Часть III. Боги не вмешаются
Мальчик-лотошник прошел мимо, его призыв затих за углом. Тут же под их окнами дети затеяли сложную игру. Они говорили на местном диалекте, Вия понимала только, что они много считали, и довольно часто кого-то называли козлом.
Шаманка сидела, пропуская через пальцы светлые волосы Райна — длиннее, чем прежде, но все еще совсем-совсем короткие — и старалась не искать в них седину.
— Каким… это кажется тебе? — наконец спросила она. — Как ты можешь ничего не понимать?
Вии казалось всегда, что нужно просто смотреть внимательно, и тогда окружающий мир сам откроет тебе свои тайны. Шаманы силой не берут.
Но Райн постигал Вселенную не так, как она: не чувствами, не зрением — разумом. Шаманы не слишком-то верили в разум: они знали, до чего он сложен и как легко может пойти вразнос.
— Странновато выглядит, — кивнул Райн. — Звезды все те же, они не подвинулись на небосклоне. Когда я пытаюсь прочесть их и истолковать, сперва все понятно. Когда я начинаю лезть глубже, то значения противоречат друг другу, ни один аспект не сходится, результаты совершенно дикие. Я подумал было, что разучился считать или что память мне изменяет, — Райн усмехнулся. — Полез в таблицы. Проверил, как у меня получается сводить приход с расходом и потребление с закупками для нашей разлюбезной армии — я о той, которой командует Стар. Нет, считаю я по-прежнему, и в уме не хуже, чем на бумаге. Память моя тоже никуда не делась — хочешь, процитирую на память страницу из Сканди Странника? Любую, на твой выбор?
— Я не читала Сканди Странника, — покачала головой Вия. — То есть начала и бросила. Скучно.
— Правда? — удивился Райн совершенно по-человечески, что случалось с ним нечасто. — А мне показалось, интересно. Правда, я читал ее в лет в шесть…
Вия подумала: ничего удивительного, что ее муж стал таким — если он читал Сканди Странника в шестилетнем возрасте.
— Ты не знаешь, а с другими астрологами не случилось ли того же?
Говоря так, Вия думала: боги не властны над путями звезд, но они властны над путями этого мира. Возможно — только возможно — они попытались изменить саму суть астрологии так, чтобы никто, в том числе и Райн, не смог понять, что они замышляют и помешать им. А что они замышляют, в самом-то деле?
— Я еще не успел поговорить с магистром Розеном, — Райн назвал имя их хозяина, — но, когда он встречал нас у дверей, сей достойный господин показался мне редкостно довольным жизнью. Кажется, его распирало от желания мне что-то рассказать, но я извинился, сказав, что мне прежде всего хочется поговорить с тобой с дороги. Полагаю, мое желание показалось ему вполне естественным.
— Расскажи мне, что с тобой случилось, — попросила Вия.
Райн как будто напрягся — по крайней мере, ей так показалось. По затылку это не так ясно, как, скажем, по спине.
— Я-то знаю, что самый близкий человек тебе не я, — добавила она. — Но Стару ты тоже рассказать ничего не можешь — тебе надо, чтобы он в тебя верил. И мне не хочешь — тебе надо, чтобы я не слишком волновалась за тебя. Бедняга, ты совершенно запутался.
— Я невыносим, правда? — Райн, кажется, вымученно улыбнулся.
— Всего лишь невозможен, — поправила Вия. — Расскажи, пожалуйста. Как все было… Иначе я стану волноваться больше.
Завоевание Радужных Княжеств дорого стоило Сиятельному Герцогу. Нынешние ученые могут сколько угодно высмеивать существование духов и призраков, заселяющих тамошние леса, однако, как известна, вера часто бывает так же материальна, как и настоящая, плотная действительность. Покуда воины армии Хендриксона и Ди Арси твердо верили в то, что с ними сражаются не люди, или хотя бы существа, кои невозможно постигнуть рассудком, их сила духа не могла противостоять ударам судьбы.
Кроме того, армии местных баронов, хорошо знающие свои дороги и тропы (в леса, по словам очевидцем, даже они заходить не отваживались) были вполне телесны. Особенно же общий дух пал, когда Ди Арси и Гаев на исходе сентября оставили войско и устремились на север, в Священную Империю. Путешествие их, вероятно, было организован заблаговременно. Ваш покорный слуга не принимал в этом участия, однако не видит иного объяснения, как они достигли Ингерманштадта в рекордный двухнедельный срок. Никому ни до, ни после не удавалось повторить такого.
