Ушедший в бездну

Глава 7 Ведьма

— Где Лендерт?

— Он скоро вернётся. Его вызвал ваш отец.

— Мой отец…

Конрад в отчаянии заломил руки (у кого он научился этому жесту?!) Дингер раздражённо отвернулся. Чёрт! Не хватало, чтобы это капризное создание забилось в истерике! Скорее бы возвратился Лендерт…

— Ненавидишь меня? — Конрад усмехнулся с откровенной злобой. — Ничего, я завтра уеду. Герхард отправляет меня в Баварию, и ты поспособствовал этому, ведь на самом деле Фрица убил ты, а не я!

— Да, ваша светлость, — невозмутимо признался Дингер: трудно обмануть того, за чьей спиной стоит дьявол. — Но почему-то вы до сих пор не выдали меня и были очень любезны со мной. Стало быть, я могу надеяться на ваше прощение?

— Надейся… Только завтра меня здесь уже не будет. Какая разница, простил я тебя или нет? Мы больше никогда не увидимся. К тому времени, как я вернусь в Норденфельд, ты умрёшь от старости.

— Лучше умереть от старости, чем быть повешенным. Я благодарен вам, ваша светлость.

Конрад подошёл к окну.

— Как ты думаешь, далеко отсюда до Баварии?

— Не могу сказать точно, ваша светлость. Всё зависит от того, каким путём ехать. Мы наверняка поедем через Прагу. В любом случае недели две — три на дорогу уйдёт. Вы ведь не будете мчаться без отдыха день и ночь.

Дингеру показалось, что его слова обрадовали мальчика.

— Значит, мы поедем через Прагу, — тихо произнёс Конрад, глядя в окно на холмы, меж которыми угадывалась дорога.

Лендерт вернулся мрачный и растерянный.

— Собирайся в путь, — сказал он Дингеру, — завтра мы уезжаем в Зенен.

— Мы?!

— Да, приятель. Барон приказал нам сопровождать его сына в пути и остаться с ним в Зенене, так что простись с благодатной моравской землёй.

Сказать по правде, Дингер остался доволен этим известием. "Благодатной моравской земле" он предпочёл бы Аравийскую пустыню, только бы оказаться как можно дальше от Норденфельда. Моравия была ему так же чужда, как и Бавария. Его раздражали здешние жители — все эти словаки, ганаки, чехи и прочие славяне с их уродливым языком и нелепыми обычаями. Будь его воля, он уехал бы на север, к морю…

Но с Лендертом он не стал откровенничать. Если Герхарду угодно, они поедут в Зенен и, возможно, благодаря этому, сохранят свои жизни.

Конрад с трудом скрывал горе и ярость. Отец снова унизил его, решив отослать с глаз долой.

Огорчён был и Лендерт. Он привык к Моравии. Ему нравились мягкие вершины пологих холмов, окружающих Норденфельд, золотистые поля ячменя и ржи, светлые пруды, над которыми кружили стаи чаек, совсем как на его родине, в Голландии. Он чувствовал, что никогда больше сюда не вернётся.

Ночью ему так и не удалось уснуть. Он сидел у постели своего маленького хозяина. Конрад лежал с закрытыми глазами, но не спал — неровное дыхание выдавало его.

Перед самым рассветом Лендерт ненадолго задремал и вдруг проснулся, словно на плечо ему легла невидимая рука. Постель Конрада была пуста. Мальчик стоял на балконе, подставив лицо прохладному ветру. На востоке мерцала утренняя звезда.

Лендерт вышел на балкон.

— Пойдёмте в комнату, ваша светлость, вы простудитесь.

Конрад молча кивнул. Он дрожал от холода. Лендерт увёл его в спальню.

— Я не усну, — сказал Конрад. — Скоро за нами придут. Помоги мне одеться.

Тонкая бледная полоска зари едва проступила вдали над холмами, когда пришёл капеллан. Конрад был уже одет и ждал, сидя у окна.

В комнате слуги заспанный Дингер укладывал свой немудрёный скарб в походный мешок. Лендерт тоже отправился собирать вещи, оставив Конрада наедине со священнослужителем. Беседовали они недолго: барон отвёл сыну мало времени для молитвы перед дальней дорогой.

