В лето 6732

Разведка

Глава 8. Разведка

— Боярин, там сотня ливов, воны з абозами ажно дять десятков з грузами. Что делаем? — жадно, сбивчиво докладывал Кочка — выпускник воинской школы.

— Андрей, якоже думаешь? — обратился я к Андрею, который не перебивал своего подчиненного, однако, мотал неодобрительно головой. — Думаю у абход идти.

Во мне же боролись две сущности: мудрого старика и взбалмошного юнца. И, если чаще находились промежуточные решения, удовлетворяющие все сущности, то сегодня побеждал юнец.

— Бой. Андрей, реж татей подло, потым треба выйти на кромку поляны, взять, у самастрелы стреляем три раза, потом мы у пятерых у рогатины, — сказал я, решив, что озвученных действий хватит.

Беспечность ливов поражала. В предрассветное время все спали. Дозоров не было вообще. Видимо, здесь никто не бродит, кроме как представители этого племени, или их союзников. До эстов далеко, до литвы, тоже не близко, а рыцари союзники — можно расслабиться и поспать. Тем более, что русичи сидят в Юрьеве и не высовываются.

После некоторого согласования, основываясь на полученных разведданных, решили все же план поменять. Дали потренировать свои навыки десятку Андрея. Им было необходимо, как это не жестко и бесчеловечно звучит, убить своих первых врагов. Человеку, даже в этом суровом времени, не так легко убить. Воину же необходимо отринуть страх убийства и качественно сделать свою работу. Поэтому и организовали экзамен для молодых новиков. Остальные ратники, с арбалетами на изготовке, должны страховать.

Операция началась успешно. И, обозревая картину истребления противника, я окончательно уверился в том, что проверка на прочность новикам была необходима. Еще молодые, по сути, ребята с некоторым сомнением бесшумно подходили к спящим ливам. Некоторое время сомневались в своих действиях и с явным отвращением перерезали горло и зажимали рот рукой. Были видны струйки пота, соединявшиеся со слезами и стекавшие по лицу у половины ребят. На тренировках они все необходимые действия совершали на автомате, даже не задумываясь о то, что репетируют лишать людей жизни. И вот сейчас психология запрета на смерть, внушаемая с самого детства религией, поучениями родителей и стариков, начала срабатывать. Я почувствовал себя чудовищем, которое подвергает пытке чистые безгрешные души, но тут же представил Евпраксию Рязанскую, которая со своим сыном Иваном кидается с крыши княжеского терема во время штурма батыевыми ордами Рязани. Эта картинка помогает мне вспомнить и о своей семье и о том, что именно этим молодым воинам и придется встать на защиту своей земли, города, семьи. И не факт, что это произойдет только через двенадцать лет, может и раньше.

Когда половина спящих воинов были вырезаны, ливы все же начали просыпаться и поднимать шорох, который быстро превращался в гвалт. Однако, быстро весь лагерь оказался в окружении и начался простой отстрел людей. Несколько раз чуть в стороне от меня пролетали арбалетные болты, но интенсивность ответной стрельбы была крайне мала. Уже через десять минут остались только несколько человек, которым удалось вырваться из окружения. За ними с воодушевлением пошли эсты и люди Вячко. Я даже насторожился — все проводники разом убежали в порыве боя. Но волновался я зря, в скорости все вернулись и лица были довольными, а некоторые предметы в руках говорили, что беглецов не только догнали и убили, но и успели обобрать.

Встал вопрос, что делать с добытым добром. А досталось нам оружие, изрядно продуктов, запас стрел и болтов, с полтора десятка кольчуг, немного серебра. На мой взгляд, лучшим трофеем были кони, по крайней мере, сем коней конкретно рыцарские, может и фризской породы. Остальные двадцать три лошади не были чем-то выдающимся, но, и назвать их клячами также нельзя, — вполне рабочие, но не боевые, лошадки.

Сразу же разобрали «фризов», себе я взял шесть, одного отдал соратнику Вячко. Ну и взял себе одного в личное пользование, так как мой Араб никак не подходил для роли коня рыцаря и был оставлен в Юрьеве. Другие повозки замаскировали, коней привязали чуть в стороне, где на поляне еще не была объедена трава. Успели так же нарвать охапки травы. Надежд на то, что коней не обнаружат, и мы за ними вернемся, было мало, но и просто так сдаваться, или отпускать на все четыре стороны копытных боевых спутников не хотелось.

