В поисках Белого города

Глава I

Я открыл глаза. Больничная палата. Лежу один в комнате: — Интересно, что случилось на этот раз?

Попытался вспомнить. Вроде все было нормально. Сидел у себя в каюте на корабле. Поужинали. Мне сообщили, что завтра с утра прибудем на Раттею. И вот тебе, опять на больничной койке. Может быть, что-то подсыпали в еду? С них станется.

Дверь открылась, заглянула сестричка. Встретились с ней глазами. Она радостно ойкнула и скрылась за дверью. Минуты через три вошли какие-то незнакомые люди.

— Ну, наконец-то! — Сказал пожилой человек в белом халате. — Три недели в коме, провели, молодой человек!

— А где доктор Лацас? — спросил я. — Вы доктор с Раттеи?

— А где вы сейчас находитесь, как вы думаете? — не ответив на мой вопрос, спросил доктор.

— Опять начинается, — пробурчал я. — Не надоело. Может, оставите меня в покое.

— Не сердитесь. Нам надо понять, что с вами случилось.

— А действительно, что со мной случилось?

— Вы узнаете меня? — спросил пухлый человек в темных очках.

— А разве мы знакомы?

Люди вокруг меня переглянулись, и вышли. Я опять остался один. И стал более внимательно осматриваться. Это был не больничный отсек доктора Лацаса. Я у него провел почти всю дорогу до Раттеи. И по размерам помещение больше, и оборудование другое. Значит, я в другом месте.

Мне стало не по себе. Подумал, что они со мной затеяли новую игру. Надо быть готовым. Но то, что я узнал позднее, не могло мне присниться и в кошмарном сне.

Как мне рассказали, я провел на Раттее более девяти месяцев, умудрился удариться головой и повредить мозги. Убил лаборанта, сбежал, отсутствовал почти полтора месяца, потом притащил на базу раттерианских детей, пытался придушить раттериансую девушку, меня пытались успокоить, ударом ножа в спину. Задели легкие. Но в результате моего поведения, всех моих соплеменников выгнали с Раттеи, уничтожили нашу базу, и теперь и близко не подпускают к планете. Президент наций в ярости. Я нахожусь на адмиральском крейсере, который прилетел восстанавливать дипломатические отношения с раттерианцами. Но связаться с ними не возможно, потому что у них отсутствует вообще хоть какая-то связь. И уже три беспилотных корабля, которые были направлены на планету с письменным обращением, уничтожены.

Выслушав весь этот бред, я их послал к чертям, и заявил, что не верю ни одному их слову. И не позволю все свалить на себя. Пусть они утрутся, всеми фактами, если хотят…

Они не хотели. Сыпали вопросы, получали матерные ответы, но не уходили. Больше всех старался этот пухлый в очках. Но один из них, мужчина лет пятидесяти, с суровым лицом, и седым ежиком, все время хмурился. Когда пухлый, как его называли, доктор, начинал докучать мне, он вклинивался в разговор, и точными немногословными фразами, прекращал его нападки:

— Этого никто не видел.

— Это нужно доказать.

— Почему вы думаете, что он привел детей. Его поведение говорит об обратном.

Наконец, они ушли. Соседнюю койку застелили, и на нее улегся, этот с ёжиком, который просил называть его «комендант». Я усмехнулся:

— Вы знаете, на космическом корабле, охрана не нужна. Отсюда можно выйти только в открытый космос…

— Я не боюсь, что ты сбежишь, — устало отмахнулся он, — просто тебя уже два раза пытались убить. Кто-то очень не хочет, чтобы к тебе вернулась память.

— Ясно, эти игры мы проходили. Вы у нас добрый, и будете гладить меня по головке, чтобы раскис и признался в том, чего не совершал.

— Помолчи, Константин, — он лег и отвернулся к стене.

Но на следующее утро, как ни странно, его слова подтвердились. Часов в девять он вышел. Ко мне вошёл стюард и принес завтрак. Я проголодался, но привычка, воспитанная во мне с детства: сначала надо умыться и почистить зубы, взяла вверх, и я направился в ванну. Комендант заглянул ко мне и спросил, кто принес завтрак, я ответил. Выйдя из ванны, не обнаружил ни завтрака, ни коменданта. Он вернулся только через час.

— В кофе, и омлете был яд, — спокойно констатировал он. — Стюарду позвонили по внутреннему телефону, и попросили отнести тебе поднос, который стоит на столике около окна раздачи еды. Кто звонил, он не знает.

— Бред! — только и мог ответить я. На душе как-то стало скверно. Но потом я подумал, что это все продолжение игры по обработке моих мозгов. Мысль немного успокоила. Главное — ничему не верить. Хотя какая разница, верю я или не верю. Раз столько человек твердит, что я был причиной разрыва дипломатических отношений, значит, судьба моя предрешена. Меня сделают опять козлом отпущения, и отправят домой, в какую-нибудь дальнюю тюрьму. Одно успокаивало, что я буду дома.

После завтрака, меня пригласили в маленькую комнату, уставленную мониторами. Предложили сесть. Доктор, крутился около меня как кошка около миски со сметаной, это настораживало.

— Ну, а теперь, Романов, смотрите сюда…

Экран засветился, и я увидел странную картину. На небольшой площадке стояли красивые гордые люди с лицами лишенными каких-либо эмоций. В четыре ряда по десять человек, я специально посчитал. За ними за проволочной решеткой, разрезанной в двух местах, цепочкой стояли еще раттерианцы. А впереди ослепительной красоты молодая женщина, а по бокам два молодых красавца. Они разговаривали с комендантом, я узнал его по ёжику седых волос. Вдруг они вздрогнули. Комендант оглянулся и отступил, женщина же, напротив, сделала несколько шагов вперед. Они смотрели куда-то вдаль. И появился человек, очень похожий на меня. Только одет он был странно. Темные коричневые штаны в обтяжку, обувь, похожая на сапоги, только со шнуровкой, и зеленая рубаха. На руках он нес ребенка, другого ребенка держал за руку, а третий, сжимал ладонь малышки с другого бока. Парень похожий на меня, подошёл к женщина, отдал ей ребенка, двое других шмыгнули за нее, их тут же взяли на руки мужчины, и углубились в строй выстроенной когорты. А он что-то спросил у коменданта, и вдруг бросился в сторону здания, что располагалось от него по правую руку. Попытался открыть дверь, потом стукнул по ней подошвой, и она открылась. За ним побежали двое красавцев, которые сопровождали женщину, и еще три человека.

— Узнаешь? — спросил меня доктор, показывая на парня в зеленой рубахе, — Это ты!

— Ну, да, — усмехнулся я, — наши ребята в институте, как-то сделали изображение, где я участвовал в битве голливудских «Звездных войн». Знаем. Проходили! И это все доказательства?

Мне никто не ответил. Время на мониторе побежало быстро. Потом остановилось. И я увидел, как один из красавцев вышел, держа на руках девушку. Ее голова покоилась у него на плече. За ним раттерианцы, тащили парня в зеленой рубахе, из спины, которого торчал нож. Следом доктор, высокий мужик с пышной седой шевелюрой, его я видел вчера, и какой-то неприметный мужичонка. Доктор размахивал руками, и что-то говорил, указывая на парня. Раттерианцы приблизились к женщине и положили парня у ее ног. Лицо ее дрогнуло, на нем появилось отражение боли, она нагнулась, вытащила нож, и с омерзением отбросила его, потом, не дотрагиваясь до спины, стала водить над раной руками.

— Обратите внимание, — сказал пожилой врач! — Это то, о чем я говорил. Когда привезли Романова, рана практически затянулась. А ведь с момента ранения прошло не более часа! Это поразительно! Нам бы так научиться!

Женщина же выпрямилась, и лицо ее снова стало непроницаемым, когда она обратилась к коменданту. Но тут доктор, опять замахал руками, мужик с шевелюрой и мужичонка подхватили парня в рубахе и потащили куда-то. Его ноги волочились по земле, голова качалась в разные стороны.

Тот красавец, что держал девушку, что-то зло стал говорить, обращаясь к коменданту. Меня удивило то, что он никому не передал свою ношу, а никто из раттерианцев даже не сделал попытки взять у него девушку. Было странно видеть его, произносившего речь, и держащего на руках, как самую большую свою драгоценность, тело молоденькой девочки, почти подростка. Закончив говорить, он повернулся спиной, и тут же все раттерианцы развернулись и спокойно, не спеша исчезли в лесу. Наши люди все еще толпились, не покидая своих мест. Но когда из-за деревьев показались великолепные большие черные собаки, все как с ума сошли. Бросились врассыпную. Охрана на вышках, трясла автоматы, которые почему-то не стреляли. Кадры ускорили бег. Обзор сместился, и мы наблюдали, как около корабля началось столпотворение. Люди стремились прорваться внутрь. Последним на борт взошёл комендант. Дверь закрылась. И корабль взлетел. Картинка вернулась в ту сторону, где перед ограждением чинно сидели собаки. Но вот они дернули ушами, и их не стало. Изображение стало уменьшаться, и мы могли уже видеть всю базу сверху. По земле со стороны леса поползла поземка. Порыв ветра поднял ее, и ничего не стало видно, только желтый туман. Но когда он рассеялся, я даже вскрикнул от удивления. Базы не было. И только земля с темными узкими провалами, которые как паутина покрывали всю территорию.

— Что это было? — выдохнул я.

— Если бы мы знали, — ответил чей-то грудной голос. Я вздрогнул и повернулся, передо мной стоял хмурый мужчина в адмиральской форме.

— Мы надеялись на вас Романов. На то, что вы нам все объясните!

— Но я не знаю. Меня там не было! — вскричал я — Неужели вы и, правда, думаете, что тот парень был я.

— Вот одежда, в которой вас привезли на базу, — и он показал на маленький столик, где лежали штаны и зеленая рубаха. — И у вас рана под лопаткой. А за поясом мы нашли вот этот предмет, — и он показал мне какой-то цилиндр, — удивительная вещь, может прорезать даже обшивку нашего корабля. Мы знаем, что это были вы.

— Я не верю вам, — зло пробурчал я. — Вам нужен козёл отпущения, и вы решили свалить все на меня. Это уже было. Я еще раз повторяю. На Раттее я не был…

И вскочив со стула, вылетел из комнаты, и поспешил к себе в больничный отсек. И уже там бросился на кровать. Я не знал, что и думать. Все было так неожиданно. Я чувствовал, что адмирал говорит правду. Но мне не хотелось, чтобы его слова, действительно, оказались правдой! Почему я ничего не помнил?

Вошёл комендант и сел ко мне на кровать.

— Это был я? — мне почему-то захотелось с ним поговорить. Он кивнул.

— Что я спросил у вас?

— Ты спросил, где девушка? Понимаешь, я как начальник базы, был обязан знать обо всех гостях, пришедших на мою территорию. Но в то время я принимал груз. И доктор с Вороиром, приняли гостью сами. — Он замолчал, видимо, еще хотел что-то сказать, но передумал. Немного помолчал и продолжал: — Они уверяют, что ты влетел к ним и хотел убить ее.

— И вы им верите?

— Я — нет! Но в одном ты прав. Ты будешь козлом отпущения. Президент наций видел этот ролик. Он приказал, сделать все, чтобы вернуть тебе память. По его словам, ты должен объяснить, откуда взял детей. И как мог пройти на базу. А самое главное — где ты пропадал все это время.

— А если я не вспомню?

— Мне искренне жаль тебя, Константин!

— Спасибо! — криво усмехнулся я, и замолчал. Больше говорить мне не хотелось. И так все ясно!

У меня поднялась температура. И в этот день меня больше не трогали. Но да другой день, меня снова потащили в комнату с мониторами. Усадили на стул. Около доктора возвышался мужик с шевелюрой:

— Ну, что батенька, — улыбнулся мне он, но глаза при этом смотрели холодно и враждебно. — Опять меня не узнаете?

— Почему опять, — я посмотрел на него.

— У вас уже такое было. Там на базе, как головкой ударились!

— А в этот раз меня никто по голове не бил? — поинтересовался я.

Мужик как-то смутился, будто я сказал что-то неприличное. Но тут доктор включил компьютер, и экран засветился:

— Мы хотим показать вам, тех людей, которые встречались вам. Может, кого и узнаете.

И вот передо мной лес, картинка то и дело перемещалась, стараясь охватить как можно больше пространства, потом замерла, и из-за дерева вышла быстрым шагом удивительной красоты девушка, она остановилась, и, глядя прямо в камеру, начала что-то гневно говорит, ее темно-синие глаза так и пылали гневом. Кадр сменился, и я увидел женщину, которая в прошлый раз вытащила из моей спины нож. Она так же смотрела в камеру и что-то говорила. Звука не было. Экран погас.

— Ну, что? — спросил доктор, — вам ничего не напоминают эти люди?

— У меня есть вопрос, можно? — обратился я не к доктору, а к адмиралу.

— Конечно, — кивнул тот.

— С чего вы взяли, что эти люди встречались со мной? Меня в кадре не было.

Адмирал посмотрел на доктора.

— Дело в том, — стал объяснять он, — что мы сейчас смотрим кадры, которые получили от следящих устройств, следовавших за вами. Они над вашей головой.

— Врёте, — я вздохнул полной грудью.

— Почему вы так уверены? — поинтересовался адмирал.

— Я немного занимался фотографией. Если бы все было так, как говорит доктор, то и девушка, и женщина подняли бы головы вверх, а они смотрят прямо. Как видите, адмирал, у меня есть все основания считать, что меня хотят подставить.

— А Романов прав, — задумчиво проговорил глава корабля.

Но тут дверь распахнулась, и сначала спиной влетел и упал на пол один из военных. А потом в проеме показалось что-то невообразимое: высокое, в черном балахоне, с лицом как у ящерицы, безволосое, только с четырьмя выпуклостями на черепе с двух сторон, глаза узкие, а вместо носа две небольшие впадины. За ней вошёл представитель правительства нашей планеты.

— Ну, что вспомнил? — спросила она глухим грубым мужским голосом.

— Нет! — доктор согнулся в подобострастном поклоне.

Она оттолкнула, стоящих передо мной людей, схватила мою голову своими узкими длинными пальцами и нажала на середину лба. Боль от головы побежала по позвоночнику и распространилась по всему телу, отзываясь даже в ногтях на руках и ногах. Я закричал. Врач хотел оттащить ее от меня, но она ногой стукнула его ниже колена, и пожилой человек, ухнув, присел. Наконец отпустив мою голову, она уставилась мне в глаза:

— Они заблокировали ему память, хорошо заблокировали…

И вдруг со всего маху ударила меня по щеке: — Мразь, — выкрикнула она, и замахнулась еще раз. Я вжался спиной в спинку кресла, поднял согнутые в коленях ноги и со всей силой ударил ее в живот. Она отлетела к двери, ее балахон задрался и кривые босые ноги засучили по воздуху. Но тут же вскочив, она ринулась на меня как тигр, но перед ней встали адмирал и комендант.

— Мадам, — сурово, но спокойно произнес командир крейсера, — вы находитесь на моем корабле, и прошу вести себя соответственным образом. Романов вы должны извинится. Перед вами Императрица дружественного нам народа хракаэцетеляшпилей.

Я встал со стула и склонил голову, прижав руку к сердцу, как в кино:

— Простите, мадам, — как можно более виноватым голосом сказал я, — инстинкт самосохранения. У меня на родине, непозволительно бить мужчину без причины.

Многие вокруг меня прятали улыбку, но представитель правительства, подлетев ко мне, закричал:

— За нарушение дипломатических правил, вы ответите, Романов! Как вы смели притронуться к такой знатной госпоже!

— Я принес свои извинения, — равнодушно ответил я, страха перед этой Императрицей у меня не было. — Я солдат, и когда на меня нападают, даю сдачи. Нас так учили.

— Я имею право, наказывать всех, кого сочту нужным, — прошипела ящерица.

— Только у себя в Империи, моя госпожа, — попытался улыбнуться я.

Но Императрица, почему-то не оценила мою дружелюбную улыбку, а еще больше озверела. Ее кулаки сжимались, и она тяжело дышала, как боксер на ринге, рассчитывая куда лучше ударить соперника.

— Госпожа, — встал опять между нами адмирал, — вы прибыли сюда с какой-то новостью?

— Да, — она еще раз бросила на меня злой взгляд, и отвернулась. У меня возникло твердое убеждение, что это мне даром не пройдет, — вы и мы объявляем войну раттерианцам.

— Что? — у адмирала отвисла челюсть.

— Я только что связался с Президентом, — подтвердил представитель правительства. — Они уничтожили четырнадцать человек. И не хотят объяснить причины. Мы не можем оставить это безнаказанным.

— Но это не они, это гырхи, — вмешался встревоженный комендант.

— Они натравили собак на нас, и мы не намерены терпеть такое отношение к нам, — представитель был убедителен. — Через дня два к нам прибудет отряд легких истребителей. И Императрица обещала помощь в военных кораблях.

— Мои корабли скоро будут здесь, — кивнула ящерица.

И тут загорелись экраны всех мониторов. Послышались странные космические звуки, а потом появилось изображение Верховной жрицы:

— Мы вошли в телекоммуникационную сеть Кольца миров, — зазвучал мелодичный голос на незнакомом языке, а автоматический переводчик стал механическим голосом переводить. — Мы обращаемся к правительствам всех разумных рас! Я представитель белых жрецов планеты Раттея. Нам угрожают расправой. Два народа с планет Хракаэцетеляшпиль и Мидгард хотят уничтожить нас! У нас есть возможность защитить себя. И мы сделаем это. Но сначала, мы хотели бы, чтобы все узнали то, что до сих пор скрывалось от общественности. Я расскажу историю нашей планеты, чтобы все поняли, почему мы поступаем так, как поступаем.

Наши пращуры пришли на эту землю с далёкой планеты Мидгард, когда той угрожала опасность. Тёмные сыны Махры-смерти начали атаку внезапно, хотя пращуры и знали о намерениях злобных сил, но не успели увести весь народ. Путь, по которому они шли, был перекрыт. Но те, кто пришли стали обживаться здесь. Построили город, и чтобы обезопасить себя на будущее, сделали так, что 500 лет пряталась Раттея в складках платья матери видимых глазу звезд Свати, после чего на три года появлялась на своем месте, чтобы отдохнуть, накопить сил и снова скрыться от глаз врага. Шло время. Раттея приняла пришельцев, полюбила их, открыла им свои объятия. И наступила золотая пора спокойной жизни.

Но однажды, когда пришла пора Раттеи вынырнуть из своего убежища, на нее обрушились люди планеты Хракаэцетеляшпиль из созвездия Большого Пса, злобные сыны Махры-смерти родной сестры божественной Свати, мы их называем храки. Как вы все знаете, их девиз: «Пришёл, увидел, отобрал!» Они носятся на своих космических кораблях меж звезд в поисках наживы и ведут между собой войны за право называться сильнейшими. Наткнувшись на очередной мир. Они как стая саранчи спускаются на землю, рыскают в поисках того, что можно считать добычей, при этом истребляя всех, кто встает на их пути, будь то зверь или человек, оставляя после себя хаос и боль. Самой важной для себя добычей они считали знания, которые помогут им создать оружие способное навести страх, и подчинить себе. И вот в своих скитаниях они несколько раз натыкались на звезду, которая, то появлялась, то исчезала. Они стали наблюдать за ней, и когда поняли, что это дело рук человеческих, их темные души зажглись огнем алчности. Ведь то, что для одних было способом обеспечения спокойной жизни, для других было приобретением знания способным стать одним из методов покорения миров. Быть недоступными для других, но иметь возможность наносить удары без страха поплатиться самим.

Храки спустились на Раттею, и схватили первого попавшего им на глаза человека. И стали выпытывать у него, как это получается, что их планетная система Златого солнца, то появляется, то исчезает. Только схватили они селянина, которому не было дело ни до каких систем, его интересовал урожай, да семья. Не смог ничего он сказать им. Страшно пытали его на глазах у семьи и близких. Не выяснив ничего, уничтожили селение. И пошли дальше, пытая и убивая людей. У раттерианцев не было оружия кроме луков, с которыми они ходили на охоту. Но в ловких руках и палка может стать смертельной. Но что могли поделать луки и палки против огнестрельного оружия? Белое братство осознало опасность, которая грозит им, но ничего не могли поделать, у них не было возможности снова спрятать свой мир. И тогда они решили спрятать Белый город, цитадель Белого братства. Создать видимость, что уничтожен он, и тогда, как надеялись братья, храки покинут Раттею.

Но когда до храков дошёл слух, что белые братья уничтожили Белый город они не только не ушли, но разъярились, и стали уничтожать все города и селения подряд. Скидывали бомбы, а потом травили газом. Много людей погибло, а кто уцелел — прятались в лесах и пещерах. Но и этого показалось им мало, в отместку за свою неудачу, они решили устроить из Раттеи охотничий полигон. На своих летательных машинах бороздили раттерианское небо, высматривали людей и расстреливали их. Кто больше настреляет, тот и выигрывал.

Если бы храки не были столь самонадеянны, они, прежде чем уничтожать жителей Раттеи, подумали бы, что тех, кто смог спрятать целую Систему Золотого солнца, способны создать и оружие, которое сможет противостоять врагу.

И вот настал день, когда, на храков, как только их корабли вставали на орбиту Раттеи, стала нападать черная болезнь. Их корабли, входя в атмосферу планеты, начали падать и разбиваться без видимых на то причин. Тогда они решили просто уничтожить все живое. Был пригнан к Раттее самый большой космический корабль с убойным оружием, но не успел он залечь на орбиту, как с ним была прервана связь. А потом он исчез, будто его и не было совсем. Были еще попытки подойти к планете, но, не дойдя до планеты и нескольких раттерианских далей, все экипажи космических кораблей погибали. Так раттерианцы остановили вторжение храков.

Мирная жизнь зарождалась тяжело. Больше половины населения было истреблено. Да и угроза со стороны храков не была отменена. Все понимали, что они не оставят мысль захватить планету. Время от времени они давали о себе знать, то в направлении планеты летел метеорный дождь, то какие-то странные аппараты неслись на большой скорости. Но Белое братство исправно держало вахту, ограждая людей от любых проявлений враждебности.

Но вот несколько десятилетий назад появились чужеземцы. Они прилетели на своем космическом корабле, и поразили раттерианцев тем, что среди сошедших на землю людей с разным цветом кожи от розового до угольно-черного, был один — как две капли воды похожий на самих раттерианцев. Высокий голубоглазый и светловолосый. Их встретили радушно, тем более, что они обладали открытой душой. Их радость от того, что в просторах космоса, они встретили разумных существ похожих на себя, не знала границ. В них не чувствовалось ни фальши, ни агрессии, только любопытство, и жажда исследования. Они делились информацией охотно, много рассказывали о своей планете, о жизни на ней, и когда вдруг прозвучало, что в древних мифах славянских народов, кстати, к этому народу относился и светловолосый, их планета называлась Мидгард, интерес друг к другу усилился. Ведь и пращуры раттерианцев пришли из Мидгард-земли. Вот тогда и была сделана роковая ошибка. Чтобы понять лучше друг друга, раттерианцы разрешили чужеземцам взять в аренду горное плато недалеко от города Туле. Чтобы расположить там базу. Контракт был подписан на двадцать пять лет. На первых порах все шло хорошо, но когда на базу прибыли военные и торговцы, стало ясно чужеземец чужеземцу — рознь. В них не было общей правды, у каждого была своя правда, только внешне подчиняясь оговоренным правилам, они не считали себя обязанными следовать им.

Началось все с того, что на базе появились, какие-то люди, которые стали приставать со своими идеями, они уверяли народ Раттеи, что он живет неправильно, они называли это «феодальный строй». Предлагали модернизировать планету, построить дома, заводы, начать «эксплуатацию» природных ресурсов. Им вежливо дали понять, что в «чужой храм со своим уставом не ходят». Тогда они как крысы разбрелись по городу и окрестностям, предлагая то свою еду, то какие-то странные вещи в обмен на что-либо. Но у раттерианцев никогда не было ничего лишнего, и отдать, то, что нужно тебе самому никто не мог, а от предлагаемой еды все отказывались, она была неживая. Все, что ели чужеземцы не имело природной силы, а, значит, было опасно для здоровья. Но чужеземцы были странными людьми ни уклончивые, ни прямые отказы их не останавливали.

А потом чужеземцы вдруг начали проявлять особый интерес к Белому братству. Им дали понять, что на эту тему разговора не будет. Но они не отступали. До Верховного жреца стали доходить слухи, что люди с базы заводят разговоры о Братстве с поселенцами, те естественно мотали головами, мол, ничего не знаем. Если что хотите узнать идите в Туле, и, в конце концов, стали сторониться чужеземцев.

И тогда с базы вдруг поднялись в воздух небольшие летательные аппараты и без спроса взяли курс вглубь планеты. И это несмотря на то, что в договоре об аренде было черным по белому написано, что никакие машины не должны находиться на Раттее, и тем более перемещаться по ней. Не успели они взлететь, как тут же упали и разбились. Белые жрецы думали, что найдут чужеземцев в гневе, и были готовы дать им достойный ответ, но каково было их удивление, когда представитель мидгардцев, сам попросил у них прощения, говоря, что мальчики без спроса взяли машины, и решили полетать, потому что им было скучно. Ни сожаления о погибших, ни чувства вины за нелепые смерти своих солдат у него не было. Вот тогда нам стало ясно, что чужеземцы гораздо страшнее храков. Те идут напролом, а эти будут кусать исподтишка. А через несколько дней стало известно, что на одном из кораблей, с той далекой планеты, которая вполне могла быть прародиной и самих раттерианцы присутствуют храки, но не в качестве гостей, а в качестве хозяев.

Чужеземцы затаились. Они попытались выходить с базы по ночам. Небольшие группы военных перебирались через ограду и, но их останавливала дружина, они извинялись и уходили восвояси. Их корабли легли на орбиту и стали сканировать жизнь раттерианцы. Запретить это раттерианцы не могли, так как мидгардцы не предпринимали явных попыток агрессии. Пришлось привыкать жить под прицелом камер. И тут, неизвестно как, но в руки чужеземцев, попал природный материал, из которого делались нагрудные обереги. Они назвали его зеленым золотом. Сначала была предпринята попытка договориться с главой раттерианцев о добыче этого полезного ископаемого. Но она не увенчалась успехом.

И тогда произошло то страшное, что до сих пор приводит в ужас жителей Раттеи. В Туле вспыхнула инфекция. Люди умирали. Город закрыли. Белое братство делало все возможное, чтобы найти противоядие. И им удалось это. Но пока было найдено лекарство, более половины города погибли. И какой же шок был у раттерианцев, когда ровно через неделю после того, как вспыхнула инфекция, к ним обратился представитель мидгардцев с предложением помочь найти лекарство, если их допустят в Храм избранных, для совместной работы. Еле сдерживая ярость, белые жрецы отклонили предложение, сославшись на то, что лекарство ими уже найдено. Но было совершенно очевидно, что подобное предложение — это скрытая угроза. И что за инфекцией, которая унесла большую часть горожан, стоят чужеземцы.

Белое братство нанесло ответный удар. Несколько изменив вирус, они запустили его на базу. В течение одного дня все, кто находился там, погибли. И снова чужеземцы сделали вид, что ничего страшного не случилось. Приняв вину на себя, они уверяли, что больше такого не повторится. Они предположили, что это их вина, они согласны, что занесли чужеродные микробы на Раттею, но с этого момента вновь прибывающие будут подвергаться тщательному очищению, и все это с широкой улыбкой и с самыми дружественными заверениями.

Я понимаю, — продолжила Верховная жрица, — что наши слова могут подвергнуться сомнению. Поэтому я предоставляю факты:

Вот на ваших экранах вы видите ДНК вируса, который были заброшен в город Туле. Ученые без труда могут увидеть, что в живом виде, его нет на Мидгарде. Значит, он был выращен специально.

Факт второй, у нас стали пропадать женщины. Мидгардцы уверяли, что они не виновны в их исчезновении. И поначалу мы им верили. Но взгляните на это.

И на экране веселый мужчина показал репортаж с аукциона, который проходил в закрытом салоне на Мидгарде, где на торги были выставлены риттарианские женские нагрудные украшения.

— Вы не знаете, — продолжала Верховная жрица сухим тоном, — что снять обереги, которые наши жрецы выдают девушкам в день совершеннолетия, можно только с мертвого тела.

Факт третий. На базу мидгардцы против нашего с ними соглашения тайно доставили взрывное устройство с радиусом действия две тысячи километров, которое убивает все живое. Мы выкрали эту, как вы называете бомбу, разобрали ее, и можем показать маркировку некоторых деталей.

На экране появился сначала небольшой круглый цилиндр из серебристой стали, потом чьи-то руки сняли верхнюю поверхность, и при большом увеличении стали видны маркировочные знаки хракаэцетеляшпилей.

Ну, и напоследок, мы хотим показать вам еще несколько интересных роликов, которые были сделаны нами при помощи мидгардских же наношпонов, которые они раскидывают во всех местах, чтобы быть в курсе всего, что происходит.

На экране появился кабинет одного из заместителя президента наций Мидгарда и самого богатого делового человека, который сидел за письменным столом. А напротив него развалилась Императрица хракаэцетеляшпилей.

— С вас требуется только одно, найти Белый город раттерианцев, — пробасила ящерица.

— А что я буду иметь? — задал вопрос хозяин кабинета.

— Вы будете хозяином Раттеи. Представьте себе, вы хозяин целой планеты. Ее богатые природные ресурсы, ее красоты, так высоко ценимые в вашем мире. И все это ваше. Мне кажется цена подходящая.

— Какой вам в этом интерес?

— Только Белый город.

— И вы будете жить рядом с нами на Раттее?

Императрица засмеялась: — Вы боитесь нас?

— Сколько мне приходилось общаться с вами, я заметил, что вы не любите делиться. Вы уничтожаете соперников!

— Вы правы. Только в данном случае, вы не будете нам конкурентами, сама планета нам не нужна. Нам нужно то, что находится в Белом городе.

— А что это, если не секрет?

— Секрет.

— Я могу вам доверять?

— Конечно! Я помогу вам, а вы мне. Это сделка выгодна и вам и мне.

— Я согласен. Что нужно сделать?

— Вы найдете человека, который подходил бы вот под эти стандарты, — она протянула ему лист бумаги, — Вживите в его мозг чип, с помощью которого мы будем видеть и слышать его ушами и глазами. А потом вышвырнете с базы. И все…

— Согласен…

Следующий кадр. Кабинет президента наций Мидгарда. Перед маленьким столиком, на котором стоит бутылка и два фужера для виски, сидят всё тот же заместитель и сам Президент.

— Когда же мы решим вопрос с этой Раттеей, — говорит Президент Мидгарда, — у них под ногами сокровища, а мы тут каждую копейку считаем. Катастрофы опустошили бюджет. Скоро может наступить повсеместный голод!

— Выход есть! Убрать жителей Раттеи! И заселиться нам.

— Ты что с ума сошёл. Не забывай, мы только вступили в Кольцо миров, если станет известно, что мы уничтожили раттерианцев…

— А почему обязательно мы должны уничтожать, — прервал его помощник, — они сами могут себя уничтожить. Например, объявив нам войну, и случайно взорвать сами себя.

— О, это было бы прекрасно! У тебя есть идеи?

— Я работаю над этим вопросом…

— Только не затягивай, наша цивилизация под угрозой исчезновения…

Снова кабинет помощника президента.

Хозяин все также за письменным столом, а перед ним представитель правительства, тот который сидит рядом со мной и трясется как осенний лист.

— Ты нашёл подходящую кандидатуру? — голос хозяина.

— Да. Как вы и советовали в самом северном нашем Институте космических исследований. Некто Константин Романов. Этакий маразматический чудак, бывший солдат армии Спасения, занимающийся разведением цветов.

— Чего он там разводит?

— Розы…

— А ты уверен, что он именно тот, кто нам нужнее.

— Абсолютно. Он подходит по всем параметрам на 100 процентов.

— Его уже обработали?

— Он обвиняется в поджоге здания института, который повлек за собой смерть одного человека, и уничтожение большей части наработок Института.

— Всё чисто?

— Свидетели уже ликвидированы. Он осужден. Чип вставлен, работает прекрасно. Эти хракаэцетеляшпили мастера своего дела. Кстати, вы верите им?

— Нет! Более того, я уверен, как только мы найдем Белый город, они выметут нас с Раттеи как ненужный сор.

— Так зачем же мы ввязались в эту авантюру?

— Риск благородное дело. Потом информацию, которую доставит нам этот, как его?

— Романов.

— Ага, Романов, мы будем получать одновременно с этой уродиной…

Императрица, стоящая сзади меня заскрежетала зубами, и, видимо, стала ругаться на своем языке. На нее шикнули. Она замолчала. Кино продолжалось.

…и тут главное первым понять где, что находится, потом незаметно убрать его, и сделать невинные глаза, что ничего не нашли.

— Вы думаете, она нам поверит?

— Конечно, нет. Она не глупа, хотя страшна, как смертный грех. Но как ты думаешь, зачем я заручился большинством в Совете Кольца миров, в том, что хракаэцетеляшпили самые опасный народ в нашей вселенной. И что пора положить конец их бесчинствам… Мне ответили, что пока явных атак не видно. А что если, она нападет на нас? Там на Раттее?

— Ловко!

— Так что давай, мой мальчик! Этот Романов на тебе!

Кино кончилось. И снова показалась Верховная жрица: — Из всего, что мы вам показали, вы видите, что нас хотят уничтожить, и занять нашу планету. Кроме того, последнее, что вывело нас из себя, было похищение мидгардцами троих наших детей, и попытка насилия над нашей девушкой. И только благодаря Константину Романову, того, которого прислали к нам в качестве шпиона, и который спас их, рискуя своей жизнью, они теперь в безопасности.

И снова кино. Уже то, что я видел вчера. Но как странно оно смотрелось сейчас. После всего рассказанного. Я вдруг ощутил несказанную благодарность Верховной жрице, что она обелила мою честь, обиду за то, что стал носителем какого-то чипа, — интересно он сейчас тоже во мне? — и в то же время стыд, за то, что я мидгардец.

Верховная продолжала: — И как вы понимаете, мы разорвали с ними контракт. И выгнали их с планеты. Вы видели, во что они превратили землю, на которой стояла их база. Они рылись в ней, выискивая драгоценные, кристаллы, чтобы тайком вывезти и продать у себя на Мидгарде. Хотя в документе на аренду, было записано, что ничего, что принадлежит народу Раттеи, без разрешения белых жрецов, не может покинуть планету. Сейчас их корабли висят над нашей планетой вместе с транспортом Императрицы хракаэцетеляшпилей. Они несколько раз пытались связаться с нами. Но мы больше не хотим общаться с представителями Мидгарда. Мы говорим прямо им в лицо, что не верим ни одному слову, сказанному этой нацией. Они для нас даже страшнее чем храки.

