Узник ночи

Глава 4

ВЕСНА НАСТУПИЛА В РАЗГАР ЯДЕРНОЙ ЗИМЫ.

Откликаясь на неожиданный зов, тело Дюрана прошло сквозь льющийся в его камеру водопад, разделяя падающий поток, разбивая струи воды на беспорядочные кристаллические брызги. Теплая вода летнего дождя, шедшего наверху, падала на макушку и стекала по длинным волосам, омывая плечи и туловище, давая передышку от холода, которая, как он знал по опыту, не продлится долго.

Холод в темнице был подобен проклятию, под которым он жил, всепроникающему и неумолимому, и обычно он не приближался к теплому потоку. Возвращение к холоду, в котором он жил, было труднее выносить после короткого облегчения.

Лучше чувствовать боль непрерывно, чем возвращаться в нее после передышки.

Но этот запах…

Дражайшая Дева-Летописеца, о этот запах. Он манил его вперед, хотя логика предостерегала от этого.

Та, что была по другую сторону… Он не утруждал себя тем, чтобы убрать с лица мокрые волосы, ведь ему не нужны были глаза, чтобы поклоняться ей. Нос подсказывал ему все, что он хотел знать. Она была пищей для умирающего с голоду, согревающим огнем, глотком воздуха в момент удушья.

Инстинкты подсказали ему все это мгновенно и безвозвратно.

А потом она закричала.

Крик ужаса вырвал его из гипнотического оцепенения, он снова почувствовал холод и осознал себя здесь и сейчас.

Теперь он сфокусировал взгляд сквозь пряди волос, пытаясь рассмотреть ее через прутья.

Факел, который она держала в руке, давал неверный свет, оранжевое пламя освещало ее сильное лицо, шею и плечи. Высокая для женщины, крепко сложенная, с темными волосами, зачесанными назад. Она была одета в черное, как ночная охотница. Ветровка, видимо сделанная не из хлопка, ничего подобного раньше ему видеть не приходилось.

Она зажала рот рукой, обрывая крик. Из-под темных бровей широко раскрытые светлые глаза, обрамленные темными ресницами, разглядывали его обнаженное мускулистое тело — и его многочисленные шрамы — со смесью отвращения и ужаса.

Дюран мгновенно почувствовал себя опустошенным. Чэйлен отправил ее сюда, как олененка, что привязывают в лесу, чтобы монстр мог осушить его досуха, чтобы выжить. Так несправедливо. Но была и другая причина, по которой он горевал. Она была первой жертвой, после стольких лет пребывания здесь, внизу, которую он действительно хотел.

Чэйлен сдержал свое обещание данное вечность назад: Завоеватель наслаждался страданиями, которые он причинял, питаясь гневом и муками, которые испытывал его пленник. И он знал, что Дюран ненавидел кормление от женщин своей расы и от человеческих женщин, потому что все, кого сюда присылали неизбежно были проститутками, посланными сюда в качестве наказания за свое ужасное поведение.

Две по цене одной для ублюдка, так сказать.

Кроме этой… Она была здорова, не заражена болезнями и полностью в сознании, не одурманена препаратами.

Его тело мгновенно отреагировало на ее присутствие. Он затвердел, желая контакта…, проникновения.

Он почти не осознавал признаков желания. Впрочем, неважно. Он возьмет ее кровь, потому что ему нужно быть достаточно сильным, чтобы сбежать, когда наступит подходящий момент. Но дальше кормления дело не пойдет, и не только потому, что ему нравилось злить своего похитителя. Как человек, который не имел власти над собственным телом целую вечность, проведенную здесь, внизу, он заставлял себя брать только вену, потому что понимал, что не имеет право даже на это. Он не мог допустить дальнейшего насилия, даже если все те женщины, что бывали здесь, хотели его.

Дюран подошел к решетке и стал ждать. Когда стражники не вышли из-за ее спины, чтобы открыть ворота, он нахмурился.

Новая пытка, решил он. Чем еще это может быть.

Одному Богу известно, что они сделают с этой женщиной, недосягаемой, хоть и стоящей прямо перед ним. Охранники, как не раз уже доказывал Чэйлен, полностью работоспособны, даже если не могли произнести ни слова.

Ярость, охватившая его, была неожиданной, потому что, как и любой сексуальный импульс, он не испытывал ее очень долго. После всех этих лет его темперамент угас, хотя сердце продолжало биться. Неумолимая природа физической боли и унижений была такова, что он, по большей части, уже ни на что не реагировал.

Терпение, подпитывающееся чувством мести, было его единственным чувством.

Но не сейчас.

Эта женщина не была не такая, как все, по целому ряду причин. И из-за этого Дюран почувствовал, как его охватывает яростное желание защитить ее и, если понадобиться, то и убить ради этого.