Дальше нам не повстречалось ни единого человека. Да и мы совершали переходы по таким чащам, что порой приходилось и прорубать себе путь. Но за пять верст до Кукеноса оставили и тех коней, на которых приехали к этой крепости. Бросать же свой живой транспорт не собирались, вот только дальнейшая разведка была сложна в осуществлении верхом или с демаскирующим ржанием. После некоторых раздумий, я остался вместе с двумя ратниками с конями, остальные войсковые разведчики, разделившись по три человека, рассыпались по округе. Через несколько часов все пришли на место и делились впечатлениями.

— Так, а потым воны едуть туды, — рассказывал свои впечатления Лют — самый пожилой ратник в команде Андрея.

— Кто воны? И куды? — спросил я. Ну не понять откуда и куда!

— Дык енто вот з крыжами то ходють на захаде вона стоять и ходють, — продолжал «четкий и лаконичный» доклад, которого разобрать было чуть больше, чем ничего.

И почему Андрей держит этого старичка? Только через долгий и нудный допрос разведчика стало ясно, что к Западу от Кукенеса находится целый лагерь крестоносцев. Рыцарей насчитали пока пять десятков. И это уже армия. Если подойдут к ним и ливы и латгалы, да какие еще кнехты-ополченцы городские, да еще какие наемники, то будет нелегко.

— Так енто вот, а полоняного крыжа ентого куды то? — уже отходя от меня, спросил старый разведчик и я выпучил глаза.

— Кого, ты, стары лис, полоняного взял? — с нескрываемым удивлением спросил я.

Рассказать толком ничего не может, но пленит рыцаря так между делом.

Пленником все же оказался не рыцарь, а оруженосец одного из них, который так же был в накидке с крестом, однако одет бедновато. Представитель оккупантов, так и хочется сказать «немецко-фашистских» был невысокого роста, но широк в плечах, с коротко небрежно постриженными волосами, которые были срезаны линиями, в некоторых местах и вовсе бриты. Глаза этого, по сути молодого человека были влажными. Он плакал, но беззвучно, его руки тряслись, и пленник постоянно крутил головой, как будто ожидая ударов и пинков.

— Как твое имя? — спросил я на немецком языке, единственном который хорошо знал, и всегда изучал и в школе, и в университете, в аспирантуре сдавал минимумы по нему же.

Однако толи пленник не понял слов, толи помутился рассудком.

— Имя твое? — прикрикнул я.

— Франсуа, сир, — проблеял пленник. А я чертыхнулся. «Повезло», блин — француз.

— Франк? — спросил я.

— Фриз, сир, — ответил Франсуа. А меня переклинило.

Фризия — это же будущая Голландия, но там свой язык, или большее влияние именно немецкого, а этот Франсуа входит в германский орден, в зоне влияния германского императора, но вроде бы говорит на французском языке. Хотя, а что я спросил? Два слова?

— Кто твой сеньор? — задал я новый вопрос на немецком языке.

— Магнус Лудигман — мой сеньор, — ответил Франсуа, горделиво закинув голову. Гордится, паразит, своим хозяином.

Оказалось, что фризский оруженосец частично все же говорит на немецком. И мы с ним в итоге друг друга через раз стали понимать. Знал он достаточно много, информацию не скрывал, напротив, был пойман уже на завышении количества армии, когда его спросили о численности войска. Так, по его словам только рыцарей было больше тысячи, а всего собирается войско в пятнадцать тысяч человек. Оказалось, что к рыцарям этот товарищ приписывал и себя и других таких вот оруженосцев. А рыцарей не больше трех сотен. Но и это была цифра просто огромная. На вопросы, почему так много прибыло рыцарей, оруженосец так же без принуждения ответил.

— Так купцы серебра дали, да ждет рыцарство объявления крестового похода от папы. Прошли слухи, что появились у русичей товары дорогие, что не делают в имперских землях. А еще язычников крестить нужно истинной верой и дать им возможность искупить свои грехи работой на пользу церкви, — чередуя немецкие и голландские слова, говорил Франсуа.