Капеллан ещё не успел уйти, как явились два лакея проводить наследника к карете. Прижимая к груди Библию, Конрад приостановился на пороге, в последний раз обвёл взглядом свою комнату и медленно вышел. За ним последовали капеллан и лакеи. Лендерт и Дингер шли впереди, освещая путь фонарями.

Во дворе ожидала четырёхместная дорожная карета, запряжённая четвёркой лошадей разной масти: тремя гнедыми и вороной, на спине которой покоилось форейторское седло. За каретой стояла повозка с багажом. Лендерт поставил в неё сундучок со своими вещами, а сверху бросил мешок Дингера. Шестеро вооружённых слуг — охрана наследника — держали под уздцы осёдланных коней.

Один из лакеев открыл дверцу кареты.

Конрад с отчаянием оглянулся на капеллана.

— Я не могу ехать, пока отец не благословит меня! Отведите меня к нему!

Никто не двинулся с места.

— Ваша светлость… — робко начал капеллан.

В этот момент на крыльцо в сопровождении пажа, несущего факел, вышел барон Норденфельд. Конрад сделал движение, словно намеревался броситься к отцу, но, увидев выражение его лица, сдержал свой порыв. Герхард неторопливо спустился по мраморной лестнице и подошёл к сыну. Мгновение они смотрели друг на друга, будто сквозь невидимую стену. Плечи Конрада чуть заметно дрогнули, он опустил глаза. Герхард перекрестил его.

— Дитя моё, надеюсь, вы будете счастливы в Зенене и ваша душа, наконец, обретёт покой и благодать Божью.

Это были последние слова, которые довелось услышать Конраду от барона Норденфельда. По крайней мере, в земной жизни…

…У ярости ослепительный, красно-оранжевый цвет огня.

Очнувшись, Конрад резко тряхнул головой, стремясь поскорее избавиться от страшного видения: ему снились объятые пламенем, разъярённые животные. Они дрались между собой, сгорая в огне собственной ненависти…

Пока он спал, совсем рассвело. Между неплотно задёрнутыми занавесками кареты виднелось ясное небо.

Он взглянул на своих спутников. Лендерт и Дингер дремали, сидя напротив него. Высокий широкоплечий голландец упирался локтем в бок худощавого Дингера.

Карета была достаточно стара, но в её конструкции имелось важное новшество — рессоры. Перед долгим путешествием её покрасили, обтянули сидения бархатом, заменили грубые кожаные занавески более длинными и красивыми, из плотного жемчужно-серого шёлка.

Конрад лежал на заднем сидении, укутанный тёплым пледом. Бессонная ночь, переживания и долгая дорога утомили его. Он никогда не выезжал так далеко за пределы имения. У него невыносимо болела голова.

Приподнявшись, он отодвинул занавеску и выглянул в окно. Солнце озаряло долину удивительной красоты, окаймлённую такими же низкими холмами, как те, что окружали замок Норденфельд. По их склонам зеленели сады, а выше, до самых вершин, поднимался густой лес. Карета катилась по пустынной дороге, пролегающей через поля. Лошади бежали ровной рысью, направляемые твёрдой рукой опытного форейтора, и пассажиры почти не ощущали тряски. Тем не менее, Конрада укачало. Чувствуя, что не может справиться с подступающей тошнотой, он тронул Лендерта за колено.

— Прикажи остановить, мне плохо.

Не дожидаясь, пока разбуженный голландец сообразит, в чём дело, Конрад открыл дверцу кареты и выпрыгнул на ходу. Чудом ему удалось удержаться на ногах.

— Стой! — крикнул форейтору Лендерт и выскочил следом, успев оттолкнуть мальчишку на обочину дороги. Мимо них странным зигзагом проехала повозка с багажом. Испуганный возница тянул на себя поводья. К счастью, запряжённая в повозку рыжая кобыла оказалась смирной и непугливой. Она остановилась, удивлённо пофыркивая и поводя ушами. Но норовистые лошади следовавшей сзади охраны с ржанием поднялись на дыбы.

— Ну, ваша светлость, — прошипел Лендерт, потирая ушибленное плечо, — вы счастливчик… и я тоже.

Конрад рассмеялся. Его головную боль как рукой сняло. Он сидел в пыли, упираясь ладонями в землю.

— Зато меня сразу перестало тошнить. Лендерт, не сердись. Давай остановимся здесь и передохнём.