И как нам стало известно, храки и мидгардцы договорились объявить нам войну.

И снова кино. Кабинет Президента наций Мидгарда.

Помощник Президента торопливо входит в кабинет. Президент сидит за столом.

— Время «х» настало, — говорит самый богатый человек Мидгарда.

— Ты уверен?

— Еще как! Они не хотят идти на контакт. Они сбивают наши корабли. Они убили наших людей на базе. И как вы понимаете, мы должны наказать их. Ваши избиратели верят вам. Вы говорили с трибуны, что в ответе за каждую человеческую жизнь! Вот и пришла пора доказать это. Сейчас наши средства массовой информации раструбят, что раттерианцы стали убивать наших людей. И вы высылаете туда отряд легких истребителей, только не спешите с этим…

— Ты уверен, что хракаэцетеляшпили помогут нам?

— О, да! Их корабли первыми доберутся до Раттеи. Они слишком самоуверенны, думаю, нас ждать не будут, и нанесут удар первыми. А потом, наша малышка взорвется. Вы будете кипеть праведным гневом на Совете Кольца миров. Обвините их в уничтожении целой цивилизации…

— Сколько лет мы не сможем сесть на Раттею?

— Радиус действия только две тысячи километров. Мы сможем пока обживать те территории, где вполне безопасно. А через год, полтора наши очистительные аппараты, очистят воздух всей планеты…

Верховная жрица устало смотрела с экрана грустными, красивыми глазами, и продолжала четко и спокойно вещать:

— Я Верховная жрица Раттеи, довожу до сведения всех разумных рас, что раттерианцы не причастны к гибели людей на базе. Они сами обидели наших священных животных, гырхов, которые объявили им войну и убили четырнадцать человек. Мы предупреждали коменданта базы об опасности, и подсказывали выход: договориться с ними. Но он не воспринял мои слова.

Сейчас на экране появятся лица мидгардцев, которые причастны в похищении наших детей, попытке обидеть нашу девушку, в доставке на нашу землю бомбы. Этим людям мы вынесли смертный приговор, который будет приведен в исполнение немедленно. Кроме того, мы уничтожим все корабли храков на нашей орбите, а кораблям мидгардцев даем шанс уйти. Там находится человек, Романов Константин, которому мы многим обязаны. Но предупреждаю, мы даем мидгардцам три часа, на то, чтобы покинуть нашу солнечную систему. В противном случае, за последствия я не ручаюсь.

И перед нашими взорами поплыли фотографии, представителя правительства, доктора, мужика с шевелюрой, мужичонки, который помогал нести меня раненного, в этом я уже больше не сомневался, к кораблю, и еще троих незнакомых мне мужчин. А потом экран погас. И стало тихо. Все молча, уставились на мониторы, ожидая продолжения.

Вдруг Императрица вскочила на ноги и подлетела к окну, за которым на фоне золотой планеты висели наши легкие транспортные корабли и шесть кораблей хракаэцетеляшпилей. Они поочередно стали вспыхивать, оставляя за собой только пыль. Порывом какой-то силы эта темная пыль уносилась в просторы космоса. Императрица зарычала на своем языке, которого я не знал, но догадался по интонациям, что она сыплет ругательства. Неожиданно она повернулась к представителю Президента.

— Вы поняли, что произошло? — закричала она, — эти варвары нашли Белый город!

— Почему вы так думаете? — поинтересовался адмирал. Бедный представитель сидел в своем кресле белый как мел, и трясся.

— Потому что они слишком смело себя ведут. И, кроме того, мы обратили внимание на то, что вчера белые жрецы в своих одеяниях, не стесняясь, ходили по городу, заходя в дома. А сегодня в городе и во всех селениях не видно ни одного человека! Слушайте, отдайте мне Романова, пока не поздно! Я выну его мозг, я механически сниму блокаду, я просканирую каждый нейрон, ответственный за воспоминания. Мы должны успеть…

Но она не договорила, в воздухе запахло чем-то жженным. И я, вскочив со стула, отпрянул в сторону. На стуле представителя правительства, в его неповрежденной одежде сидело чёрное сморщенное, как печеная картошка, существо без глаз, и только пустые глазницы смотрели куда-то вверх. По комнате прошёлся вздох ужаса. Живые разбежались, и только черные доктор, и теперь уже совершенно лысый, потерявший свою шевелюру мужик, медленно валились на пол.

Императрица засмеялась: — Ну, что теперь вы поняли, что эти твари делали с нами? Уничтожить! Скорее уничтожить их. У вас есть оружие?

Ответом ей была тишина. Первым очнулся комендант. Я видел, как он подошёл к адмиралу и положил руку тому на плечо. Лицо адмирала застыло, его глаза смотрели на представителя правительства, он не пошевелился. И тогда комендант включил громкоговоритель, и его спокойный командный голос зазвучал по всему крейсеру:

— По приказу адмирала, включить двигатели, взять курс домой. Прошу центр управления, передать всем легким транспортным кораблям, немедленно покинуть орбиту Раттеи. К вам идет адмирал.

— Вы не сделаете это, — схватила его руку Императрица.

— Еще как сделаю, — ответил ей комендант, выдергивая руку, — адмирал и я отвечаем за всех людей, в нашем подчинении, и мы не намерены подвергать их смертельной опасности. Тем более, что это не военный корабль, а дипломатический. Таков наш закон. Простите, сударыня, нам надо идти. Я распоряжусь, чтобы стюард показал вам каюту.

И схватив адмирала за руку, он потянул его к двери, и уже из коридора были слышны его распоряжения: — Императрице каюту, погибших в морозильник. И аккуратно, чтобы не рассыпались…

Скоро я остался один. Подошёл к окну и смотрел, как мы начали медленно удаляться от Ратееи. Она становилась все меньше и меньше. Сзади меня раздавались шаги стюардов, их возгласы, они переговаривались, тихо, почти шёпотом. На меня никто не обращал внимания. А я стоял, понимая, что оставляю там, на неизвестной мне планете, что-то очень важное. Во мне с каждой минутой нашего отдаления от золотого теперь небольшого шарика, образовывалась черная дыра. У этих мужиков сгорели тела, а у меня горела душа. Вот только отчего, мне было невдомек.

А потом планета исчезла, вокруг была до боли знакомая чернота космоса, мы медленно набирали скорость. Крейсер был слишком тяжел и неповоротлив. И вдруг свет погас. Все вокруг затряслось. Я почувствовал, что лечу, покатился, больно ударился боком, снова полетел, снова куда-то катился, и снова летел. Было ощущение, что я попал в барабан стиральной машины. Наверное, на мгновение отключился. А когда пришёл в себя, свет горел, я лежал около стены, задрав ноги к верху, в комнате был разгром.

Глава II

Веда осмотрелась, и поняла — она дома. И тут же перед глазами возникло бледное лицо Косты, с уходящей из глаз жизнью. — Кричи, — просил он.

— Я убила его, — думала девушка, глядя в потолок. — Я убийца. Он столько раз спасал меня. Даже несмотря на то, что услышал столько оскорбительного в свой адрес, он сдержал слово, вернулся с помощью. Если бы я послушалась, и не пошла к мидгардцам, он был бы жив. Это я виновата в его смерти. А что я скажу Старшему, Среднему и Младшему?

Тихонько скрипнула дверь, и в комнату кто-то вошёл. Веда повернула голову и встретилась взглядом с Ботикой, которая в руках держала стакан с какой-то жидкостью. Она вытаращила глаза, стакан со звоном упал и разбился: — Ты???

— Что? Она пришла в себя? — в комнату влетела Сюа. — Деточка, родная! Ты очнулась!

— Я убила его, — повторила свои мысли вслух маленькая веста.

— Что ты говоришь, ты никого не убила! Это просто последствия нервного срыва. Ты лежи, скоро все пройдет.

— Я видела, как Коста умирал, — упрямо, как заклинание твердила девушка.

— Нет, что ты, он жив, — Сюа спрятала глаза.

— Я хочу его видеть, пусть он придет, — она приподнялась на постели.

— Невозможно, детка, они забрали его с собой.

— Они убьют его! — обреченно произнесла Веда, и снова упала на подушку, из ее глаз потекли слезы.

Комнату заполняли люди. Около постели появился Уллин, схватил ладони дочери и прижался к ним губами:

— Детка, как я волновался! И что тебя понесло к мидгардцам. Когда я узнал, я чуть не умер от страха за тебя.

— Все хорошо, папа, — девушка смотрела на отца, и улыбалась сквозь слёзы.

— Теперь да, ты себе представить не можешь, что было со мной, когда мне сообщили, что моя дочь у мидгардцев. А когда прилетел, ты уже без сознания здесь…

— Так, запел свою песню, — строгий голос Арты прервал магистра знаний. — Ты должен гордиться дочерью, с ее помощью мы выгнали мидгардцев с Раттеи. Скажи ей спасибо! Как ты? — она подошла к девушке и встревожено посмотрела ей в глаза. — Пора домой. Хватит здесь отлёживаться. Я тебя быстро на ноги поставлю.

— Мы домой поедем? — спросила Веда.

— Нет, пока нам предоставили комнаты в Храме избранных. Раджан хочет поговорить с тобой. А там и домой. Давай я помогу тебе одеться.

Ее подняли. Стали закутывать с тёплый меховой плащ. Надели на ноги тёплые сапожки, и, держа под руки, повели. За дверью на засыпанной золотистым снегом площадке было много людей, все ей улыбались: — Здоровья тебя Веда, дочь Уллина. Спасибо! — раздавалось со всех сторон. Она поискала глазами своих спутников, с которыми прошла столь долгий путь. Их не было. Но когда она вышла из дверей больничных покоев на улицу, среди толпы белых жрецов, радостно приветствовавших ее, увидела знакомые лица. Они сияли, они кивали ей осторожно, чтобы никто не видел. А потом скрылись в толпе. Ноги у Веды подкосились. Но отец за талию удержал ее. А потом просто взял на руки и понес. Им уступали дорогу. А вдогонку неслись возгласы благодарности.

Но девушку это не трогало. Ей было все безразлично. И уже опять лежа в постели, укутанная добрыми руками Арты, она не могла отогнать своих грустных мыслей:

— Теперь они уйдут в Белое братство. Я больше никогда не увижу ни Старшего, ни Среднего, ни Младшего. Они будут молчать о том, что произошло там. Связываться с белыми жрецами — плохая примета. И Коста говорил об этом. Забыть? Но я не хочу забывать! Они стали мне родными. Я не могу вот так отказаться от них! Старший говорил, что я слишком молода, и не имею права, принимать их в свой род, без разрешения Арты. А даст ли мамка разрешение? А если не даст?

Будто почувствовав что-то, в комнату вошла Арта:

— Тебя что-то тревожит, детка?

— Арта, а ты когда-нибудь шла против воли старшей матери?

— Конечно. Когда мне был сон, что я должна придти к твоему отцу и принять на себя воспитание его маленькой дочери, моя старшая мать пришла в ярость. Женщин и так было мало. А тут еще и я, в полной силе, и способная родить ребенка, уходила неизвестно куда, отказываясь иметь своих детей. Она до сих пор сердиться на меня. А почему ты спрашиваешь об этом?

— А ты не жалеешь о том, что сделала?

— Нет! Я люблю вас с отцом, как родных! А потом, я всегда тебе говорила, нужно слушать свое сердце. Оно ведет нас по правильному пути, тогда как разум может ошибиться.

— Спасибо, родная, — руки девушки, обхватили ее шею.

— За что? — удивилась Арта.

Но Веда не ответила, сильнее прижимаясь к мамке, а потом прошептала:

— Даже когда ты узнаешь, всю правду обо мне, и решишь отказаться от звания мамки, я хочу, чтобы ты знала, ты — самая лучшая.

— Объясни, что ты хочешь сказать? Что ты натворила?

— Только не сейчас. Ладно? Завтра. Всё завтра!

— Хорошо. Я подожду, — ответила Арта, и протянула ей стакан: — На выпей.

— Что это?

— Пей, ты должна поспать. Как я понимаю, завтра будет трудный день!

Утром первого кого увидела Веда, проснувшись, была Сюа:

— Веда, — сказала Верховная жрица, — ты еще сама не можешь осознать, что ты сделала для всех нас. Люди хотят видеть тебя, поблагодарить. Слух о том, что ты пришла в себя, уже облетел весь город. Кланы прислали своих представителей, чтобы поблагодарить тебя, и убедиться, что с тобой все хорошо. Прошу принять их.

— Согласна, — кивнула маленькая веста, — а что я должна отвечать?

— Просто скажешь «спасибо» и все.

— Когда?

— Вот сейчас позавтракаешь. И они зайдут к тебе. Договорились?

— А ты будешь рядом со мной?

— Если ты этого хочешь, то буду.

— Хочу.

После завтрака, Арта убрала со стола, и они сели, как и полагается в таких случаях напротив двери. В середине Уллин. По левую руку Арта, по правую Веда, и за ней сзади Верховная жрица. Первым вошёл древлянин.

Прижав руку к сердцу, он горячо поблагодарил Веду, за то, что она помогла спасти детей. Он говорил красиво и длинно. А девушка хмурилась. Ей были неприятны его слова. Ведь детей, как поняла она, вытащил Коста.

Когда древлянин закончил свою речь, маленькая веста, поднялась с места:

— Я не могу в полной мере принять твою благодарность, — сказала она, ваших ребят с базы вывел Коста.

Древлянин смутился: — Но его нет с нами. Его забрали мидгардцы с собой. А ты помогала ему. И когда я благодарю тебя, я выражаю признательность и ему.

— Тогда, я говорю спасибо! — поклонилась Веда.

Древлянин, тоже слегка поклонился, и, воздав похвалу Уллину и Арте, за то, что у них такая дочь, удалился.

Поток людей не убывал, они шли, шли и шли. Все говорили хорошие слова. Благодарили ее и ее родителей, как и положено. А она все думала, о том, что они скажут после того, как она сообщит, что приняла в свой род Старшего, Среднего и Младшего и мидгардца. Даже, если от нее отвернутся, она уйдет в Белое братство. Она останется с ними там, потому, что ничего не проходит просто так, и для нее теперь не может быть обычной жизни, как прежде. «Кто заглянул в глаза смерти, тот теряет силу рода», говорит пословица. И она права. Веда чувствовала, что ее душа затерялась где-то там, на Пути в Белый город. А здесь только оболочка…

За дверью произошла какая-то заминка. И Сюа, воспользовавшись случаем, нагнулась и спросила: — Ты не устала, можно попросить отложить посещение?

Маленькая веста только открыла рот, чтобы ответить, как в дверях показался, тот, кто вытаскивал вместе с ней Ботику, и у нее вырвалось: — Не-е-ет!

— Ну, смотри, девочка, — сказала Верховная жрица. — А то только скажи… Я вижу, что тебе еще нездоровиться. — Потом подняла удивленный взгляд на вошедшего:

— Тебе что, Агнар! Мы договорились с Советом, что он придет позже.

— Агнар? — прошептала Веда.

Вошедший слегка склонил голову: — Я пришёл ни как советник, Светлейшая, а как художник, позволь мне сказать несколько слов Веде, дочери Уллина, хранительнице знаний Храмовой библиотеки.

Маленькая веста удивленно посмотрела на Сюа, а потом на отца.

— Мы не успели тебе сказать, что Белое братство доверило тебе библиотеку, — смутился Уллин. — Пока там, обосновался я.

— Да, уж! — грустно сказал вошедший, — и не хочет выдать мне книгу о живописи мидгардцев.

— По распоряжению Верховной жрицы, все книги чужеземцев будут отправлены в Белое братство!

— Ну, чем вас искусство пугает? — насупился спаситель Ботики.

— А зачем тебе эта книга? — удивился Уллин.

— Как зачем? Я свободное время я занимаюсь живописью. Меня, когда был маленький, один мидгардец научил. В моем доме даже висит портрет моего друга Грэга, нынешнего Раджана, суженного Веды. Так другой мидг…

— Агнар, — прервала его Сюа, — ты забываешься….

— Прости, Светлейшая, я хотел сказать, что даже Ботика, это моя жена, — посмотрел на Веду Агнар, — и та говорит, что портрет не соответствует оригиналу. Я хочу понять, в чем моя ошибка…

— Это ты у своего друга, Грэга, научился идти напролом? — поинтересовалась Верховная жрица, — подождать не мог?

— Не мог! Если не отстаю сейчас, потом ни за что книгу не получу…

Уллин пожал плечами: — Сюа, а правда, может, предоставим ее нашему художнику, у чужеземцев прекрасное искусство. Есть чему поучиться.

— Хорошо, — кивнула Светлейшая, — отдай ему книгу, и обратилась к Агнару: — Больше тебе ничего не нужно?

— Прости, Веда, я должен был начать с того, что склоняю голову перед твоим мужеством. Хотя как друг Грэга, не одобряю твоего поступка, ты рисковала своей жизнью…

— Все, Агнар, я предупреждала, чтобы ты не слова, не говорил об этом, иди… — вскричала Сюа.

— Ухожу! Арта, Уллин — ваша твердость духа покоряют и удивляют меня. Да, будет над вами вечно свет Божественной Свати, для меня вы стали вровень с ней, только она способна рисковать жизнями своих детей!

— Агнар, еще одно слово, и я выгоню тебя… — поднялась Верховная жрица.

— Единственный человек, кто сказал, что-то путное, — проворчала Арта. — Спасибо мальчик, я принимаю твои слова с горечью, и с благодарностью. И добавила: — Все, на сегодня хватит. Моей Веде совсем плохо! Сюа, извинись перед людьми.

Агнар вошёл в кабинет Грэга, который увидев его, бросился к нему навстречу:

— Ну, ты видел ее? Как она? Ты сказал?

— Я видел ее, Грэг! Она удивительна! Она прекрасна! Ее глаза! В них столько печали! Как в такой маленькой девочке может существовать такая печаль? Это не естественно!

— Она поняла, кто ты?

— Не знаю! Она смотрела на меня с ужасом! Будто заглянула в пропасть Тьмы. Грэг, ты знаешь, я мечтаю нарисовать Божественную Свати, я нашёл ее образ — это Веда!

— Очнись Агнар, у тебя жена есть, что скажет Ботика?

— А что Ботика! Она своя, земная! А это существо неземное!

— Так, остынь! — Раджан потряс друга за плечи, — как ты думаешь, я могу просить теперь встречу с ней.

— Встречу? Да, я хочу ее увидеть еще раз, только на одно мгновение, я не могу вспомнить ее лица, только глаза, попроси, чтобы я встретился с ней.

— Да, толку от тебя сейчас мало, — беззлобно произнес Раджан и быстрым шагом отправился к Веде. Около двери его встретила Верховная жрица.

— Что тебе? — она была расстроена.

— Я хочу встретиться со своей вестой.

— Грэг, она еще очень слаба, рано я устроила паломничество к ней. Она устала, на ней лица нет. Как мышка съежилась и сидит, уставившись в одну точку.

— Передай только мою просьбу, если согласиться, то скажет когда.

— Подожди здесь.

Сюа вернулась в комнату, где около застывшей Веды хлопотала Арта. Верховная жрица присела около девушки и обняла ее за плечи: — Раджан пришёл. Хочет встретиться с тобой. Девочка, если ты против, я откажу ему раз и навсегда!

— Нет! — встрепенулась маленькая веста, — не надо. Скажи, что я встречусь с ним. Мы должны поговорить.

— Ты уверена?

— Да, Сюа, скажи ему, что бы он был через час в маленьком дворике около башни.

— Но ты же сама не хотела… — начала уговаривать Верховная жрица.

— За это время много чего произошло, после того как он узнает правду обо мне, он может сам от меня отказаться, — вздохнула девушка.

— Что ты ему хочешь сказать? — в один голос вскрикнули Арта и Сюа.

— Все, что я хочу сказать, вы услышите. Пригласите только сюда Кэрта, Антоэля и Полетика, пожалуйста! И пусть папа будет. Он тоже должен знать!

— Веда, ты пугаешь меня, — мамка с тревогой смотрела на свою воспитанницу. Но в ее глазах была такая решимость, что она отступила и только сказала: — Я сделаю, как ты хочешь, только зачем приглашать чужих людей, это дело семейное, я полагаю?

— Так нужно, ты сама поймёшь зачем. Помоги мне одеться.

Сюа встала и вышла. За дверью стоял бледный Грэг.

— Она встретиться с тобой через час во дворе около башни. Только у меня к тебе просьба, пойди, пригласи сюда Кэрта, Антоэля и Палетика.

— Что-то случилось?

— Боюсь, что да! Иди Грэг, иди!

Раджан вышел, и тут в дверях показалась Веда, укутанная в теплый плащ, голову закрывал капюшон. За ней мамка.

— Ты не слишком рано? — спросила Верховная жрица, — до вашей встречи еще много времени.

— Я хочу побыть одна, не провожайте меня, — тихо сказала девушка, и медленно прошла мимо них.

Арта посмотрела на Верховную жрицу: — Я плохо знаю Храм. Но я хочу видеть, их встречу. Где можно подсмотреть?

— Подсматривать и подслушивать — не достойное занятие для взрослой женщины.

— Так не ходи, только проводи меня. А я должна видеть, а вдруг он обидит ее? — упрямо сказала Арта.

— Ты права, — согласилась Сюа. — Мы же не будем подсматривать, просто выглянем в окно, когда будем проходить мимо…

Грэг шёл в Храм избранных с неохотой. Эти трое после возвращения из Белого братства стали притчей во языцех всех жрецов. Они первые вернули себе силу рода, причем все трое. То, что именно они сопровождали Веду он догадался по тому, что Палетик крутился около них. Кэрт и Антоэль смотрели на него, Раджана, с плохо скрываемым раздражением. А мальчишка, тот вообще перешёл все границы. Вчера встретившись случайно во дворе Храма, он назвал его трусом. И если бы не Агнар, который схватил Грэга за руки и крепко держал, пока тот не успокоился, он бы надрал нахалу уши. Только потом, когда успокоился, Верховный советник понял, что мальчишка хотел вывести его из себя, ведь взрослый мужчина, накинувшийся на подростка с кулаками — покрывал себя позором. Так что же произошло там по дороге в Белый город?

В коридоре, встретив одного из белых братьев, он спросил, где найти эту троицу. Тот показал на дверь. В комнате, за столом, перед какими-то чертежами сидели Кэрт, Антоэль и Палетик, голова к голове и о чем-то возбужденно переговаривались.

— Вас троих просят пройти в дом Уллина, — тихо произнес Раджан.

Первым поднялся Кэрт: — Когда?

— Сейчас.

— Она не должна делать этого! Ее осудят! — вскрикнул мальчик.

— Палетик! — прикрикнул на юного жреца Антоэль. Тот замолчал и опустил голову.

— Мы придем, — кивнул растерянно Кэрт.

Грэг вышел из Храма и направился к внутреннему дворику, и тут увидел, как цепочка маленьких женских следов вилась перед ним и обрывалась перед закрытыми воротами, ведущими во двор раздумий.

Арта и Сюа добрались до окна башни и, приоткрыв его, выглянули наружу. Веда сидела, выпрямившись, на скамейке, положив руки на колени. Капюшон сполз с головы и золотистый снег, тихо сыпавший всё утро, уже покрыл ее волосы тонкой вуалью. А за воротами взад и вперед ходил Раджан. Но вот часы пробили, нужный час и он распахнул ворота:

— Веда! — закричал он, — Веда!

Девушка подняла на него глаза, и вдруг бросилась ему на грудь. Грэг целовал ее глаза, щеки, и что-то тихо говорил. Слышно не было. Сюа и Арта отшатнулись от окна и растерянно посмотрели друг на друга.

— Но ты сказала, что она не хочет его видеть? — шёпотом спросила мамка.

— Она сама мне сказала так, я говорила тебе, она плакала у меня на груди, — также шёпотом оправдывалась Верховная жрица.

— Тогда, что происходит там, внизу?

— Не понимаю!

— Правильно говорят, не подслушивай и не подглядывай, а то в дураках окажешься. Давай вернемся, мы ничего не видели.

— Но я не понимаю.

— А понимать нечего. Ты ничего не видела Сюа. Ничего. Пошли домой.

Они стали осторожно спускаться вниз.

В комнате недалеко от двери, сидели Кэрт, Антоэль, Палетик и Уллин. Отец Веды пытался что-то выспросить, но на все его вопросы получал уклончивые ответы. Он начинал сердиться:

— Кэрт, ты же мне друг! Ты должен рассказать, что у вас там случилось! Веда сама не своя. Я должен знать.

— Сколько можно тебе говорить, — отмахивался белый жрец, — ничего особенного. Ну, шли, а потом пришли. А Веда? Она просто устала!

Но тут дверь открылась, и вошли растерянные Сюа и Арта. Мужчины встали. Уллин поспешил к женщинам и помог снять плащи. Дверь снова открылась и в комнате появись Веда и Грэг. Увидев своих бывших спутников, Веда застыла, не сводя с них глаз. Потом медленно подошла к ним, и, глядя поочередно в глаза каждому тихо, но чётко сказала: — Я убила его!

Кэрт мотнул головой: — Нет, Прыцесса, нет! Он жив!

— Но они хотят убить его, я видела!

— Но это еще не известно! Ты же знаешь, он мастак выпутываться из тупиковых ситуаций!

— Вы осуждаете меня?

Все трое молчали, опустив голову. Наконец, Антоэль произнес: — Ты рисковала жизнью… без нас! Прыцесса!

— Я поступила дурно, — вздохнула девушка, не отводя глаз от лица Антоэля. — Но что мне делать?

— Мы что-нибудь придумаем, — ответил тот.

Веда повернулась ко всем: — Я хочу рассказать обо всем, что произошло в Пути. Вы моя семья и имеете право знать.

— Белые жрецы тоже должны остаться? — спросил удивленно Уллин.

— Да, папа. Это касается непосредственно их. Ты же знаешь, мы вместе проделали этот Путь — с вызовом произнесла девушка.

— Как скажешь, дочка! — кивнул головой Магистр знаний.

Арта, как мамка, села в Красном углу, справа от нее Уллин. Все остальные остались около окна, как гости. Маленькая веста надеялась. Что Старший, Средний и Младший займут места около ее отца, по праву родства. Но этого не случилось. Вздохнув, она начала свой рассказ.

Она начала с того, как весело было идти первое время. Как мидгардец спас их от своих же чужеземцев при помощи гырха. Сказала, как он не понравился ей сначала, потому что был хмурый и лицо сердитое. Но, когда она подсмотрела его шутку с детьми древлян, и как он весело смеялся, он стал ей любопытен.

Грэг встал, ему показалось, что ему в грудь направлены стрелы. И вот оттянется тетива, и они будут выпущены.

Веда старалась не смотреть в сторону мужчин, она глядела на Арту, которая опустив голову, застыла на своем ажурном стуле.

Она продолжала говорить, запинаясь, и сбиваясь, поведала о первой встрече с какими-то хищниками, о словах Косты, о тех именах, которые он придумал для всех и для нее тоже, как грубо разговаривал с Антоэлем, и тогда он ей опять не понравился.

— Я никак не могла понять, что он хочет от всех нас. Что ему надо! Я хотела, чтобы он ушёл, — голос девушки дрожал, — но Старший попросил его пойти с нами. Я даже обиделась на него. Мне казалось, что этот мидгардец-грубиян будет нам только мешать. Ведь без него было так хорошо. Но потом, когда мы дошли до Долины трав, так она называется, тогда еще я не знала об этом…

И она описала все, что случилось там. Со слезами в голосе, призналась, что повела себя не пристойно, как испугалась, и как ноги перестали ее слушаться, и что она уже была готова умереть, когда Коста схватил ее и перетащил на безопасное место. Пересказала его слова, гневно сказанные им всем. И как ей было стыдно, что она подвела своих спутников. И что снова она показала свою слабость, она плакала. И мужчины видели ее слёзы. И ей до сих пор стыдно за это. И нажимая на то, что именно она приняла предложение Косты, и принесла клятву родства, тем самым вынуждая своих спутников последовать ее примеру. Она повторила слова клятвы, и показала Арте, которая даже не подняла головы, а, только сжав кулаки, смотрела в пол, руку, где около большого пальца белел маленький шрам.

А потом, как этот же Коста безразлично отнесся к тому, что произошло, да еще осмелился сказать, что все кого он спасал, забывают об этом, намекая на то, что и она забудет.

Девушка ненадолго замолчала, а потом продолжала свой рассказ, и о том, как они все-таки прошли эту долину, благодаря хитрости Косты, и о встрече с гырхами. Этим священным животным она уделила гораздо больше времени, будто бы боялась возвращаться к основной теме своего рассказа. Но взяв себя в руки, описала, как они вышли к разрушенному городу, искали Храм и не могли найти, как Коста пропал, а потом появился и принес весть о чуде под водой, и о том, как опять ему, мидгардцу, который постоянно нарушал все их обычаи, удалось найти выход. И о том, что когда они вышли, она вдруг почувствовал себя уставшей. Ей не хотелось больше никуда идти. А, когда она легла спать, увидела странную дорогу, которая пролегала в темном небе, и, извиваясь между Фитой и Тицией, терялась в темноте. И что она шла по ней. И вдруг услышала голос Косты, который звал ее, он что-то говорил, и звал. И она вернулась. А когда открыла глаза, то увидела, что лежит в его объятиях.

— Я не хотела его обидеть, — вскрикнула Веда, — мне потом Старший объяснил, что он спас меня, что я умирала. Но в тот момент, я просто испугалась. А он отшатнулся от меня, будто я ударила его больно-больно. Лицо стало белым, он отвернулся и полез куда-то вверх. А потом, он вернулся. Но не хотел разговаривать со мной, не хотел слышать слова извинений. Он вообще странный. Он всегда отказывается слушать, когда хотят попросить прощения у него. Он сердится.

Она всхлипнула и посмотрела на Арту. Та продолжала сидеть, склонив голову на грудь. Казалось, она застыла, как каменное изваяние. Переведя взгляд на отца, она увидела, что он смотрит на нее с ужасом, а губы его трясутся.

— Папа, я не хотела его обидеть, — стала оправдываться девушка. — Честно слово, я тогда опять испугалась, ведь он мидгардец… Я не хотела, — повторила она и замолчала.

На какое-то мгновение повисла гнетущая тишина. Осознав, что поддержки ей не будет, Веда стала рассказывать дальше. Об этом отрезке пути, она говорила звонким и счастливым голосом. Для нее это было самое счастливое время. Они так весело шли. И о том, как ловко прошли мост. И о том, как карабкались по скалам, и все помогали Палетику держаться на камнях. И как, наконец, вышли к морю, построили, как называл его Коста, плот и плыли. Как они радовались, увидев огромные ворота. Голос Веды стал глуше, в нем росло напряжение, потом она просто заговорила громким шёпотом, описывая то, что они увидели там…

— Я не помню, как мы оттуда ушли, — говорила Веда, — я опять повела себя плохо, наверное, я потеряла сознание. Потому что очнулась уже на берегу, откуда мы отплыли. Коста все ходил между нами, и что-то говорил. Он снова что-то требовал, я не помню что. Я тогда подумала: все напрасно. Мы зря проделали этот путь, — она повернулась к отцу, — папа, мы думали, там счастливые люди. А там смерть. Везде смерть. Это город смерти. И не надо было его искать, — немного помолчав, она продолжала. — Мне не хотелось возвращаться в Туле, ведь уже не будет того, что было прежде! Я чувствовала это. И мне захотелось одного, чтобы мы все, Старший. Средний. Младший и Коста, ушли в Белое братство, чтобы жить там. Разве мне позволили бы общаться с ними, ведь они — белые жрецы? А Коста вообще чувствовал себя врагом для всех нас. Он не верил в нас. Вот если бы у него была жена, которая могла бы защитить его, ему было бы легче…

Девушка замолчала, собираясь с духом. — Веда, не надо об этом, ты была не в себе, Веда! — прохрипел Кэрт.

— Надо, Старший! Я знаю, все что случилось, вы сохранили бы в тайне. Но я не смогу жить с этим. Грэг должен знать, что представляет из себя его веста.

Девушка не смотрела на Раджана, она продолжала смотреть на застывшую Арту. Теперь маленькая веста была даже рада, что мамка не смотрит на нее, и что она не видит ее осуждающего взгляда.

Грэг застыл. Тетива дрогнула, стрела выпущена.

— И я предложила себя Косте! — вскричала Веда. И замолчала. Ожидая, что сейчас все накинуться на нее с криками осуждения. Но никто не сказал ни одного слова. Вобрав в себя побольше воздуха, она продолжала, с трудом выталкивая слова.

— Но он отказался. Он сказал, что я для него только сестра! Только сестра, — повторила она. — Он предал меня! Вы все предали меня, — закричала маленькая веста. Я была вам нужна, чтобы только открыть ворота. А потом, вы вычеркнули меня как ненужную вещь? Разве не так? Коста обещал, что вы все будете защищать меня! Будете со мной до конца. Но когда меня как уже никому ненужного ребенка отправляли в Туле, вас не было! А он всю дорогу молчал. Он делал вид, что спит, и не хотел разговаривать. И тогда я решила доказать, что я не ребенок! Да, я не проявила себя в Пути. Я была обузой для вас. Но я не трусиха! Я могу быть смелой! И я попросила отвезти меня к древлянам, чтобы пойти на базу к мидгардцам. А там нам встретилась Никке. Она сказала, что пропали дети. И я поняла, что Божественная Свати на моей стороне, она хочет, чтобы именно я пошла туда. Но Коста как с цепи сорвался. Он не хотел меня пускать. Я опять стала для него ребенком, которого надо оберегать, чтобы потом бросить! И я обидела его опять. Но я уже хотела обидеть его. Да… Хотела… Потому что вы предали меня!

Веда еле сдерживала слёзы, голос дрожал, она снова переживала то, что хотела бы забыть.