Отлично обрисовал ситуацию оруженосец. Если перевести его слова, то получится так, что они — крестоносцы — пришли на земли, которые им не принадлежат, чтобы освободить заблудших овец от их заблуждений. Убить или крестить… И, даже после крещения, эти новообращенные люди обязаны отрабатывать в рабстве за свои грехи новым хозяевам. Прошли века, а глубинные сути процессов, которые привели к мировым войнам, не менялись. И лучше сейчас хорошенько так дать по носу этим оккупантам, чем подставлять потомков.

Что еще зацепило в разговоре — это то, что именно я стал одной из причин тому, что численность крестоносцев в регионе увеличилось чуть ли не вдвое. Своими товарами, я мог взбудоражить и некоторых купчин немецких. Через двухминутные мучения, я все же смог хоть как-то сопоставить продажу некоторых товаров в немецкие города и недовольство со стороны формируемого ганзейского содружества.

Так, торговцы из Любека, Бремена или на худой конец — Нюрберга — главных тыловых баз Тевтонского ордена, могли банально решить силой захватить производства тех же зеркал. У самих-то все попытки создать качественные зеркала провалились. Еще на мысль натолкнула одна большая торговая сделка, которую получилось провернуть еще в прошлом году на ярмарке — тогда новгородскому купцу были продано по местным меркам огромное количество шерстяной нити, и непосредственно самой ткани. Частью даже получилось закупить у булгар красный краситель, бог знает из чего выполненный, и окрасить качественную мануфактурного производства ткань.

Получалось, что один из главных товаров ганзейцев для продажи в Новгороде теперь лежит мертвым грузом на складах в «немецком дворе». Европейские купчины, наверное, рвут и мечут. Так может и сломаться целая система торговых отношений, когда Русь превратиться в производящую страну, а не только рыбу, мед да пеньку продавать станет.

И ведь глупо со стороны торговых людей. Даже я один мог многое у них купить. Мне и сода нужна и красители для тканей, которые, ума не приложу, как сделать, руда, серебро, да и кирпич куплю. Много точек соприкосновения и без драки. Но нет же, идут протоптанной дорожкой.

Вот теперь и попробуй выстоять — это же тысяч под пять войска у противника. Срочно захотелось возвращаться в Юрьев. Желание бежать дальше на Восток я в себе настойчиво давил.

— А нет ли молодой девушки в Кукеносе? — поинтересовался я вероятностью нахождения Софии в городе.

— Так я в городе и не бывал. А только говорили, чтобы пропустил наш дозор посольство от епископа Альбрехта, а там, говорили и женщины будут. Но на них смотреть запретили, — отвечал Франсуа, а я решался на продолжение рейда.

Взяв в себя в руки решил, что пробовать нужно. Выбрали лучших коней, переоделись в кольчуги рыцарей и пошли открыто, не таясь, в сторону, что указал Франсуа, откуда и предполагалось прибытие посольства. Фриза же пришлось… Ну, это война, хоть парня и жалко.

Мы спокойно минули Кукенос, объезжая огромный лагерь рыцарей. Выглядел наш отряд, как и немногочисленные отряды, рассыпавшиеся по округе, — поэтом и особого внимания к себе не привлекали. До армейских уставов и знаменитой немецкой дисциплины еще далеко. В некоторое оправдание германцев, можно сказать, что, проезжая недалеко от лагеря противника, мы слышали и английскую речь и французскую, возможно были и другие представители «коллективного Запада».

Шли мы бойко. Сколько времени пройдет, когда хвататься Франсуа? Он был с тремя копейщиками и вез сообщение магистру ордена меченосцев Фольквин фон Наумбург цу Винтерштеттен. Я когда пытался повторить имя магистра, то только закашлялся, чем вызвал презрительный взгляд Франсуа. Еще я узнал, что орден меченосцев выставлял сто пятьдесят рыцарей. Я то, как историк в прошлом, думал, что максимальное число рыцарей этого ордена было в сто тридцать, но тут явно больше — вот и очередное несоответствие академической исторической науки. Да и тевтоны, оказывается, решили помочь. Вот и собралось реально большое войско. В прошлом году меньшее число неплохо сопротивлялись двадцатитысячному войску Ярослава Всеволодовича и новгородцев. У нас в воинстве были около ста человек, которые тогда участвовали в сражениях. Пытался вспомнить, когда венгры выгнали тевтонский орден со своей территории. Где-то в эти годы, но точно не знаю. Вероятно, что рыцари ищут себе новое обиталище, готовя обман мазовецкого правителя.

