Город с этого краю кончился внезапно, только что стояли дома, и даже большие, зажиточные, и вдруг – все, полоска огородов, а дальше лес. Ну, не настоящий еще лес, но изрядный все же. Правда близкий к людям, перебитый и просеками и дорожками. Ехать по такому лесу было легко, все друг друга видели. Но ребята стали зажигать факелы. И когда эти факелы только заготовить успели?
Прошли лесок, оказались на поле. За ним лежал горизонт, он угадывался даже в темноте, даже с рекой на правой руке. Рыжов уже не знал, правильно ли он поверил тому, раненному, что Колядник выбрал направление вниз по реке, а если он ошибется?.. Тогда уйдет... тот, за кем они теперь охотились. Даже среди чоновцев стали возникать какие-то всплески голосов, некоторые из них тоже засомневались.
Внезапно Луна почти очистилась, стало видно даже траву под копытами коней, и лошадки подуспокоились, хотя многие, ох, многие из них все-равно прядали ушами, приседали на задние ноги, не желая идти вперед. Но нужно же, нужно.
Вдруг сбоку, где станица взбиралась своими домиками на небольшой пригорок, появились конники. Многие из них тоже были с факелами, и шли не рысью даже, а шагом, но веером, чтобы между ними и мышь полевая не проскочила. Загоняли, стало быть.
Рыжов приостановился, рядышком тут же возникли Раздвигин и светловолосый комвзвода, они тоже понимали, что происходит. Светлый парень тут же стал сбивать чоновцев плотнее, даже перекликаться заставил, когда еще до тех, пока непонятных, оставалось шагов двести.
Вдруг среди тех, кто в темноте ехал, со стороны города, раздались крики, ударили выстрелы. Рыжов подался вперед, чтобы понять, в кого они палят. Не могло так быть, чтобы просто в пустоту, не те это были ребята, казаки все же...
Нет, все было правильно, кто-то вихрем смотался туда, на дальний фланг, и почти сразу же стал возвращаться. Оказалось, что это свои, тот цыганистый, кого Рыжов в городе пытался за старшего оставить. Он поскакал к ним, не заботясь о том, как лошадь в этой темноте землю под собой видит, так можно было и коня загубить, но сейчас это казалось неважным, словно бы они в бою находились...
– Свои, – еще издали прокричал цыганистый комвзвода. – Свои, говорю!
Подлетел, осадил коня, перевел его на шаг. Уже вблизи добавил:
– Мы и дедка нашли, Ратуя, тоже тут крутится. Зачем – непонятно, может, его под арест нужно?
– Пока не нужно, – отозвался Рыжов. И тут же, принимая уже командование на себя, спросил: – Он туда ушел, да? Твои его хоть видели?.. Не зря же стреляли?
И тогда только заметил, что цыган этот, даром что боец первостатейный, а не в себе был.
– К-кажись, видели. – Был он бледный, и губы у него заметно подрагивали даже в лунном свете. Только волей не позволял страху проявиться в своем голосе.
– Ты чего? Приди в себя, – заговорил Рыжов негромко, и хорошо, что так близко они оказались.
Цаганистый опустил голову, догадался, что стоит лицо-то спрятать.
– Ты его не видел, командир.
– Не видел, но это не важно... Спокойно, я сказал. – Все же в сторону захотелось посмотреть, чтобы не видеть этих глаз. Хорошо хоть, другие не протестовали, когда он их снова под командование взял. Ведь ему же вести их дальше, в погоню, и так до конца, пока не доберутся до него. – Он туда ушел, да?.. Ладно. Полуэскдрон, на рысях!.. А-арш!.
Рысь какая-то дохлая выходила, никто вперед не рвался, не как под пулями, когда все просто – быстрее до врага доберешься, быстрее его загасишь шашкой или копытами, он в тебя меньше успеет патронов высадит, вот и летишь, словно смерти нет, словно ничего нет, кроме скачки... А тут жмутся за других, именно жмутся. И даже полукругом теперь их не раскинешь, они так и будут по трое-четверо двигаться, не рассыпаться, как положено.
И снова, довольно нежданно, возник факел впереди, довольно далеко, чуть не в полуверсте, одинокий огонек у самой реки... Кто-то стоял там, причем, без коня, на ногах. Рыжов и не заметил, как рванулся вперед, и только кого-то рядом с собой почувствовал, оказалось, Раздвигин послушно от него не отставал.
А у реки почти неподвижно, словно дерево, стоял дед этот, Ратуй, как он тут оказался раньше чоновцев?.. Спокойно так стоял, словно и не было никакой опасности, даже удивительно стало. Но зато и бойцы сделались поуверенней.
– Дед, ты?.. Ты чего тут?
И вместо ответа дедка Рыжов вдруг услышал... Кто-то очень уверенно и мощно переплывал реку. От него даже в этом лунном свете волны по воде расходились. Река тут спокойной была, плавной, как выглаженная. Кто-то из боцов все же догнал Рыжова с Раздвигиным, которые топтались на своих конях рядом с Ратуем. Оказался это светловолосый командир из чона.
