В глубинах океана

Глава 21

Это заняло немало времени, но я сделал все, что мог. Она внимательно читала каждую страницу, иногда молча кивая, иногда задавая вопросы после прочтения. Я отвечал на них в меру своих познаний.

Чуть ли не половина ее вопросов касалась того, в какой степени моя информация может зависеть от Берта. Прошло, должно быть, не меньше часа, пока мне удалось передать ей всю картину, которая сформировалась у меня самого.

Я закончил просьбой, которая являлась ключевым моментом всего плана.

«Мари, тебе надо вернуться назад и доложить обо всем. Что бы там ни говорил Берт, но Совет должен все знать. Мы с Бертом вернемся сами по себе, когда сможем, а тебе уже не нужно думать о Джои».

— Берт? С чего бы он стал возвращаться? Я знаю, что он останется. Он сам это признал. Ему нравится делать то, что хочется ему; о других он не думает. Он попытался убедить меня поступить так же, как он, грязная скотина. Именно потому, что он останется, я и прислушиваюсь к твоему предложению о том, чтобы уйти.

«Я не верю всему этому насчет него, — написал я. — Мне он тоже сказал, что остается, но он дал понять, что это не навсегда. Я счел тогда, что он присоединился к ним, чтобы узнать все, что нам необходимо знать, и вернется, когда — и если — сможет. Так же как и я».

— Я могу поверить, что таковы были твои мотивы.

Она снова замолчала на несколько минут, пока я прислушивался к стуку собственного сердца. Это были самые воодушевляющие слова, которые она когда-либо обращала ко мне, и мне стало еще хуже, когда я вспомнил о своей лжи. Мне пришлось повторить себе еще несколько раз, что все это делается ради ее безопасности. Но собственная безопасность Мари, похоже, не волновала. В течение последующих нескольких минут она достаточно четко дала это понять. Когда она заговорила снова, стало ясно, что она срочно подготовила новые планы.

— Ладно, — сказала она. — Я уйду, хотя до сих пор думаю, что они меня не отпустят. Устроят какой-нибудь несчастный случай. У меня, впрочем, есть идея, которая поможет получить ответ на вопрос, кто из нас прав.

Я вопросительно посмотрел на нее, но не стал ничего писать.

— Ты, похоже, веришь, что они хотят, чтобы я вернулась и обратилась к Совету, что ваша с Бертом трансформация может быть обращена и что вы снова сможете дышать воздухом, когда этого пожелаете. Верно?

Я кивнул.

— Ладно. Я не верю ни в то, ни в другое. Чтобы узнать это, плыви и скажи Берту, что я вернусь, если он вернется вместе со мной, в этой субмарине. Он сможет вернуться сюда снова, если захочет, но я больше поверю его сказке, если увижу, как он снова дышит воздухом, и я буду чувствовать себя в большей безопасности, если он будет со мной в этой лодке, когда я начну всплывать. Теперь можешь говорить, что моя мысль глупа, что это трата времени и усилий, и прочую белиберду.

Мне даже не было нужды в нормальной проводимости воздуха, чтобы заметить сарказм в ее тоне. Пожалуй, он выражался не столько в ее тоне, сколько в интонации. По крайней мере, я мог получить некоторое удовлетворение, удивив ее своим ответом.

«По мне, так это отличная идея, — написал я. — Найду Берта и изложу ему твое предложение. Но, полагаю, ты не примешь меня в качестве замены, если он предпочтет остаться подольше?»

Ее выражение слегка изменилось, но я не понял, что это значит.

— Боюсь, что нет, — сказала она. — Ты сможешь доказать свою точку зрения по поводу обратной трансформации, но как заложник ты не настолько ценен.

Это хоть как-то меня успокоило.

— Я собираюсь играть по своим правилам. Иди, найди Берта и узнай, что он скажет.

Я послушно уплыл. Берт на этот раз ждал у входа в помещение, улучшая свои познания в языке жестов с помощью наших давних приятелей — девицы и ее друзей, по крайней мере, двоих из них. Я не мог бы определить, который из них отсутствует.

Я свел все к одной фразе в блокноте и, приблизившись, показал ему:

«Мари утверждает, что вернется, если ты трансформируешься обратно и отправишься с ней вместе».