Мы шли в сторону Риги, благо та находилась всего в тридцати верстах от Кукенеса — так и до резиденции авантюриста и плута Альбрехта доберемся.

— Поезд, — скоро произнес подскакавший один из трех дозорных. — Два десятка конных и крытый воз. Велики, таки воз.

— Лицарей сколько? — спросил я.

— Так то неведомо, так ж усе з крыжами, — недоуменно ответил дозорный. А у меня промелькнуло в голове, что необходимо в военной школе больше внимания уделять обучению науками, чтобы быстро считали, а не двигали пальцем по каждому объекту для счета.

Засаду готовить стали сразу. Свалить дерево не успевали, но вот принести несколько сухих упавших сосенок успели, как и с десяток камней. Заняли позицию и стали ждать. Задача была снять максимально всех арбалетами, но рыцаря оставить для чего стрелять по рыцарским коням. Ох и жалко то как! Нужно постараться только скинуть рыцаря, а коней легко ранить.

План сразу же рассыпался, как только начал исполняться, как это и случается с большинством планов. К лесу, где мы находились, отправился дозор из трех всадников, которые обнаружив завал, поняли его искусственное происхождение, резко развернулись и попытались сбежать.

— Бей, — крикнул я и почти три десятка болтов устремились в сторону дозорных.

Больше двадцати болтов нашли свои цели и три всадника были практически изрешечены, как и их кони. А очень жаль.

— Я, аще двое ведующих язык немецкий вперед, другие па коням и коли покажу рукой так, — я поднял руку и резко разжал кулак. — Бейте.

Я, и еще трое из команды Андрея, надели накидки расстрелянных дозорных и подъехали на пятьсот метров к поезду, который остановился перед въездом в лес. Я помахал рукой, стремясь убедить рыцарей ехать дальше. Атаковать на открытом месте крайне опасно, тем более, что противник увидит нападение и сможет оказать действенное сопротивление. Махал я рукой минуты две, но поезд не только не задвинулся, но и в его составе началось шевеление. Вот сколько раз можно говорить себе, что хроноаборигены не дурнее будут, а нет же — все граблями и все по лбу. Хотел простым приемом привести поезд к засаде. С сожалением, я поднял руку и разжал кулак.

Из леса выскочили, переодетые в немецкую сбрую, русичи и два эста. Атаковали оккупантов в двадцати верстах от Риги, на русской земле кукеноского княжества.

Я не стал ждать пока подойдет остальной отряд, отвернувшись от попутчиков, накрутил глушитель на пистолет, и повел коня в атаку. Рысь, переход в галоп, благо, оставалось метров, и конь должен был выдержать скорость. Был готов морально перейти и в карьер, но конь был явно не знаком с этим аллюром. А на Арабе дал бы скорости.

Тем не менее, за сто метров я начал стрелять из пистолета и увидел, что в метре пролетел болт. Попасть даже в такую большую мишень современными этому времени арбалетами — крайне сложно. Но я же приближаюсь! Выстрел и руку с пистолетом повело вверх. Снижаю немного скорость, переходя на рысь, и ухожу по окружности вдоль противника, в это время уже остальной отряд начинает растекаться, беря в окружение рыцарей. Замечаю взглядом, как двое из нашего отряда валятся с коней. Ну как я мог отряд, чья специализация подлые операции, слежка, пускать в прямой бой? Где те попаданцы без страха и упрека, у которых все получается и всегда, где знания бьют фонтаном? Я три недели готовился к переходу, вел кое-какие записи, некоторые книги сохранились, вот только читать их в открытую опасаюсь, и все равно сплошные ошибки.

Выстрел, выстрел, выстрел стреляю по всему движущемуся в поезде. Верховых было пять-шесть человек, сейчас же у противника под десять всадников, учитывая, что наш отряд выбил всех конных сразу. Выстрел, выстрел, смена магазина. Выстрел. Я уже не двигался, а выцеливал защитников почти уже лагеря. Пока всадники вражеские отвлекали наш отряд то выстрелом из арбалета, то ложной атакой, прислуга рыцарей уже начала переворачивать повозки. И кто говорил, что это изобретение чехов в XV веке? И не я тут новатор в этом времени.