Злые языки поговаривали, что глава армии и его советник бежали после поражения у Танадовы, однако если трезвый ум возьмется анализировать события того времени, он без труда сможет обнаружить, что переговоры с Великими Герцогами Священной Империи были не просто необходимы — в той ситуации они оказались единственным условием, могущим привести к конечному выигрышу. Нет никакого сомнения, что герцог Хендриксон одобрил план. Извольте видеть, господа <…>
«Погиб!»
Крик ударил в голову обухом топора, древком копья, брошенного издали, ожег сердце, как кнутом по телу. Погиб, это ясно! «А как же Вия?!» — вот о чем он подумал.
Стар соскочил с взмыленной лошади, стремительно ворвался в палатку медиков. Рыцарь был страшен: залитый кровью врагов, перепачканный сажей, с рукою на перевязи, мокрые от пота кудри прилипли к голове.
Над Танадовским полем пахло гарью, тянуло дымом, который мешал видеть: это люди Стара подожгли лес, чтобы согнать воинов барона Мерлена к востоку и не дать им укрыться на опушке: жители Княжеств могли заходить в лес безбоязненно до определенного предела. Ди Арси не обращал на это внимание: он мог бы найти палатку лекаря в какой угодно чад.
— Милорд! — воскликнул потрясенный лекарь и отшатнулся, давая Стару пройти.
Жив! Все-таки жив! А гонец сказал, что… врал? Может быть, сорвал и в другом? Бывает, почудиться может всякое… пусть, пусть будет бредом, обманом зрения! Стар простит, не будет разыскивать вестового, не будет и наказывать — только пусть окажется, что был не прав!
Астролог еще дышал — натужно, с хрипом. Он был без доспехов — не то уже сняли, не то он так без них и рванулся в бой… постоянно же жаловался: тяжело мол, неудобно, движения сковывают. То же мне, ловкач! Так и не научился драться по-благородному, все на кулаках… кто тебе поверит, что ты аристократ, босяк, выходец с края света! В детстве читал книги да дрался с крестьянскими детьми, что порою ели лучше тебя, — вот вся твоя оружейная школа…
— Милорд, вы успели, он вас звал…
Запах гнилой крови, каких-то лекарских снадобий, застарелых повязок, прочих неприятных продуктов поврежденных человеческих тел. От койки больного пахло не сильно, но чем-то смутно знакомым… снегом, что ли? Шуточки памяти, мать их…
Стара замутило, едва он шагнул ближе. Ди Арси стиснул зубы и сделал еще шаг — если Райн в сознании… если он еще видит и слышит… если может что-то сказать…
И вот когда Стар увидел друга вблизи, он понял, что имел в виду гонец, когда прокричал, задыхаясь от дыма: «Перерублен пополам, сэр!» Кто-то рубанул от души. Наверное, надеялся раскроить от плеча до паха — рана, с которой не живут долее пары ударов сердца. Не получилось что-то, видно — но разрез все равно вышел знатным, рассек кости и плоть, врубился в тело… еще немного — и откромсал бы руку с половиной туловища. Крови пропитала лежанку, стекла на пол.
Нет, гонец не покривил душой, когда сказал, что астролог уже мертв — с такими ранениями, и правда, не живут. А он вот — умудрился выгадать какие-то секунды. Даже не потерял сознания — чем держится?! Глаза, прищуренные от боли, все-таки открыты… всегда были светло-голубые, а сейчас посерели, белок розовый от лопнувших сосудов.
— Стар… — кажется, он попытался поднять руку в каком-то жесте. Стар поймал его запястье, и охнул: умирающий высвободился и вдруг вцепился в ладонь друга мертвой хваткой. Ну да, случись им мериться силой, Райн всегда побеждал. Тоже мне, книжник… не из тех, кто только перо могут поднять с чернильницей, да и то, если чернильница не очень тяжелая.
— Что? — спросил он, не зная, как прозвучит его голос; кажется, прозвучал страшно — лекарь вздрогнул.
— Прогони, — отчетливо выговорили окровавленные губы. — Прочь… всех. Понял?!
— Хорошо.
— Они не должны… видеть.
С этими словами астролог вдруг прикрыл глаза и откинулся на своем ложе — Стар только сейчас понял, что все это время он силился приподняться, заглянуть ему в лицо. Хватка разжалась, выдох прошелестел слишком тихо, слишком спокойно.
Стар почувствовал, что сердце у него леденеет. «Прочь всех…» И что, он это должен будет рассказать Вии?! А что она скажет ему?!