— Коста предупредил меня, чтобы я встретилась только с комендантом базы, и чтобы опасалась маленького человека с темными стеклами на глазах и высокого с густыми волосами. Но коменданта не было. А эти двое встретили меня и провели в какую-то комнату. Они говорили, а голос из маленькой серебристой коробочки переводил мне их слова, а когда говорила я, то — и мои слова. Они сказали, что комендант скоро придёт. И спрашивали меня о цели моего визита. Но я молчала. Коста сказал, что они плохие люди, и я видела их силу. Она черная. Они предлагали мне поесть и попить, но Коста запретил. И я ни к чему не притронулась, хотя мне очень хотелось пить. Они что-то говорили, что показывали мне на экране, таком же, как у нас в Храме избранных. Но я все ждала. Мне стало страшно. Я хотела домой. Я хотела, чтобы Старший, Средний, Младший и Коста были рядом. Но вас не было. А потом что-то случилось. Сначала убежал волосатый, а когда вернулся, был сильно испуган. Он что-то сказал тому, со стеклами. Они ушли. Мне очень хотелось уйти, убежать. Но Коста говорил, что тот, кто бежит, всегда становиться добычей. И я осталась. А потом они вернулись, а с ними еще какой-то маленький человек… Они смотрели на меня как-то нехорошо… И тот что со стеклами, стал подходить ко мне, и звать пройти куда-то… Я не выдержала и позвала Косту. И он прибежал. Он накинулся на них. И все кричал мне, чтобы я уходила. Но мои ноги опять меня не слушались. Я не могла…

У девушки перехватило дыхание, она съежилась, слёзы уже текли по щекам, она не обращала на них внимание:

— А потом этот маленький ударил его ножом. Я видела, как уходит из Косты жизнь. А он все говорил мне что-то, но я не слышала… Старший, это я убила его! — вскрикнула Веда, и в нарушении всех традиций уткнулась в грудь Кэрту. Он обнял девушку, и стал гладить по голове:

— Не плачь, Прыцесса, это не только твоя вина, но и наша.

— Почему? — маленькая веста посмотрела сквозь слезы на Кэрта.

— Знаешь, на берегу Коста сказал, что ты не веришь никому из нас, я не поверил ему, но он оказался прав.

— Почему вы не пришли меня провожать? — спросила девушка.

— Белые жрецы погрузили нас в сон, когда мы проснулись — все было кончено. Косту забрали мидгардцы, а ты была в Туле…

— Это правда? — она перестала плакать и перевела взгляд на Антоэля.

Тот кивнул головой. Освободившись из объятий Кэрта, Веда повернулась к Арте и снова заговорила:

— Я Веда, дочь Уллина, принимаю в свой род Старшего — Кэрта, Среднего — Антоэля, Младшего — Палетика и Косту. Даже, если ты, Арта, и ты, папа, не одобрите моего поступка, я все равно не откажусь от них. Я дала клятву, я отдала им свою кровь и взяла в себя их кровь. Отныне и навсегда они — моя семья. И если надо, я уйду с ними…

Но тут мамка подняла голову, и обвела всех тяжелым взглядом. Ее срывающийся голос заставил остановиться девушку на полуслове:

— Я Арта, названная старшая мать рода Уллина, выслушала тебя дочка. Теперь ты послушай меня, и пусть мои слова будут услышаны всеми…

— Арта, ты сама говорила, что нужно слушать свое сердце… — попыталась прервать ее маленькая веста.

Но мамка кинула на нее грозный взгляд, и девушка интуитивно прижалась к Кэрту, который обнял ее за плечи, а Антоэль и Палетик встали рядом, готовые защищать свою сестру.

— Я выслушала тебя дочка, — продолжала мамка, — и ни разу не перебила. Не забывай, я старше тебя, и ты должна уважать старших. Ты сказала свои слова, теперь моя очередь сказать свои. И вот они: ты достойно прошла этот Путь, и ни в чем не уронила честь женщины рода. Твоя беда была только в том, что слишком молода, и не была готова к столь тяжким испытаниям. Но, несмотря на это, все твои поступки я одобряю. Ты поступила так, как и должна была поступить. Вот, если бы ты промолчала о клятве, а я узнала о ней от кого-то другого, я бы отказалась от тебя, потому что это говорило бы только об одном, я плохо воспитала тебя! Кэрт, Антоэль, Палетик и Коста, отныне и навсегда, вы — мои дети. А если кто считает, что моя Веда опозорила себя, будет иметь дело со мной, Артой! — и она посмотрела на Грэга.

Стрела пролетела мимо. Только оцарапала сердце Раджана. Он стоял и смотрел на девушку, которая однажды уже показала, как она может бросаться в пропасть Тьмы. И сегодня ее рассказ только подтвердил то, что она готова вот так безоглядно кидаться в неизвестное. Не думая о последствиях. Делать ошибки, а потом бичевать себя беспощадно и жестоко. И это создание, теперь принадлежит ему. И никому он ее не отдаст. И в тоже время он чувствовал стыд, что его не было рядом с ней, и в минуты опасности не он протягивал руку помощи, и ужас от сознания, что нить их с Ведой судьбы так запуталась и чуть не оборвалась!

Арта тем временем повернулась к Уллину: — Отец, твое слово!

Магистр знаний будто ждал только этого приказа, подошёл к Кэрту и обнял его: — Ты всегда был мне больше чем другом, теперь просто мы стали называться тем, кем были всегда, братьями, — сказал он, — спасибо тебе за мою девочку и прости ее. Она несмышленыш! Ведь ты простишь ее?

— Папа, разве я провинилась перед Кэртом, — удивленно спросила Веда.

— Да, дитя мое! Еще как! Ты вела себя эгоистично! Ты посмела плохо подумать о мальчиках! Мужество, девочка, не только в том, чтобы кидаться на врага, и не потерять голову от страха, это еще умение принять единственно правильное решение, даже, если оно идет в разрез всем традициям и обычаям твоего народа. Если бы Кэрт не принял предложения Косты, вы могли бы все погибнуть! — вскричал он. Обернувшись к Антоэлю и Палетику, обнял их поочередно: — Мы с Иоланой так мечтали о сыновьях, она была бы счастлива. Не сердитесь на Веду. Хорошо?

Оба согласно кивнули. Веда растерянно посмотрела на Грэга: — А что скажешь ты? — увидел он немой вопрос.

— Я рад, что буду принадлежать вашему роду, — сказал Раджан, — это большая честь для меня.

— Грэг, — Кэрт сделал шаг к нему, — мне неловко, но ты должен знать, я подговорил всех жрецов в Храме, что, если Веда не захочет быть твоей вестой, они поддержат меня в расторжение сговора.

— Я принимаю это, — спокойно ответил Верховный советник.

— А я подговорил всех в Белом братстве, — сказал Антоэль.

— Я принимаю это, — повторил Грэг.

Палетик покраснел: — Прости меня Раджан, что я назвал тебя трусом, я хотел, чтобы ты ударил меня. И тогда я смог бы доказать всем, что ты недостоин Прыцессы.

— Палетик, как ты мог! — вскрикнула Веда.

— Не сердись на брата, — успокоил ее Грэг, — я бы на его месте поступил бы также. Я принимаю это!

Щеки девушки вспыхнули румянцем: — Это вы все сделали для меня? — Она растерянно обвела взглядом своих бывших спутников: — Простите меня!

— Молодец, девочка, — подала голос, молчавшая до сих пор Верховная жрица, — ты сказала правильные слова. А теперь простите, мне надо идти, и она быстрым шагом вышла из комнаты.

— Она осуждает меня! — воскликнула в отчаянии маленькая веста, и ее глаза снова наполнились слезами.

— Веда, — прикрикнула на свою воспитанницу Арта, — вступив на дорогу, иди и не оглядывайся. Тебе еще предстоит много неприятных минут, когда за твоей спиной будут шушукаться и обсуждать твой поступок. Держи лицо! А по поводу Сюа, не спеши делать выводы! Ты уже обидела недоверием своих братьев, не повторяй ошибки по отношению к той, которая так любит тебя.

Верховная жрица вышла на улицу. Снег уже не падал. Две луны накинули на землю покрывало таинственности. Морозец не спеша вышагивал по Храму, высматривая тех, кого можно подкусить. Увидев Светлейшую, он осторожно подошёл и обнял ее, поцеловал в мокрые от слез щеки, и слезинки застыли маленькими золотистыми капельками. Но женщина не испугалась его, не поспешила домой, она шла по тропинке, и только смахивала рукой холодные льдинки с лица, и тихо всхлипывала. Морозец обиделся. Ему не нравились теплые горячие чувств, ему нравился холодный ледяной покой, красота неподвижности и созерцания. Он закружился вокруг нее, это теплое создание повела плечами, поежилась, остановилась, а потом резко направилась в сторону Храма избранных и исчезла за дверью. Дунув на створки, и покрыв их инеем, Морозец удовлетворенно улыбнулся, теперь все было так, как нужно, тихо, красиво и холодно.

Сюа вошла в кабинет, и с удивлением, обнаружила там Кэрта.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Я хочу с тобой поговорить.

— Отложить разговор никак нельзя?

— Боюсь, что нет! Ты плакала?

— Глаза красные?

— Красные, — улыбнулся белый жрец.

— Я просто не смогла сдержаться, — оправдывалась Верховная жрица. — Глупая девчонка! Все считают ее героиней, а это просто блажь обиженного ребенка.

— Эта блажь помогла нам избавиться от мидгардцев. А потом, ты должна понимать, она не оправилась от шока, который перенесла! У нее есть оправдание. Но спасибо Божественной Свати, с ней сейчас все в порядке, — Кэрт тяжело вздохнул.

— Знаешь, — вдруг с горечью призналась Сюа, — я самая плохая жрица, которая возглавляла Белое братство. Я ничего не поняла, из своих снов. Я была уверена, что Коста и Веда понравятся друг другу, и он будет ее мужем. И тогда мы сможем его вытащить! А теперь? Я не понимаю, как не видела столь очевидного, Грэг знал свою весту, слишком хорошо знал. А я унижала его…

— Ты сейчас похожа на Веду, — улыбнулся Кэрт, — чуть что, бьешь себя в грудь и каешься.

— Но это правда! Как мы сможем вытащить его от мидгардцев? Кто мы ему? А я привязалась к этому мальчику, он так похож на моего сына, как две капли воды. Та же ершистость, то же благородство… Как он сейчас?

— Мы заблокировали ему память, ты же знаешь, сейчас он без сознания. Мы продержим его в таком состоянии, как можно дольше. А потом он не вспомнит о нас. Он ничего не вспомнит, — грустно повторил он. — Именно о нем, я и пришёл с тобой поговорить.

Сюа удивленно взглянула на своего помощника:

— То, что ты мне хочешь сказать, я знаю: Коста сделал для нас много. Но он вернулся домой. И мы должны оставить все как есть!

— Нет! Ты не права. Я хочу вернуть его! Он мой сын!

Верховная жрица вздрогнула, и передернула плечами.

— И ты думаешь, для Белого братства это будет аргументом?

— Нет! Они приведут множество контраргументов, чтобы оставить его у мидгардцев.

— Тогда что ты хочешь от меня?

— Когда-то очень давно двое маленьких детей принесли друг другу клятву любви и верности, — тихо сказал Кэрт. — Но нити их судеб расплелись, и они надолго потеряли друг друга из вида. Я потерял силу рода. Но всегда ты была для меня единственной женщиной, о которой я мечтал. И вот теперь моя сила со мной! Я прошу тебя Сюа, стать моей женой! — И он вытащил из плаща цветок Косты, и протянул его опешившей Верховной жрице. — Это цветок моего мальчика, он белый и чистый, как и мои помыслы. Удивительно, но в тепле, он продолжает цвести. Я протягиваю его тебе с надеждой, что согласившись быть моей женой, ты станешь матерью Косты, а слово матери всегда было священно для людей Раттеи.

— Неужели ты думаешь, мне нужна была твоя сила рода! Я ждала этих слов столько лет! Мне нужен ты, с силой или без силы — все равно, — закричала женщина и стукнула кулаками Кэрта в грудь.

— Нет, сорвиголова, — прошептал жрец, обнимая Верховную жрицу и называя ее детским прозвищем, — Я мужчина. И хочу, чтобы мои дети от любимой женщины, были здоровыми. А ты молода и прекрасна. Ты могла бы выбрать себе любого другого мужчину. И для меня это было бы нормально.

— Глупец! А ты подумал, что я хочу только одного мужчину — тебя!

— Теперь я согласен. Бери!

Сюа осторожно взяла из рук жреца цветок, поднесла его к лицу:

— И мы вытащим нашего сына, правда, Кэрт?

— Конечно, теперь мы — семья. А против такого аргумента — все белые жрецы, вместе с Советом — бессильны!

Город лихорадило. Новости, пришедшие из Храма, были более чем невероятными. И всех удивляло не то, что Веда и Арта приняли в свой род белых жрецов. Это было понятно, их сила рода была такой силы, ее видели все женщины, что многие из старших матерей, жалели, что опоздали заявить свои права на них. И даже не то, что они приняли в свой род мидгардца, как-никак он спас маленькую весту и детей древлян, а потом, его уже нет на Раттее, но высшая благодарность была соблюдена. А то, что сама Верховная жрица не устояла, и теперь является вестой Кэрта, самого молчаливого из всех жрецов Храма. А значит, если еще один из рода Уллинов приведет в дом женщину, а при такой силе, это было ясно как день, что так и случиться, Арта становилась старшей матерью. В семье должно быть кроме самой старшей матери, еще три женщины, и тогда род становился полноценным. Такого еще никогда не было! И кроме того Палетик и Антоэль, не спешили себе выбрать весту. Девушки им строили глазки, тяжело вздыхали, увидев их, а они только отводили глаза в сторону.

А тут еще белые жрецы стали улыбаться. Поговорка «Грустный как жрец» потеряла теперь всякий смысл. Их все чаще видели в городе, спешащих к советникам по каким-то делам, с радостными лицами. Озвучивать свои мысли, скрытные раттерианцы не спешили, но каждый из них чувствовал, вот-вот случиться что-то хорошее, и все они стоят на пороге чуда.

Сюа, Кэрт, Антоэль и Палетик сидели в кабинете Верховной жрицы. Антоэдь только что вернулся из Белого города. Он разобрался в действии машины, и говорил о том, как хорошо, что они не включили его изобретение. Он, сравнив два механизма, обнаружил ошибку. Теперь надо только выбрать срок, и запустить Валатарь — камень. В дверь осторожно постучали.

Сюа сморщила нос, — Войдите.

На пороге стоял раттерианец из рода древлян:

— Мне очень нужно поговорить с тобой, Светлейшая, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу.

— Мы позже зайдем, — кивнул Кэрт.

— Нет, останьтесь все, — покраснев, снова заговорил древлянин, — как я понимаю, вы все рода Уллина? А мне нужно кое-что сказать по поводу мидгардца. — Все находившиеся в комнате напряглись. Антоэль встал и предложил вошедшему стул.

— Только у меня просьба, меня здесь не было! Я специально ждал, пока двор Храма опустеет, чтобы войти сюда, — скороговоркой продолжал древлянин.

— Хорошо, — ответила Сюа, — я выведу тебя потайным ходом. Только не тяни. Говори же…

— В тот день, — начал древлян, — когда веста Раджана пошла на базу, Коста, мидгардец, отдал моей дочери Никке цветы сговора. И она приняла их. Теперь она — его веста!

Сюа ахнула: — Божественная Свати!

Отец Никке печально посмотрел на нее: — Но его нет. Его забрали мидгардцы с собой. А Никке ничего слышать не хочет. Говорит, что будет ждать его, столько, сколько понадобиться. Старшая мать в ярости. Она требует расторжение сговора. Моя дочка, страдает. Помоги ей, Светлейшая!

Вечером в доме Уллина состоялся совет.

— Знаю, я эту старшую мать, — сурово сказала Арта, — упрямая и своенравная женщина. Не любит отдавать своих детей на сторону. Все к себе в род людей собирает. Кэрт, Антоэль и Палетик вы поедете к древлянам и пригласите Никке на свадьбу вашей сестры. Главное заручиться согласием старшей матери. Если удастся, то это будет признанием того, что она веста Косты.

— Может мне поехать? — спросила Сюа, — Все-таки я Верховная жрица, и мать Косты.

— Нет, пока еще ты не мать, ты только веста его отца. Тебе туда нельзя.

— А если она откажет? — спросил Палетик.

— Обязательно откажет, — сердилась мамка. — Здесь нужно действовать хитро. Есть у нее одна слабость — она любит необыкновенные вещи.

— Давайте, ей предложим сбитенху! — вскрикнула Веда. — у меня еще мой кувшин стоит.

— А что? Хорошая идея. Но этого мало. Надо показать, что в роду Уллина есть то, что нет у нее.

— Я могу это, — вздохнула Сюа. — Когда-то я неплохо ткала, и для весты своего сына, который погиб, соткала ткань из паутины большеглазых пауков на свадьбу. Она до сих пор у меня лежит. Вот и пригодилась…

Утром в одном из родов древлян был переполох. К дому старшей матери прискакали трое белых жрецов. Любопытные тут же заполнили горницу, чтобы быть в курсе событий. Старшая мать встретила гостей хмуро:

— Что понадобилось белым жрецам в моем роду?

— Дочь моего брата Уллина, Веда веста Раджана выходит замуж, — начал свою речь Кэрт, после всех полагающихся приветствий. — Мы хотим пригласить Никке, твою дочь и весту моего сына Косты, на свадьбу, и с ней тех, кто пожелает приехать. Мы всем гостям будем рады.

— А с чего ты взял, что моя Никке, веста мидгардца, даже, если он твой сын? — спросила старшая мать. Кэрт смутился. Сказать правду он не мог, его слова могли подставить отца девушки. Но тут Антоэль выступил вперед: — А разве имеет значение, кто сказал нам об этом. Если это неправда, вызови Никке, и пусть она ответит нам.

— Никке молода и неопытна, слова твоего Косты вскружили ей голову, но потом он исчез. И теперь сговор считается недействительным.

— Он вернется, — подал голос Кэрт.

— Вот, если вернется, тогда и поговорим.

— Неужели женщины твоего рода столь легкомысленны и неверны своему слову? — белый жрец покачал головой, — дают слово, а чуть случиться что-то непредвиденное, забирают его обратно?

— Ты не имеешь права говорить о женщинах моего рода такие слова, — рассердилась старшая мать.

— Но это ты сказала, что Никке молода и неопытна…

— Ты поймал меня на слове, брат Уллина.

— Просто я внимательно слушаю то, что ты говоришь, уважаемая!

— Но ты должен понять меня Кэрт, он для нас чужой.

— Но разве он не показал себя с лучшей стороны? Рискуя жизнью, спас детей древлян.

— Мне трудно с тобой спорить!

— А зачем спорить? Прими от нас в дар сбитенху, напиток счастья и здоровья. И отпусти Никке на свадьбу, пусть ее сопровождают твои сыны, если ты опасаешься за нее.

Старшая мать опустила голову и замолчала. Ей очень хотелось заполучить сбитенху. Но и соглашаться на предложение белого жреца не хотелось.

Антоэль в это время не сводил глаз с девушки, которая недавно появилась в комнате. Точенное непроницаемое лицо, каштановые волосы и карие глаза, выдавали в ней горянку. Встретившись взглядом с ним, она зарделась, но быстро взяла себя в руки, и показала глазами на одного из парней, стоявших около старшей матери.

— Если кто-то из присутствующих здесь имеет что-то против нас, пусть скажет свое слово, — поняв, что хочет девушка, произнес Антоэль. И тут же тот парень, на которого указали глаза молодой горянки, заговорил:

— Наша Никке — лучшая хранительница леса, а что представляете собой вы, мы не знаем. Вы должны доказать, что обладаете всеми качествами настоящих мужчин, а то о вас ходят много слухов. И один из них то, что белые жрецы перестали быть представителями сильного пола. Они, конечно, много делают для нашего спокойствия, но их работа — молиться Божественной Свати, а не обеспечивать семью.

— Ты сейчас сказал обидные слова, мальчик, — грустно вздохнул Кэрт. — Но, наверное, с точки зрения рода, необходимые. Какое испытание, ты предлагаешь нам пройти?

— Принесите снежные цветы, — ответил древлянин. Глаза старшей матери лукаво заблестели. — Они все заранее обговорили, — подумал Кэрт. И растерянно взглянул на своих сыновей. Снежные цветы росли на самых неприступных камнях, в ложбинах, и расцветали зимой, когда все остальные растения засыпали. Их темно-синие цветки, выделяли тепло и под снежным покровом, они растапливали землю, давая пищу корням, которые обладали уникальными лечебными свойствами. Найти эти цветы было трудно. Для этого нужно было умение, сноровка и смелость. Редко кому удавалось обнаружить их, а достать еще труднее. И только горяне, с малых лет выходили на охоту за снежными цветами. Получить от них такой цветок было радостью для любого рода. Но горяне редко делились своим сокровищем. Они отдавали собранные цветы в Храм избранных, где из него делали лекарство, а потом раздавали по кланам.

Антоэль улыбнулся: — Ну, что ж, попробую поискать, — сказал он и вышел. За ним незамеченная никем выскользнула и горянка. Она догнала молодого белого жреца в прихожей, и что-то прошептала ему на ухо. А потом вернулась назад.

Ждать пришлось совсем недолго, когда в дверях показался Антоэль, в руках он держал букетик синих цветов. Древляне удивленно начали перешептываться.

— Ты из клана горян? — догадалась старшая мать. Молодой белый жрец кивнул, протягивая ей несколько цветков. — А остальные? — спросила она. Но Антоэль не ответил. Он повернулся, нашёл горянку и протянул ей оставшиеся цветы. Девушка взмахнула ресницами, ее щеки загорелись ярким румянцем, и немного подумав, она взяла цветы из рук раттерианца. По комнате пробежал шумок удивления.

— Да, что это делается, — закричала старшая мать. — Пришли звать на свадьбу одну весту, а увозите двух! Недаром говориться, что от белых жрецов можно ожидать всего чего угодно, только не уважение к традициям рода.

— Разве мой сын нарушил традицию рода? — еле сдерживая улыбку, поинтересовался Кэрт.

— Но она моя лучшая травница! — горестно проговорила женщина.

Но тут на середину комнаты выскочил угловатый длинный молодой древлянин и заголосил: — Старшая мать, не отпускай ее. Мы ее приняли в свой род, кормили, растили, а она теперь хочет уйти. Ты ее мне обещала в жёны.

Кэрт нахмурился. Женщины всплеснули руками. Старшая мать посерела лицом: — Да, как ты смеешь попрекать ее куском хлеба? Разве она у тебя его отбирала?

Девушка гордо подняла голову и громко сказала: — Простите матушка, но я ухожу со своим суженным.

— Не сердись на него, детка, — запричитала старшая мать, — непутевый он, все надеялся, что станет твоим мужем.

— Я сделала выбор, — ответила горянка, и взяла ладонь Антоэля в свою руку.

— Да, как же это! Я еще полотна не наткала тебе на свадьбу.

— Об этом не волнуйтесь, уважаемая, — сказал сурово Кэрт, и, вытащив рулон бледно — зеленой невесомой ткани, подал старшей матери. Та удивленно потрогала его: — Ткань из паутины? Это дорогая работа! Кто же эта мастерица?

— Моя будущая жена, Верховная жрица, из клана древлян, она ткала… Прислала в подарок Никке, но я думаю, и тебе хватит, — обратился он к горянке, — как звать — то тебя, дочка?

— Эника, — ответила девушка.

— Вот и хорошо, Эника, собирайся, с нами поедешь. И Никке скажи, пусть тоже собирается. И если, кто из рода к нам присоединиться — милости просим.

— Обошли, кругом обошли, — обиженно проговорила старшая мать. — Но вот мое последнее слово, если ваш Коста через год не вернется, сговор расторгаю, — и обратилась к Палетику, — А ты мальчик, что сбитенху к груди прижал, давай ее сюда. И смотри, на моих девочек не заглядывайся. Больше вам никого не отдам.

Глава III

До Центра управления я добрался с трудом. На корабле был разгром. Валялись вещи, сбились ковры, то и дело на глаза мне попадались люди, сидящие на полу, и потирающие ушибленные головы, плечи и другие части тела. В рубке толпился народ. Голос адмирала спокойный и деловой звучал под потолком.

— Связь?

— Отсутствует.

— Координаты, установили?

— Пока нет, мы в неизвестном пространстве. Нет точки отсчета.

— Что говорит система управления?

— Требует дополнительных данных.

— Предположения!

— Нас вышвырнули в неизвестный сектор.

— Повреждения!

— Незначительные.

— Всем посторонним выйти из Центра управления. Прошу всех успокоиться. И удалиться в свои каюты, вас это тоже касается, — обратился адмирал Императрице, которая оказалась у меня за спиной.

— Вот еще, — вскинулась та, — я лучший штурман. Вы без меня ничего не решите…

А меня выставили за дверь. Пришлось возвращаться к себе в больничный отсек. В предоперационной комнате сестрички мазали ушибы, доктор вправлял вывихнутое плечо. Я потоптался там минуты две, не зная, что делать, идти к себе в изолятор не хотелось, и я вернулся туда, откуда ушёл. Сел на свой стул, положил ноги на стол.

Из всего, что мне удалось услышать, я сделал один вывод — дело плохо. Мы неизвестно где, в какую сторону лететь — никто толком не знает. А, значит, полетим на авось. В лучшем случае, если повезет, выберемся, в худшем — умрем от голода, нехватки воды, а то и кислорода. Странно, но эти мысли не вызывали у меня страха, было глубокое безразличие ко всему происходящему. И только девушка, которая разговаривала со мной, показанная мне на мониторе, предстала перед глазами. То, что она была мне знакома, я бы не сказал, просто она мне понравилась. И вновь и вновь всплывала в памяти — стройная фигурка, красивое лицо, темно-синие глаза, и алые губки. Я так замечтался, что даже почувствовал вкус этих губ…

В темноте время летит незаметно. Наверное, я заснул, потому что мне приснился странный сон. Я встаю, иду в Центр управления. Беру маркер в руки и на стекле поправляю намеченный маршрут. Потом подхожу к пульту управления и показываю на круглый светящийся прибор, и тихо говорю: «Надо срочно трогаться, нас засасывает». И тут открываю глаза. Я все также сижу. За окном непроглядная ночь космоса. И понимаю, что должен сделать то, что приснилось, и что это очень важно, и от этого зависит жизнь всех на корабле. Поэтому быстро встаю и направляюсь в рубку. Там только адмирал и комендант. Увидев меня, они подняли головы от монитора:

— Что тебе надо? — спросил командир крейсера.

Я, молча, взял в руки маркер, и поправил путь, взяв на тридцать градусов вправо. Рука сама, без моего ведома, рисовала кривоватую линию. Потом подхожу к прибору и произношу: «Надо срочно трогаться, нас засасывает».

Адмирал поднимает брови, и удивленно смотрит на коменданта, тот подходит ко мне и вглядывается в прибор, его лицо становиться хмурым:

— Он прав, иди, посмотри сам!

— Романов, вы штурман? — спрашивает адмирал.

— Нет, я — ботаник!

— Тогда на кой… вы лезете не в свое дело?

— Подожди, — прерывает его комендант, — Константин, объясни, почему ты пришёл сюда, откуда ты знал, что корабль движется, и зачем поправил курс?

Его вопросы смутили меня. А действительно, зачем? Скажу правду, решил я, а там, пусть решают: — Я видел во сне…

Мне показалось, что адмирал захлебнулся воздухом: — Во сне????

— Подожди, кипятиться, Ван, — говорит комендант. — Не забывай, нас оставили в живых благодаря только этому мальчику. А что, если это подсказка? Нам указывают выход.

— Ты с ума сошёл, командир, — продолжает возмущаться адмирал. — Как ты себе представляешь все это? Они что видят нас? Они знают, какой мы выбрали курс?

— Я не могу ответить на твои вопросы. Ответов у меня нет! Но смотри сюда. Мы действительно движемся! Я не могу тебе приказывать! Командир теперь ты, я только пассажир. Решение за тобой. Но, не забывай, твоя главная задача — довести всех живыми!

— Ну, а если это уловка, чтобы заманить нас, отправить в неизвестное — на верную смерть.

— Мы все и так стоим на краю гибели. Все расчеты условны.

— Если что случиться, отвечать буду я…

— С каких это пор, ты боишься ответственности, Ван? А потом, если что случиться, уже отвечать будет некому. Мы просто сгинем. А потом наш крейсер случайно вынырнет где-нибудь, с трупами на борту. Сколько таких кораблей мы с тобой видели?

Комендант повернулся ко мне: — Константин, ты уверен, что правильно проложил курс.

Я внимательно посмотрел на дело своих рук: — Я ничего не понимаю в курсах космических кораблей, — подлил я масла в огонь, — но именно так выглядела линия на стекле, которую я видел во сне.

— А ты знаешь, что это за прибор, и что он показывает, — продолжал допрашивать меня бывший командир нашего адмирала.

— Нет!

— А почему ты подошёл именно к нему?

— Мне снилось, что я подошёл именно к нему, и сказал, те слова, которые я сказал. Я просто повторил.

— Ну, и что ты на это скажешь. Ван?

Адмирал расстегнул ворот костюма и потер сзади шею.

— Романов, идите к себе, — устало произнес он.

Вернувшись в изолятор, я почувствовал, как пол завибрировал. Включился мотор. Потом все стихло. Я подошёл к окну. Вокруг чернота космоса. Вдали скопления звезд. И нельзя понять движемся мы или нет. А ощущение такое, что мы все еще стоим на месте.

Утром, войдя в рубку, я увидел, что вся команда на месте, адмирал и комендант с красными от бессонной ночи глазами, нервно ходили между космонавтами, что-то тихо говоря им. Увидев меня, комендант подошёл и похлопал меня по плечу:

— Нам удалось вырваться, еще немного и сил бы не хватило. Правда теперь большую часть пути кораблю предстоит проделать инерционно. Будем катиться как лыжник с горы. Согласно нашим расчетам, в пути нам быть около двух недель. Топлива мало.

Но тут его лицо напряглось. Он, видимо, что-то хотел мне сказать, но не успел. Сзади чья-то рука оттолкнула меня в сторону, и я полетел на сидевшего за пультом парня. Он ударился лбом о панель управления, я умудрился разбить нос о его макушку.

— Почему вы поменяли курс, — пробасила Императрица. — Жалкое ничтожество, вы хотите моей смерти? Вы прёте, сами не зная куда! Я рассчитала для вас все, только мне одной удалось сосчитать, сколько раз ваша коробка перевернулась, силу и направления удара, заставившую этот кусок железа бултыхаться в космосе.

— Извините, Госпожа, — резко ответил адмирал. — Но после вашего ухода, я сделал корректировку.

Он бросил взгляд на меня. Я сделал вид, что не замечаю этого, старательно утирая платком кровь, которая ручьем лилась из носа.

— Мы благодарны вам за все советы, и как видите, основное направление не изменилось. Просто мы сместили курс на несколько градусов.

— Сворачивайте вашу железяку на мой курс, — приказала она.

— Извините, госпожа, — комендант взял ее под руку и повел по направлению к двери, — мы на своей территории, вы у нас в гостях, и не надо командиру под руку говорить лишние слова. Он может вас не правильно понять. Давайте, я провожу вас в столовую. Сегодня на завтрак — прекрасные оладьи. Вам нравятся наши оладьи?

Императрица выдернула руку, бросила злобный взгляд на всех нас и удалилась, ворча себе под нос, что мы еще пожалеем об этом. Находящиеся в Центре управления люди заулыбались, никто не предал ее словам большого значения. Но оказалось зря!

На какое-то время она исчезла. Ее никто не видел, и басовитый голос не раздавался ни в столовой, ни в комнате отдыха. Но потом начались неприятности. И первой из них стал я. Меня подстерегли при выходе из столовой и так избили, что я снова чуть душу Богу не отдал. Если бы не пришедшая во время помощь стюардов, то точно бы отдал. Били меня мои же собраться по недавнему заключению. Доктор заштопал раны, нанесенные столовыми заточенными ножами. И меня перевели в каюту адмирала. А комендант, когда я стал ходячим, теперь вообще не расставался со мной. Братков рассортировали по каютам и закрыли на ключ. Но наши мальчики всегда обладали большими талантами. Вскоре замки были взломаны, и они снова заполнили коридоры корабля.

Потом они попытались напасть на адмирала. Но экипаж уже был начеку. Нападение не состоялось. Комендант попытался их урезонить и пристыдить. Не получилось. Они были злы. И требовали сместить нерадивого командира крейсера, и вместо него назначить Императрицу. Назревал бунт.

Положение усугубляло то, что порции в столовой стали значительно меньше. Кулеры для воды исчезли из коридоров, и получить воду можно было тоже только в столовой. Причем выдавали ее ограниченно. За этим строго следили стюарды, вооруженные шоковыми пистолетами. А конца пути не было видно. Прошли две недели. Подходила к концу третья.

Члены экипажи решили радикальным методом решить наболевший вопрос, собрать всех уголовников и поместить их в подсобные помещения. Для этого объявили о том, что намечается небольшое мероприятие в честь дня рождения одного из штурманов. Комендант разработал детальный план. Одна часть команды разместилась в столовой, другая спряталась в каютах коридора ведущего к ней. Комендант и я расположились за одним из столиков. В карманах у нас лежали шоковые пистолеты.

Но какое же было наше изумление, когда в конце коридора появились братки, идущие строем по два человека, вооруженные, чем попало, и возглавляемые Императрицей. В руке она держала фирменное оружие хракаэцетеляшпилей, автомат, смертоносная сила которого, шокировала даже Кольцо Миров…

— Интересно, — пронеслось у меня в голове, под ее балахоном, наверное, целый арсенал оружия, и ведь не обыщешь!

Они вошли в столовую и встали перед нами. Мы тоже сгруппировались.

— Я хочу возглавить корабль, — заявила она без обиняков, — вы наши заложники. Если адмирал не удовлетворит мое требование, все будут уничтожены. — Дуло автомата поднялось и было направлено мне лоб.

Не знаю почему, но меня разобрал смех: — Эй-хо! — вдруг вскрикнул я, и откуда у меня возникло такое странное сочетание букв, и подбросил вверх первое, что попалось мне под руки, это была тарелка. Она взлетела к потолку, ударилась, разбилась, и осколками полетела вниз, а я тем временем, покатился по полу под ноги Императрицы. От неожиданности она не удержалась и упала.

Члены экипажа сработали быстро. Вскоре все были разоружены. Императрицу под руки отправили в ее каюту и заперли. Ее армия в полном составе была помещена в нижнее складское помещение. А через два дня мы вырвались в обетованный космос.

Еще через день к крейсеру причалили спасательные корабли. Привезли топливо, еду и воду. Меня посадили в один корабль, Императрицу в другой. Я на прощание помахал ей ручкой. Все-таки царственная особа. А она мне на прощание прокричала: — Запомни скотина, тебя мне скоро отдадут, на блюдечке привезут.

Я послал ей воздушный поцелуй.

Глава IV

Моя родная планета встретила меня тихо, по-домашнему, без цветов и оваций. Сразу с космодрома — в больницу. Там меня продержали к моему удивлению всего несколько недель, замучили тестами, сканированием мозга, и еще всякими разными процедурами, стараясь освежить мою память. Но моя память была упрямая девочка, освежаться не хотела, и угрюмо молчала. Я же просил только одно — удалите мне из головы чип. Врачи долго убеждали меня, что никакого чипа в моей голове нет. Есть только след от его пребывания. Им я, конечно же, не верил.