— Посреди дороги, ваша светлость? — голландец встал и протянул Конраду руку, но тот не спешил подниматься. — Не стоит останавливаться на открытом месте, — Лендерт старался быть мягким и терпеливым, хотя ушибся он сильно. — Доедем до леса, там и сделаем привал.

— Я не поеду, — упрямо сказал Конрад. — Я пойду пешком.

Дингер вылез из кареты, отошёл на обочину, бесцеремонно расстегнул штаны и пустил струю, целясь в камень, на котором дремала жирная ящерица.

— Ладно, ваша светлость, — уступил Лендерт, — отсюда до леса недалеко. Наши люди поедут вперёд и подождут нас на опушке, а мы с вами пройдёмся, разомнём ноги.

Довольный мальчишка тут же вскочил и принялся отряхиваться.

— Я тоже прогуляюсь, — сказал Дингер, — что-то у меня спина разболелась. Полдня просидеть на подушках! По мне лучше идти пешком.

— Ян, — окликнул Лендерт старшего из верховых. — Поезжайте к лесу и ждите нас там.

С грохотом и цокотом подков кортеж тяжело двинулся вперёд, поднимая тучи пыли. Лендерт, Дингер и Конрад неторопливо направились следом. Довольный тем, что настоял на своём, мальчик украдкой погладил голландца по руке и состроил ему умильную рожицу. Старик усмехнулся. Ладно, Бог с тобой, сорванец.

Для прогулки денёк выдался просто замечательный, хотя и жарковатый. По обе стороны дороги тянулись поля ячменя. Над ними высоко в небе носились стрижи. Справа, на вершине одного из холмов высился большой замок. В лучах утреннего солнца он казался розовым. Высокий, узкий, как стрела, донжон упирался острым шпилем в небо. Мощная зубчатая стена поднималась из густой зелени, словно хребет огромного дракона, свернувшегося кольцом вокруг прямоугольного здания с множеством башенок. Среди деревьев виднелась арка моста, ведущего к воротам.

Конрад так загляделся на замок, что споткнулся о лежавший посреди дороги обломок деревянного колеса. Дингер поддержал его под локоть:

— Осторожнее, ваша светлость.

— Как красиво, — удивлённо проговорил Конрад, не сводя глаз с величественного замка.

— Это Хелльштайн, — сказал Лендерт, чёрт дёрнул его за язык!

Конрад замедлил шаг.

— Хелльштайн? — с волнением переспросил он. Его щёки зарумянились, словно на морозе. — Лендерт, я хочу туда! Едем немедленно!

Дингер хмыкнул.

— Ну, ваша светлость, ваши желания меняются быстрее, чем их могут исполнить два старика. Только что вы отпустили карету, а теперь вам понадобилось ехать в тот замок на горе. Но ехать-то нам не на чем, а пешком мы туда и до ночи не доберёмся, разве что пойдём через поля.

— Нет уж, — решительно прервал эту тираду Лендерт, — даже если бы мы сейчас сидели в карете, а позади нас ехали слуги, я бы не решился свернуть с дороги и отправиться в гости к здешним господам. Нас могут встретить не очень-то дружелюбно.

— Хелльштайн принадлежит пану Мирославу, другу моего отца, — высокомерно возразил Конрад.

— Ваша светлость, — ответил Лендерт, — я слышал, что владелец Хелльштайна не отличается гостеприимством. Барон поручил мне охранять вас в пути и заботиться о вашем благополучии.

— Поэтому мне пришлось выпрыгнуть из кареты на ходу, чтобы обратить на себя внимание моих слуг, которые слишком крепко спят! Хорошо же вы обо мне заботитесь! Я хочу пить!

Маленький поганец! Лендерт начинал закипать от злости. Плечо у него всё ещё саднило.

— Придётся потерпеть, ваша светлость. Все наши припасы и вода остались в карете.

Дингер молча снял с пояса флягу и протянул Конраду. Мальчишка приостановился и, не отрываясь, осушил её: жажда его была не притворной.

— Да-а, ваша светлость, — задумчиво протянул Дингер, наблюдая за ним, — напрасно вы отпустили карету.

Сделав несколько шагов, Конрад пошатнулся. Изумлённый Лендерт подхватил его.

— Быстро же вас развезло, ваша светлость, — ухмыльнулся Дингер.

