В изгибе развития

Глава 1 ПРОБУЖДЕНИЕ

Ник Лов просыпался, медленно освобождаясь от сонного оцепенения. Ещё не прошло ощущение тяжести и теплоты в голове, но сознание уже вернулось. Оно возвратилось в неуловимый миг, как всегда возвращается к просыпающемуся человеку, как возвращалось к Ник Лову, когда он, ещё будучи на Земле, просыпался от обыкновенного человеческого сна. Но это пробуждение не было обыкновенным, и мысль эта была первой, после того как он осознал, что просыпается, и ощутил радость от возвращения к жизни. Ник Лов знал, что приходить в себя будет медленно, что нельзя торопиться, и потому не спешил вырваться из цепких объятий сна. Но он уже был уверен, что всё прошло благополучно и перед ним открывается новая жизнь, отделённая от прежней большим интервалом времени.

«Наверняка прошли многие месяцы, а может быть и годы», — подумал Ник Лов.

Но эта мысль была раздражающей, а правила пробуждения предписывали исключить раздражающие мысли и предаться приятным воспоминаниям. Его чувства и тело ещё не подчинялись разуму, слабость и истома предрасполагали к полудремоте, и воспоминания, подобные легкому сну, овладели им.

Звездолёт Большого Космоса «Земля XXVI» прошёл более половины пути. Давно позади все ускорения, полёт проходил вдали от влиятельных гравитационных масс и шёл спокойно. За три года Земля отдалилась на столь большое расстояние, что радиосвязь с нею прекратилась. Но звездолёт был полностью автономной системой и в опеке со стороны Земли не нуждался. На нём поддерживалась земная сила тяжести, экипаж втянулся в обычный, не слишком напряженный ритм работы, который тем не менее не оставлял времени для пустого безделья и скуки.

Младший кибернетик Ник Лов привычно нёс свои вахты при большом электронно-биологическом мозге. Система биоэлектронного мозга, обслуживание которого в основном выполнялось автоматами, по существу нуждалась не в дежурных кибернетиках, а, как шутя говорил сменщик Ник Лова, такой же молодой, как и он, кибернетик Ван Ди, в обыкновенных скотниках. Мозг-Вычислитель был продуктом биологического синтеза со встроенными электронными блоками. Питание электроники осуществлялось электрическим током, а биологическая часть, как живая система, нуждалась в сложных питательных растворах. Необходимо было иногда проверять эти смеси, контролировать выброс отходов и просто содержать мозг в чистоте.

— Совсем как скотник, который ухаживает за телком, — посмеивался Ван Ди, занимаясь чисткой, требовавшей тщательности и внимания.

— Странное сравнение, — возражал Ник Лов. — Да и где ты имел дело с телками? В скотном вольере звездолёта, что ли? Так туда тебя, во избежание заразы, не пустят! За телками ухаживает специальный робот, — Ник Лов хитро глянул на своего товарища.

— Ну не скажи, что я не общаюсь с телками, — сразу же ехидно парировал Ван Ди. — У меня есть основания думать, что один из них мне встречается на пути довольно часто, — И Ван Ди подмигнул Ник Лову.

— Вас понял! Смотри только, как бы я не забодал тебя, Ди, когда у меня вырастут рожки, — отвечал Ник Лов, — Ну а Большой Мозг, — продолжал он, — «телок» уникальный. Он знает всё, что знаешь ты и ещё сто таких, как ты, знали, знают и будут знать! Уловил?

— Нет, — отвечал Ван Ди. — Я знаю то, что он никогда не узнает. Я могу чувствовать, двигаться, любить, ненавидеть. Аппарат это может?

— Конечно. Как это он не может двигаться? — уже посерьёзнев, возражал Ник Лов. — А кто рассчитывает движение звездолёта в Космосе? И управляет двигателями? Кто, как не Большой Мозг, любит порядок во всех системах корабля и так ненавидит неполадки? Стало быть, он явно одно любит, а другое ненавидит — Ник Лов отстаивал человечность Большого Мозга, для него он уже давно был личностью, а не машиной.

— Да нет, — спокойно отвечал Вам Ди, — я не о той любви. — Он немного помолчал и продолжил: — Впрочем, если природа за миллионы лет, действуя вслепую, создала нас, людей, то почему бы нам, в свою очередь, не создать новую форму жизни? И за более короткое время!

— Ван Ди ласково похлопал по одному из блоков, закрыл люк очистки и сказал Ник Лову: — Ты можешь спросить у него, — Ван Ди кивнул на блоки мозга, — что он думает о нашем разговоре. Ник Лов задумчиво посмотрел на Ван Ди и ничего не ответил.

В общем же у обоих кибернетиков было к Большому Мозгу, БМ, как они сокращённо его звали, тёплое чувство. Он совсем не был похож на старые электронно-вычислительные машины. Он был почти живым, почти. Это «почти» было за такой неощутимой гранью, что действительно трудно было различить, живое это существо или машина. Наверное, многие задавали БМ вопрос о его чувствах, его мироощущении. И хотя Ник Лов ещё на Земле, имея дело с машинами и «мозгами», давно привык к их мощи и неожиданным возможностям, этот экземпляр БМ казался ему чем-то отличным от других. Однажды и Ник Лов тоже задал БМ сакраментальный вопрос об ощущении им жизни и своего «я».

БМ ответил весьма скучным тоном, а он мог подбирать тон ответов, что, конечно, ощущает мир и себя теми элементами, которые даны в его распоряжение. Однако большее удовольствие находит в углубленном самоанализе.

«Многие люди тоже так делают, — подумал Ник Лов. — Но люди могут развлекаться, гулять, стремиться к удовольствиям и получать их. А что остается БМ? Естественно, копаться в собственной схеме, порождающей его способность к умозаключениям, перестраивая и совершенствуя её».

— Но ведь ты, несмотря на высокоразвитое сознание, лишен возможности общения с себе подобными. Людям ты не подобен и не равен, прочие машины корабля не равны тебе, — продолжил начатый разговор Ник Лов. — Не одиноко ли тебе?

Ник Лову показалось, будто в тоне ответа БМ что-то изменилось и он прозвучал не так скрипуче-назидательно, как предыдущий:

— Я не один, Ник Лов. Я с вами. Я служу вам, и в этом моё назначение. А ведь наилучшее соответствие осознанному тобой назначению многие люди и называют счастьем.

— Пожалуй, — не нашёл возражений Ник Лов. «Вот готовая формула счастья!» — усмехнулся и оставил эту тему.

