Универсальный солдат

Пустыня плавно перетекла в прерию. Это произошло примерно на тридцать девятой миле пути. Высокие, в рост человека, а иногда и выше, кактусы замелькали со всех сторон, но теперь попадалось и больше деревьев. Пыльные, блеклые, они наблюдали за проносящимися мимо редкими машинами и, казалось, радовались им, приветствовали, покачивая ветвями и тускло-зелеными листьями.

Высохшая желто-красная трава сменила песок, придавая пейзажу даже некоторое очарование.

"Бьюик" резво бежал по дороге, и Ронни казалось, что шоссе раскалилось, потекло, и машина не едет, а плывет в этом серо-пыльном Гольфстриме гудрона и колышущегося марева. Вдалеке появился указательный щит. Он быстро надвигался на их бело-желтое суденышко, пока наконец надпись на нем не стала отчетливой:

"Хей, ты въезжаешь в славный штат Юта".

Справа от щита бродили две коровы. Они пощипывали траву и изредка мычали, жалуясь друг другу на жару и скуку.

Белый диск солнца достиг зенита и застыл на мертвой точке, не в силах ползти дальше. Оно было похоже на гигантский воздушный шар. Его лучи проникали повсюду, неся с собой жару и духоту.

Даже светлый цвет "бьюика" не мог защитить от них. Крыша машины раскалилась, и, если бы не выбитые стекла, она превратилась бы в духовку на колесах.

И, словно издеваясь, слева от дороги появился огромный, переливающийся всеми цветами радуги рекламный плакат: симпатичный супермен в ковбойской шляпе пил "кока-колу", надпись пониже гласила: "В жару и холод –"кока-кола". Кого должен убедить плакат, понять было сложно. Разве что ту самую пару коров. Ронни донимал ветер. Врываясь в кабину через выбитое лобовое стекло, он настырно лез в нос и в рот, не давая дышать. А самое главное – курить. Курить девушка хотела очень сильно и очень давно. Но прикурить на таком ветру оказалось настоящей проблемой. Ронни пришлось отказаться от этого после пятой попытки, которая, как и четыре предыдущих, закончилась неудачей.

Сунув сигарету обратно в пачку, девушка взяла одну из папок и попыталась просмотреть ее. С тем же успехом можно было бы попробовать читать, высунувшись из экспресса. Ветер вырывал из пальцев страницы, перелистывал их, и вскоре Ронни пришлось оставить и это занятие.

– Слушай, – обратилась она к унисолу, – может быть, ты поедешь помедленнее?

Тот взглянул на нее не без некоторого удивления, но скорость сбросил.

Ветер стал слабее, зато усилилась жара.

Ронни откинулась на сиденье и попыталась отвлечься от мысли о сигарете.

"Так. Ты не хочешь курить. Не хочешь? Нет, не хочешь! Попробуй думать о чем-нибудь другом. Например, кто же этот парень – Джи-эр'44 – француз, эмигрант. Это ты знаешь. Что еще? Возможно, солдат, но необязательно. Все этим штукам его вполне мог научить Перри. Вполне. Чертовски интересно. И курить хочется. Что еще. Стоп! Что он спросил в мотеле, когда смотрел телевизор? "Война кончилась?.." Может быть, он имел какое-то отношение к Вьетнамской войне? Да нет. Он слишком молод. Или кто-то из его родных воевал там. Отец или брат? Интересно. Значит, он даже не помнит, кончилась война или нет. Здорово же ему Перри мозги выполоскал. Луизиана. Меро. Надо будет посмотреть, большой ли город. Возможно, удастся отыскать его родных. Интересно, А ПОЧЕМУ ОНИ ДО СИХ ПОР НЕ ИЩУТ СЫНА? Унисолы появились что-то около полутора лет назад. Сколько могло уйти времени на "промывание"? Ну, скажем, еще год. И за два с половиной года никто из родных этих ребят ни разу не решил выяснить, что с ними? Это может значить только одно – либо они знают, что произошло с их близкими, либо?.. Либо для них эти парни уже мертвы. Скорее, второе. Не могут же у всех десяти унисолов родители оказаться такими… Было по меньшей мере четыре репортажа об унисолах по телевизору и раз десять фотографии этих парней печатали газеты. Правда, лиц показать ни разу так и не удалось, но родители могли узнать своих детей и по фигуре, и по походке… Конечно, можно предположить, что кто-то из них не смотрит телевизор, не читает газет… Кто-то мог просто умереть. Но не у всех же десятерых. Тем более, что фотографии печатались в разных изданиях – от "Таймс" до "Роллинг стоунз". Хм. Странно".

Ронни снова схватила папку и открыла ее, удерживая страницу ладонью. Теперь, когда ветер стал менее напористым, ей удалось сделать это, хотя и с трудом.

"Так. Посмотрим. Черт, курить-то как хочется. Ну, ладно". С первой страницы на нее уставилось звероподобное лицо. Широкие тяжелые скулы. Выпуклые надбровные дуги. Глаза жестко и упрямо смотрят из-под густых светлых бровей. Высокий бычий лоб, чуть прикрытый светлыми волосами. Упрямая подковообразная челюсть выдается вперед.

Ронни сразу узнала "покойника", который лежал в ледяном гробу. Под фотографией черным фломастером выведено: "Джи-эр'74; взвод А-356, 5-й группы. Личный номер: Д. В. 1-76".

Так. Ни имени, ни фамилии. Ясно. Дальше, следующая страница. Результаты исследований. Какие-то графики, электрокардиограммы, энцефаллограммы. Цифры. Ничего не понятно. Курить-то как хочется. Что такое Д. В.? Инициалы? Код? Чего? Взвод! – Они все-таки военные? Так. "Обследование" Б. М.[17] Кристофер Грегор". Дальше. Замеры. Пульс. Мозговая активность. Температура. Господи, тут без медика не разобраться. Что же такое Д. В.? И ведь ни адреса, ни имени, никаких данных. Черт.

"Курить хочется".

Дорожный указатель, вынырнувший справа, оповещал, что до не менее славного, чем сам штат Юта, городка Тайлер осталось всего-навсего двенадцать миль. Зато до Сент-Джорджа – тридцать четыре.

Джи-эр'44 вспомнил еще что-то. Это имело непосредственное отношение к его жизни, потому что касалось сержанта Эндрю Скотта. Возможно, именно с того дня началось длинное странствие сержанта по лабиринтам безумия. И то, что произошло далекой жаркой ночью, послужило первым сигналом. Никто не понял этого. А Скотт уже шагнул в кромешную темноту.

Поводом к воспоминанию послужило название городка:

“ТАЙЛЕР".

Капрал Джозеф Эй. Тайлер, лежа на койке, слушал приемник. Автомат Ар-15 стоял в изголовье, и Люк изучал номер, выбитый над курком –"645844". Цифру "6" пересекала глубокая царапина. Тайлер лежал поверх одеяла в пятнистых брюках, бутсах и серой казенной майке, жадно затягиваясь "Лакки Страйк" и выпуская голубоватый дым в потолок толстыми клубящимися кольцами.

Сквозь треск помех из крохотного динамика изливался новый хит-"Битлз". "Гед бэк".

Тайлер дергал ногой в такт музыке и пытался пускать кольца через каждые два такта. У него ничего не получалось, и он ругался тонким сипловатым голосом.

И без того тусклый свет лампы мерк, обволакиваемый плотным облаком сизого табачного дыма.

– Слышь, Девро! – вдруг окликнул Люка Тайлер. – Не спишь еще?

– Нет, – Люк посмотрел на капрала.

– А то, я вижу, лежишь и пялишься в одну точку. Думал, может быть, ты и спишь так, с открытыми глазами.

– Нет, – качнул головой Люк.

– А что, у нас здесь был парень, спал с открытыми глазами. Бывало, завалится и дрыхнет, а глазищи сверкают, как серебряные доллары. – Тайлер сипло усмехнулся. – Иногда зайдешь в палатку вечером и не поймешь, то ли спит, то ли нет. Я ему как-то сказал: "Пит, говорю, ты бы буркалы закрывал, когда дрыхнешь". А он мне: "Пошел ты к такой-то матери, Джози. Зато Ви-Си не просплю". Слышь, мол, нас всех порежут, а он живой останется, а? Как тебе? По-моему, он просто двинутый был. Ненормальный.

– Может быть, – ответил Люк.

Он понимал: Тайлер вовсе не нуждается в его ответе, ему просто нужен кто-нибудь, слушающий эту бесконечную трепотню.

– Уж не знаю, какого хрена он видел, когда спал, – ухмыльнулся капрал, – а только грохнули его через два дня после нашего разговора.

– Неужели? – безразлично поддержал Тайлера Люк.

Не то, чтобы ему было очень интересно, просто болтовня успокаивала. Капрал мог рассказывать долго и вроде бы не скучные вещи, но делал это так монотонно и нудно, что самый терпеливый слушатель в их взводе – Боб Болдуин – засыпал, не дотерпев даже до половины самого короткого рассказа.

Именно на это и надеялся Люк. Ему не спалось. Мыслями он уже был дома – до конца срока оставалось чуть меньше месяца – и воспоминания мешали солдату заснуть.

– Вот я и говорю, – продолжил Тайлер. – Война – такая сучья штука, спи хоть с открытыми глазами, хоть с закрытыми, хоть задницей кверху, хоть на голове, а суждено тебе подохнуть – все равно подохнешь, как ни хоронись.

– Это верно, – согласился Люк. Его начала одолевать дремота.

– Слышишь, Девро, – вдруг снова спросил Тайлер. – А ты чем займешься в Штатах? – и быстро добавил: – Стой, не говори… Сам угадаю. Врачом, точно? Дантистом?

Люк приподнялся на локте.

– Почему дантистом? – заинтересованно спросил он.

– А-а-а! – Тайлер засмеялся. – Был у меня один знакомый дантист. Тоже француз. Лекарь, мать его. Как-то зуб заболел, морду раздуло. Ну, я, понятное дело, к нему побежал… Так, мол, и так, зуб болит. Он этак внимательно посмотрел на меня – ну, ни дать ни взять, отец родной, – мать его – и говорит: "Лезь в кресло, парень, у тебя флюс, драть будем". Ну, я, понятное дело, в кресло-то забрался, пасть открыл как смог. А этот придурок клещами мне в рот залез и давай душу вытаскивать. Чуть, скотина, всю челюсть не выдернул.

Тайлер достал еще одну сигарету, раскурил и выпустил дым в потолок.

– И что дальше?

– Ну что. Морду он мне разрезал в двух местах. Гной выпускал, мать его. Пришел я домой, а через день все поновей. Я опять к лекаришке поскакал. А физиономия – в окно не просунешь. Весь город хохотал, пока я к этому придурку бежал. Ну взял его за грудки. Ты, говорю, мать твою, зубы лечишь или как? Он меня опять в кресло усадил, смотрел, смотрел, чуть все глаза себе не сломал. А потом и говорит: "Пардон, мол, молодой человек. Ошибся, мол, зуб не тот выдернул". Я думал, убью его со злости. Ну, в общем, он мне зуб выдернул, а потом новые бесплатно вставил. Так вот я и говорю, этот док очень уж на тебя похож. Такой же интеллигентный, умный. Только в очках. Как у тебя насчет родни в Тайлере, штат Юта, а Девро?

– Нет. У меня там родни нет, – усмехнулся Люк.

– А то я подумал, может, ты и по семейной линии. Тоже вроде людей любишь, а? – Тайлер весело ухмыльнулся и подмигнул.

– Да нет. Дантист – это не для меня. – Люк вздохнул и покачал головой.

– Ну ладно. Это я так. Побазарить. А в самом деле? – капрал сел на койке, сбросив приемник на подушку.

– В самом деле? Да я как-то еще не думал всерьез, – Люк вздохнул. –Наверное, в университет пойду. Выучусь на учителя начальных классов. Тайлер посмотрел на солдата не без уважения и хмыкнул:

– А что, дело хорошее. Университет, это для тебя, парень. Глядишь, когда у нас будут учителя вроде тебя, и разных говенных битников станет поменьше. А то житья от этой дряни нет. Тут ведь главное что? – пустился в полемику Тайлер. – Главное, как детей воспитать. Нормально воспитаешь – вырастут нормальные люди, нет – получится разное дерьмо. Это уж точно. – А ты кем станешь? – спросил капрала Люк.

– Я-то? – ухмыльнулся Тайлер. – А хрен его знает. К учительству у меня, как пить дать, склонности нет. Я ведь вспыльчивый, весь в папашу. Скорее всего пойду на какую-нибудь заправку работать. Или в автомастерскую. Тут уж я любому из нашего взвода дам сто очков вперед, запросто. Кто-то быстро пробежал мимо палатки, и капрал умолк. Они прислушались к тишине. Ничего, только где-то далеко, в джунглях, кричал какой-то зверь да надрывались в душной влажной ночи лягушки.

– Фу ты, мать твою, – облегченно засмеялся капрал. – Чем ближе к дому, тем страшнее. Новобранцем так не боялся, как сейчас, веришь, нет?

И в ту же секунду ночь пронзила автоматная очередь, а следом дикий истошный крик:

– Тревога!!! Би-Си!!!

В одно мгновение капрал схватил Ар-15, сунул в карман две обоймы, пару гранат и выскочил из палатки. Люк последовал его примеру. Палаточный городок уже кишел солдатами. Мимо Люка промчался Бейд, на ходу выкрикивающий ругательства. К одинокой автоматной пальбе присоединились еще несколько Ар-15, а следом басовито заревел М-60. Где-то впереди ударил взрыв ручной гранаты.

Люк побежал в ту сторону, откуда доносилась стрельба.

В его голове стучала мысль: во многих палатках горят лампочки, вьетконговцы накроют лагерь из минометов! Он не мог даже выстрелить по палаткам, потому что сзади еще бежали ребята.

На ходу перезаряжая автомат, Люк выскочил на окраину городка и увидел стоящих и лежащих "Джи-Ай". Огонь стихал. Черная стена безмолвных джунглей высилась в четверти мили от лагеря, и Люк ожидал увидеть в темноте леса вспышки выстрелов, но… Пальмы стояли застывшими молчащими рядами. Молочно-серебристый свет круглой луны освещал полосу земли, протянувшуюся от палаток до леса, и на ней никого не было. Потревоженная трескотней выстрелов ночная птица выкрикнула проклятие людям и смолкла.

Через минуту стрелял уже только один автомат. Его хозяин, распластавшись в траве, поливал джунгли огнем, продолжая орать:

– Тревога!!! Ребята, тревога, мать вашу!!! Огонь!!! Ви-Си!!!

Солдаты стояли, молча глядя на него, сжимая в руках бесполезные "Армалиты"[18].

Люк увидел озадаченного Тайлера, щурящегося от вспышек выстрелов Бейда, непонимающего "Кинг-Конга", сжимающего в руках массивный М-60, удивленного Болдуина, все еще вглядывающегося в темные молчащие джунгли. Стрелок повернулся на бок, чтобы сменить обойму, и Люк увидел перекошенное лицо сержанта.

Обнаружив стоящих за спиной солдат. Скотт заорал им:

– Огонь, ребята!!! Ви-Си!!! Вы видите, они идут!!! ОНИ ИДУТ!!!

Он быстро вставил обойму в магазин и, перевернувшись на живот, открыл огонь.

– СТРЕЛЯЙТЕ, МАТЬ ВАШУ!!! – ревел сержант, перекрывая треск автомата.

– СТРЕЛЯЙТЕ ЖЕ, РЕБЯТА!!!

– Сержант! – крикнул кто-то. – Сержант!!!

Ар-15 смолк, и Скотт обернулся к солдатам.

– В чем дело, рядовой? – неожиданно сухо спросил он. – Что случилось?

Я отдал приказ! ПОЧЕМУ НИКТО НЕ СТРЕЛЯЕТ?..

– Но сержант… – растерянно сказал Бейд. – В кого?.. Там, – он кивнул в сторону джунглей, – никого нет.

– Нет? – прищурился Скотт. – Ты говоришь, нет, Смолл?

– Нет, сержант, – подтвердил Бейд. – Там никого нет.

– Значит и Ви-Си там тоже нет? – глаза сержанта превратились в два черных провала. – Нет?

– Мне очень жаль, сержант, но… – Смолл оглянулся на молчащих солдат.

Люку показалось, что Скотт на мгновение растерялся. Но всего лишь на мгновение.

– Когда я прикажу ПРЫГАТЬ, – вы будете спрашивать, на какую высоту, рядовой! – процедил он и повернулся к солдатам спиной. – Все свободны. Девро остаться!

Бейд вздохнул и пошел к своей палатке. Один за другим солдаты расходились, пока сержант и рядовой не остались вдвоем.

Скотт как-то очень устало выпрямился. Он был похож на столетнего старика. Сержант посмотрел на Ар-15, словно видел автомат первый раз в жизни. Шершавая ладонь прикрыла глаза.

Люк смотрел на Эндрю, и ему вдруг стало очень жаль этого ЧЕЛОВЕКА. Он с немалым удивлением заметил седую паутину, четко обозначившуюся в коротких волосах. Сейчас Скотт выглядел отнюдь не тем бравым рубахой-парнем, которого видели солдаты днем. Шелуха слетела с него, обнажив то, что жило внутри сержанта все это время.

– Девро… – последовала пауза.

– Да, сержант, – отозвался Люк. – Я здесь.

– Скажи мне… Там же были Ви-Си? Да, мальчик? Они были там?

Скотт убрал ладонь от лица, и на рядового взглянули глаза смертельно уставшего человека.

– Боюсь, сержант, что…

– Но ты ведь мог их НЕ ЗАМЕТИТЬ В ТЕМНОТЕ? – перебил рядового сержант. – Скажи мне? Ты ведь МОГ? Они были там?

Люк мучительно искал ответ. Правда заключалась в том, что врага НЕ БЫЛО, но… Скотту было так НУЖНО услышать "да".

– Да, сержант, – после секундного колебания ответил рядовой. – ОНИ МОГЛИ БЫ БЫТЬ ТАМ, Я ПРИШЕЛ ПОЗЖЕ.

Он сказал правду.

– Я знал, что могу тебе доверять, мальчик, – выдохнул Скотт, садясь на траву и опуская автомат рядом с собой.

– Сержант, – начал Люк, – я думаю, вам лучше пойти лечь спать…

– Нет, Девро. Они могут сунуться еще раз, – сержант смотрел в какую-то точку, которая находилась над черной стеной джунглей. – А эти раззявы часовые снова проворонят их. И все погибнут. Все…

– Нет, – спокойно сказал Люк. – Они ВРЯД ЛИ сунутся еще раз, сержант.

Вряд ли.

Он понимал: у Скотта срыв. В общем-то, в этом не было ничего особенного. Рано или поздно ТАКОЕ случается с большинством. Только у всех ЭТО заканчивалось по-разному. Одни приходили в себя, других отправляли в Штаты. В лечебницу. Вроде той, о которой он читал у Кизи[19].

– Ты ведь не знаешь, на ЧТО способны гуки. Ты не знаешь… – голос сержанта был сухим и выцветшим, как желтый осенний лист. – Гуки – хитрые звери. Ты отвернешься, а они тебе нож в спину. Да, мальчик, вот так.

Люк продолжал смотреть на Скотта.

– Хотите, я подежурю вместо вас, сержант? – предложил рядовой. – А вы отдохните.

Эндрю вскинул на него глаза. Они были настолько глубокими и пустыми, что Люк испугался. Всего на секунду.

– Спасибо, Девро. Но я останусь сам. Ты можешь уснуть, а ведь ОНИ только этого и ждут, мальчик. И часовые могут уснуть. Все могут уснуть. Нет, останусь я, а ты иди отдыхай.

– Но, сержант… – попробовал возразить Люк.

– Иди отдыхать, рядовой, – тихо и твердо сказал Скотт.

– Да, сержант.

Солдат повернулся и пошел к палатке. – Эй, Девро! – окликнул его сержант. – Я здесь, сержант.

– Ты хочешь домой?

Вопрос настолько не вязался с ситуацией, что Люк растерялся.

– Ну… Наверное…

– Я знаю, мальчик, – Скотт улыбнулся, но не ему, а каким-то своим мыслям. – Ты хочешь снега. Тебе нравится снег?

– Не знаю, сержант.

Он, действительно, не знал. Снег был чем-то, прочно и навсегда вошедшим в его жизнь. Ответить на подобный вопрос было не проще, чем на такой: "Нравится ли тебе дышать?" И Люку трудно было понять, ЗАЧЕМ это знать сержанту.

– Наверное, да, сержант.

– Вот видишь. Мне тоже нравится снег. У нас в Уайттеле много снега зимой. Ты бывал в Монтане, мальчик?

– Нет, сержант.

– О-о-о. У нас в Монтане много снега. А в этой дерьмовой стране снега нет. Вообще. Как ты думаешь, почему?

– Наверное, климат, сержант.

Скотт улыбнулся. Это была снисходительная улыбка. С таким выражением говорят взрослые с детьми.

– Климат здесь ни при чем, Девро. Просто ГУКИ – ДРУГИЕ ЛЮДИ. Не такие, как мы. Бог не дал им снега. Они не знают, что такое снег. ОНИ ДРУГИЕ ВО ВСЕМ. Ты поймешь это со временем, мальчик… Да, нужно время… А теперь иди спать. Я останусь здесь.

– Сержант…

– Спать, рядовой. Это приказ.

– Да, сержант.

Скотт молча смотрел, как солдат идет к лагерю.

…Тайлер ждал Люка в палатке. Он сидел на койке и крутил приемник.

Увидев входящего приятеля, Джозеф вопросительно кивнул головой.

– Ну что?

– Ничего. По-моему, у Скотта нервный срыв.

Тайлер с сомнением хмыкнул.

– Знаешь, не думаю. Мне кажется, что сержант спятил. Поверь моему опыту. Я видел дела и покруче. Не сегодня-завтра у него "съедет крыша" окончательно, и Скотт отправится в Штаты.

– Думаешь? – спросил Люк.

Ему не хотелось, чтобы капрал оказался прав. Он с симпатией относился к Скотту, особенно после случая с воронкой.

– Уверен, – серьезно ответил Тайлер. – Поверь мне, парень. Сержант спятил. Могу поспорить с тобой сотней против десятки, что через день его "отбуксируют" в Сайгон, а там…

– Посмотрим, – быстро оборвал капрала Люк. – Давай спать. Уже поздно.

Тайлер хмыкнул и пожал плечами.

А утром сержант Эндрю Скотт выглядел свежим, отдохнувшим и совершенно здоровым. Никто больше не вспоминал ночное происшествие, приняв непоправимое за обычный нервный срыв.

Ветер хлестнул его по щекам, вырвав из объятий этого сна. Люк Девро повернул голову и посмотрел на сидящую рядом девушку. Ронни заинтересованно листала одну из папок. Волосы ее раздувались и превратились в светлую золотистую бахрому. Карие с желтыми ободками глаза стали напряженными. Видимо, обдумывала что-то, заключенное в этих папках. Ронни подняла руку и поправила волосы, забросив их за ухо. Жест, автоматический, очень естественный, понравился Люку, и он… Улыбнулся.

– А что значит "Д. У. 1-76"? – вдруг спросила она, словно почувствовав взгляд унисола.

– Код. Личный военный номер. "Диллан Уотсон". Инициалы.

– Я так и думала… – кивнула Ронни. – Так и думала.

– Это что-нибудь дает нам? – спросил Люк.

– Ни черта. Даже зная имя и фамилию, мы ничего не сможем выяснить.

– Почему?

– А ты представь, милый, сколько разных Дилланов Уотсонов бродит по Штатам. Тысяч десять – пятнадцать, не меньше. – Ронни вдруг резко повернула голову и не без удивления посмотрела на унисола. – Знаешь, а ведь ты уже говоришь, почти как обычный человек. Честное слово.

Люк снова улыбнулся.

– Я знаю.

Грузовик-трайлер плавно плыл по дороге. Он покачивался на поворотах, но люди в лаборатории этого не чувствовали. Амортизаторы гасили любые колебания кузова.

Вудворт и Гарп стояли возле операционного стола, делая вид, что пытаются восстановить Джи-эр'6. Унисол все еще продолжал часто моргать, но у людей не было сомнений относительно его участи. Единственная причина, по которой они все еще возились с полутрупом, – Джи-эр'13.

“Рядовые, – заявил он, – я знаю, что вы медики. Нам нужно восстановить как можно больше солдат. Это облегчит нашу задачу".

И им ничего не оставалось, кроме как вяло промямлить: "Да, сэр" и отправиться к операционному столу.

Вудворт надеялся, что "тринадцатый" не вспомнит о двух лежащих в холодильных ваннах солдатах. Случись это, произошла бы катастрофа. Унисолы под командованием убийцы-психопата. Может ли быть что-нибудь опаснее? Вряд ли. Начальник лаборатории искоса поглядывал на сидящего у пульта управления Джя-эр'13. Солдат смешивал лекарства в одной большой колбе. На столе справа лежал пятидесятикубиковый шприц.

Десять минут назад у него в голове возник план. Опасный и трудноосуществимый, но все-таки план. Другого не было.

Но для его выполнения нужно время. По всем расчетам два-три часа. Они должны дождаться нужного момента. Это возможно, если унисолу не взбредет в голову прикончить еще кого-нибудь из них.

“Будем надеяться, что все пройдет нормально. Будем ОЧЕНЬ надеяться".

Вудворт вздохнул и склонился над Джи-эр'6.

“Ну, а если они не станут пытаться осуществить его план. Что тогда?”

Он старался рассуждать хладнокровно и беспристрастно, насколько вообще можно быть таковым в подобной ситуации.

"Тогда? Скорее всего, "тринадцатый" будет какое-то время охотиться за сбежавшим "сорок четвертым", убивая всех направо и налево. Затем его мозг откажет совсем, и унисол… Страшно, лучше не думать о том, что произойдет тогда. Но они, почти наверняка, умрут в числе первых. И он, и Гарп, и Спилберд. Что же тогда остается? – Вудворт знал ответ. – Остается убить этого ублюдка прежде, чем "тринадцатый" начнет свой кровавый путь. Он – их порождение, значит, им и платить. Пришло время".

Начальник лаборатории все еще надеялся на то, что им удастся выжить. Но заставил себя думать о ХУДШЕМ исходе. Пусть надежда теплится на самом дне его естества. "Пусть. Может быть, так даже лучше".

Вудворт видел, как Джи-эр' 13 закончил свою работу и заправил шприц получившейся смесью.

– Ни черта не выйдет, – вдруг жарко шепнул Вудворту Гарп. – Этот парень все равно не выживет.

– Тише! – зашипел на него начальник лаборатории. – "Тринадцатый" может тебя услышать!

Гарп согнулся к самому телу умирающего солдата и бросил настороженный взгляд в сторону "сержанта Скотта".

– Что будем делать? – почти беззвучно спросил негр.

– Если ОН поймет, что мы не можем ему помочь, то скорее всего убьет нас… Гарп кивнул обречено.

– Я думаю так. Надо работать, а если он что-нибудь будет спрашивать, тянуть время.

Унисол поднял шприц и вонзил его себе в сердце. Ладонь нажала на поршень, выдавливая получившуюся смесь.

– Что он делает? – изумленно спросил негр.

– Поднимает мышечный порог, – тихо ответил Вудворт. – Делает себя сильнее.

– Вот мать твою! – выдохнув, подавленно отреагировал Гарп. – Только этого-то нам и не хватало. Ну, отлично.

Вудворт ничего не сказал. Он думал.

"А что, если броситься на унисола сейчас? У них есть скальпель, и, возможно, им удастся перерезать этому выродку глотку. Если, конечно, повезет…”

Но тут же осадил себя.

Стоп. Не реально. Все строится на "возможно" и "если". А у них не может быть "если". Есть всего лишь один шанс. Одна попытка. И нужно действовать наверняка. Второй попытки уже не будет. Джи-эр'13 просто не допустит ее. Не даст застать себя врасплох дважды. Вудворт очень боялся, что он не даст сделать этого и единожды.

Унисол извлек шприц и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. Гарп, не говоря ни слова, указал на него глазами, но врач лишь отрицательно покачал головой.

Еще рано. Слишком рано. Не сейчас. Через два-три часа.

Тайлер, штат Юта.

Ронни изумленно осматривала улицы, по которым полз "бьюик".

"Господи, я-то думала, что меньше той дыры – Хендерсона – городов не бывает, ан нет. Сыскался и поменьше. Славный город Тайлер! Город! Ха!" Тайлер был, действительно, одним из самых крохотных городов в Юте. Сотня улиц, тридцать тысяч жителей, магазинчик, бар, да еще суд. Вот и все, что представлял из себя "славный" Тайлер. Хотя, были еще коровы. Эти рогатохвостатые "граждане" бродили по улицам так же запросто, как в Лос-Анджелесе ездили автомобили. Они сбивались в небольшие стада и расхаживали с видом едва ли не более независимым, чем сами жители. Сразу чувствовалось, что коров в Тайлере любят и уважают. По крайней мере, не меньше, чем приезжих.

Вообще-то, строго говоря, чужаков в Тайлере не любили вовсе. Они врывались в тихую спокойную жизнь города и тут же разрушали ее начисто. Это было не сложно. Достаточно подтолкнуть бампером какую-нибудь из "ленивых пестрых тварей", как та поднимала рев, и жители всего города сбегались к месту происшествия, словно только что у них на глазах пристрелили мэра. Ну а уж если на шкуре коровы обнаруживали хотя бы малейшую царапину, виновника сразу хватали за шиворот и тащили в тот самый суд, которым так гордился Тайлер.

Дальше все происходило быстро – у обвиняемых не было повода жаловаться на проволочки – и по давно накатанному сценарию.

Судья, – понятное дело, местный житель, – заслушав обвинителя – местного, разумеется – и адвоката, – тоже коренного тайлерца, – быстро приговаривал обвиняемого к двумстам долларам штрафа плюс судебные издержки – еще пятьдесят долларов.

Ну а если обвиняемый начинал спорить и доказывать, что "эта хвостатая сука только что лазила во-о-он по тем зарослям терновника, – взгляните в окно, господин судья, – там должно быть и ободралась, дура", – то ему моментально увеличивали размер штрафа вдвое и отпускали подобру-поздорову.

И в этом случае стоило улепетывать подальше, утешаясь тем, что легко отделался.

Сейчас Тайлер дремал. Сытый послеобеденный сон сморил его, и на улицах царило затишье. Даже коровы не разгуливали, а улеглись в пыли на обочинах, поглядывая из-под полуприкрытых век – устало и томно – на медленно ползущую по улицам бело-желтую развалюху, словно раздумывая, вздернуть ее на рога сразу или все-таки сперва выяснить, какого черта ей здесь надо. Старик, клюющий носом у дверей собственного дома, надвинув на глаза пятиведерный "стетсон"[20], заслышав шум мотора, ленивым движением сдвинул шляпу и подозрительно проводил «бьюик» глазами.

Ронни вздохнула. Господи, а мэром у них, наверное, Джон Уейн. Или Клинт Иствуд[21]. Она улыбнулась.

– Останови, пожалуйста, – попросила девушка, когда машина поравнялась с небольшим магазинчиком готовой одежды, в витрине которого торчал манекен в "стетсоне" и с ковбойским ремнем на бедрах. Одет этот псевдоковбой был по всем правилам Запада. Стеклянные глаза смотрели на чужаков с мужественным прищуром. Растопыренные пальцы из папье-маше тянулись к муляжу "смитт-вессона". Так и казалось, сейчас этот "Санденс Кид"[22] рванет из кобуры пушку и откроет огонь по улице, превращая ее в решето.

Ронни выбралась из машины и, подмигнув манекену, – знаешь, милый, ты похож на одного нашего приятеля с бензоколонки, правда, он уже умер –вошла в магазин.

Звякнул колокольчик, укрепленный над дверью. Тонкий радостный звук поплыл по небольшому уютному зальчику, вызывая из темных прохладных недр молоденькую продавщицу.

На ней болтался безразмерный кожаный жилет с длинной бахромой. Под воротником клетчатой рубашки был повязан пестрый шейный платок. Светлый "стетсон" был явно великоват и периодически сползал девушке на уши и на лоб.

– Чем могу вам помочь? – спросила продавщица.

Ронни, сдержав улыбку, и постаравшись придать лицу серьезное выражение, сказала:

– Добрый день. Я хотела бы купить рубашку и брюки.

– Мужские или женские, мэм?

– Мужские, – Ронни посмотрела через витрину на улицу.

Их появление вызвало ажиотаж в городе. На противоположной стороне появились три здоровяка. Они хищно поглядывали из-под широких полей шляп в сторону "бьюика" и о чем-то тихо разговаривали.

“Уаоооу. Скандалы нам ни к чему. И тем более, в таком сумасшедшем городке, как этот".

– Какой размер, мэм?

– "М", – ответила Ронни, не отрываясь от окна.

– Это подойдет?

– Конечно, спасибо, – девушка лишь мельком взглянула на что-то светло-синее, завернутое в полиэтиленовый пакет.

– Пожалуйста, сорок семь долларов, мэм.

– Да… Да… Ронни выудила из кармана остатки своих капиталов и, положив на прилавок две пятерки, десятку и двадцатку, схватив пакеты, помчалась на улицу.

Продавщица пробормотала ей в спину что-то похожее на "заходите еще", но Ронни уже не слышала.

Она выскочила из магазина и обнаружила еще одного типа, стоящего у самых дверей.

Видимо, всех четверых не очень устраивало появление чужака в их городе, и они намеревались дать это понять самым недвусмысленным образом. Проще всего было бы выбить стекла, но их, к удивлению здоровяков, не было и так.

– Прошу прощения, – улыбнулась Ронни хлыщу у дверей. Она скатилась с крыльца и быстро забралась в "бьюик".

– Поехали отсюда. Быстро.

Люк удивленно поверялся к ней.

– Что-нибудь случилось?

– Пока еще нет, но может. В воздухе пахнет потасовкой. Не чувствуешь, милый?

Унисол втянул носом воздух и кивнул.

– Нет.

Троица отлепилась от тротуара и неспеша направилась к машине. На их лицах застыло выражение ленивой скуки. Мышцы перекатывались под рубашками. Не требовалось много ума, чтобы понять: эти парни идут не о погоде разговаривать. Отнюдь.

– Поехали, поехали… – поторопила Люка девушка.

"Бьюик" фыркнул в лицо громилам облаком сизо-черного дыма и быстро покатил по улице. Они все еще смотрели вслед развалюхе, когда та шустро свернула на соседнюю улицу.

Здоровяки переглянулись и зашагали в том же направлении. Они знали ЗОЛОТОЕ правило этого города. Те, кто приезжал сюда, ОБЯЗАТЕЛЬНО останавливались перекусить. Или в баре "Звезда Тайлера", или в гриле "Нэнси-Джон".

Следующая улица, по которой они проехали, заканчивалась в духе Тайлера. Слева бар, справа мэрия и суд.

“Ребятам не приходится ходить далеко, – подумала Ронни, – это уж точно".

"Бьюик" снова свернул и проехал еще квартал, прежде чем девушка заметила небольшое заведение с огромными окнами и надписями на них: "Нэнси-Джон, гриль и пиво".

Двери, ведущие в гриль, были выполнены в стиле XIX века. Две створки, болтающиеся в ту и другую сторону, начинались на уровне груди и заканчивались у колен.

– Стоп, – скомандовала Ронни. – Не знаю, как ты, милый, а я очень хочу есть. Безумно. Могу проглотить корову.

Унисол смерил ее таким недоверчивым взглядом, что девушка усмехнулась.