Лендерт с досадой глянул на приятеля.

— Старый дурень! Что ты ему подсунул?

— Отличное вино трёхлетней выдержки. Теперь наш ангелочек никуда не упорхнёт, и капризов у него поубавится.

Конрад с пьяным смехом опустился на землю.

— Придётся вам нести меня, я не могу идти, — он лёг навзничь, сложил руки на груди и прикрыл глаза.

Дингер хихикнул:

— Ну, заботливый слуга, что будем делать?

Лендерт не ответил. Вдали на дороге, в той стороне, откуда они приехали, клубилось облако пыли. Бог знает, почему голландец ощутил тревогу.

— Сойдём-ка с дороги, — сказал он Дингеру. — Возьми мальчика на руки. У меня болит плечо.

Высокие колосья ячменя укрыли их от глаз скачущей во весь опор компании. Впереди, в окружении целого отряда шляхтичей и слуг, мчался на крупном караковом жеребце владелец Хелльштайна, статный, темноволосый, одетый во всё чёрное. "Лёгок на помине", — подумал Лендерт.

Шумная компания пронеслась мимо прячущихся среди колосьев путников и недалеко впереди свернула на узкую боковую дорогу, ведущую в Хелльштайн. Когда стих шум бешеной скачки и осела пыль, Лендерт поднялся с земли. Налитые колосья доходили ему до груди.

— Надо спешить. Чего доброго, кто-нибудь из этих господ вздумает вернуться или отослать обратно слуг.

Дингер тяжело, с усилием встал, неловко прижимая к себе Конрада. Тот недовольно шевельнулся, пытаясь высвободиться.

— Отпусти меня, я пойду сам, — сказал он совершенно трезвым голосом.

— Сделайте милость, ваша светлость, — Дингер поставил его на землю.

Раздвигая волны колышущегося на ветру ячменя, Конрад проворно выбрался на дорогу. Отрезвил ли его испуг при виде вооружённых всадников, или же он только прикинулся пьяным, чтобы посмеяться над слугами? Второе казалось более правдоподобным. Лендерт шёл, поглядывая в ту сторону, куда умчалась компания. Позади него Дингер громко чертыхнулся, попав ногой в кротовую нору.

Конрад весело помахал своим спутникам. На фоне серебристо-жёлтой дороги и золотых колосьев, в лучах приближающегося к зениту солнца он сам казался золотистым, несмотря на черноту его траурной одежды. Маленький светлый дух полей. Как же безжалостен был тот, кто решился вырвать его из родной стихии!

— Скорее, а то ещё кто-нибудь появится, и нам снова придётся лезть в овёс!

— В ячмень, ваша светлость, будь он неладен! — сдавленным от боли голосом отозвался Дингер. — Проклятье! Я вывихнул ногу!

Тут уж рассмеялся не только Конрад.

— Если мы всё-таки, с Божьей помощью, доберёмся до Баварии, там наверняка решат, что в Чешские земли опять вошли шведы, — пошутил Лендерт.

До леса добрались относительно быстро, несмотря на то, что Дингер заметно прихрамывал. На дороге было пусто и тихо. Хелльштайн, поглотивший шумную компанию, безмолвствовал, сияя, как драгоценный розовый камень на лазурном полотнище неба.

На опушке леса ожидал Ян.

— Здесь неподалёку ручей, — сказал он Лендерту. — Мы остановились возле него.

Голландец одобрительно кивнул. Высокий, крепкий Ян был лучшим из челяди барона Норденфельда и не даром удостоился чести возглавлять отряд, сопровождающий наследника в пути.

На земле пана Мирослава было опасно устраивать длительный привал. Ян отвёл кортеж на большую поляну, закрытую от дороги густым кустарником. Рядом в овраге шумела речушка. Слуги распрягли лошадей, расстелили на траве дорожные плащи, достали припасы и уселись завтракать.

Конрад спустился к речке, утолил жажду и умылся. Дингер с трудом дохромал до кареты, привалился спиной к колесу, стянул сапог и принялся растирать опухшую лодыжку, ругая последними словами злосчастного крота и весь животный мир моравских полей. Лендерт вытащил из-под сидения плетёную корзину с провизией, предназначенной для Конрада, и позвал мальчика завтракать. Тот примчался, легко и ловко, как белка, взобрался на высокую подножку и нырнул в уютное нутро кареты, обитое тёмно-красной тканью.