Не добившись ничего — меня отпустили в прямом смысле слова. Оказывается, что я прилетел в совсем другой мир, чем когда улетал отсюда. После выступления Верховной жрицы Раттеи, как уверяет мировая сеть Интернета, Президент наций нашёл на своем столе пистолет, заплакал и со словами: — Я все делал для благо народа, — застрелился. Самый богатый человек, был найден дома с проломанной головой. Преступников по горячим следам не нашли. Мировая сеть всколыхнулась слухами, что его замочили свои же деловые люди. Но быстро затихла. Будто слов таких она не произносила.

Мое дело было пересмотрено, и меня оправдали. За те два года, а прошло именно столько времени с моего ареста, мне выплатили деньги за каждый день моего заключения. И я оказался, сам того не желая, состоятельным человеком.

Когда крейсер адмирала опустился на космодром, его встретили как героя. Матери плакали на его груди, за спасение своих детей. Он виновато улыбался в камеру. Это я видел лежа в больнице. Так вот, он вдруг ни с того, ни с сего, купил мне маленький дом в городке близ моего Научного института космических исследований. Куда, естественно, я вернулся на работу. Причем меня почему-то захотели сделать начальником лаборатории неизвестных растений. Но я скромный молодой человек, опустив глаза долу, признался, что за два года очень отстал от научной жизни и попросился опять в теплицы. Директор Института долго жал мне руку, говорил, что у меня светлая голова, и настаивать не стал. А сделал меня начальником теплиц. Если учесть, что кроме меня в них работала еще одна девушка, Таша, которая теперь была у меня в подчинении, то получается, я стал начальником сам себе. Меня это устраивало.

Мои друзья оказались чуткими ребятами. Они не кидались мне на шею. Не говорили красивых слов, а просто хлопали меня по плечу: — Привет, старик! За что я им был благодарен от всей души. И только после того, как именно они просканировали мою голову, и заявили, что никаких чипов во мне нет. Я успокоился.

И моя жизнь должна была бы стать прекрасной! Что еще нужно ученому: крыша над головой, работа, и друзья. Но на меня напала такая тоска, что моя лаборантка Таша, прекрасное, добродушное создание, первое время боялась меня как огня. Я просто не находил себе места.

Из мировой сети выбрал все фотографии, какие только нашёл, исчезнувшей Раттеи и увесил ими свой кабинет. А вечерами уже в тысячный раз смотрел на экран, снятый одним из наших кораблей видеоролик, как из планеты, откуда нас выгнали, поднимается тонкий луч, начинает раскрываться, и вдруг вся планетарная система Золотого солнца пропадает. Будто ее и не было. Я думаю, что именно это событие и отбросило наш крейсер, который не успел удалиться на необходимое расстояние, в неизвестный сектор. С каким-то злорадным удовлетворением, я прочел, как прибывшие по приказу Императрицы военные корабли хракаэцетеляшпилей, не найдя объект своей агрессии, стали прочёсывать убийственными лучами пространство, где находилась планета. И делали они это так рьяно, что уничтожили свои же три корабля.

Как-то само так получилось, что я стал затворником, отказывался от посиделок, на которые приглашали меня приятели, от корпоративных мероприятий. Мне больше нравилось сидеть в своем кабинете и всматриваться в развешенные фотографии, пытаясь вспомнить события своего пребывания там. Меня преследовали лица девушки с темно-синими глазами и Верховной жрицы, кого-то мне напоминающее. И еще чувство, что я оставил там, что-то очень важное, нужное, и родное мне. Временами, мне казалось, что моя кровь начинает кипеть от воспоминаний, жар охватывал все тело, и тогда я выходил на улицу, ложился на землю и смотрел в звездное небо, и думал, что если бы можно было, то пошёл бы пешком на Раттею.

Чтобы совсем не сойти с ума, я погрузился в работу. Моей мечтой было всегда вырастить чёрные розы. Дирекция Института мне никаких заданий не дала, поэтому все свое время я посвятил розам. Таша без устали помогала мне. И вот в один из вечеров, когда давно уже перевалило за полночь, в теплицу вошла моя лаборантка. Подойдя ко мне. Она тихонько позвала:

— Костя!

— А Ташенька, ты еще здесь? Шла бы домой. Уже поздно!

— Я хочу тебе предложить, можно я пойду с тобой?

— Куда? — не понял я.

— К тебе! Ты не должен быть один! Я же вижу, тебе плохо!

Я улыбнулся, все-таки она хорошая и добрая девушка: — Нет, Ташенька, нельзя!

— Но, почему?

— У меня нет силы рода, — вдруг брякнул я.

— Чего у тебя нет? — ее глаза широко раскрылись.

Честно говоря, я сам не понял, что сказал. Поэтому пожал плечами:

— Прости, просто вырвалось. Не знаю, что говорю. За предложение спасибо! Но, я не тот человек, который даст тебе счастье. Понимаешь?

Она печально посмотрела на меня, и вышла. И я стал повторять как заклинание: — Сила рода, сила рода!

Эти слова были из той раттерианской жизни, я чувствовал это. Но вот что они значили? Не понимал.

Вскоре у нас с Ташей случился праздник. Я вырастил розы. Но не совсем чёрные, а еще более уникальные — черно-белые. Когда бутон появился, мы радовались, как дети. Он был чёрный. Но когда раскрылся, просто застыли в изумлении. Такого быть не может. Просто в принципе быть не может. Тыльная сторона лепестков чёрная, а внутренняя белоснежная. Мы бросились друг к другу, я схватил ее за талию и закружил. А потом звонко поцеловал в щёку.

— Ташенька, солнышко, ты мое! Получилось! У нас получилось!

Обнародовать свое открытие мы не стали. Решили закрепить полученные свойства цветов. И с большей энергией возились в теплицах.

Но, как известно, счастье не бывает долгим. Вскоре меня пригласили на научный Совет, где очередной представитель Правительства объявил лаборатории астрофизиков, что они должны раскрыть тайну Раттеи. И при этом он многозначительно посмотрел на меня.

— Вы что не понимаете, что я ничего не помню, из того, что со мной было там, — проскрипел я, — но, даже, если я был среди раттерианцев, неужели вы думаете, что они мне вложили в голову чертежи своей машины, способной спрятать солнечную систему?

— Ничего не знаю, — просипел представитель. — Я передаю вам просьбу правительства. Учтите это очень важно для всех нас. Вы надежда всего человечества. И, вот еще что, если через год, твои друзья не дадут мне никаких наработок, вы все будете уволены. Так что постарайся, Романов. Напряги мозги, постарайся вспомнить!

— Не думаю, что для человечества в целом важно знать, как спряталась Раттея. Мне кажется, для него более важным является возможность спокойно жить, иметь чистую воду, и чистый воздух.

— Это узкий взгляд на вещи, — представитель, наконец, высморкался, и речь его стала чёткой.

— Я отказываюсь заниматься этой проблемой, — встал Антон Никитин, руководитель лаборатории астрофизиков, мой друг. — У меня другая тема, и перескакивать я не собираюсь. Если правительству так нужно узнать тайну Раттеи, пусть создадут специальный институт.

— Вы уволены, — развел руками представитель.

— Вы не имеете права увольнять моих людей, — директор Института встал. — И я согласен с Никитиным. Мой институт не будет заниматься этой проблемой.

— Вы не понимаете, всей важности поставленной задачи!

— Еще как понимаем. Чужие лавры не дают вам покоя, — усмехнулся директор.

— Так, мы лишаем вас финансирования. Посмотрим, как вы тогда запоете.

— Кто согласен заняться этой проблемой? Никто? И вы согласны все вместе остаться без куска хлеба? Посмотрите Романов, что вы наделали?

— А причем тут Романов? — удивился Антон.

Я не дослушал и вышёл из комнаты. Мне стало скучно! Навстречу мне бежала испуганная Таша: — Костя, они хотят тебя продать?

— Кто?

— Иди туда, к экрану… — и она потянула меня за руку.

На экране в холле Института была Императрица:

— Повторяю свое предложение, — говорила она, — Я попросила ваше правительство выдать мне Константина Романова, но Президент наций отказался. Поэтому я обращаюсь ко всем людям: меняю Романова на автомат хракаэцетеляшпилей. Это прекрасный обмен. Жду смелых людей в нашем посольстве…

Изображение погасло. Во мне все оборвалось. Я развернулся и быстрым шагом пошёл вон из Института. А потом просто бросился бежать. Я несся, сам не знаю куда, выскочил из городка, и стал забираться на крутой берег реки. Во мне созрела мысль — успеть умереть. Попадаться в руки этой садистке я не собирался. И прятаться бессмысленно. Меня все равно найдут, как она сказала «смелые люди», для которых необходимо это оружие А с мертвым — пусть делает что хочет!

Взобравшись, скалистый берег реки, я подошёл и заглянул вниз…

— Коста, — услышал тихий голос и оглянулся. Передо мной стояла… мама.

— Мама, — закричал я, и протянул руки, но они прошли сквозь нее, как через фантом.

— Тихо, Коста, тихо! Посмотри мне в глаза, — она протягивала руки.— вот так, — потом, провела ладонью у меня перед лицом…

И я вспомнил все, будто и не забывал никогда.

— Верховная жрица?

Она улыбнулась: — Нет Коста, теперь я твоя мать. Я стала женой Кэрта, ты его называл Старшим, твоего отца.

Я обомлел. Не мог сказать ни одного слова. А она смотрела на меня с нежной грустью.

— Простите, вы убрали волосы, и стали похожи на мою маму. Она тоже носила такую причёску… Принцесса, с ней все в порядке?

— С Ведой все в порядке. Она вышла замуж. И Антоэль женился. А тебя ждет Никке — твоя веста.

— Моя веста? То есть я ее муж? Когда это я успел? Мне память все-таки изменяет…

— Будущий, Коста, будущий! Ты ей цветы подарил, помнишь?

— Да.

— Девушка, приняв от мужчины цветы, дает согласие быть его женой. Но тут у нас еще будет проблема. Но об этом потом. Сейчас слушай. Ты хочешь вернуться на Раттею?

— Да, — не задумываясь, ответил я.

— У Антоэля все готово. Мы направили луч на двор твоего дома. Ты увидишь выжженное пятно. Ровно в семь часов по вашему времени, ты должен стоять в его центре. Мы все рассчитали. Твой двор кишит вашими шпионами — бабочками и птичками. Будь осторожен. И еще одна просьба — личная. Постарайся привезти свою чёрно-белую розу. Она великолепна. Пусть в это время она будет с тобой. За тобой идут… Мне пора…

— Подожди, Верховная, можно я расскажу о вас? Я не хочу, чтобы о жителях Раттеи думали плохо.

— Разве то, что я рассказала, не переубедило твоих земляков Коста? А впрочем, делай, как знаешь, скажи то, что считаешь нужным, но не урони чести твоей семьи…

И она исчезла, растаяла в воздухе. Ко мне забиралась Таша:

— Костя, не думай, мы тебя спрячем! — закричала она, и бросилась мне на шею, и прижалась. Я гладил ее по голове и думал о том, как странно складывается моя жизнь. Здесь я потерял семью, там приобрел. Неужели моя маленькая Принцесса, все-таки решилась и объявила о нашей клятве на крови? Выходит, что так! Раз Верховная жрица теперь стала мне матерью. И она так похожа на мою маму. Здесь мои же соплеменники сейчас устроят на меня охоту. А там чужие мне люди хотят спасти меня. Мидгардца! Чужеземца! И здесь на родине меня ничего не держит. А там моя невеста, или веста, ждет меня. Моя лесная богиня, синеокая Никке. И значит, там, на корабле вкус ее губ мне не почудился, а просто вспомнился. Даже сейчас, я ощущал его.

Девушка оторвалась от меня, и заглянула в мое лицо: — Костя, что с тобой? О чем ты думаешь? Ты сейчас так далеко от меня!

— Ты права, Ташенька. Я сейчас нашёл решение, и знаю куда спрятаться, взял нежно ее за плечи, и сказал: — У меня к тебе просьба. Сейчас пойди ко мне домой. И приготовь, что-нибудь на скорую руку. А потом пригласи Антона, и всех наших ребят, знаешь, и директора Института позови. Он оказался хорошим мужиком. И ждите меня. Я скоро… — И отстранив ее, быстрым шагом пошёл вниз. Решение пришло само собой. Теперь я твердо знал, что мне надо делать.

Первым делом, зашёл к Борису Цвинадзе, нашему юристу, попросил быстро оформить мне документы. Услышав, что я хочу, он сначала открыл рот, а потом закрыл и кивнул головой. Я пригласил его придти, обещав, что все объясню.

Второе дело — комендант. Я, после своего возвращения домой, так и не видел его больше. Хотя он прислал мне сообщение с адресом, и приглашением приехать. И вот я мчался к нему на другой конец континента на частном самолетике. Он жил в небольшом доме у самого берега моря. Когда я распахнул дверь и влетел в комнату, то моим глазам предстала печальная картина. Скудная обстановка, по-военному, как там, на базе, ряд пустых бутылок из под виски, и комендант, который лихорадочно запихивал что-то в рюкзак.

— Константин, — увидев меня, вскрикнул он от удивления, — а я собираюсь к тебе. Только что по телевизору слышал выступление этой ящерицы.

— И что ты думаешь по этому поводу? — усмехнулся я.

Комендант приложил палец к губам: — Я под колпаком.

Я понимающе кивнул: — За углом самолет. Мне нужно, чтобы ты полетел со мной. Я тебе все объясню.

И тут мой взгляд упал на стол, где на подставке стояла круглая бутылка, в которой, подняв паруса, плыл трехмачтовый фрегат. Я не сводил с нее глаз. Потом подошёл и взял в руки.

— Положи на место, — прохрипел комендант, — не трогай, это все, что осталось у меня от сына.

— Я отдам его тебе, если захочешь, — сказал я. — Только у себя дома. Ты потом поймешь.

Осмотревшись, взял картонный футляр из-под виски, какое-то старое грязное полотенце, разорвал его, обернул бутылку и спрятал в эту картонку, повернулся к двери: — Пошли!

Комендант странно посмотрел на меня, и, не произнеся не слова, последовал за мной.

Во время пути старый вояка напряженно молчал. Я то и дело поглядывал на часы. Времени у меня оставалось мало.

Приземлились мы недалеко от моего дома. Я попросил пройти его в дом, а сам побежал в теплицу. Взял куст своей черно-белой розы, принес к себе во двор, поставил в центр круглого пятна выжженной травы и закрыл картонкой, как ширмой. И только после этого вошел в комнату. За столом уже сидели мои ребята.

— Антон, проверь, чтобы не было подслушивающей аппаратуры, — попросил я.

— Уже сделано, — угрюмо произнес мой приятель, — закрывай дверь, и я включаю свой антишпиончик.

— Спасибо, что вы откликнулись на мое приглашение, — начал я свою речь, — у меня мало времени. Поэтому начну с главного: вы все знаете, что мне пришёл конец, — друзья зашумели, Таша всхлипнула. — Но я нашёл способ, как избежать этого. Говорить какой не буду. Вас и так будут таскать на допросы после моего исчезновения. Поэтому обговорим заранее, о чем мы говорили. Скажете, что я собирался бежать. Куда не сказал. А вы предлагали свои варианты, например, Таша, куда бы ты меня спрятала, — обернулся я к девушке.

— У тёти, я уже договорилась, — покраснела девушка.

— Отлично, и ты думаешь, они бы не нашли меня там? Да, первым делом, они прошерстят всех твоих родственников. Да, простите, что не представил, это комендант, начальник базы, где я провел почти год. Единственный человек, который отнесся ко мне по-человечески.

Комендант поглядел на меня со страхом: — К тебе вернулась память?

— Да, — сказал я. — Поэтому я и собрал вас здесь. Я хочу рассказать вам, и только вам, что со мной случилось. Официально сделать это мне не дадут. Но я не хочу, чтобы вы… об этом потом. Так, комендант, куда бы вы меня спрятали?

— В катакомбы…

— И сколько бы я там выдержал?

— Я потом, что-нибудь придумал бы…

— Не важно, у кого были еще какие-нибудь предложения?

— Моя родня спрятала бы тебя. Мы горцы не выдаем своих, — сказал Борис Цвинадзе.

— Угу, тогда ты потерял бы всю свою родню! Ход моих мыслей, вы уловили! Будут спрашивать, мы обсуждали все проекты моего исчезновения.

Ну, а теперь слушайте, если что будет не так, комендант, поправь меня!

И я рассказал все. И как меня подставили, и как я оказался на Раттее, и про цветы, и про встречу с Верховной жрицей. Как понял, что являюсь шпионом, и как белый жрец помог мне избавиться от чипа, о гырхах, о своем невольном бегстве, даже о разговоре, который подслушал на поляне между нашими ребятами, только вот, что там был и комендант, умолчал. Вояка насупился. Он все понял. Покраснел, и его руки сжались в кулаки. Потом рассказал, как пошёл, сам не зная куда, вместе с раттерианцами, которые не стали называть мне своих имен, поэтому я дал свои. Пошёл потому что идти было некуда. О нашем путешествии говорил мало, просто описывал то, что видел, и разрушенный город, и храм под водой. И о спутниках рассказал только то, что они оказались удивительными ребятами, смелыми отзывчивыми и даже очень эмоциональными. Хотя по официальной версии — сухие и нелюдимые. Рассказал о Белом городе, то, что увидел там. И о своей встрече с Энтони. Вот только имени его не назвал. И кто отец его, тоже не сказал, по моим словам выходило, что не успел микробиолог его назвать, нас прервали. Ну, и кончил, встречей с раттерианской девушкой, от которой узнал о похищении детей, о том, что понял, чья это работа. И о том, что не хотел, чтобы Принцесса пошла к ним, и просил ее пойти только к коменданту, и то, что увидел в операционной доктора.

— Ну, а остальное вы знаете, — кончил я рассказ.

— Так что же там случилось в Белом городе. — взволнованно спросил директор Института.

— Не знаю, но поверьте, это было страшно. Они спрятали свою тайну ценой жизни горожан. До сих пор как вспомню, становиться жутко.

— Боже, какие знания! Представляете, спрятать город, спрятать целую солнечную систему, и быть безоружными перед обыкновенными бандитами! Парадокс! — не мог успокоиться директор.

— А как же микробиолог? — воскликнула Таша, — ты так и не встретил его отца, не передал слова его сына.

— Нет, и прошу вас не искать этого человека. Кто он мы не знаем. А командиров космических кораблей десятки тысяч. Имени его сына я тоже не знаю. А потом не забывай, память ко мне вернулась только сегодня. Но может быть, он когда-нибудь все узнает. Я так надеюсь.

Я посмотрел на часы, половина седьмого:

— Ну и последнее, что я хотел сказать. У меня есть деньги. Вы знаете, мне заплатили. И еще мы с Ташей вырастили уникальные цветы, сейчас я их вам покажу. Попрошу вас, — обратился к директору, — оформить наше открытие как положено. Уверен, сразу придут заявки на их покупку. Комендант, вы прекрасный хозяйственник и отличный дипломат. Просите за них миллионы. Дадут. Вот увидите! Все свои деньги и право распоряжаться цветами, оставил на вас. Помогите Институту! Его хотят закрыть. Жить будете в этом доме. Я его тоже переписал на вас.

Ну, кажется все! Ах, нет, вот еще, что, помниться вы говорили мне, что собираете солдатские жетоны тех, с кем служили. Примите и мой.

Я подошёл к нему, снял с шеи свой жетон и, нажав большим пальцем на его середину, раздвоил его. В руку коменданта упали две металлические пластинки. Моя и его сына. Он крепко сжал кулак, и прохрипел: — Спасибо, Константин…

— Ну и самое последнее, — я посмотрел на часы, стрелки приближались к семи часам. — Я никому ничего не должен? Говорите сейчас, а то я ухожу навсегда.

Во внутреннем кармане ветровки, которую я так и не снял, топорщилась бутылка. Я смотрел на коменданта. Его губы были крепко сжаты. Все остальные тоже молчали.

— Что ж, тогда пойдемте, покажу вам свою розу. Имени у неё пока нет. Дать ей название, поручаю тебе, Таша.

Я открыл дверь и вышел во дворик. На улице было сумрачно. Сильный ветер гнал по небу чёрные тучи. Пахло дождем. Я подошёл к картонной ширме, откинул ее. И черно-белые бутоны закивали мне своими головками.

— Это же чудо! Романов, вы сотворили чудо, — услышал я возглас директора института. Поднял голову и встретился взглядом с каким-то пожилым человеком. Его губы тряслись, в руках он держал огнемет:

— Прости мальчик, — закричал он. — Но ты должен умереть. Нам не нужно оружие хракаэцетеляшпилей. Хватит с нас войн!

И как в замедленной съемке я видел, из дула вырвалось пламя, закричала Таша, комендант оттолкнул стоящих рядом людей, бросился к старику. Меня куда-то потащило. Я зажмурился.

Глава V

Открыв глаза, обнаружил, что стою в той же позе: наклонившись вперед, и закрывая розу руками. Выпрямился и огляделся. Темное помещение, я в центре круглого возвышения, а вокруг меня странные лучи. Но вот они погасли. Распахнулась дверь, и влетел Средний, и стал крутить меня, осматривая со всех сторон.

— Коста, у меня получилось! Я так боялся, что что-нибудь потеряю во время перемещения. А ты — целый. Руки, ноги, голова!

— Спасибо! Я что первый, кто подвергся этой процедуре?

— Первый и последний! Тебя вытащили только благодаря просьбе семьи, а главное нашей матери — Сюа. Сам понимаешь, слово матери. Но мы боялись, что ты сам не захочешь! Как ты себя чувствуешь?

— Вроде нормально, только подташнивает немного.

— Наверное, это издержки… Ничего, сейчас придешь в себя. Пойдем!

И схватив меня за руку, потащил к двери. За ней увидел Старшего, Младшего, Энтони и еще несколько незнакомых мне белых жрецов.

Старший обнял меня: — Коста, я так рад тебя видеть, — только и сказал он. Младший мялся около меня, стесняясь подойти. Я сам обнял его: — Как жизнь, малыш? — спросил я.

— Ты вернулся, — пролепетал он.

Энтони подал мне руку: — Здравствуй, Романов.

Я полез в карман и вытащил футляр, вынул бутылку и протянул её микробиологу. Его глаза затуманились, он осторожно взял ее в руки.

— Что это? — Раздалось со всех сторон. — Покажи.

Бутылка переходила из рук в руки. Раттерианцы восхищенно рассматривали фрегат.

— Как тебе удалось это, — спросил Средний.

— Это не мое, Энтони делал с отцом. Вот прихватил случайно! Это не противозаконно?

— Да, вряд ли, — махнул рукой Старший. — Это же чудо! Надо изучить! Красота какая! — а потом спохватился, — Поехали домой, нас уже заждались!

Мы прошли уже знакомыми мне коридорами Белого братства, сели в летающую сигарообразную машину, управлял ею Средний. Поднялись в воздух и полетели над землей. Они уже не прятались. Мне не терпелось спросить про Никке, и я, не выдержав, задал мучавший меня вопрос. Старший нахмурился:

— Коста, ты должен понять, тебя не было почти два года, — почему-то стал оправдываться он, — тебя забрали мидгардцы. Никке считалась в роду твоей вестой целой год. А потом старшая мать разорвала сговор. Она имеет на то право. Вот только, — он весело посмотрел на меня, — сама девушка никого не хочет брать себе в мужья, и ждет тебя. И тебе предстоит как-то изловчиться и снова подарить ей цветы. И уверяю, будет трудно. Её стерегут. Когда стало известно, что ты скоро появишься. Старшая мать даже спрятала свою Никке.

— Давайте, прямо сейчас слетаем к древлянам? — попросил я.

— Нет, Коста, — остановил меня жрец, — это будет просто неразумно. Ты ничего не добьешься, только сделаешь хуже. Поверь, мы теперь семья, и решим этот вопрос вместе. Ведь здесь главное — что Никке сама тебя ждет! И никто не заставит ее признать кого-нибудь суженным, кроме того, кого она сама захочет!

Но вот мы нырнули в туннель, и остановились. Это был Туле. Подземная стоянка летающих машин белых жрецов. Выйдя на улицу, мы пошли уже знакомой дорогой из Храма. На улице нас приветствовали, и мне кивали, как старому знакомому: — С возвращением, Коста, — то и дело слышал я, от совсем незнакомых мне людей. К такому обращению я не привык. Поэтому смущался, как ребенок. Мы прошли по улице, и подошли к большому дому.

— Ну, вот теперь это твой дом, пока ты не женишься, — сказал Старший. — Будешь жить со старшей матерью. Её зовут Арта. Женщина суровая, но справедливая, — он улыбнулся, и подмигнул Палетику. Во мне шевельнулся не то чтобы страх, но неприятие. Я никогда никому не подчинялся. Даже бабушка, все твердила мне, что такого шалопая свет еще не видывал. А тут я должен жить со старой женщиной, да, еще и слушаться ее.

— Боюсь, мне трудно будет привыкать к вашим традициям, — хмуро проговорил я.

Старший засмеялся в открытую: — Это точно! Ну, проходи, — и он распахнул передо мной дверь. И тут же мне на шею бросилась Принцесса: — Коста! — закричала она, обнимая и целуя в щёки. — Ты вернулся. Я так ждала тебя. Я думала, они тебя убили!

— Ты не поверишь, Принцесса, — усмехнулся я, отвечая ей поцелуем, — я тоже так думал.

— Вот познакомься, это Грэг — мой муж, — на меня смотрел картинный красавец.

— Я должен был догадаться, что твоим мужем будет именно он. В тот день, он чуть не убил меня, когда узнал, что ты ушла на базу! — Я протянул ему руку. Но Грэг обнял меня, наверное, обниматься у них равнозначно нашему рукопожатию, догадался я.

— Спасибо тебе за Веду, — на ухо прошептал он.

— Пожалуйста, — также шёпотом ответил я и прибавил, — а в жизни ты лучше, чем на картине…

— Ну, окружили парня, забыли, кто в семье старший? — услышал я резкий голос, — а ну сынок подойди ко мне. Столько о тебе слышала, теперь хочу посмотреть на тебя.

Я посмотрел на говорившую женщину, она была совсем даже не старой, а просто без возраста. На вид ей можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет. Лицо без морщин, а глаза мудрые и внимательные. А сама небольшого роста, стройная как девочка. Меня подтолкнули в спину, и я подошёл к ней. Она сидела за столом. Посадив меня около себя, взяла мою руку в ладони и долго так сидела, закрыв глаза, и ни слова не говоря. Я растерянно посмотрел на стоящих невдалеке моих теперь родственников. Веда улыбнулась и прижала палец к губам. Я пожал плечами, мол, как скажете. Наконец старшая мать, взглянула на меня: — Душа у тебя израненная, сынок, — тихо сказала она, — потому и недоверчивый ты к людям. Но не волнуйся, я всегда буду на твоей стороне. И смогу тебя защитить.

Таких слов я никак не ожидал услышать. Растерялся, покраснел как невинная девица, смущенная слишком откровенным взглядом на ее прелести.

— Да, я могу и сам за себя постоять… — вырвалось у меня.

— Конечно, сможешь, — она погладила меня по голове и поцеловала в лоб, — только мужчине всегда нужна поддержка женщины. Ты потом сам это поймешь. А теперь иди, поздоровайся с Сюа. Твоя мать все время, пока тебя не было, места себе не находила. Иди…

Я растерянно встал и нашёл взглядом Верховную жрицу, которая стояла в сторонке и улыбалась, глядя на меня. Она сделала несколько шагов, и уткнулась лицом мне в грудь. Я неумело обнял ее…

— Вот ты и дома, сынок, — прошептала она. И мне показалось, что я слышу голос своей мамы. На глаза навернулись слезы, стало неловко и стыдно от своей слабости. И будто почувствовав это, все вышли, и мы остались одни…

Позже, уже лежа в постели, я думал, как я теперь буду жить. С восемнадцати лет, как ушёл в армию, я был один. Привык решать за себя сам. А тут у меня кроме моей названной матери, еще и старшая мать. Неужели они будут контролировать мои поступки? Смогу ли я привыкнуть к этому? Ведь на своей планете я был как рыба в воде, знал что, где, как и почем. А здесь все новое! В какой-то момент, я даже пожалел, что вот так безоговорочно решил вернуться сюда. Ведь по натуре я одиночка.

Но мои опасения оказались напрасны. Первые несколько дней, пока я был под наблюдением знахарей — жрецов, я почти не видел своей семьи. Все разбрелись по своим делам. Кэрт, Антоэль и Палетик пропадали в Белом городе. Грэг вечно был занят какими-то общественными делами. А Сюа — верховная жрица, и без острой надобности заходить к ней в кабинет не рекомендовали. Я был предоставлен сам себе. Ходил по городу, заглянул в Храм избранных, познакомился с белыми жрецами, удивился высокотехнологическим знаниям, которыми они обладали. Узнал, какой опасности они меня подвергли, раньше времени включив свою машину перемещения. Ведь они запланировали поднять меня над землей при помощи смерча, который с большой скоростью шёл к моему дому. Но тот странный старик, наставивший на меня огнемет, сломал все их планы. Представляю, как удивились метеорологи, когда ураган успокоился и затих, будто его и не было!

Часами помогал Веде в библиотеке, разбирая и расставляя книги, которые привезли из Белого города. Печатная продукция раттерианцев — это чудо! Их бумага не такая жесткая, как у нас, скорее походила на мягкую кожу, буквы вдавлены, картинок я не встретил. Но зато с каким искусством они украшали каждую книгу, обычными словами не описать.

Проголодавшись, я возвращался теперь в свой дом, где на столе, прикрытая белоснежным полотенцем, меня ждала нехитрая еда. Я ел, по привычке мыл за собой посуду, чем удивлял Арту, и снова был предоставлен сам себе. После захода солнца, забегал к Сюа и Кэрту. Они были новой семьей и жили отдельно, так было принято. Но, я был их сыном, и имел полное право бывать у них столько, сколько мне заблагорассудится, чем я и пользовался. Задавая многочисленные вопросы, и всегда получая полные ответы, мы проводили все вечера в разговорах. К себе домой я добирался за полночь. Там меня ждала Арта, ни о чем, не спрашивая, она внимательно глядела поверх моей головы, и говорила:

— Нет, еще один денек побудешь дома, ты не оправился.

Но уже через несколько дней, она удовлетворительно кивнула головой:

— Ты свободен! — и ушла, оставив меня в недоумении. Будто до сих пор я не был свободен.

На следующее утро, за мной зашёл Грэг:

— Ну, что, осмелишься поехать со мной в Белый город? — спросил он.

— И ты еще спрашиваешь? — радостно вскрикнул я.

Мы вылетели к морю, в том месте, где когда-то располагалась наша маленькая экспедиция. Передо мной возвышался огромный гористый остров, и справа и слева уходя вдаль. — И как они могли спрятать такую махину, — подумал я. Между материком и островом было водное пространство приблизительно с полтора километра. Мы пролетели над ним и нырнули в открытые ворота. Пересекли бледно-голубую пещеру, белого порошка на полу не было видно, пронеслись по туннелю. То, что предстало перед моими глазами, когда мы вылетели наружу, просто испугало меня. Не было ничего, только огромная белая гора, увитая серпантином террас. Ее опоясывала стального цвета река, а вокруг ржавого цвета земля, ни домов, ни деревьев… ничего. Белого города больше не было. Мне вспомнились слова Энтони, о том, что надо чем-то пожертвовать! Так, они пожертвовали городом, они уничтожили его.

Мы приблизились к горе. Остановились на террасе, где стояло несколько сигарообразных машин. Около них нас ждали Старший, Средний и Младший! Нас провели по коридорам, залам, показали странную махину, которая скрывала целую солнечную систему. Но, честно говоря, она не произвела на меня впечатления. Из головы не выходил образ города, виденный мной несколько лет назад, и теперешней пустоты. Грэг куда-то смотался по своим делам, а я вернулся на террасу и с грустью смотрел на окружающую безмолвную мертвую землю, напоминавшую открытую рану.

— Город пришлось уничтожить, — сказал Кэрт.

— А когда вы будете его восстанавливать? — спросил я.

— Боюсь, что никогда, — вздохнул Старший. — Здесь мертвая земля, мертвая вода, здесь пространство смерти, мы не можем, не имеем права звать сюда людей.

— А вы?

— А что мы? Мы белые жрецы, прилетаем сюда только для работы. Но с наступлением темноты возвращаемся в Белое братство.

— Вы должны возродить Белый город, — уверенно сказал я.

— Коста, это невозможно! Мы пока не поняли, что случилось с землей и водой. Смотри, прошло почти два года, а трава так и не выросла. Земля голая. Воду тоже пить нельзя, вроде обычная вода, а рыба, пущенная в реку, дохнет.

— Вы не имеете права опускать руки. Белый город нужно возродить!

— Нас слишком мало, другие дела связывают руки.

— Тогда этим займусь я!

— Ты берешь на себя слишком много, сын, — сказал Кэрт.

— Отец, я не верю, что люди, которые смогли спрятать целую солнечную систему, не смогут оживить землю, — ответил я.

— Но мы не смогли, — повторил белый жрец.

— Вы да, но нужно попросить помощи у людей, которые живут на земле, работают на ней.

— Сюда никто не приедет, тут царствует смерть…

— Позволь мне заняться этим.

— Дерзай, надеюсь, скоро ты сам поймешь всю несостоятельность своей затеи.

И я остался в Белом братстве. Вызвал Энтони. Мы с ним целыми днями изучали землю и воду. Вы не поверите, но они были стерилизовано чистые. Мы пытались оживить ее микробами, но все они дохли. Мы смешивали живую землю с мертвой, и через несколько часов, живая земля превращалась в ржавую. Каждый день с утра на Совете. Мы с Энтони отчитывались в проделанной работе, и каждый раз приходилось признаваться в своих неудачах. Белые жрецы сочувственно выслушивали нас, кивали головами, вздыхали тяжело и повторяли: — Видимо, придётся ждать, пока земля сама оживет.

— Но на это могут уйти столетия, — кричал я.

— У нас нет другого выхода, — говорили они.

— Выход есть, обязательно есть, — не унимался я, — надо только его найти.

— Ищи, — соглашались они. — Но учти, здесь нет силы жизни, нет ни птиц, ни животных, значит и людям здесь нельзя находиться.

