В плену Времени

Глава 7

Сон был таким гнетущим, словно надо мной нависла огромная толща воды, и я все никак не могла выбраться на поверхность. Чем сильнее барахталась, силясь выплыть, тем глубже погружалась в ее темные пучины. На грудь давила духота, не хватало воздуха, и какая-то неясная и тревожная мысль молоточком била по виску. От этого кошмара спасла меня нянька.

Она осторожно трясла мое плечо и тихо звала по имени:

— Габриэль! Барышня! Проснитесь, мы приехали.

Я протерла глаза и пыталась сообразить, как оказалась в карете с незнакомой мне женщиной. От жары меня так разморило, что головная боль не прошла, а только лишь усилилась. Было такое чувство, будто я сама выпила бутылку шампанского на голодный желудок. Пока мы ехали, летний день померк, и солнце плавилось в багряном закате. Нянька меж тем помогла мне вылезти из кареты. Свежий вечерний воздух немного взбодрил меня, когда мы с нянькой рука об руку неторопливо шли по длинной, засаженной пышными деревьями, аллее, а впереди нас белел в вечерних сумерках огромный дом. Во многих окнах, которого, горел мягкий свет.

Все, что происходило далее, было больше похоже на сон, чем на реальность. Мы поднялись по широким ступеням на крыльцо, украшенное лепниной в стиле барокко. Когда меня завели в огромный холл, поражающий своими размерами, я просто застыла в восхищении от такой красоты. Высокий свод поддерживали белоснежные колонны. В центре зала, с потолка свисала огромная роскошная хрустальная люстра со множеством горящих свечей, отражаясь в зеркальном полу, выложенном блестящей мраморной плиткой с черными и серыми прожилками. Огромные до пола окна были распахнуты настежь, и вечерний ветерок игриво колыхал шторы. Весь этот огромный зал занимал практически весь этаж. Но самым поразительным в этом холле, была широкая лестница из белоснежного мрамора с резными перилами, которая вела на второй этаж. Она была устлана вишневого цвета дорожкой.

Из боковой двери в зал вбежала девушка в черном платье, белом переднике и накрахмаленном чепце. Увидев меня, она негромко вскрикнула, всплеснула руками и куда-то убежала. Затем, на балконе второго этажа показалась невысокая изящная женщина лет под сорок. Она быстро спустилась, приподымая рукой шелестящие юбки, и торопливыми шагами подошла ко мне. Ее красивые золотистые локоны были уложены в сложнейшую прическу, а талия поражала своей хрупкостью. Шурша платьем, дама кинулась обнимать меня, не смотря на то, что я была в пыли, с грязным лицом в потеках и в опостылевшем мне сером, казалось сотканном из самой пыли, платье.

— Ах, Габриэль, дочь моя, — шептала она, взирая на меня серыми, полными непролитых слез, глазами. — Это ты… Наконец-то ты нашлась… Милая моя. Как я долго ждала этого момента!

Я стояла как столб и не знала, что делать дальше, пока ладони женщины ощупывали мою спину и плечи, словно она проверяла целостность моего тела. Я сделала невольное движение назад и освободилась от объятий незнакомой мне женщины. Ее красивое лицо скривилось от душевной боли и по бледным щекам заструились слезы. Нянька Габриэль поспешно подала даме белоснежный платочек, расшитый розовым шелком. Госпожа изящным движением промокнула уголки глаз. Доселе я и не знала, что можно с такой грацией вытирать слезы. Мне даже стало несколько совестно за то, что причинила боль этой женщине, но проблема была в другом — не могла же признаться в том, что я не Габриэль, и даже было страшно подумать, что будет, если объявится настоящая дочь этой изящной аристократки, стоящей передо мной. Это уже была не проблема, а дилемма. С одной стороны мне было ужасно совестно обманывать этих людей, а с другой — брак с противным мне Кузьмой попросту убивал меня.

— Матильда, что с ней? Почему моя дочь ведет себя так, будто не знает меня? — дрожащим от волнения голосом спросила дама, обращаясь к няньке. — Что это на ней за лохмотья?

Она задала последний вопрос, указывая на мое платье затянутой в белоснежную кружевную перчатку ручкой. При этом ее надменные губы брезгливо скривились, и весь ее вид говорил о том, что ее дочери не пристало ходить в таком платье. Говорила мадам немного в нос и ее большие темно-серые глаза вновь наполнились слезами, а яркие губы дрожали от волнения. Лицо няньки опечалилось еще больше. По увядшей щеке покатилась одинокая слеза. Пожилая матрона энергичным движением смахнула каплю соленой влаги со щеки своим платком.

— Эх, беда, беда-то у нас…Но вы не извольте волноваться, госпожа Элен. Габриэль сказала, что ударилась головой и не помнит, кто она и как ее зовут. Вот такая вот оказия вышла. Ну, ничего доктора вызовем, и он присоветует, как быть…

Госпожа Элен тихо вскрикнула и начала оседать на пол. Ее худенькое личико еще больше побледнело. Видимо, услышанные новости настолько потрясли ее.

— Иван, — крикнула Матильда и подхватила свою госпожу.