– Ну, это выражение такое. Когда очень голоден, говоришь: "я съел бы корову", понимаешь?

– Да. Ты, действительно можешь, съесть целую корову?

– О, боже… – Ронни вздохнула. – Ладно. Пошли, сейчас и проверим.

Она вытащила из салона пакет с одеждой и протянула унисолу.

– Что это?

– Одежда, милый. Не беспокойся. Всего-навсего рубашка и штаны. Сейчас ты пойдешь в мужской туалет и переоденешься, а то твой костюмчик, по-моему, кое-кому не нравится в этом городе. И не только в этом.

– Зачем мне идти в туалет? – удивился унисол. – Я могу переодеться здесь. Солнце мне не повредит.

– Господи… Слушай, ты действительно такой… Или придуриваешься?

– Что значит "такой"?

– Все. Хватит. Делай, что тебе говорят и не разговаривай.

– Хорошо, – согласился Люк.

Девушка сгребла несколько папок и пошла к грилю. На пороге остановилась, обернулась ко все еще стоящему унисолу и сказала:

– Ну? Что стоишь-то? Пойдем, не стесняйся.

Штаны пришлись как раз впору, а вот рубашка оказалась маловата. Ронни не учла, что мышцы унисола в напряженном состоянии несколько увеличиваются. Когда он вышел из уборной, девушка улыбнулась и кивнула головой, словно говоря: "Ну вот. Теперь ты стал хоть немного похож на нормального человека".

Унисол подошел к столу и наклонился, чтобы отодвинуть стул. В ту же секунду раздался треск, и рукава отделились от остальной части рубашки. Ронни вздохнула. Люк спокойно стянул их с мощных мускулистых рук и аккуратно сложил на сиденье стула.

Сидящее в гриле посетителя немедленно обернулись. Поскольку основной контингент этого заведения состоял преимущественно из людей от тридцати пяти и выше, поступок Люка не мог не вызвать молчаливого осуждения. Испортить новенькую рубашку – за семнадцать долларов сорок девять центов! – это мог позволить себе только ЧУЖАК. Жители Тайлера ценили деньги. Практически все посетители носили "стетсоны" что, в свою очередь, позабавило Ронни.

"Похоже, у этих ребят "стетсоновская" лихорадка, подумала она. Да. В этом городе большая мода на ковбойский антураж. Странно, что они еще "кольты" на бока себе не понавешали. То-то была бы потеха".

Люк спокойно, не обращая внимания на эти почти враждебные взгляды, сел на свое место, и Ронни вдруг заметила вышитую желтым надпись над правым карманом: "Я – "крутой" парень. Меня зовут Джо".

Девушка еще раз вздохнула. В рубашке с оторванными рукавами и с этой дурацкой вышивкой унисол стал похож на стриженого битника.

Небрежной походкой подошла официантка – высокая крашеная блондинка с "ударным" бюстом и "лошадиным" лицом. Она сразу узнала в парочке приезжих и теперь всем своим видом давала понять, какое именно чувство вызывают у нее разные там "яйцеголовые".

– Пить будете что-нибудь? – безразлично произнесла блондинка, поглядывая куда-то в сторону.

– Да, – отозвалась Ронни. – Я – кофе. А ты? – она посмотрела на унисола.

Тот сосредоточенно изучал пластиковый жетон на груди официантки:

"ЧЕМ МОГУ БЫТЬ ВАМ ПОЛЕЗНОЙ? МЕНЯ ЗОВУТ БРЕНДА".

Блондинка была бы счастлива, если бы на нее посмотрит ТАК кто-нибудь из местных, но ЧУЖАК… Этот парень вызывал у нее раздражение.

– Бренда? – удивленно спросил он. – Да, "Джо", – ответила официантка. – Эй, ты будешь что-нибудь пить? – быстро спросила Ронни и взглянула на блондинку. – Лимонад. Он будет пить лимонад.

– Хорошо.

Бренда хмыкнула и пошла в сторону кухни, то и дело оглядываясь.

Она решила, что парочка весьма странная и надо приглядывать за этими ребятами получше. Чего доброго, еще вздумают удрать, не расплатившись. …Их было четверо. И все они терпеть не могли чужаков. Этих говенных "яйцеголовых", битников и прочее дерьмо, изредка залетавшее в их спокойный городок. Главный в компании, высокий сухой парень по кличке "Бетмен"[23], смотрел на эту проблему просто. «Увидел – врезал». Взгляды остальных не на много отличались.

Они были большими любителями драки и пива. Причем, чем здоровее оказывался противник, тем интереснее им было намылить парню задницу.

Вторым специалистом по дракам в компании был усатый накачанный амбал по кличке "Хот Дог"[24]. Казалось, что он состоит из одних мышц. Длинные светлые волосы спускались до плеч, обрамляя дегенеративную физиономию. Природа не особенно утруждала себя относительно мозгов, заложенных в эту маленькую, чуть приплюснутую голову.

За ним следовал мрачный коренастый тип – "Пингвин". Свое прозвище здоровяк получил благодаря странной переваливающейся походке. В кармане "Пингвин" постоянно таскал нож или обрубок бильярдного кия, который, не задумываясь, пускал в ход.

И замыкал компанию молодой, не в меру разговорчивый парень по кличке "Трепач". Нельзя сказать, что прозвище сильно искажало истину.

Сейчас четверка торопливо пересекала улицу. Они уже издалека заметили бело-желтый "бьюик".

– Отлично, ребята. Эти говнюки здесь, – ухмыльнулся Бетмен. – Что я говорил?

– Да уж, – поддержал его Трепач. – Сечете, парни? Надерем кое-кому задницу сегодня, а?

– Заткнись, – оборвал приятеля главарь. – Будешь вякать, когда тебя спросят, понял?

– Ну а чего? Я так… Сказал только.

– Заткнись, – Бетмен обернулся к остальным. – Смотрите, парни, без сигнала не начинайте. Судья и так на нас зуб точит. Так что, дождитесь повода, а уж потом старайтесь вовсю. Ты понял. Хот Дог?

– Йеп, – меланхолично кивнул амбал. Ему-то было плевать, есть предлог или нет, но раз босс сказал… Хотя, он мог бы и так этому засранцу ребра пересчитать. Но раз надо, значит надо.

– Теперь Пингвин.

– Ну? – хмуро уставился на главаря тот.

– Не вздумай пустить "перо" в дело. Понял, придурок? Используй то, что есть под рукой. Ясно?

– Как скажешь, – буркнул Пингвин. Он-то явно не страдал многословием.

– Отлично. Тогда двинули.

Компания пересекла улицу и нырнула в прохладный дверной проем гриля.

Ронни ничего не замечала вокруг себя. Она вся погрузилась в чтение папок. Дымя сигаретой, девушка перелистывала страницу за страницей, откладывала, брала новые…

"Так, так, так. Следующий. Все то же самое. Ничего нового. "С. Б. 1-86". Угу. Дальше. Графики, графики, графики. С ума сойти. Хромосома икс. Любопытно. "Исследования проводил: Б. М. Кристофер Грегор". Хм. В каждой папке этот бакалавр".

– Ты знаешь, я как будто снова в школе. Ничего не понимаю. – Ронни вздохнула. – Но, судя по тому, что здесь написано, с тобой что-то сделали на генетическом уровне.

Унисол взял со стола сигаретную пачку и прочитал надпись на белом боку.

– Министерство здравоохранения предупреждает вас, что сигареты опасны для вашего здоровья, – он с любопытством посмотрел на Ронни.

– Да брось, – отреагировала она, – нельзя верить всему, что пишут. – Одним движением Люк смял только распечатанную картонку в комок и швырнул в пепельницу. – Эй, эй… – вскрикнула девушка, но опоздала. – Ну вот. А ведь это была моя последняя пачка… Блондинка Бренда принесла кофе и банку диетического "Пепси" и шлепнула на стол.

– Ну что? Заказывать-то будете что-нибудь? – в ее голосе явственно слышалась неприязнь.

– Да, – Ронни посмотрела на нее, – два дежурных блюда.

Официантка фыркнула и удалилась в сторону кухни, откуда доносился запах жареного мяса и звон кастрюль.

– Знаешь, – девушка открыла очередную папку, – здесь все время упоминается какой-то доктор Кристофер Грегор. Ты не помнишь такого, нет? Унисол покачал головой. "Нет".

– Ничего, да? Ну ладно. Где-то здесь есть его телефон, если я не ошибаюсь. Ага, вот.

Ронни взяла ручку и торопливо переписала номер в свой блокнот.

– Ты будешь звонить ему? – спросил Люк.

– Ну, стоит попробовать по крайней мере, – пожала плечами девушка.

Она подняла глаза и увидела смотрящего прямо на нее унисола. – Что?

– Почему ты все это делаешь для меня? – спокойно поинтересовался он.

Ронни усмехнулась.

– Я ничего для тебя не делаю, милый. Это все, – она кивнула на папки, – я делаю для себя. Ты, наверное, этого не понимаешь в силу ряда причин, но ты – мой самый ПОТРЯСАЮЩИЙ РЕПОРТАЖ в жизни.

Она вдруг заметила, как лицо унисола за долю секунды изменилось. Оно стало каким-то тусклым, словно пыльное стекло. И Ронни почувствовала нечто похожее на жалость. Временами Джи-эр'44 напоминал ей подростка, не имеющего представления о реальной жизни. Мало-помалу она привыкла к нему.

Девушка улыбнулась и попыталась утешить его.

– Ничего. Может быть, когда все останется позади, тебя сделают героем. А, здорово? – Люк непонимающе пожал плечами. – Так, ладно. Я схожу позвоню, а ты сиди здесь и жди меня. Хорошо?

– Да.

– Вот и отлично. Сейчас принесут еду, попробуй. Может быть, тебе понравится.

Ронни встала из-за стола и направилась к выходу.

У самой двери девушка задержалась и спросила тучного мужчину, который пил пиво, сидя за столиком:

– Простите, вы не подскажете, как найти телефон?

– Там, на улице, – хмуро буркнул толстяк, ткнул пальцем себе за плечо и повернулся к ней спиной, давая понять, что не желает дальше разговаривать с чужаком.

Ронни вышла на улицу, пробормотав себе тихонько под нос:

– Будем надеяться, что местный телефонный аппарат ничего не имеет против приезжих.

…Четверка, войдя в бар, разделилась. Бетмен с Хот Догом оккупировали бильярдный стол, а Трепач с Пингвином играли в автоматы за спиной парня. Они изредка перемигивались, курили и тихо болтали между собой, напряженно поглядывая на "яйцеголового", спокойно сидящего на своем месте. Парень был странный, если не сказать больше. Он не курил, не пил пиво, не вертел головой и не прислушивался к разговорам. Его поведение не укладывалось в обычные рамки, и это несколько настораживало приятелей, но не настолько, чтобы заставить отказаться от задуманного. Однако чужак пока не дал повода к драке.

Бетмен с треском вгонял шары в лузы и жевал "поп-корн"[25], который ему предусмотрительно подала «милашка» Бренда.

– Что-то воняет здесь нынче! – громко заявил он.

Парень находился как раз у него за спиной, и Бетмен ждал, что он возмутится и тем самым спровоцирует стычку. – Тебе не кажется, что воняет дерьмом, Хот Дог, а?

– Йеп, – лаконично ответил тот.

Все знали, что это за компания, но сейчас молчали, наблюдая за реакцией приезжего. Парень не отреагировал. Он продолжал сидеть, глядя прямо перед собой и о чем-то размышляя.

– По-моему, это пахнет чужаком, а, Дог? – предпринял вторую попытку Бетмен.

– Йеп, – снова охотно поддержал тот.

– Точно, ребята, – вякнул от автомата Трепач. – Это воняет дерьмовым приезжим, сечете?

– Заткнись, – буркнул Пингвин. – Рано пока.

Он опустил в автомат очередной никель и дернул рычаг.

Люк посмотрел на подошедшую официантку. Бренда, чуть сморщившись, брякнула о стол две тарелки с бифштексами и жареной картошкой, вилки с ножами и отошла в сторону.

Если бы Люк помнил, как обращаться с ножом и вилкой, он был набросился на еду, потому что в этот момент ощутил… ГОЛОД.

Ему не удалось вспомнить определение этого слова, но посасывание в желудке было достаточно красноречивым признаком.

Люк внимательно осмотрел зал и остановил взгляд на сухом пожилом человеке в белом "стетсоне", который с аппетитом поглощал мясо с картофелем и запивал его хорошими порциями пива. Он несколько секунд наблюдал, как он орудует ножом и вилкой, а затем попробовал проделать ту же операцию сам.

Ему понадобилось несколько попыток, чтобы почувствовать, как управляться с этими непослушными предметами. Мозг ВСПОМНИЛ это и дал команду рукам. Постепенно дело пошло на лад.

Люк отрезал кусок бифштекса, подцепил на вилку пару ломтиков картофеля и отправил в рот.

Это было новое, совершенно фантастическое ощущение. Хрустящая корочка лопнула, и он почувствовал горячее рыхловатое нутро соломки на своем языке. Следом за картофелем последовало мясо.

Люк упивался его вкусом. Аппетит разыгрывался все сильнее. Унисол и сам не заметил, как расправился с первой порцией и перешел ко второй, запивая ее большими глотками "Пепси".

Бетмен с интересом наблюдал, как "яйцеголовый" поглощает пищу.

– Похоже, этот говнюк сейчас обожрется, – усмехнулся он.

– Йеп, – подтвердил его предположение приятель.

– Слышь, Хот Дог, ты когда-нибудь в жизни видел, чтобы так жрали?

– Ноуп, – хмыкнул тот, с удивлением глядя на чужака.

– Вот и я тоже.

Покачивая бедрами к столу прошествовала Бренда.

– Ну и что дальше? – спросила она "Джо". – Что-то еще закажешь?

Унисол оглядел пустые тарелки и с ожиданием посмотрел на официантку.

– Эй, ты не глухой часом, приятель? – осведомилась она.

– Нет.

– Я спрашиваю, принести еще что-нибудь?

– Да.

– Что?

“Странный парень" пожал плечами. У Бренды вырвался тяжелый вздох:

“Эти приезжие такие тупые…”

– Ну что ты будешь есть: салат, "Хот дог", бифштекс, яичницу?! Что? – она уперлась кулаками в бедра и уставилась на посетителя немигающим взглядом.

– Салат, "Хот дог", бифштекс, яичницу и дежурное блюдо, – повторил он. – Кофе и лимонад, – последовала короткая пауза. – Могу проглотить корову.

– Вот дерьмо, – прошептала официантка и не спеша отправилась на кухню за заказом.

– Эй, Ренди, – окликнул ее Пингвин, – что-то этот парень много ест, а? Может быть, он, конечно, впрок запасается, но мне кажется, что у него просто "бабок" нет.

Бренда оглянулась на чужака и прошла дальше, решив для себя: следующий заказ она принесет не раньше, чем парень рассчитается за два предыдущих.

Ронни сразу увидела телефон. Он сиротливо висел на стене, хотя был ухоженным и блестящим. Девушке аппарат показался холодным и надменным, как и сам город.

– Господи. И ты туда же, приятель, – сказала она телефону. – Ну и черт с вами, ребята. Хоть лопните тут все. Так.

Ронни открыла блокнот. "Где он, этот номер. Ага, вот. КЛФ 23-44-56. Доктор Кристофер Грегор".

И тут же испугалась.

"А что, если он переехал? Или его нет дома? Или умер? Что тогда? И ответила сама себе. А тогда Джиэр'44 останется унисолом до тех пор, пока не вспомнит все, что с ним случилось… Давно? Недавно. Ладно, хватит дергаться. Звони".

Она опустила никель в монетоприемник и набрала номер, но вместо привычных гудков услышала мурлыканье факса.

– Черт. Это же факс, – с отчаянием сказала девушка.

– Ваш номер не отвечает, – сообщила телефонистка.

“О, боже, – вздрогнула от неожиданности Ронни. – Интересно, у них тут дирижабли вместо самолетов не летают? Ладно, попробуем по-другому".

– Девушка, – спросила она, – не будете ли вы так добры, мне нужно узнать, что за абонент КЛФ-23.

– Одну минуточку, мэм… – в трубке повисла пауза.

Ронни приготовилась ждать. Да, она будет ждать столько, сколько нужно. И не только ради репортажа.

Официантка принесла три тарелки – ровно столько помещалось в руках –и составила их на стол. Хотя, "составила" не то слово, которое могло бы выразить эти жесты. Тарелки стучали о дерево, и еда в них подпрыгивала, словно живая.

– Бифштекс, яичница, "Хот дог".

Она переглянулась с Пингвином, затем обвела глазами небольшой зал. Посетители давно уже забыли о своих тарелках и теперь с напряженным вниманием следили за тем, как чужак жадно накинулся на яичницу. В мгновение ока она была сметена с тарелки вместе с хрустящими ломтями ветчины.

Люку казалось, что он никогда в жизни не пробовал ничего подобного. Покончив с яичницей, унисол отодвинул тарелку и принялся за бифштекс.

Еда исчезла прямо-таки с умопомрачительной скоростью.

Пингвин ухмыльнулся и подмигнул Бренде. "Давай, спроси у этого придурка, есть ли у него "бабки".

– Эй, – официантка в упор смотрела на приезжего обжору, – а у тебя денег-то хватит, чтобы заплатить за все это, а?

Будь у Люка свободен рот, он бы тут же спросил, что такое деньги, и что имеет в виду эта женщина – Бренда – когда говорит "заплатить"? Но поскольку в данную секунду унисол как раз начал тщательно пережевывать кусок бифштекса и сказать, разумеется, ничего не мог, то просто удивленно вскинул брови, как бы говоря:

– О ЧЕМ ТЫ? – – Ты знаешь, что такое деньги? – уже раздраженно спросила Бренда. – НУ ДЕНЬГИ! Наличные, бабки, капуста, динеро.

Посетитель слушал ее монолог очень внимательно, но вместо ответа обмакнул в соус очередной ломоть мяса и спокойно отправил его себе в рот. Вот тут-то Бренда и сорвалась.

– Эй! – заорала она в сторону кухни. – Эй, тут какой-то говнюк хочет поесть в кредит!

Официантка тяжело смотрела на невозмутимо жующего чужака и чувствовала, как ее заполняет безумная злоба на этого спокойного ублюдка, жрущего их еду, да еще и корчащего рожи. "Издеваешься?! Ну погоди, – думала Бренда, – сейчас тебе задницу надерут, урод. Сейчас".

Посетитель неторопясь доел бифштекс, выпил лимонад и принялся за "Хот дог".

– Эй, кто это здесь хочет бесплатно поесть, а?

Из кухни вылез повар. Он был похож на огромного бобра. Толстые щеки, покрытые жесткой щетиной, свисали так же, как у этого животного. Короткие усики прилепились под прямым носом. Узкие глазки стреляли по сторонам, отыскивая зачинщика скандала. Голова была подвязана пестрым шейным платком. Объемный живот нависал над передником и колыхался в такт шагам. Руки повара, сильные, объемные, скрещены на груди. Словом, очень колоритная фигура. От повара за милю разило здоровьем и жаром. Бренда явно обрадовалась, когда он появился в зале.

– Вот, – заявила она. – Вот этот урод не может заплатить.

– Ну-ка, отойди, Бренда, – мягко отстранил ее "бобер".

Он наклонился, легко ухватил унисола за грудки и играючи поставил на ноги.

Смутило его то, что "странный" посетитель даже в этот момент не перестал жевать. Напротив, еще с большим усердием впился зубами в "Хот дог".

– Ну, в общем так, парень, – угрожающе произнес повар, глядя на настырного малого, – я целый день вкалываю, чтобы это дерьмо приготовить. Унисол наконец проглотил очередной кусок и удивленно возразил.

– Это ХОРОШАЯ еда.

Первым гулко захохотал повар, а за ним начали смеяться остальные.

– А малый-то точно с "присвистом", – тихо сказал приятелю Бетмен. – Но тем лучше. Проще будет его обработать.

– Йеп, – кивнул Хот Дог.

“Бобер" наконец просмеялся и, вытерев слезы пальцем, продолжил:

– Да, ты совершенно прав, это, – палец ткнул в сторону пустых тарелок, – очень вкусная и хорошая еда. Но вот вопрос: чем ты собираешься заплатить за эту ОТЛИЧНУЮ еду, а?

Унисол дожевал и, пожав плечами, спокойно ответил:

– Я не знаю.

Повар продолжал смотреть на него. Улыбка сползла с его лица, и он зло помурлыкал:

– Значит, ты не знаешь, да?

В зальчике повисло молчание. Все ждали продолжения. Интересно было посмотреть, как намылят задницу наглому ЧУЖАКУ.

Унисол, не дожидаясь продолжения, откусил еще один кусок "Хот дога" и принялся сосредоточенно жевать.

– Эй, – повар толкнул его в плечо, – а ведь я тебе сейчас башку оторву, урод.

Посетитель на секунду перестал работать челюстями и невнятно, но громко и спокойно предупредил:

– Я не хочу делать вам больно.

– Мне? Больно??? – "бобер" даже хрюкнул от смеха, словно чужак выдал очень веселую шутку. – Ты не хочешь ДЕЛАТЬ МНЕ БОЛЬНО?

Он вдруг резко размахнулся и нанес страшный удар в челюсть этому "ублюдку". БЫ. Нанес бы. Но, к его крайнему удивлению, кулак просвистел в воздухе, а затем… Бетмен увидел, как парень резко нырнул под руку повара и коротким движением ударил толстяка под ребра. Тот охнул и переломился пополам. В следующее мгновение мелькнула нога чужака. Он все-таки пожалел повара, и бутса врезалась не в отвислую сморщившуюся физиономию, а в круглое плечо. Но и этого оказалось вполне достаточно. Повар полетел в угол, опрокидывая спиной столы, сшибая тарелки, банки, стаканчики. Все это с грохотом и звоном покатилось по полу.

И тогда Бетмен метнулся к чужаку, подавая пример остальным.

Если жирный козел не умеет драться, так и не лез бы, а оставил бы это занятие настоящим мужчинам. В ту же секунду подошва армейской бутсы врезалась ему в живот, и Бетмену показалось, что его лягнула лошадь. Стальные пальцы сомкнулись на горле, а еще секундой позже голова "настоящего мужчины" с хрустом обрушилась на темную деревянную поверхность стола, расколов его пополам.

Унисол нагнулся и обмакнул "Хот дог" в соус. Выпрямившись, он увидел, что к нему приближаются еще двое. Огромный амбал и переваливающийся тип, сжимающий в руках бильярдный кий. Они шли расслабленными вялыми походками привыкших к драке людей.

Впрочем, Люк их не боялся. Руки и ноги его двигались автоматически, словно жили какой-то своей жизнью. ЭТО накрепко вогнал в него Форт-Брагг и закрепил полковник Перри.

Он перестал жевать и спокойно объяснил приближающимся противникам:

– Я хочу ПРОСТО ПОЕСТЬ.

Наконец телефонистка снова взяла трубку.

– Вы слушаете, мэм?

– Да, да… – торопливо сказала Ронни.

– Я узнала. Абонент КЛФ-23, это армейский госпиталь в Кливленде, мэм. – Ага. Вот как. Простите, а вы не могли бы соединить меня с любым номером этого госпиталя?

– Попробую, мэм. Но это междугородний звонок, и вам придется доплатить доллар двадцать центов.

– Конечно, хорошо.

Она торопливо достала мелочь и принялась начинять автомат монетами.

– Одну минуточку, мэм… – сказала телефонистка.

Пингвин первым бросился вперед, размахивая обрубком кия. Из горла чужака вырвался непонятный звук, напоминающий резкий гортанный крик. Если бы не плотно набитый рот, он бы возможно прозвучал так:

– ТАО! – бутса сокрушила кисть, сжимающую кий.

Пингвин охнул, а в следующее мгновение уже врезался в "джук-бокс", пробив головой стекло. Что-то зашипело, и из динамика музыкального ящика полился сладкий голос Элдона Джона. Перед глазами громилы проплыла пластинка.

Он несколько секунд приходил в себя, а тем временем…

…Хот Дог осклабился и врезал огромным, как пивная кружка, кулаком в белое пятно, которое было лицом чужака. Тот легко уклонился, и амбал почувствовал, как пальцы парня поймали его руку в кольцо захвата, протягивая дальше в зал. Пол ушел из-под ног, он начал заваливаться вперед, где и налетел на предусмотрительно подставленное унисолом колено. От удара воздух вырвался из его груди с силой урагана. Хот Дог попытался вдохнуть, но… Люк увидел, как переваливающийся, похожий на пингвина парень, схватил, стул и замахнулся, целя ему в голову. Подобный вариант Люка не устраивал, и он подставил под удар дегенеративный затылок амбала. Тот, выпучил глаза и распахнув рот, попытался вдохнуть, но в этот момент стул врезался в его макушку, разлетевшись вдребезги.

Унисол отпустил разом обмякшее тело, и оно грохнулось об пол. Зал содрогнулся.

Пингвин опешил. Он никак не ожидал подобного фокуса и на какую-то долю секунды растерялся. Очнулся он на бильярдном столе. Последнее, что успел запомнить громила, это прыгающий чужак и ребристая подошва бутсы, сминающая его физиономию всмятку. Подумав, Пингвин решил больше не вставать и оставить эту забаву другим, у кого полно запасных зубов и лишних носов. Он тихо закрыл глаза и прикинулся бесчувственным.

Люк опрокинул громилу на стол быстрее, чем кто-нибудь из присутствующих успел сказать "раз". И тут его глаза увидели блюдо, которого он еще не пробовал.

Унисол взял тарелочку с "поп-корном" и отправил в рот целую пригоршню, когда услышал за спиной хриплый вопль:

– ЭТО МОЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!!!!!

Бетмен пришел в себя на полу. Скривившись от боли в разбитом лице, он повернул голову, чтобы увидеть радостную картину: поверженный противник, распростертый у ног ребят. Но вместо этого… Бетмен даже захрипел от ярости.

Этот… Этот… Этот уб-блюдок, стоя у бильярдного стола, преспокойно жрал ЕГО ПОП-КОРН! А рядом валялся бесчувственный Хот Дог.

Бетмен поднялся и ринулся на чужака, твердо намереваясь поквитаться с обидчиком, опозорившим его перед всем городом!

– ЭТО МОЕЕЕЕЕ!!! – теряя голову от злости, заорал он.

ХАК! – пальцы парня второй раз за пять минут впились ему в горло.

Вот же… Мать твою! Успел подумать Бетмен.

В трубке что-то щелкнуло, и приветливый женский голос произнес:

– Добрый день, Армейский госпиталь для ветеранов. Чем я могу вам помочь?

– Добрый день, – Ронни даже не сразу сообразила, КАК спросить о нужном ей человеке. – Простите… Не могли бы вы позвать к телефону доктора Кристофера Грегора?

Голос в трубке на секунду замолчал, а затем осведомился:

– Простите, а кто его беспокоит?

– Вероника Робертс. Я работаю лаборантом у полковника Перри.

Ложь далась ей настолько легко, что Ронни даже удивилась. Когда эта история закончится, ты будешь самой отъявленной лгуньей на все Соединенные Штаты, подруга.

– Сожалею, – произнес после небольшой заминки голос, – но доктор Грегор не сможет поговорить с вами, мисс Робертс.

– Да, но…

– Мне очень жаль, но у доктора Грегора очень важная операция.

В трубке запищали тревожные гудки, но Ронни уже знала все, что хотела узнать. Во-первых, Б. М. Кристофер Грегор работает в госпитале, а во-вторых, он прекрасно помнит полковника Перри. Все.

Девушка спокойно повесила трубку на рычаг и сделала шаг к грилю.

И в это мгновение до нее донесся чей-то истошный вопль: "В ДВЕРЬ!!!!!!!", а сразу вслед за этим огромное окно взорвалось мириадами блестящих стеклянных брызг, и сквозь дыру вылетело тело одного из тех самых парней, что повстречались им у магазинчика. Он пролетел пару метров вместе с осколками и тяжело приземлился в песок у крыльца, подняв густое облако пыли.

"Боже, как в настоящем вестерне, – удивилась Ронни, и вдруг ее прошиб холодный пот. Она вспомнила о "сорок четвертом". – Как он там? Может быть, эти парни избили его до полусмерти, и унисол лежит на полу, истекая кровью".

– О, нет… – девушка быстро подошла к разбитой витрине и заглянула внутрь.

Посетители гриля выстроились в две замерших шеренги. Это был настоящий парад "стетсонов". Бренда с безумной улыбкой, больше напоминающей оскал, застыла рядом с очумевшим поваром, все еще лежащим на полу. А в центре этого живого коридора… Восседал унисол, преспокойно доедающий "поп-корн" из плетеной тарелочки.

Головы посетителей дружно повернулись в сторону Ронни, и она увидела белые перепуганно-растерянные лица.

Девушка взглянула на своего невозмутимого спутника.

– Ну и как тебе ленч? – осведомилась она.

Унисол сыто вздохнул и счастливо улыбнулся.

Сержант Эндрю Скотт сидел в операторском кресле и нанизывал уши на тонкую бечеву. Его пальцы собирали гирлянду помимо сознания солдата. Оно сейчас было далеко, в аду Вьетнама. Но даже когда сержант выплывал из этих кошмарных воспоминаний, ему не удавалось стряхнуть их окончательно. Его воспаленный мозг, а соответственно и восприятие окружающего мира разделились на две половины. Одна видела и слышала то, что происходило в самом деле, вторая же постоянно странствовала по волнам памяти. Кроме естественных запахов Скотт улавливал запахи свежей взрыхленной взрывами земли, порохового дыма, экзотических трав и смол. Иногда – это случилось всего два раза – ему удалось невероятным усилием воли вырваться из страшного кольца. Но всего на секунду. А потом он подумал: "Стоит ли бежать от этого? Война продолжается – это факт, и как ни старайся убедить себя в обратном – ничего не выйдет. Лучше подумать о том, как найти ПРЕДАТЕЛЯ".

В общем-то Скотт не видел препятствий на пути к разрешению этой проблемы. "Конечно, "лягушатник" должен будет где-то останавливаться, чтобы есть, пить и кормить эту сучку – вьетконговскую шпионку.

И конечно, все честные граждане его страны – если они честные граждане, а не чертовы предатели – помогут Скотту отыскать этого ублюдка. По-другому и быть не может.

Правда, "лягушатник" очень хитер. Очень. Вспомнить хотя бы случай, когда он – сержант Эндрю Скотт – обнаружил, что на лагерь напали Би-Си; и открыл огонь, спасая жизнь своих ребят. Как ловко этот выродок провел его. ПРЕДАТЕЛЮ удалось обмануть всех, не только Скотта, тут стыдиться нечего. Иногда эти ублюдки умеют так прикидываться своими – диву даешься. Смотришь, вроде бы нормальный парень, приглядишься – чертов ви-си, мать его. Но он-то умеет – УМЕЕТ – различать своих и чужих. Взять хотя бы этих новобранцев. Два гука из пяти. А может быть, и не два. Надо очень внимательно приглядывать за этими ребятами. Хотя… Ему хочется надеяться, что он ошибся, и им можно доверять".

Вудворт ждал этого момента почти два часа. Но когда датчик на руке замигал красным огоньком, ему стало страшно. Гораздо страшнее, чем было до этого.

"Смогут ли они сделать то, что необходимо? Удастся ли? А что, если унисол заподозрит неладное? Господи, он же сумасшедший с манией убийства! У него должно быть обостренное восприятие опасности. Так обычно и бывает. Почти на интуитивном уровне. Сумасшедшие фильтруют тысячи мелочей, о которых нормальный человек даже не задумывается, и делают какие-то выводы, исходя опять же из своей – исковерканной – логики. Черт". Вудворт ощущал, как вдруг выступил пот на лбу и затряслись руки. "Плохо. Успокойся. Он может заметить, что ты нервничаешь. И тогда весь твой план пойдет насмарку. Досчитай до пяти и… Давай, иди. Раз, два… Пять. Давай".

– Сержант Скотт, – окликнул он Джи-эр'13, – я могу с вами поговорить?

Унисол развернулся в кресле.

– Я слушаю внимательно.

Его голубые глаза смотрели на доктора изучающе, словно заранее знали о лжи, и теперь, ухмыляясь, ждали, когда же она будет сказана, чтобы затем, уличив Вудворта, спокойно и методично пустить ему пулю в лоб. Начальник лаборатории постарался, чтобы голос его звучал спокойно и твердо, но тем не менее, когда начал говорить, услышал нервную вибрацию. – Так что вы хотели мне сказать, рядовой?

– Сержант, температурный монитор на вашем запястье показывает "перегрев". Может случиться самое худшее… Сэр.

Скотт скосил глаза на датчик и серьезно произнес:

– Спасибо, рядовой. Вы правы, пора на отдых.

Он встал, взял со стола пистолет и пошел в холодильную камеру.

Вудворт смотрел, как унисол располагается в кресле. Лицо его, абсолютно непроницаемое, похожее на гипсовую маску, расслабилось, хотя выражение его осталось прежним. Решительно-безразличным.

Доктор уже понял, ЧТО за психоз овладел сержантом, но ПРИЧИНУ возникновения понять не мог. Воспоминания – воспоминаниями, но "сорок четвертый" в отличие от этого психопата не убивает людей.

"Тринадцатый" почему-то решил, что большинство окружающих его людей –военные и часть из них – большая! – может оказаться шпионами Вьетнама. Вудворт предполагал, ЧЕМ закончится вся эта история. Скорее всего скоро унисол сойдет с ума окончательно. И если сейчас, когда он еще хоть как-то способен себя контролировать, Джи-эр'13 убивает всех направо и налево, то что же будет когда наступит "сумеречное" состояние. Представить страшно. И потом, не нужно забывать о тех двоих, которые пока еще лежат в ваннах. Они, конечно, нормальны, но программа унисолов настроена так, чтобы солдаты выполняли любые приказы. Да. Они сделаны для убийства. И будут убивать, подчиняясь сумасшедшему. ИМ все равно, КТО отдает команду.

“Нет. Этого парня – Джи-эр' 13 – нужно уничтожить, пока он не успел натворить бед. О, господи…”

– Ты спятил? – горячо зашептал ему в спину Гарп. – Зачем ты сказал ему про перегрев? Он бы отключился, и мы смогли бы пристрелить этого ублюдка!

– Не смогли бы, – так же горячо ответил Вудворт. – Между перегревом и отключением проходит минут сорок пять – час, а иногда и больше. Если бы Джи-эр' 13 заметил "перегрев", то наверное, убил бы нас за предательство, решив, что мы специально не говорим ему об этом. Понял?

– И что теперь? – негр поглядывал на неподвижно сидящего в кресле унисола. – Что нам делать?

– Укол сыворотки. Очистка памяти, – тихо объяснил доктор.

– И как мы это сделаем? – в голосе Гарпа четко обозначились скептические нотки.

– Я зайду в камеру, якобы обследовать неисправную аппаратуру. Когда он успокоится и уснет, подам тебе сигнал. Ты увеличишь давление, а я включу автоматический шприц.

– Ну да! А если он заметит, что ты нажимаешь кнопку?

– Пока я не проявил открыто враждебных действий, Джи-эр'13 ничего не станет предпринимать. Ты, главное, поймай момент, когда я коснусь подлокотника, и включи давление. Тогда он уже ничего не сможет сделать. В любом случае, шприц успеет раньше, чем ему удастся хотя бы поднять руку. Понял?

Гарп подумал.

– Нет. Так не пойдет. Ты же почти никогда не заходил в холодильную камеру. Будет правдоподобнее, если пойду я. И не возражай.