— Эй, может, и мы перекусим? — спросил Дингер Лендерта. — Я там кое-что прихватил для нас с тобой.

— Держи! — Конрад бросил ему свёрток с жареной курицей.

Солдат поймал лоснящуюся от жира птицу, которой при жизни летать не доводилось.

— Спасибо, ваша светлость, у вас добрая душа, но к этой курочке сама собой напрашивается кружка пива.

— Поднимись сюда, будет тебе пиво, — сказал Лендерт.

В корзине среди груды провизии, издающей аппетитные запахи, стояла большая фляга с пивом. Удобно устроившись на сложенном вчетверо пледе, Конрад вынимал свёрток за свёртком, разворачивал их и либо небрежно кидал обратно, либо, если содержимое казалось ему привлекательным, пробовал на вкус. Дингер забрался в карету, сел на пол перед корзиной и достал из неё флягу.

— Ты тоже ешь с нами! — приказал Конрад Лендерту. — Мои близкие друзья всегда будут есть со мной за одним столом.

После завтрака Ян и Лендерт разрешили усталым спутникам вздремнуть. Как-никак из Норденфельда выехали ещё затемно, а сейчас был полдень. Слуги, возница и форейтор улеглись, кто на плащах, кто прямо на траве. Дингер, поругиваясь от боли, прилёг на сиденье кареты. Конрад выспался в пути, и теперь ему хотелось погулять.

— Я пойду к Лендерту, — сказал он Дингеру.

Карета стояла, чуть наклонившись набок. Конрад спрыгнул с подножки и огляделся. Большая поляна имела форму полумесяца, один рог которого вонзался в бурелом, а другой упирался в дорогу. Вокруг росли высокие старые деревья, поднимаясь из густой молодой поросли и кустарника. В раскидистых кронах щебетали птицы. Маленькая синичка прыгала по толстой ветке прямо над каретой и без опаски поглядывала на Конрада.

На дальнем краю поляны Лендерт и Ян беседовали, сидя на стволе поваленного дерева. Монотонный шум речки заглушал их голоса. Голландец курил трубку. Прочие слуги спали. Стреноженные лошади лениво щипали траву. Глядя на них, Конрад подумал о побеге. Хелльштайн был близко. За его неприступными стенами, под защитой пана Мирослава маленький наследник Норденфельда мог спрятаться от своей свиты. Он не сомневался в том, что Мирослав поможет ему.

Рослый вороной жеребец по кличке Султан подошёл совсем близко к тихо стоящему мальчику. Конрад учился верховой езде с шести лет и чувствовал себя в седле вполне уверенно. Он не боялся лошадей. Отчаянная мысль промелькнула у него: вскочить на Султана и умчаться в Хелльштайн, но мальчик понимал, что даже на этом быстроногом скакуне не сможет уйти от таких искусных наездников, как Ян и Лендерт. Султан не отличался покладистым нравом, он принадлежал Яну и привык к его твёрдой руке.

Выход был один — незаметно ускользнуть от не слишком внимательных слуг и идти в Хелльштайн пешком.

Заметив Конрада, мужчины умолкли. Он подошёл и сел между ними. При нём они явно не хотели продолжать беседу. Он ощутил неловкость и раздражение. Что за секреты у них от него? Разве у слуг могут быть тайны от хозяина?!

— Почему бы вам не вздремнуть, ваша светлость? — сказал Лендерт. — Вы ведь почти не спали ночью.

Конрад едва сдержал смех: ему пришла на ум отличная идея, как обмануть этих двоих, пока остальные спят.

— Да, — согласился он, — я вернусь к Дингеру и посплю.

Соскользнув с бревна, он направился к карете. Мужчины возобновили прерванную беседу.

У кареты Конрад оглянулся. Они не следили за ним. Он спустился к речке и пошёл вверх по течению. Овраг был довольно глубок. Кое-где его края поднимались отвесно, как стены. По склонам росли кусты и невысокие деревья. Их корни торчали из земли, словно тела мёртвых змей. Солнечные лучи не могли пробиться сквозь густые кроны, и внизу, у воды, царила глубокая тень.