Задачи БМ решал исправно и так же исправно управлял всеми сложнейшими системами корабля.

Мозг мог всё! Кроме того, Ник Лов знал: во все машины, способные к универсальной умственной деятельности, закладываются блоки любви, уважения и преданности человеку. Он ощущал это с колыбели, с тех времен, когда в детском саду за ним ухаживал автомат-нянька. Этот автомат кормил, мыл и одевал Ник Лова, пел ему песенки, играл с ним. Оберегал от опасности и наказывал за провинности. Умный автомат учил его разным разностям, полезным маленькому человеку, вступающему в большой и сложный мир, в котором всем некогда и все заняты важными делами. Заняты были и родители Ник Лова. Мать его, биоинженер крупной станции по выращиванию белковой массы, охотно перепоручала большинство забот по воспитанию сына добрым автоматам, благо они были верными и умными помощниками.

Отец Ник Лова был музыкантом. Он играл на электронных инструментах, когда музыкант одновременно являлся и соавтором композиции, с помощью машины оформлял мелодию в новом звучании. И в этом виде искусства отец Ник Лова и завоевал известное признание у любителей музыки.

Естественно, способности маленького Ник Лова с раннего детства в первую очередь были опробованы в областях инженерной биологии и музыки, но испытательные аппараты указали на склонность ребёнка к абстрактно-теоретическому мышлению. Поэтому он сначала пошёл в школу с математическим уклоном, затем получил высшее образование по кибернетике, после чего был принят в Академию Космонавтики.

Опыт подсказал: в Дальний Космос надо отправлять либо супружеские пары, либо совсем молодых людей обоего пола: в полёте они при желании могли завести семью. Ведь сверхдальние полёты в Космосе иногда не заканчивались в течение жизни одного поколения космонавтов. В качества младшего кибернетика, как лучший из многих претендентов, оказался и Ник Лов.

Экипаж «Земли XXVI» состоял из шестидесяти пяти человек. Шестьдесят человек взрослых и пятеро детей в возрасте от нескольких месяцев до шести лет. Из восьми супружеских пар лишь одна имела ребёнка, родившегося на Земле. Остальные дети родились на звездолёте. Весь экипаж — люди хорошо развитые, физически здоровые, хотя возраст взрослых колебался от двадцати трёх до семидесяти лет. К числу старших относился Мит Эс — командир экспедиции, опытнейший космонавт и учёный с мировым именем в области астрономической физики, который уже побывал в дальних полётах.

— Наш звездолёт — это ещё и машина времени, устремленная в будущее. Время в полёте, как вы знаете, течёт медленнее, чем на оставленной Земле, — с грустью в голосе сказал перед вылетом Мит Эс, знакомя Ник Лова и нескольких других космонавтов со своим внуком. Внук Мит Эса, представительный старик, более чем ста лет от роду, недавно ушедший от дел, прилетел специально, чтобы проводить своего более молодого деда и проститься с ним, теперь уже навсегда.

— Шутки теории относительности, — печально произнёс старик, глядя на космонавтов. — Не оставляйте на Земле своих потомков, ибо, когда вы вернётесь, релятивистская разница по времени огорчит и вас, и тех, кто вас дождётся.

Мит Эс по праву считался космонавтом номер один на звездолёте. Он умел убеждать и приказывать; был собран, серьёзен. Хотя всё это не затмевало приветливости его характера. Мит Эс мог пошутить и посмеяться, рассказать весёлую историю и сам охотно отзывался на шутку. Несмотря на свои семьдесят лет, Мит Эс не только не считал себя стариком, но и не подавал никому ни малейшего повода так думать о себе. Лишь спокойствие и неторопливость в принятии решении, ровное без лишних эмоций, отношение к другим людям отличали его от более молодых членов экипажа. Ну а здоровье Мит Эс имел отличное. Ник Лову редко удавалось превзойти Мит Эса во время соревновании, которые часто устраивались на корабле. В беге же на длинные дистанции, по большому кольцу звездолёта, Ник Лов явно отставал: Мит Эс чаще всего финишировал первым. Здесь соперничать с ним мог только звездный штурман Лос Тид. Тоже немолодой, но сильный и отменного здоровья, первый заместитель командира Лос Тид был на корабле одним из немногих, кто мог соревноваться с Мит Эсом в таких забегах. Что же касается Ник Лова, то он чаще оказывался где-то в конце первой десятки бегунов. Зато в мужских состязаниях, которые сочетали в себе признаки и приёмы известных в древности народных видов борьбы и которые Ник Лов очень любил, он часто выходил победителем.

Освобождаясь от цепкой дремоты долгого сна, Ник Лов вспомнил, как проходило последнее, памятное для него, соревнование. Бег вёлся по большой беговой дорожке звездолёта длиной в три с половиной километра, которая опоясывала внутреннюю окружность его тела. Сам звездолёт был подобен тороидальному волчку диаметром в тысячу двести метров и напоминал колесо старинного экипажа, где вблизи «обода» располагались помещения, нуждающиеся в силе тяжести, а в «ступице» с одной стороны размещался коллапс — гравитационный двигатель, а с другой — планетолёт, могущий покинуть корабль и затем вернуться к нему назад.

Ник Лову исполнилось ощущение силы и уверенности в себе, чувство радости жизни, смешанное с волнением, которые он всегда испытывал во время соревнований. Пластиковая беговая дорожка, упруго пружиня под ногами, вела бегунов по зелёному парку, в котором были собраны самые разные земные растения. Невдалеке вились по неровностям рационально подобранного ландшафта прогулочные дорожки, в разных направлениях пересекаемые тропинками.

Значительная часть периферии звездолёта была отведена под такой лесопарк, в котором жили немногочисленные животные и птицы. Искусственные светильники, подсвечивая потолок и воспроизводя меняющиеся краски дня и ночи, создавали впечатление неба над головой. В дополнение к этому специальные перископические системы проводили свет от наружной оболочки звездолёта, освещаемой солнцами, если таковые оказывались вблизи, во внутреннюю часть его. Оттуда этот свет рассеивался по лесопарку, и поэтому его обитатели не были лишены естественного освещения и тепла.

Разумеется, полного природного равновесия в таком маленьком мирке достичь было нельзя. Но тем не менее это помогало людям сберечь живое представление о покинутой ими Земле. Конструкторы звездолёта не без оснований решили, что только в таких условиях длительные, по нескольку десятилетий, полёты могут проходить без больших физических и психических травм для экипажа, населяющего этот маленький мир, отделенный от Земли многими и многими миллионами километров и далью стремительно летящего по релятивистским законам времени.