– Уйдет он, – проговорил он, чуть запыхавшись от скачки, видимо, тоже галопом коня погонял.
– В темноте же за ним, вплавь... – задумчиво проговорил Рыжов. И сам замолк, не знал, как и продолжать.
– Он может, если попробуешь, полкоманды утопить, – отозвался светлый чоновец.
– Хорошо плавает? – спросил Раздвигин.
– Как выдра. Сам же с моря, хоть и северного... Не раз вместе купались.
– Вода еще холодная, – заметил дед. – У нас по такой весне еще и коней не купают.
– Для него – уже не весна, а лето, – буркнул кто-то из других чоновцев в темноте.
А дед Ратуй стоял не просто так, он чего-то ждал. И спустя минуту, другую, или даже еще дольше, стало ясно, чего он ждет. На противоположном берегу выстрелили, и словно по команде показались факелы, они возникали один за другим, словно цветы распускались во тьме.
Вот тогда-то и стало ясно, что Ратуй не просто прислушивался, а обозначал собой место, от которого следует отсчет вести тем, кто на другом берегу ждал, чтобы Колядник... вернее, то, что им когда-то бывало, вошло в воду. Дед уже и не скрывался. Мельком обернулся, кивнул Рыжову, пробормотал:
– Не рано ли они? Ведь он может и по течению... Или против.
– На банду нарвался! – вдруг почти с восхищением в голосе воскликнул светловолосый взводный. – А они-то на него злы...
– Точно, теперь не выпустят, – добавил и второй комвзвода, цыганистый.
– Может, поможем им все же, командир? – снова спросил светленький, обращаясь к Рыжову. – Вдруг это не бандиты вовсе?
А сам Рыжов задавался тем же вопросом, только не знал, как это сделать. Ведь нельзя же до банды добраться и... Нет, невозможно. Пальба начнется, чон сюда для того и послан, чтобы эту банду... Вот только, банда ли это, или просто казаки хуторские да станичные?
– Некому помогать, – отозвался он, чтобы всем стало ясно, что он решил.
Посмотрел на Ратуя, спешился, передал узду Раздвинину. И спокойно подошел к деду. Тот вдруг вздохнул, отошел от реки к удобному склону, присел, и вдруг, пока никто не видел, вытер пот. Оказывается, и у него были нервы.
– Как думаешь, – спросил его Рыжов, – почему он даже на ущербной Луне...
Ведь не верить же в россказни Борсиной, которая что-то там про... гения места разглагольствовала? Не то это было, Рыжов не знал, что именно, но что-то тут было не по ее рассказу. Или, возможно, не только это.
– Опасность почувствовал, от этого они тоже могут... в нелюдей обращаться, – нехотя отозвался Рату. – Я точно знаю, мне бабка Матрена подсказала.
Рыжов еще подумал. Все, кажется, у них могло получиться.
– Спасибо, что хотел предупредить.
Дедок усмехнулся, позабавила его эта благодарность.
– Ты не журысь, спрашивай.
– Нечего уже спрашивать... – отозвался Рыжов. – Ан нет, одно осталось – банды-то уже не будет? – Промолчал Ратуй. – Или так спрошу, была ли банда?
Снова смолчал дедок, даже голову не повернул.
– Значит, это вы, мужики, решили его выловить. Только и мешало – напали бы на него в открытую, считалось бы, командира чона атаковали. А значит, новое восстание, уже второе за два года в ваших краях, да?.. Вот вы и придумали банду, чтобы, если уж другого выхода не будет, на банду все спихнуть? Чтобы потом вас же, местных не перестреляли, верно?
Ратуй снова вздонул. Снял картуз, вытер им лоб и шею. Молчание его становилось непонятным. Ведь сам же предложил спрошивать.
– А попутно отец Виктор, как я думаю, может, еще с кем-нибудь из властей местных, написал в Москву, чтобы оттуда кто приехал, и изнутри, так сказать, из отряда нашего его вытеснил.
К ним подошел Раздвигин и оба командира взводов.
– Потому ты и ходил по окресностям так спокойно, – добавил Раздвигин. – Его ты почему-то не боялся... А значит, следил, знал, что он и где он... Слушай, ты же на нас и выехал тогда, на телегах, правда?
– Потому что, на самом деле, давно все решил, – сказал Рыжов, – и ничего уже не боялся.
– Боялся, что опередит он меня, – сказал дед. – Хотя,.. при вас стало спокойнее. Думалось, он людей рвать поопасается все ж. Но я не надеялся, что ты его... прознаешь.
– Нет, – вмешался цыганистый комвзвода, – Пересыпа – это потому, что он не спал? Или потому что вы не спали, его ждали?
– Сшутковали так, – уже в который раз вздохнул Ратуй. – А кто – теперь без разницы.
Огни на той стороне реки стали теснее, потом почти круг образовали. И стало сразу виднее, светлее на небольшом пятачке, шагов на сорок. Мужиков стало много, и видно было при свете факелов, что почти все держат кто рогатину, а кто и чего посерьезнее. Только ружей почти не было, чтобы своих не пострелять ненароком... Казаки, бойцы, лихие люди, если подумать.