Прыгая маленькими водопадами с каменистых уступов, речка становилась шумнее и глубже. В некоторых местах она настолько расширялась, что приходилось идти по колено в воде, придерживаясь за корни и ветви нависших над ней кустарников. Конрад не разувался, боясь поранить ноги об острые камни. Его туфли с широкими лентами из чёрного атласа стали тяжёлыми, как колодки. Мокрые чулки облепили икры.

От реки исходило ощущение опасности; казалось, в любой момент она может превратиться в ревущий, сметающий всё на своём пути поток. Конрад поглядывал на склон оврага, чувствуя себя в ловушке. Взобраться по такой крутизне было непросто.

Временами сквозь шум реки ему чудились голоса, зовущие его по имени. Он замирал и прислушивался. Конечно, его давно хватились и теперь искали. Наверняка слуги разделились: одни выехали на дорогу, ведущую в Хелльштайн, другие обследовали лес вокруг поляны. Конрад не задумывался над тем, какая участь ожидает его спутников. Он глупо, по-детски сердился на них за то, что они увозили его в чужую незнакомую страну, в замок с ужасным названием Зенен…

…Голос Лендерта прозвучал отчётливо, над самым краем обрыва. Конрад быстро огляделся. Впереди, буквально в нескольких шагах, путь ему преграждала гряда валунов, покрытых пятнами мха. В этом месте речка была глубокой, но узкой. С противоположного берега к ней тянулись ветви почти горизонтально наклонившегося над обрывом дерева. Конрад бросился к валунам. Ближайший из них имел небольшой выступ. Мальчик втиснулся в узкую сырую щель между песчаным берегом и каменным навесом, перевернулся на бок и поджал ноги. Маленький и худой, он без особого труда уместился в этом укрытии, а ветки, нависшие над валунами, заслонили его от глаз Лендерта.

Постояв над обрывом, голландец ушёл, но Конрад ещё долго лежал, затаив дыхание. Его одежда отсырела: песок под камнем был мокрым и неприятно холодил. Не выдержав, Конрад выбрался из своего укрытия и принялся отряхиваться.

Его беспокоило, что кто-нибудь из слуг мог догадаться, каким путём он ушёл. Спрятаться в овраге было негде. Конрад вскарабкался на валуны, перегородившие часть русла. Речка за ними разлилась от берега до берега. Бросив в воду камень, он убедился в том, что запруда под валунами глубока и вброд её не перейти.

Цепляясь за корни и ветки нависшего над водой кустарника, Конрад выбрался из оврага и увидел тропинку. Возможно, по ней и направился Лендерт. Конрад побежал в другую сторону — к дороге, ведущей в Хелльштайн. Он был уверен, что скоро выйдет на неё, ведь он не успел далеко отойти от лагеря. Ему чудилось, что вот она, дорога, совсем рядом, за ближайшим пригорком… или за следующим… может быть, за теми деревьями впереди, но лес вокруг был тёмен и дик, и следующий пригорок ничем не отличался от предыдущего, а деревья походили друг на друга, как близнецы.

Конрад остановился, тяжело дыша. Бежать дальше он был уже не в силах. Вместе с усталостью пришёл страх. Мальчик понял, что заблудился.

— Выведите меня из леса! — приказал он своим духам-защитникам. — Я должен выйти на дорогу!

Ответа не последовало. Никакого знака, свидетельствующего о том, что потусторонний мир откликнулся на его требование. Прислонившись к стволу старого дерева, Конрад закрыл глаза и попытался представить четыре блуждающих огонька. Он увидел их в нескольких шагах впереди. Они были не разноцветными, как прежде, а жёлтыми, яркими, словно звёзды. Скользя над землёй, они медленно поплыли прочь. Он пошёл за ними и вдруг потерял их из виду.

— Где вы? — мысленно спросил он и почувствовал, как по его телу прошла лёгкая тёплая волна. Огни непостижимым образом проникли в его желудок и слились в лучистый шар. Яркий свет озарил всё вокруг. Деревья стали чёрными и плоскими, а небо, виднеющееся сквозь их неподвижную листву, медно-оранжевым и раскалённым.

Конрад не заметил, как очутился на земле. Что произошло? Мгновение назад он был на ногах и вдруг обнаружил, что лежит на чём-то жёстком, больно впивающемся в рёбра. Он сел и со злостью отбросил толстую корявую ветку, которая едва не пропорола ему бок. Чертовщина, да и только! Теперь он и вовсе не знал, в какую сторону идти. Поднявшись, он побрёл наугад сквозь чащу и вскоре вышел на тропинку, которой, как ему казалось, должен был вернуться к реке.