Они оба понимали, что идущий в холодильник погибнет почти наверняка. Теплозащитные костюмы не могли обезопасить от давления, если оно превышало определенную норму. А для того, чтобы нейтрализовать унисола с его мышцами и дикой выносливостью, понадобится давление гораздо более высокое, чем эта норма. Практически, верная гибель. Лопнет стекло, и человек может замерзнуть. А может и задохнуться, когда страшная сила сдавит его грудную клетку.

– И не возражай, – повторил Гарп. Он отвернулся и принялся натягивать теплозащитный комбинезон, пристегивать маску.

Скотт расслабился в кресле, отдавая усталое тело во власть ледяного холода. Мозг его лихорадочно работал. Он оценивал ситуацию. Сержант обратил внимание на то, что врач НЕРВНИЧАЕТ. Было ли это обычным мандражем, который частенько охватывает необстрелянных новобранцев или… Что? Как оценить ЭТО?

Был ли поступок дока проявлением товарищеской взаимовыручки или попыткой заманить его в какую-то, пока не очень понятную, ловушку?

Если предположить самое худшее – ПРЕДАТЕЛЬСТВО! – чем ему это может грозить? Конечно, покушением. С помощью чего? Он искал варианты. Оружие? Эти ублюдки попытаются захватить оружие и прикончить его? Вряд ли. У них никогда не хватило бы смелости сделать это. Автоматы и гранаты лежат в специальной камере. Услышав звук открывающейся двери, он просто перестреляет их, как цыплят. Они должны понимать это.

Что же тогда? Скотт пытался найти какой-нибудь способ, при помощи которого ПРЕДАТЕЛИ могли бы попробовать расправиться с ним.

И вдруг он понял и чуть не расхохотался. Ну надо же. Это же так просто. Они не решатся убить его как солдаты – своими руками – и попытаются использовать автоматический шприц. Кретины. Стоп. А что, если он схватит их за руку? Конечно, эти ублюдки должны учитывать и такую возможность. Что же у них припасено на такой случай? Им придется его обездвижить. И они воспользуются… Чем? Стоп. Ясно. Давлением. Разумеется, давлением. Ну, ну, посмотрим.

Гарп, наконец, закончил одеваться и вздохнул. Это страшное ощущение, когда ты осознаешь, что через пару минут тебя не станет. Может не стать. Любое неверное движение грозит смертью. И ничего не знаешь наверняка. И боишься от этого еще больше. Вдруг возникает какая-то отчаянная решительность. В такую секунду ты готов кинуться на врага, даже если он заведомо сильнее и вооружен… Но это всего секунда. Да и не секунда, а лишь крохотная ее доля, в которую неведомая сила толкает в спину.

А в другое время ты думаешь о том, как бы смог жить, если бы не все случившееся. Успеваешь вспомнить родных, любимую женщину, какие-то пустячные мелочи, на которые раньше не обращал никакого внимания. А теперь вдруг думаешь о них, как о чем-то чрезвычайно важном. И проклинаешь себя за прошлые – очень умные – поступки, в конце концов приведшие тебя к этому выбору.

И не хочется двигаться, ибо твое движение способно насторожить страшное чудовище, спящее – а спящее ли? – в холодильной камере.

ГОСПОДИ, КАКОЙ УЖАС.

И находится масса "но", и ты понимаешь, что HЕ МОЖЕШЬ идти ТУДА и делать это. И хочется заорать на весь свет о том, что ты еще молод и так хочется жить.

Гарп почему-то вдруг вспомнил о пиве. Да, да. Всего лишь о банке холодного пива, которое он дико не любил раньше, и за глоток которого сейчас отдал бы все.

– Ну, ты готов? – шепотом спросил Вудворт.

– Да, сейчас… Все. Готово. Знаешь…

– Что?

– Нет, ничего. Ты, главное, не пропусти момент, – негр посмотрел на доктора, и тот вдруг увидел в его глазах смерть. Ощущение было настолько жутким, что Вудворт вздрогнул и отвернулся.

– Да. Не волнуйся. Хочешь, могу пойти я, – вдруг решительно предложил он, но негр лишь покачал головой.

– Мы договорились. Иду я. Так безопаснее. Может быть, все и получится, как надо.

– Конечно, – согласился Вудворт. – Конечно, все будет о'кей.

– Я пошел.

Гарп пересек лабораторию и вошел в холодильную камеру. Со своего места доктор видел, как комбинезон мгновенно покрылся кристаллическим налетом инея. Негр повернулся к окну и кивнул головой в сторону спящего унисола.

Вудворт легонько кивнул в ответ, давая понять, что можно начинать.

Гарп вздохнул, отчего из клапанов шлема вырвались две голубоватые струйки пара, и медленно пошел вокруг кресла.

На лице Джи-эр'13 не дрогнул ни один мускул, когда негр наклонился к нему, напряженно вглядываясь в застывшую "маску".

Его рука нащупала замок защитной крышки пульта на подлокотнике кресла и сдвинула его. Раздался легкий щелчок, и крышка мягко откинулась, обнажив две кнопки – зеленую и красную. Палец нажал на зеленую, и Гарп, сквозь собственное судорожное дыхание и колокольное биение сердца, услышал урчание электромеханизма.

Он представил себе, как щуп-держатель скользнул к изголовью и замер.

Острое жало иглы нацелилось в шею унисола.

Негр приподнял руку, подавая сигнал Вудворту.

И в ту же секунду что-то сильно сжало его руку на запястье. Глаза Джи-эр'13 раскрылись. Они изучали Гарпа без всякой злости. С каким-то ленивым любопытством. На губах появилась улыбка, и бархатный мягкий голос унисола осведомился:

– Что, медик, у нас проблемы?

Негр застыл. Ужас охватил сердце ледяной ладонью, выдавливая его через горло в рот.

Гарп покрылся горячим потом. В голове возникли светлые точки, увлекающие человека в свой безумный хоровод. Колени разом ослабли, а из желудка начала подниматься обжигающая волна тошноты.

– Нет, – хрипло выдавил Гарп, стараясь не заорать. – Нет. Просто… Просто, я проверяю… Систему автоматического шприца.

– Вот как? – удивленно вскинул брови унисол. – А что с ней приключилось? Неужели сломалась? Какое несчастье, верно?

– Нет. Она… Забарахлила что-то… Возникли помехи, и… Мы… Я хотел устранить их. Надо проверить…

– Ах вот оно что… – едко промурлыкал "тринадцатый". – Ну сейчас проверим.

Он вдруг резким движением выбросил свое тело из кресла и швырнул в него Гарпа.

Вудворт похолодел. Палец его вдавил в панель кнопку давления. Унисол только ухмыльнулся, теперь он двигался чуть медленнее, но только чуть-чуть. Казалось, что давление не оказывает на него никакого воздействия.

“Он же поднял мышечный порог! Господи…" По спине Вудворта пробежали мурашки.

– Сейчас проверим, медик, – продолжал говорить унисол.

Его кулак с треском вонзился в плексигласовое забрало и рванул шлем вверх, сдирая с головы негра.

Оставшийся без теплозащиты Гарп покрылся голубой коркой инея.

Сержант Скотт схватил жертву за лицо, прижимая к подголовнику кресла.

– Посмотрим, работает эта дерьмовая система или нет.

– Прекрати!!! – завопил Вудворт. – Прекрати!!!

Унисол заглянул в белые глаза негра, усмехнулся и подмигнул.

– Ну что, рядовой, ты готов? Пора стирать память!

Палец "тринадцатого" нажал на красную кнопку. И в этот момент Гарп не выдержал.

– Нееееееееееееет!!! – он рванулся к унисолу, вцепившись пальцами в "джангл-фетигз".

– Прекрати! – орал доктор. – Ты же убьешь его! Прекрати!!!

Джи-эр'13 спокойно оторвал пальцы негра от куртки и резким движением швырнул его в кресло.

Вудворт увидел, как длинное жало пробило шею негра и вышло с левой стороны лица под челюстью. Заработала система впрыскивания. Препарат брызгал на пол, на комбинезон уже мертвого Гарпа, на пятнистые брюки "тринадцатого" до тех пор, пока поршень не выдавил из шприца все. Затем игла вышла из головы негра. Тело обмякло и завалилось набок. Тусклые, сразу ставшие мутными глаза убитого оператора смотрели на Вудворта, словно говоря:

"Ну что, док. Я уже убежал. Теперь твоя очередь".

Сержант Эндрю Скотт неторопясь вытер шею и вышел из холодильной камеры.

– Отдых был прекрасным, рядовой. Отличным. Но мне кажется, теперь нам понадобятся новые солдаты. Где те двое, что выжили во время пожара? Вудворт замялся.

Говорить или нет? Пока он один, есть хоть какой-то шанс справиться с ним. Но когда их станет трое… Нет.

– Я не знаю, – спокойно сказал Вудворт. – Не знаю.

– Мда, рядовой. Ну что же, если вы думаете, что так будет лучше… Остановите машину, – голос унисола стал холодным и жестким. – Остановите машину.

– Я не могу этого сделать.

Вудворт понимал, что все это временные меры, но надеялся что у сидящего за рулем Спилберда хватит ума найти полицейский участок, а еще лучше какую-нибудь военную базу.

– Рядовой, вы вынуждаете меня подвергать вас допросу третьей степени, чего мне, разумеется, очень не хочется. Именно поэтому, – унисол вытащил из-за пояса пистолет, проверил обойму и вогнал патрон в патронник, – я предлагаю вам остановить машину или сказать, где находятся двое солдат из моего взвода.

– Нет, – Вудворт ожидал смерти.

Но вместо этого вдруг грохнул выстрел и… Доктор заорал от резкой боли в ноге.

Холодея от ужаса, он опустил глаза. На левой стопе, там, где раньше был мизинец, темнела кровавая каша.

– Остановите машину, рядовой, – вздохнул унисол, – иначе мне придется продолжить… Вудворт почувствовал, что его сейчас стошнит. Он очень хотел погрузиться в темную реку небытия, но забвение не приходило.

– Мне придется досчитать до трех, рядовой, а затем отстрелить вам следующий палец, – голос Джи-эр'13 был полон сочувствия. – Ну? Раз, два… Мда, рядовой. Три!

Банг! – Вудворт завыл от новой волны боли и рухнул на пол. Ему казалось, что ногу терзают раскаленным добела металлическим прутом. Слепяще-белым, цвета невыносимой боли.

Словно сквозь вату до него донесся голос:

– Я считаю до трех, рядовой. Раз, два…

– Нет! Хорошо, – доктору показалось, что это говорят не его губы, не его язык, не его горло, настолько чужим и страшным был ЭТОТ голос. – Да, я сделаю то, что нужно… Они в холодильной ванне. Оба.

– Вот видишь, как все просто? – улыбнулся СЕРЖАНТ ЭНДРЮ СКОТТ. – Пойдем. Ты мне покажешь, как вытащить их оттуда.

– Я боюсь, что… Не смогу идти.

– Сможете, рядовой. Таков приказ. Спорю, – унисол щелкнул затвором, –я даже не успею досчитать до трех, а вы будете уже на ногах и готовы идти. Ну? Раз, два… Ленч обошелся Ронни в триста семьдесят пять долларов, вконец подорвав ее финансовое положение. В кармане остались лишь две двадцатки и десятка, что с трудом покрыло бы расходы на бензин.

Бело-желтый "бьюик" тронулся от бара, и посмотреть на это "величайшее" событие собрался чуть ли не весь город.

Девушка решила, что у всей этой истории есть одна положительная сторона – жители города Тайлера теперь станут с большим почтением относиться к приезжим. В остальном же, репортаж оборачивался чистым разорением. Но, – Ронни не переставала удивляться на себя сегодня – ее это ничуть не раздражало. Напротив, она испытывала чувство, похожее на удовольствие, когда заботилась о большом ребенке, называемом унисолом, или Джи-эр'44. И чем дальше, тем оно становилось сильнее.

Горожане, в особенности те, кто стал свидетелем потасовки, уважительно расступились, пропуская машину.

– Как тебе это нравится? – спросила девушка унисола. – Не хватает только праздничного фейерверка.

"Бьюик" прокатился по улице и свернул за угол, навсегда исчезая из жизни этого "славного" городишки. Как только машина скрылась, повар хмуро взглянул на официантку, сплюнул на дощатое крыльцо и пробормотал:

– Пойду разберусь с Бетменом и его ублюдками. Не мешает и с них получить плату за разбитое стекло.

Кливлед расположился в двухстах милях от Тайлера. Будь у беглецов машина получше, они без труда добрались бы до госпиталя за два-три часа, но "бьюик" наконец решил проявить характер. Как ни старался Люк, а больше тридцати миль ему выжать не удавалось. Дорога, забытая богом и людьми, казалась совершенно пустынной. Поднимая тучи пыли, развалюха тащилась по ней с такой неохотной, словно ее пассажиры направлялись на автомобильное кладбище. По обеим сторонам дороги то и дело появлялись указатели и рекламные щиты, причем большая часть из них почему-то оказывалась изрешеченной пулями. Вероятно, это было одно из самых распространенных развлечений Тайлера и его окрестностей. Кроме, разумеется, ПРИЕЗЖИХ.

“Но теперь-то это займет лидирующее положение", – усмехнулась Ронни. – Ты позвонила доктору Грегору? – ни с того ни с сего спросил унисол. – Конечно. Я вообще успела сделать массу дел, пока ты развлекался.

– Массу дел? – Удивленно переспросил Люк.

По его виду девушка сообразила, что он не понимает смысла этого выражения.

– Ну да. Я успела выяснить, что доктор Кристофер Грегор имел самое непосредственное отношение к проекту "Унисол". Он прекрасно помнит полковника Перри и отказывается говорить с любым человеком, знающим о проекте. Собственно, доктор сам не подходит к телефону. Мне пришлось разговаривать с кем-то из обслуживающего персонала.

– Ты уже знаешь, что делать дальше? – унисол смотрел на нее, как на спасательный круг, брошенный утопленнику.

– Конечно. У репортеров существует несколько способов добывания информации. Хотя, вряд ли они понадобятся.

– Почему?

– Господи! – вздохнула Ронни. – Знаешь, милый, ты иногда меня шокируешь. Да, наверное, не только меня. Так вот. Ни один из этих способов нам не понадобится, потому что есть ты. Понял, наконец? Я думаю, доктор не захочет рисковать своей репутацией и клиентурой. У обычных людей и полицейских это называется шантаж. У репортеров несколько иначе. Как бы там ни было, мы узнаем у Грегора кое-что о твоем прошлом. Поверь уж мне на слово.

Солнце припало к горизонту, словно огромный кроваво-желтый шар. Зверь, пришедший в ночи и пьющий прохладу вечера из-за кромки земли. Небо начало темнеть. Из оранжево-красного оно становилось светло-голубым, постепенно окрашиваясь в более темный, почти синий цвет. Желтые крупицы звезд уже начали мерцать на покатом куполе, оберегая пока еще блеклый молодой месяц.

Уже рассеивалась дневная жара и в воздухе явно обозначились запахи. Но теперь они были не тяжелыми и ошеломляющими, а более тонкими, дробящимися на сотни оттенков. Они доносили до людей душу прерии такой, какой ее чувствуют животные со своим острым обонянием. На несколько мгновений вечер позволял людям заглянуть в непонятную для них жизнь, ощутить ее в полной мере, вобрать в свои легкие глубоким вдохом и выдохнуть, оставив на языке привкус сладкого нектара трав и цветов. А еще в вечере были звуки. Такие же разнообразные, живые, четко различимые в тишине.

Ронни не привыкла к подобному в большом городе. Там и днем и ночью можно было услышать лишь шум машин, людские голоса, да завывание ветра, гуляющего в каньонах улиц. А из целой гаммы существующих в природе запахов четко ощутимы были только три: гудрона, бензиновых выхлопов и смога. То, что происходило сейчас, казалось девушке настолько удивительным и прекрасным, что она засмеялась.

Ронни чувствовала себя человеком, открывшим Америку. Но не известную всем, с автомобилями, огнями реклам, небоскребами, самолетами и прочими подарками цивилизации, а дикую, живую, прекрасную в своей первозданной красоте.

Надо же, она – второй вечер подряд! – обходилась без Ти-Ви. С ума можно сойти. Еще неделю назад Ронни и представить не могла подобного. Наверное, нечто похожее испытывали индейцы, когда сидели вечером у костра.

Мы совершенно разучились видеть, подумала девушка. Видеть и слышать.

Мало того. Мы HЕ ХОТИМ видеть и слышать что-то другое, кроме города и звука своих собственных шагов, отдающихся в лабиринтах домов. Мы забыли, как пахнет трава. И как шумят деревья. Не те, что можно увидеть в парках, а дикие, растущие в такой вот прерии. Мы забыли, как пахнет ветер. Не тот, что несет с собой гарь и "ароматы" города, а свежий, свободный. Мы забыли, что такое СВОБОДА, привыкнув понимать под этим словом бетонные коробки, в которых проводим свою жизнь и выбираемся в эту призрачную свободу раз в году, на две недели, чтобы потом целый год вспоминать ее со щемящей тоской.

Да и та природа, в которую мы окунаемся, цивилизованна. Мы давно уже не можем представить свою жизнь без разных мелочей, типа того же Ти-Ви, телефона, кондиционера и прочей ерунды.

А когда ОДHАЖДЫ, всего на миг, попадаем в прерию – настоящую прерию, а не "декорацию" в зоопарке – мы теряемся и шепчем:

– БОЖЕ, КАК ПРЕКРАСНО! – чтобы на следующий день удрать снова в вонючий город, вдохнуть полной грудью смог и облегченно улыбнуться.

Ронни еще секунду подумала и присовокупила: дерьмо.

– НАША ЖИЗНЬ – ДЕРЬМО – Унисол воспринимал то, что видела девушка, иначе. Он вспомнил ДОМ. Вспомнил как раз потому, что жил не в городе. НЕ В ГОРОДКЕ. Их ДОМ стоял не в самом МЕРО, а в пяти милях на север. Люк не помнил ПРЕРИИ. Там, где он жил, не было ПРЕРИИ. Там был ЛЕС. А еще СОБАКА. Огромный ротвейлер. Золотисто-шоколадный пес по кличке МАРСЕЛЬ. И дом их, большое коричневое строение, стоял среди огромных толстых вязов. Высоких и гордых. И отец его часто выходил вместе с матерью вечером посидеть на крыльце в своем любимом кресле.

А он. Люк Девро, – восьмилетний мальчик – бегал с собакой по лесу и берегу озера.

– ТАМ БЫЛО ОЗЕРО! – И из окна дома падал желтый уютный свет. Мягкий, домашний, он придавал вечеру какое-то особенное очарование. И ветер доносил как раз ТАКИЕ запахи. Свежей травы, цветов и чего-то еще. Настолько воздушного и невесомого, что Люк задохнулся от радости, хотя и понял, что не знает этих запахов, но глотал их полной грудью.

Марсель, визжа и лая, носился в вечерних сумерках и тыкался холодным мокрым носом ему в шею, уши, лицо. И Люк смеялся… ТОГДА он мог смеяться… И серо-желтая луна висела в светло-синем небе, отражаясь в спокойной застывшей воде. И можно было бросить в озеро камешек, и тогда луна распадалась на кусочки, и по воде бежали круги.

А если очень везло, то Люк видел светлячка. Он горел в траве маленьким огоньком, но сразу же гас, как только Люк пробовал подойти ближе.

И где-то тихо пел сверчок. И горел белый фонарь над крыльцом ЕГО ДОМА.

Ронни казалось, что в такой вечер никому на Земле не может быть плохо. Никому. Но это не соответствовало истине. Плохо – очень плохо – было по меньшей мере двоим. Вудворту и Спилберду.

– Итак, – сержант поднял пистолет и прошелся по лаборатории. – Я думаю, не ошибусь, если скажу, что вы оба – вьетконговские агенты. Но… Он оглянулся на холодильную камеру, в которой спали два его солдата.

В данный момент они еще не отошли от холода ванн, но меньше, чем через час рядовые очнутся и… Сержант повернулся и пошел в обратном направлении. Тури, где стояли на коленях двое военнопленных. ПРЕДАТЕЛЕЙ. Скотт ненавидел ИХ даже больше, чем гуков. Узкоглазые хотя бы воюют против врага, за жизненное пространство своей страны. Дерьмовой, грязной, вонючей, но своей. А эти воюют ПРОТИВ своего народа.

– Но… – повторил он, останавливаясь рядом со Спилбердом. – Каждый из вас имеет определенную ценность. Один большую, второй меньшую. Какой же какую, а?

Сержант схватил Спилберда за подбородок и рванул голову вверх, так чтобы видеть глаза.

– Как ты думаешь?

– Я… Не знаю… – прохрипел тот.

– Ага. Вот как. И ты не знаешь, – Скотт вздохнул и с показным сочувствием добавил. – Ну что ж. Одному из вас предстоит умереть. Но вот кому? – звонко щелкнул затвор. – А как думаешь ты?

Пистолет ткнулся в голову Вудворта. Доктор молчал.

Он понимал, пока они молчат, есть какой-то шанс выжить. Протянуть время. Рано или поздно унисол потеряет бдительность. Возможно, им удастся что-нибудь сделать. Возможно. Но… Нет резона умирать просто так. Надо постараться уничтожить этого монстра. Любыми путями. Любыми. А по возможности и тех двоих, что отдыхают в креслах. Но пока надо молчать. Что бы ни случилось.

– Мда, – сержант выглядел искренне огорченным. – Никто из вас ничего не хочет сказать? – пауза. – Ну ладно. Рядовой Девро такой же шпион, как и вы, а значит, кто-нибудь должен знать о его планах. Куда он мог поехать? Итак, с кого же мы начнем? Наверное, с тебя.

Скотт ткнул стволом в лоб Спилберда.

– Как называется тот госпиталь, где нас лечили после ранений? Дислокация? Название? Фамилия врача?

– Я не помню, – ответил тот, поднимая глаза.

– Советую вспомнить. Иначе, мне снова придется прибегнуть к допросу третьей степени. Медик уже знает, насколько мне неприятна эта процедура, но что поделаешь… Итак. Место, название, фамилия. Считаю до трех. Раз, два… Упрямству вы тоже учитесь у Ви-Си? Ну что же… Три!

– БАНГ! – Пуля разорвала левое ухо Спилберда, и тот закричал, зажимая ладонью рану, из которой хлестала кровь.

– Говорят, это освежает память, – констатировал унисол.

Он повернулся и вновь пошел по коридору.

– Могу сообщить, как будут развиваться события дальше. Я буду ВЫHУЖДЕH отстрелить вам второе ухо, затем прострелить колени, затем локти. Конечно. Женевская конвенция запрещает подобное обращение с военнопленными, но на войне нельзя не замарать рук. Не так ли? Мне кажется, что кое-кто из нашей компании уже постиг это на собственном опыте.

Сержант вновь остановился напротив стонущего Спилберда и указал на его окровавленную руку пистолетом:

– Итак, я повторяю свои вопросы: место, название, фамилия врача.

Спилберд покачивался из стороны в сторону. Кровь просачивалась у него между пальцами, стекала по щеке и заливала воротник голубой рубашки.

А сержант Эндрю Скотт вдруг отчетливо услышал доносящиеся сквозь шум дождя мурлыкающие звуки какой-то вьетнамской музыки.

И две стоящие на коленях фигуры поменяли очертания, став тоньше и меньше. Вьетконговский выродок испуганно уставился на него темными угольками глаз. Костер прекрасно освещал его лицо, и сержант – как ни странно – не испытывал к нему злости. Совсем. Просто ТАК было нужно. Шпионы должны умирать. Всегда. Дождь сползал с волос на лицо, шею, забирался за воротник армейской куртки без рукавов, а повернув голову, Скотт вдруг обнаружил стоящего в двух шагах Люка Девро. Тот сжимал в руках автомат с непонятым, тщательно скрываемым страхом, почти незаметным для постороннего глаза. Но не для Скотта… Он боится! Боится!!!

Вот, значит ПРЕДАТЕЛЬ пришел сам, САМ. "Лягушатник" смелый парень. Смелый. Что да, то да. Но ему не тягаться с ним. Скоттом. Он окунулся в эту войну куда раньше, чем этот ублюдок. Гораздо раньше. И он чувствует ее. Знает все тонкости, запахи, повадки этой войны. Не то что "лягушатник". Ви-Си тоже знают войну, но сержант Эндрю Скотт ощущает себя в ней, как рыба в воде… И вдруг… Видение пропало… Осталась лишь мутная дымка.

Да двое стоящих на коленях Ви-Си.

Он судорожно пытался вспомнить, о чем же спрашивал у них, но вместо воспоминаний зияла черная дыра, словно кто-то аккуратно выстриг ножницами часть его мозга.

Сержант напрягся, и в голове появилось какое-то пятно, светлое, но пока еще далекое.

Он помнил, что было что-то. ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ. А этот гук с отрезанным ухом не хотел отвечать. И ему пришлось стрелять. И считать до трех. Этот провал испугал Скотта, но уже через несколько секунд он взял себя в руки, решив, как поступать дальше.

Эндрю глубоко вздохнул и спокойно, словно ничего и не произошло, проговорил:

– Ну что ж. Придется снова считать до трех. Раз, два… Надо же быть таким упрямым… Три!

БАНГ! – Пуля разнесла второе ухо, и Спилберд повалился на пол, корчась от боли.

Глядя на бьющееся у ног тело, сержант покачал головой.

– Никогда еще упрямство не доводило до добра. Вопросы повторять не буду, перейду сразу к счету. Раз, два, три!

БАНГ! – Третья пуля раздробила оператору коленную чашечку. Теперь Спилберд не стонал. Он выл. Жутко, по-звериному. Лицо его побелело. Глаза стали абсолютно прозрачными, как осколки мутного стекла.

Унисол посмотрел на Вудворта и столкнулся со взглядом, полным ненависти.

Доктор бросился бы на это чудовище, если бы подобная попытка имела бы хоть какой-то шанс на успех… Да, он сделал бы это. Но Вудворт так же осознавал, нельзя умереть ПРОСТО ТАК. Нужно попытаться СДЕЛАТЬ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ, чтобы убить этого выродка. Порождение человеческого гения. Я убью его, поклялся себе врач. Я не могу умереть сейчас, потому что должен убить его. ДОЛЖЕН.

Унисол весело подмигнул ему.

– Крепкий парень, а? Ты, медик, раскололся раньше. Ну ладно. Начнем все сначала. Итак, считаю. Раз, два…

– Стой! – заорал Спилберд. – Подожди, не стреляй!

– Я слушаю внимательно, – сообщил унисол. – Вы что-то хотели рассказать мне, военнопленный?

– Да. Я хотел… Кливленд… Город называется Кливленд. Армейский госпиталь для… Для ветеранов… – Спилберд терял сознание от боли. –Армейский… Госпиталь…

– Отлично. Ну, и имя врача? – унисол заложил руки за спину.

– Имя… Имя врача… Кристофер… Грегор… Крис… Грегор…

– Значит, Кристофер Грегор? – переспросил сержант, взводя пистолет.

– Даааа… Грегор.

– Хорошо. Ну что ж. Мне очень не хотелось сообщать вам об этом, но боюсь, что ваша информационная ценность на этом исчерпывается, а как водитель вы уже ни на что не годны. Вероятно, мне придется отстранить вас от этой работы.

Спилберд приподнялся на локте. Глаза его, полные боли, смотрели в черный зрачок ствола.

БАНГ! – В голове оператора возникла аккуратная черная дыра. Он рухнул на пол и забился в конвульсиях.

– Да, я забыл сообщить, – улыбнулся Вудворту унисол. – Вы ведь приговорены оба. Но пока, медик, ты мне можешь понадобиться. И для начала, выкинь это дерьмо из машины.

Ствол ткнулся в тело.

Вудворт встал. Каждый шаг отзывался острой болью в изуродованной ступне. Но он все-таки поднял мертвого и потащил его к двери.

"Я убью его. Я убью его. Я убью его".

Тело вывалилось из трайлера и глухо упало в пыль.

– И того, второго, тоже, – сержант кивнул на Гарпа.

Не проронив ни слова, Вудворт зашел в оглушающий холод камеры, подхватил окоченевшее тело негра под мышки и направился к выходу. Выпрыгни и беги. Выпрыгни и беги. Он может убить тебя, но это будет легче, чем то, что происходит. Выпрыгни и беги!

Вудворт стиснул зубы до дикой боли.

Нет. Сначала я убью этого зверя. Это чудовище. Я убью его.

Тело Гарпа рухнуло на мертвого Спилберда, перевернулось и застыло, безжизненно глядя на холодные звезды, в свете которых согрелась сейчас его душа.

А Вудворт, чуть похрамывая, отошел от двери и облокотился о пульт управления.

– Знаете, военнопленный, – сказал Скотт, – сейчас мне придется вести грузовик. А вы, я надеюсь, присмотрите за моими друзьями. Не так ли? Доктор слабо кивнул. Он мечтал об одном. Пусть этот выродок выйдет. У меня будет возможность добраться до оружия. И тогда…

– Ну, а чтобы у нас не возникло лишних мыслей, – о побеге, например, – мы сделаем простую вещь.

БАНГ! БАНГ! – Пистолет выплюнул две огненные струи, и Вудворт покатился по полу, завывая от боли. Пули пробили ему ступни в подъемах. Господи! Дай мне сил!!! И я убью его! Убью его! Убью его!

– Я УБЬЮ ЕГО!!! – В следующую секунду он потерял сознание.

Тайлер.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Городок пришел в себя. Дневное происшествие обсуждалось со всех сторон в течение всего дня, но под вечер разговоры прекратились. Жители отнеслись к случаю с пониманием. Что случилось, то случилось. Попался и нам "крутой" парень. Однако, встречая побитую четверку где-нибудь на улице, горожане прыскали в кулак, чем и подогревали безумное раздражение компании.

Не было и речи о том, чтобы затеять сегодня новую потасовку. Любой, даже самый хлипкий подросток, мог с полным правом, фыркнув, пройти мимо. Утром, возможно, все будет по-другому. Но это утром, а сейчас Бетмена сжигала злость на всех и вся. Она требовала выхода, но он даже не накостылял по шее Трепачу, позорно увильнувшему от драки, и тем самым потерявшему авторитет в своей компании, зато у более пожилой части населения мгновенно заслужившего репутацию ловчилы и порядочного плута.

Бетмен томился. Впрочем, наверное, не больше, чем Хот Дог и Пингвин. Сидя на открытой веранде танцзала, они с мрачным видом потягивали пиво и искоса поглядывали на проходящих мимо девчонок, девушек и молоденьких женщин.

Танцзал представлял из себя едва ли не единственное увеселительное заведение, работавшее после полуночи, в котором кроме собственно танцев можно было еще и выпить пивка на свежем воздухе, особенно не беспокоясь, что кто-нибудь начнет ржать тебе в лицо и тыкать в твою сторону пальцем. Последнее обстоятельство явилось решающим для компании при выборе места проведения досуга.

Существовал еще, конечно, бар "Звезда Тайлера", но собирающаяся там публика засыпала бы их ехидными вопросами и репликами типа:

– Эй, Хот Дог, как поразвлекся сегодня?

– Бетмен, а что это у тебя так морду-то перекосило? Стукнулся что ли где?

– Пингвин, как чужак? В бильярде силен? Ну и дальше. В том же духе. А уж в их положении скандалы ни к чему.

Тем более, что в "Звезде" собирался народ, среди которого были любители подраться не меньше, чем сам Бетмен.

Из открытых дверей танцзала доносилась легкая музыка. Народ шумно расслаблялся после трудовой недели. Мягкие волны вечера навевали романтические настроения. На всех, даже на небитого Трепача. Только трое приятелей пили пиво, совершенно не обращая внимания на очарование сумрака и звезд.

Внезапно в завывание музыки, шелест ветра, смех и радостные разговоры вплыл новый отчетливый звук.

От него сразу повеяло холодом. Удивительно остро чувствующий опасность Бетмен напрягся, словно гончая, унюхавшая дичь. Ему не нравился этот звук. Он был утробным, низким, зловещим. Казалось, что какой-то гигантский хищник обходит свои угодья, оповещая всех грозным рыком о своем появлении.

Это был звук работающего двигателя огромного грузовика.

– Кого это занесло к нам в такую пору? – удивился Пингвин. – Как думаешь, Бетмен?

– Да хрен его знает, ребята. Но мне что-то не нравится эта колымага, гадом буду, – он прислушался. – Точно говорю. Странная тачка. Как думаешь, Хот Дог?

– Йеп, – морщась, согласился тот.

– Мне она оч-чень не по душе. А тебе?

– Ноуп.

– Все, – Бетмен встал. – Кто как, а я сваливаю. Вы идете?

– Йеп.

Хот Дог последовал примеру приятеля.

– Ну ладно, босс. Я с вами, – Пингвин допил пиво и поднялся. – Куда дернем?

И вдруг Бетмена осенило.

– Ну-ка, давай заглянем в "Звезду". Скажем ребятам, что сюда едет чужак. Завтра я погляжу на их рожи.

Он улыбнулся разбитыми губами.

– А, ну если они этому парню, – Пингвин кивнул в ту сторону, откуда доносился звук мотора, – "пачек" накидают? Как тогда?

– Да и хрен с ним. С меня все равно на сегодня хватит, – Бетмен еще раз прислушался. – Да нет. Сдается мне, этот ублюдок не хуже того, в баре, будет.

– А тебе-то откуда знать?

– Нутром чую.

Пингвин примолк. Все знали: Бетмен чувствует, когда пахнет "жареным” за десять миль. И интуиция до сих пор его не подводила.

– Ну ладно, пошли тогда, – ухмыльнулся Пингвин и сплюнул.

Сержант Скотт, впившись пальцами в баранку, холодно глядел прямо перед собой. Узкие лучи мощных фар отлично освещали темную улочку. Этот городок оказался даже меньше, чем он ожидал. Ну что ж. Тем проще будет найти свидетелей. Кто-то видел "лягушатника" и его суку. На своей колымаге они не могли быть здесь раньше полудня. Нужно только узнать во сколько они уехали и в каком направлении. Вот и все. Тогда у него появится гарантия относительно их намерений.

Трайлер медленно полз по узеньким улочкам, не без труда вписываясь в повороты. Один раз сержанту показалось, что он все-таки задел какую-то постройку, но Скотт даже не оглянулся.

В конце концов, это – боевое задание, и люди должны понимать, то что делается – делается ради их блага, их жизни, их спокойствия. Он, сержант армии Соединенных Штатов Эндрю Джордж Скотт, делает все, чтобы предотвратить непоправимое. Беду. Ужас. Этот ужас обрушится на ЕГО СТРАHУ, когда в нее хлынут желтопузые гуки. Они будут насиловать женщин, убивать стариков, уничтожать детей, из которых со временем могли бы вырасти солдаты – защитники своей страны. И побредут колонны пленных. Их погонят, как скот. На восток. В рабство. И у всех будут отрезаны уши.

Сержант заскрипел зубами от бешенства.

Проклятые ублюдки Ви-Си. Они и так уже ПОЧТИ добились своего. В стране полно шпионов. Полно. Из пяти новобранцев – пять шпионов. Это уже не смешно. Это жутко.

Пока еще можно что-то сделать, а вот если промедлить, ослабить бдительность, не отстреливать ПРЕДАТЕЛЕЙ, как бешеных собак, может случиться катастрофа.

Конечно, эти люди – гражданское население – пока еще не представляют размеров случившегося бедствия, недооценивают его. Но, на их счастье, есть он – сержант Скотт. Он жив и готов действовать. Готов принять этот удар на себя.