Он уставился на меня и смотрел чуть ли не полминуты, даже не потрудившись взять блокнот из моих рук. Затем внезапно схватил его и, не стирая, поплыл по туннелю к субмарине. Мы все последовали за ним. Он подплыл к переднему иллюминатору, где все еще виднелось лицо Мари, и показал ей блокнот с моей записью. Она посмотрела. Он указал на меня, на блокнот и взглянул на нее с выражением, которое мог понять любой, независимо от воспитания или культуры. Она ответила вслух:

— Именно так, Берт.

Он очистил страницу, озадаченно глядя на нее.

«Почему?» — написал он.

— Я, может быть, объясню позже. Ты возвращаешься?

Его ответ поразил Мари. Не представляю, что он сделал со мной.

«Несомненно. Потом я смогу возвратиться назад — здесь есть полезная работа. Но, может быть, действительно будет лучше, если я вернусь с тобой сейчас. Наверху нужно рассказать много такого, о чем у нас не 6ыло времени сообщать тебе».

Я решил, что таким образом он тактично намекает на ее отказ беседовать с ним в течение этих недель.

«Я мог бы разобраться в этом детальнее. — Он задумался и думал дольше, чем Мари читала эти фразы. Затем он продолжил. — Мы доведем твою субмарину до операционной — это легче, чем если ты сама будешь ею управлять — и подсоединим к шлюзу. Я войду в операционную, и там понизят давление. Серьезно возражать они не будут. Затем я пройду в твой люк, и мы сможем вернуться. — Он повернулся ко мне и добавил. — Хорошо?»

Я не был уверен, что это хорошо. Без Берта, насколько я понимал, ничего полезного я не смогу сделать. Без сомнения, девица и ее друзья, которые сейчас на нас смотрели, не дадут мне умереть с голоду, пока я не разберусь во всем сам. Они даже смогут отвести меня к Джои, если мне вообще предназначалось там работать. Но я не видел возможности быть полезным Совету при таких условиях. Надеюсь, вам и так ясно, что я никогда не собирался оставаться тут навсегда, как Джои. По крайней мере, в этом я Мари не лгал.

Выдвигать идею, что я могу вернуться с ними обоими, смысла не было. Мы не поместимся. Субмарина предназначена для одного человека, и даже Берту нелегко будет туда втиснуться.

Затем я вспомнил, что субмарина Берта все еще должна быть где-то здесь. Я схватил блокнот.

«Почему бы нам всем не вернуться? — писал я. — Твоя лодка тоже должна быть в исправности. Если Мари требует, чтобы ты находился в ее лодке, я мог бы воспользоваться твоей. Ты все равно сможешь вернуться сюда, или мы вместе вернемся, если этого требует работа».

Мне эта мысль казалась хорошей, и даже Мари, похоже, ее одобрила, но у Берта возникли некоторые вопросы. Должен признать, что он выступил по существу.

«В операционной могут обработать только одного человека за раз. Как только я пройду обработку, мы не сможем общаться во время твоей декомпрессии».

«Ты можешь объяснить им сначала всю программу. И вообще, я могу пойти первым».

«Я не уверен, что смогу так хорошо объясниться. Не забывай, что я не такой специалист в их верчении пальцами».

«Но почему я не могу пойти первым, а ты будешь указывать, какую субмарину подводить к шлюзу, и так далее, пока не придет твоя очередь?»

«Можешь, я думаю. Хотя сначала нам лучше проверить мою лодку. Она здесь уже давно, и ее использовали для разных работ. Флотационную систему уж точно надо проверять. Лично мне не хотелось бы рисковать, может быть, она не выдержит разницы давлений, но посмотрим. Лучше всего сначала все проверить».

Мари читала весь наш разговор и одобрительно кивала, так что мы отправились смотреть судно.

Он оказался прав. Подъемная жидкость вся вытекла. Система не использовалась месяцами, даже для переходов на незначительные расстояния, потому что здесь не было возможности изготавливать углеводород, легкость которого и послужила причиной его использования в флотационной системе. В местных лодках использовался твердый материал низкой плотности, как и в костюмах для плавания; чтобы использовать его для субмарины, потребовались бы серьезные переделки. Все решили, что и возиться не стоит.

«Я мог бы воспользоваться одной из местных лодок», — предложил я, когда ситуация стала нам ясна.