В том памятном Ник Лову состязании, как и всегда, приняли участие большинство космонавтов, ибо дух дружеского соревнования поддерживался всем укладом жизни корабля. На звездолёте практически не бывало больных. И это объяснялось длительной предысторией борьбы с болезнями на Земле.

Уже около полутысячи лет на Старой Планете действовал закон справедливого генетического отбора, ибо учёные пришли к выводу, что отбирать легче, естественнее и гуманнее, чем вмешиваться в наследственный код человека.

В соответствии с этим законом генетически искаженные линии выявлялись на ранней стадии развития зародыша человека и обрывались, что делало невозможным наследственные болезни. К этому добавилось полное уничтожение большинства возбудителей серьёзных инфекционных заболеваний, и потому люди болели очень редко.

Так вот, за исключением нескольких будущих матерей и вахтенных на командном пульте и у аппаратуры, весь экипаж звездолёта принял участие в соревнованиях. Забег мужчин на сорок два километра сто пятьдесят шесть метров завершал многоборье. Длина дистанции, выражаемая таким некруглым, в десятичной мере расстояний, числом, пришла к людям из глубины веков и называлась марафонской.

Как это часто бывает в соревнованиях на длинные дистанции, первый десяток кругов вели более молодые участники. Среди них бежали Ник Лов, его напарник Ван Ди и биофизик Мен Ри.

— Когда станете командирами вы, не раз подчеркнуто назидательно говорил молодым космонавтам Мит Эс, — не забывайте, что вашим людям нет нужды заботиться о пропитании, свободного времени у них уйма. И если вы хотите, чтобы люди хорошо работали головой заставьте их работать ещё и ногами: пусть бегают, прыгают до седьмого пота.

— Ох, бедные мы, бедные, — нарочито охал, при читал молодой схемотехник Рам Ту. — Себя с трудом заставляю упражняться, а в командиры выйдешь — других придётся понукать. И надо же было нам вводить в работу свои миллиарды нейронов — вот теперь развивай тело, чтобы прокормить мозги.

— Тебя бы на столетия назад, в двадцатый век например, — насмешливо говорил ему Мен Ри. — К нему твои мозги подошли бы лучше.

— Точно! Я бы там сразу стал гением. Ведь тогда средний человек больше трёх процентов нервных клеток головы не использовал. У меня же, как определил БМ, задействовано их более десяти. — И Рам Ту встал в шутливо-монументальную позу, изобразив памятник самому себе.

— БМ наверняка польстил тебе, — вмешался Ван Ди. — Впрочем, там, в двадцатом веке, такой ленивый гений, как ты, умер бы с голоду.

— Вместе с тобой, вместе с тобой, — живо повернувшись, парировал Рам Ту. — И потому радуйся, что путешествие в прошлое невозможно.

Действительно, в третьем тысячелетии забота о теле, о его гармоническом развитии, для соответствия высокоразвитому мозгу, стала для людей всех возрастов одной из главных. Слишком возросла над человечеством опасность перерождения в расу яйцеголовых, людей с увеличенными черепами и слабым, из-за отсутствия физической работы, маленьким телом.

Поэтому на Земле вновь возродился в своё время присущий античности культ гармонически развитой личности. Люди перестали только восхищаться «гладиаторами» от спорта. Достижение спортивных высот стало стремлением каждого, а роль чемпионов свелась лишь к тому, чтобы указывать следующие рубежи, расставляя вехи на пути физического совершенствования человека. Ник Лов пошёл уже на восьмой круг, Ван Ди и Рам Ту бежали рядом. Метров на двести впереди держались Мен Ри и ещё два бегуна из команды пилотов. Старшие участники забега, в том числе Мит Эс и Лос Тид, бежали почти на круг сзади. Женская часть экипажа, составлявшая примерно половину его состава, криками подбадривала участников. Накануне женщины закончили свои соревнования и теперь стали зрителями.

Кроме тех, кто находился на корабле с мужьями, в полёте были ещё двадцать молодых и незамужних женщин. Холостых мужчин на корабле было больше — двадцать четыре человека. Мужчин во все времена в обществе рождалось больше, чем женщин, и эту природную пропорцию учёные сочли наиболее рациональной в качестве начальной. Что же касается дальнейшего, то в этом маленьком обществе все должно было идти по естественным законам. Кто-то из них мог остаться холостым, у кого-то будут семейные нелады и даже развод — это не запрещалось. Кто-то из мужчин дождётся, покуда подрастут девушки — дети других членов экипажа, а кто-то, увы, мог и погибнуть, преодолевая неизбежные опасности, и что вовсе не исключалось ни снаряжавшими экспедицию, ни отважившимися в неё пойти.

Ник Лов был неравнодушен к Вер Ли — девушке кареглазой и стройной, улыбчивой и в то же время гордо-независимой. Вер Ли была врачом и скептически относилась к своей профессии, ибо считала, что просто деквалифицируется из-за отсутствия практики. К тому же на звездолёте было ещё два врача, и Вер Ли постепенно увлеклась своей второй профессией — спортивного тренера, освоила её успешно и была на корабле признанным авторитетом в области спорта. Сама она накануне заняла первое место в женском многоборье и теперь «болела» за мужчин. Вер Ли буквально тащила на дорожку, площадки, корты друзей, зажигая их своим энтузиазмом, её гимнастические выступления собирал почти весь экипаж.

— Ты, Ли, — говорил ей, Ван Ди, — одна заменяешь целый театр балета! А Вер Ли отвечала, что делает это с единственной целью — убедить прирожденных скептиков, к которым она относила кибернетиков, в необходимости не жалеть себя и не наращивать на животе лишние килограммы жира, а двигаться.

— Килограммы! — кричал Ван Ди, хлопая себя по мускулистому животу, мало чем отличающемуся от торсов мраморных статуй, объёмные светокопии которых можно было увидеть в зале искусств. — Где ты видишь килограммы?

А если это было на спортивной площадке, поднимал Ли на вытянутых руках и шутливо грозил подбросить два раза, а поймать только один. Ник Лов не думал, что он менее ловок и силён, чем Ван Ди, но не решался на такое свободное обхождение с девушкой и вёл себя с нею более чем скромно. И лишь взгляды, которыми они с Вер Ли иногда обменивались, часто не давали ему спокойно засыпать ночью.