Теперь-то Эндрю понял Бейда. ТОГДА ему казалось, что тот временами бывает слишком жесток. Редко, но бывает. А теперь… Теперь не кажется. Знай он, в какую стадию перейдет эта война… О-о-о… Тогда сержант не щадил бы никого. Хотя… Еще не поздно. Еще не поздно. Главное впереди. Нога нажала на акселератор, и двигатель взревел, словно предчувствуя новую добычу. Кровь. Бойню.

На площади перед танцзалом появилась небольшая группа людей. В основном здесь присутствовали особо крепкие парни. Гордость Тайлера. Не меньшая, чем суд и коровы, а может быть, и большая. Практически все, за исключением Трепача, выглядели настоящими пионерами Юга. Высокие, статные. Рубашки трещали на крепких покатых плечах. Чистые, тщательно отутюженные воротнички облегали бычьи шеи. Любой из этих парней мог бы без труда завалить корову одним ударом мощного кулака. Безразмерные "стетсоны" – ну куда же без них – украшали головы, пряча выбеленные солнцем волосы. Лица людей казались обветренными, мужественными.

Постепенно к группе присоединялись все новые и новые люди. Были здесь просто любопытные, были и те, кто пришел в надежде на потасовку. Вторых оказалось значительно больше.

Здоровяки уселись на веранде за столики, заказали пиво и, тихо переговариваясь между собой, принялись ждать, пока колымага чужака не подъедет поближе. Ведь, судя по звуку, она и пробиралась именно к центру. Сюда.

Вудворт очнулся на холодном полу трайлера от страшной пульсирующей боли в ногах. На долю секунды ему показалось, что все, происходящее с ним, – страшный сон, навеянный духотой и поздним ужином, но стоило пошевелить ногами, и мысли развеялись без следа. Сна не было. Было лишь тяжелое непрочное забытье, вызванное вытягивающим жилы болевым шоком. Доктор пожалел, что не умер, находясь без сознания. Тогда бы ему не пришлось вставать, будя боль, делая ее еще сильнее, еще невыносимее.

Он подтянул колени к груди, обняв их, как маленьких детей, прижав к себе в каком-то невероятно отчаянном порыве. Белый шар вспыхнул в ступнях и прокатился по телу, впившись в мозг тупой раскаленной иглой. Трайлер вибрировал, а ему нужен был момент, когда машина остановится. Вудворт уже знал, что он станет делать дальше. Его план был бы достаточно прост и легко осуществим, если бы не простреленные ступни. Доктор думал только об одном: не впасть в забытьи после того, как трайлер остановится. Ему даже не придется открывать дверь. Автоматика сделает это за него. Останется только выполнить несложную операцию. Очень простую. Конечно, если не учитывать, что он должен будет войти в холодильную камеру без защитного костюма.

Вудворт осторожно осмотрел места попадания пуль и с удивлением обнаружил, что дело не так уж плохо, как он думал с самого начала. Одна пуля вырвала кусок мяса со ступни, прошла по голени, не задев кости и вышла, расслоив мышцу. Очень больно, но не смертельно. Даже, может быть, удастся сохранить ногу. На левой дело оказалось гораздо хуже. То, что осталось от мизинца, уже не кровоточило. Оно покрылось темной засохшей коркой, а рядом свисал на клочке кожи безымянный палец, тоже задетый выстрелом.

Трясущейся рукой Вудворт ухватился за него и резко дернул. Палец оторвался так же просто, как пуговица, висящая на одной нитке. Он откинул обрубок в сторону и выдохнул. Теперь нужно было разобраться с раной. Вместо ступни у него оказалось нечто опухшее, напоминающее студень. Края ЭТОГО нависали над ботинком. Доктор развязал шнурок и дюйм за дюймом начал стягивать ботинок с ноги. Боль начала нарастать, становясь все сильнее, наполняя тело горячей волной.

Вудворт ощутил, как сломанные кости, соприкасаясь неровными краями, скребут друг о дружку.

Ладони стали потными, скользкими. Едкие капли сползали со лба, заливая глаза. Наконец, ботинок полетел в угол, следом за пальцем. И Вудворт, стянув носок, получил возможность рассмотреть ногу. Пуля вошла в ступню на подъеме и, расколов кость вдоль на две части, засела внутри. Сейчас нога приобрела синюшно-багровый оттенок и на ней выступили фиолетовые пятна. Черный провал пулевого ранения покрылся коростой свернувшейся крови.

Хотя… Даже в таком состоянии он вполне сможет осуществить свой план. Оставалось надеяться на то, что у него хватит выдержки и сил. Вудворт снова натянул носок на то, что теперь было у него вместо ноги и, уцепившись за пульт управления, попытался приподняться. Мышцы свело судорогой боли, но он тянул и тянул тело вверх, пока не втащил его в кресло. То самое, в котором совсем недавно сидело чудовище. Унисол, Джи-эр'13, сержант Скотт, ублюдок, выродок.

А забравшись в кресло, Вудворт ЗАСМЕЯЛСЯ.

Чудовище совершило сразу две ошибки: оно оставило ВРАЧА в лаборатории, полной лекарств, и оставило человека наедине со своими солдатами. Они-то и играли одну из главных ролей в его плане. ПОСЛУШНЫЕ, как детские забавы на радиоуправлении.

Вудворт стиснул зубы, поднялся и на одной ноге запрыгал к аптечке. Сразу же вновь открылась рана, и ботинок начал быстро заполняться кровью. От толчков рана на другой ноге взрывалась болью, но он все-таки проделал путь от стола до аптечки, раскрыл ее… Новокаин ему удалось найти почти сразу. Ампулы лежали на верхней полочке. Красивая небольшая коробка, в которой покоилось десять доз успокоения!

Вудворт обрадовался, как ребенок. Он схватил коробку и засмеялся сильнее, но тут же смех его оборвался… В аптечке не было ни одного шприца.

Господи, мысль заметалась под сводами черепа, четкая и страшная. Этот монстр вытащил все шприцы. Боже, но хоть один-то должен был остаться. Ну хоть один!!!

Вудворт вытряхивал из аптечки лекарства, сметая их с полок, и они падали на стальной пол цветными бусинами, катились в стороны. Ни одного шприца!!!

Он чуть не заорал от отчаяния. Боже! Этого не может быть! Не может быть! За что?!!

Грузовик резко свернул, раздался глухой удар и экс-начальник лаборатории вновь оказался на полу.

Он лежал на холодных плитах и плакал. Слезы текли по щекам, обжигая лицо. Слезы бессильной злости и боли.

Доктор все еще сжимал в руке бесполезную теперь коробку и глядел на нее, словно она являлась чем-то совершенно недостижимым. Наверное, вот так же смотрит сходящий с ума от голода человек на банку мясных консервов, когда у него нет ножа.

– Мать твою! – крикнул Вудворт, повернул голову и застыл… Белый пластиковый цилиндр шприца лежал под пультом управления, у правого колесика. На мгновение врач испугался, что у него галлюцинация, но, поскольку другого шприца все равно не было, он пополз к столу.

"Сейчас, – шептал Вудворт, – сейчас. Потерпи, старина. Потерпи. Еще несколько секунд и мы вкатим тебе такую дозу – не то что прыгать, бегать начнешь, как подросток. Вот только доберемся до этого маленького говнюка. И все. Сейчас, мать твою. Ну, сержант Скотт, сейчас старина Вуд сделает себе укольчик и тогда, милости прошу к нам на вечеринку".

Вудворт дополз до стола. Пальцы жадно схватили шприц, словно это была самая большая драгоценность на свете. Он навалился спиной на пульт и, открыв коробку, достал ампулу. Сломав стеклянную голову, порезав палец, начальник лаборатории принялся набирать новокаин в шприц.

На губах появилась улыбка. Она немного напоминала безумную ухмылку Скотта. В ней тоже появились проблески сумасшествия, но кроме этого были еще злость, упрямство и решительность.

Компания, прихлебывая пиво, наблюдала, как огромный трайлер сворачивает на площадь.

– Ого! Вот это колымага! – восхищенно присвистнул кто-то.

– Да уж, тачка, что надо. Мне бы такую коровье дерьмо вывозить, – заржал светлый бородач. Объемное пузцо заколыхалось по мере того, как выходил воздух и пивные пары.

– Эй, Бетти, – заорал еще один из "стетсонов", проходящей мимо девушке, – иди посмотри, как я буду драть задницу этому сукиному сыну.

– Ты сперва надери, а потом уж я посмотрю, – отреагировала Бетти. – Вот Бетмен уже надрал сегодня одному.

Она прыснула в кулак.

– Бетмен – Урод, – весело ответил тот же голос. – Оставайся. Поглядишь, как работают настоящие парни вроде меня.

Грузовик остановился. У собравшихся появилось ощущение, что он, как хищный зверь, осел на задние лапы и теперь наблюдает за ними глазницами фар.

Открылась дверца кабины, и из нее выскочил высокий поджарый парень. Мускулистая ладная фигура чужака на секунду застыла в ярком свете фар.

Стоящая рядом со столиками девушка, которую посетители называли Бетти, засмотрелась на гибкого парня. Он напоминал ей героя какого-то вестерна, виденного в детстве.

Рядом со столиками уже начали собираться любопытные. Из танцзала выходили горожане и останавливались футах в тридцать от столиков, очерчивая невидимую границу места грядущей – возможной! – потасовки. Заскрипели стулья, когда собравшиеся здоровяки начали отрывать свои чресла от сидений. Они молча встали и застыли широким полукольцом, настороженно наблюдая за приезжим.

Тот спокойно захлопнул дверцу и неторопясь пошел в их сторону. В его движениях обозначилась сила и мощь, своеобразная расслабленная пластика хищника. Шаг был легким и упругим. Любой мог бы сказать, что парень привык ходить много и долго, отличается необычайной выносливостью. Широкие плечи выползали из армейской куртки, переходя в длинные сильные руки. Бицепсы бугрились, и каждая мышца вырисовывалась четко, как в анатомическом атласе.

На ходу парень заложил эти красивые руки за спину, на военный манер. Глаза его, пристальные и холодные, скользили по лицам людей, фигурам, изучали обстановку. Оценивали возможную степень опасности и вероятность отражения нападения.

А когда он подошел поближе… Здоровяки увидели у него на шее гирлянду из человеческих ушей.

Трепач с интересом осматривал зловещее украшение.

"Клевая штука, подумал он. Интересно, где этот урод ее купил. Надо же, утки-то как настоящие, ей богу. А сам-то малый ничего себе, здоров. Плечищи вон какие. Крутого строит из себя. Ручки заложил за спину. Ну ни дать, ни взять, Джон Рэмбо. Застрелись.

Ну, да ладно. У нас здесь люди не гордые, и такому красавцу нос оторвут. Бывали и покруче. Ха! Надо будет ожерелье-то притырить. Надеюсь, парнишка не станет возражать".

Он затянулся сигаретой и скривился в довольной ухмылке.

Чужак внимательно осмотрел шеренгу стоящих перед ним людей и, не обращаясь ни к кому в отдельности, четким командным голосом произнес:

– Внимание! Я ищу дезертира! С ним – военнопленная – девушка. Мне необходимо знать, в какое время они покинули город и в каком направлении скрылись.

Этот короткий монолог вызвал презрительные усмешки на губах здоровяков и взрыв смеха в толпе наблюдающих.

Чужак внимательно посмотрел в том направлении, откуда доносились звуки особенно бурного веселья, и хохот мгновенно смолк.

В толпе возникло движение. Кто-то попятился, предпочитая убраться подальше от странного парня с глазами сумасшедшего.

Края живого полукольца чуть сдвинулись и закруглились еще больше, образовав почти правильный круг.

Трепач усмехнулся, жадно затягиваясь и выпуская дым в лицо чужаку. Из толпы вылетела смятая пивная банка. Жестянка ударила в грудь сержанта, отскочила и упала на асфальт. Он спокойно опустил глаза, внимательно осмотрел ее, скользнул взглядом по фигуре бросавшего бородача и улыбнулся. Доброжелательно, почти нежно.

– Знаешь, парнишка, – весело заявил Трепач, – а у тебя отличное ожерелье. У меня дома такое же есть. Честно. Только из носов.

Сержант улыбнулся и ему. А затем… СЛАЧ! – Мимо лица Трепача что-то пронеслось, а потом стоящий чуть позади него здоровенный парень, по прозвищу "Канада Томпсон", как-то странно икнул и завалился на асфальт, глухо брякнувшись тыквообразной головой.

Чужак даже не счел нужным расцепить руки. Они на протяжении всей драки – если, конечно, избиение можно назвать этим словом – находились у него за спиной.

СЛАЧ! – Рифленая подошва "джамп-бутсов" врезалась в лицо бородача, свернув на бок толстую переносицу.

СЛАЧ! – Третий высокий рельефный бугай последовал за двумя приятелями. Заскучал.

Кольцо охнуло и попятилось, замерев на пороге паники. Сержант опустил ногу и, притопнув бутсой об асфальт, наклонился к Трепачу. Тот, наконец, смог разглядеть гирлянду. Мороз пошел у него по коже. Руки, ноги и тощая шея покрылись пупырышками. Потому что в этот момент Трепач понял: уши, висящие на шее жуткого незнакомца, не искусный муляж. Они настоящие. Крик застыл у него в глотке. Трепач испуганно натянул новенький белый "стетсон" поплотнее на уши.

Пустые страшные глаза придвинулись вплотную, и тихий спокойный отчетливый голос произнес:

– У них бело-желтый "бьюик" без переднего и заднего стекол. Ну как, память вернулась? – Трепач судорожно сглотнул. – Или нужно ее освежить еще немного?

Вудворт не чувствовал своих ног. Точнее, он ощущал две колоды, продолжающие колени. Ни боли, ни ступней не было.

Теперь ему предстояло осуществить свой план. Доктор ни на секунду не сомневался, что унисол войдет в кузов. И скорее всего не позднее, чем через пару минут после остановки. Ровно столько времени и отпущено ему на все. От начала и до конца.

Сперва Вудворт хотел воспользоваться огнестрельным оружием, но потом, трезво подумав, решил, что у него не хватит ни сил, ни времени. Он не сможет стрелять с такой скоростью и с такой точностью, как унисол, а значит, этот вариант отпадал сам собой. Но Вудворт придумал другой. Более надежный и позволяющий остаться в живых ему самому.

И все, что ему требовалось – граната. Не нужно стрелять, целиться, пытаться совершить невозможное.

План был прост и предельно ясен.

Придерживаясь рукой за стекло, Вудворт направился ко входу в холодильную камеру. Тяжелые ледяные тумбы, которые раньше назывались его ногами, то и дело подворачивались, подгибались в коленях. Он шел, как человек, провалявшийся десяток лет в коме и разучившийся ходить. Собственно, так и было. Девять лет, которые отняла работа у Перри, и являются той самой комой, результат которой – искалеченные ступни.

Но сейчас Вудворт почувствовал себя более энергичным, оптимистически настроенным и все из-за того, что исчезла жгучая, дергающая боль в ногах.

В конце концов, мало ли на свете людей, живущих вообще без "ходуль".

Ничего, переживешь. Главное, руки и голова. А и то, и другое у тебя на месте и работает как надо. Вот сейчас, например, с их помощью ты уничтожишь чудовище. Психопата-убийцу. Сейчас, через несколько минут его уже не станет, и ты получишь возможность плюнуть на сгоревший, развороченный труп этого ублюдка. Скоро.

Вудворт постепенно привыкал к этим "обрубкам", "подпоркам". Он даже умудрился сделать три шага до двери САМ! И это его обрадовало не меньше, чем исчезновение боли.

Через несколько минут ему придется пересечь лабораторию самостоятельно. От двери камеры до проема, ведущего на улицу. Вудворт повернулся. Там, снаружи, почти бок о бок с трайлером, матово поблескивал борт другого рефрижератора.

Отлично. Проще будет спрятаться. Достаточно лишь нырнуть под кузов.

Там пыльно и грязно, но… БЕЗОПАСНО. И там вечер, темно. Музыка. Там люди. Много добрых, хороших людей.

Он открыл дверь холодильной камеры и в ту же секунду увидел, как дрогнули веки унисолов.

– Джи-эр'74, встать!

Фраза вышла твердой, четкой, и Вудворт поздравил себя с этой маленькой победой.

Унисол резко сел в кресле. Замер. Затем быстро поднялся и встал по стойке "смирно". Локти чуть отставлены, кулаки прижаты к бедрам. Безразличные глаза смотрят прямо перед собой. Отлично. Хорошо.

– Джд-эр'74, отойти к стене.

Унисол тяжело протопал к стене и остановился, в ожидании дальнейших приказов.

Вудворт улыбнулся. Слабо, но все-таки УЛЫБНУЛСЯ. Ковыляя на подгибающихся ногах, расставив руки в стороны, чтобы удержать шаткое равновесие, он пересек холодильную камеру и открыл дверь, ведущую в оружейное отделение.

Какое-то время ему пришлось стоять, переводя дух, стараясь унять бьющееся с безумной скоростью сердце, но в конце концов он добрался до гранат.

Ф-1 лежали в специальном отделении несгораемого ящика. Самым лучшим было бы дотащить его до холодильного отделения, но стенки крепились к кузову намертво, хотя, даже если его и можно было бы сдвинуть, Вудворту это вряд ли оказалось бы по силам. Начальник лаборатории протянул руку и взял одну гранату из общей кучи.

…Сержант смотрел на Трепача в упор, не мигая, и у того появилось ощущение, что сейчас этот чужак убьет его. Он не знал как, но был уверен – убьет обязательно.

А сержант Эндрю Скотт вдруг понял: это – ПРЕДАТЕЛЬ. И вообще, похоже, в городе одни гуки. Никто не хочет помочь ему. Никто. Этот маленький говнюк начал нести какое-то дерьмо о том, что "лягушатника" здесь не было. Глаза его так бегали, самый тупой сообразил бы, эта ослиная задница лжет.

А зачем лгать человеку, у которого чистая совесть и которому нечего бояться? Тем не менее, Скотт был убежден и в другом. Он выбьет из этого ср…о городишки все, что тот знает относительно "лягушатника" и его суки.

– Подумай хорошенько, – наклонился сержант к Трепачу, – постарайся вспомнить все, что касается бело-желтого "бьюика". Давай. А я посчитаю до трех. И если ты не сможешь ничего вспомнить, я отстрелю тебе ухо. Сержант сгреб Трепача, притянул к себе, быстро нагнулся и, перехватив второй рукой штанину вытертых до белизны джинсов, легко, почти не напрягаясь, вздернул парня вверх. Тот задергался, пытаясь вырваться, но все было напрасно. Он так и висел вниз головой, болтая руками.

Скотт ухмыльнулся и вытащил из-за пояса пистолет.

– Итак. Раз, два… Вудворт очень боялся одного. Унисолы слишком долго не принимали препарат. Слишком. У них могли возникнуть собственные воспоминания и собственное восприятие мира. Они не подчинятся его приказу, если заподозрят что-нибудь неладное. Не как унисолы – как люди.

Стараясь держаться ровно и уверенно, доктор подошел к "семьдесят четвертому".

За последние несколько минут у него в голове возникло еще одно решение проблемы: приказать этим двоим убить Джи-эр'13. В этом случае перевес был бы на их стороне. Он уже собрался было отдать необходимую команду, но вдруг почему-то засомневался.

В данной команде таилась опасность.

Если унисолы начали свой собственный анализ ситуации, то, получив приказ, не соответствующий их представлениям о "плохо" и "хорошо", они могут вообще перестать исполнять приказы, и действовать по своему усмотрению, что чревато еще худшими осложнениями. Три психа-убийцы вместо одного.

Вудворт вздохнул. Или же они начнут все-таки исполнять приказы, но только того, кого считают носителем истины. И хорошо, если в конечном итоге им окажется доктор. А если нет? Тогда и первоначальный план провалится.

Выход только один: проверить, вышли ли унисолы из-под контроля. А если это так, то на чьей они стороне… Может быть, ему повезет. Как хочется надеяться на благоприятный исход.

Круглый металл согрелся о ладонь и стал приятным наощупь. Хорошо еще, что этот выродок прострелил ноги, а не руки. Граната уютно устроилась в пальцах, и Вудворт нервно теребил кольцо, зацепив его указательным пальцем.

Ну, парень, давай, начни.

Ему удалось сделать несколько достаточно уверенных шагов, на случай, если… Джи-эр'74 видит и оценивает его поведение. Для унисола все должно быть естественным. Ничего не произошло. Все нормально. Все, как и раньше.

– Джи-эр'74, – твердо и четко начал доктор и, сделав паузу, произнес ту самую решающую фразу, – сержант Скотт издал приказ. Вы выполните его? – Да, сэр, – ответил унисол, не раздумывая.

Все. Идея уничтожения Джи-эр'13 руками солдат провалилась. Плохо было не то, что они готовы выполнить приказ этого монстра, а то, что "семьдесят четвертый" ПОМНИТ ИМЯ сержанта. Ведь согласно программе, универсальный солдат не имеет права ВООБЩЕ реагировать на посторонние имена без специального кода-фразы. Джи-эр'74 повел себя вопреки программе. Он уже начал обретать индивидуальность. Ну, а все остальное – следствие.

– В таком случае, Джи-эр'74, слушайте меня внимательно, – решительно продолжил он. – Сержант Эндрю Скотт отдал приказ. Вы должны взять это, –Вудворт разжал пальцы, показывая гранату, – досчитать то… Тридцати, а потом бросить на пол. Вам ясен приказ, рядовой?

– Так точно, сэр.

Огромная рука поднялась, и доктор увидел лопатообразную ладонь. В эту секунду он и допустил ошибку. Вместо того, чтобы положить Ф-1 на ладонь унисолу, дождаться, пока сомкнутся пальцы, а уж затем выдернуть кольцо, Вудворт САМ рванул проволочный кругляш и, зажав гранату в кулаке, вложил ее в руку солдата.

Он забыл, что унисол думает не как человек.

Пальцы "семьдесят четвертого" сжали Ф-1 вместе с кулаком доктора, и тому показалось, что сомкнулись стальные тиски. Он попробовал высвободиться из этого смертельного захвата, но ничего не вышло. Хватка была прочной, словно медвежий капкан.

– Раз, два, три… Монотонно начал считать унисол, и доктор понял, это не секунды, это ЕГО ЖИЗНЬ вытекает по капле. Это не счет. ЭТО ШАГИ СМЕРТИ.

Но он не боялся. Вудворт испытал даже какое-то облегчение от того, что скоро все кончится.

И он засмеялся. Диким сумасшедшим смехом.

– Я знаю, знаю! – орал Трепач, подвешенный вниз головой, глядя в черный ствол "пустынного орла". – Я знаю, куда они поехали! Я покажу! У тебя карандаш есть?

Сержант разжал кулак, и парень грохнулся о землю, подняв облако пыли.

– Конечно, – спокойно произнес Скотт, убирая пистолет за пояс.

– Смотри, – Трепач торопливо поднялся, отряхивая грязь с джинсов и белого "стетсона". После того как он повалялся на шляпе спиной, она имела явно непотребный вид, и Трепач вздохнул с сожалением. – Ну, давай свой дерьмовый карандаш и лист.

– Сэр, ослиная задница, – ухмыльнулся сержант, – когда ты, ублюдок, тварь, выродок вьетконговский, обращаешься к сержанту Вооруженных сил США, добавляй "сэр". Или я оторву тебе ср…ю тупую голову.

– Ну ладно, ладно, как скажешь… Сэр, – добавил Трепач под пристальным взглядом чужака.

И в это мгновение за спиной Скотта грохнул приглушенный взрыв. А следом еще один, более сильный, резкий. Сержант обернулся.

Трайлер окутало клубами сероватого дыма, рваные клочья которого, подгоняемые ветром, плыли в сторону танцзала. И был он едкий, горький. Скотт быстро пошел к грузовику.

Доктор, мать его. Ублюдок. И ведь знал, что нельзя доверять гуку, даже раненому. Но у него не было другого выхода. Не было! Не было!!! Сукин сын! Что этот выродок натворил?

Он быстро забрался в окутанную дымом лабораторию, которая представляла из себя груду обломков. От первого взрыва сдетонировали гранаты в оружейном отделении, превратив холодильную камеру в руины. Кресла оказались перевернутыми. Крепления вырваны с корнем, стекло вылетело, аппаратура превратилась в хлам, но самое главное… СОЛДАТЫ! ЕГО РЕБЯТА!!!

Сержант принялся торопливо разгребать обломки. Он работал, как заведенный механизм. Осколки, развороченные спинки кресел, расщепленные, опаленные взрывом перегородки, все летело в стороны.

Наконец, из-под хлама появилась человеческая рука, затем плечи, голова… Дилл Уотсон. Скотт вытащил его, разгреб ногой мусор, освобождая место, уложил тело на пол, затем принялся откапывать следующего солдата. Эта работа заняла у него чуть больше получаса. Время, за которое успели погаснуть огни танцзала, и жители покинули площадь, оставляя трайлер в одиночестве, предпочитая убраться подальше от машины и ее психопата-хозяина… Он извлек из-под обломков тело второго рядового – Боба Болдуина.

– Сейчас, ребята, сейчас, – хрипел Скотт. – Все будет о'кей. Мы не позволим вам сдохнуть только потому, что этого хотят говенные гуки. Сейчас, парни. Я оттащу вас в холодильник, и вы оклемаетесь.

Уотсону повезло больше, чем его товарищу. Граната упала ему под ноги и, откатившись чуть в сторону, взорвалась. Осколки, вместе с ударной волной, отшвырнули его к стене, пробив тело, но пощадив голову. Один единственный кусочек стали угодил ему в щеку, выбил несколько зубов и вышел на второй половине лица, у самых губ.

Нужен холод, и раны у Дилла затянутся за минуту.

Болдуина покалечило больше. Он лежал у самого оружейного отделения. Его продырявило целым градом осколков при первом взрыве и куда большим при втором. Полчерепа его было снесено, словно по нему прошлись огромной фрезой. На теле, казалось, не осталось ни одного живого места. И в довершение всего, когда рухнула перегородка, стальной обломок обшивки пробил солдата наискосок, от груди до поясницы, задев печень. Разрезав на две половины сердце.

Скотт пока не осознавал, насколько серьезны раны. Он знал только одно: холод. Холод спасает. Нужен холод.

– Сейчас, парни. Ваш сержант не бросит вас. Нет, не бросит. Говенный докторишка думал, что убьет солдат моего взвода просто так, запросто, за здорово живешь. Ублюдок. Тварь. Предатель. Мразь.

Могучей рукой сержант обхватил Уотсона и поволок к холодильным ваннам.

– Все будет отлично, Дилли! Мы с тобой еще надерем задницу этим гуковским выродкам. А когда перебьем всех, уедем домой. Домой. Где твой дом? А мой в Монтане. У нас здорово, особенно зимой.

Гранг! – бутса вышибла дверь, ведущую в ванное отделение, в котором стояли два похожих на гробы саркофага. Сержант втащил тело внутрь.

– У нас там зимой снег. Холодно. Не нужны никакие холодильники. Там сугробы. Здорово, Дилли?

Он подтащил тело к "гробу", откинул крышку и осторожно опустил туда солдата. Безжизненное тело.

– Сейчас, дружище, только притащу Бобби. Ему тоже нужно отдохнуть.

Сейчас.

Скотт, пошатываясь от внезапно навалившейся усталости, поплелся назад. Подхватил Боба Болдуина и потащил к ванне.

– Поваляйтесь немного в ванне, отдохните, очухайтесь, а потом мы все надерем задницу ср..

У "лягушатнику". Перебьем этих ублюдочных туков и… Когда закончится эта говенная война, поедем домой. Вместе.

Он погрузил солдата во второй саркофаг, захлопнул крышки и включил рубильник. Но вместо зеленых огоньков, указывающих на нормальную работу холодильных ванн, загорелся совсем другой, красный, над надписью: "Повреждение!" Взрывом разворотило машинное отделение, а аварийных генераторов хватило бы только на то, чтобы не дать солдатам умереть от перегрева. Но чтобы восстановилась способность к регенерации, этого было мало. Слишком мало.

И тогда сержант Скотт запрокинул голову к потолку и заорал от бессильной дикой ярости.

Этот крик-вой прокатился по ночным улицам Тайлера. Была в нем жуткая нечеловеческая тоска, боль, злость и отчаяние… Отчаяние попавшего в смертельную ловушку дикого зверя.

Клинтон, штат Юта. Армейский госпиталь для ветеранов.

Армейский госпиталь больше походил на частный пансионат. Уютные маленькие домики разместились прямо посреди огромного парка. Белые двухэтажные строения прятались в густой зелени. Широкие пешеходные дорожки сплели паутину лабиринтов в этом сонном царстве спокойствия. Никаких машин, никаких механизмов, напоминающих о другом, лежащем за воротами госпиталя, мире. Перед каждым домиком раскинулась небольшая полянка, окруженная со всех сторон живой изгородью, подстриженной в форме животных. Высокие пальмы покачивали головами-шапками. Вдоль дорожек выстроились белые фонари.

Медперсонал госпиталя, приветливые спокойные люди, мелькали то здесь, то там, однако это не создавало ощущения лечебного заведения, скорее гостиничного сервиса.

Все здесь было направлено на то, чтобы люди, попавшие в госпиталь, ощущали себя максимально комфортно, забывали о том, что им пришлось пережить.

Не было здесь только места Люку, Эндрю, Диллу, Бобу и еще шести парням. "Хотя, – подумала Ронни, – они тоже были здесь. Какое-то время назад. Только не видели этой зелени, этих домиков, этой приятной обслуги. Ничего этого для НИХ не было. Лишь человек по имени Кристофер Грегор". Аккуратная вывеска с белой надписью: "Административная часть" указывала куда-то в глубь парка. Ронни и Люк свернули на широкую, выложенную мраморной плиткой дорожку и пошли по ней в направлении, услужливо подсказанном табличкой.

Девушка смотрела на зеленые ряды изгородей, выложенные красной черепицей крыши коттеджей, песчаные дорожки, убегающие к дверям домиков, разноцветные витражи и думала, что…

"Вот и все. Конец твоего "самого забойного репортажа". Через час-полтора доктор Кристофер Грегор расскажет нам то, что знает об унисоле, и вы разъедетесь каждый в свою сторону. Он домой, ты – в Лос-Анджелес, поднимать рейтинг программы новостей.

Немного жаль. Немного ли? Только не надо себе-то сказки рассказывать.

Признайся честно, тебе ведь нравится этот парень, а?

Господи, мысленно возразила Ронни невидимому оппоненту, мало ли кто мне нравился в жизни. Таких ребят и в Лос-Анджелесе завались.

Ну, ну, ну… Кому ты врешь-то? Этот парень волнует тебя куда больше, чем хлыщи, что слоняются по Большому Городу. И потом, он нуждается в тебе. Представь себе, в какую передрягу может попасть "сорок четвертый", если отпустить его одного. Господи, он – ребенок, ничего не понимающий в жизни. Даже не знающий, что такое деньги.

И что теперь делать мне по этому поводу? Наступать ему на пятки и дышать в затылок? Или что?

Ладно, дождемся встречи с Грегором, а там решим, как быть дальше.

Но бросать… Расставаться с ним, действительно, не хочется. Признайся, а?

Хорошо, что этот парень мысли читать не умеет, – с облегчением подумала девушка. – То-то повеселился бы".

Им пришлось свернуть на еще одну боковую дорожку, ведущую в "административный "квартал" госпиталя, где кроме построек, выполняющих чисто административную функцию, стояли еще и жилые коттеджи для медицинского персонала.

Ронни пыталась представить, как будет выглядеть дом доктора и внешность его самого. В ее воображении возникал сухой, жилистый старик с худыми нервными руками. Седой до такой степени, что смотрелся альбиносом. И дом должен быть полным его подобием. Аскетичный, со спартанской обстановкой – только самое необходимое – никаких излишеств, никаких мелочей, придающих жилью теплый приветливый облик.

Человек, проводивший ТАКИЕ эксперименты на ЛЮДЯХ, не может выглядеть иначе. Только неприступным, вечно молчащим, мрачным… Ну и так далее. Девушка вздохнула.

Но, как бы там ни было, а она разговорит доктора, заставит выложить его все об этой страшной истории. Истории, в которой людей бросили в мясорубку военной машины. Искалечили, превратив в покорно подчиняющееся приказам стадо скота. Ради несчастного парня. Ради того, чтобы остальные люди могли узнать об этом и понять, что же такое настоящий страх. И запомнить.

Коттедж доктора Грегора стоял чуть в стороне от основной группы строений. Он оказался вполне нормальным домом, ничем не напоминающим то мрачное сооружение, которое придумала себе девушка. Над красной черепичной крышей вращался веселый ярко-желтый флюгер. На окнах, затянутых голубыми занавесками, стояли цветочные горшочки, с растущими в них розовыми и фиолетовыми глоксиниями.

Рядом с дверью, над пуговкой звонка, висела медная табличка, на которой витиеватым курсивом золотилась надпись:

“Кристофер Грегор".

– Говорить буду я, – решительно заявила Ронни своему спутнику. – Твое дело – молчать и слушать.

– Хорошо, – Люк кивнул.

Девушка нажала кнопку. Где-то в глубине дома возникла мелодичная трель, а следом шаркающие, но энергичные шаги. Человек подошел к двери.

Щелкнула щеколда, и дверь открылась.

Ронни, уже приготовившись увидеть старика, на секунду растерялась…

– Теряешь квалификацию, милая, теряешь.

Это оказалась низенькая плотная дама с волосами цвета спелого каштана, чуточкой румян, зато с огромным слоем пудры на решительном бульдожьем лице. Красные, великоватые для кругленького тела руки упирались в косяк, явно намереваясь не пускать в дом посторонних. Маленькие настороженные пуговки-глазки изучали приезжих с тем любопытством, которое присуще очень уверенным в себе людям.

Чувствовалось, что дама настроена спустить с лестницы всякого, сунувшего свой нос в неурочный час к ее боссу.

Впрочем, Ронни была настроена не менее решительно. Девушка вошла бы к доктору, даже если бы домработница – или кто уж она тут, не знаю – стояла насмерть.

– Я могу вам помочь? – спросила дама таким тоном, что посетители сразу поняли: она с большим удовольствием дала бы им пинка под зад в связи с неурочным визитом, чем оказала бы какую-нибудь помощь.

– Да, конечно, – мило – настолько, насколько это вообще было возможно – улыбнулась ей Ронни, – нам нужен доктор Кристофер Грегор.

Дама осмотрела их с таким сомнением, будто они были одеты в лохмотья, а из-за пояса у них торчал целый арсенал оружия.

– А вам назначено? – осведомилась она холодно.

Унисол с сожалением покачал головой – "нет" – и тут же получил локтем в бок.

– Конечно, – улыбнулась еще шире Ронни, и Люк отчаянно закивал, подтверждая ее слова.

Дама оглядела их и с явной неохотой процедила:

– Ну ладно. Идите за мной.

Она провела их в небольшую гостиную и, коротко бросив:

– Подождите здесь, – удалилась куда-то в глубь дома.

Теперь девушка получила возможность оглядеться.

Гостиная разрушила ее фантазии. Чувствовалось, что этот дом любят. Почти вся мебель сделана на заказ из натурального дерева. Глубокие, обтянутые кожей кресла производили впечатление домашнего "болота". Сядь в них – и уже не выберешься. Резной столик с расставленными на нем шахматами. Комод, который без труда мог бы вместить еще одну комнату. Зеркало в бронзовой раме. Изящные медные подсвечники с налипшими на них восковыми дорожками. В меру длинными, как раз такими, какие выглядят не неряшливо, а таинственно и романтично. Книжные полки с самой разнообразной литературой. От Софокла до современных "бульварных" авторов.