И я искал. Отпустил Энтони. Его ждали неотложные дела. И проводил время, в библиотеке Валатарь — камня, как они называли это строение похожее на гору, или круглую пирамиду. Мне кажется, я изучил город лучше всех. Знал название улиц, кто в каком доме жил. Меня поразил своей красотой мост, соединяющий остров с материком. Это было чудом архитектуры. Представьте себе полутора километровое сооружение, похожее на крытую галерею, бортики которой представляли собой выделанные из камня травы и цветы, колонны — каменные стволы деревьев, и крыша искусно вырезанные ветви и листья. Белые жрецы выдали мне обруч, который я надел на голову, он отпугивал всех хищников (раттерианцы вообще не убивали своих животных, а придумывали множество приспособлений, чтобы отгонять их как можно дальше от своих обжитых мест). Несколько дней я потратил на подводные поиски, и мне удалось найти четыре обломка этого моста. Мысль о том, что сами раттерианцы должны помочь мне в возрождении города. Все больше укреплялось в моем сознании. И, наконец, я вернулся в Туле.

И первым человеком, с кем я решил поговорить, была Арта. Не знаю почему, но я чувствовал, что именно она сможет мне дать совет. Поэтому я выложил ей все. Она выслушала молча.

— Белых жрецов можно понять, — задумчиво произнесла она, когда я кончил свой рассказ, — они считают себя нашими хранителями, и им никогда не придет в голову, что и простые раттерианцы могут знать то, что не известно им, ведающим истину. В твоих словах есть смысл. Только вот в чем загвоздка. Сможешь ли ты убедить горян, полян, древлян и озорян помочь тебе! Белый город для них — почти другая планета. Он им не нужен. У них есть свой кусочек земли, который их кормит и поит.

— Арта, так нельзя, — не выдержал я. — Горожане Белого города погибли, но защитили вас, они давали вам надежду на возрождение! И это все оставить! Забыть их?

— Нет! В этом ты прав! Я не могу тебе ничего сказать про другие кланы, а вот про горян могу кое-что рассказать. Я сама из их клана. Каждый род гордиться своими мастерами по камню. И соревнуются между собой. Вот на этом ты и можешь сыграть. Тем более, что тебе удалось узнать имена мастеров, кто строил этот мост. Некоторые рода еще существуют. И ты вполне можешь призвать потомков восстановить то, что строили их предки. И для пущей убедительности, возьми с собой обломок моста.

— Арта, — я кинулся к старшей матери, крепко обнял и поцеловал, — ты самая удивительная женщина!

— Ну, что ты мальчик, — она потрепала меня по волосам, — я просто старшая рода! И вот еще что, попросим, чтобы с тобой поехал Грэг. Это придаст вес твоей миссии.

Вечером, Арта созвала на ужин всю семью. Я опять выступил со своим предложением. Сюа и Кэрт категорически были против моей затеи, зато Грэг, Веда. Антоэль и Эника, жена Среднего, прекрасное создание, меня поддержали. Младший и Уллин заняли нейтральную позицию. Обсуждение было бурным. Убедить Верховную жрицу и Кэрта было нелегкой задачей. Но я проявил все своё упрямство. Нажимая на то, что я не белый жрец, и даже не раттерианец, я приду от своего имени, и попрошу помощи, так как именно мне Кэрт поручил возродить Бель. Но мне нужно от Белого братства только одно — одобрение, и что, если моя миссия увенчается успехом, пришедших в Белый город простых раттерианцев не отправят обратно. И они сдались.

— Хорошо, — согласилась Сюа, — я беру ответственность на себя, и посылаю тебя от имени Белого братства с просьбой о помощи, но я хочу, чтобы ты знал, не обольщайся! Вряд ли ты добьешься успеха.

Это была маленькая, но все-таки победа. И вот договорившись с Грэгом о времени нашего путешествия, я слетал в Белый город, к этому времени, я уже неплохо водил летательный аппарат раттерианцев, загрузил в него обломок моста, взял образцы земли и воды. И через несколько дней, я, Грэг и Агнар отправились по кланам.

Начали мы с горян. Их предупредили, и попросили собраться в селении самом ближнем к полянам. Когда мы приблизились к их домикам, я снова залюбовался и удивился творению рук человеческих. Это был сказочный городок, выдолбленный в скалах. Ни одного похожего друг на друга строения, узкие улочки украшенные скульптурами и фонтанами, даже каменные плиты, которыми были уложены улицы, были не просто четырехгранными булыжниками, а целые мозаичные картинки из бытовой жизни горожан. На большой площади, собралось много народа. Как мне объяснил Грэг, все хотели своими глазами увидеть мидгардца, который помогал отыскать Белый город, и теперь явившийся к ним за помощью. В самых первых рядах на каменных резных скамейках сидели мужчины, рослые, но тонкие в кости, темноволосые с непроницаемыми лицами. За ними женщины, детей видно не было. Я почувствовал себя как на научном Совете. Но быстро взял себя в руки. Глядя на этих мужественных людей, вся моя заготовленная речь, показалась мне какой-то неуместной. В ней я думал скрыть, что в городе нельзя жить. Но именно с этого я и начал. Я рассказал все как есть! Ничего не приукрашивая, и ничего не преуменьшая. Рассказал, о том, какой красивый был Бель или Белый город. И выложил на стол, те чертежи и рисунки, которые мне удалось найти в библиотеке.

Выслушав меня, они какое-то время помолчали. Потом поднялся один из горян и спросил: — Зачем тебе это нужно?

— Что? — не понял я.

— Зачем тебе нужно восстановить этот город. Раз он мертв, значит так нужно Божественной Свати. Не лучше ли оставить все, как есть?

Я обиделся, неужели Сюа была права? И им безразличен Бель?

— Скажи, — спросил я его. — У тебя есть дети?

— Есть два сына, а что?

— Когда они поранят руку, или ногу, что ты сделаешь?

Горянин поднял удивленно брови, но ответил: — Вылечу рану.

— Когда-то давным-давно, белые жрецы, чтобы спасти всех вас, спрятали Белый город. И тем самым нанесли рану Раттеи, вашей планете. И я хочу залечить ее. Смотри, у тебя под ногами, между плит растет трава, потому что земля живая, а там ни травинки.

— Но мы не сможем оживить землю! — поднял он голос.

— Но я и не прошу вас об этом!

— А о чем же ты просишь нас?

— Вот здесь, я показал на рисунки, можно видеть мост, который соединял город с материком. Он удивителен и прекрасен. Его сделали ваши предки! Он был гордостью Беля. Но его разрушили, чтобы спрятать город. И белые жрецы не смогут его восстановить, им это не под силу, позвать вас, они не могут, потому что там опасно. Они хотят просто вбить сваи и проложить прямой мост. Но мне кажется, это неверно! Этого нельзя допустить! Ваши прадеды вложили в него душу, и вы должны ее оживить!

— Красивые слова говоришь, а почему ты думаешь, что его сделали наши предки.

— Вот здесь, я откинул кусок ткани, закрывавший обломок моста, который заранее положил на стол, есть окончание записи, а вот что я нашёл в старинных записях.

И я зачитал все имена строителей, и из какого рода они были. Над площадью повисла тишина. Горяне поднялись и по очереди рассматривали обломок, который лежал на столе. Их пальцы трогали рунические буквы, будто слепец ощупывал лицо собеседника. А потом брали чертежи и картинки и всматривались в нарисованное, передавая друг другу из рук в руки.

— Прекрасная работа, — подал голос один из мужчин, — простым инструментом это не сделаешь!

— Посмотри, они не выбивали, они выплавляли, — ответил ему другой!

— Теперь этого никто не делает, — сказал третий…

— Пойдем, — Грэг меня потянул за рукав, — не стоит стоять и слушать разговор мастеров, им это может не понравиться.

— Но они еще не ответили, согласны или нет, — удивился я.

— И не скажут, — засмеялся он. — Они долго будут выяснять, возможно, восстановить или нет, потом, как это сделать, откуда брать камень, и какой камень, потом решать, кто именно удостоится чести взять эту работу. И только после этого, скажут, что они согласны.

— А ты думаешь, они согласятся?

— Уверен! Как ты здорово припомнил их предков! Это хорошая мысль! И как она пришла тебе в голову?

— Вообще-то это подсказка Арты, но именно так бы я говорил со своими соплеменниками…

Агнар и Грэг остановились и уставились на меня с удивлением.

— Что вас так удивило?

— Разве среди вас есть люди, которые без платы готовы восстанавливать города, только потому, что их строили предки?

— Конечно, есть! — обиделся я за своих сородичей, — сколько можно говорить, вы видели не самых лучших представителей нашей цивилизации…

Они пожали плечами и пошли к машине, я за ними. Следующая остановка, род Грэга и Агнара — поляне. Нас встретили как родных. Старшая мать рода сама кормила нас, расспрашивала о семье, о деле по которому мы приехали. Грэг подробно ей все рассказал. Она села напротив нас, и покачала головой:

— Бесполезное дело вы затеяли, никто не пойдет в мертвый город.

— Да, я и не прошу идти, — удрученно проговорил я, — но помочь — то вы мне можете? Вы же знаете свою землю, знаете, как оживить ее. А я все сделаю сам.

Старшая мать рассмеялась: — Сам? Один? Коста, мне много рассказывали о тебе самого невероятного. Многому я не верила. А сейчас поняла, что в тебе, действительно, много безрассудства. Как можно одному человеку разбудить землю? Голос одного — комариный писк, голос многих — вой ветра.

— И что же мне делать?

— Я сама поговорю с людьми. Позволь мне…

Я с радостью согласился. Мне было любопытно, что именно она скажет. И каково было мое удивление, когда она встала в круге многочисленных представителей клана полян и просто сказала:

— У нас беда. Земля Белого города мертвая. Вот на столе можно ее видеть. Белые братья просят помощи. Что скажете? Лично я ничего не придумала.

И вновь люди собрались у стола, брали по щепотке земли в руки, растирали на ладонях. Нюхали и тяжело вздыхали.

— Что вы делали, чтобы оживить ее? — спросил меня высокий худой как щепка старик.

Я в общих чертах пересказал, меня выслушали внимательно.

— Водой из родника пробовал поливать? — задал вопрос худой.

Я кивнул: — Даже водой черных камней поливал.

— Вот что, ребята, — сказал он. — Есть единственный выход — синяя земля. Идите к древлянам и просите их. Как раздобудете, сообщите, я с вами поеду, и учеников возьму с собой, правда, маловато людей.

— Я там буду, — сказал Грэг.

— И я, — поддакнул Агнар.

Худой подмигнул нам, и весело улыбнулся:

— Отличная работа, Грэг!

Уже в машине, я спросил его, что имел в виду этот худой старик. Грэг промолчал, а Агнар усмехнулся: — Понимаешь, Коста, в каждом клане свои обычаи. И если горяне выслушали тебя как равного, то поляне и слушать тебя не стали бы. Ты для них чужой. Но когда женщина их рода просит помощи, они встанут всем кланом.

— Ай, да, Арта, — подумал я, — спасибо тебе!

К древлянам я летел со смешанным чувством. Меня предупредили, Никке не увижу. Старшая мать ее рода, хорошо ее спрятала от меня. Но в семье созрел план как нам встретиться. И опять подсказала его Арта. Это ночь непослушания. Дело в том, что раз в год красная луна Тиция прячется за голубую Фиту. В народе считается, что в этот момент, она строит глазки далекой звезде, которую выбрала себе в суженные против воли своего брата Ярилы-солнца. В это время можно говорить все, что думаешь, не слушаться родителей, и нарушать традиции. Конечно, никто и не думает нарушать обычаев рода. Но малыши до позднего вечера не ложатся спать, кричат и играют, зная, что родители даже не позовут их. Молодежь уходит жечь костры, и выяснять отношения. Вот в эту ночь, мне и предстоит найти Никке и вручить ей цветы. Правда, это случается поздней осенью. Когда все цветы уже отцвели. Хотя мои розы, могут цвести и зимой, если находятся в тепле. Но было только середина лета. До дня непослушания было много времени. И я должен был делать вид, что и не помышляю о встрече с Никке. Иначе не видать мне моей Богини как своих ушей. Но у меня теплилась надежда, а вдруг случайно, среди древлян я увижу синие глаза. Мне бы только взглянуть в них. Удостовериться, что меня ждут.

И тут я заметил, что мы пролетаем над тем местом, где, когда-то я выл вместе с Даном. Я попросил остановиться. Мы зависли над уступом. Выскочив из машины, я подошёл к краю, заглянул вниз на острые камни. И сам не зная почему, вдруг тихо позвал: — Дан, Дан! Где ты?

И тут что-то тяжелое опустилось на плечи, послышался крик Агнара: — Коста, берегись!

Я повернулся, сбросив с плеч чьи-то лапы. Передо мной стоял Дан. Я кинулся ему на шею, целовал его морду, а он облизывал мое лицо, ну, совсем как наши собаки, встретив своего хозяина.

— Как ты? Как Дина? Как малыш? — уворачиваясь от его шершавого языка, спрашивал я. Он перестал лизаться, посмотрел на меня своими черными, как уголь глазами, и я увидел в сознании счастливую Дину, и совсем взрослого гырха, наверное, догадался я, это и был мой малыш, мой крестник, только уже взрослый совсем. Потом почему-то возникла картинка, что меня тащат к кораблю, и корабль взлетает. Я улыбнулся. Объяснить другу, как меня переместили с моей родной планеты на Раттею, я не мог. Поэтому, я просто представил, как раттерианцы выкрадывают меня с корабля: тихо подлетают на своей машине, не замечая стен корабля, проходят внутрь, несут на руках мое тело, усаживают в свою машину, и вот я здесь.

— Идем, я познакомлю тебя с ними, — позвал Дана. Он пошёл со мной. Дверца летающей машины была все еще открыта, я взобрался внутрь, гырх следом. Вжавшись в сидение, сидел испуганный Агнар, я представил его своему другу, Грэг, в это время находившийся около пульта управления, поддался вперед и светился весь. Он в почтении склонил голову перед Даном. Гырх кашлянул. Что-то мне подсказало, что это подобие кашля, вырывающееся из пасти гырхов, было что-то вроде нашего смеха, или одобрения.

— Хочешь покататься? — спросил я четвероногого друга. Он просверлил меня глазами, и я понял, что да.

— Грэг, давай, покатаем его! — попросил я.

Дверца закрылась, машина плавно поднялась и полетела. Дан сидел на сидении, его била дрожь, но голова гордо была поднята вверх, и он во все глаза смотрел сквозь боковое стекло на то, как сначала уступ остался позади, потом он оказался между небом и землей, затем медленно стал спускаться вниз. Мы зависли над самой землей. Дверца открылась, и гырх выскочил наружу, отбежал на несколько шагов, остановился и поглядел на меня: — А ты почему не идешь со мной? — спросил меня его взгляд.

— Я не могу, — ответил я, — мы едем в селении древлян, и я вспомнил, как выглядит обиталище лесных людей. Дан на отводил от меня внимательных глаз, потом вернулся, и снова прыгнул на сидение: — И я с тобой, отпечаталось в моем мозгу.

— Ребята, — тихо обратился я к своим спутникам, — Дан хочет лететь с нами.

— Я понял, — засмеялся Грэг, — тогда летим.

Когда мы прилетели в род древлян, который когда-то принимал меня, на главной площади перед домом, как мне объяснили, это был Храм Совета, толпились древляне. Они были из разных родов, о чём говорил цвет их рубах — от темно-зеленого до салатового. Нас уже ждали.

— Все-таки быстро у них работает сообщение, одобрительно отметил про себя я и вместе с гырхом вылез из машины. Разговоры тут же затихли. На нас уставились, как на пришельцев.

— Разрешите, представить, — сказал я, обращаясь к старшей матери, стоящей чуть впереди всех, — это Дан, я о нем вам рассказывал.

Женщина, чуть помедлив, сделала несколько шагов вперед и склонила голову, глядя в глаза гырху. Тот ответил ей немигающим взглядом, а потом также чуть склонил голову.

— Коста, — зазвучал ее низкий голос, — я тогда поверила твоим словам, и если, ты привез его только за тем, чтобы убедить нас в твоей дружбе с гырхами, это было напрасно.

— Вовсе нет, — я смутился, — мы встретились случайно, и он попросил меня взять его с собой. Но если вы против…

— Нет, что ты… — она вскрикнула с такой поспешностью, будто я собирался обидеть своего друга их отказом… — мы рады, принять его у себя! Только, мне кажется, ему будет неудобно в доме, поэтому предлагаю, — она повернулась к стоящим сзади нее людям, — провести совет здесь на улице.

Все согласно закивали головами. По молчаливому приказу старшей матери подростки бросились в дом, и скоро на поляне были выставлены в ряд скамеечки, а вокруг поляны собралась толпа народа. Все древляне вышли на улицу: — чтобы увидеть живого гырха, пришедшего к ним в гости вместе с ненормальным мидгарцем, — подумал я.

Все уселись и, молча, уставились на меня. Я посмотрел на Грэга, он кивнул, давай мол, начинай свою речь. Встав перед ними, Дан не отходил от меня, и сел рядом около моих ног, оглядывая присутствующих, я начал. Как и в случае с горянами, я не стал ничего от них скрывать. Нажимал только на то, что мертвая земля — это рана Раттеи, и ее надо залечить. О том, что поляне согласны мне помочь, если будет найдена синяя земля, которую могут дать они — древляне. И я прошу от них помощи не только от своего имени, но и от имени белых жрецов, которым не под силу сделать это.

Во время своей речи, обратил внимание на женщину, которая хмуро и пристально смотрела на меня. Когда я остановился, она первая поднялась на ноги:

— Если поляне готовы вам помочь, что вы хотите от нас, — сурово спросила она.

— У них нет синей земли, — ответил я.

— Но она просто так под ногами не валяется, и ее трудно отыскать.

— Если бы она валялась под ногами, мы бы не просили вашей помощи, — обиделся я.

— Ты не уважительно говоришь со старшей матерью, мальчишка, — вдруг повысила на меня голос женщина.

— Простите меня, если я обидел вас, — я поднес руку к сердцу и склонил голову, как учил меня Грэг, — но я тоже не понимаю, отчего такое неприятие моих слов.

— Потому что синяя земля — большая редкость, и разбазаривать ее не позволительно.

— Но я не прошу её лично для себя. Я прошу ее для Белого города. Если удастся возродить Бель, это же будет большое счастье для всех.

— Счастье? В чем будет счастье лично для нас? Мы жили без него и сейчас можем прожить! Оставьте все как есть, и рано или поздно, земля сама залечит свои раны.

— Залечит, конечно, залечит. Но, если мы сейчас отступимся, и все отдадим на волю времени, какой пример, мы покажем нашим детям? Если в соседнем селении человек будет нуждаться в помощи, они не поспешат на помощь, они будут думать: — причём тут они? Ведь должен найтись какой-нибудь другой человек, который придет и поможет! А если не придет? А если не найдется?

— Щенок, ты еще будешь учить меня? — вскрикнула старшая мать, гневно сжав кулаки.

Дан поднялся на лапы, встал передо мной, зарычал и показал свои клыки. От страха женщина отшатнулась и, не желая того, села на скамейку.

— Это нечестно, — подала она голос, — он натравливает на меня гырха.

— Перестань, Лаа, — сказала, вставая, старшая мать принимающего рода. — Мы все слышали, что именно ты обидела Косту, и его друг просто заступился за него.

— Мой род многим обязан тебе, мальчик, — продолжала она, обращаясь ко мне, — мы поможем тебе. А то, что твои слова правдивы, и идут от чистого сердца, говорит то, как ты поступил: рискуя собой — спас моих детей. Хотя, Лаа, — она повернулась к хмурой женщине, — если придерживаться твоих слов, ему это не нужно было. Коста, нам сообщили, что у тебя есть образцы мертвой земли, покажи их нам.

— Я сейчас, — обратился к гырху, и пошёл к машине. Он, как ни странно, понял меня и не двинулся с места. Я вынул ткань с землей, вернулся обратно, и не найдя стола просто положил на землю и раскрыл. Первым к ней пошёл Дан, но, не дойдя несколько шагов, вдруг заскулил и отпрянул назад. Удивленно глядя на меня.

— В том-то и дело, — ответил я другу, — А мне там, в Белом городе ее много, — и я вспомнил унылый пейзаж голой рыжей земли. А потом подумал о том, что вот почернеет земля, вырастут деревья, и там будет бегать Дан, Дина и малышня гырхов. Дан кашлянул и тряхнул головой. Я понял, он уверен, там никогда не будут жить гырхи. Я вздохнул.

К нам подошёл Грэг. — Научи меня разговаривать с ним, — попросил он.

— Они разговаривают телепатически, думай, о том, что ты хочешь сказать ему, и слушай себя.

Грэг сел на землю перед Даном и стал смотреть ему в глаза. И вскоре я увидел, что они вполне довольны друг другом. Гырх то и дело кашлял, а Грэг улыбался.

А за нашими спинами о чем-то спорили древляне. Но когда раздался дребезжащий старческий голос, я повернулся. Впервые здесь встретил старую, действительно старую женщину: её лицо было в морщинах, спина сутулая, в руках палка, на которую она опиралась.

— Это мое последнее слово, — высоким старческим голосом почти кричала она. — Не будь ты моей правнучкой Лаа, я просто подумала бы, что ты не хочешь помогать этому мальчику, в отместку, за то, что он собирается отобрать твою Никке! А за меня не бойся, я уже давно хожу со смертью под ручку. И кому как не мне — Великой целительнице леса, не возродить землю, и не посадить молодой лес! Иди, скажи сама мальчику, что мы скоро приедем. Я приеду. Только пускай, как скажу, свои машины за нами пришлют, своим ходом я, боюсь не дойду.

Я тут же отвернулся, и встретился взглядом с Грэгом:

— Я не успел тебе показать ее и предупредить, — прошептал он.

— А ты уверен, что мне удастся все-таки вручить Никке цветы?

— Здесь все от твоей весты зависит. Мне ни разу не удалось с ней встретиться. Меня и близко не подпускают к ней. Я из одного с тобой рода. А на Лаа не сердись. Она хорошая женщина, просто Никке ее любимица, и если бы ей удалось заполучить тебя в свой род, она бы сейчас дала разрешение.

— Грэг, мне все равно у кого в роду быть, только бы с Никке.

— Нет, Коста, тут Арта права, ты слишком ершистый и своевольный, а Лаа привыкла верховодить. Вы с ней будете ругаться, а Никке будет страдать… Тише, она подходит…

— Вот что Коста, — сзади ко мне подошла старшая мать моей Богини, — мы посоветовались и решили. Мы поможем тебе. Как только пришлем сообщение, высылайте свои машины. К вам приедет сама Великая целительница леса.

— Благодарю тебя, старшая мать, — я приложил руку к сердцу.

— Ишь, какой вежливый, — она звонко засмеялась, и отошла от меня. Мы с Грэгом и Даном направились к машине, около которой нас ждал молчаливый Агнар.

— Коста! — услышал я детский крик, и оглянулся невдалеке стоял мальчуган, которого я спас, он боялся Дана, и не осмеливался ко мне подойти. Я шагнул к нему. И тут же мальчишка бросился мне на шею.

— Никке видит тебя, — зашептал он мне в ухо, — но она дала слово старшей матери не показываться тебе на глаза.

Я прижал мальчишку к себе и звонко поцеловал его в щеку: — Передай ей, что она самая прекрасная во всей вселенной, и что я очень скучаю.

— Сделаю, не волнуйся! А теперь отпусти меня, а то все догадаются, — и, вырвавшись, он умчался от меня прочь. Древляне с улыбкой смотрели на нас. А старшая мать мальчика подмигнула мне.

К озорянам мы прилетели уже ближе к вечеру. Красное солнце коснулось зеленой глади большого озера и проложило дорожку к берегу. Наша машина остановилась на берегу. Мы вчетвером вылезли из нее, и тут же были встречены многочисленными раттерианцами в красных рубахах всех оттенков. Впереди всех выступала женщина со светлыми волосами, удивляться красоте жителей Раттеи я уже устал. Но её лицо все-таки поразило меня своей миловидностью и грустью. В руках она держала блюдо. — Еще хлеба с солью не хватало для полной картины средневековой эпохи наших северных народов, — подумал я. Но на блюде лежал не хлеб, а большая рыба, и предназначалась она не нам, а Дану.

Мы втроем, Агнар, Грэг и я, были просто ошарашены, другого слова, здесь не подобрать, когда женщина приблизилась к нам, приветствовала нас и тут же предложила рыбу Дану. Тот понюхал ее, облизнулся и тут же съел. А потом посмотрел на меня, будто спрашивая: — И что дальше?

— Коста, — обратилась, как я понимал, старшая мать рода озорян, который принимал нас, — попроси своего друга гырха, пусть он скажет нам, почему от нас ушли наши гырхи. Нам без них плохо. Грызунчики совсем замучили.

Я переглянулся с Грэгом: — И как это спросить? — поинтересовался у него.

— Сейчас попробую, — Грэг сел перед Даном, и они стали играть в гляделки, кто кого переглядит. Длилось это довольно долго. Но, наконец, Дан встал и, подняв голову, стал нюхать воздух, и, осторожно переставляя лапы, направился куда-то вдоль берега. Все пошли за ним. Вдруг гырх остановился, повернулся к нам и зарычал. Люди отшатнулись. Я понял его и перевел: — Он просит, чтобы пошли только двое, я и Грэг.

Немного пройдя по берегу, мы повернули, обошли селение, которое представляло собой ожившую сказочную картинку, и стали забираться по камням куда-то вверх. Было уже совсем темно, и мы с Грэгом сильно устали, когда, наконец, Дан остановился, и что-то рыкнул. Мы оглянулись. Перед нами были водоемы-терассы, только без воды, и не такие белоснежные, как те, которые я видел, когда гостил в семье Дана. Гырх посмотрел на меня: — Ты понял? — спросил его взгляд. — Да, — ответил я, — понял Дан.

Он повернулся и пошёл обратно. Грэг дернул меня за рукав: — Коста, а я ничего не понял, объясни мне!

Пришлось и ему в очередной раз рассказывать свою историю о моем знакомстве с гырхами. Он выслушал меня внимательно.

— Коста, нам просто повезло, что тебя сослали именно к нам на Раттею, — засмеялся он. — Можно я расскажу твою историю, это очень важно для нас.

— Пожалуйста, — разрешил я.

Вернулись мы в селение, уставшие, еле волоча ноги, зато Дан был бодр и бежал впереди нас, виляя хвостом. Встретили нас Агнар и старшая мать, которая предложила мне войти и переночевать в прекрасном домике из камня с ажурными оконными рамами. Я с радостью согласился. А Грэга они увели с собой.

Я же вошёл в чистую комнату, за мной осторожно ступал Дан. Открыв одну из дверей, увидел кровать, приготовленную ко сну. — Здесь мы спим, — сказал я, обращаясь к гырху. Он понял меня как-то сразу. И прыгнув на кровать, развалился. Я чертыхнулся про себя, но сгонять не стал. Обошёл дом. Одна из дверей вела в ванну, или в купальню, как называли это помещение раттерианцы, их название подходило больше, так как ванна представляла собой небольшой бассейн. Вымывшись, я набрел на кухню, где на столе стояла еда. Перекусил с аппетитом, а потом стал искать, где еще можно поспать, и не найдя больше спального места, поставил в ряд скамейки, лег, подложив руку под голову и тут же уснул.

Разбудил меня веселый смех Агнара и Грэга. Дверь в спальню была открыта, и там поперек кровати лежал на спине Дан, всеми четырьмя лапами подбрасывая подушку, наволочка которой была разорвана его острыми когтями на полоски. А я лежал на полу около скамеек, составленных в ряд. Интересно, и когда я умудрился упасть? И почему не проснулся?

— И нечего смеяться, — проворчал я. — Он все-таки гость!

— А ты, кто? — еле сдерживая смех, спросил Агнар.

— А я, в данном случае, хозяин.

— Хорошо выспался, хозяин? — поддел неугомонный художник.

— Неплохо, — ответил я, — только что-то жестковато было.

Оба чуть ли не покатились со смеху. Дан соскочил с кровати, вышел из спальни, и с удивлением посмотрел на нас. Я встал, отряхнулся и спросил:- А завтрак будет?

— Так мы и пришли тебя звать на завтрак, — сквозь смех произнес Агнар, — нас старшая мать ждёт.

Завтрак понравился всем, особенно Дану. Наверное, гырх никогда не чувствовал себя такой важной особой, как здесь. Ему подносили на блюдах еду и ставили перед ним. Сначала рыбу, потом мясо, молоко, пироги. Он сметал все. А когда съел последнее блюдо, которое смогло уместиться в его животе, перевернул тарелку, как черный плод у себя в красном лесу, и стукнул по ней лапой. Все, кто были в это время в комнате, а людей набралось много, все хотели увидеть так близко гырха — друга мидгардца, как сказал мне Грэг, ахнули! А Дан облизнулся и выскочил из дома и скрылся в кустах.

Перед тем, как лететь домой, Грэг попросил нас залететь в Белый город. Ему нужно было переговорить с белыми жрецами. Дело в том, что лет десять назад у озорян, случилось небольшое землетрясение, и в результате этого пропала горячая вода. Приехавшие белые жрецы быстро восстановили водоснабжение, но вскоре пропали гырхи. И как теперь стало ясно, жрецы, не желая того, отобрали воду у гырхов. Ее надо было срочно вернуть назад, но и людей не обделить.

Мы спросили разрешение у Дана, он согласился. И вскоре наша летающая машина приблизилась к острову. Но тут Дан повел себя очень странно. Он вдруг заскулил, встал на все четыре лапы на сидении и стал мотать головой. — Он боится мертвой земли, — сделал я предположение.

— Давай остановимся здесь, около лестницы, — предложил Грэг, — я вызову другую машину, а ты с Даном подождёте нас здесь.

Мы остановились недалеко от воды, прямо у начала дороги, ведущей к лестнице. Открыли дверь. Дан осторожно сошёл на землю, сел невдалеке от нас и странно завыл. Да, так пронзительно, что в ушах зазвенело.

Грэг в это время вызывал вторую машину, и, отвечая на вопрос, что это за шум, ответил, что мы приехали не одни, а с гырхом, который не хочет ехать через мертвую землю, а потом вдруг добавил: — Только не все, он и испугаться может…

Не успел он закончить разговор, как мы трое застыли в изумлении. По скалам неслись пять белых точек, которые прыгнули на дорогу, приблизились к нам и оказались белоснежными гырхами. Самая рослая из них приблизилась к Дану села перед ним на задние лапы, некоторое время сидела неподвижно, а потом, взвизгнув, легла на живот, положила голову на вытянутые передние лапы и задние раскидала как цыплёнок табака, приготовленный к помещению в духовку. Три гырха сделали тоже самое. А четвертый только наклонился вперед, но задняя часть туловища была поднята, как если бы он просто тянулся после сна, а хвост при этом весело вилял.

— Это самки гырхов, — шёпотом сказал Грэг, — одни самки, самца у белых нет.

Дан продолжал сидеть, гордо подняв голову, и смотря куда-то вдаль. Белые немного полежали, потом, первая подняла голову, и что-то рявкнула, обращаясь к четвертой. Та, ответила ей шипением, встала, обойдя всех, подошла к Дану, и ткнулась носом ему в шею. Тот соизволил себе взглянуть на нахалку, которая не хотела подчиниться первой, и обнюхал ее морду. Белянка, как я тут же про себя обозвал эту самку гырхов, наклонила голову и подставила ему ухо. Наш гырх отодвинулся, но самка сделала шаг, снова подставила ему свое ухо. И тогда Дан кашлянул и укусил эту настырную девицу за ее ухо. Она радостно зарычала, и села рядом с ним, как жена около мужа. Первая вскочила на лапы, рявкнула, и все уже вшестером ринулись обратно на скалы, под радостные крики раттерианцев, которые на машинах летели к нам.

Вскоре около дороги собралось много белых жрецов, те, кто видели белых гырхов в подробностях рассказывали о них вновь появившемся. Агнар, не унимаясь, в красках обрисовывал поведение Дана. Из криков я понял, что теперь все уверены в том, что Белый город будет возрожден, так как здесь несмотря ни на что жили гырхи. Я же был уверен, что все это ерунда, гырхи гырхами, но оживить землю, вырастить лес и построить новый город — способны только люди.

Наконец. Всеобщее оживление стало утихать. Кэрт потребовал подробного отчета о нашей миссии, Грэг был готов отчитаться, и кроме того, у него было, что сообщить жрецам про озорян. Они сели в свои машины и уехали. А я попросился остаться здесь. Мне захотелось посидеть одному, около моря и послушать тишину. Со мной остался Агнар. Он стоял около меня, задумчиво глядя вдаль. Я пошёл вдоль берега, он за мной.

— Агнар, — хмыкнул я, — не томи душу, что тебе надо от меня?

— Поговорить, — настороженно ответил он.

— О чем?

— О живописи? Я специально увязался с вами.

— Да, но я не художник, я просто любитель.

— Я тоже любитель, в вашем понимании.

— Спрашивай, если смогу отвечу на твои вопросы, но много от меня не жди.

— Много мне не надо. После того, как Веда пришла в себя после похода на базу мидгардцев, я видел ее. Ее глаза были удивительны: в них была мука, боль, именно так я представляю себе Божественную Свати, которая смотрит на своих детей и страдает за них. В тот день мне не дали увидеть весту Грэга второй раз, а потом, эта боль пропала. Её лицо горит радостью. Но я до сих пор помню те, глаза.

— А ты пробовал их запечатлеть?

— Да, но у меня не получатся.

— Ты видел скульптуру Божественной Свати в Храме под водой.

— А как же, мы с Грэгом на второй день, как Раттея стала свободной от всевидящего ока храков и мидгардцев слетали туда… прости, я не хотел тебя обидеть.

— Ничего, я уже привык. А потом я, действительно, мидгардец. Ну, и что? Как тебе она?

— Она спокойная. Только глаза мудрые, как у старшей матери. Ей много лет, и когда ее создали, ее дети еще были счастливы…

— Мне очень жаль, но в данном случае я не смогу тебе помочь!

— Почему?

— У меня дома, на Мидгард — земле в очень давние времена жил один скульптор, так на вопрос как он делает свои скульптуры, он ответил так: — Я беру камень и отсекаю всё лишнее. Понимаешь? Образ Веды — это твой камень, отбрось все лишнее, убери с ее лица радость, из глаз жизнь, оставь только муку…

— Я пытался, но тогда она не похожа на ту Веду…

— А она и не может быть похожа на Веду, та девочка, как мне кажется, была не похожа сама на себя, в ней жил страх…

— В твоих словах что-то есть… Смотри, — и он протянул руку, показывая куда-то. Я взглянул туда и замер. На серо-черных камнях прибрежной полосы носились два гырха — белый и черный. Их грациозные движения тонких гибких тел походили на танец.

— Красота! — вырвалось у меня.

— Я рад, что у нас появился ты, мне порой кажется, что ты, такой же как я! Видишь как я, — поправился он. — Одно время, мне казалось, что я просто ненормальный какой-то, часами мог смотреть на трепещущий на ветру лист, даже Грэг, всегда смеется, что на меня столбняк нападает.

