и ноги, ожидая увидеть тело Первой, как источник этой силы.

Но вместо этого я вижу только себя…

―Ну вот и все, ― слышу я голос Первой.

Оборачиваюсь и с удивлением обнаруживаю, что я больше не в малазийской хижине. А на прекраснейшем калифорнийском пляже. На нашем с Первой месте.

Первая сидит на песке и поджидает меня.

― Круто, да?

Киваю. Сила Наследия Первой буквально опьянила меня, аж голова кружится.

― Садись рядом скорей. У нас не так много времени.

Плюхаюсь возле нее, пытаясь выровнять дыхание.

Вокруг так шикарно: солнце греет кожу, прохладный песок охлаждает ступни. Но самое лучшее ― Первая со мной, сидит так близко.

С моря надвигается шторм, тучи черные, словно пропитались чернилами. Но при этом на нас все равно светит солнце.

Первая дотрагивается до меня. Здесь я могу это почувствовать. Протягиваю руку и тоже дотрагиваюсь до нее. Мы сидим, соприкасаясь плечами, и глядим на приближающийся шторм.

― Итак, миссия выполнена, ― говорит Первая. ― Мне пора уходить.

Поворачиваюсь к ней. О чем это она?

Первая закусывает губу, бросая на меня виноватый взгляд.

― Ты же понимаешь, что это с самого начала затевалось не ради моего спасения, так?

Непонятно отчего сердце пропускает удар.

― А для чего же еще?! ― недоумеваю я. ― Думаешь, я вернулся сюда, к своей семье, прошел через все это ― просто так, что ли? Я тебя спасти пытался.

― Не было ни одного способа спасти меня. Где-то внутри ты это всегда знал.

― Не понимаю.

― Мы должны помочь Гвардии. ― Первая отводит взгляд, словно ей столь же трудно это говорить, как и мне выслушивать. ― Но после того как Иван тебя победил, ты чувствовал, что тебе нечего противопоставить. Ты говорил, что ты слаб, слишком тощ и не такой герой, как я. Что у тебя нет особых сил…но теперь это не так, ― заканчивает она.

Ее Наследие… Она… отдала его мне? Теперь оно мое?

―Адам, прости меня за обман. Просто постарайся понять. Если б ты не вернулся сюда, ты бы так и был подсознательно привязан к своей семье, своему народу. Зато теперь ты понял, как мало ты для них значишь, как малоценно для них все, что не касается кровопролития и войны. Теперь ты готов присоединиться к Гвардии, чтобы по-настоящему драться против собственной расы.

Нет. Отшатываюсь, в глазах темнеет.

― Адам, пожалуйста. Используй мое Наследие как следует.

Над морем танцуют тени, тучи озаряются всполохами молний. В облаках, будто в замедленной сьемке, сражается Первая. Ее последние секунды проходят прямо перед нами.

― Первая, ― умоляю я. ― Прекрати, прошу тебя!

― Все так и должно быть. Глубоко в душе ты всегда это знал. Адам, я лишь плод твоего воображения. И всегда им была. ― Первая смотрит на приближающуюся бурю, трагическое кино ее собственной смерти проигрывается в штормовых тучах. Вот безликий могадорец заносит меч, и его лезвие вспарывает Первой спину и вырывается из живота. Смертельный удар.

― Глубоко в душе ты знал. Все это время я была мертва.

Смотрю на Первую. Она мой лучший друг. Она ― все для меня.

Первая отворачивается от сцены собственной смерти, чтобы взглянуть на меня.

― Ты создал меня, создал по моим воспоминаниям, чтобы тебе не пришлось проходить все это в одиночку.

― Это невозможно. Ты ― все, что у меня есть.

Первая улыбается.

― Нет. У тебя есть ты сам. Мужество, чтобы пойти против своего народа, храбрость, чтобы вернуться сюда, чтобы рисковать своей жизнь и получить силу, с которой можно встать на путь героя… это всегда был только ты.

Первая никогда так меня не хвалила. Мне бы стоило смутиться, но единственное, что я ощущаю ― это страх. Я вот-вот ее потеряю.

― Не бросай меня одного. ― Звучит жалко, подчистую выдавая Первой все мои страхи и слабости. Но это ничто по сравнению с моим отчаянием. Я потерял слишком много, чтобы потерять еще и ее.

― Адам, одиночества больше не будет. Обещаю.

― Первая… ― произношу я, глаза щиплет от слез. ― Я люблю тебя.

Улыбнувшись, она кивает, а затем гладит меня по щеке. В ее глазах тоже стоят слезы.

― Если бы я жила… ― говорит она, ― так бы и было.

Первая целует меня и говорит: «Прощай».

А затем исчезает навечно.

Загрузка...