В окно светило яркое солнце, мешая смотреть телевизор. Оно остервенело бликовало на экране, да еще начались какие-то помаргивания и подмигивания. Экран то тускнел, то вновь разгорался. Через пять минут телевизор погас окончательно. Ругнувшись, Матвей подошел к выключателю и щелкнул. Электричества не было. Поразмыслив с минуту, Матвей решил не уходить. Может быть, свет выключили ненадолго, и он еще успеет досмотреть фильм. Он поудобнее устроился в кресле и не заметил, как заснул.
Когда проснулся, увидел за окнами голубые сумерки, а перед собой двух незнакомых подростков в одинаковых темных одеждах, держащих его на прицеле неподвижных, немигающих глаз.
— Вы кто такие? — Матвей спросонья был подозрителен и неприветлив — ситуация к тому располагала. — Как сюда попали? Это неприкосновенная собственность, частные владения…
— Мы пришли за тобой, — прервали его. — Пойдем.
Матвей открыл было рот, чтобы сказать, что никуда не пойдет. Но в этот миг говоривший с ним юнец протянул вперед руку. Матвей медленно поднялся и произнес:
— Я готов.
Все трое, не торопясь, покинули квартиру.
Во дворе Митя нагнал Анну. С большим полиэтиленовым пакетом в руке она шла к дому. На ней было короткое платье без рукавов. Каштановые волосы собраны в немного беспорядочный водопад.
Митя предложил помощь и отобрал у нее тяжелый пакет. В последнее время она появлялась здесь часто — стала почти сиделкой для матери Ильи, который где-то подрабатывал.
Шагая рядом, Митя думал о том, отчего это женское совершенство встречается так редко и случайно, и к тому же предназначено другому. Хотя, разумеется, никто его ни к чему не предназначал. Совершенство не нуждается в оправдании какими-то целями и назначениями. Оно само по себе есть оправданная цель, а то, что оно находит возможность одарить собой кого-либо — не более чем случайность. Собственно говоря, сила красоты состоит именно в ее абсолютной случайности и мимолетности. И если по-хорошему вдуматься в сущность этой силы, то все вздохи о редкости красоты покажутся вялотекущей истерией старой девы. А вздохи, за которыми следуют практические выводы в виде растиражированного совершенства, прямо переходят в разряд преступных действий. Мите было до слез жалко Джоконду, наштампованную на майках. Потерянное создание, она вела жалкую жизнь субретки, основательно потрепанной известно каким образом…
Сипло гудя и подрагивая спустился лифт. Лампочка в кабине подмигивала, собираясь перегореть. Но когда она вдруг совсем погасла, а лифт, дернувшись в последний раз, остановился на полпути, Митя понял, что лампа и не думала перегорать. Просто в доме опять отключился свет, как бывало не раз и не два, а очень часто.
— Ой! — сказала Анна. — Застряли!
— Только без паники, — ответил Митя твердым и бодрым голосом. — Свет у нас обычно вырубают максимум на несколько часов. Так что жить будем.
Они оказались в кромешной темноте, зависнув где-то между этажами. В их распоряжении был квадратный метр лифта и много свободного времени. Ситуация складывалась очень интересная. Для очистки совести и демонстрации своей благонадежности Митя попытался вручную открыть двери. Потерпел фиаско, вытер пот со лба и констатировал:
— Наглухо засели. Можно располагаться поудобнее. Надеюсь, вы не страдаете клаустрофобией?
— Через час мы здесь будем умирать от духоты и жары.
— Ничего, прорвемся, — ненатурально радостным голосом сказал Митя. — Воздух поступает, хоть и немного. Только бы с голоду не умереть.
— Может, покричим?
— Маловероятно, что кто-то услышит. Да вы не волнуйтесь. Я не кровожаден и даже могу быть интересен. Если хотите, конечно.
— Я не за себя волнуюсь. Там Любовь Андреевна одна осталась. Илья придет не скоро. А если мы здесь до утра просидим?
— Все в руце Божьей, — лицемерно сказал Митя. — Ну, чем прикажете вас развлекать? Анекдотами?