— Успокойся, ты — нормальный! У тебя просто взгляд на мир несколько другой, чем у других людей. Восприятие мира у всех разное. Мне мама говорила об этом, а она настоящим художником была. Она всегда приводила такой пример: ученый смотрит на небо, и видит атмосферу, ему хочется понять, почему она такая, а не другая. Деловой человек смотрит на небо, и думает о том, что самолеты — летающие машины — сегодня летают, и он успеет добраться туда, куда ему надо. Сельчанин, ну ваши поляне, глядя в небо, определяют, какой будет день, а художник видит странный, фантастический мир… Дан, — заорал я, — берегись!

На нас летел живой… птеродактиль, огромный ящер на бреющем полете несся к земле. Гырхи разбежались в разные стороны и скрылись между камнями. Я упал под нависающий валун, а Агнар остался стоять во все глаза, глядя на приближающееся существо:

— Коста, что это? — крикнул он.

— Прячься, мать твою… — рявкнул я, но было поздно. Ящер схватил его за ворот рубахи и поднял в воздух. Раттерианец задыхался, его руки вцепились в воротник. Я высочил из под укрытия, схватил булыжник, и бросил его в птерактеля. Камень попал ему в грудь, отрикошетил на голову раттерианца. Лапы разжались и выпустили свою добычу, Агнар был все-таки тяжел. Он упал на землю, и не шевелился. Летающий ящер сделал круг над нами, и, щёлкая тяжелым клювом, украшенным рядом острых зубов, летел ко мне. Я боялся за Агнара, но перетащить под камни не имел времени, я бы подставил свою спину. Поэтому встав около неподвижного раттерианца, кидал в хищника камни, и никак не мог понять, что этой твари надо от нас. Если я правильно помнил курс биологии, они питались в основном рыбой. Мы же мало чем походили на морских обитателей. Раза четыре я попал в него. И птеродактиль так и не смог подлететь ко мне, летал кругами и издавал странные гортанные звуки. Наверное, он был умной тварью, потому, что развернулся и полетел прочь. Я подхватил Агнара и потащил под камень, но тут надо мной пронеслась тень, что-то вцепилось мне в рубашку, и я повис над землей. Да, эта тварь оказалась умнее меня. Оружия, кроме раттерианского ножа у меня не было. Но вися над землей животом вниз, трудно пользоваться любым оружием. Я поднимался все выше и выше, как еще какая-то черная тень пронеслась надо мной и ящером, и мы стали падать. Дан, догадался я, с ужасом глядя на приближающие ко мне камни, и понимая, что сейчас буду погребен под брюхом дохлого птеродактиля…

Очнулся в Белом братстве, в лазарете. Голова перевязана, грудь и рука в гипсе. Голос разгневанного Кэрта отчитывал кого-то, он просто рычал о безалаберности людей, которые вышли погулять на неизвестной им еще земле, и не задумывающихся о том, что вокруг могут быть хищные звери. Что-то мне это напомнило, будто я где-то уже слышал подобные слова. Дверь распахнулась, и вошли Кэрт, Грэг и виноватый Агнар. Он был цел, только щека немного поцарапана.

— Ну, как ты? — спросил отец.

— Нормально, — ответил я, пожать плечами мешал гипс.

— Встать сможешь? — он был сердит.

— Ноги целы? — в свою очередь поинтересовался я.

— Твои ноги целы, а вот где была твоя голова, солдат армии Спасения?

Я потупил глаза, и благоразумно промолчал.

— Значит так, мальчики, берите этого красавца, — продолжал Кэрт, — тащите в машину и быстро домой! Там уже все женщины с ума сходят. Нет, Коста, — он смерил меня недовольным взглядом, — ты неисправим. Что я Сюа скажу?

— Ну, пошёл погулять, поскользнулся и упал, нечаянно…

Все трое сначала опешили, а потом разразились хохотом.

— А что нам делать с трупом этого хищника? — ехидно спросил отец.

— Это птеродактиль, вообще то, он рыбой питается, они на нашей планете вымерли несколько миллионов лет назад.

— Вы с Агнаром не похожи на рыб!

— Я тоже успел об этом подумать, — сделав мыслящее лицо, произнес я.

— Все, хватит, тащите… — еле сдерживая смех, приказал Старший.

Глава VI

И опять я был дома. Как не пугал меня Кэрт, мои женщины не сказали мне ни одного слова, даже не упрекнули ни в чем. Просто молча стали лечить и кормить. Будто в этом весь смысл здоровья человека. Гипс сняли быстро. Но массажами, и примочками из трав, которые делала Энике, они замучили меня до предела. Через неделю я был вполне здоров, что немало удивляло. Вообще-то кости за три дня не срастаются. Но посмотрев свои рентгеновские снимки, я был удивлен, как быстро на мне все заживало!

Я рвался в Белый город. Но Арта, спокойная и бесстрастная как рок судьбы, каждый вечер оглядывала меня и произносила свое:

— Тебе еще рано. Побудь дома. Ты не совсем оправился.

И самое удивительное, что ее слова, были той печатью, без которой нельзя вообще считаться свободным человеком. Я попытался к ней подластиться, помогал ей по хозяйству, накормил семью пельменями, произведя на своих женщин большое впечатление кулинарным мастерством, таскал ей свои розы. Она принимала все с благодарностью, целовала меня в лоб, но вечером я слышал:

— Ты еще не оправился!

Тогда я просто решил сбежать. Накануне Грэг сообщил Веде, которая была всегда на моей стороне, что бочка синей земли доставлена в Бель. Сейчас на берегу устанавливают шатры. И завтра, то есть сегодня, привезут Великую целительницу леса, и полян, которые займутся оживлением земли. Пропустить это событие было выше моих сил. Утром, я старался изо всех сил, был примерным. Помог Арте дотащить белье до реки, нарвал зелень для обеда, копошиться в огороде и наблюдать за ростом раттерианских овощей, было любопытным делом, но об этом как-нибудь в другой раз. Потом принес белье обратно. И сказал, что пройдусь в Храм. Она согласно улыбнулась, и посоветовала взять с собой пироги, которые испекла. Я даже здесь не стал ей перечить. Вышел из дома, и, стараясь не попадаться на глаза Сюа, прошмыгнул в подземную стоянку летающих машин. И был таков.

Прилетел я во время. Оставил машину около лестницы, пронесся по крытой синей галерее, и выскочил на уступ. Старую женщину с осторожностью и почтением высаживали из машины. Она ворчала, что привыкла ходить ногами по земле, а не лететь по воздуху, что ее тошнит, и вообще, белые жрецы могли бы придумать более легкий способ перемещения. Кэрт стоя около нее, обещал. Увидев меня, он сделал страшные глаза, но я улыбнулся и спрятался за худого полянина, чтобы лишний раз не травмировать его. Ему еще предстояло оправдываться перед Верховной жрицей за мой поступок.

Я был уверен, о том, что Коста взял машину и улетел, Сюа донесут тут же. Недаром один из молодых белых жрецов спросил меня, куда это я еду один, и я честно ответил ему, что в Бель. Он кивнул, но повторил свой вопрос: почему один? И я опять честно признался, что везу пироги Кэрту, Антоэлю и Палетику. Он вытаращил на меня глаза, и на его лице читалось такое недоумение, что я решил его развеять, признавшись, что мужчины нашего рода скучают по пирогам Арты. Мне показалось, что у парня начался столбняк. Я похлопал его по плечу, понимая, что брякнул, что-то не то. Но они должны простить меня. Я — мидгардец. И еще не совсем освоился.

И как я был прав, когда рванул в Бель. Ведь без меня, у них бы ничего не получилось. Началось все с того, что Великая целительница отобрала из белых жрецов еще несколько человек. В том числе меня, молча ткнув пальцев каждого в грудь, и показав глазами на группку полян и древлян стоящих поодаль. Там я увидел Грэга и Агнара, которые выглядели торжественно и чинно. Подойдя к ним, я встал рядом.

— Арта отпустила тебя? — спросил Грэг.

— Нет, я сбежал, — ответил я.

— Машину увел? — продолжал допрос он.

— Угу.

— Тебя вызовут на Совет, — решительно заявил Агнар.

— Зачем?

— Разбирать твой поступок.

— А без этого никак нельзя?

— Нет, — отрезал Грэг.

— Ну, и пускай вызывают, ничего ваш Совет мне не сделает.

— Это почему? — удивился Агнар, а в глазах Грэга появилась живая заинтересованность.

— Чтобы меня отчитать, нужно было познакомить с правилами, которым я должен был следовать. Никто этого не сделал. Я — мидгардец, чужой! Понятно? Я невинен, как дитя неразумное.

Парни переглянулись и прыснули смехом, старательно при этом, натирая ладонями виски, чтобы никто не увидел их смеющиеся лица, а я, стоял и оглядывался по сторонам.

Белые жрецы стояли в стороне. Кэрт, Антоэль и Палетик были среди них. Они укоризненно смотрели на меня. А я делал вид, что не замечаю их. Наконец, со стороны Валатарь — камня к нам медленно приблизилась летающая машина. Четверо рослых полян вытащили из нее огромную бочку, доверху наполненной синей массой, похожей на рыхлую землю. Целительница нашла меня глазами и пальцем подозвала к себе. Я подошёл.

— Позови своего гырха, — приказала она.

Я растерялся: — Попробую, — буркнул я, и, оглядев скалы около уступа, тихо позвал: — Дан!

И тут же темная тень пронеслась по камням, и около меня уселся гырх. Целительница встала на цыпочки взяла немного земли и поднесла ее к морде Дана. Он понюхал, дёрнул ушами и не двинулся с места, глядя вперед. С таким выражением, будто хотел сказать: — а я тут при чём? Тогда я сел перед ним, и, глядя ему в глаза, стал думать о том, что вот мы раскидаем эту землю, из нее вырастет трава, и маленькие белые гырхи будут играть в этой траве. Дан тяжело вздохнул. Он понял меня. Хотя я, честно говоря, ни имел, ни малейшего понятия, что хочу от него. А он встал и начал осторожно спускаться по дороге. Он поднял голову и нюхал воздух, его уши подрагивали, а по спине то и дело пробегала дрожь, грива дыбилась. За ним двинулись четверо с бочкой, а мы все, выбранные целительницей следом. Гырх то опускал голову, то поднимал, брал то влево, то вправо, шёл медленно, каждый раз, старательно стряхивая с каждой поднятой ноги ржавую землю. Вдруг он напрягся, и уверенно направился куда-то в сторону, остановился и рыкнул. Целительница подошла к нему и поклонилась в пояс. Гырх, посмотрел на нее своими умными глазами, бросился назад и исчез на скалах. Поляне поставили бочку на то место, где остановился Дан. Мы встали вокруг нее и раттерианцы запели, я разбирал только отдельные слова, это было обращение к их богине — Божественной Свати — с просьбой помочь, исцелить рану, ее дочери прекрасной Раттее. Так как слов этого гимна я не знал, я просто просил землю, своими словами: — Подруга просыпайся, ну помучили тебя пятьсот лет, так не нарочно. Пожалуйста, просыпайся!

А потом под звуки гимна мы стали раскидывать землю вокруг бочки, и продолжали до тех пор, пока вся земля неровным кругом не была рассыпана по ржавой земле. Когда мы вернулись обратно на уступ, то увидели как среди бескрайнего ржавого поля, синей землей был вырисован неровный круг, с пустым ржавым центом — там стояла бочка.

Целительница тяжело вздохнула, вытерла рукавом пот со лба, и попросила отвезти ее обратно домой, часть полян и древлян расселись по машинам и исчезли. А мы остались стоять.

— Грэг, и что теперь будет? — спросил я.

— Если гырх правильно указал место силы, — объяснил мне он, — то через месяц ты нигде не увидишь больше мертвой земли.

— Дело ясное, что дело тёмное, — вспомнил вслух любимую присказку одного из своих друзей и направился назад к лестнице.

— Ты куда? — Грэг схватил меня за руку.

— В Белое братство. Не забывай, я в бегах! А потом, я хочу знать, что такое эта ваша синяя земля.

Но тут дорогу мне преградил Кэрт: — Коста, что это значит? — сурово спросил он.

— Сам не знаю, — ответил я, разжимая кулак и показывая ему горсть синей земли, — предлагаю слетать в Белое братство и изучить ее.

— Машин больше нет, — печально замотал он головой, — они не скоро вернуться.

Поняв, что выволочка не состоится, и что учёный переселил грозного отца, я улыбнулся: — Машина есть, я угнал ее из Туле, она около лестницы.

— Ох, и влетит тебе, — Старший покачал головой.

— Не влетит, — серьезно ответил Грэг, — он подал хорошую идею. Мы с вами…

Всю ночь мы со всем Белым братством кормили синюю землю, которая оказалась переполненной маленькими синими миллиметровыми прожорливыми многоножками, всякой дрянью, начиная от куска ржавого железа, до мидгардской пластмассы, все исчезало. Дерево, кристаллы, и камни они не трогали. Кроме того, если у них не было еды, они скручивались, чернели и застывали. Но стоило попасть к ним хоть малейшему кусочку стекла, железа, кости или тряпки они оживали и уничтожали все. А потом снова застывали. Если я правильно понял, это была своеобразная перерабатывающая отходы живая машина, созданная самой планетой! — Эх, вот бы нам заполучить такую землю, — подумал я, — никаких свалок вокруг городов не было бы!

Наутро мы вернулись в Бель. И нашим глазам предстала удивительная картина, синего пятна больше не было, до самого уступа галереи была сине-черная земля, а ближе к Валатарь камню, синие языки, как щупальца осьминога, покрывали ржавую мертвую землю. Поляне и древляне потирали руки.

— Через три дня, — говорили они, можно засевать траву, которая переработает синюю землю, и превратит ее в обычную, а потом можно и деревья сажать.

Жрецы ходили около них, как коты вокруг миски со сметаной, задавая вопросы, и удивленно покачивая головами. А те, гордые тем, что смогли поразить даже белых жрецов, отвечали на вопросы, не спеша, предварительно взяв с них слово о неразглашении тайны, потому что эти знания были сокровенной информацией только целителей земли. По их словам, синяя земля удивительная, но опасная субстанция, неправильное ее использование, могло принести неудобство человеку. Если она случайно оказывалась около селения, то сделанные рукой человека любые вещи. Упав на землю, просто растворялись в ней.

Ближе к полудню Агнар, Грэг и Кэрт отправились обратно в Туле, я просил их передать Арте и Сюа, что не могу сидеть дома, когда здесь свершается чудо! И чтобы скоро меня не ждали, все трое переглянулись между собой, Старший тяжело вздохнул и обещал. А я остался.

Моя жизнь превратилась в настоящий праздник, каждый день преподносил мне сюрпризы. Я никогда не думал, что такое простое занятие как посев травы, или посадка дерева должны сопровождаться целым комплексом ритуалов. Поначалу я воспринимал их как лишнюю трату времени. И проделывал эксперименты. На берегу материка, где раскинулись шатры раттерианцев, которые не хотели ночевать в Белом братстве, и где еще недавно стояли мертвые деревья, поляне решили возродить лес. Больные, кривые стволы — выкорчевали, а на их место с песнями и радостными возгласами сажали новые. Я в сторонке сажал свои молодые деревца, как дома, молча и сосредоточенно. И о чудо! Через три дня посаженные раттерианцами, тонкие веточки уже крепко сидели в земле и выкидывали первые листочки. Мои еще раздумывали приниматься или нет.

А тут еще случилось кое-что непредвиденное. Как то вечером мы услышали вой гырхов со стороны скал материка, что было довольно странно. До сих пор единственными гырхами были Дан и его белые спутницы. Да и мой четвероногий друг, когда я прилетел на остров, повел себя не естественно, примчался ко мне, и стал лапой бить по летающей машине, будто просил меня отвезти его куда-то. Я согласился. Он влез в кабину, и мы перелетели через водную гладь. Дан повернулся мордой к скалам, откуда мы когда-то пришли сюда вместе с Ведой, Старшим, Средним и Младшим, и заскулил, я повернул свою машину туда. Не долетев до камней, он положил мне морду на плечо. Я приблизился к земле и открыл крышку. Он выпрыгнул, сел около машины и рявкнул, что-то вроде: — Эй, вы, кто тут, незваный к нам пришёл?

И тут же перед нами предстал черный гырх, вдоль морды которого слева и справа шли седые полосы.

Они сидели друг против друга и передергивали ушами. Наконец полосатый гырх наклонил голову и жалобно заскулил. Но Дан резко замотал головой.

Не знаю почему, но я хорошо понял, этот молчаливый разговор. Пришлый гырх просил разрешение остаться здесь, но Дан, как хозяин ему отказал. Пришлый опустил голову, и рявкнул, и к нам присоединились еще штук двадцать гырхов, разного возраста. Все они были какие-то уставшие, и неухоженные. Самки, теперь я хорошо различал самок и самцов, легли перед Даном так, как когда-то старшая белая перед ним несколько недель назад. Теперь я понял, что значит подобное положение тел у гырхов — просьба о помощи. Но Дан встал на все четыре лапы и зарычал. Он защищал свою территорию.

Я положил руку на спину Дана, и сказал: — Помнишь озорян? У них нет гырхов. Они хотят вернуть их. Бассейны уже готовы, и я представил себе виденные нами ночью водоемы полные воды. Об этом мне сообщил Грэг, когда я еще лечился дома.

Дан дернул ушами, и снова уставился на полосатого. Тот встрепенулся, и посмотрел на меня. Дан кивнул. В глазах полосатого появилось недоумение: — А ты уверен, что можно доверять этому двуногому существу? — прочел я в этом взоре.

Мой гырх кашлянул, не сводя взгляда с морды полосатого, потом кивнул и посмотрел на меня. И опять где-то в сознании, у меня возникла мысль, что эти гырхи голодные, и хотят есть.

— Скажи им, чтобы подождали, я скоро вернусь, — кивнул Дану и уселся в машину. Поднимаясь в воздух, услышал странный зовущий вой моего гырха.

Прилетев к шатрам, я рассказал собравшимся о том, что только что случилось там, вдали у скал. Мне тут же собрали провизию и загрузили в машину. Но им показалось этого мало, и они вызвали еще одну с острова, как я понял, присутствовать при таком интересном событии хотелось многим. Поэтому тут же выбрав представителей разных кланов, они вызвали вторую машину, под предлогом того, что для целой стаи у них мало еды, и что мне одному разгружать продукты будет трудно и долго, а помощь не помешает. Каково же было наше всеобщее удивление, когда в прибывшей машине мы увидели всех пять белых самок с острова. А несчастный молоденький жрец, чуть не плача заявил, что как только открылась крышка машины, они тут же появились из неоткуда, вспрыгнули и не хотят уходить. И если бы не Палетик, который сел около них, он бы ни за что не взлетел. Он боится, что они его оцарапают.

Над ним смилостивились и высадили. Я сел за штурвал второй машины, один из белых жрецов залез в мою, там же разместились и другие любопытные, и мы полетели к гырхам. Нас ждали. Всё так же чинно сидя на задних лапах перед Даном расположилась стая черных гырхов, и в ночной синеве их горящие глаза выглядели не очень дружелюбно. И поначалу раттерианцы не спешили выходить из машин. Только белые самки выпрыгнули и сели около своего черного вожака. Их появление произвело сильное впечатление. Некоторые животные повскакали с мест и стали переминаться с ноги на ногу. Я же спокойно вытаскивал продукты и раскладывал перед полосатым гырхом. Вскоре ко мне присоединились и остальные. Выложив все, мы залезли опять в машины и стали наблюдать, что будет дальше.

Полосатый вожак подошёл, обнюхал преподношение и одобрительно тявкнул. И тут же вся стая накинулась на еду, и через мгновение на земле ничего не осталось.

Дан все это время сидел, гордо подняв голову. Затем он встал, и подтолкнул носом трех молодых белых своих самок в сторону черной стаи. Пришлый вожак оглядел их, обреченно склонил голову и отошёл в сторону. Стая незаметно разделилась на две неравные части. Впереди остались молодые гырхи-самцы, это были в основном те, кто, увидев белых, вскочили на ноги. Три белые девицы, виляя хвостами, подошли к ним, сели и стали разглядывать претендентов, затем поочередно ткнулись, носами в шею своих избранников, и подставили свои уши. Те нежно укусив их, поднялись и медленно за белыми подошли к Дану и сели сзади него.

Мы все, затаив дыхание смотрели на это представление. — Ну, Дан, — подумалось мне, — ну, и хитрая же ты бестия, даже из этого положения сумел получить выгоду, и набрать себе в стаю самцов!

А вот старшая белая вдруг повела себя странно. Она подошла к моему гырху, оскалив зубы, укусила его в шею, тот замотал головой и сердито рыкнул. Но, не обращая на него внимания, она тряхнула ушами, подошла к полосатому, ткнулась носом ему в шею, а затем сунула в рот обалдевшему вожаку свое ухо. Получается, что вожак был до этого момента холост.

Дан сердито зашипел. А Белая сидела около своего самца, и терлась мордой о его спину. Стая дружно кашляла.

Дан повернулся и подошёл к моей машине, увидев там людей, сердито оскалился.

— Он хочет, чтобы вы все пересели, здесь будет сидеть его стая, — перевел я. Меня поняли, и перешли в другую машину, а теперь уже восемь островных гырхов разместились на сидении сзади меня. И я как возница у короля, доставил их осторожно на остров, где они растворились в ночи.

Наутро в моем распоряжении было три машины. Одну вёл я, в ней же восседал Дан. Вторую Полетик, а третью Антоэль. Наверное, белые жрецы подумали, что перевозить стаю гырхов с одного места на другое способны только мужчины рода Уллина. Сам он тоже вышел к нам, как всегда рассеянный, задумчивый, и в отличие от Кэрта очень мягкий. Он давно уже поселился в библиотеке Валатарь — камня. Получая удовольствие от погружения в историю Белого города, наотрез отказывался возвращаться в Туле, ссылаясь на то, что больше он там не нужнее, Веду он передал мужу, а у мамки и так дел много, чем приводил бедную Арту в отчаяние. Она скучала по нему, и переживала, что в Беле некому за ним следить? Хотя я подозревал, что Уллин просто сбежал из под грозной опеки Арты. Так вот он долго выговаривал нам, чтобы были осторожны, и уважали этих прекрасных животных. А потом вдруг заявил, обращаясь к Антоэлю и Палетику: — Мальчики, вы там приглядывайте за Костой, а то неровен час, опять вляпается в какую-нибудь историю.

— Уллин, — обиделся я, но слов объяснить свою обиду не находил, — ну ты чего… разве я…

— Тише, тише, Коста, — засмеялся он, взял мою руку и стал поглаживать ее ладонью, — не сердись на меня, я беспокоюсь о тебе, ты у меня самый непредсказуемый. Твое стремление спасать людей вопреки всему и всем не всегда может получить адекватный ответ.

— Никого больше не буду спасать, — пообещал я.

Все трое весело рассмеялись.

Мы подлетели к скалам, где вся стая, не скрываясь, сидела в куче. Увидев машины, они поднялись. Двери машин открылись, полосатый рявкнул и гырхи скопом бросились в мою машину. Естественно, место на всех не хватило.

— Дан, — попросил я друга, — объясни им…

Дан поднялся на задние лапы, оскалился и зарычал. Все гырхи, как тараканы от света, бросились в рассыпную, и уселись подальше от нас.

— Дан нас трое, — я показал на себя, потом на Антоэля, и Палетика, которые с любопытством наблюдали за нами, — Надо всех разделить на три части, чтобы сесть в три машины.

Гырх подумал, встал около меня и прорычал. Его поняли быстро. К Антоэлю впрыгнули самки, держа в зубах маленьких щенков, молодые гырхи забрались к Палетику, а Дан, Белая, Полосатый и еще пара матерых гырхов — ко мне.

И мы взлетели. Если бы нас увидели у меня дома, то полиция точно бы решила, что машины ведут пьяные. Гырхи не сидели на месте. Они вставали на лапы, скулили, прижимали морды к стеклу, пытались от избытка чувств подкусить водителя то в шею, то за ухо, тянули зубами за воротник рубашки и выли, так пронзительно, что я не мог понять, то ли от восторга, то ли от страха, то ли от того и другого вместе. Наши машины выписывали кренделя, один раз Палетик резко стал снижаться, и мы испугались, как бы он не разбился. Но потом он выправил направление. Подлетев к нему ближе, я увидел, как один из гырхов встал на задние лапы сзади него, положил ему лапы на голову, и тем самым закрыл глаза. И в таком состоянии выл, подняв голову к небу. Испуганные глаза Младшего говорили о многом. Я предложил устроить привал. Когда наши летающие машины приземлились, гырхи как пьяные вывалились из кабин, разлеглись на земле, и стали перерыкиваться, делясь впечатлениями.

— Далеко еще? — спросил я у Палетика, мы летели к нему домой, это был его род.

— Если пешком, то день пути, — ответил он.

— Может предложить им самим, ножками пройти этот путь, — предложил я.

— Мои не согласятся, — сказал Антоэль. — У меня тихие мамаши, разлеглись и только переругиваются между собой.

— Тогда давайте поменяемся, Палетик! Ты вези моих вожаков, они хоть и бегают по сидениям, но только один раз меня за ухо пытались укусить, Дан их сдерживает.

Но, когда я поднялся и пошёл к машине Палетика, мои вожаки устремились за мной, а молодняк пристроился за Младшим, и ходил за ним хвостом. Мы смирились и продолжили путь каждый со своей «стаей».

Прилетели уже вечером. Приземлившись недалеко от селения, выпустили гырхов, которые тут же исчезли вслед за Даном, а мы оглохшие, измученные и пропахшие, развалились на сидении не в силах пошевелиться. Но тут к нам подошли озоряне. Старшая мать, ласково приветствовала Палетика, как родного расцеловала, и увела, Антоэля тоже куда-то увели, а меня пригласили пройти в тот самый домик, где я уже ночевал. Вымывшись в купальне, я удовлетворенно подумал о том, как хорошо, что со мной нет Дана, и в этот раз спокойно могу выспаться. Залез на кровать и уснул. Но утром обнаружил, что лежу не один. Рядом со мной примостился гырх, вытянув лапы, он лежал спиной к спине со мной, и сладко посапывал. Но стоило мне пошевелиться, он поднял голову, посмотрел на меня и облизнулся: — Есть пойдем? — спрашивал его хитроватый взгляд.

— Ну, и хитрюга, ты, — рассмеялась я, — что же ты со своими сородичами не остался? Человеческая еда пришлась по вкусу?

Дан кивнул головой и в моей голове всплыло воспоминание, как его кормили в прошлый раз. Он кашлянул и снова облизнулся. Тут и так все было понятно. Нас ждали. Перед крыльцом, в некотором отдалении прямо на земле стояли блюда с едой, к ним и устремился мой неугомонный гырх. Раттерианцы умиленно улыбались. Старшая мать благодарила нас снова и снова. Грустно улыбаясь, она сообщила, что наши машины выскоблены, вымыты и сейчас проветриваются около озера. Она предлагала нам отдохнуть, прежде чем мы отправимся в обратный путь. Но, ее вид, глаза, полные слёз и какая-то печаль, говорили о том, что ей трудно, и она через силу общается с нами. Я не выдержал и спросил, что случилось? Женщина опустила глаза, тяжело вздохнула: — Шеле решила уйти из жизни. Это случится сегодня.

— Кто эта Шеле?

— Моя внучка, — ответила старшая мать и снова тяжело вздохнула. Я не скоро смогу привыкнуть, что раттерианцы живут долго, и выглядят молодыми и в семьдесят и в сто лет.

— Зачем она уходит? — удивился я.

— Так она решила, — был ответ, — простите меня, я хочу побыть с ней, — и ушла.

Я повернулся к Палетику: — Объясни!

— Она больна, — ответил Младший, — ей отказали ноги. Жрецы ничего не смогли сделать. А жить калекой она не хочет. Это ее право, Коста!

— Сколько ей лет?

— Она моя ровесница, мы даже родились в один день, — вздохнул он. — Я помню ёё маленькой, сейчас она совсем взрослая.

— Как это случилось?

— В тот день, когда запустили Валатарь — камень. Было объявлено, что все должны сидеть дома, желательно укутавшись одеялом, и ни в коем случае не выходить на улицу. А она выскочила. В тот самый момент. Говорит, что на улице было все как всегда, только неожиданно у нее подкосились ноги, и больше она не встала. Она их не чувствует.

— И жрецы так и не смогли поставить ее на ноги?

— Нет! — он сжал губы.

Уважительное отношение к эвтаназии было у меня всегда. Вот только, когда из жизни уходили дети, сердце мое сжималось. В этом я видел какую-то несправедливость. Они — то еще и пожить не успели.

— Как это будет происходить?

— Мы озорнее, в воде.

— Хочешь посмотреть?

— Нет, уволь, это зрелище не для меня.

— А я пойду, — Палетик потупил глаза, — мы с ней когда-то играли вместе.

— Конечно, иди!

Палетик исчез между домами, а я поглядел на Антоэля:

— А если кто-то решил умереть, просто так, по глупости, от отчаяния, его тоже не будут останавливать?

— Не будут, — утвердительно кивнул он, — жить или умереть — решает только сам человек. Но перед тем, как помочь ему — дают месяц. Часто бывает, что и передумывает.

— И на том спасибо! — хмыкнул я, и сел на ступеньки крыльца дома Старшей матери.

Наевшись Дан, приблизился ко мне и сел напротив, глядя на меня. Но мои мысли были далеко, они вертелись около незнакомой мне девочки. Посидев немного, гырх исчез, но вскоре вернулся, и снова сел напротив, я это заметил краем глаза. Вдруг он тронул меня лапой, по коленке. Я посмотрел на него. В моем мозгу возникло воспоминание о том, как я лежал больной в горячей воде, тогда несколько лет назад, куда меня привели Дан и Дина. И вдруг вместо себя увидел незнакомую девочку. Я вздрогнул и посмотрел на гырха: — Ты уверен? — спросил я. Он кивнул. Я вскочил на ноги: — Отведи меня туда.

— Коста, ты куда? — раздался откуда-то сверху голос Антоэля.

— Я скоро, — крикнул я и бросился бежать за Даном. Мы успели. На берегу толпились люди. Озорянин, держал на руках симпатичную девушку, к нему по воде тащили лодку. Толпившиеся люди вытирали слёзы. Лицо девушки было отрешенное и безжизненное.

— Стойте, — закричал я. — Её можно спасти!

На меня посмотрели удивленно. Старшая мать вышла вперед: — Как?

— Гырхи.

— Это перебор, мальчик, — ответила сердито женщина, — белые жрецы ничего не смогли сделать, гырхи хотя и неприкосновенные животные, но для нас ничего делать не будут. Ты исключение, но правил, они менять не будут.

— Поверьте мне, прошу вас! Если есть шанс, его надо попробовать!

— Коста, ты не понимаешь, она больна, даже, если гырхи поставят ее на ноги, она все равно больна! — повторила старшая мать, пристально глядя на меня.

— Понимаю, — кивнул я, — но есть шанс!

— Ты берешь ответственность на себя? — спросила женщина.

— Да! — кивнул я.

— Отдай ему Шеле, — приказала старшая мать озорянину. — Палетик иди с ним.

— Ты не должен был этого делать! — тихо проговорил Младший.

— Опять? — рявкнул я, — ты хочешь, чтобы она умерла?

— Нет!

— Тогда молчи!

И взяв девушку на руки, я пошёл за Даном, следом плёлся Младший. Путь был не близкий, и руки у меня стали затекать, девочка равнодушно угнездилась в моих объятиях, и была поглощена своими мыслями. Когда, наконец, мы пришли к бассейнам-террасам, я и посадил девушку на землю. Вперед вышла Белая:

— Ее надо спасти, — сказал я, — ноги у нее болят.

Белая подошла к девушке, обнюхала ее, чем немного расшевелила бедняжку, наверное, ее мокрый нос пощекотал ее, она улыбнулась, и в ее глазах появился интерес к происходящему. Затем кивнула мне и пошла к дальней террасе, где стоял самый густой пар. Я пошёл за ней, и осторожно опустил свою ношу в бассейн, как она была в платье. Девушка смотрела на меня широко-раскрытыми глазами: — Зачем это?

— Посиди, расслабься, — попросил я ее, и сел рядом.

Прошло совсем немного времени, как Шеле вдруг сказала: — Мне ноги какие-то иголки колют. Я посмотрел на Белую: — Вытаскивай, — приказал ее взгляд. Я вытащил девушку.

— Можно нести ее домой? — спросил у Белой!

— Нет, — отрицательно замотала она головой. Я попросил Младшего сбегать домой, принести плащ, сухое платье и еды для Шеле, и намекнул, что неплохо было бы опять покормить гырхов.

Все было сделано в лучшем виде. Мои гырхи спустились с террас, и видимо их накормили всех так, что они вернулись, еле волоча ноги. Я же укрыл девушку плащом, и она спокойно уснула на земле, а мы с Палетиком прикорнули невдалеке от нее.

Утром, я снова посадил Шеле в бассейн. В этот раз она просидела совсем немного, и зашевелила ногами, сама: — Они слушаются меня, слушаются! — закричала она. Белая кашлянула.

— Тогда вылезай сама, — приказал я. И девушка послушалась, и медленно стала выползать наружу. Младший бросился ей помогать.

Шеле еще была слаба, и почти весь обратный путь мне снова пришлось нести ее на руках, зато в селение она вошла на своих ногах. Женщины бросились обнимать ее, а старшая мать кинулась мне на шею: — Спасибо, Коста, — улыбалась она, — спасибо! Она потащила нас к себе домой, покормить, где меня встретил хмурый и сердитый Антоэль:

— Тебя просили не лезть никуда, Коста, — раздраженно проворчал он.

— Средний, ты что, я же человека спас!

— Да, только ты теперь и жениться на ней должен!

— Что??????? Как это жениться? Почему??????? Я не хочу!!!!! У меня Никке есть!

Старшая мать услышала наш разговор, и резко повернулась ко мне: — Коста, ты слово дал! Ты сказал, что отвечаешь за нее!

— Так разве я отказываюсь, я сделал свое дело, вернул ей способность ходить, хотя это сделал не я, а гырхи. Теперь она может выйти замуж за того, за кого захочет!

— Нет, не может. У нее силы рода нет! Её никто замуж не возьмет!

— Что?????????

Челюсть у меня отвисла. Я ошарашено смотрел то на старшую мать, то на Антоэля, а тут еще и Младший свое слово сказал:

— Я предупреждал тебя, разве не так?

— Чёрт бы побрал ваши традиции, — заорал я, — Я вам внучку спас, — обратился я к женщине, — но жениться на ней не могу, у меня веста есть! Вы хоть это понять можете?

— Ты слово дал, — упрямо повторила старшая мать. Но неожиданно улыбнулась своим мыслям, — хотя вот что, бери ее с собой, и верни Шеле силу рода, тогда я расторгну договор и заберу ее домой.