“Мда, – подумала Ронни, – похоже, доктор Грегор не особенно стеснен в финансах".

Она прошлась по комнате, ощущая под ногами мягкий, пушистый, скрадывающий шаги ковер, остановилась рядом с зеркалом, поправила волосы и вздохнула.

– О, боже, кажется, убила бы сейчас за сигарету.

Унисол удивленно посмотрел на нее.

– Ты готова УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА за сигарету?

Ронни вздохнула.

– Да нет. Это просто выражение такое, вроде "проглотить корову". На самом деле, я, конечно, никого не убила бы, – она секунду подумала и добавила тихо. – Хотя, кто знает. Кое-кого возможно, убила бы.

Люк не услышал фразы. Он подошел к окну и, отодвинув занавеску, посмотрел на улицу.

Какой-то мужчина, стоя к нему спиной, качал маленького мальчика на самодельных качелях – автомобильной шине, подвешенной к толстому суку старого дерева. Мальчик замирал, когда они взлетали над лужайкой, а затем падали обратно с головокружительной скоростью, описывая в воздухе черный полукруг. Волосы его развевались от бьющего в лицо ветра. Цветная пестрая рубашка трепетала на худеньком тельце. Побелевшие от напряжения пальцы вцепились в резиновые края. Но зато глазенки ребенка сияли от восторга, а на лице было написано такое счастье, что Люк невольно улыбнулся.

Где-то в доме хлопнула дверь, и на лужайку выкатилась домработница.

Она торопливым шагом – почти бегом – направилась к играющей паре.

– Доктор Грегор, – окликнула дама мужчину, – доктор Грегор, прошу прощения. К Вам пришли двое молодых людей. Они сказали, что Вы назначили им.

– Я? – мужчина удивленно оглянулся на дом… И Люк увидел его лицо… ТОГДА ОН БЫЛ МОЛОЖЕ.

Изрезанное глубокими шрамами морщин.

ДА. ГОРАЗДО МОЛОЖЕ.

Глаза, темные, настороженные, смотрели на унисола, и Люк вдруг понял, что доктор Кристофер Грегор тоже узнал его. Узнал.

Он повернулся к мальчику и сказал:

– Поиграй пока без меня. Я скоро вернусь.

Что-то случилось с ним. Тело, казалось, стало нескладным, плечи ссутулились. Доктор еще раз посмотрел в сторону коттеджа, затем перевел взгляд на мальчика, продолжающего качаться на своих качелях, вздохнул и побрел к дому.

Унисол же продолжал смотреть на черную резиновую шину. Она, медленно плавая из стороны в сторону, начала быстро расти, раздуваться, пока не заслонила собой весь свет, лужайку, живую изгородь, небо и белые облака. Тяжелая, давящая темнота навалилась на него.

Люк хотел столкнуть ее с себя, разорвать этот мрачный душащий покров, но ничего не получилось.

В эту секунду в его мозгу начал набухать волдырь. В считанные мгновения он вырос и лопнул, извергнув из себя дикий отчаянный крик, который сразу же подхватило его горло…

– Аааааааааааааааааааа… Что-то со страшной силой стянуло ему руки чуть ниже плечей, живот и ноги. И нужно было, во что бы то ни стало, освободиться, вырваться, потому что рядом, в двух шагах, шел бой. Гремели взрывы, трещали выстрелы. Струи холодной воды хлестали его по лицу. И кто-то орал в самое ухо…

– Вставай! Вставай!!! Вставай, мать твою!!! Ви-си!!!

Вспышка света ударила его по глазам. Она становилась все ярче и ярче, пока не стала слепящей. До безумия белой.

Люк тряхнул головой и закричал еще громче. Этот свет сводил его с ума, сжигал мозг, выедал глаза, наполняя голову дикой жуткой болью. От этой боли все тело начало съеживаться и сохнуть, превращаясь в ядро грецкого ореха. Темно-коричневое и гнилое. Страшная судорога выворачивала ему руки в суставах, стягивала мышцы, заставляя его корчиться, извиваться, подобно поджариваемой на медленном огне змее.

Он пытался поднять руки и раздавить себе голову, чтобы унять эту боль, но они не слушались его.

И он кричал. Господи, как он кричал.

– Руки! – прозвучал над головой тревожный голос. – РУКИ!!! ЛЮК, ВСЕ НОРМАЛЬНО! ВСЕ НОРМАЛЬНО!!!

Что-то синее, размытое, бесформенное появилось в поле его зрения, и свет вдруг пропал. Исчез. А вместе с ним пропала и боль. Волна облегчения покатилась по телу, от ступней вверх, с каждым мгновением становясь все сильнее. Холодный пот стекал по его лицу, груди, шее крупными каплями.

Пятно вдруг стало резким и четким, будто кто-то настроил старый телевизор. Оно обрело форму и превратилось в человеческую фигуру. Фигура эта была странной, затянутой в синий халат. Даже лицо человека скрывала маска. Только глаза, острые, тревожно-темные, смотрели на Люка внимательно и пристально.

– Все в порядке, парень! – успокоительно и мягко сказал человек, отчего маска на его губах зашевелилась, как вторая кожа. – Все нормально. Все хорошо.

А потом снова нахлынула темнота, принеся с собой спокойное бездонное забытье.

И сквозь это забытье донесся голос человека:

– Давайте перенесем его в ванну. Ему нужен лед.

– Господи! – воскликнула Ронни. – Но вы – ВЫ! – врач! Как вы могли пойти на такое?

– Вы вряд ли это поймете, – вздохнул Грегор. – Вам же кажется, что все очень легко и очень просто. Фыркнул, отвернулся и сразу же решил этим все свои проблемы. Знаете, мисс Робертс, маскимализм – не самое лучшее качество в человеке, особенно, когда его пытаются натянуть на других, как чулок.

– Да причем здесь максимализм, доктор! – взорвалась девушка. – Причем здесь максимализм? Это же преступление! Представьте, взяли бы вместо этих людей ВАС, и вычистили бы ВАШУ память, как мусорное ведро. Что сказали бы ваши родственники, если бы из вас сделали такое?

– Постойте, а при чем здесь я?

– А при чем они, доктор? Вы взяли нормальных живых людей и сотворили из них… Не знаю, полутрупы, зомби, киборгов. Даже в голову не приходит, КАК это можно назвать.

– Подождите-ка, постойте. Сядьте.

Ронни, сложив руки на груди, прошла через комнату и опустилась в кресло. И сразу же пожалела об этом. Оно было таким уютно-мягким, облегающим, расслабляющим, что моментально сбивало с нужного тона.

Она взглянула на Грегора, ожидая продолжения.

Он оказался вовсе не таким, каким девушка его представляла. Высокий, сильный. В модной стрижке уже было достаточно седины, однако альбиносом и не пахло. Руки у доктора были именно такими, какие бывают у ювелиров, музыкантов и докторов, – тонкие и нервные. Лицо, изрезанное морщинами, умное и строгое. Хотя голос являлся полной противоположностью всему облику Грегора. Тихий, успокаивающий, он заполнял собой всю комнату. Именно этот мягкий голос так злил Ронни. Ей, конечно, было бы гораздо проще, если бы доктор был жутким монстром-садистом, и не вызывал бы положительных эмоций. Эмоции для репортера – враг, но сейчас девушка поддалась им. И то, что Грегор ей нравился, раздражало. И злило еще больше.

– Так, так, так… – он потер лоб, взглянул на Ронни и кивнул, словно понял какую-то очень важную вещь. – Значит, вот оно что… Вы еще ничего не знаете. Ничего не знаете.

– Док, я знаю достаточно, чтобы вынести четкое определение тому, что ВЫ сделали с этими людьми, в ходе этого дерьмового проекта. ВЫ и ПОЛКОВНИК ПЕРРИ.

– Конечно. Я кажусь вам злобным чудовищем, сосущим чужую кровь ради собственной корысти. Не так ли, мисс Робертс?

– Примерно, – Ронни жестко продолжала смотреть на доктора.

– Ну, естественно, – кивнул Грегор. – Естественно. Иначе, наверное, и быть не может. Да. Я бы скорее всего думал так же.

– Я не совсем понимаю, о чем вы, доктор.

– Да, да, – он слабо улыбнулся и сделал неопределенный жест рукой, словно говоря: "Я все объясню. Всему свое время". – Видите ли, мисс Робертс, вы прекрасный репортер. Я видел ваши передачи и, поверьте, я говорю абсолютно искренне. Мне они очень нравятся.

– Благодарю вас, – сухо сказала Ронни.

– Не стоит, – коротко ответил Грегор. – Но… Но… Думаю, не ошибусь, если предположу, что вы никуда не годитесь в области биологии, анатомии и… Ну и прочее. Нет, я не обвиняю вас в невежестве, отнюдь. Уверен, вы знаете все эти науки в рамках учебной программы колледжа. Хотя, вполне возможно, сейчас и плохо помните их. Не так ли.

– Вы недалеки от истины, – раздраженно заметила Ронни. – Только я не совсем понимаю, какое отношение имеют мои познания в биологии к теме нашего разговора.

– Сейчас объясню. Прошу прощения, если поставил вас в неловкое положение. – Грегор достал сигарету и закурил.

Сладкий запах дорогого табака поплыл по комнате, и девушка сжала ладонями плечи от острого желания вдохнуть этот дым.

– Не хотите ли закурить? – осведомился он, протягивая ей портсигар. – Это "Данилофф".

– Нет, благодарю.

Она никогда ничего не брала у объектов своих репортажей, чтобы не попасть в психологическую зависимость от человека. Это золотое правило в нее вдолбил ее преподаватель в университете, обучающий тонкостям журналистского искусства. "Не давайте людям взнуздать вас. Ни малейшего повода. Никаких поблажек. Иначе вас укатают быстрее, чем успеете моргнуть, ребята". И Ронни всегда следовала этому правилу, и никогда не жалела о сделанном.

– Я так и думал, что вы не курите, – улыбнулся Грегор. – Так вот, мисс Робертс. Мне придется объяснить вам кое-что из нейрохирургии. Я надеюсь, что не успею надоесть. Так вот, – он аккуратно стряхнул пепел в изящную серебряную пепельницу. – То, что вы называете "зомби" или "полутрупом", получить достаточно легко. Подобная операция делается постоянно, в течение, по крайней мере, тридцати лет, и вовсе не является преступлением. Она носит название ЛОБОТОМИЯ. Конечно, для того, чтобы человек стал послушным, как овечка, и мог действовать самостоятельно –хотя бы какое-то время – пришлось бы вживить в мозг специальные раздражители, но, в общем-то, при современном уровне нейрохирургии это не составляет большого труда. Не знаю, совершал ли кто-нибудь что-то подобное или нет. В последнее время я мало читаю такого рода литературу.

– Им сделали лоботомию? – резко спросила Ронни.

– Конечно же, нет, – покачал головой Грегор. – В чем же тогда было бы открытие? Немного терпения, мисс Робертс. Так вот. Однажды, проведя опыты с животными, я заметил интересный факт. Резко увеличивая температуру тела и все жизненные процессы, можно заставить животное двигаться. Мне пришлось наблюдать это несколько раз при различных обстоятельствах. И тогда я начал проводить исследования в этом направлении. И через год щенок, с которым я экспериментировал, двигался в течение пяти-шести часов. Но… Но… Это все происходило при очень высокой температуре, и нужно было все время охлаждать тело, охлаждать мозг, иначе, в конце концов, он прекращал функционировать.

– Как Джи-эр'44?

– Да. Кстати, его зовут Люк Девро, мисс Робертс.

– Люк?

– Да. Люк Девро. Возможно, ему поможет, если вы будете называть его по имени, а не этой идиотской кличкой.

– Хорошо. – Ронни кивнула и, не давая разговору уйти от темы, быстро спросила. – И что же было дальше? Насколько я понимаю, до сих пор некоторые умудрялись заставлять животных двигаться без помощи хирургии.

– Ах, да. Простите, я совсем забыл упомянуть. Это было мертвое животное.

– Что значит "мертвое"?

Ронни растерялась, и Грегор не замедлил вернуть "укол".

– Мертвое, значит мертвое, мисс Робертс. Труп. Знаете?

– Да. Простите, доктор. Я не хотела вас обидеть.

– А я и не обиделся. Так вот, как я уже успел сообщить вам, это было мертвое животное. Оно нормально функционировало, если его вовремя охлаждали. Это продолжалось год. А затем на моем горизонте возник полковник Уильям Перри. Тогда, правда, он еще не был полковником. Он-то и предложил мне испробовать мое открытие на людях. На американских солдатах.

– Значит, это все-таки солдаты…

– Разумеется. Здесь же армейский госпиталь. – Грегор потер подбородок и взглянул в сторону окна. – Знаете, мисс Робертс, когда ты молод, то кажется, весь мир у твоих ног. Ты еще силен и полон благих намерений. Думаешь, что, делая свое открытие, ты можешь осчастливить мир. Сделать его добрее и лучше. Хотя, как правило, впоследствии выясняется, что этим открытием воспользовались вовсе не те люди, о которых ты думал, и совсем в других целях. Вам, должно быть, знакомо это ощущение.

– Да.

– Избитая, старая, как мир, истина насчет благих намерений и дороги, куда они ведут.

– Я помню, – Ронни кивнула.

Доктор покачал головой, словно говоря: "Мы все помним до поры". Он достал еще одну сигарету, снова закурил и продолжал:

– Я мечтал о том, что смогу сделать человека бессмертным. Смешно, верно? – Грегор настороженно взглянул на Ронни.

– Ну почему.

– Смешно, – повторил он. – Но тогда мне так не казалось. Знаете, щенок ведь не умеет разговаривать, а очень важно было узнать, что он чувствует. КАКИЕ испытывает ощущения. И я согласился.

– А полковник Перри привез вам людей, – утвердительно констатировала Ронни.

– Да, Уильям Перри доставил людей. Все прошло прекрасно. Великолепно.

Я был счастлив. Пока не понял, ЗАЧЕМ Перри все это. Вы знаете Перри? –вдруг спросил он, внимательно глядя на девушку.

– Да. Имела возможность познакомиться, – кивнула она.

– В таком случае, вы, мисс Робертс, должны знать, ЧТО это за человек.

– Примерно представляю.

– Я уверен в этом. Чудовище, которое не остановится ни перед чем. Если нужно идти к цели, он пойдет по костям. В частности, – Грегор кивнул в сторону ванной, – по костям этих солдат.

– Вы о проекте? – Ронни поправила упавшую на лоб прядь.

– Да нет, не только. Хотя, разумеется, и о нем тоже. Видите ли, временами у меня появлялось ощущение, что Уил… То есть полковник Перри, не совсем нормален.

– У меня подобное ощущение возникает регулярно, – поддержала она.

– Вот-вот. Понимаете, он бредил этими унисолами. Спал и видел, как они, по его приказу, разумеется, совершают невозможное… – Грегор на секунду замолчал. И когда я оживил всех десятерых, Уил забрал их, даже не дав мне времени понаблюдать за ними. Закончить исследования.

– Простите, док. Видимо, я чего-то не понимаю. А причем здесь "оживить"?

Доктор удивленно посмотрел на девушку, словно первый раз увидел ее.

– Мисс Робертс, мне казалось… Хотя ладно. Они были мертвы, когда их доставили в эту клинику.

– Как… – Ронни почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

– Да-да. Мертвы. Трупы. Они все погибли.

– Господи… Даже в голове не укладывается… И что… Совсем мертвы?

– Совсем, – жестко подтвердил Грегор. – Но… Но… Двое из десяти умерли гораздо позже остальных. Да. Для врача разница в три-четыре часа означает очень много.

– И что?..

Грегор вздохнул, раздавил окурок в пепельнице, снова вздохнул и продолжил, хотя слова давались ему с трудом.

– Эти двое… Люк и еще один парень, сержант, умерли на несколько часов позже остальных. И их быстро поместили в лед. Мозг практически не претерпел необратимых изменений, и я надеялся, что мне удастся вернуть их к жизни, но Перри настоял на своем… Одним словом, он забрал всех.

– Но… Как же полиция, власти? Они-то что думали об этом?

– Честно говоря, мисс Робертс, я до сих пор не уверен в том, что властям было что-то известно об эксперименте. Кроме, разве, того отдела, в котором в то время служил Перри. Да и то вряд ли.

Ронни потерла веки, пытаясь навести порядок в собственных мыслях. Рассказ Грегора выглядел настолько невероятным, что не укладывался в голове.

– Док, – произнесла она. – Вы все время говорите "в то время", "тогда". В каком году это произошло? В восемьдесят восьмом? Восемьдесят девятом?

Грегор улыбнулся, словно она пошутила. Впрочем, улыбка продержалась на его губах ровно мгновение, а затем пропала.

– В шестьдесят девятом, мисс Робертс, – он покачал головой. – Ровно двадцать пять лет назад, во Вьетнаме, погиб взвод А-356.

– О, боже..

Не могу поверить… Но эти ребята так сохранились…

– Да. Это побочный эффект. И потом, они почти все это время провели в замороженном состоянии. Пара лет, вот то, что им оставили.

– Ну надо же… Это слишком фантастично…

– Перри говорил так же, как вы, мисс Робертс, – невесело сообщил Грегор. – Однако это обстоятельство не помешало ему в его планах.

– И что, они навсегда останутся такими? Унисолами? И Люк?

– Люк?.. Может быть, и нет. Вполне возможно, ему и второму парню, сержанту, смогли бы помочь вернуться в нормальное состояние. Это достаточно сложно, но, теоретически, выполнимо, хотя и займет много времени. – Много, это сколько, док?

– Я думаю, от трех месяцев до полугода стационарного лечения. Кстати, если хотите, я могу положить его в свою лабораторию. Это было бы много надежнее, чем в обычной больнице. Хотя, если вы настаиваете…

– Нет, док. Я придерживаюсь той же точки зрения. Другое дело, что думает по этому поводу Люк. В конце концов, он ведь человек. И не надо забывать, что Люк решает, как ему поступать.

– Разумеется, – Грегор кивнул. – Право решающего голоса за ним.

– Нет, док. Не решающего. Вообще, голоса, – Ронни прямо посмотрела на доктора. – Не думаю, что он оставит другим еще какие-то голоса, после того, что с ним сделали однажды. И мне кажется, его нельзя будет за это назвать эгоистом.

– Да, пожалуй, – на лице Грегора появилось неопределенное выражение, которое, по всей видимости, должно было означать "я понимаю". Он несколько секунд молчал, а затем улыбнулся. – У меня складывается впечатление, что у вас к этому парню далеко не репортерский интерес. Конечно, это только мое субъективное впечатление.

Ронни вдруг разозлилась. Скорее всего потому, что внезапно ощутила, НАСКОЛЬКО близок доктор к истине. Даже гораздо ближе, чем думает. Но девушка не любила, когда кто-то говорил о ее чувствах. Раздражение, поднявшееся в ней, было подобно накипи. Оно, неприятное и мутное, вырвалось наружу резкими злыми фразами.

– Конечно, док, вы, наверно, правы. Это уже не репортерский интерес. Не репортерский. Он человеческий. – Ронни злилась все больше. – Потому что мне не безразлично, как чувствуют себя родители Люка, не видевшие сына больше двадцати пяти лет только из-за того, что какой-то заднице от Армии приспичило наштамповать себе в качестве пушечного мяса десяток молчаливых рабов. И мне не безразлично, кстати, что есть люди, проводящие подобные эксперименты!

Она замолчала.

– Простите, мисс Робертс, – тихо сказал Грегор. – Я не хотел задеть вас.

– Вы и не задели, – Ронни тряхнула головой, отчего светлые пушистые волосы рассыпались по плечам. – Просто… Это все как-то… Слишком дико.

– Возможно, что вы и правы. Очень возможно.

Люк слышал их разговор. И то, что он услышал, поразило его. Нет, не то, что он был мертв. Это Люк вспомнил, и подобное известие уже не могло шокировать, но… По ходу разговора всплыла другая вещь.

“… ДВОЕ УМЕРЛИ ГОРАЗДО ПОЗЖЕ ОСТАЛЬНЫХ. ЛЮК, И ЕЩЕ ОДИН ПАРЕНЬ, СЕРЖАНТ…”

Но он-то помнил, что они со Скоттом стреляли друг в друга через десять – пятнадцать минут после того, как погиб Бейд…

"…РАЗНИЦА В ТРИ-ЧЕТЫРЕ ЧАСА ОЗНАЧАЕТ ОЧЕНЬ МНОГО…”

Этих трех-четырех часов не было. Их просто не могло быть. Люк, стоя перед зеркалом, растерянно смотрел на свое отражение. Ему нужны эти воспоминания! Он имеет право знать, КАК умер.

Унисол осторожно закрыл глаза и напряг память… Но ничего не увидел. Ничего, кроме темноты. Люк вдруг испугался. Это был совершенно ничем не объяснимый беспричинный страх. Он скопился в унисоле, застыл, замер. Темнота… Темнота… Темнота… Люк неожиданно понял. ТЕМНОТА – это и есть воспоминания!

Просто в тот момент была ТЕМНОТА.

Да. Лежа в жирной грязи, он слушал бушующее вокруг море звуков, стараясь сообразить, что происходит. От сгоревшей – или еще горящей деревни несло дымом и гарью. Шумели листья пальм, сухо шелестя на ветру. Начинали просыпаться птицы, и Люк сделал вывод, что наступает утро, а значит, он лежит довольно долго.

Тело затекло, но, тем не менее, чувствовало холод, который несла с собой грязная жижа. Одежда так и не просохла после ночного ливня. С деревьев срывались капли и падали вниз, звонко разбиваясь о каску. "Они могли бы служить отличными часами", – подумал он. Капли стучали с какой-то сводящей с ума равномерностью. БАНС. БАНС.

Люк услышал еще один звук. Слабый и далекий, но нараставший с каждой секундой, несущий спасение. Этот звук сперва плавно вплелся в бормотание джунглей, постепенно отвоевывая себе все больше места у этого сонного мира.

Рокочущий низкий шум лопастей "Чоппера".

И тогда он открыл глаза. Небо выцвело. Оно оказалось блекло-синего цвета со слабыми, едва различимыми желтыми маячками умирающих звезд. Это еще не было утром, хотя ночь уже заметно потеснило не взошедшее пока солнце.

Шум вертолета приблизился, и Люк увидел его плоское днище. Оно появилось над прогалиной, выкрашенное грязно-голубой краской, с двумя облупившимися посадочными полозьями под поджарым брюхом. Несколько секунд "Чоппер" висел над деревней, а затем пошел над джунглями по широкому кругу.

Люк вдруг испугался, что он сейчас улетит. Нужно было подать знак. Вскочить, замахать руками, закричать, выстрелить в низкое блеклое небо. Солдат судорожно дернулся, и его накрыла резкая волна боли. Ничего. Ему показалось, будто мозг вложили в чье-то чужое тело. Руки не слушались, тело не хотело шевелиться.

Он напрягся еще раз, но, кроме новой ослепляющей волны, ничего не достиг. Люк так и остался лежать в грязи. Беспомощный, тихо стонущий от сознания собственного бессилия.

Внезапно двигатель "Чоппера" смолк, и солдат с облегчением понял, что вертолет опустился возле деревни. Оставалось лишь подождать, пока кто-нибудь придет на помощь. А дальше… Дальше наверняка госпиталь. Надолго ли?

До него донеслись голоса. Человеческие голоса. Кто-то шел по тропе.

– Смотрите, майор, еще один, – произнес кто-то невидимый, находящийся вне поля зрения солдата.

– Живой? – голос, задавший вопрос, был резким и показался Люку неприятным.

– Нет. Похоже, этих ребят здорово накачали свинцовой фасолью.

– Ищите. Мне нужны все.

Он хотел крикнуть, обратить на себя внимание, подать сигнал, что жив. Но вместо крика из его горла вырвалось только странное, похожее на змеиное, шипение.

– Так-так.

– Майор, здесь еще двое…

– Прекрасно.

Видимо, имели в виду их, потому что человек с неприятным голосом шагнул к Люку, и солдат, наконец, увидел его. Невысокий, но очень крепкий, молодой мужчина. На голове черный берет с эмблемой спецвойск над левой бровью. Лицо, уже тогда, было изрезано морщинами. Оно почти не изменилось за двадцать пять следующих лет. Разве что стало грубее.

Мужчина присел на корточки, внимательно глядя в глаза солдата, стараясь определить, жив тот, или это смерть постаралась, чтобы парень и мертвым выглядел как живой.

Он озадаченно хмыкнул и приподнял руку Люка, нащупывая пульс.

– Майор, – снова крикнул невидимый некто, – здесь сержант. Он жив.

Тот, кого называли майором, кивнул, давая понять, что понял Его пальцы ощупывали запястье солдата, и тому почему-то стало неприятно. Человек хмыкнул еще раз, но уже более озадаченно. Отпустил руку и вытащил из-под куртки Люка личный жетон.

– Люк Девро, – прочел он, еще раз внимательно посмотрел на раненого, встал и вытащил из кобуры пистолет.

– Так что делать с сержантом?

Мужчина поднял пистолет и коротко бросил через плечо:

– Добей его. И вызывай этого придурка Саймона. Пусть берет кофры, лед и немедленно летит сюда. И смотри осторожней, мозг не повреди.

– Есть, майор.

Где-то совсем рядом, в двух шагах, грохнул выстрел. А следом за ним, пробормотав что-то похожее на "извини, приятель", нажал на курок и майор Уильям Перри… Люк дернулся и открыл глаза. Он услышал, как в гостиной продолжала говорить Ронни.

– … Дело не в том, КАКИМ получится этот репортаж. Да ну, нет. Конечно, это сенсация, но ведь дело, действительно, не в этом. Страшен сам факт.

– Я понимаю, – ответил ей Грегор. – И, тем не менее, просил бы вас не называть имен этих людей. У них есть родственники, и, желая в конечном итоге добра, вы можете серьезно повредить им.

– Но вашу фамилию я могу назвать?

– Если сочтете это необходимым… – доктор вздохнул. – Меня не пугает крушение карьеры. Я, в общем, уже далеко не молод, но… Словом, если будет возможно, то я попросил бы вас, мисс Робертс, обойтись без этого. Конечно, если возможно. Если возможно.

– Я постараюсь, док, – пообещала Ронни. – Но, вы сами понимаете, может возникнуть ситуация, когда кому-то будет нужно подтвердить факты, изложенные в моем репортаже. В этом случае я рассчитываю на вас. Я просто буду вынуждена назвать ваше имя.

– Да. Я понимаю. Конечно.

– И вот еще что, док. Скажите… У вас ведь заводились карты на этих "больных"?

– Разумеется. Нам же нужно было куда-то заносить данные обследований, анализы… Но их забрал Перри.

– Я знаю. Мы достали эти карты, но в них нет ничего… Касающегося предыдущей жизни унисолов… Видите ли, Люк не может вспомнить свой дом.

Пятидесятичетырехлетний кассир Сол Шелдон, лениво прищурясь, разглядывал сквозь стекло автобусный круг. Когда-то давным-давно, в ранней молодости, он мечтал стать водителем автобуса или большегрузного рефрижератора. Тогда, конечно, машин, подобных этим, еще не было. Но как хотелось забраться в кабину какой-нибудь колымаги и хотя бы на несколько минут представить себя летящим в ней по дорогам Штатов. Ветер треплет его густые волосы. Он этак небрежно пыхтит сигаретой. И, чуть облокотившись о дверь, одной рукой вертит огромную "баранку". Крутой парень с юга.

Сол мечтательно зажмурился, а когда снова открыл глаза, ближайший автобус компании "Роуд Флайер" неспеша отвалил от тротуара и, чуть качнувшись, отправился в путь. От Кливленда до Лос-Анджелеса.

Сол знал, когда, куда и какой автобус идет. Скажем, вон тот, с синей полосой, отходит через полчаса и катит до Солт-Лейк-Сити. А тот, чуть дальше, с Багзом Банни на стекле, идет в Денвер. А тот, что подчаливает к остановке, опять же через Лас-Вегас до Анджелеса. Мало того, старик знал в лицо и по именам большинство водителей. Ну кроме, разве что, самых молодых. Хотя, таких мало. В основном, все рады подойти поболтать со стариной Солом Шелдоном. Это, когда нет наплыва народа. Как сегодня. А в праздничные да выходные разве поболтаешь? Ууу… Только и успевай, что поворачиваться. Да не зевать. А то ведь сам себя и накажешь. Дашь лишку кому-нибудь, придется из собственного кармана выплачивать. Так-то. А в общем, ему нравится.

Сегодня затишье. Солнечно. Отличный денек. Сейчас бы Сол выбрался на солнышко съесть сандвич, который дала ему с собой его старушка Мегги. Да нет, в жизни Солу повезло, что и говорить. Конечно, водителем он так и не стал, но хуже ли ему от этого? По вечерам дома, а не трясется в пыльной кабине в какой-нибудь Нью-Джерси. Опять же Мегги. Двое детей. Оба сыновья. Отличные парни. Послушные, его уважают. Не то, что у некоторых. Внук вон через три месяца у старшего должен родиться. Пойдет Сол на пенсию, будет внучка нянчить.

На работе его уважают. Ни одного замечания за двадцать два года. Что еще нужно человеку?

Рядом с тротуаром остановился белый "плимут" с синей полосой вдоль борта – расцветка полиции – и из него выбрался Тед Майер, местный шериф, как и Сол, довольно пожилой мужчина.

Он тоже находился в возрасте, очень близком к предпенсионному, но все-таки был на два года младше кассира, чем очень гордился и почему-то ставил это в заслугу себе, а не своим родителям.

Сейчас Тед не спеша ослабил галстук, не спеша захлопнул дверцу машины и не спеша направился к окошку, за которым и находился Сол, то и дело поправляя "специальный полицейский", висящий в кобуре на правом боку. Сол заметно повеселел. Так уж повелось, что Тед и он при встрече на службе обменивались колкостями. Это уже стало привычкой, необходимой обоим, как утренняя сигарета курильщику. Ни тот, ни другой не обижались, и повода, чтобы бросить эту забаву, пока не находилось.

Тед подошел к окошку, облокотился об узкий прилавок и, отдуваясь, протянул:

– Ну, здорово, старый перд…н. Как дела? Не помер еще?

– Я сразу следом за тобой, – усмехнулся Сол. – При твоей работе ты окочуришься до того, как я выйду на пенсию. Хотя, тебя и похоронить-то толком не получится. Похоронные штаны не натянуть. Ты ведь себе всю заднику о сиденье сотрешь, пень трухлявый.

Конечно, они оба не отличались особой прытью – возраст, что поделаешь, – но Тед-то был чуть моложе и немного обиделся, хотя и не подал виду.

– А ты не сотрешь, что ли? – спросил он. – У тебя ведь тоже работка – не трусцой бегать.

– Ну, я – другое дело, – еще шире расплылся кассир. – Меня пузо не тянет. А ты, гляди, какое наел. Страшно смотреть.

– Ладно, ладно, разговорился, – оборвал обмен любезностями Тед, и Сол довольно засмеялся.

– Что новенького, Тедди? – обратился он к приятелю.

– Новенького? Вон… – Тед кинул на прилавок фотографию. – Не видал в последнее время?

Кассир взял карточку. Оттуда на него, улыбаясь, смотрела девушка.

Симпатичная. Молодая. Славная. Он покачал головой и цыкнул зубом.

– Нет, Тедди. Ты ведь знаешь, такие мне уже не по зубам, я и не засматриваюсь. – Сол еще раз взглянул на карточку. – Хорошенькая. Лет двадцать назад я бы об такую глаза обмозолил. Да. Но мне моей Мегги хватает. Еще и лишку остается.

Он произнес это так торопливо, словно Мегги стояла у него за спиной и могла услышать адресованный девушке комплимент.

– А что она натворила, если не секрет?

– Да какой тут секрет… – Тед оглянулся на свой чистенький "плимут".

– По ящику уже десять раз рассказывали. Двух мужиков пришила. Оператора своей студии и военного. Да еще с каким-то придурком тачку угнала. Это же совсем чокнутым надо быть, чтобы с такой бабцой связаться. Двоих шлепнула и его тоже шлепнет.

– А что за студия-то? Актриска, что ль?

– Нет. Телерепортерша. Вероника Робертс. Не видел?

– Да откуда. Я Ти-Ви уже не помню когда смотрел.

– Ну, может, хоть колымагу их видел? Бело-желтый "бьюик" 67-го года.

Без стекол. Не видел?

– Видел, – вдруг серьезно ответил Сол. – Утром они здесь были. Точно.

Парень еще в рубашке без рукавов.

– Да ну? – Тед даже подскочил на месте. – Куда поехали, не заметил?

– Почему не заметил, заметил, – буркнул кассир. – Я не такой старый слепой осел, как ты.

– Ну, извини, извини, – торопливо пробормотал полицейский. – И куда эта парочка поехала?

– К выезду из города. В сторону госпиталя.

– Ага, значит, в сторону госпиталя, говоришь? А давно?

– Да часа уж три точно, – пожал плечами Сол.

– Спасибо, старина.

Тед резво побежал к машине. Он забрался в салон, включил зажигание, но, прежде чем тронуться, крикнул, высунувшись из окна:

– Если они появятся, знаешь, куда звонить.

– Давай, давай, уматывай, – ухмыльнулся Сол.

Он проследил взглядом за удаляющимся "плимутом", сел и, прищурясь, принялся наблюдать за отъезжающими автобусами.

– К сожалению, боюсь, что ничем не смогу вам помочь, мисс Робертс, –вздохнул Грегор. – Дело в том, что их точные данные Перри не сообщал никому. Там был личный код?

– Да. Инициалы и личный код, – кивнула девушка.

– Можно было бы узнать данные солдат через Вашингтон, но… Думаю, что в данный момент у нас ничего не получится. Это секретная информация, и нужно иметь определенный уровень доступа, чтобы выяснить это. Боюсь, у меня нет подобных знакомых.

– У меня тоже, – Ронни подумала. – В таком случае, есть еще один вариант.

– Какой же? – поинтересовался доктор.

– Показать Люка по телевизору. Это может сработать.

– Может. Но так же успешно может сработать и на ваших преследователей. Они получат информацию о том, где вас можно найти. Я надеюсь, мисс Робертс, вы не мечтательница и реально оцениваете степень опасности.

– Конечно. Но вы можете предложить еще какой-нибудь вариант?

– В принципе, да, – Грегор достал еще одну сигарету, и девушка с тоской посмотрела на пепельницу, полную окурков.

– И что это за вариант? – нервно спросила она.

– Вы едете в Лос-Анджелес и показываете ФОТОГРАФИЮ Люка по телевидению. Но, учтите, это нужно сделать так, чтобы преследователи увидели, что это ФОТОГРАФИЯ. Люк пока полежит здесь в клинике под чужой фамилией. Я думаю, что смогу это устроить без труда. А так как здесь все-таки военный госпиталь, то можно попробовать найти кого-нибудь, кто имеет выход на Вашингтон. Таким образом, – доктор стряхнул пепел, – мы одним выстрелом убьем двух зайцев. Во-первых, попытаемся найти родных Люка, а во-вторых, натянем нос вашим преследователям. Перри и всей его команде. Теперь, скажите мне, мисс Робертс, вы боитесь боли?

– А почему вы спрашиваете?