Сейчас Ник Лов бежал по дорожке и думал о том, что за следующим холмом будет стоять Вер Ли, махать голубым шарфом и подбадривать бегунов. Ник Лову очень хотелось, чтобы она прокричала: «Держись, Ник!». И чтобы смотрела при этом только на него. Но рядом он чувствовал дыхание Ван Ди и Рам Ту и потому прибавил ходу, понимая, конечно, что в таком темпе он дистанцию не добежит, но хоть на том участке, который виден Вер Ли, постарается быть впереди.

Посмотрев после этого вбок, Ник Лов увидел улыбающегося Рам Ту.

— Давай, Ник, прибавляй. Только смотри не выдохнись раньше времени. — И Ник Лов почувствовал, что ни Рам Ту, ни Ван Ди не прибавили скорости, и ему оказалось совсем нетрудно уходить вперёд. Ник Лов внутренне смутился: «Неужели его мальчишеское желание выделиться так заметно?».

Показался холм, на котором среди немногочисленных болельщиков выделялась весело пританцовывающая фигура Вер Ли.

— Держитесь, мальчики, — услышал Инк Лов, — давайте веселей!

Широко улыбаясь, Вер Ли сбежала с холма и, пристроившись к бегунам, начала раздавать им питательные пилюли. Она бежала легко, её распущенные волосы, подхваченные ионизирующей диадемой, держались на отлёте, подчеркивая стремительность и стройность её совершенной фигуры. Приотстав от первых, Вер Ли поравнялась с Ник Ловом и, протянув ему руку с зажатой таблеткой, весело приободрила:

— Ник, ты бежишь как молодой бог! — И улыбнулась, оставив ему для размышлений вопрос о том, действительно ли она хвалит его или просто смеётся. Затем Вер Ли обернулась к другим бегунам и закричала: — Ну а вы чего отстаете? Ждете старичков? Так не волнуйтесь, они все равно всех вас обгонят!

Ван Ли заулыбался, высунул язык и рукою изобразил, как тот от усталости вот-вот повиснет через плечо, а Вер Ли в ответ выпалила, что все это оттого, что они, молодые мужчины, слишком много едят и совсем мало двигаются.

Чуть дальше к бегунам пристроилась навигатор Мэй Чип, она постучала пальцем по секундомеру, который держала в руке, и одобрительно кивнула, показывая, что он, Ник Лов, бежит хорошо, что бы там ни говорила Вер Ли.

Супруги Рон и Мэй Чипы относились к Ник Лову очень дружелюбно, хотя и с оттенком некоторой, особенно со стороны Мэй, покровительственности, и он также отвечал им привязанностью и вниманием. С этой семьей Ник Лова связывало и то, что он преподавал их трёхлетней дочке Сане алгебру, геометрию и тригонометрию. За три года они закончили курс элементарной математики и приступили к высшей. Ник Лов часто ходил к Чипам в гости в их семейные каюты, где Мэй угощала его чаем с тортами собственного изготовления, а Рон играл на фортепьяно старинную музыку, ноты которой он коллекционировал.

Мэй Чип, приятная женщина лет тридцати, была остра на язык, подвижна и жива в отличие от своего старшего по возрасту и более спокойного и уравновешенного супруга.

— Не смей смотреть на ровесниц! — полусердито грозя пальцем, кричала она Ник Лову во время одной из танцевальных вечеров, на котором Ник Лов старался быть поближе к Вер Ли. Та же охотно танцевала со многими и вовсе не стремилась так явно отдать предпочтение Ник Лову.

— А ты знаешь, Ник, почему она так говорит? — весело замечала Вер Ли, лукаво взглянув на стоящего рядом Рон Чипа.

— Ну-ка, ну-ка? — поддразнила её Мэй.

— Это потому, Ник Лов, что они, посоветовавшись с БМ, присмотрели тебя в качестве будущего жениха своей шестилетней Саны. И потому ты на всякий случай чаще улыбайся своим будущим родственникам. Пригодится!

В ответ на это Рон Чип хмыкнул и сокрушенно покачал головой, а Мэй, ничуть но смущаясь, ответила: — Да! И что? Ник Лова мы бы взяли! Чем он не хорош для Саны? — И Мэй затеребила смущенного Ник Лова, как бы демонстрируя его смеющейся Вер Ли. — Так что ты, Ник Лов, больше слушай нас и не гляди на старушек, — лукаво продолжила Мэй, указывая на Вер Ли.

Однако здесь вмешался Рон, схватил за руки свою подругу и со словами: «Ну хватит изображать кумушек» — увел её танцевать…

У подножия холма Ник Лов увидел своего начальника — главного кибернетика экспедиции Ша Вайна. Тот, почти не улыбаясь, сдержанно поднял руку. Ша Вайн был, пожалуй, единственным членом экипажа, кто не принимал обычно участия в состязаниях. И хоть в свои шестьдесят лет он выглядел не столь мужественно-стройным, как другие его сверстники, но отнюдь не производил впечатления старика. Ша Вайн тщательно следил за своим здоровьем, умеренно упражнялся, строго дозируя физические нагрузки, по массовых состязаний не любил. Да и вообще, как казалось Ник Лову, не стремился к слишком близкому общению с людьми, предпочитая работу в лаборатории и отдых в одиночестве.

Ша Вайна отличали надменное выражение смуглого лица, нос с горбинкой и старомодное оптическое приспособление — очки, которые он почему-то никак не хотел заменять на линзы.

Эти особенности ни у кого на корабле не вызывали ни малейшего интереса, если бы Ник Лов вместе с другими не был однажды свидетелем спора Ша Вайна с командиром Мит Эсом. В этом споре Ша Вайн поддерживал гипотетическую версию о том, что происхождение жизни на старой планете явилось не результатом самозарождения, а следствием целенаправленного привнесения её извне, из Космоса, то есть панспермии.

Однако не это вызвало удивление Ник Лова. Теория панспермии обсуждалась учёными, аргументы за и против неё изучались и взвешивались. Странным показалось весьма горячо высказанное Ша Вайном утверждение о том, что носителями панспермии являются, по его мнению, народы Востока, с древности превосходившие других по развитию. Что эти народы происходят от какой-то неизвестной пока космической, цивилизации, в доисторические времена посетившей Землю и оставившей им прививку Высшего Разума. А уж они в свою очередь, одарили своим разумом остальных.