— Избавьте, — поморщилась она.
— Отлично. Давай на «ты»? Знаешь, о чем я подумал? Вот представь — на земле произошла глобальная катастрофа, человечество вымерло, остались мы вдвоем. Мы забыли свое прошлое и нам кажется, что мы и не жили совсем вот до этого момента. Нас только двое на всем свете. Как Адам и Ева в райском саду. Заманчиво?
— На первых людях всегда лежит слишком большая ответственность.
— По-моему, эту ответственность нагружают на них постфактум их потомки. Первые люди абсолютно свободны, в том числе от всяческих предрассудков. Они должны быть по-настоящему счастливы в своем раю.
— Если бы этот лифт был райским садом, я предпочла бы изгнание из рая.
— Забавно, — сказал Митя. — А если серьезно?
— Если серьезно, я выбрала бы то, что имею сейчас.
— Значит, лифт, — уточнил Митя…
— Ну уж нет. Я выбрала бы то же, что Ева. И мой Адам сделал бы то же самое. — В ритме ее дыхания появилось нечто интересное.
— Ты думаешь? — спросил Митя и замолчал, размышляя. — Черт, жарко, — выдохнул он затем и расстегнул рубашку.
Лифт наполнился долгой тишиной. Молчание было полно смыслами, и от этого у Мити начинала кружиться голова. Она была так близко, совсем рядом, он мог до нее дотронуться. Но в замкнутом пространстве любой жест, любая мысль, любая эмоция рикошетом отскакивают от стен, приобретая накал безумия…
Время осталось снаружи, а в лифте из ничего родилась вечность. Бесконечность спустя Анна прошептала:
— Ну и жара!
Мите показалось, что он еще на шаг приблизился к границе безумства. Сам он давно избавился от рубашки и вытирал ею пот с лица.
— А знаешь, эта игра — в Адама и Еву… Мы могли бы продолжить ее. — В ее тихом голосе Митя уловил неуверенность.
Вдруг он почувствовал, как она дотронулась до его руки. В один миг он оказался по ту сторону границы — она перевела его через черту, и не было больше препятствий. Митя накрыл ее руку своей, поднес к губам и поцеловал в ладонь.
— Нас только двое, — сказала она. — Мы могли бы сотворить целый мир…
Митя целовал ее. Как и полагалось Адаму, помнившему о рае, — неторопливо и нежно.
— Моя Ева, я люблю тебя, — тихо говорил он. — Не бойся, я держу… Так хорошо?
— Да. Только не торопись… В этом и в самом деле что-то есть, — шептала она. — Первобытное.
Она негромко застонала, голова ее упала на плечо Мити.
— Теперь ты настоящая Ева.
— После грехопадения…
В их раю по-прежнему царила темнота, и повисшее молчание все так же было наполнено немыми смыслами — но совсем другими. Ева молчала о чем-то в своем углу, Митя безмолвствовал в своем.
— Ты жалеешь?
— Я хотела этого, — ответила она после паузы. — Ты, наверное, презираешь теперь меня?
— Разве Адам может презирать свою Еву?
— Мой Адам, скорей всего, еще не вернулся домой, — вздохнула печально Анна. — Я должна тебе сказать. Все, что здесь произошло с нами — просто случайность. Не знаю, что на меня нашло.
— Не надо ничего объяснять, — остановил ее Митя. — Конечно, это случайность. А случайности не нуждаются в оправданиях.
И вдруг зажглась лампочка.
— Да будет свет! — возликовала Анна и посмотрела на часы. — Девять часов. Если это вечер того же дня, в чем я совсем не уверена, то мы здесь пробыли три с половиной часа. Неплохо, да?
— Чудовищное везение, — ответил Митя, натягивая рубашку.
На пятом этаже, выходя, он обернулся в дверях:
— Да здравствует мир?
— Сотворенный первыми людьми, — засмеялась она и нажала кнопку шестого этажа.
В квартире горел свет и надрывно орал включенный телевизор. Но Матвея не было. Лениво отреагировав на это легким ругательством, Митя отправился в ванную приводить себя в порядок.