Улыбка Мицара

Глава восьмая БОЛЬШОЕ ПОЛЕ ВСЕЛЕННОЙ

Тарханов с нажимом поставил точку и рассеянно взглянул на исписанные листы бумаги. Больше месяца он не выходил из звездолета, работая, как одержимый, по восемнадцать часов в сутки. Он собрал бумаги и размашисто написал на конверте: «Расчеты и формула Большого Поля Вселенной. Землянам от командора Тарханова».

Долог и мучителен был путь по лабиринту формул я уравнений, пока он добрался до ключа, с помощью которого открылась ему одна из величайших тайн Вселенной. Теперь остается подвергнуть себя воздействию Большого Поля Вселенной. Он и раньше мог это сделать, он верил Уайпу, но ему самому хотелось понять одно из необычайных явлений природы.

Весь этот месяц он не видел Артема. Тот редко приезжал на звездолет. «Как-то он там?» — подумал Тарханов и включил экран.

Артем улыбнулся и, поняв взгляд Тарханова, сказал:

— Все в порядке, отец.

— Хорошо, Артем. Ты можешь организовать Д-Поле на звездолет? Я собираюсь на остров.

— По Д-Полю?

Тарханов кивнул головой. Артем выключился. Тарханов спрятал конверт в ящик стола и долго стоял у портрета Наташи, словно ожидая, что она скажет ему что-то очень дорогое и заветное.

Лорианский день был в разгаре. Робот выкатил тихоходный планетолет. В обычной воздушной среде он летает до острова за три дня. А в Большом Д-Поле Вселенной?

Тарханов поднялся в кабину. Планетолет повис над голубой пустыней.

— Даю Д-Поле, — услышал Тарханов голос Артема. — Даю Д-Поле!

Тарханов успел еще взглянуть на часы, — было половина двенадцатого. А потом… Потом он почувствовал, как катастрофически уменьшается в размерах. Казалось, что ноги, руки, голова, туловище его таяли, словно сосульки под ярким солнцем. Он пытался анализировать, понять этот процесс, но не мог сосредоточиться ни на одной мысли. А вокруг струилось что-то вязкое, неуловимое и в то же время очень легкое.

Сколько это длилось? Мгновение или долгие часы? Пожалуй, то и другое. Когда Тарханов пришел в себя, планетолет уже плавно слускался на остров. Часы показывали половину двенадцатого. Только секундная стрелка, кажется, чуть передвинулась. Он не верил своим глазам, в то же время ощущая удивительную легкость во всем теле.

Он выбрался из кабины и с удивлением прислушался к себе: в нем что-то изменилось. Но что?

Подошел Артем:

— Ты чем-то удивлен, отец?

— Не могу понять, что со мной произошло. Ты не замечаешь никаких изменений в моей внешности?

— Нет.

— У меня такое впечатление, будто я заново родился. Ты все-таки присмотрись. Я не стал лилипутом?

— Да нет же! В Большом Поле всегда испытываешь это чувство таяния.

— Ты что, летал?!

— Почти каждый день, — отворачиваясь, сказал Артем.

— Куда же это?

— В экспериментальный центр Лории.

— Почему без разрешения?

— Ты не запрещал мне полеты. Потом — такое ощущение… Такое ощущение…

— Ты очень расстроил меня, Артем.

Артем виновато опустил голову и стоял, неловко отвернувшись от отца.

— Я, пожалуй, полечу еще, — сказал Тарханов. — Попытаюсь разобраться в своих ощущениях. Д-Поле включишь по моему сигналу.

— Есть! — Обрадованный Артем побежал к башне.

Тарханов поднял планетолет на пятьсот метров над уровнем моря. Внизу мерно катились волны. В бухте торчали антеннки. «Так и не побывал в гостях у челноков», — подумал он, нажимая кнопку скорости горизонтального полета. Планетолет медленно удалялся от острова.

— Включай, Артем.

И опять началось головокружительное сжимание тела, и опять Тарханов не мог понять происходящего. Чувствовал только, как по всему телу пульсирует что-то необыкновенно свежее, бодрящее, как бы озонирующее. Он увидел себя как бы со стороны, — маленького и беспомощного, и в то же время ощущал прилив новых сил. Сколько это длилось? Д-Поле выключилось. Тарханов увидел голубую пустыню, тополя, звездолет…

Посадив аппарат, он поднялся в кабину электронного диагноста. Может быть, машина лучше разберется в изменениях, происшедших в организме? «Если бы был жив Иван Васильевич…» — вздохнул Тарханов, усаживаясь в специальное кресло и нажимая кнопку «Проверка всего организма».

Он сидел, не шелохнувшись. Диагност шаг за шагом исследовал его организм. Последний раз Тарханов проверял себя полгода назад. Как и всякая умная машина, диагност был беспощаден в выводах — он нашел сотни нарушений в деятельности организма и предложил Тарханову лечь в анабиоз, чтобы затормозить разрушительный процесс. Тарханов, конечно же, не послушался.

Сегодня диагност что-то слишком долго изучал его. В душу Тарханова проникло легкое беспокойство. Неужели есть какие-то отклонения от нормы? Но ладно, главное в жизни он уже сделал. Ему, как Анану, пора превратиться в Пылинку Вселенной.

А диагност хорошо поставленным металлическим голосом заговорил четко:

— Ты совершенно здоров. В твоем мозгу исчезла усталость. Ты не болеешь лучевой болезнью. У тебя обновились наследственные клетки. Информация, которая хранится в моей памяти, свидетельствует, что ты был неизлечимо болен и тебе осталось жить сто шестьдесят три дня. А сейчас ты проживешь еще шестьдесят лет. Я никогда не ошибался.