«И не пытайся, пока не изучишь их язык», — ответил он. Мне это показалось несерьезным. Субмарина есть субмарина, ты или разбираешься в них, или нет. Однако, заглянув в одну из них, я изменил свое мнение.

Я до сих пор не могу понять, почему они конструируют таким образом панели управления, ведь законы физики одинаковы как на дне моря, так и на его поверхности. Очевидно, различия в мышлении, связанные с их странным графическим языком, распространяются на большее количество аспектов восприятия жизни, чем об этом можно было бы судить с точки зрения простого здравого смысла.

Дело шло к тому, что этой парочке придется возвращаться без меня. Берт, казалось, был решительно на это настроен, да и я начал склоняться к тому же. Когда мы вернулись с новостями к Мари, она, однако, подала новую мысль. С тех пор я начал подозревать, что у нее на уме было нечто большее, чем просто стремление вытащить меня на поверхность, так же, как и в том случае, когда она настаивала, чтобы Берт отправился вместе с ней, но мне она ничего не сообщила. Видимо, потому, что у нее не было возможности поговорить со мной наедине.

— В моих цистернах лишней плавучести навалом, — внезапно заявила она. — Просто привяжите эту Бертову развалину к моим буксировочным крюкам, и мы сможем ее поднять. Вы говорите, что корпус достаточно прочный, чтобы выдержать давление, когда вы его снова откачаете.

Берт, казалось, был ошарашен — несомненно, потому, что сам до этого не додумался Во всяком случае, я так считал. Но он решительно согласился; на этом мы и договорились. Он пошел за помощью, чтобы переместить субмарины и договориться насчет операционной, а я воспользовался его отсутствием, чтобы написать Мари пару строк:

«Похоже, ты ошибалась насчет Берта. Он сразу пошел тебе навстречу, когда ты собралась подвергнуть его проверке».

— Я это заметила.

Я ждал дальнейших комментариев, но не дождался. Полагаю, мне следовало быть умнее, если я надеялся на что-то еще. Когда она все же заговорила снова, то на совершенно другую тему — вернее, я так подумал.

— Не забудь как можно тщательнее проверить места креплений на каждой из субмарин.

Я удивленно кивнул; проверка — это часть стандартной процедуры. И незачем специально об этом упоминать.

— И тросы тоже. Ты воспользуешься моими; они новее.

Я молча кивнул, удивляясь и слегка надеясь на продолжение. Все, что со стороны Мари звучало как заинтересованность в моем благополучии, давало мне достаточные основания для надежды. Я все еще на несколько миль отставал от хода ее мыслей, и лишь отчасти потому, что не начинал с таким багажом предубеждений. Я думаю, ей хотелось оставаться загадкой. Она решительно сменила тему, задав вопрос о людях, паривших в воде рядом со мной.

— Кто твои друзья? Не стала ли эта леди одной из причин того, что ты решил перестать дышать воздухом?

«Нет! — решительно написал я. — В жизни ее не видел до того, как трансформировался».

Я не мог понять, почему Мари смеется.

Не могу тебя познакомить, потому что никогда не слышал их имен. С их языком я и представить себе не могу, на что может быть похоже личное имя. Может, у них вообще нет имен».

Она улыбнулась в первый раз с тех пор, как мы с ней здесь увиделись.

— Тогда у тебя есть причины остаться. Нет, не спеши указывать мне на то, что до операции ты не знал об их языке. Я знаю, что не знал. Но теперь знаешь, и это для тебя серьезная рекомендация в пользу здешних мест.

Как ни странно, я об этом и не подумал. Хотя она была совершенно права. Мое имя, которое я не переносил, — единственная загвоздка в моей жизни, которая не могла последовать за мной сюда. Мари следила за выражением моего лица и, думаю, читала его как открытую книгу. Она рассмеялась еще громче. В данных условиях звук не совсем походил на смех, но он отличался от обычной речи вполне достаточно для того, чтобы мои спутники обратили на него внимание. Ничего не понимая, они смотрели то на меня, то на подводную лодку. Впрочем, девица снова улыбнулась.

В какой-то мере Мари была права. Если бы действительно по какой-то причине мне пришлось остаться…

Я решительно отбросил эту мысль. Куда Мари, туда — рано или поздно — и я.