Тропинка вилась и петляла среди бурелома, всё дальше углубляясь в лес. Вероятно, стоило повернуть обратно, но упрямство не позволяло Конраду сделать это. Он не давал себе передышки. В шелесте листьев ему чудился шум воды.

День шёл на убыль. Тени деревьев удлинились, в лесу стало темнее. Поднявшись на крутой травянистый пригорок, Конрад увидел заброшенную могилу. Тропинка привела его на старое сельское кладбище. Справа и слева вдоль неё среди буйно разросшегося кустарника и густой высокой травы вздымались ветхие кресты. Впереди темнела часовня. Конрад ускорил шаг, торопясь миновать жуткое место, и, наконец, выбрался на дорогу. Отсюда был виден Хелльштайн. На фоне заката он выглядел тёмной короной, венчающей мохнатую макушку холма. Конрад в отчаянии смотрел на замок. Добраться туда до ночи не было ни малейшей надежды.

Вдали за ячменным полем, почти у самых подножий холмов, светилось, отражая небо, зеркало маленького озера. Конрад облизнул сухие губы. Его мучила жажда, но утолить её было нечем. Почему он не догадался захватить с собой флягу Дингера и набрать в неё воды? Озерцо манило его, хотя он понимал, что вода в нём лишь издали выглядит чистой и светлой. Едва ли она годилась для питья.

Он свернул с дороги в поле и направился к озеру. Колосья стояли сплошной стеной. Он погрузился в них по самые глаза и в нерешительности остановился. Идти одному в сумерках через это колышущееся море было страшновато. Он уже собирался повернуть обратно, но его внимание привлёк отдалённый дробный стук. По дороге в сторону кладбища мчался всадник на белом коне. Топот копыт разбудил в долине эхо, и оно весело перекатывалось между холмами. Казалось, целый табун скачет во весь опор. Всадник приближался. Вскоре стало видно, что это женщина. Сидя в седле по-мужски, она вихрем промчалась мимо, её лицо прикрывала вуаль, но мальчик узнал Гертруду фон Адельбург. Белый конь принадлежал её мужу.

Перед воротами кладбища всадница придержала разгорячённого скакуна, рысью въехала на дорожку, ведущую к часовне, и скрылась среди деревьев. С ней не было ни слуг, ни пажа, но Конрад не обратил на это внимания. Его не интересовало, что привело её в такое время на заброшенное сельское кладбище. Он поспешил за ней, надеясь, что она поможет ему добраться до Хелльштайна.

Солнце скрылось за вершинами холмов. Последний луч померк над долиной.

Среди деревьев мелькнуло светлое пятно. Белый конь стоял, привязанный к кресту могилы, заросшей травой и плющом. Дверь часовни была приоткрыта. Вероятно, Гертруда вошла туда. Конрад подкрался к двери и заглянул в узкий проём.

В густом сумраке небольшого зала угадывались очертания высокого каменного надгробья, к нему вели три ступени. Женщина находилась в часовне. Где-то справа послышались её шаги и шорох платья, мелькнул рыжеватый свет — она зажгла свечу.

Конрад едва успел отступить от двери. Гертруда медленно прошла мимо него, двигаясь задом наперёд, словно пятясь от кого-то. Волосы её были распущены. Держа в обеих ладонях горящую свечу, она обошла надгробье и опустилась на колени. Это была не скорбная молитва об умершем, а какой-то ритуал, который она исполняла по памяти, уверенно и методично. Холодея от ужаса, Конрад услышал её голос, тихонько напевающий заклинание на латыни. Впервые Конрад увидел настоящую ведьму. То, что это была Гертруда фон Адельбург, которой он восхищался, потрясло его. Он следил за ней, не веря собственным глазам. Внезапно она обернулась и вскрикнула. Закричав от испуга, он бросился прочь. Гертруда выбежала следом и погналась за ним. Она узнала его и громко звала по имени. Длинное платье мешало ей, цепляясь за кусты, и вскоре она отстала.