Надо было видеть горячечную возбужденность Ша Вайна. Он даже вскочил, стал размахивать руками, заговорил быстро, захлебываясь словами, срываясь на фистулу. На логическую реплику Лос Тида о том что теория превосходства одних людей над другими хоть и имеет многотысячелетнюю историю, но никогда ещё не приводила людей к разумным выводам и результатам Ша Вайн резко и запальчиво ответил:

— Да что вы понимаете в этом! Всегда люди отличались друг от друга, а раз так, то были и будут высшие и низшие! — Однако здесь резкая нота в голосе Ша Вайна оборвалась, он сделал секундную паузу и уже спокойно уточнил: — Я имею в виду различие в умственном развитии людей. Всегда были и будут более способные и менее способные. — И Ник Лову показалось, что Ша Вайн не столько уточнил, сколько поспешил поправиться, а Мит Эс задержал на Ша Вайне серьёзный и немного нахмуренный взгляд.

— Космонавт Ша Вайн, — после небольшого молчания услышал Ник Лов негромкий вопрос командира, — где прошло ваше детство? В колонии на Плутоне?

— Да, на Плутоне, — с какой-то подчёркнутостью и даже оттенком вызова прозвучал ответ Ша Вайна.

Мит Эс медленно наклонил голову, продолжая изучающе смотреть на Ша Вайна, затем, помолчав секунду, продолжил вопрос, звучавший уже как утверждение:

— И эта колония была расформирована и закрыта?

— Да, — чётко ответил Ша Вайн. — Закрыта, ибо иссякли запасы добывавшегося там более трёхсот лет нептуния. И потому существование колонии было признано нерентабельным.

Ещё раз наклонив голову, Мит Эс сказал:

— Я боюсь, космонавт Ша Вайн, что начальное образование, заложенное в вас школой в этой отдалённой от Земли колонии, имело несколько искажённую основу.

Ша Вайн неопределённо пожал плечами и сказал, что полное образование он получил уже на Земле.

— На Земле, — подтвердил Мит Эс. — Но архаичные представления о «высших» и «низших» на Земле вряд ли могли быть получены. А вот в колонии Плутона чуть было не начало возрождаться кое-что из тёмных сторон прошлого. Ну да хватит об этом! — закончил Мит Эс.

— Сейчас это для нас неважно.

Однако следует отдать должное Ша Вайну: он был превосходным специалистом, прекрасно знал математику и Ник Лову показалось, что, когда он объединяется в решении какой-либо задачи с БМ, мощь их интеллекта способна преодолеть любые препятствия, которые может поставить Космос. Так, в процессе полёта, потребовалось рассчитать оптимальную траекторию корабля с поправкой на гравитационное склонение под действием звезды Эльмейны и трёх её огромных планет — Альфы, Беты и Гаммы.

Точного решения задачи о четырёх взаимно тяготеющих массах не существует. Однако приближенные схемы, конечно, были разработаны, и Ник Лов подготовил таблицы и провёл расчёт начальных условий для одного из хорошо проверенных вариантов. Но Ша Вайн после его доклада о начатой работе, усмехнувшись, сказал, что он намерен решить задачу по-другому и точно.

— Но ведь это невозможно, — возразил Ник Лов. — Задача точно не решается. Поколения учёных бились над этим, и пока нет оснований им не верить.

— Поколения людей в своё время, — назидательно отвечал Ша Вайн, — были твёрдо убеждены, что время и пространство абсолютны и никаким сокращениям и удлинениям не подвержены. И у них не было никаких видимых оснований сомневаться в этом. Пока не появился человек, который в это не поверил. И этот человек, напоминаю вам, что его звали Эйнштейн, вопреки всем, оказался прав. Так что поколениям верить можно, но сомневаться тоже полезно.

— Хорошо, — отвечал Ник Лов, несколько обидевшись. «Что, он принимает меня за ученика начальной школы, не знающего истории науки? Тем более что Эйнштейн вовсе не был первым! До него основы теории относительности были заложены Лоренцом и Пуанкаре». Но тем не менее спокойно продолжил: — Если вами предложено новое решение, то вы, конечно, захотите сравнить его с известным? Так что я не зря начал работу.

— Пожалуй, — ответил Ша Вайн, — но только не ошибитесь!

— Я постараюсь, — сдержанно ответил Ник Лов.

БМ выдал решение к концу того же дня, Ник Лов принёс запись результатов, зафиксированную на видеокристалле.

— Неплохо, Ник Лов, — сказал Ша Вайн, узнав, что результаты уже готовы. Однако Ник Лов почувствовал, что ни его расчёт, ни он сам особенно не интересуют Ша Вайна и хвалит он его больше по обязанности. Подтверждение своему ощущению Ник Лов услышал сейчас же: — Все эти расчёты и уже сделал ранее. Давайте сличим результаты. Сначала расчёты по известной методике.

Ник Лов вставил в проектор кристалл, и его диаграмма изобразилась на экране в виде объёмной траектории. Для сравнения. Ша Вайн включил второй проектор, но картина не изменилась — кривые точно легли одна на другую.

— Что ж, ошибка расчётов за пределами зрительного различия, — сухо отметил Ша Вайн.

— И это свидетельствует о точности нашей аппаратуры.

Ник Лов поморщил нос и подумал про себя, что это связано также и с тем, что он, Ник Лов, имеет ещё и хорошую голову на плечах.

«Сам же говорил, что есть более способные и менее способные. Мог бы и похвалить». Однако, памятуя общепринятое правило, по которому обязанность поддержания хороших отношений лежит в первую очередь на младшем, ответил:

— Вы совершенно правы, командир Ша Вайн. Машины работают прекрасно.

И хоть ответ был несколько официален, он не нарушил рабочей обстановки, и Ша Вайн продолжил:

— Теперь сличим эти результаты с моим новым расчётом.

Ша Вайн переключил проектор, не снимая предыдущего изображения. На экране пролегла объёмная кривая, которая уже на половине своего пути отклонилась от предыдущей, а к концу отошла от старой траектории на несколько световых лет.

— Ого! — заметил Ник Лов. — А новая тропинка-то неизвестно куда ведёт! Это же на обозримой части пути такая разница! А что будет дальше?

— Дальше будет верная линия полёта, — ответил Ша Вайн. А вот если мы полетим по старой траектории, то может случиться, что никакие коррекции не помогут нам выбраться на правильную, как вы изволили её определить, «тропинку».

Ша Вайн не терпел вольной речи в научных спорах и не пропустил шутливого замечания Ник Лова о тропинке мимо ушей.

— Что ж, командир Ша Вайн, — произнёс Ник Лов опять подчеркнуто официальным тоном, — я полагаю, что оба результата будут доложены командиру экспедиции?

— Несомненно, — ответил Ша Вайн. — Я сам сделаю доклад.