Рыжов смотрел на этот кружок света на той стороны Хопра, и ждал. Но все было тихо, почти беззвучно даже над водой, даже этой теплой, лунной ночью... И только тогда над рекой раскатился вой... Который вдруг перешел в какое-то жуткое, немыслимое, полуразборчивое, едва ли не человеческое, но и звериное при том бормотание. Словно жалоба вознеслась к небу, к ночи этой, к Луне... И к роду человеческому, который все же управлял в этом мире по-своему, как людям нужно. Хотя, с другой стороны, как же иначе?
– Ладно, дед. Его тело, в каком бы виде ни оказалось, придется отдать, – сказал Рыжов.
– И не жди, – почти грубо ответил Ратуй. – Сожжем до последнего волоса. Чтобы и следа не осталось.
– Да вы что? – почти возмутился Раздвигин. – Его же исследовать надо, и для доказательств...
– Для доказательств вы других ловите, в другом месте. – Ратуй поднялся на ноги.
Комвзвода, что посветлее, попробовал рявкнуть:
– За такие слова тебя...
– Отставить, – приказал Рыжов. После его окрика посидели молча.
Кольцо на той стороне реки стало сплошным заревом, теперь человеческие фигуры стали не видны, все смешались. Зато пламя в этой куче взвилось сильнее, увереннее, словно кто-то заранее припас керосина и теперь выплескивал его, не жалея.
А Рыжов и сам не знал, что правильно, а что нет. Он поднялся, едва переставляя затекшие ноги, двинулся к коням, которые фыркали неподалеку.
– Вот что я тебе скажу, дедушка, ты исчезай. И чтобы на хуторе твоем через пару дней никого не было.
Ратуй рассмеялся, но так, словно у него в горле рыбная кость застряла.
– А я и не сеял, так что уходить не жаль. Но... Двух дней мало. Дай две недели хоть.
Рыжов мельком, и как можно внимательней в этой темноте, посмотрел на обоих комвзводов чона. Потом понял, эти-то по крайней мере на него не станут жаловаться. Если только другой кто из бойцов, но... На каждый роток не набросишь платок. Или это все же девчоночья поговорка? Фу ты, какая глупость в голову лезет!
Неожиданно цыганистый повернулся к Рыжову.
– Можно. Только ты уж там, в Москве, скажи, что сам тут командовал.
– Скажу, куда ж я денусь.
– И комиссарше своей скажи... – добавил второй.
– Вы следите, чтобы у ребят языки не развязались.
Цыган усмехнулся.
– А кто поверит, если и начнет кто-то балакать у костра?
Назад, в город, который оставался темным, тихим, словно затаился, поехали не строем. Рыжов с Раздвигиным приотстали. Раздвигин почему-то сидел в седле боком. Заметил, как на него смотрит Рыжов, и усмехнулся.
– Я себе, командир, зад стер. Пока гонялись... не замечал. А сейчас неудобно.
– Хорошо, что не жаловался, – буркнул Рыжов. Оказывается, не только ему в голову глупости лезли. И тут же спросил, чтобы не молчать: – Ты тоже о нем думаешь?
– Пытаюсь понять, чего он был такой веселый все время? Чему улыбался?
– У него раны заросли, как на собаке. Ведь не зря же так говорят?.. А таких все веселит. Может, по-звериному это... Они же ни боли, ни страха, ни сомнения не знают.
Еще месяц назад Рыжов про сомнение не упомянул бы даже.
– Ну, страх-то он, определенно, чувствовал, – отозвался Раздвигин. – Иначе, не сбежал бы. И не перевоплотился бы сейчас, на ущербе Луны. – Ехали дальше, уже первые дома на косогоре показались. Город их встречал, обещая успокоенность и размеренность жизни. – А думаю я еще вот о чем... – продолжил Раздвигин. – Ты что же, его на страх и ловил? Ему ведь ничего не стоило затаиться, переждать...
– Кабы я знал, на что рассчитывать? Кабы хоть кто-то понимал и догадывался, что тут происходит на самом-то деле? – Рыжов приостановил коня, потому что вспомнил, что теперь его ожидало. – Ты вот что, Раздвигин, отчеты помоги мне толковые написать, чтобы нас и в желтый дом не отправили, и вообще все было тип-топ для начальства? Как, поможешь?
А Раздвигин вдруг улыбнулся. Да так, что сразу стало ясно, честный это человек, и порядочный, не будет между ними недоверия или подозрительности, а будет, скорее всего, дружба и совместная работа. Если командиры там, в Москве поверят тому, что тут произошло. Ведь не могут же эти самые командиры оставить все без настоящего расследования, если такие вот штуки происходят на этом свете. Куда же денешься, если всякие вот... Колядники, оказывается, на самом деле существуют?
– А для чего ты меня сюда притащил? – Вопросом на вопрос ответил Раздвигин. – Не за мои же кавалерийские достоинства?