– Очень просто. Перри, конечно, не сможет узнать имени, под которым Люк будет помещен в госпиталь. Но он захватит вас. Это произойдет в любом случае. Другое дело, насколько убедительно будете вести себя вы. Это и решит, какое время вам придется провести в его руках. Я не думаю, что… – Грегор замялся.

– … Что он может убить меня? – закончила за него Ронни. – Вы ведь это хотели сказать.

– Он идет по костям, мы оба знаем это, – доктор вздохнул. – Так вот, я не думаю, что Перри убьет вас, но насилие применит наверняка. Поэтому, наверное, будет лучше, если вы не будете знать имени, под которым я положу Люка в клинику.

– Хорошо. Но почему вы уверены, что Перри не догадается приехать сюда, и не начнет пытать вас? – спросила девушка.

– А я и не уверен. Но у меня есть возможность защититься. Начиная с того, что я могу наложить запрет на вход Перри в госпиталь, и кончая прямой физической защитой. Может быть, вы не знаете, но сотрудники госпиталя имеют право на хранение оружия. А вот у вас такой защиты нет.

– Да. Вы правы. Действительно, куда безопаснее, если я не буду знать имени. А уж запудрить мозги Перри я сумею.

– Хорошо. Значит, так и решили.

Раздался стук в дверь. Вежливый, осторожный.

Ронни повернулась. Она сама не поняла, что произошло. Точнее, ПОКА еще ничего не произошло, но у нее вдруг появилась уверенность, что случилось нечто очень плохое. Очень плохое. Сработало седьмое чувство. Такое случается иногда. Чувствуешь беду еще до того, как узнаешь о ней. Домработница с бульдожьим лицом тихо проскользнула в комнату.

– Доктор Грегор, – произнесла она, настороженно косясь на сидящую в кресле девушку, – мне нужно сказать вам несколько слов.

– Прошу прощения, мисс Робертс, я на минутку.

Доктор поднялся и пошел с женщиной, помахивая рукой с зажатой в пальцах сигаретой.

Ронни увидела, как столбик пепла осыпался на ковер.

"Он волнуется, – подумала девушка, – но не показывает этого".

– Что случилось?

Женщина что-то тихо говорила ему на ухо, и по мере того как поток ее слов иссякал, Грегор становился все более мрачным.

– Хорошо. Спасибо, мисс Круз, – наконец сказал он. Домработница кивнула и тихо выскользнула за дверь. – Похоже, у вас неприятности, – хмуро и обеспокоено сообщил доктор. – Я бы даже сказал, большие неприятности.

Он пересек комнату и включил стоящий на столике портативный телевизор. Экран ожил. Симпатичная дикторша с серьезным лицом зачитывала сводку новостей.

– Очевидно, это произошло вчера днем. Полковник Вооруженных сил США Уильям Перри был застрелен. Кроме того, полиция обнаружила еще два трупа. Это два лаборанта, проводившие вместе с полковником секретные исследования в области оборонных технологий. Брайан Спилберд и Сэмюэл Гарп. Их трупы обнаружены в тридцати милях от того места, где найдено тело полковника Перри. Полиция склонна полагать, что Вероника Робертс, телерепортер студии "Си-Эн-Эй", которую власти разыскивают в связи с убийством оператора Хью Дональда, может иметь прямое отношение к этим трем смертям.

– Вас подставили, – констатировал Грегор, не отрывая взгляда от экрана. – Перри мертв. Странно. Кому тогда могло все это понадобиться?

Ему не пришлось долго искать ответ на свой вопрос. Следующий кадр ошеломил их. Джи-эр'13, снятый откуда-то сверху и справа, стрелял из пистолета в полицейских. Картинка была немного размытой, нерезкой, но тем не менее они оба узнали унисола.

– Это тот самый парень, о котором я вам рассказывал, – напряженно сказал Грегор. – Сержант Эндрю Скотт.

– И тот же самый, что убил Хью Дональда, моего оператора.

– В самом деле?

Доктор посмотрел на нее, и Ронни утвердительно качнула головой.

– Но зачем он это делает? – спросила она.

– Сегодня, – снова заголосила дикторша, – два часа назад, произошло ограбление супермаркета "Бейшес", превратившееся в настоящую бойню. Убито пятеро полицейских. Съемка произведена автоматической камерой. Преступнику удалось скрыться.

Картинка на экране сменилась заставкой.

– А теперь спортивные новости. Вче… Грегор выключил телевизор. Изображение сузилось и пропало.

– Это травматические воспоминания, – объяснил он, прохаживаясь по комнате, терзая зубами сигаретный фильтр.

– Доктор, вы знаете, я не сильна в медицинских терминах, – Ронни внимательно наблюдала за его движениями, ожидая ответа.

– Травматическое воспоминание, – это наибольшее, возможно, подсознательное, желание, закрепившееся в мозгу в момент смерти. Как правило, это обнаруживается у людей, побывавших в состоянии клинической смерти. Или в длительной коме. Скажем, Люк очень хотел домой. И когда он очнулся в облике унисола, это желание постепенно перекрыло все остальные. Задавило их, проще говоря. Трудно сказать, что именно помнит Эндрю Скотт, но скорее всего, что-то связанное с войной. С Вьетнамом. Кроме того… Я считал, что он под контролем, а теперь…

– Что случилось, док? – тревожно спросила Ронни.

– Видите ли, во время первичного обследования я обнаружил у Скотта отклонения в работе мозга. Мне не хотелось бы, чтобы вы воспринимали мои слова, как свершившийся факт, но это опухоль. И подобный вид встречается довольно часто у психически больных людей. Я не знаю, развилась ли она у Скотта, и если да, то насколько, но… Вполне может быть, что этот человек – параноик. Мне не нужно объяснять, насколько опасна эта болезнь?

– Нет, док. Мне приходилось видеть параноиков.

Грегор кивнул, прошелся по комнате, остановился и произнес:

– Сержант Скотт ведет свою войну. И он не понимает, что остался в живых.

– Он не остался в живых, доктор. Он умер.

Ронни и Грегор обернулись.

Люк стоял, странно глядя на них, опершись рукой о косяк.

– Скотт умер, – повторил он, – так же, как я.

Сол Шелдон услышал телефонный звонок, как раз когда отсчитывал сдачу клиенту. Тот всучил кассиру бумажку достоинством в сто долларов, а теперь ждал.

Сол не торопился. Он тщательно обследовал купюру, проверяя, не фальшивая ли.

– Всякое случается, мистер. Бывает, и не заметишь, а тебе ее и всучат. Так и ходишь, не знаешь, что у тебя в кармане, пока платить не начнешь. Вы не обиделись часом на старика? – спрятал ее в специальный, на случай грабителей, ящичек, выдал билет, а теперь скрупулезно отсчитывал пятерки и доллары.

В этот-то момент и зазвонил телефон. Молоденькая девушка-диспетчер сняла трубку и принялась записывать заказ, повторяя за диктующим фразы. – Так, слушаю вас. Да. Ближайший на Лос-Анджелес четырнадцать двадцать семь.

– Семнадцать, восемнадцать, девя… Тьфу, черт, – Сол неодобрительно покосился на диспетчершу. Хорошенькая. Лет десять – пятнадцать назад я бы… Посетитель постучал согнутым пальцем по прилавку…

– Да-да. Прошу прощения, мистер. Одну секунду… Девят… Или восемнадцать? Господи, придется начинать все с начала.

– На Солт-Лейк-Сити? Один момент, сэр.

– … Двадцать два, двадцать семь…

– Пятнадцать ноль одна, сэр.

– Черт! Эй, детка, – Сол покраснел. Сбиться два раза за минуту… Ну, это уж слишком, – будь добра, потише…

– Прошу прощения, мистер Шелдон, – улыбнулась девушка и тихо буркнула себе под нос. – Старый урод. Да, я записываю, сэр. Так. Один на Лос-Анджелес. Так. Хорошо, сэр. На чье имя заказать билет? Будьте добры, повторите, пожалуйста. Робертс. Вероника Роберте, один до Лос-Анджелеса. Оплата на счет доктора Кристофера Грегора. Армейский госпиталь. Все верно? Спасибо. Надеемся, вы и впредь будете пользоваться услугами нашей компании, сэр. Благодарю вас. Всего доброго, сэр.

Сол застыл с открытым ртом, забыв и про сдачу, и про клиента, уставясь огромными глазами на девушку. Она смутилась.

– Что-то не так, мистер Шелдон?

– Нет… Нет… – только и смог выдавить из себя Сол. Он судорожно перевел дыхание и спросил: – Как фамилия?

– Чья, мистер Шелдон?

– Господи, ну не твоя же! – чуть не заорал кассир, задыхаясь от волнения. – На чью фамилию заказали билет?

– Вероника Робертс. А что случилось?

– Ничего. Ничего. – Сол едва не потерял сознание.

Вероника Робертс. И Тедди тоже называл эту… Репортершу Вероника Робертс. Господи, надо звонить. Тедди. Быстро. Автобус в четырнадцать двадцать семь. А сейчас?

Кассир взглянул на огромные часы, вмонтированные в стену вокзала. Без пяти два. Эта девка скоро будет здесь.

– Эй, дядя, – красный от ярости молодой парень, так и не дождавшись сдачи, наклонился к окошку. – Может быть, ты считаешь не очень? Так давай, я помогу. Мой автобус все равно уже ушел.

– Простите. Простите, мистер… Я… Сейчас, одну минуточку… Я… Мне очень нужно отойти… Одну минуту… Сол сунул парню сотенную, захлопнул окно и кинулся к телефону. Дрожащими пальцами набрал номер, дождался, пока на том конце провода возьмут трубку, и сипло выдавил:

– Алло? Это полицейское управление? Простите, я могу каким-нибудь образом разыскать Теда Майера? Это очень важно. Да. Очень.

Ронни не слышала, как Грегор заказывал ей билет. В это время она уже сидела в машине. Для нее оказалось большим ударом, то, что Люк ПОМHИЛ свой дом. Нет, она, конечно, обрадовалась. Конечно, но… Он вспомнил и ничего не сказал ей. Ни слова. А она, как дура, планы строила. И тут мордой об стол. Господи, как глупо… Как глупо.

Ронни вздохнула и молча отвернулась к окну. А это его решение ехать домой. Я хочу. И все, ни слова, ни полслова. Надо же быть такой дурой… "Я не хочу его отпускать одного". А он и спрашивать не стал. Ну хоть с ней бы поговорил. Да нет, все она понимает. Двадцать пять лет не был дома. Случись такое с ней, Ронни, она бы, наверное, пешком до дома добежала. Но хоть предложил бы поехать вместе. Нет.

Только сейчас, когда факт расставания встал перед ней непроницаемой стеной, девушка поняла, насколько ей небезразличен этот человек. Раньше, пока разлука маячила где-то вдалеке темной фиолетово-черной тучей, Ронни отмахивалась от нее, полагая, что решает, ехать или нет, она. Выяснилось, что все наоборот. Все решает он. И от того, что для нее не нашлось места в его дальнейших планах, ей было особенно обидно. Наверное, можно было бы говорить какие-то слова, что-то пытаться объяснить, но… Кто это сделает? Не Люк точно. И не потому, что плохо к ней относился, а потому, что наверняка HЕ ПОМHИЛ этих слов, если вообще знал их раньше. Она?

Ронни тут же представила, как она говорит ему о своих чувствах, а он делает огромные глаза и удивленно – как только Люк и умеет – спрашивает: "А что это такое?”

Нет. Только не это. Так что, скорее всего, объяснение в любви отложится до лучших времен. Когда он станет разбираться в чувствах. Вспомнит слова. Вспомнит все.

Ронни первый раз употребила слово "любовь" в том, что касалось их с Люком отношений, и тут же смутилась. Как школьница, ей-богу. Ну ладно, ладно. Надо же… Ну и влюбилась, и что? Да ничего. Просто назвала вещи своими именами. И все. Все.

Стоп. Для любящей души ты что-то очень эгоистична. Мне не предложили.

Меня не позвали. Меня забыли. И ни разу не подумала о том, что может случиться с ним. Этот парень, Скотт, может догнать его и пристрелить. Да, господи, что далеко ходить: он может умереть от перегрева. О, боже.

– Ты уверен, что хочешь ехать? – спросил Грегор Люка.

– Да, – тот смотрел на доктора серьезно и чисто.

И Грегор вздохнул с облегчением. Слава Богу, что он остался ТАКИМ. Добрым и… Человечным. Гораздо более человечным, чем некоторые из людей. Ну, да ладно. Что ж теперь.

– Обещай мне, что вернешься, – сказал он. – Вернешься и ляжешь в госпиталь.

– Хорошо, доктор, – сказал он. – Обещаю.

– Если меня вдруг не будет, то найди Айзека Дункана. Он ассистировал мне в то время. Я предупрежу его… Хотя, он и так все помнит. Хорошо? Ты вернешься?

– Да, доктор.

– Хорошо. Я заказал билет для мисс Робертс, – он почему-то усмехнулся. – До Лос-Анджелеса. Просто подойдешь к кассе, скажешь, что для мисс Робертс заказан билет.

– Я ПОМНЮ, ДОК.

– Это хорошо. Это очень хорошо. Ну ладно, Люк Девро, – доктор, протянул Люку руку, и тот, повинуясь внутреннему импульсу, пожал ее. Грегор улыбнулся. – Останавливайся через каждые несколько часов и принимай холодный душ. Пик у тебя прошел, но совсем без охлаждения пока нельзя. Ну, счастливо, Люк.

– Всего доброго, доктор.

Грегор смотрел, как Девро забрался в машину, и "бьюик", набирая скорость, покатил по улочке к автовокзалу. Он дождался, пока машина скрылась за поворотом, а затем пошел к своему коттеджу.

Когда Ронни думала, что Люк не захотел позвать ее с собой, она ошиблась. ЛЮК очень хотел, но так уж был устроен УНИСОЛ. Слова принимать за истину. Сказанное однажды он запоминал. А теперь, когда его мозг почти избавился от действия ПРЕПАРАТА. Люк впитывал информацию, как губка. И услышав однажды: "Я делаю это для себя…", и "Ты мой самый потрясающий репортаж…", запомнил фразы накрепко. Они мучили его, жгли изнутри, проедая, как черная болезнь. Люк и сам не отдавал себе отчета, почему его так тянет к этой девушке. И почему так больно и муторно на душе, как только он вспоминает: "Ты мой самый потрясающий репортаж…" Репортаж, репортаж… Репортаж… А как к тебе должны относиться? Как к человеку? Ты НЕ человек! У этой девушки наверняка есть человек, который заслужил право оберегать ее. А чем ты заслужил это? Что ты сделал? Ничего. Наоборот. ОНА заботится о тебе. Так чего же ты хотел?

Люк машинально управлял "бьюиком", а сам думал, думал, думал… Но даже если бы это все было не так. И Ронни замечательно бы к нему относилась. И Он бы значил для нее больше, чем просто репортаж, тогда бы Люк ТЕМ БОЛЕЕ не взял ее с собой. Потому что знал, за кем охотится сержант Эндрю Скотт, и знал, на что тот способен. Люк бы не стал подвергать девушку опасности. Нет. Он не имел на это права.

Но поскольку все равно существует определенное положение вещей, то нечего мечтать и думать, что БЫЛО БЫ. Думай о том, что ЕСТЬ.

Патрульный "плимут" остановился так резко, что Сол испугался.

Вечно Тед носится как угорелый. Господи, ему уже на пенсию пора, а он все гоняет, словно полоумный.

Тедди оказался не один. Вместе с ним из машины выбрался довольно молодой лейтенант. Они вместе подошли к кассе. Вернее, не подошли, а подскочили, подбежали. Только что стояли у машины, и вдруг р-р-раз, и уже здесь.

– Не появлялись?

Сол недовольно посмотрел на лейтенанта. Надо же, чуть в окошко не залез. Нет, все-таки не зря он недолюбливает молодых да шустрых. Не зря.

– Нет пока, – демонстративно глядя на Тедди, ответил кассир.

– Отлично, – лейтенант даже не обратил внимания на заносчивое поведение Сола. – Но уже скоро должны быть. Во сколько, вы говорите, отходит автобус?

Сол вздохнул. Господи, у этого копа не голова, а то самое место, на котором у Тедди мозоли от долгого сидения.

– В два двадцать семь, – сухо ответил он. – В четырнадцать двадцать семь, – повторил кассир, – а то еще подумаете, что ночью.

Лейтенант удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Значит, так, Сол. Если они появятся, дай нам сигнал. Скажем, зажги свет. О'кей?

– Конечно, Тедди. Ты ведь меня знаешь, – тут же откликнулся кассир. – Я тебя никогда не подводил.

– Да уж, старина, – подмигнул ему Тед. – Значит, договорились, как только эти ублюдки пожалуют – включай свет.

– О'кей, – кивнул Сол.

Лейтенант еще раз внимательно посмотрел на кассира и быстрым шагом направился к "плимуту".

– Мы здесь, поблизости, – Тед оглянулся и тихо добавил: – Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал, старина. Ты отличный парень. Просто высший класс.

– Иди, иди, – расплылся в довольной улыбке Сол. – А то ведь, неровен час, эта бабец задницу-то тебе и отстрелит. Давай, дуй и смотри, будь осторожен.

– О'кей, старина. Главное, включи свет.

– Понял.

Кассир продолжал смотреть в окошко на отъезжающий "плимут". Приятно знать, что ты здорово помог своему приятелю. Конечно, все отлично понимают, от кого Тедди получил эти сведения. Но тут уж ничего не поделаешь. Официально все гладко. Тед их вычислил, Тед предупредил своих, Тед написал рапорт. А в предпенсионном возрасте подобные подвиги могут здорово помочь.

Он улыбнулся еще шире. Да нет. Тед – молодчага. Отличный человек.

Сол так замечтался, что не заметил стоящего у окошка парня. Очнулся кассир только, когда парень спокойно произнес:

– У вас должен быть билет на имя Вероники Роберте.

Сол почувствовал, как у него затряслись коленки. Что ни говорите, а с такими ребятами сталкиваешься не каждый день. Да и притом возраст, возраст.

– Да, конечно, – пискнул кассир. – Сейчас посмотрю.

Он куда-то пошел, но быстро вернулся, неся с собой диспетчерский журнал. Кассир зажег свет и, усевшись за стол, натянуто улыбнулся.

– Знаете, зрение уже не то, сами понимаете, а диспетчер пишет мелко, – Сол начал листать книгу, – сколько раз говорил ей, пиши четче. Так нет. Ей все до Лампочки. Ага, вот. Есть. Вероника Робертс. Так вам один? – Один, – спокойно подтвердил парень.

– Может быть, два?

– Один.

Сол так старался всучить парню второй билет, словно от этого зависело, удастся операция, или нет. Но тот стоял на своем, и кассир сдался.

– Хорошо. Вот ваш билет. Спасибо. – Он долго кивал лысоватой головой вслед парню, глядя, как тот идет через площадь.

Доктор Грегор обернулся, когда в дверь постучали. За двенадцать лет работы мисс Круз, он уже выучился различать даже ее настроение по этим трем коротким ударам. Как самочувствие, что у нее дома. Ему не нужно было задавать вопросы, хотя он и задавал их для приличия. Наперед зная ответы.

И сейчас доктор понял, домработница испугана. Кто или что так напугало эту даму? За двенадцать лет он не помнил подобного случая.

Грегор ткнул окурок в пепельницу, и немного разогнав сигаретный дым рукой, крикнул:

– Входите, мисс Круз, что случилось?

Дверь распахнулась от сильного толчка, но… Доктор похолодел. За спиной бледной, как сама смерть, домработницы стоял, поигрывая пистолетом, сержант Эндрю Скотт.

Унисол подтолкнул женщину в гостиную и захлопнул дверь у себя за спиной.

– Добрый день, доктор, – спокойно поздоровался Скотт.

Грегор кивнул, пытаясь сообразить, что может знать унисол. Он уже понял, его спасение в спокойствии. Главное, держать себя в руках и тогда возможно удастся что-либо предпринять.

– Вы не рады меня видеть? – удивленно вскинул брови сержант.

– Ну почему же, – возразил доктор, – просто я только недавно закончил сложнейшую операцию. Устал.

– Вот как, – Скотт положил палец на "собачку" пистолета. – И как же давно вы закончили свою… Операцию?

Унисол усмехнулся. И от этой усмешки Грегор на мгновение растерялся. Ему показалось, что сержант знает о Люке и Ронни. Он постарался взять себя в руки, и как мог, равнодушно ответил:

– Полчаса назад. Я опери…

– Лжете, док, – оборвал его унисол. – Лжете. Зачем?

– С чего вы взяли, что я лгу? – поинтересовался Грегор, подобравшись.

Он уже понял, что его расчеты провалились.

– Пепельница, док. Ваша пепельница полна окурков. Только не надо уверять меня, что эта милая женщина, – пистолет повернулся в сторону перепуганной домохозяйки, – не выносит мусор и не вытряхивает с утра или с вечера пепельницу. Итак, док. Где они?

– О ком вы говорите, сержант? – удивленно переспросил доктор.

– Вы сами прекрасно знаете, док, – унисол пожал плечами. – Я уже один раз доказал вам, что вы лжец, и мог бы повторить, но у меня очень мало времени, док. Итак, где они?

– Я не знаю, о чем вы говорите, сержант.

– Хорошо.

Скотт шагнул к столу, поворачиваясь так, чтобы видеть и врача, и домработницу. Ударом ноги он опрокинул мусорное ведро. Мыском бутсы сержант выкатил из общей кучи бумаг два смятых листа, в уголке одного из которых темнела эмблема "Си-Эн-Эй".

– Судя по всему, док, вы тоже перекинулись на их сторону, – Скотт наступил на смятые листы. – Итак, я спрашиваю последний раз. Где они?

– Сержант, – медленно произнес Грегор, – вы тяжело больны. Очень тяжело. Вам нужно лечь в клинику. Если вас это устроит, я мог бы…

– Меня устроит, если вы, док, скажете мне, где эти вьетконговские выродки.

– Я думаю, мисс Круз, вам следует вызвать полицию и кого-нибудь из обслуги, – вдруг четко произнес Грегор, обращаясь к домработнице.

– А вот я в этом не уверен, мисс Круз, – ухмыльнулся сержант. – Кстати, я забыл сообщить вам, что ваши телефоны отключены. Но вы так и не ответили на мой вопрос, док, – напомнил он.

Грегор мельком взглянул на часы. До отправления автобуса оставалось еще целых пятнадцать минут.

– Они уехали, – сказал он.

– Давно? – спросил сержант.

– Больше часа.

– Опять лжете, док. Опять, опять и опять. Хотите, я скажу вам почему?

– Очень интересно, – Грегор заметил, как мелко дрожат пальцы.

– Траханый "лягушатник" запряг и вас. А вы – трус, док. И боитесь, что когда они захватят страну, то просто пристрелят несчастного доктора Кристофера Грегора. И поэтому вы шпионите на них. Какое задание вам дал "лягушатник"? Ах да, вы же работаете в военном госпитале. Что может быть лучше для того, чтобы УБИВАТЬ американских солдат. Я угадал, док?

– Вы сумасшедший, сержант.

Скотт вдруг схватил доктора за галстук и резким движением рванул к себе.

– Заткнись, ублюдок! – яростно прошипел он. – Если ты еще раз скажешь это слово… Еще раз назовешь меня так, я пристрелю тебя, вьетконговская тварь! Выпущу тебе кишки!

Рукоять пистолета врезалась Грегору в лицо. От страшного удара доктор перелетел через стол и упал, сильно стукнувшись затылком об пол. Но тут же поднялся. Из рассеченной брови хлестала кровь. Алая струйка сползала по лицу и капала на светлую рубашку, оставляя на ней темные пятна.

Мисс Круз испуганно зажала ладонью рот.

– Кстати, док, – голос сержанта вновь стал спокойным, словно ничего не произошло, – а где же ваш замечательный сын?

Грегор испуганно обернулся. Скотт стоял за его спиной, сжимая в руках взятую с комода фотографию в латунной рамочке. На ней доктор и сын весело смеялись, глядя в объектив аппарата.

– Отличный парнишка, – сержант продолжал в упор смотреть на бледного, мгновенно взмокшего доктора. – Ну, так где же он?

И на этот раз от него не ускользнул быстрый взгляд домработницы в сторону окна.

– Ага, ага. Благодарю вас, мисс Круз, – ухмыльнулся Скотт. – Кстати, у вас отличное имя, просто чудесное.

Он подошел к окну и, отодвинув занавеску, глянул на улицу.

– Ого, какой уже большой. Здоровенный парень. Будет жаль, если с ним произойдет несчастье, – Скотт задумчиво смотрел в окно и говорил как бы для себя, но так, чтобы доктор слышал его слова. – Большое несчастье. Случайный выстрел. Господи, сколько же народу гибнет от этих случайных выстрелов, представить страшно. – Он вновь повернулся к врачу, но от окна не отошел, а облокотился о стену. – Так о чем мы говорили, а, док? Грегора трясло. Страх скрутил его. Не за себя, за сына. Маленького еще паренька. Это чудовище убьет его, если он не скажет, куда уехали Люк и девушка… О, боже… Что же делать?

– Ах да! – Скотт ударил себя ладонью по ляжке. – О гуках! Конечно. О ср…х желтозадых гуках! Как же я забыл! О "лягушатнике" и его сучке. Так куда, вы говорите, они поехали?

– Они уехали из города.

– В какую сторону?

– К Солт-Лейк-Сити, – Грегор моргал, стараясь, чтобы кровь не попала в глаза.

– Господи, док. Ну почему вы все время лжете? Ладно, – взгляд Скотта потяжелел, словно налился свинцом. – Вам, наверное, кажется, что я шучу. Сержант быстро шагнул к домработнице, ткнул стволом пистолета ей в живот и несколько раз нажал на курок. Выстрелы прозвучали неестественно тихо. Не громче, чем если бы кто-то хлопнул в ладоши.

Мисс Круз побледнела, опустила глаза и вдруг увидела расплывающееся на животе громадное бордовое пятно. Она с громким всхлипом втянула в себя воздух и повалилась ничком на ковер. Голова глухо ударилась об пол, но женщина уже не чувствовала боли. Она была мертва.

Сержант вдруг усмехнулся.

– Забавно, док, не правда ли? Был человек и вдруг – БАХ! – и нет. Секунда, и все. Это называется тропическая лихорадка. Очень опасная болезнь. Знаете, мрут, как мухи. Все. И черные, и белые, и желтые. Да, –он снова посмотрел в окно. – Один случайный выстрел, и нет человечка. А ведь может вырасти большой ученый, врач или солдат. А? Как думаете, док? Несправедливая штука эти случайные выстрелы. Да, так о чем мы?

– Они уехали на автовокзал, – вдруг безразлично сказал Грегор.

– О! Вот это уже больше похоже на истину, – Унисол неторопясь перезарядил пистолет. – И на какой же автобус?

– Четырнадцать двадцать семь. Лос-Анджелес.

– Прекрасно, док, – Скотт передернул затвор. – У вас отличный парнишка. Из него получится прекрасный солдат. Со временем. Но, представляете, док, в армии его спросят: "Кто твой отец, парень?", и он будет вынужден ответить: "Предатель, мать его. Желтож…й гук. Дерьмо. Он убивал американских солдат". А? Чертовски обидно будет парню, ей богу.

Другое дело, если он сможет сказать: "Мой отец был ср…м гуком, но кровью искупил свою вину". Это ведь совсем, совсем другое дело. Верно, док? Зачем же портить парню жизнь?

Сержант спокойно поднял пистолет и выстрелил.

Ронни не понимала, зачем они приехали на автовокзал. Мало того, ей вообще не нравилось это место. Не нравилась s-образная дорога, по которой покачивающиеся, похожие на сонных животных автобусы отправлялись в путь. Не нравилось здание, стилизованное под старину, но все-таки современное, и от этого какое-то фальшивое. И вообще ей не нравилась ситуация, не нравилось, как Люк с ней обошелся, ничего не нравилось.

Скорее всего это – следствие плохого настроения. Но девушке в тот момент было плевать и на само следствие, и на причину.

Она смотрела, как Люк пересекает площадь от кассы к самому вокзалу. Красивый сильный человек. В руках у него была схема автобусных маршрутов, которую он исследовал с мрачным видом.

Уже подходя к девушке. Люк свернул ее и сунул в карман.

– Но это безумие какое-то! – неожиданно даже для себя вдруг сказала Ронни. – Господи! Ты ведь слышал, что сказал Грегор. Тебе нужна помощь! Медицинская помощь! Надо лечь в клинику. Врачи приведут тебя в порядок. – А потом? – Люк облокотился о крышу машины и теперь пристально смотрел на девушку.

– Ну, потом, – Ронни пожала плечами. – Потом мы сообщим об этой истории по телевидению. Доктор Грегор нам поможет.

– Нет, – сказал он решительно. – Нет. Сейчас я хочу только одного – вернуться домой. Как бы там ни было.

– Господи, Люк, ты, кажется, не понимаешь! Ты ведь можешь погибнуть!

Умереть! Не доехать!

– Я и так мертв! – возразил он.

– Да нет же! Ты не мертв! Ты живой! Живой! И это большая ценность! От этого нельзя отказываться!

Не дослушав, Люк вытащил из кармана бело-желто-синюю книжицу.

– Что это? – растерялась Ронни.

– Билет на автобус, – объяснил он. – До Лос-Анджелеса.

– Зачем?

– Так ты будешь в безопасности. Сержант ведь ищет только меня, – Люк чуть ли не с силой втиснул билет в ладонь девушке.

– Знаешь, по-моему, это большая ошибка, – тихо сказала она.

– Ты же получила свой репортаж, – он был искренен в своем убеждении.

– Ты говорила, что тебе нужен репортаж. Ты ведь этого хотела?

Глаза Ронни вспыхнули от нахлынувшей обиды. Ощущение было такое же, как если бы Люк ударил ее.

– Так ты думаешь, – начала она звенящим голосом, – ты думаешь, что… Девушка не договорила. Она шагнула к машине, схватила куртку, сумку и быстро пошла к автобусу. Но прежде, чем сойти с тротуара, она оглянулась. Люк смотрел ей вслед, и в глазах у него застыла тоска. Ронни обошла громадный бело-синий "лайнер" и поднялась по ступенькам в салон.

Вот и все, Люк смотрел на громады автобусов. Они выстроились в две короткие колонны. Так они и разъедутся. Одни в одну сторону, другие в другую, развозя людей. Только что были рядом и вдруг… Он не помнил тех, нужных, слов. Не помнил. И ничего не мог объяснить ей. Ничего не мог сказать из того, что, сказать так хотелось. Но теперь уже поздно. Один из "лайнеров" медленно тронулся. Люк без труда прочитал табличку на крыше – "Лос-Анджелес". Он вглядывался в затемненные стекла в слабой надежде увидеть Ронни. И поэтому не увидел сразу.

Она стояла у кромки тротуара и улыбалась.

Потом тронулся следующий автобус от противоположного края дороги, и за ним… Ронни вдруг увидела, как лицо Люка стало очень серьезным. Он смотрел на что-то находящееся у нее за спиной. И она оглянулась.

Там стояли полицейские машины. Их было много. Очень много. Вращались цветные маячки, отбрасывая на асфальт красно-синие блики. Но еще больше было черных стволов, настороженно наблюдающих за людьми.

И когда на них обрушился усиленный мегафоном крик: – Не двигаться! Вы арестованы! Руки вверх! Ронни бросила на тротуар сумку, куртку и покорно подняла руки. Ей показалось, что это – крушение всего. А потом она вдруг подумала: чего она боится? У нее есть доказательства. Пленка. Есть Люк. Ему-то они должны поверить. Есть доктор Грегор. В конце концов, есть масса свидетелей, которые смогут подтвердить, где и в какое время они находились. Во всяком случае их ленч запомнили надолго.

Она смотрела на стоящих в двадцати футах полицейских[26]. От безликой сине-белой стены отделилось несколько человек и медленно, выставив перед собой пистолеты, направились в их сторону. Вот так, наверное, крадется кот к зазевавшейся мыши.

Ронни едва не улыбнулась, хотя повода для особого веселья не было. Этим ребятам, судя по всему, чудится, что они арестовывают Аль-Капоне и Лакки Лучано[27] вместе. Небось думают, что у нее в карманах по пулемету.

Ближайший к ней пожилой полицейский в потертой, но чистой форме, со звездой "шерифа" на дряблой груди, держа девушку под прицелом своего "Алама-каманч", подскочил и защелкнул у нее на запястьях "браслеты".

И слепой бы увидел, что он очень доволен собой. Полицейский повернулся к остальным и с гордостью заорал:

– О'кей! Я взял ее!

– Думаешь, они услышат, дедушка? – съязвила Ронни, сделав серьезное лицо. – Может, вместе попробуем?

– А ты заткнись, поняла? – его лицо пошло красными пятнами. – Сейчас я зачитаю тебе эту чертову "Миранду".

– У меня брат в полиции работает, – сказала она, – я "Миранду" и так знаю.

– Значит, слушай внимательно, – не обратил внимания на ее слова полицейский. – Ты имеешь права: на один телефонный звонок, на адвоката…

– О, боже… – вздохнула Ронни и закрыла глаза.

Сол Шелдон пребывал в самом прекрасном настроении. Он прокручивал в голове свой разговор с парнем и – ей богу – находил, что замечательно справился с задачей. Нет, в самом деле, как заправский полицейский. Тед и то не сделал бы это лучше. А может быть, ему и надо было идти работать в полицию? А что, парень он был видный. И ростом подходил.

Кассир посмотрел на бело-желтый "бьюик" с наклеенной на нем бумажной лентой: "Арестовано Департаментом полиции Кливленда". С момента ареста прошло не меньше пятнадцати минут, и толпа зевак уже успела разойтись. Уехали полицейские, увозя задержанных в специальном автобусе с накрепко зарешеченными окнами и затянутой стальной сеткой дверью.

Над площадью вновь воцарилось спокойствие. Сол уже знал, что ближайший рейсовый автобус пойдет только через час, а значит, можно немного расслабиться. Он достал из ящика стола потрепанный, зачитанный до дыр детектив и принялся нехотя перелистывать страницы, пробегая их глазами. Но вскользь. От скуки. Ему уже было жаль, что именно Тед поехал сопровождать задержанных. Как было бы здорово поболтать сейчас с ним. Хотя чего там. Он сегодня – герой. Тут уж ничего не поделаешь.

Сол вздохнул и перелистнул страницу.

Что ни говорите, а приятно ощутить себя героем. Хоть на минуту. Всего на денечек. Надо же как. Нежданно, негаданно. А когда кассир в следующий раз оторвал глаза от книги, чтобы взглянуть на улицу, КТО-ТО уже стоял у окошечка.

– Добрый день, мистер, – улыбнулся Сол, – чем могу вам помочь?

Человек был одет в военную форму без рукавов, заляпанную чем-то бурым. Мускулистые руки тяжело опирались на прилавок. Желтоватые холодные глаза смотрели в лицо кассира, и тот почему-то испугался. Было в облике клиента нечто очень странное, наводящее на мысль о грозящей Солу опасности.

– Добрый день, мистер… – человек прочел на табличке фамилию и улыбнулся тусклой безжизненной улыбкой. – Мистер Шелдон. Я – сержант Вооруженных сил Соединенных Штатов Эндрю Скотт. Мне поручено разыскать дезертира. Шпиона. Вон там, – он кивнул за спину, в сторону "бьюика", – стоит его машина. Бело-желтый "бьюик" с полицейскими бумажками на дверцах. Вы, мистер Шелдон, ничего не заметили странного? Дезертир должен был быть здесь не позднее, чем полчаса назад.