Тарханов выключил машину.

В салоне, проходя мимо рояля, Тарханов не удержался и открыл крышку, робко и неуверенно взял аккорд, а затем, почувствовав прежнюю силу в пальцах, заиграл смелее.

— Отец! — воскликнул Артем, появляясь в дверях салона. Пятнадцать минут назад с Земли стартовал звездолет.

Тарханов резко оборвал музыку.

— Наконец-то! — прошептал он. — Я побуду немного один, Артем. Кстати, на чем ты прилетел?

— На автоплане по Д-Полю.

— А кто же тебе дает Поле?

— Мой робот.

Тарханов покачал головой, но промолчал.

— Завтра я даю звездолету Большое Поле Вселенной?

— Да, Артем.

Возгласы то утихали, то вспыхивали с новой силой. Лунь ступил на зеленый ковер дороги, ведущей к звездам.

Земля была объята радостью — глубокой, всенародной, безмерной. На площадях городов установили объемные телеэкраны. Море цветов на улицах, бульварах, в руках землян.

На трибунах звездодрома, откуда много лет назад поднимался «Уссури» во главе с командором Тархановым, — тысячи представителей Земли, Марса, Венеры и Олимпийской планеты. В Звездном зале — лучшие умы человечества. Оживленно беседуют Рауль Сантос и Ирма Соболева. Академик Соболев, заложив руки за спину, прохаживается мимо макета «Уссури». Академик Козырев в светлом костюме и белой открытой рубашке что-то говорит членам делегации, отправляющейся на Лорию.

Ровно в семь часов вечера двери Звездного зала распахнулись. Впереди шли Мадия Тарханова и Линда Чарльтон в белых парадных костюмах. Традиционный порядок следования — впереди командор, за ним другие — был нарушен. Что ж, вполне объяснимо. Этим подчеркивалось, что отныне женщинам открыта дорога к звездам.

Колонна остановилась перед трибуной Председателя Верховного Совета Планеты. Командор Игнат Лунь, сделав два шага вперед, доложил, что экипаж звездолета «Тарханов» готов выполнить задание Земли, и вернулся на свое место. Глаза его встретились с глазами Ирмы. Ирма чуть улыбнулась Луню, глазами она сказала: «Спасибо, Инг». Он вопросительно посмотрел на нее: «За что?» Она приложила правую руку к сердцу: «За то, что помог найти себя, найти свое сердце». Так понял Лунь этот жест. «Будь счастлива, Ирма», — хотелось сказать ему, но она, кажется, поняла его и приветственно подняла руку.

Звездолетчики вышли на Круг почета. Солнце садилось за дальними горами. Лучи его падали длинными стрелами на серебристый корабль. Белые машины медленно двигались перед трибунами и наконец остановились у Дороги славы.

— Прощайте, земляне, — сказал Лунь.

Десятки тысяч голосов почти одновременно крикнули:

— До скорой встречи, звездолетчики!

Седьмой час звездолет двигался в космосе по Большому Полю Вселенной. Через десять минут земляне должны появиться в районе Лории, в двадцати тысячах километров от точки на острове Главной обсерватории. Расчеты составлял электронный центр «Уссури», и он не мог ошибиться.

Тарханов смотрел на секундомер. Стрелки бежали плавно, как бы оставляя за собой невидимый след. За секунду звездолет пролетит… Страшно даже вообразить скорость, с какой земляне приближаются к Лории.

Тарханову, привыкшему к земным скоростям, пусть даже к субсветовым, трудно было представить дистанцию между секундой и вечностью. Он и не пытался этого сделать. У него будто все отнялось, замерло, оцепенело. Артем происходящее воспринимал проще: следил за пульсатором, переговаривалсл с роботом и только, пожалуй, смеялся чаще обычного, радуясь предстоящей встрече с землянами.

Осталось пять минут.

Бегут стрелки секундомера. Бежит сердце, опережая часы, спешит, чтобы скорее взять пятиминутный рубеж вечности. Пульсатор слегка сжимается и разжимается. Именно в нем заключена одна из величайших тайн Вселенной. Со временем Тарханов создаст такой же пульсатор. Быть может, он сделает это на Земле или здесь, на Лории, неважно, где, но сделает так, чтобы можно было наблюдать за движением звездолета в Большом Поле Вселенной.

Три минуты вечности.

Тарханову хочется крикнуть Артему: «Выключай!» Он положил руку на сердце, как бы приказывая ему: не спеши, доверься разуму. Ты так долго и так терпеливо ждало — наберись же мужества на последние три минуты! Всего три минуты… Артем пританцовывает у пульсатора. Кажется, и ему не хватает выдержки. Он вопросительно смотрит на Тарханова. Тарханов закрывает глаза, чтобы не выдать своего желания.

Одна минута вечности.

Тарханов, как бы стараясь подогнать секунды, двигает то правым, то левым плечом. Нетерпение сжигает его. Он хватается руками за подлокотники кресла, чтобы не вскочить и не выключить пульсатор. Он чувствует на лбу холодные капли пота. Ну, быстрее, быстрее, стрелка! Пятнадцать секунд, десять секунд… Сердце Тарханова сжимается в холодный комок… Идет секунда.

Пульсатор автоматически выключается.

Артем сразу же включил Обзорное поле.

— Вон она, серебристая птица, — радостно крикнул он. Снижается!