В памяти Ник Лова вновь возникла беговая дорожка, весёлые зрители и Ша Вайн, недвижно стоящий на склоне зелёного холма. Пробегая восьмой круг и увидев Ша Вайна, Ник Лов вспомнил обстоятельства обсуждения траектории полёта на командирском совете. На нём, кроме Мит Эса, присутствовали старший штурман Лос Тид, оба звёздных навигатора — супруги Рон и Мэй Чипы. Кроме того, пришли ещё несколько человек, так как на звездолёте практически не бывало закрытых советов. Естественно, что оба младших кибернетика, Ник Лов и Ван Ди, которому Ник Лов всё рассказал, тоже были здесь.

Ник Лов видел, с какой цепкостью Мит Эс следил за докладом Ша Вайна и одновременно просматривал заранее подготовленные записи. Вдруг Мит Эс улыбнулся и, дождавшись паузы, громко сказал: — Вы, Ша Вайн, прекрасный математик! Насколько я знаю, найденное вами аналитическое выражение траектории в таком виде ещё никем не представлялось. Поздравляю вас!

Глаза Ша Вайна тускло сверкнули под очками, он потупился, и по его лицу было видно, что он доволен публичной похвалой командира. В то же мгновение Ша Вайн справился со смущением, посуровел и сжато ответил:

— Благодарю, командир Мит Эс. — И перешёл к заключительной части доклада.

— У кого будут вопросы? — как старший, ведущий заседание, спросил Мит Эс после того, как Ша Вайн кончил говорить.

— Я бы хотела спросить, — задала вопрос навигатор Мэй Чип, — почему учёт пренебрежительно малой массы корабля дал столь заметную поправку?

— Это следствие применения новых формул, уверенно ответил Ша Вайн, — оригинальность которых отметил командир Мит Эс. — Ша Вайн сделал лёгкий поклон в сторону председателя.

— Я сказал, что решение ново, возразил Мит Эс, на этот раз уже без улыбки. — Но у меня нет оснований заявлять, что оно верно обошло все препятствия.

— Проверьте, — пожал плечами Ша Вайн.

— Постараюсь, — ответил Мит Эс. — Но дело не в этом. Вы сказали, — продолжал Мит Эс, — что поправка у вас всегда направлена в сторону центра масс, то есть практически в сторону самой большой массы — самой звезды?

— Да, это так, — ответил Ша Вайн.

— Но тогда почему вы не учли дрейф корабля за счёт светового давления? В нашей древней колыбели, Солнечной системе, его называли солнечным ветром. — Мит Эс, задав вопрос, спокойно продолжал пояснения. — Снос этот будет всегда направлен от звезды! И, таким образом, может свести на нет действие найденной вами поправки.

Ник Лов мог бы поклясться, что если и бывали у Ша Вайна когда-нибудь шоковые состояния, то, несомненно, он тогда выглядел именно так, как и после этого вопроса. На лице появилось растерянное выражение, руки бесцельно забегали по бумагам, которые он начал зачем-то перекладывать. Плавно лившаяся речь оборвалась, Ша Вайн не мог выдавить из себя буквально ни слова. Наступившее молчание походило на предгрозовое затишье, и Ник Лову показалось, что сейчас произойдёт что-то необычное.

Однако томительная пауза была прервана всё тем же Мит Эсом. Довольно мягко, не делая никаких акцентов, он сказал:

— По-видимому, коллега Ша Вайн, я задал слишком уж трудный для теоретического решения вопрос. Вы продемонстрировали прекрасное решение задачи, но, я надеюсь, вы согласитесь, что пока нам следует пользоваться старыми, проверенными расчётами.

Ша Вайн продолжал молчать. Казалось, он мучительно ищет выход из ситуации, в которую попал. Присутствующим казалось, что ему просто нечего ответить, но многие ощутили, что он вот-вот скажет что-либо такое, о чём потом будет жалеть. По-видимому, это же по чувствовал и Мит Эс и потому, встав и объявив, что заседание совета закончено, попросил Ша Вайна уже в частной беседе разъяснить ему некоторые непонятные места доклада.

Великодушие было чертой характера Мит Эс. Но не только из великодушия в научных спорах слушатели и члены любого земного совета воздерживались от резких высказываний и проявления обидного неуважения к докладчику, допустившему промах. Преследовался и чисто практический интерес, который всегда определял правильные, способствующие развитию, взаимоотношения людей. Ведь научная работа во все времена была поиском. И поиск этот не застрахован от ошибки. Бояться ошибки — значит не идти в поиск! И потому дискуссии всегда преследовали цель — понять существо проблемы, устранить возможную ошибку. Но ни в коем случае не подавить морально способность работника продолжать работу, искать верное решение, не отнимать у него решимости снова пойти в поиск.

Выщёлкивая видеокристаллы из проекционных аппаратов, Ник Лов заметил, что Ша Вайн по-прежнему молчит, уставившись в свои записи, а Мит Эс, сидя рядом и подперев голову руками, внимательно на него смотрит.

«Ничего, командир Ша Вайн, — сказал про себя Ник Лов. — Конечно, в шестьдесят лет нелегко публично провалиться, по ведь, в конце концов, это же Мит Эс! И было бы гораздо хуже для вас, Ша Вайн, если бы погрешность обнаружил, положим, я, Ник Лов, или пусть Ван Ди».

Последние слова Мит Эса, которые услышал Ник Лов, выходя из конференц-зала, повергли его в недоумение:

— Космонавт Ша Вайн! Зачем вам нужно, чтобы траектория звездолёта на два градуса уклонилась от пути, проходящего мимо последнего радиобуя…?

Вопрос был настолько неожиданным, что Ник Лов просто не решился обсудить его с кем-нибудь и никому об услышанном впоследствии не говорил.

Ван Ди ждал Ник Лова за дверью.

— Ну как, — спросил он, — затмили нашего эрудита при подчиненных? А? Но мы люди скромные, никому об этом не скажем.

— И так все узнают, — задумчиво ответил Ник Лов. — Хотя, в общем-то, всё странно. Непонятно, как БМ не подсказал Ша Вайну, что световой ветер всегда есть и его давление надо учесть.

— Ну так пойди и спроси у БМ. Может, он вообще об этом ветре ничего не слыхал? — И оба засмеялись ибо предположение это было настолько глупым, что ни чего, кроме смеха, вызвать и не могло…

Ник Лов снова очнулся от воспоминаний. Сознание полностью вернулось к нему, и он почувствовал, что приобретает способность управлять своим телом.