– Знаю, знаю, – торопливо кивнул Сол. – Так этот парень, оказывается, дезертир. Вот оно что…

– Да, мистер Шелдон, – легко согласился посетитель.

– То-то он показался мне странным. Молчаливый, подозрительный…

– Совершенно верно. Этот человек… Очень опасен. Очень, – сержант продолжал смотреть на кассира, и тот заметил в глазах странные красноватые огоньки. – Может быть, вы, мистер Шелдон, заметили, что с ним произошло?

– С ними, – поправил его Сол. – Он был с девушкой. Преступницей.

– Да-да, я знаю, – быстро согласился посетитель. – Так что же с ними случилось?

– Их арестовала полиция, – сообщил кассир.

– Вот как, – спокойно сказал сержант. – И давно это произошло?

– Двадцать минут назад, – Сол посмотрел на часы. – Точнее, двадцать две. Я, знаете ли, специально засек время, потому что ваш приятель покупал у меня билет для этой репортерши.

– Он мне не приятель, – вдруг резко и зло процедил сержант и тут же снова перешел на нормальный тон. – А в какую сторону их повезли, вы не заметили?

– Заметил, – настороженный этой внезапной сменой настроения, пробормотал Сол. – В Солт-Лейк они поехали. Куда же еще. Солт-Лейк у нас столица штата. Туда их и повезли. Девку-то точно упекут в кутузку, а вашего приятеля… ГР-РУНГ! – белый от напряжения кулак с силой врезался в стойку, Сол даже подскочил. Сердце у него екнуло, когда сержант уперся лицом в стекло и злобно проревел.

– ОН МНЕ НЕ ПРИЯТЕЛЬ! Запомни это, ослиная задница.

Глаза человека наполнились мутью. Было такое ощущение, что сержант внезапно ослеп. Но эти слепые, подернутые туманной поволокой глаза безумно и страшно вперились в кассира, и тому захотелось спрятаться, нырнуть под прилавок.

– Еще раз ты скажешь эти слова, я тебе тупую башку разнесу! Ты понял меня? Понял?!!

– Да, мистер… – от страха Сол еле разговаривал. – Конечно. Как скажете. Если вам неприятно, я не буду… Напряженное лицо сержанта вдруг изменилось. Теперь оно снова приняло нормальное выражение.

– Так вы говорите, они поехали…

– В Солт-Лейк-Сити, мистер, – торопливо пролепетал Сол.

– Значит, в Солт-Лейк-Сити, – сержант оглянулся на стоящий посреди площади черный трайлер. – И давно их увезли?

– Я же говорил… Двадцать две минуты назад.

– Ага. Значит, если я потороплюсь, то еще смогу догнать их, не так ли?

– Да, скорее всего. Только зачем вам это. Вы можете доехать до нашего Департамента полиции, они свяжутся с Солт-Лейком и вашего при… Простите, этого дезертира привезут сюда. Тамошние парни тоже не любят с такими делами возиться…

– А им и не придется, – серьезно пообещал сержант, и Сол вдруг почувствовал недоброе. – Я позабочусь об этом…

– Ну ладно, – кассиру стало несколько легче, когда он понял, что человек собирается уходить. – Смотрите, мистер. Да, кстати, увидите там моего приятеля Тедди – он шериф! – передайте привет от старины Сола.

– Обязательно передам, мистер Шелдон, – сержант улыбнулся так же тускло, как и в начале разговора. – Благодарю вас за помощь. Вы действительно стопроцентный янки, мистер Шелдон. Страна будет гордиться вами, когда все это дерьмо закончится, – он обвел руками что-то вокруг себя, и хотя кассир не понял, что имел в виду сержант, все равно усиленно закивал. – Еще раз благодарю за содействие, мистер Шелдон. Я подам рапорт командованию о представлении вас к ордену "Серебряная звезда".

Сол замер. Он так и не понял, полный псих этот сержант или ему просто так кажется.

А военный спокойно развернулся, прошел через площадь к трайлеру и забрался в кабину. Грузовик взревел, качнулся и, набирая скорость, покатил по дороге.

Если в жизни Ронни и было более тоскливое путешествие, она этого не помнила.

В зарешеченные окна врывались блики маячков "плимутов". Их сопровождали две патрульных машины. Не то, чтобы полицейские боялись, но в Кливленде давно не помнили задержания преступников такого масштаба. Шутка ли – четыре трупа.

Девушка вздохнула.

Между отсеком для перевозки преступников и креслом водителя – настоящее ограждение. Стальные прутья, вдобавок обтянутые сеткой. Прочной, отличной сеткой. Изредка на приборном щитке начинало верещать переговорное устройство. И тогда коренастый шофер протягивал полную руку, хватал сардельками-пальцами рацию и с ленивой интонацией что-то бурчал. "Представляю, как гордятся эти люди сознанием важности выполняемой ими задачи, – подумала девушка. – Стоило выбираться из прерии и так драпать от психопата Перри, чтобы тут же загреметь в кутузку. Хотя сейчас мне лучше, чем полковнику. Значительно".

Солнце начало сползать к горизонту. Оно окрашивалось в оранжево-алый цвет и подсвечивало ватные облака, делая их нарядными. Постепенно начала спадать и жара. Хотя в воздухе сгустилась духота. Ронни подумала, что может быть дождь. Ей хотелось, чтобы он обрушился с неба. Резкий, холодный. Это больше всего соответствовало бы ее настроению.

Она вообще любила дождь. Он сужал мир до какого-то круга, понятного и приятного только ей. Ронни любила одиночество, подаренное дождем. На всем свете не оставалось никого, кроме нее. И – тогда! – ее квартиры. Сейчас девушке хотелось ливня, который отрезал бы их с Люком ото всех. От этих полицейских, от Скотта, от его прошлого. И она бы смогла убаюкать его, прижав голову к своей груди, обняв руками сильное тело. И он бы все вспомнил. Но все равно они были бы вдвоем.

– Ты должна была уехать… – вдруг тихо сказал Люк.

– Что? – Ронни даже не сразу поняла, о чем он говорит.

– Тебе нужно было уехать, пока еще было можно. Ронни улыбнулась и… Взяла его ладонь в свою. И сразу почувствовала, как сжались пальцы этой сухой незнакомой руки.

– Да? – спросила она улыбаясь. – И пропустить все это веселье?

Он тоже улыбнулся. Девушка вдруг подумала о…

"А что если у Люка есть невеста, и она его ждет. Да нет. Ей тогда, в лучшем случае, должно быть лет сорок пять – пятьдесят… Господи, ну и дура. Психопатка. Знаешь, милая, ты за два дня повидала столько сумасшедших, что, похоже, и сама чуть-чуть тронулась".

Сержант Скотт смотрел на убегающее под колеса трайлера шоссе и молчал. Его совершенно не волновали такие мелочи, как закат, облака и тому подобное.

У него были другие задачи, и он предпочитал обдумывать их молча. В последнее время Скотт начал замечать, что все больше и больше забывает самые простые вещи. Поначалу его это очень испугало, но скоро испуг прошел, потому что сержант выяснил: он помнит все, что касается его задачи. Все. А "лягушатник", так тот постоянно за спиной стоит, тут не забудешь. Пусть. Пусть. Скотт сообразил, это – тоже их попытки сделать его небоеспособным. Вывести из строя. Он, правда, никак не мог понять, с помощью чего гуки проделывают с ним такое, но был уверен. Это ОНИ. Точно. Ничего. Когда он убьет "лягушатника", все переменится. Память вернется. Стоит лишь найти их гнездо и разнести к чертовой матери. Но подобное станет возможным только после того, как умрет, сдохнет ПРЕДАТЕЛЬ.

Сержант вывел для себя еще одну вещь. Мир полон гуков. Из всех, с кем ему довелось разговаривать за эти дни, лишь один или двое не вызвали у него подозрений. Остальные – Скотт чувствовал это – были шпионами. Врагами.

Причем, желтож…е оказались гораздо хитрее, чем он думал вначале. Ему даже не сразу удалось раскусить их план. Теперь-то он все понял. Они вербуют всех, занимающих мало-мальски важные посты. От полиции до… Кого? Страшно подумать, КТО может оказаться на верхушке этой пирамиды… И заправляет этим "лягушатник". Сволочь. Он все понял. Штаб их находится в МЕРО! У ПРЕДАТЕЛЯ! И эти копы везут его вовсе не в департамент, не в Солт-Лейк-Сити, а к ним в штаб! В ШТАБ! Чтобы "лягушатник" мог САМ руководить захватом. А эта сучка будет ему помогать. Когда гуки захватят все ключевые посты в правительстве, она переманит на их сторону средства массовой информации. А тех, кто откажется сотрудничать с ними, будут обрабатывать так же, как обрабатывают его – выстригать память… Да. Хорошо, что он вовремя понял это. Теперь он, сержант Вооруженных сил США Эндрю Скотт, сможет оказать сопротивление. Сорвать дьявольские планы гуков.

Черт возьми. А ведь он мог бы долго пытаться привлечь на свою сторону полицию, армию, а они смеялись бы ему в спину. Или как этот ср…й доктор говорили бы, что он – псих. И так до тех пор, пока не убили бы его. Тропической лихорадкой. Гуки заразят этим дерьмом всю страну. Его страну. И все янки, настоящие, стопроцентные янки, умрут, а остальным гуки дадут противоядие. И все погибнут… Погибнут… Как погиб его взвод. Кроме них с "Кинг-Конгом". Дилланом Уотсоном.

Скотт покосился на ведущего машину унисола. Тот не отрывал глаз от дороги. Казалось, для него не существует усталости. "Отличный солдат", –подумал сержант и улыбнулся.

Люк осторожно перебирал звенья цепи, пробуя их на прочность, пытаясь найти дефект, трещину, надлом. Что-нибудь, дающее шанс на спасение. Он понимал то, чего пока еще не знала Ронни. Полиция не сможет им помочь в случае столкновения с сержантом Скоттом. Девушка находится в плену собственных иллюзий. Она уверена, что полицейский – человек, способный справиться с любой бедой. С любым врагом. Люк же был в этом не уверен. Он тщательно исследовал цепь, звено за звеном. Ничего. Его руки не способны разорвать легированную сталь. Сломать замок кольца тоже не получится. За него не ухватиться. Что делать?

Люк посмотрел на решетчатую дверь. Обычный стандартный замок. Такие в Форт-Брагге открывали за полминуты. Нужен только кусок проволоки. Водитель один, и вряд ли он рискнет выпустить руль и открыть прицельный огонь. А беглый ему не страшен. Главное, чтобы не задело девушку. Но это – проблема решаемая.

Достаточно Ронни спрятаться под сиденье, и пули ее не достанут.

Люк внимательно осмотрел пистолет, висящий на боку полицейского. Автоматический "дабл игл'45". Восемь патронов – восемь выстрелов успеет сделать водитель. Не страшно. Крупный калибр – сильная отдача. Как говорил инструктор по стрельбе: "Мощная пушка не всегда самая лучшая". Здесь именно такой вариант. Полицейский не сможет даже толком выстрелить. Отлично. Где же взять проволоку?

Люк осмотрел салон, повернулся к заднему окну и замер. В тридцати футах за полицейской машиной уверенно несся трайлер.

Он даже смог разглядеть застывшую улыбку Скотта за бронированными пластинами.

– О, черт возьми! – выдохнула Ронни. – О, дьявол!!!

Она тоже увидела грузовик. Но больше всего ее поразило не это, а спокойное лицо Люка. Ни одного слова, ни единого жеста, ничего.

Сержант Скотт положил руку на тяжелый станковый пулемет, разместившийся у него в ногах. Пальцы лениво перебирали желтые цилиндрики патронов, заправленных в оружейную ленту. На шоссе трайлер без труда мог обойти автобус, и Эндрю прекрасно понимал это. Просто отлично понимал. Ему доставляла удовольствие погоня. Уверенность, что на этот раз "лягушатнику" не скрыться, переполняла его и растягивала тонкие губы в язвительной усмешке.

Бело-синий патрульный "плимут" болтался перед черным обрубленным капотом грузовика, словно лилипут, мечущийся под ногами великана.

– Убери его! – приказал "семьдесят четвертому" сержант. – Давай.

Дилл спокойно принял влево, обходя полицейскую машину. Водитель "плимута" нажал на газ, испуганно глядя в сторону надвигающейся черной стены. Машина рванулась вперед, но трайлер без особого труда настиг ее. Полицейский что-то орал сидящему за рулем "чертовой колымаги, мать ее", полоумному, но того это совершенно не волновало, 74-й выполнял данный ему приказ, потому что был обязан выполнить его.

С утробным ревом грузовик притерся к патрульной машине, и водитель с ужасом увидел мелькающее с бешеной скоростью перед окном колесо. Оно наплывало, накатывалось на "плимут", как огромная жуткая фреза. Полицейскому на мгновение почудилось, что колесо вовсе не резиновое, а стальное и на нем острые отточенные зубцы.

“Вот сейчас, – думал он, – сейчас раздастся страшный треск, и в воздух брызнут ошметки капота, стекла, куски мяса и формы, перемолотые в клочья. А безжалостная фреза будет и дальше вращаться, пока не уничтожит всех. И машину Теда, и автобус, всех".

Водитель судорожно схватился за рукоятку "кольта", но в эту секунду раздался первый страшный удар… Ронни видела, как черный тяжелый борт трайлера врезался в патрульную машину, раздался громкий скрежет, а затем "плимут" просел и рванулся куда-то вбок. Несколько мгновений девушка еще могла разглядеть переворачивающиеся в воздухе темные пятна колес… А потом грохнул взрыв.

Вместо "плимута" зацвел огромный огненный шар. Ярко-желтый с красными прожилками.

Спустя еще секунду его заслонил корпус грузовика. Круглые, блестящие в лучах закатного солнца фары казались горящими глазами дикого зверя.

– О, черт!

Ронни затравленно взглянула на шофера. Тот уже заметил грузовик и нажал на газ, стараясь оторваться. Стрелка спидометра подползла к отметке 80 миль.

Остов горящего "плимута" остался далеко позади. Его уже нельзя было разглядеть, но над степью поднимался извивающийся столб жирного дыма. Хотя для людей уже не было и степи. Была лишь светло-зеленая мутная полоса, вытянувшаяся за окнами машин.

– Эй, водитель! – крикнула девушка. – Водитель!!!

Она хотела сказать, чтобы их выпустили из клетки, дали возможность защищаться, что люди в грузовике – убийцы… Но в это мгновение руки Люка обхватили Ронни и швырнули на пол.

Шквал свинца обрушился на автобус. Девушка не успела издать ни звука, а солдат уже толкал ее в укрытие. Она зажмурилась.

Пули рвали сиденья, пробивали окна, глухо ударялись о стены. Если бы не укрепленные стальными листами борта, автобус бы превратился в решето за считанные секунды. По салону плыл едкий пороховой дым, порхали кусочки поролона, клочья дерматиновой обивки.

Люк понимал: надо что-то предпринимать. Срочно, пока Скотт не добрался до них.

Сержант знал, ему не достать беглецов огнем. И тем не менее он стрелял. Развлекался. Его безумный смех смешался с влажным харканьем пулеметных очередей.

Скотт стоял на подножке трайлера, распахнув дверцу и уложив на нее сверху пулемет. Ему нравилась погоня. Нравился бьющий в лицо ветер, нравилась близость жертвы, нравилось чувствовать отдачу при стрельбе. Он ощущал себя сильным, почти всемогущим.

– Обойди их слева! – приказал он "семьдесят четвертому".

Грузовик мощно взревел и, резко забрав в сторону, пошел на обгон.

Мимо Скотта поплыл синий борт автобуса с трафаретной надписью: "Департамент исправительных учреждений". Он развернул пулемет и выпустил длинную очередь по этим белым буквам, с удовольствием глядя, как лопается и летит в стороны краска.

Еще никогда в жизни сержанту не было так хорошо и весело. БРРРРРРРРРОНННГ! – М-60 с невероятной скоростью выплевывают стреляные гильзы, и они отлетали, падая на черный капот, скатываясь в пыль. Следующая очередь прошила автобус, выбив стекла.

Кабина трайлера поравнялась с зарешеченной кабиной автобуса и легко пошла дальше, но через секунду Джи-эр'74 сбросил скорость. Полицейский затравленно обернулся в их сторону, и сержант увидел белое лицо, покрытое мокрыми дорожками пота.

Водитель вдруг резко вскинул руку, и Скотт заметил зажатый в ней пистолет.

Это развеселило его еще больше.

БРРРОНГ! РРРОНГ! – Палец надавил на гашетку, и голова полицейского превратилась в месиво из когтей, крови и осколков стекла.

– Прошу прощения! – заорал Скотт сидящим в клетке беглецам. Он увидел появившуюся в окне девушку и с деланным беспокойством сообщил. – Мэм, вам нужно проверить, как себя чувствует ваш шофер. Он что-то неважно выглядит!

Ронни снова нырнула под сиденье.

– Что нам теперь делать? – крикнула она Люку.

– Нужно остановить машину! – прокричал он в ответ.

– Отличная мысль! Теперь бы еще осуществить ее! Эй, что ты делаешь?!

Люк вдруг вцепился в подушку сиденья и одним движением разорвал дерматиновую обивку, обнажая стальной каркас и… Проволочные прокладки между пружинами. Он выдернул несколько стальных волокон и, пригибаясь, побежал к двери.

Рев грузовика переместился. Теперь он слышался сзади. Внезапно двигатель трайлера надсадно завыл, а через секунду бронированный капот врезался в стену автобуса. От толчка и Ронни, и Люк снова оказались на полу.

Солдат тут же поднялся на ноги. Казалось, его совершенно не волнует ни стрельба, ни пули, свистящие над самой головой, ни то, что автобус летит с безумной скоростью по дороге, виляя из стороны в сторону.

Сейчас Люк сосредоточился на единственной важной задаче – открыть дверь клетки и добраться до руля. А для этого нужно отомкнуть замок. Он сложил проволоку пополам, стянул один из получившихся концов в виде петли и, просунув руку сквозь решетку, протолкнул в замочную скважину. Ронни жадно наблюдала за его действиями. Вот сейчас. Сейчас дверь распахнется. Сейчас. Но дверь не открывалась.

Вместо этого одно из пробитых пулями стекол лопнуло окончательно, и в салон влетел круглый металлический шар.

– О, черт! – крикнула Ронни.

Не нужно было хорошо разбираться в оружии, чтобы узнать в этом предмете ручную гранату.

Она катилась по проходу к ногам девушки.

Ронни торопливо подхватила шар и швырнула его сквозь прутья решетки на дорогу.

ГРРРООООУММ!!! – автобус тряхнуло, но на этот раз Люку удалось удержаться на ногах. Он, не обращая внимания на взрыв, продолжал возиться с замком. Ему почти удалось подцепить собачку, но этот толчок свел попытку на нет.

КЛИНГ! – еще один шар влетел в салон и, звонко стукнувшись об пол, закатился под сиденье. А следом веселый голос сержанта осведомился:

– Ну что, поиграем в мячик?

– О, мать твою!!! – Ронни полезла под сиденье и, схватив гранату, выкинула ее в окно.

ГРРРРРООУУУММ!!! – автобус повело в сторону. Он вылетел с дороги и затрясся по степи, поднимая за собой густое облако пыли.

Эти резкие толчки мешали Люку. Каждый раз, когда петля цеплялась за собачку, автобус попадал колесом в какую-нибудь колдобину, и все шло насмарку. Приходилось начинать сначала, терять драгоценные секунды. ЦОНГ! – третья граната покатилась по полу.

Да что у него там, целый арсенал, что ли, мать его? – с отчаянием подумала Ронни, бросаясь к вертящемуся на полу шару..

– Ну как, весело? – орал сержант.

Надсадно ревели моторы машин. Тонко и упорно – автобуса, яростно и хищно – трайлера.

Теперь Скотт швырял смертоносные мячи все чаще и чаще. Девушка едва успевала ловить их и выбрасывать в окна.

Она понимала: так не может продолжаться долго. Вопрос в том, кто раньше устанет – она ловить или этот полоумный маньяк кидать. Один из них сильнее другого, и это явно была не Ронни.

– Уааааоооооооууууу! – вопил весело сержант.

Очередная граната полетела под сиденье как раз в тот момент, когда Люку наконец удалось поддеть собачку. Он потянул проволоку, и дверь распахнулась.

ГРРРРРРОООООУНГ!!!

Ронни успела выкинуть гранату, но она взорвалась слишком близко. Автобус пошел юзом, выворачивая колесами глыбы песка, оставляя за собой две глубокие канавы. В какой-то момент девушка испугалась, что он перевернется. Колымага просела на правый бок, накренилась… Но устояла.

Люк отшвырнул труп водителя в сторону, подхватил пистолет, засовывая его себе за пояс, и прыгнул за руль. Теперь у беглецов появилась возможность маневра. Всякий раз, когда сержант взмахивал рукой, швыряя гранату, Люк резко выворачивал руль, и автобус уходил в сторону. Взрывы теперь звучали чаще.

Эта гонка напоминала какие-то дикие салочки с двумя участниками, в которой победа означала жизнь. Все зависело от того, кто окажется проворней.

И преследователи, и преследуемые выполняли какие-то одним им понятные маневры, стараясь переиграть противника. Автобус выписывал замысловатые зигзаги, пытаясь оторваться от трайлера, но тот накрепко прилип к нему, словно их связывала невидимая цепь.

Люк лихорадочно просчитывал их шансы на победу в этой смертельной "игре", и по всему выходило, что они равны нулю. Грузовик, конечно, проигрывал автобусу в маневренности, зато был гораздо более быстроходным и устойчивым. На прямое столкновение рассчитывать не приходилось – трайлер бы рассек автобус пополам, как нож масло. А другого выхода Люк найти не мог.

Постепенно он заметил, что слева возникла расщелина. Огромный провал каньона тянулся параллельно движению автобуса. Люк посмотрел вправо. Там, в миле от них, за широким пылевым облаком темнела такая же пропасть. Правда, обе они еще были слишком далеки, чтобы представлять какую-то опасность, но… А что, если эти два каньона являются рукавами одной гряды? Тогда впереди их ждет смерть в виде гигантского обрыва… И вдруг в голове Люка возник план спасения. Он был шатким, целиком построенным на различных "если", но все-таки это был план. Плохой или хороший, но был!..

Солдат резко втопил педаль газа. Трайлер тоже увеличил скорость, стараясь удержаться на хвосте у беглецов.

– Ты сейчас выпрыгнешь! – закричал Люк девушке.

– Я? – Ронни посмотрела в окно, затем на стрелку спидометра – 100 миль в час! – и растерянно проговорила. – Постой… Постой… Подожди… Нет, знаешь. Пожалуй, я не стану этого делать. А мы не можем уехать на этом автобусе? Нет? Но все равно. Я прыгать не буду.

Расщелины начали быстро сужаться, и Люк понял: они почти у цели. Огромная, фантастически невероятно громадная пропасть появилась впереди. Только что, секунду назад, ее скрывала трава и вдруг… Люк на глаз прикинул расстояние. Не больше полутора миль – полминуты езды. Все. Времени на споры нет.

– Прыгай! – крикнул он. – Прыгай!!!

– Нет! – ответила Ронни. – Я без тебя никуда не пойду.

– Хорошо. Прыгаем вместе.

Люк рванул на себя рычаг, и узкие створки двери сложились, открывая мелькающую траву.

– О'кей. Вместе, – торопливо сказала девушка. – Ладно. Давай!

– Приготовиться!

Ронни выбралась на подножку и замерла, глядя на подпрыгивающую, ходящую ходуном землю.

– О, боже!

– Когда будешь прыгать, группируйся! Прикрой руками голову!

Она собралась было спросить, что значит "когда будешь прыгать"? А он? Но в следующее мгновение Люк подтолкнул ее. Ронни оттолкнулась от подножки, сильный удар сбил с ног, швырнул на траву. Девушка покатилась по земле, стараясь понадежнее защитить голову руками, подтянув колени к груди.

Мимо нее с диким ревом промчался трайлер, и девушка услышала выкрик сержанта Эндрю Скотта.

– Йоооооохооооооууу! – он преследовал ВРАГА. ПРЕДАТЕЛЯ.

Скотт тоже видел разверзнувшуюся впереди пропасть. "Лягушатник" будет вынужден остановиться и вылезти из этой дерьмовой полицейской развалюхи, иначе полетит с семидесятифутового обрыва. Прекрасно.

Пыльный, обтерзанный автобус маячил впереди. Из строгого синего он стал серым, ободранным. Одно колесо просело, видимо, рессора не выдержала нагрузок.

Скотт улыбнулся. Ствол пулемета пошел вниз. Если сейчас прострелить шины, колымага перевернется. Нет, лучше подождать, пока "лягушатник" со своей сукой остановится и выберется наружу.

… Пропасть надвигалась с умопомрачительной быстротой. Как ни готовил себя Люк к этому моменту, но все равно ладони его покрылись потом, а в голове возникла новая мысль: слишком большая скорость, он не успеет затормозить для маневра… Люк резко сбросил скорость и вывернул руль влево до упора. Автобус накренился, но удержался на всех четырех колесах. Мгновение его еще тащило к пропасти. Обрыв был настолько близок, что Люк, высунувшись из окна, мог бы увидеть высохшее дно каньона. Он вжал педаль газа в пол. Автобус завыл и резко рванулся вперед, проскочив перед самым капотом трайлера.

Если бы за рулем грузовика сидел ЧЕЛОВЕК, то и сержант, и водитель погибли бы, рухнув в пропасть. Стоило Диллу растеряться хоть на мгновение, и все было бы кончено. Но Джи-эр'74 не мог растеряться. Он вообще не мог испытывать эмоций. Это и спасло преследователей. Трайлер начал разворачиваться. Задние колеса сорвались в пропасть, но мощный передний привод выволок грузовик. Мотор ревел, когда повисшая над провалом лаборатория вползала на твердую почву.

Трайлер снова рванулся в погоню. Скотт выругался. Он никак не ожидал, что беглецам удастся так просто выскользнуть из этой западни. Но что делать, сам виноват. Опять недооценил "лягушатника".

Сержант тщательно прицелился и надавил на гашетку. Пулемет загрохотал в руках Скотта, выплевывая длинные языки пламени и потоки свинца.

Пули разнесли задние колеса автобуса. Инерция тянула его вперед. Он вдруг резко просел и пошел юзом, крутясь вокруг собственной оси, словно раненое животное.

Внезапно автобус накренился и повалился на бок.

– Столкни его в пропасть! – крикнул сержант "семьдесят четвертому". – Давай!

ГРООООУМ! – капот трайлера врезался в пыльное, кое-где тронутое ржавчиной днище автобуса, сминая его, сталкивая к краю обрыва.

Скотт не сразу понял, что произошло. Он даже не слышал заглушаемых ревом двигателя пистолетных выстрелов. Просто Дилл Уотсон вдруг дернулся. На его лице появилась аккуратная дыра, из которой брызнула кровь. И еще одна. И еще. И еще… Сержант удивленно смотрел, как унисол ткнулся головой в руль. Стекло кабины покрылось сетью мелких трещинок, а за ними, на качающемся борту автобуса, припав на одно колено, стоял предатель Люк Девро, выпускающий пулю за пулей в голову Дилла из "дабл игл", сорок пятого калибра.

А пропасть была все ближе… Автобус начал сползать с края обрыва. Сержант Эндрю Скотт протянул руку и, схватив Джи-эр'74 за волосы, одним движением повернул к себе окровавленное безжизненное лицо. Глаза его стали узкими, а из глотки вырвался хриплый, полный ярости вопль:

– А ну проснись! Проснись, рядовой, мать твою!!!

Он уже не видел, как, пробежав по борту автобуса, спрыгнул на землю Люк. Как, перевернувшись, провалился в пропасть полицейский автобус, как нырнул с обрыва капот трайлера. Скотт видел только лицо Диллана и орал ему, стараясь докричаться до мертвого приятеля:

– Проснись, рядовой! Я сказал, проснись, мать твою!!!

Трайлер перевалился через край. На какую-то долю секунды тяжелый кузов-лаборатория застыл в воздухе, словно пытаясь вновь обрести опору, а затем со страшным грохотом обрушился вниз.

Люк не стал подходить к обрыву. Он обернулся, отыскивая взглядом Ронни… ГРРРРРРРОООООУММММММ!!! – страшной силы взрыв выбросил в небо длинные языки пламени. Там, на дне ущелья, рвались боеприпасы и полыхал гигантский костер, пожирающий и трайлер, и автобус, и тело Джиэр'74. Там не было только сержанта Эндрю Скотта.

Она шла к нему медленно, пошатываясь, и Люк пошел ей навстречу. Это был длинный путь. Пятьдесят шагов, к которым они шли три дня. И когда они встретились на середине этого пути, Люк обнял девушку и прижал к груди, а она целовала его щеки, шею, волосы. И им стали не нужны слова. А когда сзади раздался шум подъезжающей машины, они даже не оглянулись.

– Не двигаться! – прокричал полицейский, вытаскивая из кобуры "Ллама-каманч". – А ну, не двигаться, я сказал!

Ронни вздохнула, подняла руки, выпуская Люка из кольца легированной стали наручников, и обернулась. Это оказался тот самый дед, что арестовывал ее на автовокзале. Трудно было понять, как ему удалось уцелеть в этой передряге, хотя… "Он, по-моему, вообще в кустах сидел, – подумала девушка. – Доблестный коп, мать его. Прискакал к раздаче медалей".

– Повернись! – заорал ей полицейский, покачивая стволом пистолета. – Встать на колени! Немедленно!!!

Ронни покачала головой. Она видела, как Люк осторожно опустился на колени. "Господи, я за эти три дня столько в грязи валялась – за год не отмоешься. А теперь приезжает какой-то кретин, и надо же, снова здорово. – На колени". Трус. Урод безмозглый. Скотина".

Девушка опустилась на колени. Она проделала это с таким пренебрежительно-презрительным видом, с такой явной неохотой, что Тед разозлился. "Ишь ты, не хочется ей на колени встать. Небось, когда четверых мужиков завалила, не думала про тюрягу, стерва. Пусть скажет спасибо, что я не заставил ее мордой в это дерьмо улечься".

Он медленно двинулся к стоящей на коленях парочке.

– Руки вверх! На голову!!!

Люк послушно поднял руку. Тед наклонился к нему, держа пистолет у головы парня, и начал похлопывать его по телу, проверяя, нет ли у арестованного оружия.

Ронни держалась, пока полицейский нагнется еще ниже, а затем коротко размахнулась и…

– ХАК! – выдохнул Тед, выпучив глаза, когда локоть девушки вонзился ему в пах.

– ХУХ! – короткий, но не менее резкий удар, обрушился на его переносицу и сбил полицейского с ног.

Люк с отвисшей от удивления челюстью посмотрел на Ронни, затем на распростершегося бесчувственного Теда. Снова на Ронни.

Она немного смущенно пожала плечами и развела руки, несколько позволяла длина цепочки.

– Я вообще-то с двумя братьями росла.

Девушка поднялась, шагнула к полицейскому и, порывшись у него в карманах, вытащила бумажник.

– Всем известно, ЧТО носят копы в бумажниках – значок, удостоверение, ключи от наручников. Короче, все, кроме денег.

Она выудила ключи, а бумажник бросила Теду на грудь.

– Ну, поехали?

Люк до сих пор не пришел в себя от изумления.

– Давай, давай, вставай, – поторопила его Ронни. В машину. Я поведу, и не забудь пристегнуться.

Он поднялся и зашагал к "плимуту", продолжая оглядываться на нокаутированного полицейского.

– Давай, залезай, – Ронни отомкнула свои наручники и помогла ему избавиться от "браслетов". – Я отвезу тебя домой. Только сперва остановимся у ближайшего магазина автопринадлежностей, купим пару флакончиков краски.

– Зачем? – спросил Люк.

– Нам предстоит ехать через четыре штата. Ты ведь не хочешь, чтобы нас арестовали за нападение на полицейского и угон его машины?

– Нет!

– Вот и я тоже.

Ронни улыбнулась. Похоже, к ней снова начало возвращаться прежнее расположение духа и привычка не вешать нос в любых ситуациях.

“Плимут" жалобно всхлипнул, когда девушка повернула ключ в замке зажигания, чихнул и заработал ровно и уютно.

Он тронулся и покатил по степи, подпрыгивая на частых ухабах.

В 19 милях от Колорадо-Спрингс, штат Колорадо.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Патрульные дорожной полиции Гай Трейборо и Лукас Панчини, сидя в машине, попивали кофе и закусывали его сандвичами. Семь часов утра не самое лучшее время для дежурства. Особенно, когда до смены остался час, и хочется спать так, что кажется, уснул бы даже стоя, а уж о мягком кресле в теплой кабине и говорить нечего.

Гай зевнул, едва не расплескав горячий напиток себе на штаны.

– Черт, чуть челюсть не вывихнул, – сказал он, старательно тараща красные после бессонной ночи глаза. – Спать хочу, мать твою…

– Через пару часиков отоспишься, – лениво отреагировал Лукас.

– Ага, отоспишься. Лейтенант небось снова заставит три часа рапорты писать.

– Тут уж ничего не поделаешь. Что да, то да, – патрульный отпил из пластикового стаканчика. – Молодой он еще.

– Да пошел он в задницу, этот лейтенант. Все-то ему неймется, – раздраженно сказал Гай. Он открыл дверцу и швырнул стаканчик на улицу. –Черт! На днях задержал двух "битников", номера грязью заляпаны, на тачке надписи, как на стенах в общественном сортире, сами грязные… И ты знаешь, что мне заявил этот урод?

– Ну? – Лукас стянул фуражку и кинул ее на заднее сиденье.

– "Патрульный, вы превысили данные вам законом права", мать его.

Представляешь? – Трейборо всплеснул руками. – А? Ты хоть раз слышал что-нибудь подобное? Я превысил права, мать его.

– Глянь-ка, – Лукас смотрел, как по дороге, со скоростью, явно превышающей все допустимые нормы, мчался разукрашенный "плимут".

Он сверкал всеми цветами радуги. На крыльях "цвели" красные тюльпаны, по борту бежали намалеванные пульверизатором языки пламени, а чуть ниже темнели буквы – "Змееед".

– Ух ты, – Гай внимательно смотрел, как "плимут" проскочил мимо, даже не подумав сбросить скорость.

– Это часом не твои битники? – спросил Лукас.

– Нет, это другие ублюдки.

– Ну что, догоним?

– Да пусть катятся к такой-то матери. – Трейборо сплюнул сквозь щель в зубах в открытое окно. – Сперва гоняться за ними, как собаки, которой задницу скипидаром намазали, потом от лейтенанта отбиваться, мать его. Нет уж, к черту.

– Как хочешь, – Лукас откинулся на сиденье. – Я покимарю. О'кей?

– Давай. Смена только через час. – Гай вздохнул и раздраженно процедил. – Как же мне надоело все это дерьмо… Он достал сигарету, закурил и принялся наблюдать за дорогой, в слабой надежде, что вдруг произойдет чудо, и ребята из утренней смены приедут пораньше.

Если на свете существует такая шутка, как везение, то можно сказать, что сержанту Скотту очень, чертовски везло. В тот момент, когда кабина трайлера зависла над пропастью, его вышвырнуло через все еще открытую дверь. А если еще учесть, что его, исцарапанного, со сломанными ребрами и разбитым лицом, не раздавило упавшим сверху грузовиком и не спалило в гигантском костре, то везение Скотта можно определить, как невероятное… Он бежал по утреннему, почти пустому шоссе. Пульсирующая боль в ребрах стала сильнее, легкие жгло огнем, но сержант не останавливался и не сбавлял темпа.