— Хрен редьки не слаще, — вырвалось у меня, и я обессиленный рухнул на скамейку. Около меня недоуменно крутился Дан.

В Бель мы вернулись все вместе. Дан тут же исчез, а Антоэль и Палетик полетели ставить машины в Валатарь-камень. Только я остался около лестницы, в моей кабине, прижав к груди узел с вещами, сидела Шеле и крутила головой, время от времени кидая на меня недобрые взгляды. Во время пути, я ей прямо сказал, что никогда не женюсь на ней, она надулась как мышь на крупу, и обиженно сопела. Вскоре на лестнице появились и мои родные, возглавляемые Уллином. Я думал, он накинется на меня с упреками, но отец Веды, молча, залез в машину, устроился около Шеле, погладил ее руку, и проговорил: — Все будет хорошо, девочка!

Уже поздно вечером мы прибыли в Туле. В доме Арты нас ждала вся семья. Я пристыженный, виноватый и несчастный ввалился в комнату после Шеле, которая испуганно озиралась по сторонам. Моя старшая мать тут же взяла девочку за руку и отвела ее в приготовленную комнату, а потом вернулась в столовую, где мы все сидели за столом и молчали.

— Что будем делать? — спросила она, нарушив похоронную по моей голове тишину.

— Вы не заставите меня жениться против моей воли, у меня веста есть — буркнул я.

— Тогда зачем лез со своей помощью, — все еще злился на меня Антоэль.

— Девочке можно было спасти жизнь! Дети не должны так рано умирать, — теперь уже надулся я.

— Ты смог взять образец воды, которая помогла Шеле — спросила Сюа. Вот люблю ученые головы, у них все проще, главное получить информацию, а не лезть в душу со своими традициями.

Я кивнул: — В моем мешке, в прихожей.

— Хорошо, — она улыбнулась мне грустно, потом обратилась к старшей матери, — Вот мой ответ, на твой вопрос Арта — не знаю! Грэг, что скажешь ты?

— Надо вернуть Шеле силу рода! Причем как можно скорее. До дня непослушания осталось чуть больше месяца.

— Но я не волшебник, я не могу возвращать то, чего даже не знаю, как выглядит.

— Коста, — Грэг смотрел на меня укоризненно, — пойми ты, если не вернем Шеле силу рода, ты обязан на ней жениться. Ты взял ответственность за ее жизнь на себя. И не знание наших законов, уже не может помочь тебе. Здесь судьба девушки, женщины…

Я потупился, в его словах была тяжелая правда, которая камнем опустилась на мою дурацкую голову. В этот вечер, мы не пришли ни к какому решению.

Последующие три дня стали для меня сущим адом. Шеле дулась, закатывала истерики, требовала, чтобы я женился на ней, или начинал свое лечение. Арта, Сюа, Веда и Энике, которая уже была на последнем месяце беременности, прыгали около нее. Пытались успокоить, щебетали перед ней, ласкали, но она отмахивалась и жалобно скулила. Даже Уллин, пытался развлечь капризную девчонку. Он заявил, что пока проблема не будет решена, никуда из дома не уедет. И целыми днями проводил в библиотеке вместе с Ведой в поисках выхода из создавшегося положения. Я чувствовал себя самым последним негодяем. Никто из семьи не вспомнил о моей побеге, никто не упрекнул в похищении машины, но все как один пытались помочь мне. Только вот, как и чем никто не знал.

И, вот вечером, когда мы все снова сидели за столом, а Шеле терла кулачком глаза, и отказывалась от еды, которую ей предлагали поочередно все мои женщины, я вышел из себя.

— Послушай меня, девочка, — сказал я, обращаясь к ней, — или ты перестанешь капризничать, и будешь вести себя по-человечески, или собирай свои вещи и возвращайся домой.

— Коста, не смей, — вскрикнула Арта.

— Ты жениться на мне должен, ты слово дал, — заплакала Шеле.

— Жениться на тебе? — я ревел как буйвол, который застрял с телегой, и никак не может двинуться с места, — да ты посмотри на себя, плакса. Кому ты нужна такая?

— Коста, остановись, — в один голос закричали мои женщины, а Шеле выскочила из-за стола и выбежала из дома. Веда, хотела догнать ее, но я преградил ей дорогу. — Подожди, Принцесса, она никуда не денется, только прошу, выслушайте меня.

Я долго думал о том, что такое ваша сила рода. Мне трудно это понять. Но вот что пришло в голову. Кэрт, Антоэль и Палетик не имели этой силы, она появилась у них тогда, когда мы пошли искать Белый город. А теперь задумайтесь, почему она появилась? Антоэль, вспомни себя в начале пути. Ты был такой же равнодушный ко всему окружающему миру, как сейчас Шеле. Вспомни что произошло?

— У меня душа проснулась, как говорила твоя бабушка, — сказал Средний.

— Да, но почему?

— Не томи, — крикнула Сюа, — говори же…

— Да, потому, что вы стали заботиться друг о друге. У Кэрта первого появилась сила рода. Он старший из нас, и понимал всю ответственность, что легла ему на плечи. Палетику приказали охранять Веду, и он делал это со всей страстью. А Средний «проснулся» последним, когда понял, что и Кэрт, и Веда, и Палетик, ему не безразличны. А что вы делаете с Шеле? Вы прыгаете около нее, вместо того, чтобы позволить ей «проснуться», она должна заботиться не только о себе, а о других. У меня на планете, мне так кажется, ваша сила рода выражена словами материнство и отцовство. Отдача себя другим. Помнишь Веда, ты меня спрашивала, почему у меня такая сила рода, так вот, я думаю, мы в армии Спасения редко думали о себе, мы стремились спасти других. Личные проблемы отходили на последний план, была только одна цель — спасти, спасти и еще раз спасти. А вы тут предоставлены сами себе, и все ваши чувства сконцентрировались на вас самих. Дайте Шеле шанс! Подумайте, над моими словами. А я пойду поговорю с Шеле.

И я вышел за дверь. Девушка сидела на ступеньках крыльца и горько взахлеб плакала. Я сел около нее.

— Шеле, — послушай меня, и не сердись, — я попытался положить ей руку на плечо, но она ее резко скинула. — Ведь я не нравлюсь тебе?

— Нет, не нравишься, — сказала девушка сердито и всхлипнула.

— Я чувствую это, именно потому и не хочу делать тебя несчастной. Я никогда не женюсь на тебе. Но я очень хочу видеть тебя счастливой и смеющейся. Я понимаю, для этого ты должна вернуть себе силу рода. Но это не в моих силах. Это ты можешь сделать только сама.

— Я? Сама? — она перестала плакать и удивленно посмотрела на меня.

— Выслушай меня. Я тебе расскажу про Палетика. Ты его знаешь. И как помнишь, у него тоже не было этой силы. Но она появилась! А знаешь почему?

— Нет! Расскажи! — девушка повернула ко мне свое личико.

И я рассказал. Да, так здорово, что самому понравилось. По моим словам выходило, что только благодаря Палетику мы смогли пройти этот опасный путь. Младший и с хищниками боролся, и Веду спасал, и Антоэля из воды вытаскивал, меня подбадривал, да и Кэрт без него мало что, смог бы, ведь Палетик был его лучшим советником.

— Вот в этом и смысл. Надо для других что-то делать! А ты только плачешь! Ты знаешь, что у нас за старшая мать? Арта — святая женщина, она готова тебе жизнь отдать, а ты вместо того, чтобы поблагодарить и ей помочь, эту жизнь у нее сама высасываешь! Сюа всех своих белых жрецов заставила голову ломать, как тебя спасти. Они ночами не спят. Смотри, до сих пор в Храме избранных свет горит. Веда вообще себя не пожалела и к мидгардцам пошла, а там на нее накинулись с длинными ножиками страшные злодеи и чуть не убили, если бы не Грэг, она бы умерла. Она книжки читает, глаза ломает, рецепт ищет, как тебе помочь. Энике — сама видела в положении. О себе не думает, около тебя крутится. А ты? Что ты им сделала?

— Но ты сам сказал, что я никому не нужна такая, — прошептала Шеле.

— А я и сейчас повторю, плакса никому не нужна! Помоги нашему Палетику, подбодри его, ведь он так переживает за тебя, разве ты не видишь?

— Вижу! Но кому я нужна такая? — снова повторила она.

— Я тебе секрет открою, хочешь?

— Хочу..

— А ты сделай так, чтобы ты была нужна! Чтобы без тебя никто не мог бы обойтись.

— А как это сделать?

Я встал со ступенек, не зная, что ответить, обернулся к девушке, и увидел, как вся моя семейка в полном составе стоит в дверях и смотрит на меня, я так опешил, что не мог вымолвить не слова, я тут такое нес, а они все слышали. Увидев мое лицо, Арта подала знак, и все скрылись в столовой, а она пошла к нам со словами:

— Детка, тебе не холодно? Может, в дом пойдешь, а то Коста заговорил тебя, ты вся дрожишь!

— Нет, мне не холодно! Пусть Коста мне скажет, как мне стать нужной.

— Это женский разговор, мужчины здесь нам не помощники. Идём, я тебе по секрету скажу. — И она увела девушку в дом.

Я устало плюхнулся опять на ступеньки, и облокотился на перила спиной, ко мне вышел Грэг.

— Она хорошая девушка, но я на ней не женюсь, — сказал я.

— Знаю, Коста, знаю. Пусть поможет тебе Божественная Свати, чтобы к ней вернулась сила рода! — тяжело вздохнул он.

На следующий день меня отправили в ссылку — в Бель. Накануне женщины допоздна разговаривали и что-то решали. А наутро, Арта категорично заявила, что не способна следить за двумя сразу — Шеле и мной, поэтому пусть Уллин возьмет меня в Белый город и глаз не спускает, как бы я чего опять не натворил. Помогать ему представили Антоэля. Грэг и Агнар были очень заняты каким-то общественным делом, чего-то там принимали от полян, древлян и озорян. Кэрт был нужен в Туле. Палетика оставили при Шеле.

И вот я снова в Белом городе. Сидеть без дела не мог, в голову лезли неприятные мысли. Скоро осень, и наступает ночь непослушания. Я изо всех сил рвался к Никке, и девушка озорянка была мне совсем не нужна. А что, если Никке уже сообщили о ней! Ведь тогда я представал перед своей лесной Богиней в неприглядном свете. Пару раз я даже хотел стащить машину и слетать к древлянм. Но Уллин, как Цербер следил за мной, и ни на минуту не оставлял одного. Вернее сказать, не он лично, а представил ко мне белых жрецов, которые ходили за мной по пятам, требуя скорейшего выполнения данного мне задания. А именно — сделать так, чтобы птеродактили больше не прилетали на остров. Я предложил простейший способ, который был положительно воспринят на Совете. И мы летали почти каждый день за пять километров к острову, где расположились эти милые ящерицы, чтобы записать их крики. И вот когда был из сотни звуков вычленен один — «опасность, тикаем», записан и воспроизведен около острова, и тысячи летающий динозавров поднялись в воздух, закрыв полнеба, и в испуге полетели куда-то, моя миссия была практически выполнена. Оставалось только забраться на скалы и поставить громкоговорители вокруг Белого города со стороны острова птеродактилей. И вот в тот момент, когда мы, как примерные студенты, ставили громкоговорители, я, чтобы было удобно держать эту махину, обошел скалу и полез с обратной ее стороны, мои ноги вдруг заскользили, и я пузом съехал вниз. Расчищенная поверхность оказалась стеклом. Я снова пополз по камню, руками нащупывая сбоку от себя под слоем песка и щебня, накопившихся здесь за несколько веков, гладкую поверхность, и разгребал ее. В образовавшейся щели, просматривалась какая-то комната.

— Ребята, — заорал я, — идите сюда, смотрите, что нашёл.

Жрецы приползли, и мы уже втроем, я сверху, а они снизу, расчистили узкое окошечко. Представшая перед нами картинка была не самой веселой. Мы увидели комнату, в которой находились скелеты, расположившиеся на полу и на стульях.

— Вызывай жрецов, — попросил я одного из своих помощников. Тот уполз, а оставшийся, вдруг прошептал: — Тут дверь, давай откроем?

— Лучше не надо, — ответил я, — мы не знаем, что там случилось!

— Так мы заходить не будем, только заглянем, — упрямился жрец.

— Нет, не надо, давай сметем песок, и отсюда посмотрим.

Но упрямство раттерианцев должно войти в присказку всех народов Кольца миров, не слушая меня, он что-то дернул, и я увидел, как масса мелкого камня и песка стала оседать вниз. А около парня образовалась щель, он побелел и стал валиться лицом внутрь открытого пространства. Ругаясь, я полез к нему, в нос ударил странный запах. Стараясь не дышать, потащил жреца прочь, но маленький уступ, где он лежал, наполнялся неизвестным мне белым газом. Голова закружилась, в горле запершило, руки и ноги стали деревенеть. Изо всех сил стараясь не отключиться, стал затаскивать его вверх на скалы, и мне удалось закинуть безжизненное тело на камень. Газ на мое счастье, оказался тяжелым, и выпущенный на волю, белым паром пополз вниз. Я лупил упрямца по лицу, он то открывал, то закрывал глаза, и судорожно кашлял. Когда появилась машина, за рулем которой восседал Антоэль, я замахал руками и закричал, что было мочи:

— Нельзя, сюда нельзя, уходи!

Очнулся снова в лазарете Белого братства. Он мне уже становился совсем родным. Даже кровать та же самая. Не хватало только разгневанного голоса Кэрта. И он зазвучал!

— Да, что это такое! Его нельзя никуда пускать, опять влез, куда его не просили!

— Коста не виноват! — защищал меня незнакомый мужской голос, — Тисэль, говорит, Коста просил его, не открывать дверь. Но ему очень хотелось заглянуть внутрь!

— Я поставлю вопрос на Совете, сколько можно повторять, не надо лезть на неизвестную территорию. Как мой сын?

— Плохо! Странно, он держался до последнего, не давая Тисэлю уснуть, спас его жизнь. Сам отключился, только после того, как подоспела помощь. Здоровье раттерианца быстро восстановилась, а у мидгардца сила тела почти совсем пропала. Он еще не приходил в себя. Ты заберешь его в Туле?

— Да!

— Я разбужу его.

— Будь добр!

Глава VII

Дома меня встретили радостно укоризненно. Арта рассмотрев, что-то над моей головой нахмурилась, показала подбородком Сюа. Та, кивнула и между бровей у нее появились две хмурые складки. Меня уложили в постель, и старшая мать ласково улыбнулась:

— Встанешь, привяжу к кровати.

— А по нужде? — поднял я брови.

— Палетик тебя проводит.

— Я и сам могу руками двигать… — обиделся я.

— Двигай, он около двери подождет, — разрешила она и вышла.

Первой навестить меня прибежала Шеле, она сообщила мне радостную весть — у нее появилась сила рода. Это весть так обрадовала меня, что закричав «Ура!», попытался встать с кровати, чтобы обнять девчонку! Не получилось.

Очнулся лежа в кровати, с мокрой тряпкой на лбу. А Эника стоя надо мной массировала мне грудь.

— Очнулся, наконец, — улыбнулась она.

— Что опять сознание потерял?

— Опять.

— Что со мной? Жить буду?

— Сила тела у тебя пропала, ты живешь на износ, как говорит Арта. Ничего восстановим. Полежишь, отдохнешь, настойки попьешь, лобаку и скоро опять бегать будешь.

— А что Арта сердиться?

— Ты у нее самой неугомонный, даже Веду перещеголял. Боится за тебя.

— А что за меня боятся, что я маленький что ли!

— А кто постоянно в передряги попадает?

— Так это ж случайность!

Энике весело засмеялась: — Ты думаешь?

— Правда, что к Шеле сила рода вернулась?

— Правда!

— И как вам это удалось?

— Ну, идея была твоя, а мы просто ее в жизнь воплотили. Идея была правильная, дала хорошие результаты, кроме Шеле сила рода уже у нескольких молодых жрецов появилась.

— Да, ну? И как? Послали еще один Бель открывать?

— Нет, гораздо проще! Двоих самых молодых жрецов без силы рода, Шеле, и семь ребятишек отправили одних в поход через Орлиное гнездо и селение древлян на три дня. Малышня в восторге, а старшие измученные, испуганные, но сияющие силой рода. Правда, небольшой! Но главное, что она есть!!!!

— Энике, а ты не могла бы не так сильно меня мять, я тебе не кусок теста, все-таки больно!

— Ничего потерпи, хорошо, что не Сюа тебя массирует, она бы из тебя всю душу вынула.

— Злые вы, — буркнул я и замолчал.

Но тут вошёл Антоэль.

— Ну, как он?

— Нормально, — увидев его, я обрадовался, — Средний, скажи жене, чтобы не мучила меня.

— Ну, уж нет! И куда тебя понесло! Кэрт чуть нам с Уллином головы не оторвал.

— А что там было? — мне не терпелось узнать, что еще мне удалось открыть.

— Не поверишь, пульт управления Валатарь — камнем.

— Но ты же его включил, как же ты смог?

— Я запустил его изнутри, видел какие-то незнакомые кристаллы, которых не было в старых чертежах. Думал, потом разберусь. Представляешь, сам думал, создать управление на расстоянии, ползать в его брюхе опасно, и не слишком приятно. А оказывается, все уже было сделано до нас…

В комнату влетела Веда, и бросилась мне на шею:

— Коста, — зашептала она мне в ухо, — ты среди жрецов стал самым популярным. Они говорят, ты самый умный и самый везучий…

— Скажи это Арте, — попросил я ее тоже шёпотом.

— Не-а, — она озорно засмеялась, — не поможет. Арта с тебя теперь глаз не спустит. Объявила всем, что кто увидит тебя около машины и не остановит, голодным оставит, она уже с Харой договорилась. Теперь тебя и близко не подпустят к стоянке…

— Но ты же мой друг?

— Друг! Но я Грэгу слово дала, что не буду тебе помогать в побеге из Туле… — она виновато потерлась лбом о мое плечо.

Три дня я вел совсем домашний образ жизни. Арта поглядывала на меня и посмеивалась: — Ну, вот уж теперь ты никуда не сбежишь. Около меня ты в полной безопасности, поправляй свое здоровье и не соблазняй мальчиков своими новыми открытиями. А то о нашем роде уже легенды складывают…

И я старался быть послушным, тем более, что чувствовал себя неважно. Меня все еще подташнивало, голова кружилась и болела. Отравление газом давало о себе знать.

Каждое утро, я шёл в Храмовину знахарей, как они называли больницу, где меня поили какими-то снадобьями, массировали так, что я выл от боли, и отпускали на все четыре стороны. Я продолжил свои прогулки по городу и Храму, и наблюдал за развитием отношений Палетика и Шеле. Девчонка ни на шаг отходила от Младшего, да и он когда оставался с ней наедине был нежен, внимателен и счастлив, но стоило появиться Веде, он весь напрягался и хмурился. Шеле не понимала такое поведение, надувалась, и ее глаза становились опять мокрыми. Хотя нужно сказать в ее защиту, она уже не была плаксой. Более того, ее приветливое и озаренное улыбкой личико, когда она носилась по Храму, помогая всем, кто ее просил об этом, светилось такой радостью, что глядя на него, сам начинал улыбаться. А уж то, что за те несколько недель, что меня не было в Туле, она почувствовал себя нужной, в этом не было сомнения. Я натыкался на нее везде, то около Хары, где она помогала девушкам на кухне, то у жрецов, где, как бы сказали у меня дома, была лаборанткой, то у стражников, который посылали ее с каким-нибудь приказом. И все делала с таким удовольствием, будто это самое ее любимое дело. Суровые мужи Храма, завидев ее издалека, улыбались во весь рот: — Шеле, Шеле, Шеле — то и дело слышалось во дворе.

Так что видеть мне, как этот ребенок страдает, было неприятно, тем более, что ответственность за ее судьбу, я все-таки взял на себя. В тот вечер, когда Арта попросила нарвать меня зелени к столу, я взял с собой Палетика.

Остановившись около грядки с зеленушкой, как они звали эту приправу, я посмотрел на Младшего:

— Палетик, нельзя жить прошлым, — сказал я, — Веда теперь твоя сестра. А Шеле любит тебя. Не мучай девчонку подари ей цветы, и сделай своей вестой.

Младший покраснел как рак, смутился: — Про Веду откуда ты знаешь? — его голос дрожал.

— Ты сам мне сказал, еще тогда во время Пути, только не словами, а всем своим поведением.

— Было видно? И Старший знает? И Антоэль тоже?

— Не знаю, не спрашивал. Чем старше вы раттерианцы становитесь, тем труднее что-то прочитать по вашим лицам, может быть, они и догадываются, только не говорят. И не скажут, ты же знаешь их. Объясни мне, что мешает тебе, подарить Шеле цветы, ты же сам этого хочешь!

— Это тоже видно? — пролепетал Младший.

— Еще как! Если бы я этого не видел, не затевал разговор.

— Так не должно быть, сначала Веда, потом Шеле, и так быстро! Для нового чувства должно пройти много времени! Разве не так?

— Не так! Веда — первая девушка, на которую ты вообще обратил внимание. А Шеле — может быть, та единственная, которая суждена тебе судьбой! Не тяни время, а то будет поздно!

— О чём это вы здесь разговариваете? — к нам шла Шеле.

— Я показываю Палетику чудо, — ответил я, рассматривая зеленушку.

— Какое? — девушка подошла ближе, и исподлобья посмотрела на смутившегося и покрасневшего Младшего.

— Зеленушка цветет, — сорвал несколько веточек с невзрачными зелененькими цветочками, обладающими сильным пряным запахом, и протянул мальчишке. — Она вторично зацвела, это, может, значит одно, цветы обманулись, осеннее тепло приняли за летнее.

Младший внимательно стал разглядывать растения: — И, правда, и как бурно! — воскликнул он.

— Дай мне, — Шеле взяла из рук Палетика цветы и удивленно уставилась на них.

— Шеле, детка, — послышался голос Арты, — где ты? Ты нужна мне!

— Я сейчас, — и девушка побежала к дому.

— Что случилось? — испуганно спросил Палетик.

— Пойдем, посмотрим.

Мы вошли в горницу, где нас встретила улыбающаяся старшая мать Шеле.

— Ну, что Коста, — радостно спросила она меня, — отказываешься брать Шеле в жёны?

— Да, — кивнул головой.

— Ну, вот и отлично! Ты выполнил свое обещание, я выполняю свое, расторгаю договор и забираю Шеле домой!

Бледный как полотно, Палетик тронул меня за рукав: — Помоги, — просили его глаза. Шеле тоже оглянулась, посмотрела на меня полными слёз глазами, а потом обратилась к женщине.

— Матушка, сила рода у меня еще не настолько выросла, чтобы я могла вернуться домой, — пролепетала она, — позволь мне остаться.

— Ну, уж нет! — старшая мать потерла ладони, — пора домой. Женщин у нас в роду и так мало, все наперечёт. Спасибо этому дому за мою девочку, но чем скорей тебя заберу, тем лучше. А то глядишь, и какой-нибудь жрец вскружит тебе голову. Не позволю!

— Поздно! — я улыбнулся как можно более приветливо.

— Что значит поздно? — женщина встрепенулась.

— Только что на моих глазах, Палетик отдал Шеле цветы, а она их приняла. Теперь, как я понимаю, она веста.

— Какие цветы, мальчик! — старшая мать озорян рассмеялась, их уже в природе нет. Ты не обманешь меня Коста.

— Арта, меня учила, что нельзя обманывать старших, — я укоризненно посмотрел на женщину, — если не верите мне, посмотрите, что в руках Шеле.

— Да, — вскричал Младший, — я отдал цветы, отдал! — и загородил Шеле спиной.

Женщина отпихнула Палетика от внучки, и взяла из рук молчавшей девушки пучок зеленушки:

— Да, но это же… — и замолчала, рассматривая маленькие зелененькие цветочки.

— Они дороги мне, — тихо произнесла Шеле, улыбаясь сквозь слезы, — они расцвели второй раз, как и я… Матушка, я приняла от Палетика цветы. Я его веста…

— Опоздала, — старшая мать устало села на скамейку. — Я была уверена, что Коста никогда не возьмёт Шеле в жёны, а силу рода ей вернет, и будет моя внучка со мной. Про Палетика даже и не думала…

— Судьбу не перехитришь, — улыбнулась Арта, подходя к женщине и обнимая ее за плечи. — Ты отдала Шеле в род Уллина, а уж кто из братьев возьмет ее себе, знала только Божественная Свати.

Когда старшая мать озорян ушла, Шеле бросилась мне на шею: — Коста, ты — самый лучший, спасибо тебе!

А потом, чуть ли ни с кулаками накинулась на Младшего: — Ты чего тянул? А если бы меня забрали?

— Да, я боялся, ты откажешь мне… — покраснел Палетик.

— Дурной, дурной! — кричала Шеле, стоя перед ним, — я так испугалась!

— Тихо, дети! Чего шуметь зря, — успокоила их Арта, а потом обратилась ко мне, — Я была не права Коста, даже находясь около меня, ты умудряешься создавать переполох. — Помолчав немного, покачала головой: — всех переженил, только вот сам еще свою проблему не решил. До дня непослушания всего ничего осталось. А сила тела у тебя еще слабая. Завтра пойдешь к знахарям, я поговорю с Сюа, пусть погрузит тебя в сон. Недельку поспишь! Будешь спать как младенец, и проблем создавать не сможешь, и мне спокойно будет!

Через час и Храм и Туле шумел как потревоженный улей. Новость переносилась из дома в дом. Род Уллина не переставал удивлять горожан. Мало того, что он все разрастался и разрастался, так еще и каждый раз преподносил сюрпризы. Вот и теперь Коста привез девушку без силы рода, семья вернула ей силу и она стала вестой Палетика.

И когда в доме Арты собралась вся семья, и Шеле без устали со счастливым лицом рассказывала как я спас их с Палетиком, все вздохнули спокойно. Веда и Энике чуть ли не хоровод водили около меня. Антоэль хмыкал. Грэг подошёл и обнял: — Коста, я так рад, что все решилось, — проговорил он. — Честно говоря, я не знал, как тебе помочь, ведь по всему ты должен был жениться на Шеле. А зная тебя… — он не договорил, его прервал смеющийся Уллин:

— Этому надо положить конец! Кэрт срочно жени своего сына! А то смотришь, и мне жену найдет, чего я совсем бы не хотел, мне и Арты вполне хватает.

— Решено, — смеялась Сюа, — завтра погрузим его в сон, и недельку отдохнем, спокойно будем готовиться к свадьбе. Энике, попроси завтра Ботику приготовить состав, Шеле, ты пойдешь с Костой и заберешь его одежду…

И наутро мы с вестой Палетика отправились в Храмовину знахарей. Нас встретила Энике, и повела по коридору. Но когда мы вошли в комнату, где стояли большие ящики из темного стекла, Энике удивленно подняла брови: — Странно, почему Ботика не приготовила состав? — спросила она скорее у самой себя, чем у нас: — наверное, что-то случилось. Я сама сейчас все сделаю…

Но тут вошла из другой двери жена Агнара, удивительно красивое создание. Только вот наши с ней отношения не заладились с самого начала. Она всегда зло смотрела на меня, чем приводила друга Грэга в смущение. Но я не обижался. Всем нравится не возможно, а у нее, я знал, мидгардцы убили мать. Поэтому просто старался с ней не встречаться, что не вызывало больших трудностей, Агнар в последнее время частенько сам приходил к нам.

— Я не буду его лечить, — с вызовом сказала Ботика. Ее красивое лицо уродовала гримаса ярости, — он мидгардец! Они убили мою мать. Разве я могу забыть это?

— Ботика, — пролепетала Энике, — так нельзя! Он из рода Уллина.

— Он мидгардец, — повторила знахарка, но тут ее глаза сузились, — но если он встанет передо мной на колени, и попросит прощение за своих сородичей, я прощу его.

— Да, ты совсем ополоумела, красавица, — вырвалось у меня.

— Ты же предлагал встать на колени перед Ведой, она не была тогда еще твоей сестрой, так встань передо мной мидгардец, и я пойму, что ты стыдишься за свой гадкий народ, отрекаешься от него!

— А не пойти ли тебе… — я высказался на своем родном языке. Ботика с интересом посмотрела на меня:

— Я не поняла, что ты сказал, мидгардец!

— Ой, — вдруг вскрикнула Энике и схватилась за свой большой живот. Я бросился к ней: — Что? Тебе плохо?

— Воды отходят, — прошептала она, с испугом глядя на меня.

— Шеле, куда нести ее? — заорал я.

— К Арте, — пришла в себя девушка, — ей к Арте надо! Там уже все готово! Подожди, я повозку привезу.

— К черту повозку, — я подхватил Энике на руки и побежал с ней домой. Я нес ее на руках, по двору Храма, на нас с удивлением смотрели все, кто попадался по пути. — Отпусти, — попросила Энике. — Я сама дойду.

— Ты, с ума сошла, тебе ходить нельзя. Потерпи, сейчас дома будем, — и я прибавил шагу.

Она обняла меня за шею, и уткнулась носом в шею, ее тело напряглось, а потом расслабилось: — Знаешь, что сейчас происходит? — спросила она.

Мне было тяжело, я стал задыхаться. Но только крепче сжал зубы: — Ну?

— Ты сейчас всему городу показываешь, что я у тебя самая любимая сестра, — она улыбнулась и подняла голову, чтобы заглянуть мне в лицо.

Я поцеловал ее в волосы: — Так и есть Энике. После твоего массажа, я понял, что лучше тебя никого нет. Все остальные знахари стремились выжать из меня все жизненные силы, а ты их мне давала. Только ты не волнуйся — я почувствовал, как она опять вся напряглась, — забудь обо всем, и об этой глупой Ботике тоже. Самое главное — что у нас появиться малыш.

— Мальчик, — утвердительно кивнула она, и вдруг вскрикнула: — ты не понимаешь, она не тебя оскорбила, она всех нас оскорбила!

— Ну, что с глупой женщины взять? Энике! — жена Антоэля застонала. Мы приближались к дому, нас обогнала Шеле, распахнула перед нами дверь и закричала: — Арта, Арта! Началось.!

Старшая мать показалась из-за двери в горницу, спокойно кивнула мне, приглашая пройти через кухню в маленькую комнату, где стоял большой стол укрытый белоснежной простынкой. Я положил на него Энике, и Арта выпроводила меня за дверь.

— Шеле, помогай, — приказала она.

Я вышел из дома. Руки еще немного тряслись. Голова снова начала раскалываться, подступила знакомая тошнота. Надо было идти к знахарям. Но встречаться с Ботикой, с этой ненормальной, не хотелось. Интересно, на что она рассчитывала, когда предложила встать перед ней на колени? В нашем мире, эта поза подчинения. А тут? Я вспомнил, как она отреагировала тогда, когда я пришёл к Агнару, с сообщением о Веде. «И ты был готов унизиться до такой степени?» — спросила она меня. Значит, ей нужно было унизить меня! Зачем?

В глазах потемнело. Боль усилилась, захотелось разбить голову, чтобы избавиться от тисков сжимавших затылок. Может пойти к Сюа, она когда-то тоже была знахарем, пронеслось в голове. Но ноги уже не слушались…

— Сюа, твой сын потерял сознание, — в дверь кабинета заглянул молодой жрец.

— Где он?

— Его принесли в Храмовину. Ваша Энике начала рожать, он ее на руках до дома старшей матери дотащил и упал около крыльца.

— Спасибо.

Верховная жрица вошла в комнату, где около Косты суетилась Фолина, жена мидгардца Энтони.

— Что с ним?

— Сама посмотри, удивительные они все-таки люди. Силы тела нет, другой на его месте и кувшин с водой не поднимет, а он Энике на руках через весь город тащил. Откуда только у них берется сила? Надо бы его в травяной воде поддержать.

— Я его отправила сегодня погрузиться в покой!

— Странно, состав не приготовлен. Да, ничего я сама все сделаю.

— А где Ботика?

— Она была с утра, только я её больше не видела.

— Прошу, приготовь состав, погрузите туда Косту, а я к Арте пойду, у нас Энике рожает!

— Верховная, да будет светлым путь твоих сыновей! Теперь у Энике никто не отберет ее ребенка, он всегда при ней будет!

— Спасибо, Фолина!

Верховная жрица спешила к Арте. Принимала роды всегда старшая мать рода. Но родная мать тоже должна присутствовать, чтобы облегчить муки дочери. А у нее теперь две дочери, скоро будет еще две. Сюа улыбнулась!

Роды прошли спокойно, и на свет появился мальчик, первый ребенок в роде белых жрецов. Больше всех радовались сами белые жрецы, ребенок у Антоэля, здоровый с сильной силой рода, — надежда тем, кто мечтал вернуться в семью, и иметь детей. Люди с поздравлениями приходили в дом Арты, говорили необходимые слова, и обнимали счастливого отца. Но вот поток иссяк. Сюа с Кэртом и Веда с Грэгом засобирались домой. Но тут их остановила Шеле. Мне нужно вам кое-что рассказать, сказала она и покраснела. Арта удивленно взглянула на нее: — Это, так важно, дочка, уже поздно?

— Это очень важно, Арта! — вскрикнула она, — это касается Косты, и всех нас…

И она рассказала о сцене, которая произошла в Храмовине знахарей. На какое-то время повисла тяжелая тишина. Вдруг Веда вскрикнула:

— Да, как она смеет! Она сама…

— Веда, не надо, — Грэг схватил жену за руку, и крепко сжал. Она выдернула руку, краска бросилась ей в лицо: — Ты, что не понимаешь?

— Я хорошо понимаю, — сурово сказал он, — но об ЭТОМ не надо!

— Вот что, — подала голос Арта, — Сюа, ты как Верховная жрица, должна бы наказать Ботику за неподобающее поведение с больным! Если кто-то не хочет по каким-то соображениям лечить — это его право! Но оскорблять, пациента знахарь не должен. Что я тебе говорю, ты и сама знаешь об этом! Но ты — мать, и тебя могут обвинить в предвзятом отношении к этой… девушке. Кэрт, ты отец, тебе тоже нет слова! Грэг, ты — Верховный Советник, но и муж сестры Косты. Поэтому выход один, расскажите каждый своему Совету, и пусть они принимают решение. Мое слово такое — я не хочу, и не буду находиться в одном городе с Ботикой, злой, глупой девчонкой, которая желая унизить моего сына, оскорбила всех нас. Если она останется здесь, я заберу семью, и мы уедем в Белое братство! Кстати, Веда, давно предлагала уехать туда. Теперь я хочу услышать ваше мнение.

— Я принимаю это! — почти в один голос ответили все члены семьи.