«Теперь спокойствие, — подумал Ник Лов, — и последовательное сокращение всех мышц».

Ник Лов приступил к пунктуальной проверке ощущений рук, ног, медленно поднимая рефлексы управления от пальцев к мышцам. Пошевелил пальцами рук, повернул кисти, слегка сжав руку в локте, — всё в порядке.

«Отлично! Значит, снова побежим». И воспоминания опять вернули его на пластиковую беговую дорожку звездолёта. Вернули потому, что это был последний бег в той жизни Ник Лова, которую он отмерил до перехода в длительный сон, в анабиоз. И хотя события эти не были приятны, Ник Лов уже чувствовал себя в силах остановить их, выдержать воспоминания и убедиться что не утратил памяти за время длительного пребывания в режиме выключенного сознания. Ник Лов вспомнил, что пошёл на девятый круг в том же бодром темпе. Силы не убывали. Ник Лов чувствовал: резервов много и, может быть, ему ещё удастся дать бой «старичкам» на последних кругах. Его несколько удивило, что, подбегая снова к заметному холму, он не увидел там Вер Ли. Остальные болельщики были на месте, они помахали Ник Лову. На том же месте виднелась фигура Ша Вайна. Но когда Ник Лов проходил следующий круг, на холме стало пусто. Это было странно!

На одиннадцатом и двенадцатом кругах молодые бегуны, утомившись, вынуждены были сбавлять темп, а сохранившие силы, более опытные и, как правило, старшие по возрасту, выходили вперёд.

«Сейчас появятся Мит Эс, Лос Тид и другие стайеры», — подумал Ник Лов и действительно почувствовал сзади приближение группы бегунов. Ник Лов приготовился к тому, что сейчас на «хвост» ему сядут двое главных претендентов. «Повисят» с полкруга и уйдут вперёд, как это и бывало уже несколько раз на предыдущих соревнованиях. И потому он прямо-таки удивился, увидев позади себя Ван Ди и Рам Ту. Поймав недоумённый взгляд Ник Лова, Ван Ди, не тратя дыхания на слова, лишь пожал плечами.

И в эту минуту прозвучал большой гонг. Его гулкое, мелодичное и в то же время низко-тревожное звучание наполнило весь огромный корабль. Этот звук нельзя было не услышать, нельзя было не узнать. Каждый член экипажа слышал, по крайней мере один раз слышал, большой гонг, ибо им отмечались чрезвычайные события. Чрезвычайные! До этого гонг звучал на корабле лишь один раз, при отлёте, когда экипаж прощался с Землей, прощался со своими близкими, со своей эпохой. Событие это было чрезвычайным для экипажа корабля, и звучание гонга подчеркнуло значительность этой последней прощальной минуты. И второй раз большой гонг должен был прозвучать при возвращении звездолёта на Землю. В том случае, если бы ничего не случилось, если бы гонгу не было нужды призывать весь экипаж ко вниманию и собранности. Но гонг, возвещающий о каком-то чрезвычайном событии, прозвучал, и каждый член экипажа корабля, внутренне вздрогнув, собрался, подготовившись к любой неожиданности, ибо Космос оставался Космосом, и удобства и возможности звездолёта вовсе не исключали встречи с этим неожиданным. Несколько секунд Ник Лов по инерции продолжал бежать в прежнем темпе. Затем сбавил скорость и перешел на режим отдыха: сразу бросить бег было просто нельзя. Рядом Ник Лов услышал напряженное дыхание Ван Ди и Рам Ту, которые, не задавая никаких вопросов, успокаивали дыхание.

Через минуту, усиленный и воспроизведённый всеми аппаратами внутренней связи звездолёта, прозвучал голос вахтенного начальника Рей Сола. Голос его был сдержан и спокоен, как обычно всегда был спокоен и сдержан сам второй пилот, Рей Сол. Но слова, которые он произнёс, пока ещё никому ничего не разъяснили:

— Всем членам экипажа! Приказываю немедленно разойтись по своим каютам и никуда не выходить. Через десять минут перед вами по видеофону выступит командир звездолёта Мит Эс!.. Всем разойтись по каютам и ждать выступления командира… Всем всем всем!..

Вахтенный начальник ещё несколько раз повторил приказание, но уже и без этого все члены дисциплинированного экипажа быстро направились к ближайшим лифтам, которые немедленно доставили их к отдельным каютам.

Ещё не остыв после бега, Ник Лов вошёл в свою каюту и сразу пошёл в душевую. Нажав жёлтую кнопку, вызывающую тёплый электризованный душ, Ник Лов откинулся на решетчатой подставке в виде полулежачего кресла и, несмотря на владевшее им беспокойство, заставил себя расслабиться. Струи воды, сначала мягкие, затем всё более и более упругие, начали общий массаж его тела. Струи были подсвечены и переливались оранжевым и голубым цветами. Температура их была приятной, сначала обволакивающе теплой, затем чуть более горячей, затем по программе струи должны были начать массирующую круговерть, однако Ник Лов, помня, что у него нет времени, протянул руку и, нажав голубую кнопку, прервал ласковое журчание переливающихся струй. Мгновенно упругие прутики холодной воды ударили по мышцам и лицу Ник Лова. Через несколько секунд он вышел из потока струй и перешел в другой угол душевой. Там он встал под сушильные вентиляторы, торопясь, сильно растерся жестким полотенцем и быстро обсох под тёплым напором сухого воздуха.

Затем Ник Лов, надев на себя сначала свежие рубашку и трико из тонкой белой ткани, в основе содержащей всё тот же известный с древности хлопчатник, и далее обычный синий рабочий комбинезон, прошёл и сел в кресло перед видеофоном. Огромный, во всю стену объёмный экран тотчас же засветился слегка переливчатым мерцанием, и Ник Лов увидел, как на нем появляются лица всех членов экипажа корабля, расположенные амфитеатром.

Ник Лов понял, что будет проводиться передача общего совета участников полёта. Управляющая машина подчиненная Большому Мозгу, располагает изображения всех космонавтов на экранах их видеофонов в определенном порядке, согласно схеме, причём создается иллюзия, что все они сидят в одном месте, хотя каждый находится перед пультом в собственной каюте. Повернув голову, Ник Лов увидел лица большинства своих спутников. Не было видно пока лишь командира, пустыми оказались также ещё несколько участков экрана, но Ник Лов не сразу сообразил, кто же отсутствует. Ник Лов встретился глазами с Ван Ди и Рам Ту. Немного выше усаживались супруги Рон и Мэй Чипы, однако их дочки не было видно. Вероятно, родители заэкранировали её в детской комнате, чтобы она не мешала им присутствовать на заседании большого совета.