Выстрел. Из двенадцати выстрелов попал лишь три раза и это плохо — ранил, но не свалил противников. Так мы можем и получить отлуп. Спешиваюсь. И вовремя — в грудь моей лошади впивается арбалетный бол, и она встает на дыбы. Кувырок в сторону. Ну, не дебил — в тяжелой броне кувырки? Чуть привстаю, тело ломит, и из положения сидя начинаю целиться. Выстрел и один из гарцующих рыцарей, которому слуга подал заряженный арбалет, валится на бок, выстрел — стоящий рядом слуга хватается за плечо.

Тем временем бой подходил к концу. Я огляделся и понял, что наша атака не прошла бесследно — сводный отряд разведчиков-авантюристов имел потери.

— Кто вы и по какому праву напали на рыцаря его преосвященства? — задал вопрос на немецком языке один из четырех оставшихся в живых рыцарей.

— Я, барон Адольф фон Гебельс, и мне сказали, что к лагерю светлого воинства едет под «личиной» рыцарей русский отряд, чтобы прорваться к Кукенесу, — торжественно произнес я. Ну играет у меня в одном месте… все равно многое вокруг продолжаю воспринимать как игру. Наверное, это защитная реакция организма.

— Но мы не схизматы? — растеряно сказал рыцарь и оглядел следы побоища. Наверное, подумал, что нелепая ошибка привела к разгрому его свиты.

— И что русичей нет среди вас? И кто вы? — спросил я, заводя руку, чтобы показать условный знак смотревшему на меня Андрею. Нужно в расход этих рыцарей.

— Я Дитрих вон Тизензаузен, — гордо ответил рыцарь, и я опустил руку.

— Болконский, твою мать, где Наташу потерял? — пробубнил я, не решаясь дать приказ убить последних, в отряде рыцаря.

Я зачитывался батальными сценами из войны и мир и знал, что образ Болконского сборный, но главной составляющей и был как раз Тизенгаузен — зять Кутузова, который и вел свою родословную от этого вот Тизензаузена, что сейчас передо мной. И я лишу вероятного блестящего офицера будущую российскую армию? Или это не тот Тизенгаузен?

— Вы русичи? — из повозки, похожей на грубой формы карету, вышла девушка.

Образовалась пауза. Я не знал, что отвечать, но и лгать не хотелось.

— Сложите оружие и мы поговорим, — сказал я на немецком.

— Вы русичи! А я думаю, откуда такой странный выговор немецкого языка. Мы не сложим оружие, но я даю слово, что стрелять и рубить не станем, если это не станете делать вы, или же оскорбите мою будущую жену, — горделиво, приподняв подбородок, произнес рыцарь.

— Добре, а яко имя твое дева? — спросил я девушку, скрестив пальцы. Ну была надежда, что это София.

— София Вячеславовна, — сказала девушка, выходя из крытой повозки.

— Княжна, — я поклонился, а Дитрих с удивлением выпучил глаза, наблюдая наше общение. — Я пришёл за тобой.

Установилась пауза, когда София посмотрела на молодого, статного, юного, но и мужественного Дитриха. В этом взгляде было столько любви, страсти, которые боролись с долгом, и сожаление, что они не могут быть вместе. А я думал — могут, обязательно могут! И не решался сказать ни слова, чтобы не переломить это жестокое противостояние в любую сторону — они сами вершат свою судьбу. По мне, человека из XXI века было вообще все равно нация, вероисповедание, нравится девушка — вот главная характеристика, которая не поддается вычислению, прогнозированию, да ни чему — это выше понимая, только духовное. Аж, взгрустнулось — в глазах предстал образ Божаны.

Но нужно серьезнее быть — тут вражеская территория.

- Княжна, ты решай! — сказал я и увидел, как Дитрих дернулся в мою сторону, но его соратник, стоящий рядом, перехватил уздцы коня рыцаря.

— Меня не лишили чести девичьей, порадили мужа доброго и любого. Ведаю я, что матушку загубили и брата мого, но то не Дитрих, то Альбрехт усе, я не ведаю яко быть мне, — начала сбивчиво говорить дочь Вячко и с каждым словом ее голос дрожал все больше так, что к концу тирады она разрыдалась.