— Теперь понятно, почему Энике родила раньше установленного тобой срока, Арта, — яростно сверкая глазами, произнес Антоэль, — ведь это могло отразиться на моем сыне?

— Успокойся, Антоэдь! — Сюа подошла к нему и заглянула в лицо, — Божественная Свати, уберегла твоего сына, с ним все в порядке. Грэг, — обратилась она к Раджану, — с утра вызывай старшую мать своего рода. Я глубоко сочувствую тебе, и поэтому прошу, нарушая все традиции, я со своей стороны, а ты со своей, попросим членов советов принять единственно ПРАВИЛЬНОЕ решение.

Ботика влетела к себе домой, ее трясло. Только одна мысль терзала ее: «Не удалось!» Если бы не Энике, которая, так некстати, начала рожать, она была уверена, этот мидгардец встал бы перед ней на колени. Их традиций он не знает, это она поняла еще тогда, когда он кричал на Сюа, придя в ее дом с сообщением, что Веда ушла на базу. А если он так легко предложил это Веде, то вполне возможно, у них это было чем-то само собой разумеющееся. Но здесь преклонив перед ней колени, он бы признал свое ничтожество. И она бы так отомстила этой семейке, которая отобрала у нее Агнара, и отодвинула ее, Ботику на самый последний план.

Все началось после того, как Веду доставили с базы без сознания. Агнар ходил сам не свой. Переживал, за чужую женщину, и был холоден с ней, с женой. Потом он потерял голову, увидев девушку, и носился с мыслью нарисовать ее, запирался у себя в кабинете, злился, мог днями не разговаривать с ней. Тогда у них произошел первый надлом в их отношениях. Зная, что именно эта маленькая веста вытащила ее из хранилища, тем самым опровергая всеобщее мнение, что Грэг и Веда не были знакомы, и что соединила их сама Божественная Свати, она потихоньку начала намеками распускать слухи о Раджане и его весте. Но тут вмешалась Таэнки, обвинив ее в наговоре, и сообщив Агнару о ее словах. Тот пришёл в ярость. Ботика делала невинные глаза, но муж ей не поверил. А потом появился этот мидгардец — Коста. И она совсем потеряла мужа, и почему? Он позвал ее к Грэгу, чтобы познакомить их, она отказалась, напомнив ему, что мидгардцы убили ее мать. Он холодно посмотрел на нее. И больше никогда не звал, а сам вечерами пропадал у Грэга, забросив ее — жену. Род Уллина держал в напряжении весь город, время от времени преподнося сюрпризы. А о ней, о красавице Ботике все забыли. Она злилась, и думала, как вернуть себе положение. И вот ведь такая прекрасная идея, и сорвалась.

Весь день и ночь она промаялась, ожидая, что теперь с ней будет. И как отреагируют на ее выходку женщины рода Уллина. Агнар домой не пришёл, это значило одно, ему сообщили о поведении жены. Хотя Ботика не чувствовала себя ни в чем виноватой, она имела полное право иметь свое собственное мнение.

На следующий день ближе к полудню появилась ее старшая мать, она выглядела расстроенной и озабоченной.

— Меня вызвали на Совет, — только и сказала она.

Ботика заплакала: — Он убийца, он мидгардец!

— Хватит, девочка, — резко оборвала ее старшая мать, — передо мной не надо притворяться.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что мне теперь будет стыдно смотреть в глаза Арте. Я просмотрела тебя, что-то упустила.

— Ты хочешь сказать, что я опозорила свой род? Но это не так! Я имею права думать так, как думаю.

— Конечно, имеешь. Каждый имеет право иметь свое мнение, но никто не имеет права оскорблять женщин другого рода. Ты — это сделала. Ты даже не посчиталась с тем, что Коста спас твоего мужа от смерти. И не надо говорить мне, что ты не можешь простить ему то, что он мидгардец. Ты не можешь простить ему то, что он лучше тебя. Я слишком поздно это поняла. И самое неприятное лично для меня то, что и Совет Белого братства и советники Раджана сделают все, чтобы ни малейшая тень не легла на мой род. Понимаешь, не я — старшая мать, а представители чужих родов будут обелять меня. Позор! Потребовать от мужчины, встать перед тобой на колени! И как ты могла только произнести такое?

— Я только хотела, чтобы он навсегда отказался от своих, мидгардцев, убийц!

— Человек, отказывающийся от своего рода, — пропащий человек! Коста мидгардец, и гордится этим, он отличный парень, а это значит, что среди чужеземцев есть хорошие люди! В грязи младенец чистым не будет. И то, что сын Арты такой, какой есть, заслуга тех, кто воспитывал его, тех, кто наполнил его душу светом. А передать ребенку то, чего у тебя нет — невозможно! Запомни это, девочка!

— Матушка, вы не справедливы ко мне, — всхлипнула Ботика.

— Держи лицо, детка! — вздохнула старшая мать, — Пойдем.

Большой зал совета был полон. Белые жрецы сидели слева, советники Раджана справа. Вот только глав совета не была ни там, ни тут. Сюа и Кэрт были отцом и матерью мидгардца, и не имели права участвовать в Совете, Грэг был мужем сестры Косты, а Агнар мужем Ботики. Так и получилось, что оба совета чувствовали себя не очень уверенно, лишившись своих лидеров.

Посередине была скамейка, на которую сели две старшие матери Арта и Дения. Они держались за руки, как сестры, подбадривая друг друга. Ботику посадили напротив. Подняв гордо голову, девушка сидела, замерев с царственной величавостью.

Первым встал пожилой белый жрец:

— Ботика, мы жрецы, как никто понимаем твои чувства. У каждого из нас, как ты знаешь, нет родителей, как и у тебя. Перед нами встала дилемма, сделать так, чтобы и тебе, и Косте из рода Уллина можно было сосуществовать, не раня твое сердечко. Мы подумали, и пришли к выводу, что, ты должна вернуться к себе в селение. Мы постараемся, сделать так, чтобы мидгардец никогда не приезжал к вам. Сама знаешь, работы знахарю всегда хватает, а уж у вас в клане полян особенно. А Коста, нужен нам в Туле, мы хотим представить его к вступлению в Белое братство. Я все сказал.

Затем слово взял советник Раджана:

— Ботика, нам будет очень не хватать тебя. Но в данном случае, мы согласны с белыми братьями. Для твоего же блага, ты должна уехать из Туле. И мы постараемся со своей стороны сделать так, чтобы Коста, никогда не пересек границы вашего селения…

Ботика изо всех сил старалась держать лицо: не расплакаться, и не показать, что поражена решением. Ее просто мягко изгоняли из города. И она Ботика должна вернуться домой! Ужас охватил девушку. Она думала, ее поругают, пожурят, и оставят. Но белые жрецы и советники Раджана, которые редко сходились во мнениях, и подолгу переругивались, в этом вопросе неожиданно стали единодушны.

— Я принимаю это, — тихо сказала Ботика и вышла из зала Совета. У входа ее догнали старшие матери. Арта прошла мимо, всем своим видом, показывая, что никогда не простит ей горьких слов сказанных в адрес ее сына. А Дения, взяла Ботику за руку.

— Не переживай так, — стала успокаивать она, — в клане найдутся парни, которые с восторгом примут твое мнение. Поверь мне, ты еще найдешь свое счастье!

— Агнар, отказался от меня, — догадалась Ботика.

— Да, он заявил, что не смог сделать тебя счастливой, не смог быть достойным тебя и отпускает. Я просила его не провожать нас, чтобы не делать еще больней.

— Матушка, ты осуждаешь меня?

— Да, что уж осуждать глупую девчонку, когда слова сказаны, обида нанесена. Себя виню. И вот еще, хочу, чтобы ты знала, мне понравился этот Коста, он добрый, открытый и забавный. Я считаю, что Арте повезло с сыном, а мидгардец он, или раттерианец, не важно. Он ее сын. Ну, вот слова сказаны, точки расставлены, пошли собираться.

Шеле соскочила с коня, на площади перед домом Лаа, и обратилась к древлянам, окружившим ее:

— Где я могу видеть Никке? Мне нужна Никке!

— Она там, — сказал один из молодых людей, кивнув на дом старшей матери и пристально глядя ей в глаза.

Шеле передернула плечом, и легко взбежала по ступеням. В большой комнате, женщины разбирали травы.

— Мир и здоровье всему роду, — привычно приветствовала всех Шеле, — Где я могу видеть Никке?

— А зачем тебе, — ревниво спросила Лаа, — ты откуда? Что-то я раньше не видела тебя.

— Я из Туле! Помогаю в Храмовине знахарей. У нас один жрец отравился газом, нужны травы, вот список, — и она протянула листок.

— А почему именно к нам?

— Нас Энике послала, мы долго решали к какому роду обратиться, но Энике сказала, что лучше, чем Никке, из твоего рода никто трав не подберет.

— Правильно сказала! — удовлетворительно кивнула старшая мать. — Раз ты из Туле, может, знаешь род Уллина.

— А кто его не знает, — засмеялась Шеле. — он у нас самый знаменитый.

— А, правда, что мидгардец Коста привез девушку из рода озорян, и взял ответственность за ее судьбу на себя?

— Правда! — кивнула веста Палетика и встретилась с взглядом с заплаканной красавицей…

— Ну, вот, что я говорила, — торжественно произнесла Лаа, и с вызовом посмотрела на понурившуюся Никке. — мне сообщили, что она стала вестой сына Кэрта! Это правда?

— И это правда! — согласилась Шеле, — самого младшего Палетика!

— Как Палетика? А Коста? Он же взял ответственность на себя! — удивилась старшая мать.

— А он вообще странный, этот Коста. Он, видите ли, просто хотел спасти ей жизнь, а жениться наотрез отказался, говорит, у него есть уже веста! Ой, какой скандал был! — заговорщицки проговорила девушка.

— А где он сейчас? — поинтересовалась Лаа.

— А кто его знает, — пожала плечами Шеле. — Ну, так как насчет трав? Меня в Храмовине ждут.

— Никке, собери травы, — разрешила старшая мать, — часть в хранилище возьми, а вот последние можешь живыми отдать. Они в силе, пока морозы не ударили.

Никке встала из-за стола, и вышла вслед за Шеле.

— Ой, я думала, она спросит что-нибудь такое, что придется правду сказать, и тебя не отпустят со мной, — улыбнулась Шеле, — Меня Арта прислала.

— Ты и есть веста Палетика? — спросила Никке.

— Меня зовут Шеле, скоро сестрой мне станешь! А как ты догадалась?

— У тебя сила рода очень похожая на силу рода Кэрта и его сыновей.

— Глазастая ты, а почему Лаа не увидела?

— Не знаю…

— У тебя глаза красные, ты плакала?

— Мне сказали, что Коста хочет жениться…

— Конечно, хочет, уже полгода с ума сходит. Все к вам норовит приехать. Однажды даже сказал, украдет тебя!

— Как это украдет? — не поняла Никке.

— А так, прилетит на своей машине к вашему селению, увидит тебя, схватит, посадит в машину и увезет, — засмеялась Шеле, — Арте пришлось чуть ли не силой, его на месте удержать.

— Но так же нельзя, если он так сделает, будет вражда родов, — воскликнула Никке.

— Правильно, так Арта ему и сказала. Но ты же его знаешь, он упрямый. А твоя Лаа, вокруг тебя такое ограждение поставила, что и близко не подойти. Вон смотри, за нами какой-то тип по пятам идет.

— Вижу. Он все время за мной следит. Уже три раза цветы предлагал.

— Противный какой-то! Слушай, что скажу, ты должна пойти на поляну в Ночь непослушания. Коста там будет. Но постарайся, что бы Лаа не заподозрила что-нибудь!

— Но она запретила мне с ним встречаться, я слово дала!

— Так ночью, ни ее запреты, ни твое слово не действительны! Ты что забыла?

— Шеле, можно я тебя расцелую?

— Вот еще! Твой следопыт увидит, и донесет. Ты наоборот дуйся на меня!

Когда Никке вернулась в дом старшей матери, там уже никого не было.

— Ну, что отдала травы? — спросила Лаа.

Никке кивнула.

— Ты не сердись на меня девочка, я вижу, твое сердце принадлежит этому мидгардцу. Я же не против, хочешь, входи за него. Но только с условием, чтобы вы жили здесь! А Арта упрямиться. Тут уж сама понимаешь, кто кого! Они Энике у меня забрали! И тебя хотят взять! Не дам! Вот придет ко мне с поклонной головой, я и дам согласие!

— А если не придет? — неуверенно спросила девушка!

— Придет! Видишь, он тоже за тебя держится. На скандал пошёл, жениться отказался!

— Лаа, он не древлянин, он белый жрец, ему у нас плохо будет!

— Зато нам с тобой будет хорошо! Ничего потерпит! Мы его научим, как раттерианцем быть!

— Боюсь, что у нас не получиться! Я его знаю, он не сможет усидеть на месте, умчится куда-нибудь.

— Божественная Свати, и когда ты успела его так хорошо узнать! — рассердилась Лаа, — может быть у тебя не получиться. А меня еще никто объехать не смог! По-моему будет! Иди. Я все сказала! Да, кстати, послезавтра Ночь непослушания. Ты пойдешь с ребятами на поляну?

— Нет! Не хочу, я дома останусь.

— Но, почему? Там будет весело!

— Уанд, опять начнет говорить грязные слова про Косту. Мне неприятно.

— Мальчик влюблен в тебя! Его понять можно! Сколько лет уже около тебя трется!

— Матушка, это Ночь непослушания. И я могу спокойно остаться дома, без твоего на то разрешения! — раздраженно тряхнула головой Никке.

— Конечно, конечно! — Лаа обняла девушку и поцеловала ее в лоб, — только, понимаешь, я детей туда отпускаю, надо присмотреть за ними.

— Но почему я? Там и другие будут!

— Да, но у других нет суженных, которые пропадают в Белом городе. Они будут заняты своими выяснениями отношений. А дети без присмотра. Прошу тебя, просто так сходи, ненадолго. Думаю, малышне быстро надоест, они домой вернуться. И ты с ними.

— Хорошо матушка, как скажешь…

— Вот и славно!

День перед ночью непослушания был праздником для молодежи. Парни и девчата надевали свои лучшие наряды, и в ожидании вечера устраивали большой пикник на поляне, которую заранее выбирали для них старшие матери родов клана, но держали в секрете до последней минуты. Это было время знакомств. Подросткам туда ход был закрыт. Но они всегда в курсе всех дел рода, и только и ждали, когда Тиция спрячется за Фиту, чтобы появиться с криками на поляне, и начать подразнивать тех, кто попадется, им под руку. Это была традиция.

Никке весь день старалась быть дома, чтобы не попадаться старшей матери на глаза. Лаа, по ее расчёту, должна была обратить на это внимание, и заявиться к ней сама, чтобы настоять на своем, и выпроводить девушку на поляну. Начинало смеркаться, а она всё не приходила. Никке испугалась, что в ее плане, что-то не сработало. Она металась по комнате, думая над тем, что бы еще придумать, но тут открылась дверь и появилась Лаа.

— Ты еще здесь? — сурово спросила она. — А я смотрю, что-то тебя совсем не видно! Почему не одета?

— Так я же поздно пойду, в темноте особо не видно, в чём ты одета, — потупила глаза Никке.

— Еще чего надумала! Там будут парни из других родов, не хватало, чтобы кто-то сказал, что у Лаа, девушки — неряхи. Давай помогу одеться. Вот это платье, кажется мне подходящим. Оно тебе очень идет. И обруч на головку пристрой. Вот так! Все-таки ты у меня красавица! Ну, иди!

— Так еще рано! Дети только через час прибегут!

— Вот и подождешь их там! Смотри, построже с ними, чтобы особо никого не задевали… А то в прошлый раз, в кого-то грязью кинули, — и подтолкнула девушку к двери.

Ярило-солнце уже спряталось. Серебристо-синие сумерки окутали лес. Дневные обитатели его уже угомонились, а ночные только просыпались. В эти недолгие минуты кругом была удивительная тишина. Лес как — будто разрешал себе передышку перед ночной жизнью. И только вдали слышался шум, там веселились древляне. Никке вышла на поляну, где было несколько костров, около одного сидели и рассказывали друг другу смешные байки, около другого танцевали, около третьего пели. Она оглянулась кругом, если бы знать с какой стороны придет Коста. Неподалеку стояло огромное исполинское дерево. Девушка подошла к нему и села у корней.

— Все-таки пришла наша веста мидгардца, — раздался насмешливый голос Уанда, он отошел от группы парней и приблизился к ней. — И не надоело тебе ждать своего ветра? Он только в горах смелый. А к нам в лес боится заглянуть…

Никке лишь покрепче обняла себя за колени и отвернулась.

— Ну, чего молчишь? Гордая очень? Отвечать не хочешь? Да, не нужна ты ему совсем. У него уже другая веста есть!

— Нету! — не выдержала Никке.

— А ты откуда знаешь? Люди говорят, что девчонку из клана озорян взял…

Никке не сводила глаз с Фиты. Тиция уже наполовину спряталась за сестру. Если Коста не придет, ей опять придется быть в центре внимания, любопытных, и так уже несколько парней и девчат окружили их.

— Никке, — спросила одна девушка, — Он так и не появился? А к нам приезжал, вместе с гырхом.

— Правильно! Он только и может, что под защитой гырхов приходить к нам, один боится, — тут же вмешался Уанд.

— Уж, не тебя ли? — послышался сверху насмешливый голос.

— Коста? — Никке вскочила на ноги.

И тут что-то темное пронеслось мимо стоящих ребят, и исчезло вместе с Никке. Вот стояла, и нет ее. А сверху из листвы раздался смех.

— Как тебе это удалось? — смеясь, спросила Никке, когда я с трудом оторвался от ее губ.

— А, пружина! Спиралевидная проволока, когда ее растягиваешь, она снова стремиться свернуться. Антоэль сделал. Пока я ждал тебя здесь, тренировался. Видишь, хорошо получилось.

— И давно ты тут сидишь?

— Со вчерашнего вечера. Арта, узнала, где будет ночь непослушания у древлян. И меня доставили под покровом темноты, чтобы никто не видел!

— Цветы принёс?

— А как же, Вот смотри!

И я вытащил из дупла кувшин, в котором стояла ветка моих роз, с тремя чёрно-белыми бутонами.

— Коста! Что это?

— Нравится?

— И ты еще спрашиваешь. Это же чудо! Откуда?

— Это мы с Ташей вырастили, там у меня дома. Я их сюда привез.

— А кто, такая Таша?

— Это моя помощница была там, на Мидгард — земле.

— Она тебе нравилась?

— Она хорошая девушка, но ты лучше! Никке, ты что ревнуешь?

— Очень! Вокруг тебя постоянно какие-то женщины…

— Это замечательно!

— Что замечательно?

— То, что ты ревнуешь! Это так здорово! Значит, я тебе не безразличен!

— Безразличен!!!!! Да, как ты можешь говорить такое, если бы это было так, разве я взяла у тебя цветы!

— Не сердись на меня! Я, наверное, говорю странно, просто я еще не совсем привык к вашим обычаям…

Вдруг Никке вскрикнула:

— Коста, тебе пора уходить. Тиция появляется. Я не могу больше быть с тобой. Мне нельзя. Но теперь я твоя веста. А это самое главное. И прошу, скажи Арте — старшая мать назначит соревнование сватов. Пусть за тебя попросят Верховная жрица и Раджан.

— Зачем?

— Долго объяснять. Попроси, она поймет! Мне пора.

И она хотела спуститься сама с дерева. Но я опять обхватил ее талию рукой, другой схватился за пружину и прыгнул между ветвями вниз. Никке прижалась ко мне. Мы полетели. Около земли стояли все древляне и смотрели вверх, поэтому, когда я появился внизу, все шарахнулись в разные стороны и образовали свалку. Я отпустил пружину. И встал около Никке.

— Никке — моя веста! — объявил я. — и если кто-нибудь посмеет до нее дотронуться, найду и…

— Коста. Тебе пора, уходи… — торопила меня Никке.

Тиция уже совсем вышла из-за Фиты, и только краешек был еще скрыт. Меня предупреждали, если младшая луна полностью выйдет из-за старшей, парни рода имеют полное право меня поймать и избить, как нарушившего уговор. Я не договорил. Но звонко чмокнув свою весту в щёку, пусть знают, полез на дерево, где над верхушкой висела летающая машина, и за рулем меня уже ждал Агнар. Не успел я влезть в кабину, как Тиция полностью вышла из-за Фиты, и на дерево полезли древляне… Но меня уже не было.

Когда Никке, держа в руках ветку розы, подошла к дому старшей матери, там уже толпился народ. Весть о том, что произошло на поляне, быстро долетела до селения. Увидев в ее руках цветы, все ахнули. Около Лаа стоял ее отец, и счастливо улыбался.

— Матушка, — Никке протянула старшей матери цветы, — Коста мне цветы подарил, смотри, какие красивые! Спасибо, тебе, что ты отправила меня на поляну, там я нашла все-таки свое счастье, — улыбаясь, произнесла она.

Лаа скрипнула зубами:

— Отец, делать нечего, опять обошли меня белые жрецы! Но как они узнали? Кто сообщил? Ну, еще не все потеряно, завтра съезди в Туле и скажи Арте, что объявляю состязание сватов. Такое мое слово!

Моя семейка в полном сборе сидела дома у Арты и ждала меня. Войдя к ним, я услышал вздох облегчения.

— Спасибо тебе Божественная Свати! Раз так сияет, значит все обошлось! — усмехнулась Арта.

— Не совсем, — засмеялся Агнар, — Антоэль, он с твоим приспособлением так здорово управлялся, что напугал всех древлян. Нынешняя ночь непослушания им запомнится надолго. Сначала Коста как ветер налетел и скрыл от их глаз Никке. Они забыли обо всем, и все время пока Тиция скрывалась, толпились под деревом, пытаясь понять, что произошло, и, не осмеливаясь залезть наверх. А потом, наш герой спустился и стал угрожать, мол, если кто дотронется до его весты…

— Коста, — укоризненно покачала головой Сюа, — мы же предупреждали тебя…

— Но я очень аккуратно, только немножко попугал их! А то, они совсем там обнаглели, какой-то парень все приставал к моей Никке. Пытался ей доказать, что я трус! Кстати, Никке просила передать, что Лаа назначит состязание сватов, и что хорошо было бы, если бы за меня попросила Верховная жрица и Раджан. Вот это плохо!

— Что плохо? — переспросил меня Грэг.

— Как что? Как можно просить вашего Верховного Советника замолвить за меня слово! Кто я ему? И что он может сказать? О нем ходят страшные слухи. Он самый правильный! Наверняка припомнит мне, как я угнал летающую машину…

В комнате повила какая-то нехорошая тишина. Все удивленно уставились на меня. А я продолжал развивать свою мысль.

— Я, кажется, знаю кто это Раджан. Это тот мужчина в черной рубахе с лысиной на голове, который всегда при виде меня вытягивает губы, чмокает и басит: «Коста, ты очень шумный, тебе надо быть потише!» И что он может сказать обо мне? Арта, а без Раджана никак нельзя?

Первой взорвалась Шеле, она покатилась со смеху, за ней засмеялись все. Я опешил.

— Что это с вами? — обиделся я. — Я что-то не то сказал. Тот мужчина не Раджан? Но он ходит в рубахе советника.

Неудержимый хохот висел в воздухе, даже Арта вытирала слёзы, а Уллин бил себя руками по бокам, приговаривая: — Божественная Свати, я сейчас лопну!

— Агнар, ну, ты самый разумный, объясни, что тут происходит, — попросил я друга.

Он, не переставая смеяться, показал рукой на Грэга: — Это он!

— Что он? — не понял я.

— Коста, — сдерживая смех, произнес Кэрт, — ты не перестаешь нас удивлять. Ты не похож на мидгардца совсем. Те первым делом выясняют, кто главный в городе. А ты живешь уже с нами полгода, а так и не понял, что Грэг и есть Раджан.

— Грэг?

Наверное, у меня лицо было до того обалдевшее, что новый взрыв хохота сотряс комнату.

— Грэг, это правда? И это ты, как мне передавали, если бы Шеле не получила силу рода заставил бы меня жениться на ней? Зная про мою Никке?

— Да, Коста! Я сделал бы это! Ведь я Раджан — хранитель традиций, — смеясь, ответил муж Веды.

— Знаешь, ты как Грэг нравишься мне больше, чем как Раджан — выпалил я.

Новый взрыв хохота, а я обиженный вышел из дома, и пошёл к реке.

День состязания сватов, я запомню на всю жизнь. Я даже и помыслить не мог, что это такое. Хотя первые подозрения у меня появились тогда, когда я увидел, что в нашу компанию, идущую в селение Лаа, кроме моей семьи влились белые жрецы, верховный мастер горян, старшая мать полян, старшая мать Шеле. Как мне по секрету сказала Веда, Арта подозревала, что Лаа не успокоиться и назначит состязание сватов, поэтому она заранее обговорила, с кем считала нужным и получила их одобрение. Поэтому и не составило труда их собрать вместе.

— И что меня ждёт? — поинтересовался я.

— Ты узнаешь о себе всю правду, — встрял в наш разговор Грэг.

— И ты выложишь перед ними все мои недостатки, — попытался съехидничать я.

— Всенепременно, — зубоскалил Раджан, — я еще долго буду помнить, что ты — брат моей жены — не удосужился понять, что я самый главный в Туле.

— А ты просто не похож на самого главного, у нас они другие, более величественные, что ли… — не остался я в долгу.

— Подожди, — успокоила меня Веда, — вот приедем, и ты увидишь, каким он может быть величественным…

Грэг улыбнулся и поцеловал свою жену: — У вас в роду, наверное, наследственная нелюбовь к Раджанам, — тихо сказал он ей, и она покраснела.

На площади нас уже ждали. Скамейки, были расставлены полукругом. Посередине восседали старшие матери и мужчины нескольких независимых родов древлян. Слева от них расположилась Лаа, и с ней четверо незнакомых мне людей. Увидев нашу компанию, которая расположилась напротив их, оно заметно побледнела.

Никке стояла около Лаа, меня поставили около Арты.

Первой взяла слово Лаа. Она заявила, что не может отпустить Никке из рода, что она нужна здесь, и что с удовольствием примет меня в свой род. А в подтверждении того, что девушка нужна лесу, она предоставляет слово свидетелям. Встал первый свидетель и подробно рассказал, как Никке спасла умирающее дерево, оживила поляну, и помогла спасти умирающий дом. Второй — что именно Никке нашла синюю землю для Белого города. Третий поведал всем, что она своим искусством приготовления настоек вылечила его сына. Четвертый признался в том, что он целитель зверей. Во всем полагается на мнение Никке, как лучшей травницы.

По всем параметрам выходило, что, действительно, без Никке лесу будет плохо. Я как-то сник. Мне совсем не хотелось жить здесь, несмотря на то, что у древлян все было красиво, и они сами были вполне приличные ребята, мне больше нравились белые жрецы и город Туле. Да, и Арта мне была ближе, чем эта, выглядевшая сейчас злой, Лаа. Я бросил взгляд на свою семью. И был немало удивлен, тем как они выглядели. На лице Грэга была спокойная маска неподвижности, Арта смотрела на свидетелей Лаа спокойно, время от времени кивая, как бы соглашаясь с тем, что говорят. Все остальные сидели с лицами полного безразличия ко всему происходящему. Мне стало не по себе.

Но когда встала Арта, и начала свою речь, мне захотелось провалиться сквозь землю. Она витиевато посочувствовала Лаа, но предположила, что у такой прекрасной старшей матери как Лаа, найдется еще много дочерей, таких же знающих свое дело, как и Никке. А у них, Коста, один. И они никак не могут его отпустить, потому что белому братству без него ну, просто невозможно работать. И она предоставила слово своим свидетелям. Они поднимались по очереди, и будничными голосами перечисляли то, что я натворил на Раттее. Оказывается, выращенные мною белые розы, были предвестниками грядущих событий, которые спасли всех без исключения жителей планеты. Мой поход в Белый город — не только подвиг самопожертвования, но и сделанные научные открытия, касающиеся неизвестных земель, неизвестных животных, нахождения общего языка с гырхами и т. д. Перечислять то, что я услышал о себе, не имеет смысла. Скажу одно, я стоял смущенный, чувствуя как мои уши, щеки, шея краснеют. Я не знал, куда девать свои руки, они все время мне мешались. А нос чесался. И по сравнению со спокойной Никке, которая стояла и слушала все, что говорили о ней, не шелохнувшись, был похож на сломанную заводную игрушку, которая дергалась во все стороны.

Последним встал Грэг. Я напрягся. Веда была действительно права, в его спокойных интонациях чувствовалась такая сила, перед которой просто невозможно было устоять и не кивнуть в знак согласия.

— Хочу напомнить, — сказал он, что Коста мидгардец. — У нас он совсем недавно. И не совсем освоился. Многих наших обычаев он не знает. По моему мнению, его нельзя оставлять без присмотра белых жрецов. Он человек открытый и добрый, и согласуясь со своими мидгардскими традициями, вполне может пригласить пожить к вам в селение гырхов. Что, я думаю, многим не понравится. Я все сказал.

Судьи с улыбкой глядели на меня, одна из старших матерей сказала:

— Он славный, но он смущается, и краснеет! Он совсем не умеет держать лицо! Его нельзя оставлять в роду. Лаа, тебе придется отправить Никке с ним в Туле. Такое наше мнение.

Вот и пойми этих раттерианцев, последней каплей для древлян было то, что я не умею держать лицо! Интересно и как его держать? Руками что ли? Шутка! А впрочем, это же хорошо, раз мое не умение, помогло мне и Никке получить, и остаться в Туле!

Свадьба состоялась через три дня. Грэг и его советники спешили. По всем показателям должны были начаться холода. А они задумали устроить праздник для всех кланов. Но, похоже, сама Божественная Свати вмешалась, и погода стояла на удивление теплая. Хотя я думаю, что богиня здесь ни при чём, скорее всего, давали о себе какие-то климатические изменения. Вспомните зеленушку, которая зацвела второй раз.

Никке я привез в Туле, но с тех пор не видел. Они с Шеле были заняты тем, что обустраивали жилье. Палетику было легче, он как младший должен был жить с Артой. Поэтому он встречался с Шеле часто. Их то и дело можно было видеть вместе. А мне выделили дом, где Никке вместе с Сюа и Ведой хозяйничали. А меня отдали на съедение Агнару и Грэгу, которые тут же впрягли в работу. На огромной поляне около города, белые братья, горожане и совет во главе с Раджаном и Агнаром ставили шатры, распределяли между кланами, кто какую еду привезет.

Когда я сказал Грэгу, что не надо устраивать весь этот спектакль из-за нас с Никке. Он опять смеялся до упаду, и заявил мне, что свадьба — это не праздник жениха и весты, это праздник родов. И что как раз я его и не увижу, лично меня, это несколько обрадовало.

На второй день стали прибывать рода. Работа по установлению шатров пошла веселее. Молодые парни изо всех сил старались проявить себя, чтобы показаться в выгодном свете перед девушками, а те в свою очередь, кормили всех просто на убой.

И вот настал долгожданный день. Меня вырядили, причесали, надели все обереги, которые необходимы любому раттерианцу. Пришла Никке. И весь наш род отправился на праздник. Было полно народа. Нас встретили радостно. Я и Никке. Палетик и Шеле вступили на помост, и Арта, подойдя к нам, подняла на руках к небу, два ярко-красных кушака. Я не понял, что она сказала, может быть это было что-то на каком-то старом наречии. Но все кругом повторили ее слова. И она подойдя к нам, обвила одним из них нас с Никке, вторым Плетика и Шеле. Будьте счастливы дети, сказала она и поцеловала нас. И тут все от нас отвернулись. Палетик развязал кушак, схватил Шеле за руку, и они скрылись. А мы с Никке продолжали стоять.

На нас никто больше не обращал внимания. Я видел, как старшие матери собрались в кружок около Арты и Сюа. Грэг беседовал с мастерами горян, Агнар наводил порядок у разбушевавшейся молодежи.

— Никке, а что теперь надо делать? — недоуменно спросил я.

— Развяжи кушак, и мы свободны, — засмеялась она.

— И все?

— А ты еще что-то хотел?

— Нет! Но я думал…

Впрочем неважно, о чем я думал, мы развязали кушак. Никке обвила его вокруг своей талии, и мы отправились за город. Весь день мы бродили по лесу. Болтали как дети, она показывала и рассказывала мне о растениях. Иногда я не выдерживал и впивался в ее губы, она отвечала мне. И я был счастлив. Только одно смущало меня, я боялся обидеть мою лесную нимфу. Ведь как тут на Раттее мужчины ведут себя с женщинами, даже не удосужился спросить. Ближе к вечеру, я стал подумывать, как сказать моей богине, что мне очень хочется уединиться с ней дома. Никке сразу поняла меня, и мы вернулись в Туле, и пошли к нашему дому. Где мне предстояло жить. И подойдя к красивому каменному дому с большими окнами и открытой террасой, я вдруг увидел свои белые розы, которые стояли около двери с обеих сторон в больших деревянных ящиках. Только — только начинало смеркаться, солнце спряталось за облаками, и воздух стал не по-раттериански прозрачным и синим. В это мгновение, мне показалось, что я дома, на своей планете. Я подошёл к розам и опустился перед ними на колени. Мои цветы узнали меня, и закивали, как старому знакомому. И в памяти всплыли мои друзья, Таша, Борис, Антон, комендант и другие. За все время, что я провел на Раттее, я даже ни разу не вспомнил о них. Как они там? Думают ли обо мне? Помнят ли? Тоска сдавила грудь. Неужели я уже больше никогда не увижу их? Как обидно, что их нет здесь со мной! И как не справедливо отнеслась ко мне Родина, предала и убила руками того старика. И тут же я ответил себе сам. Нет! Не правда! Она просто как мать, спасая свое дитя, передала меня в руки другой матери. Ведь здесь у меня семья, жена.

— Никке! — я обернулся и поднялся на ноги. Она стояла около меня, прижимая руки к груди.

— Коста, ты сейчас вспомнил о своей планете. Я знаю. Ты не стесняйся, скучай. Я пойму. Я постараюсь сделать все, чтобы и здесь тебе было хорошо.

— Никке, — повторил я и обнял ее.

— Ты должен войти и посмотреть, нравиться ли тебе наш дом, — отстранила она меня.

Я открыл дверь, и, не переходя порога, огляделся. Чисто, уютно и ничего лишнего.

— Очень нравится, — сказал я.

— А почему ты не входишь? — тревожно спросила она.

— Никке, у меня на родине есть обычай, молодой муж вносит свою жену в дом на руках. Они входят вместе, чтобы быть рядом долгие-долгие годы. Можно я возьму тебя на руки?

Она кивнула. Я подхватил свою жену на руки, перешагнул порог дома, и плотно закрыл за собой дверь.