ТОНГ! ТОНГ! ТОНГ! – Шаг левой, шаг правой и снова левой.

Ему был необходим холод, для того чтобы залечить раны. Скотт обливался потом. Согнутые в локтях руки двигались с монотонностью механизма, поршней, толкающих вперед ставшее вдруг невероятно тяжелым тело.

Шал левой, шаг правой, шаг левой… Гравий хрустел под бутсами, и этот звук не давал Скотту провалиться в черную пустоту небытия. Прохладное утро освежало кожу, высушивало пот. Тем не менее сержант понимал, что долго он не продержится. Нужен холод. Необходим холод. Того, который давал ветер, недостаточно.

Шаг левой, шаг правой… Дыхание с хрипом вырывалось из саднящего горла.

Когда за спиной послышался звук мотора, сержант остановился. Машина. Кроме холода ему нужна машина. Подвижная, быстрая, вроде вот такого красного "порша", что догоняет его по дороге.

Скотт вытащил из-за пояса "пустынного орла" и, выйдя на шоссе, поднял руку.

Судя по всему, водитель не видел ничего приятного в таком странном пассажире. Он принял влево, норовя объехать хичхайкера. А через секунду заметил смотрящий в его сторону пистолет.

"Порш", взвизгнув тормозами, остановился. Ступая широко и сильно, голосующий подошел к машине и рванул дверцу. Он не спрятал пистолет, как надеялся водитель, а наоборот, сбросил рычажок предохранителя, ставя "орла" на боевой взвод.

– Почему вы не остановились?

Глаза хичхайкера мрачно уставились на разом окаменевшее лицо владельца "порша".

– Я… Просто…

– Вы видели, что на мне военная форма. Почему не выполнили приказ?

– А……..

– Вам нечего сказать в свое оправдание? Ну, в таком случае… БАНГ! – Пуля ударила водителя в переносицу, отбросила на руль.

Скотт, неторопясь обошел машину, и открыл дверцу со стороны шофера.

Безжизненное тело вывалилось на дорогу. Сержант ухватился за воротник и оттащил труп к обочине… Он пристроил мертвого водителя в кювете и быстро забросал песком.

Теперь оставался пустяк. Доехать до ближайшего мотеля и принять душ. Наверняка, хозяин не откажется помочь военному, выполняющему свою миссию. Ну, а если откажется… Черт. Их так много. Они везде.

Скотт забрался в кабину "порша", извлек пустую обойму и вставил новую. У него впереди долгий путь. Луизиана. Меро. "Лягушатник" очень подробно описал ему свой дом. Когда-то. Это было когда-то. Тогда он, сержант Эндрю Скотт, считал Люка Девро своим другом… Тогда. ДРУГОМ. Давно… Скотт нажал на газ. "Порш" послушно рванулся вперед, почти мгновенно набрав нужную скорость. Несколько часов разделяют их. Всего несколько ср…..х часов. Но он, сержант Эндро Скотт, доберется до "лягушатника" и раздавит этот дьявольский вьетконговский вертеп… Меро, штат Луизиана.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Все было именно так, как вспоминал Люк. Высокие вязы, узкая подъездная дорожка, петляющая в густой траве, озеро и… Дом… Высокий, коричневый, с красной черепичной крышей. Салатовые занавески колыхал ветер, и, казалось, они приветливо машут подъезжающему "плимуту". Еще было рано, и свет в доме был погашен. И не было на крыльце шоколадно-золотистого ротвейлера.

Сердце Люка стучало так часто, словно хотело выскочить из груди. Он не помнил, КАК называется это состояние, но оно было очень приятным.

В какой-то момент захотелось выскочить из машины и побежать по высокой траве. Люк, не отрываясь, смотрел на приоткрытую дверь, ожидая, что она вот-вот распахнется, и на крыльцо выйдет отец. Такой же улыбчивый, сильный, черноволосый, как и раньше. И мама. Красивая, молодая. Она увидит его и позовет так же, как тогда:

– Люк, милый!!! ИДИ ДОМОЙ!!!

Он увидел это так отчетливо, что даже вздрогнул. Но на крыльце никого не было.

Ронни волновалась не меньше Люка. У нее взмокли ладони, и она нервно покусывала нижнюю губу. "Узнают ли его?.. Конечно, должны узнать… Но все-таки двадцать пять лет прошло с тех пор, как родители видели Люка последний раз. А ведь они могли переехать, продать дом, и, может быть, здесь вообще живут другие люди. Господи, какой же удар ждет парня тогда. И что они будут делать? Искать? Да, но как? За ними охотится полиция. О, боже, ну вспомнила… Очень вовремя. Ладно, посмотрим. Не надо паниковать. Пока еще ничего не случилось. Будем надеяться, что и дальше не случится плохого".

"Плимут" медленно полз к дому, тяжело преодолевая канавы, ныряя в них и тут же снова выбираясь. Обычная заброшенная дорога. Трава счищала с выкрашенных разноцветных бортов машины серую пыль. "Плимут" подполз к крыльцу, чихнул последний раз и умолк.

Ронни услышала: где-то в кронах вязов поет пичуга. Тишина была настолько неправдоподобно глубокой, что эти трели казались громкими, как звук прибоя в ночи.

Люк выбрался из машины и замер. Он не знал, ЧТО делать дальше, взбежать на крыльцо, крича: "Мама, отец, я вернулся!", или стоять, пока кто-нибудь из них не выйдет сам.

И вдруг из дома донесся крик:

– Джон! Джо-он, по-моему, кто-то приехал! Посмотри! – секундой позже дверь распахнулась, и на крыльце появилась седая пожилая женщина. Она остановилась, выжидающе глядя на гостей.

– Миссис Девро? – Ронни шагнула вперед.

Но женщина не видела ее. Она смотрела на Люка. Сперва в ее глазах появилось недоумение, затем радость, смешанная с недоверием.

– Люк?..

Он сделал шаг вперед, еще один и заключил мать в объятия. В ее глазах стояли слезы. Женщина улыбалась, все еще не веря в свое счастье…

– О, боже, это невозможно… Джон! – она повернулась к двери. – Джон!

Джооон!!! Люк вернулся!!!

В доме что-то загрохотало, со звоном покатилось по полу, и в проеме возник худой высохший старик. Кожа плотно обтягивала острые скулы, глаза лихорадочно блестели. Он побледнел от волнения.

– Господи… Люк… – хрипло выдавил старик и, кинувшись к сыну, обхватил и его, и мать винными руками, прижался щекой к плечу Люка, закрыл глаза. А ветер теребил его тонкие седые волосы.

Так они и стояли. Втроем. Обнявшись. Стояли и плакали.

Сумерки едва успели тронуть небо серой краской, как непонятно откуда пришли свинцово-фиолетовые тучи, громыхнула молния, и с неба хлынули потоки воды, словно кто-то там, наверху, перевернул огромную бочку. Она хлестала сплошной холодной стеной, превращая землю в одну непроходимую грязевую трясину. А вместе с дождем обрушилась темнота.

Скотт радовался. Ему нравился ливень. Он нес прохладу, облегчение, давал силы. Сержант осторожно крался среди деревьев, внимательно наблюдая за крыльцом дома.

"Плимут" все еще стоял там, где его оставили беглецы. Белый капот был отчетливо виден за пеленой дождя. Желтый свет, падающий из окон, служил отличным маяком, и Скотт приближался к дому, направляемый им. Пистолет, зажатый в напряженной руке, чуть дрожал. Несколько раз Скотт едва не нажал на курок, когда неожиданно среди деревьев возникали зловещие силуэты людей. Он знал, что гуки следят за ним, но сейчас это не имело большого значения. Главное – уничтожить Девро. Предателя!!! Если "лягушатник" выйдет. Скотт просто пристрелит его. Ну а если нет, тогда он заставит его выйти.

Сержант скользил в темноте серой тенью. Что-то хрустнуло за спиной. Скотт резко обернулся. Никого. Только качается ветка, задетая чьим-то телом. А может быть, виновник – дождь.

Он двинулся дальше. Пересек площадку перед домом, открыл дверцу "плимута" и нырнул на переднее сиденье. Ключ, оставленный в замке зажигания, покачивался, и сержант, вынув его, сунул в карман пятнистых штанов. Несколько минут Скотт отдыхал, рассматривая через окно двор. Ангар, рядом поленница. Наверное, в доме камин. Чуть ближе, у забора, газонокосильная машина. Больше ничего. Если занять позицию возле автомобиля, весь двор будет, как на ладони. Надо проверить ангар.

Скотт выскользнул из "плимута" и, пригибаясь, метнулся к дому. Добежав до угла, он проскочил открытое пространство. Широкие двери сарая были не заперты. Сержант приоткрыл одну створку – ровно настолько, чтобы протиснулось тело – и шагнул внутрь.

В ангаре оказалось сухо и очень тихо, словно в другом мире. Приятно пахло сеном, штабеля которого стояли у стены. Он поднял глаза. Чердак, с такими же туго увязанными брикетами. Лестница, сбитая из длинных жердей. Прекрасно. Зачем людям столько сена? Это ферма, а значит, должны быть животные.

Сержант замер, вслушиваясь в темноту. Ему не пришлось ждать долго. Из дальнего угла раздался тяжелый, шумный вздох. Ага, отлично. У них есть корова, и судя по количеству корма, не одна. А раз есть коровы, их нужно доить и кормить. В любом случае, кто-то должен будет сюда прийти. Он получит заложника и заставит предателя выйти на улицу. Нужно захватить хотя бы одного пученного и узнать расположение комнат в доме, на случай, если "лягушатник" решит пожертвовать заложником и остаться в укрытии. Ну-ка посмотрим, есть ли в доме черный ход.

Сержант выбрался на улицу, прикрыл дверь и бесшумно побежал вдоль дома, осторожно заглядывая в окна первого этажа…

– Что значит, "Чарльза там нет"! А где он, хотела бы я знать?

Люк, стоя у камина, наблюдал за девушкой, говорящей по телефону. Ее лицо выражало такую гамму эмоций, что он невольно улыбнулся.

– Нет, нет, нет. Да мне плевать, что вы обо мне слышали! Это все вранье, от первого до последнего слова. Да, у меня есть доказательства. Да. Точно. Слушай, приятель, ты меня что, за совсем тупую принимаешь, что ли? Нет? Так вот, скажи этому копу, чтобы он засунул это себе в … – Она возмущенно бросила трубку на рычаг. – Черт, а? Ну, надо же!

Люк несколько секунд наблюдал за тем, как она откинулась на спинку дивана, что-то бормоча себе под нос. Видимо, это был внутренний диалог, потому что лицо ее постоянно менялось. Ронни приводила доводы и контрдоводы, с негодованием разбивая в пух и прах своего оппонента.

Он повернулся к каминной полке, на которой стояли фотографии, и взял одну из них в руки. За те несколько часов, что был дома, Люк рассматривал ее уже не меньше десяти раз, и все равно она притягивала его взгляд, словно магнит.

С черно-белой, пожелтевшей от времени карточки на Люка смотрели пятеро солдат. Трое сидели на жухлой траве, положив автоматы рядом, а двое стояли. Он и сержант Эндрю Скотт. Они весело улыбались в объектив, а Скотт даже подмигнул фотографу.

– ЭЙ, ДЕВРО, ИДИ СЮДА. ЩЕЛКНЕМСЯ ВМЕСТЕ. ПОШЛЮ РОДИТЕЛЯМ, ПУСТЬ ПОСМОТРЯТ, КАКОГО Я СЕБЕ ДРУГА В АРМИИ НАШЕЛ. А, ПРИЯТЕЛЬ? – Старая, старая фотография. Это было, как наваждение. Магическая сила была заключена в кусочке картона, одетого в латунную рамочку.

Видимо, Ронни все-таки одолела своего собеседника, потому что она достаточно бодро сообщила:

– Мне надо ехать. Представители телекомпании готовы встретиться со мной в полицейском участке. Они, конечно, мне не верят, но я думаю, что сумею их убедить, – она посмотрела на стоящего со снимком в руках Люка. У него было странное лицо. Словно он находился где-то далеко и не слышал ее. – Эй! – Ронни щелкнула пальцами, – с тобой все в порядке?

– Я сколького не помню… – вдруг как-то отрешенно сказал он.

– Люк… Прошло двадцать пять лет.

– Так много… – вздохнул Люк. – Двадцать пять лет. Я никогда не смогу вернуть эти годы.

Ронни растерялась. Она не знала, ЧТО можно сказать человеку, у которого украли треть жизни, но что-то сказать было все-таки нужно. И девушка прибегла к старому испытанному средству.

– Знаешь, а ты взгляни на эту проблему по-другому. Скажем так: ты здорово сохранился для своих пятидесяти, старина, а?

Она улыбнулась. Люк поставил фотографию на место и согласно, кивнул:

– Да, наверное.

– Хотите попить чаю, мисс Робертс?

Мама Люка появилась из кухни, вытирая руки цветастым махровым полотенцем. И она, и Джон хлопотали вокруг нее с того момента, как оправились от первого шока. Ведь Ронни была человеком, спасшим их сына и вернувшим его домой. Но, кроме этого, мама увидела в ней нечто большее, чем просто спасителя. Кто знает, что будет дальше.

– Нет, благодарю вас, миссис Девро. Мне уже пора ехать, – улыбнулась ей девушка.

– Как, уже? Так быстро? Ведь уже почти ночь!

Женщина выглядела настолько расстроенной, что Ронни почему-то смутилась.

– Нет, нет. Мне пора ехать. Меня ждут.

– Как жаль. Но раз уж это необходимо, будьте очень осторожны. Там такой ливень.

– Хорошо, – Ронни благодарно кивнула. – До свидания, мадам.

– Спасибо вам. До свидания, мадемуазель. – Миссис Девро быстро взглянула на сына и снова исчезла в кухне.

Девушка взяла с дивана куртку, сумку, взглянула на Люка и еще раз спросила:

– С тобой точно все в порядке?

Он кивнул.

– Со временем все придет в норму.

Ронни шагнула к двери и остановилась.

– Знаешь, а ведь я уже два дня совсем не курю. Может быть, бросила, как ты считаешь? – Люк улыбнулся. – Ну, пока!

Она махнула ему рукой и выскочила под дождь.

Быстро добежав до машины, Ронни забралась в салон и пошарила рукой, ища ключ. Но его в замке не оказалось.

– Черт, а где же ключ? Вроде я его оставляла тут. Может быть, выпал? Она открыла дверцу, чтобы свет от окна упал на пол. Ключа не было.

Зато девушка увидела небольшую лужицу на резиновом коврике.

– Украли, что ли? Господи, покажите мне психа, который разгуливает под дождем и ворует КЛЮЧИ вместо самих МАШИH!

Ронни вздохнула.

– Ну вот, только этого мне и не хватало для полного счастья.

Чья-то тень загородила свет. В окне появилась рука, сжимающая кольцо с болтающимися на нем ключами.

– Вы это потеряли, мисс?

Люк нашел собственную похоронку. Было довольно странно читать письмо двадцатипятилетней давности, в котором написано о твоей гибели. Он стоял и смотрел на старый, потертый от частого чтения листок бумаги.

И в эту секунду вдруг хлопнула дверь черного хода. А еще через одну в доме погас свет, и Люк очутился в темноте.

Случилось что-то очень плохое, опасное. Он и сам не знал, почему у него возникла именно эта мысль, но тело среагировало интуитивно. Мышцы напряглись. Люк подобрался и стал похож: на хищного зверя, в его движениях появилась мягкая зловещая гибкость. Пригибаясь, чтобы не быть замеченным, если кто-то наблюдает за ним, через окно, он отступил к кухне и тихо позвал:

– Мама, папа, вы здесь?

Люк уже был уверен, что их нет, иначе они как-то отреагировали бы на темноту, а он услышал бы голоса. Ответом ему было молчание. Полная опасности и тревоги тишина. Где-то в темноте прятался враг. Может быть, не в доме, на улице, но все равно здесь.

Его мозг автоматически отметил, что дождь перестал и лунный свет падает в окно, оставляя на полу серебристые отпечатки. Так же автоматически, сводя риск к минимуму, Люк избегал освещенных участков. Это происходило помимо сознания. Он быстро пересек комнату и, открыв стенной шкаф, вытащил оттуда двуствольное охотничье ружье. Пальцы нащупали пластиковые патроны. Зарядив оба ствола, Люк медленно и осторожно пошел к двери.

– Девро!

Резкий крик донесся с улицы, и он тут же узнал голос. Хрипловатый, зычный голос человека, привыкшего отдавать команды. Люк замер.

Он лихорадочно оценивал ситуацию. "Где Ронни? Уехала? Где мама с отцом? Стоит ли ему выходить сейчас или попытаться осторожно выскользнуть через черный ход и застать Скотта врасплох?”

– Девро, ты меня слышишь? Хорошая ферма!!! Точь-в-точь, как ты описывал во Вьетнаме! Иди сюда, Девро! Твоя семья тебя ждет!

"Значит, он все-таки захватил их. Так. Что делать?”

На улице повисло молчание. Люк быстро прошел через кухню и выскользнул в ночь. Он начал огибать дом, стараясь незаметно подобраться ближе к врагу.

Если Скотт в зоне огня, можно попробовать прострелить ему голову.

– Чего ты ждешь, мать твою?! Или оглох, а, Дерво?

БАНГ! – звонко щелкнул пистолетный выстрел, а следом громыхнул взрыв.

Это не машина. Если бы взорвался "плимут", взрыв был бы гораздо сильнее. Что? Газонокосилка? Он выстрелил в бак газонокосилки.

– А ну иди сюда! У нас с тобой есть незаконченное дельце!

Люк осторожно высунулся из-за угла. Сержант стоял посреди двора, прижимая к себе связанную Ронни, используя ее как живое прикрытие. Пистолет он держал у виска девушки. Люк понимал: даже если бы у него была уверенность, что патроны заряжены пулями, а не дробью, он все равно не смог бы стрелять с такого расстояния, без риска задеть ее. Значит, оставался один вариант.

Люк вышел из-за дома и спокойно направился к сержанту. Он отметил, что газонокосилка перевернута, ножи слетели с крепителей и теперь торчали длинными острыми пиками. Пламя плясало по красному корпусу, освещая двор желто-оранжевым светом.

– Эй, сержант! – крикнул Люк на ходу.

Скотт повернулся. Глаза его сузились, лицо напряглось. На губах появилась знакомая презрительно-злобная усмешка.

– А, вот и ты, Девро, – протянул он.

– Я здесь, сержант, – Люк осторожно положил ружье. – Отпусти девушку.

Тебе ведь не она нужна.

– Не говори мне, что делать, рядовой, – злобно процедил Скотт. – Здесь командую я. Тебе уже давно следовало понять это, – он ткнул стволом пистолета девушке в шею. – Она предательница, вьетконговка. Ты должен был убить ее! Я же отдал приказ!

Он снова вернулся во Вьетнам и стоял на той самой прогалине. Только теперь в его теле не было пуль. Оно, молодое, здоровое, сильное, дышало жизнью и злобой. Злобой на этого ублюдка, предателя, который не выполнил его приказа. "Ничего, он, сержант Эндрю Скотт, умеет заставить новичков повиноваться. Слушаться. Предатель умрет. Умрет. Но сначала Скотт ЗАСТАВИТ его сделать то, что нужно. Убить эту вьетконговскую суку".

– Скотт, – Люк шагнул к нему. Он все еще на что-то надеялся. – Скотт, война давно закончилась. Мы дома. Дома. Войны больше нет, – глаза сержанта подернулись поволокой, зрачки расширились. – Война ОКОНЧИЛАСЬ. СКОТТ!

– Для меня – нет, – Скотт улыбнулся. – И для нее, – ствол снова ткнулся Ронни в шею, – нет. И для тебя нет. Нельзя убежать от этой войны, рядовой. По крайней мере, пока ты под моим началом.

И в этот момент Люк понял: больше ничего сделать нельзя. Сержанта Эндрю Скотта, такого, каким он знал его раньше, не существует. Остался безумный убийца.

А поняв это, Люк ударил Скотта. Кулаки врезались в челюсть сержанта, голова его каждый раз откидывалась назад с такой силой, что казалось, сейчас он оторвется от шеи и упадет в грязь. Но на тонких губах застыла все та же злобная усмешка. Люк мог бы поклясться, что Скотту даже нравится происходящее. В какое-то мгновение он почувствовал страх от того, что удары не наносят сержанту вреда, что через секунду забыл об этом. Он замахнулся, собираясь влепить крюк справа, но Скотт вдруг легко поймал кулак своими пальцами и сдавил. Люк услышал, как трещат его кости, хотя на лице сержанта не отразилось напряжения. Оно осталось абсолютно спокойным.

– А ведь ты стал слабым, Девро. Слабым.

Скотт, коротко размахнувшись, вонзил свой кулак врагу под ребра. Люк охнул. Ему показалось, что его лягнула лошадь.

КРАК! – Второй удар отшвырнул Люка, но пойманная в захват рука, не дала ему упасть.

БАЦ! – Голова Скотта сокрушила лицо солдата, превратив его в залитую кровью маску.

Сержант засмеялся, схватил рядового за шиворот и швырнул в ангар. Получилось немного сильнее, чем он рассчитывал. Девро ударился в дверь, старые доски затрещали, не выдержав напора, и Люк вкатился внутрь.

Лежа на засыпанном соломой полу, он судорожно втягивал в легкие воздух, стараясь усмирить пылающую в отбитых внутренностях боль. Происходило что-то невероятное. Люк помнил Скотта, как человека сильного, но бросить стосемидесятифунтовое тело на такое расстояние… "С ним что-то произошло". И словно прочитав его мысли, сержант возник в светлом проеме.

– Надо было принимать лекарства, рядовой, – он распахнул куртку, и Люк увидел висящие на ней, над внутренним карманом, наполненные какой-то жидкостью шприцы. Их было несколько штук. Пластиковых, матово-белых. Скотт спокойно снял один и вонзил иглу себе в грудь. Широкая ладонь надавила на поршень.

Эта короткая заминка дала Люку возможность подняться. Мышцы стонали от боли, в желудке перекатывался раскаленный чугунный шар, и тем не менее солдат выпрямился, поднимая с пола обломок доски. Это было оружие. Плохонькое, но все лучше, чем никакое.

Сержант выдернул иглу и отшвырнул шприц в сторону в тот момент, когда Люк ударил его.

КРАЮ – Скотт успел подставить руку, защищая голову, и доска легко переломилась пополам, брызнув мелкими щепками.

Сержант захохотал. Ему, действительно, нравилось то, что происходило сейчас. Нравилось ощущать неистовую силу собственных мышц, нравилось смотреть на растерянного "лягушатника", нравилось убивать его…

– Ну, продолжим, рядовой!

Скотт снова ухватил Люка и швырнул на улицу. В этот раз сил у него прибавилось. Солдат пролетел футов на десять дальше и упал в грязь. Он едва мог поднять голову, чувствуя, как трещат шейные позвонки.

– Ну, давай вставай, Девро! – заорал Скотт командным тоном, подходя к распластанному в жиже Люку. – Давай, дерись!

Но тот только и смог, что сплюнуть кровавые сгустки…

…Ронни боялась. Это было даже страшнее, чем тогда в мотеле. Она видела, как сумасшедший убийца избивает Люка. Так долго продолжаться не могло, девушка понимала это. Ни одному человеку в мире не выдержать такого. А она ничем не могла помочь ему. Руки ее были стянуты за спиной, рот завязан платком.

БАЦ! – Девушка слышала, как затрещала дверь сарая, когда Люк ударился о нее. Ронни обернулась и вдруг увидела… Спасение! Ножи газонокосилки. Она быстро шагнула к ним и, повернувшись спиной, нащупала ладонями лезвие. Особенно быстро освободиться не получится, но это все-таки был шанс. Девушка коснулась ножа и принялась пилить веревку.

– Я тебя научу слушаться, рядовой, – Скотт одной рукой схватил Люка за штанину, второй за воротник рубашки и с силой ударил головой о стекло "плимута". Оно звонко лопнуло и рассыпалось на тысячу осколков.

– Когда я прикажу прыгать… Еще один замах, и лицо солдата врезалось в размалеванное крыло.

– … Ты будешь спрашивать: "На какую высоту?", понял?

Люк второй раз ударился о борт "плимута". Кожа на лбу лопнула, и кровь потекла тонкой струйкой на землю, смешиваясь с влажной желтоватой грязью.

– Понял, наконец, или нет?!! – Скотт оскалился в дикой гримасе. Он рванул бесчувственное тело солдата вверх, ухватил одной рукой за шею и потащил к стоящей в стороне девушке.

Остановившись напротив, сержант вытащил из-за пояса пистолет, вложил в руку солдата и заорал:

– Я отдал тебе приказ, рядовой! Ты должен пристрелить эту вьетконговскую суку! – он уставился на Ронни. – Так куда мы ей пустим пулю? В живот?

Девушка замерла. "Пустынный орел" уставился ей чуть ниже солнечного сплетения.

– Неееееееет, – протянул Скотт, и тут же предложил: – В грудь?

Ствол переместился вверх.

– Неееееет! – сержант прищурился, а затем сделал восторженное лицо, словно человек, решивший сложнейшую задачу. – Я думаю, рядовой, мы пристрелим ее… В ГОЛОВУ!

Ронни зажмурилась.

– Огонь! – палец надавил на курок.

Но вместо звонкого хлопка выстрела раздался сухой щелчок.

– Патроны кончились! – с каким-то радостным удивлением заорал Скотт.

– Патроны кончились!!!

Веревка, стягивающая руки девушки, лопнула, и Ронни рванулась прочь. Сержант отпустил Люка, и тот повалился в грязь. Холодная жижа привела его в чувство. Солдат приподнялся на локтях, ощущая резкую боль в голове. Казалось, кто-то вонзил в затылок отточенный штырь.

Он увидел, как девушка остановилась рядом с "плимутом" и замерла, глядя на него. В ней боролись два желания – кинуться к Люку или бежать без оглядки, подальше от этого страшного человека. Эндрю Скотта.

– Люки! – крикнула она. – О, боже… Люки!

Рука Скотта нащупала тяжелый шарик гранаты… Люк видел это…

– Беги!!! – закричал он. – Беги!!! Беги!!!

И девушка метнулась в сторону. Туда, где теплый желто-оранжевый свет костра перетекал в темноту. И в ту же секунду черный, отливающий синевой "мяч" взвился над двором. Он прочертил в воздухе дугу и упал в нескольких футах позади Ронни.

ГРРРРРРРРРОООООУУУУМММ!!! – Белая вспышка подбросила "плимут". Люк увидел, как девушка взмахнула руками и повалилась на землю. Пламя осветило на мгновение довольное лицо сержанта. Ровные белые зубы обнажились в улыбке, а глаза сияли диким безумным восторгом.

И тогда солдат заставил себя встать. Он задавил в себе боль.

ШАССБ! – нога прочертила в воздухе полукруг и со всего размаха врезалась Скотту в висок.

Следующий удар заставил сержанта пошатнуться, но ему удалось удержаться на ногах, а третий удар он уже поймал в "стальной капкан" захвата.

Люк упал. Скотт, снова поднял его и швырнул через двор. Только теперь двери не было, и солдат проехался по полу. От удара боль в животе вспыхнула с новой силой. Люк подтянул колени к подбородку, стараясь сжать ее в маленький комок, перевернулся на бок и увидел маму и отца.

Они сидели у стены, перевязанные веревками. Вместо кляпов сержант забил им рты какими-то тряпками. Бледные и испуганные, задыхающиеся от ужаса люди. Его родители.

– Вот это другое дело, рядовой! – Скотт шел широким размеренным шагом. Руки его были заложены за спину, как во время построения. – Это уже серьезный бой. Да.

Люк попытался встать, но волна боли ударила его под ребра. Тем не менее ему удалось устоять на коленях и перевести дыхание.

Сержант остановился, не доходя нескольких шагов до корчащегося солдата. Взгляд его пробежал по двум сидящим у стены ПЛЕННЫМ! – людям, и Скотт с деланным возмущением произнес:

– Господи, Девро, я не могу поверить. Ну как ты втянул в это свою семью? – он сделал шаг вперед и сообщил. – Я искал тебя повсюду, мальчик. Ты понимаешь, что тебя теперь ждет трибунал? Ты готов к суду?

– Попробуй меня ударить! – прохрипел Люк разбитыми губами, поднимаясь на ноги.

Ему было очень нужно, чтобы сержант приблизился. САМ. ОЧЕНЬ НУЖНО. Скотт улыбнулся и сделал еще шаг. Но вдруг остановился и, словно что-то вспомнив, хлопнул в ладоши.

– Ох, простите, – преувеличенно смущенно сказал он родителям Лижа, –совсем забыл. Извините, ради бога, но ил все приговорены к смерти. Да, совершенно вылетело из головы… Сержант вдруг резко развернулся и попытался ударить солдата. Люк был готов к этому. Он нырнул под удар, и кулак Скотта с хрустом проломил перегородку между стойлами, застряв в ней, как в тисках. За секунду, которая понадобилась ему, чтобы освободиться, солдат успел выхватить из-под пятнистой куртки сержанта один из шприцов. В то же мгновение он уже снова оторвался от земли и полетел к пролому двери.

– ХОХ! – страшный удар заставил разжать пальцы, и пластиковый цилиндр выкатился из ладони. Люк потянулся к нему, коснулся шприца и… Успел снова крепко зажать в кулаке прежде, чем новый, безумно сильный рывок швырнул его в угол.

Приземлился он в кучу сена, подняв сухое облако пыли. Солдат вцепился зубами в защитный колпачок, сорвал и вонзил иглу себе в грудь, одновременно нажимая на поршень. Горячая волна разлилась по телу, наполняя мышцы силой, сжимая боль в маленькую точку и постепенно растворяя ее совсем.

Сержант обрушился на него, как ураган. Кулаки разбивали Люку лицо, ломали ребра, но БОЛИ он уже не чувствовал.

И в какое-то мгновение солдат понял, что победит. Уверенность была абсолютной, несокрушимой, словно огромная каменная стена. И Люк улыбнулся.

Легко, будто на тренировке в Форт-Брагге, он уклонился от встречного удара, а когда Скотт тихо и яростно процедил:

– Скажи "спокойной ночи", говнюк! – перехватил руку сержанта, сдавил пальцы, чувствуя, как трещат и ломаются под ними кости УНИСОЛА, и хрипло выдохнул:

– Спокойной ночи, говнюк!

В глазах Скотта отразилось беспокойство. А в следующее мгновение голова Люка с хрустом раздробила ему переносицу. Сержант поднялся, и тогда солдат принялся наносить удары, вкладывая в них всю ярость и боль, бушевавшие в его груди. Он гнал УНИСОЛА, как гонит ЧЕЛОВЕК смертельно раненного зверя.

Скотт пытался бить в ответ, но удары налетали либо на умело поставленные блоки, либо ударяли в тело безо всякого вреда. Теперь сержанту приходилось защищаться. Но он все-таки был профессионалом. Поэтому, как только Люк раскрылся. Скотт сорвал со стены обрезок водопроводной трубы и нанес ему удар в грудь.

Будь на месте сержанта кто-нибудь другой, солдат устоял бы. На это был '13, с его звериной силой… Люк рухнул на пол. Унисол взревел и принялся бить трубой, используя обрезок как копье, стараясь проткнуть солдата насквозь.

Он так обрадовался победе, что ослабил внимание, и Девро тут же воспользовался этим. Его нога рассекла воздух и врезалась унисолу в грудь.

А в следующую секунду противники сцепились в смертельной схватке. В этот момент они так ненавидели друг друга, что были готовы разорвать горло врагу пальцами, перегрызть зубами.

Люк толкал сержанта на улицу, подальше от родных. Он и не заметил, как они вывалились из амбара, перемешивая грязь ногами. Постепенно солдату удалось оттеснить Скотта к перевернутой газонокосилке, и тогда, оторвавшись от сержанта, он нанес сильнейший удар ногой в голову. Унисол дернулся. Из разбитых губ хлынула кровь, а еще через мгновение такой же по силе удар отбросил его назад… Прямо на торчащие ножи.

Сталь пробила Скотта насквозь. Зазубренные, окровавленные лезвия торчали из груди, живота, плеч.

Люк осторожно подошел ближе. Сержант зло ухмыльнулся. Губы его покрылись кровавыми пузырями, и он что-то хрипло пробулькал.

Солдат, не поняв, ЧТО сказал Скотт, сделал шаг… Наклонился… И тут же рука унисола вцепилась ему в шею, потянула к себе, норовя насадить на один из ножей.

– ТЫ МЕРТВ, ДЕВРО! – страшно засмеялся Скотт, заливаясь кровью.

В глазах сержанта плясали бешеные огоньки сумасшествия.

Люк видел плоское широкое лезвие, застывшее в полутора дюймах от его лица, и оно надвигалось. Медленно, неумолимо. Он собрал все силы, выгнулся дугой. Мышцы, казалось, сейчас разорвутся от дикого напряжения.

– Ааааааааааааа….. – крик рванулся из его груди и разбился об окровавленную ухмыляющуюся физиономию Скотта.

В ту же секунду пальцы сержанта соскользнули, и Люк отскочил в сторону. Он остановился, переводя дыхание, стараясь унять бьющееся с безумной скоростью сердце.

– НЕТ, СКОТТ, Я ЖИВОЙ! – хрипло прошептал солдат.

Потому что в это мгновение Люк осознал: он действительно живой. Болен, слаб, избит, но ЖИВ. ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК.

Его пальцы сомкнулись на рукояти, включающей режим "ИЗМЕЛЬЧЕНИЕ".

Глаза сержанта с ненавистью наблюдали за ним.

– Ты отстраняешься от должности. Скотт, – прошептал Люк, поворачивая рубильник.

Он не стал смотреть, что произойдет дальше. Просто отвернулся и быстро пошел к амбару. За его спиной дико завыла газонокосилка, перемалывая ножами то, что было унисолом, а до этого, давно, сержантом Вооруженных сил США Эндрю Скоттом. Но Эндрю, того Эндрю больше не было. Он погиб на войне. В 1969 году, вместе со своим взводом.

Ему никогда не забыть глаза матери. В них застыли отчаяние и тоска, сменившаяся радостью, как только она увидела СЫНА. Своего ЖИВОГО СЫНА. Он распутал веревки, вытащил кляпы и, тревожно глядя на мать, спросил:

– Как ты, мама?

– Она слабо улыбнулась.

– С нами все в порядке… За нас не волнуйся…

– Хорошо.

Люк помог им освободиться и, поднявшись, выскочил на улицу… Люк нашел Ронни лежащей навзничь за "плимутом". Солдат осторожно поднял ее, обнял и прижал к груди, баюкая бесчувственное тело, как спящего ребенка. В этот момент из ее губ вырвался слабый стон. Девушка шевельнулась и открыла глаза.

– С тобой все в порядке? – ему казалось, что это сон, и Люк замер, боясь разрушить его.

Она тронула ладонью затылок.

– Я… Я… У меня голова очень болит… – Ронни вздохнула и поднялась. Несколько секунд девушка молчала, а потом быстро спросила. – Где ОН?

В голосе звучал такой ужас, что солдат поторопился успокоить ее.

– Его… Больше нет.

И Ронни вздохнула с облегчением.

– Как ты себя чувствуешь? – она тревожно смотрела на Люка, и тот улыбнулся.

– На все свои пятьдесят лет…