Дитрих соскочил с коня и подбежал к плачущей маленькой русой с правильными чертами лица и пухлыми губками, еще по сути девочки. Я сам было не подбежал ее утешать. Таких маленьких хочется обнять, защитить, пожалеть и видно, София хочет от Дитриха именно этого — быть слабой и чтобы тебя защитили. И как мне быть? Отступлю и могу серьезно повздорить с Вячко, а этот мужик определенно заслуживает уважения.

— Княжна хочешь быть з Дитрихом? — решился я, глядя на этот праздник любви.

Странно — вокруг кровь, убитые рыцари и ратники, раненные стонущие люди, лошади, — а тут Любовь!

— Да, боярин! Я чту отца свого, токмо я ужо живу без йего и любо мне з Дитрихом, иду за него по воле своей, — произнесла княжна, а уже скорее будущая баронесса София фон Тизенгаузен.

— Дитрих, — я обратился к рыцарю на немецком. — Мы враги, вы на нашей территории и биться будем крепко, только я не держу на тебя зла. Береги Софию, отец очень переживает за нее. Пусть у вас все будет по чести. А я заберу трофеи и удалюсь. Тебе не советую идти на Юрьев. Его мы не отдадим никому.

— Андрей бяры две повозки, клади добро, усим добрых коней и идем да Риги, — сказал я, и началось быстрое ограбление.

Рыцари злобно смотрели на то, как мы собирали оружие и спешно запрягали коней в повозки. Только их предводитель Дитрих фон Тизенгаузен был отрешен от происходящего, утопая во влажных голубых глазах своей будущей жены.

Нас осталось девятнадцать — потери очень большие и я корил себя за это. Естественно, в Ригу я не собирался идти. Надеялся своими словами хоть как-то запутать возможную погоню.

Шли бойко, не останавливаясь, держась вдоль кромки лесов, чтобы по необходимости сразу же бросить повозки и уйти. Выбрали направление на юго-запад, и вскоре пришлось форсировать Западную Двину. Для этого сплели два плота, куда положили большинство вещей, а сами на конях перебирались вплавь. Тут столкнулись с проблемой — один из коней, распряженный из повозки, наотрез отказался идти в воду, и его пришлось зарезать, взяв с собой свежей конины. Ночью заходили в лес и там спали не более пяти часов, с рассветом вновь отправлялись в путь. Четыре раза замечали людей, но сразу же отходили в лес, благо, он был здесь не сильно густой, и получалось уйти даже с повозками. Через два дня такого изматывающего марша стали двигаться севернее. И скоро на вновь изготовленных плотах, как и двумя днями ранее, форсировали Двину уже в северном направлении.

У меня было страстное желание посетить земгалов, которые, как я знаю, ожесточенно сопротивлялись орденцам. Но все же авантюризма и так уже более чем предостаточно — потеряли десять человек, да двое легко раненные в отряде. Терзаемый угрызениями совести, я соглашался на направления пути, которые казались максимально безопасными, даже и стоящие больших усилий и удлиняющие путь. Не заглянули и к поляне, где разбили отряд ливов. Андрей же пообещал сам туда по-тихому сходить.

Когда уже до Юрьева оставалось полдня перехода, мы остановились осмотреться. Дозоры, разосланные из крепости, показали, что вокруг города концентрируются войска местных балтских племен, видимо это были ливы и латгалы. Были замечены и накидки с крестами. Решили разведать дорогу, но идти ночью максимально осторожно. И когда мы уже были под стенами Юрьева, получили три стрелы, которые, слава Богу, ударили в телегу.

— Охолони, православные, — как можно зычно крикнул я.

— А ты кто будешь? — спросили стражники на стене.

— Боярин Корней буду — князю скажи! — уже более спокойно сказал я. Ну правильно — кто еще под самый рассвет будет «шляться». Вот интересно только — целились

Через полчаса мы уже разгружали наши две повозки. Ничего особого в них не было, но пять мечей, два арбалета, пять копий, четыре добротных кольчуг, да ведра в роли шлемов. В целом же это богатство. Но я бы намного больше заработал у себя в поместье.