Конрад побежал к дороге, но, услышав за спиной топот копыт, понял, что не успеет добраться до поля и спрятаться в колосьях. Он прыгнул с тропинки в кусты, упал на могилу и перекатился через неё в высокую траву. Гертруда с такой яростью натянула поводья, что белый жеребец, остановленный на всём скаку, поднялся на дыбы. Она направила его в тёмные заросли, где скрылся мальчик.

Конрад вжался в землю и затаил дыхание: ведьма явно намеревалась задавить его конём, но сделать это в темноте было непросто. Благородный арабский скакун всхрапнул, оступившись на могиле, его подкова глухо звякнула о камень. Всадница пригнулась с возгласом досады: ветки хлестали её по лицу, цеплялись за волосы. Повернув своего араба, она выехала на дорогу и ласково позвала:

— Конрад, непослушное дитя, не бойтесь меня, я вас не обижу!

Её звонкий голос пронизывал томительной болью. Конрад зажмурился. Ему чудилось, что в руке она сжимает нож.

— Конрад, отзовитесь! Вы не можете ночевать на кладбище. Я отвезу вас домой.

О нет! Он предпочёл бы всю ночь провести здесь, между могилами, чем вернуться в Норденфельд вместе с ведьмой.

Не дождавшись ответа, Гертруда со злостью хлестнула коня и ускакала.

Стук копыт давно стих, но мальчик ещё долго не мог шелохнуться, обессиленный страхом. Он был уверен, что его дни сочтены, ибо ведьма непременно нашлёт на него порчу.

Большая луна стояла в густо-фиолетовом небе. От земли исходил холод. Продрогнув до костей, Конрад, наконец, встал. Ноги с трудом повиновались ему. Сделав пару шагов, он опустился на землю. Он позвал на помощь мать и смолк, испугавшись звука собственного голоса. Ответ последовал сразу. Конрад закрыл глаза и ощутил себя в облаке невидимого света.

— Не бойся, — слова не прозвучали, а возникли в его сознании, подобно мимолётной мысли, но эта мысль принадлежала не ему. — Не бойся, — шептал демон, — Гертруда фон Адельбург не сможет убить тебя. Встань и уйди с кладбища. Иди в Хелльштайн. Прямо сейчас.

Конрад попытался подняться, и это ему удалось, словно в него влились чужие силы.

Шелестящее в лунном свете море ячменя пугало его. Мальчик постоял немного, собираясь с духом, затем сошёл с дороги и погрузился в тёмные волны.

Высоко в небе хищно чернели готические шпили Хелльштайна. Зловеще-весело гудел в долине ночной ветер. Блестело впереди за полем озеро. Вода… Конрад устремился к ней, раздвигая высокие колосья. Они были жёсткими и колючими. От их горьковатого запаха у него кружилась голова. Казалось, полю не будет конца, но вдруг колосья расступились, в лучах луны блеснула гладь водоёма.

Озерцо было не глубоким. Ручеёк, текущий со стороны холмов, давал ему жизнь, не позволяя превратиться в болото. Тем не менее, какая-то лягушка противно заквакала в темноте, предупреждая изнемогающего гостя, что в её владениях утолить жажду ему не удастся.

"Распелась!" — Конрад поднял камень и бросил его на голос. Кваканье ненадолго смолкло, а затем раздалось ещё громче.

Мальчик пошёл вдоль ручья в поисках места, где можно было бы зачерпнуть воды пригоршней. Ручей был мелким — серебристая полоска влаги, мерцающая среди камней. Отойдя подальше от лягушачьего озера, Конрад лёг ничком на землю и припал губами к воде. Сдерживая жадность, он пил осторожно, чтобы не наглотаться песка. Когда жажда угасла, он перевернулся на спину и взглянул в звёздное небо. Впервые в жизни он ночевал за пределами Норденфельда. Ему хотелось домой, но дома у него больше не было.

Конрад равнодушно подумал о своих слугах. Они сейчас, конечно, искали его по всей округе. Их участь не интересовала его, как не интересует сбежавшего из-под стражи узника судьба обманутых им тюремщиков. Он не сочувствовал даже Лендерту, которого любил. Старый голландец служил Герхарду…

Надо было идти дальше, но Конрад не мог заставить себя пошевелиться. Ночь улыбалась, обнимая и убаюкивая его шелестом ветра и колосьев.

"Я отдохну немного", — мысленно сказал он матери, проваливаясь в глубокий сон.