Боковая дверь вновь отворилась, и в зал вбежал дворецкий, одетый в дорогую темно-синюю с золотым шитьем ливрею. Высокий пожилой, уже убеленный сединами, мужчина был отлично вышколен и при моем неподобающем обстановке виде, ровным счетом ничего не сказал и, даже бровью не повел, сохраняя бесстрастное выражение лица. Матильда распорядилась отнести мадам Элен в ее будуар и положить на канапе. Сама же нянька, ласково обняла меня за талию и повела по широкой лестнице на второй этаж. Я устала так, что мне было абсолютно все равно, куда меня ведут и почему все вдруг решили, что я — дочь мадам Элен. Длинный коридор поражал своей роскошью, но на все этого я не обращала ровно никакого внимания. Усталость брала свое, и я едва переставляла ноги.

— Марфа, — позвала Матильда, когда мы поравнялись с большими двустворчатыми, украшенными богатой резьбой дверями.

С другого крыла к нам мигом прибежала запыхавшаяся горничная. Ее круглое личико с правильными чертами лица раскраснелось, а черные глаза пытливо с интересом смотрели на меня из-под белоснежного накрахмаленного чепца.

— Да, Матильда, вы меня звали, — ее высокий голос был серебристым и чарующим.

— Вели приготовить ванную для барышни и поживее, — велела Матильда и, толкнув двери, завела меня в покои Габриэль.

Горничная кивнула и метнулась от нас прочь. Пока я провожала глазами Марфу, нянька уже тянула меня в комнату. Апартаменты, в которые я попала, не просто поражали своими размерами и роскошью, а скорее ошеломляли меня. Я даже на секунду задумалась, как можно спокойно дышать рядом с такой красотой или сидеть на этой широкой кровати, рассчитанной скорее на четверых, нежели на одного или даже двоих. Стены были оклеены светло-розовыми однотонными обоями. В комнате было два высоких окна до самого пола, занавешенных легкими светлыми занавесками и бордовыми бархатными шторами. Пол, покрытый паркетом, устилал персидский темно-красный ковер с длинным ворсом. Огромная комната была, как бы поделена на две зоны: справа от входа была спальня и слева — будуар.

Главной деталью спальной зоны была огромная кровать с темно-красным пологом в тон шторам на окнах, прикроватные тумбочки с подсвечниками на каждой. Вся мебель в комнате была из орехового дерева, но дорогая и изящная. В левой части комнаты была плотно закрытая дверь. Под окном располагался туалетный столик со всевозможными шкатулками, вазочками, статуэткам, зеркалами и прочей дамской мелочевкой. Левее от столика, под стеной, стояла изящная софа с резной спинкой, оббитая темно-красной материей, а возле нее стоял низкий журнальный столик круглой формы на толстых ножках.

При беглом осмотре комнаты, такой роскошной, что мигом я почувствовала себя очень неуютно в своем сером грязном платье, с растрепанной косой и с холщовой сумкой в руках. Я так и застыла посреди комнаты, беспомощно глядя на Матильду, чувствуя себя просто отвратительно. Нянька меж тем метнулась к боковой двери, приоткрыв ее, и исчезла в соседней комнате. Я подошла к кровати и под нее быстро запихнула свою холщовую сумку. Матильда вернулась быстро. В руках у нее была длинная белая рубашка, отделанная бледно-розовым кружевом, с пышными рукавами и более насыщенного розового оттенка шелковый длинный халат и кружевные панталоны.

В этот момент в двери постучали, и на пороге стояла Марфа.

— Матильда, ванна для барышни готова, — сообщила она.

Ее черные глаза с интересом рассматривали мое платье мышиного цвета, а в глубине ее зрачков мелькнуло какое-то необъяснимое чувство презрения. В этом доме все было выполнено с роскошью, вкусом и особым уютным шармом. Ванная комната находилась рядом с апартаментами Габриэль за неприметной дверью, далее по коридору. Бледно-розовые стены, черный плиточный пол и, вделанная в небольшой постамент высотой в две ступеньки, большая овальная ванная. Она была доверху наполнена теплой водой с ароматной пеной.

Марфа помогла мне снять пыльное платье, белье и рубаху. Я бы могла отослать служанку, но так устала за последнее время, что у меня не было сил даже расшнуровать платье. Глаза горничной приобрели выражение искусственного благодушия. Я же в душе боялась, что возможно Марфа досконально знает свою хозяйку и теперь поняла, что перед ней самозванка. С замиранием сердца я ждала, как она вот-вот выпалит мне в лицо, что я не Габриэль, а жалкая голодранка, у которой в этом мире ни кола ни двора, что я нагло претендую на роль дочери и богатой наследницы в этом доме. Но Марфа молчала и улыбалась мне натянутой улыбкой, затем помогла войти мне в ванную и ловко принялась намыливать мне волосы чем-то похожим на шампунь. Теплая вода настолько расслабила меня, что глаза у меня уже закрывались. Уже в каком-то полусне горничная помогла выйти мне из воды, облачиться в приготовленную мне одежду. Она осторожно отвела меня в покои Габриэль, где уже ждала расстеленная постель. Я уже не помню, как легла под одеяло и даже не заметила, когда перешагнула ту грань, отделяющую сон и явь.