Ник Лов хотел поискать глазами Вер Ли, но не успел — в центре показалось лицо командира. Он был спокоен и очень серьёзен. По лицу его Ник Лов понял, что не будет ни шуток, ни веселых замечаний, которые так любил их командир. Обведя глазами присутствующих, Мит Эс, казалось, призвал всех ко вниманию. Прервав затянувшееся молчание, командир чётко и внятно, не повышая тона, произнёс:

— Друзья! Корабль постигло несчастье, которое угрожает всем! Двое из нас: Рен Ур и Вей Кэд, умерли! — Командир сделал паузу, давая время осмыслить сказанное.

По залу пробежала волна беспокойства. Ник Лов почувствовал, что и его плечи вздрогнули, и он невольно подался к экрану.

— Они умерли, — продолжал Мит Эс, — скоропостижно, от болезни! От болезни, которая считалась на Земле давно забытой. — Мит Эсу требовалось всё его самообладание, чтобы спокойно объяснить случившееся.

Он говорил размеренно, и лишь серьёзность тона подчеркивала трагичность происходящего. — Погибшие были обследованы, и диагностическая машина установила возбудителя — эта забытая болезнь называлась в давние времена «холерой». Распространялась она лавинообразным процессом заражения, который назывался «эпидемией».

Все в молчании, сосредоточенно слушали командира:

— Над экипажем корабля нависла угроза такой эпидемии, и мы должны принять меры, чтобы её предотвратить. Как вы знаете, оба погибших были врачами, и не исключено, что их смерть как-то связана с их профессией. Сейчас я предоставляю слово нашему третьему врачу — Вер Ли, которая изучила результаты экспресс обследования умерших и даст нам разъяснения.

Все повернулись к Вер Ли, выражая немой вопрос: что же случилось? Лицо Вер Ли, увеличиваясь, заняло центральное место на экране. Вер Ли была взволнована, её и без того большие глаза, опушённые длинными ресницами, сохранили следы слез, с которыми она и сейчас боролась, ибо во все века женщины всё же оставались менее твёрдыми, чем мужчины. Тем не менее голос её дрогнул лишь на первых словах, затем окреп и стал звучать спокойно и ровно:

— Друзья! Мои коллеги Рен Ур и Вей Кэд пожаловались мне на недомогание, и мы вместе решили, что им лучше отказаться от участия в соревнованиях, что они и сделали. Минут сорок назад и получила срочный вызов — оба врача до этого уже более часа провели и нашем санитарном блоке, пытаясь установить, что с ними происходит. Подозревая сначала обыкновенное пищевое отравление, они с помощью автоматов сделали себе промывания и приняли необходимые лекарства. Однако это не помогло им. Когда я пришла, Рен Ур ещё нашёл в себе силы сказать мне, чтобы я не заходила к нему. По настоянию Рен Ура я осмотрела обоих только по видеофону. Признаки болезни мне были незнакомы, но на пищевое отравление это не походило. Оказалось, что Рен Ур уже сделал микроскопию мазков слизи и сдал автоматам на анализ ещё и кровь. Но… Вей Кэд не дождался результатов анализов. Он умер первым!

Голос Вер Ли дрогнул. Она несколько секунд молчала. Голова её опустилась, лицо искривила гримаса страдания. Вер Ли с трудом вздохнула, но не заплакала, справилась с собой и продолжала:

— Рен Ур держался дольше и успел выслушать анализ диагностической машины. Вы слышали его — это скоротечная форма холеры. Какая-то новая её мутация, против которой бессильны все препараты, разработанные на Земле в давние времена. Автоматы уже испробовали их, и результат отрицательный.

Вер Ли опять замолчала. Все произошло буквально только что, поэтому ей было просто трудно преодолеть мучительную жалость и волнение, испытанные при смерти товарищей.

— Он умер двадцать минут назад. Он сказал мне… — Вер Ли опять остановилась и посмотрела на Мит Эса. Тот ответил ей серьёзным взглядом и кивнул головой, как бы разрешая продолжать. — Рен Ур сказал мне: «Срочно изолируй всех друг от друга! Их воду, их пищу, ты остаешься одна. Ты единственный врач на корабле… Спаси кого сможешь!» — Вер Ли почти выкрикнула это последнее напутствие своего умирающего коллеги затем упала на согнутые руки и, теперь уже не стесняясь, навзрыд заплакала.

Ник Лов вспомнил, как мучительно ему захотелось вскочить и подбежать к Вер Ли, успокоить и показать, что она не одна. Видимо, те же чувства испытали многие из присутствующих. Но подбежать было нельзя, хоть они и были все вместе. Вместе, связанные общей судьбой и общей бедой. Но никто не мог ни к кому подойти, ибо их общий сбор был иллюзией, созданной комбинацией электроники и электромагнитных волн.

— Успокойтесь, космонавт Вер Ли! Я приказываю вам не забывать, что вы теперь единственный врач на корабле — Голос Мит Эса звучал начальственно и жёстко. — Отключаю вас и разрешаю минуту побыть одной и успокоиться. После этого прошу вновь принять участие в обсуждении проблемы.

Лицо Вер Ли на экране растаяло. Ник Лов грустно усмехнулся про себя, слушая голос командира.

«Проблема! Хороша проблема — выживем или умрём?».

Но потом он подумал, что ведь миллионам командиров и на Земле в разные её эпохи, и в Космосе приходилось решать этот вопрос именно как проблему — выживем или погибнем? И как бы в ответ на свои мысли Ник Лов услышал слова Мит Эса:

— Друзья! Мы должны принять решение, которое позволило бы нам победить болезнь. Выжить, понеся минимальные потери! Выжить и выполнить возложенную на нас задачу Большого Поиска: замкнуть кольцевой маршрут вокруг смежных рукавов спирали Галактики. Вы все знали, что идёте в опасное путешествие, и я рассчитываю на вас. Каждый из нас рассчитывает друг на друга и, я уверен, никто друг в друге не ошибётся!

Слова командира, твёрдые и успокаивающие, напомнили всем, что они в Космосе, что они сильны духом и вооружены знаниями и среди них нет нытиков и трусов. Ник Лов увидел спокойное лицо Вер Ли, вернувшееся на экран, улыбнулся ей и выкрикнул слова поддержки командиру, утонувшие в общем хоре голосов людей, единодушно готовых к борьбе и победе.