И еще зудела какая-то мысль на краю сознания… про крах и еще про какую-то гибель, более страшную… что-то про планы и важность их и вообще… У Стара не было сил даже отогнать ее.
Райн погиб — и это значит, что Драконье Солнце погибло вместе с ним. Наверное. Стало быть, вскорости боги обнаружат и его, Астериска Ди Арси, а с ним и Сьена Хендриксона. Их тщательно взлелеянным планам, их мести, их будущему и смыслу их жизни придет конец. Отчего-то это казалось не важным. Слишком часто под этим солнцем и под этой луною обрываются планы и свершения.
Гораздо важнее то, что произошло только что. Только что на глазах у Стара умер один из самых близких ему на этом свете людей и, пожалуй, единственный, с кем Стар мог быть до конца откровенен — умер глупо и мучительно, оставив после себя жену и приемную дочь.
Ахнул лекарь.
— Он дышит, милорд! Н-не может быть!
Стар порывисто втянул воздух. «Прочь всех! Понял?!» Он ждал Стара! Ждал, чтобы сказать это…
— Прочь! — рыкнул Ди Арси, чувствуя, что вот-вот сорвется на крик. — Все вон!
— Милорд… — ахнул лекарь.
— Я что, должен повторять приказы?!
— Но ему же нужно…
Стар знал, что лекарь прав. Промыть рану. Может быть, зашить ее… может быть… да мало ли что нужно умирающему, который вдруг отказался умирать! Но еще он знал, что Райн рассчитывал на него — и этого доверия Стар подвести не мог.
— Еще одно слово, старик…
Все. Повторять не пришлось — они послушно убрались: и коновал этот с его помощниками, и пара воинов, откуда-то взявшихся в лекарском шатре… И Стар остался с астрологом один на один, только солнце светило сквозь серый полог, да Райн дышал с присвистом, неровно… неровно… а потом все ровнее.
А потом он открыл глаза.
— Слава звездам… — улыбнулся Райн слабо. — Я уж думал, помру…
— Что это было?!
— Помнишь, я говорил, что человеческим оружием меня не убить? Ну вот ты и видел… только я не хотел, чтобы все… видели. Пришлось сдерживаться… ох, не приведи судьба еще раз! Знал бы ты, как это адски больно!
— В Медина-дель-Соль ты валялся долго… — медленно сказал Стар, сам не понимая, чего в нем больше: злости ли, облегчения, изумления.
— Сравнил! — фыркнул Райн. — В Медина-дель-Соль было все-таки оружие бога… Полагаю, знаменитый меч твоего брата дал бы тот же эффект… Ох, слушай, удали этого лекаря, что меня лечил. И помощников его тоже. Пусть другие будут. Я думаю… думаю, раны не затянутся до конца, но станут… менее опасными. Им никто не поверит, если они расскажут… новые не поверят, что раны и в самом деле были такими ужасными… и будут только слухи, самое большее. Слухи — это даже хорошо…
— Почему раны не затянутся до конца? — спросил Стар.
— Потому что это… не панацея… — непонятно произнес Райн. — Только страховка. На самый крайний случай. Ты скажи, мы хоть победили?
— Войскам я скажу, что победа, — с горечью произнес Стар. — Танадовское поле мы удержали, что да, то да. Однако цена…
— Цена… ты ранен, Ди Арси. Правый бок. Все… я спать…
И в самом деле заснул.
«Какая чушь! — хотел сказать Стар. — Меня даже не задели!»
Но сначала все-таки поднес ладонь к правому боку, как было сказано — и ощутил прореху в кольчуге. А ладонь окрасилась красным.
По пологу палатки бегали странные тени. Стару казалось — выйди за порог лагеря, и реальность поглотит другая жизнь. Странная, как неприкаянный сон. Там, за маршрутом часовых, бродили по залитым луной полянам единороги — прекрасные и смертоносные. Там кружились в танце разноцветные лесные феи. Там где-то играли среди опадающих листьев саламандры — сородичи, с которыми Агни порвала ради него.
А здесь, за плотными холщовыми стенами шатра, жило тепло очага, раскладной столик, тени на потолке, и Райн что-то писал. Отросшая прядь волос — астролог обычно стригся очень коротко, но вот, видно, подзабыл — торчала хохлом на лбу и уже успела перепачкаться в чернилах. На щеке у Райна тоже красовалось чернильное пятно. Это оттого, что астролог все-таки лучше владел правой рукой, чем левой — а сейчас правая рука у него лежала на перевязи. Время от времени он морщился — наверное, от боли — но продолжал работу. Судя по его виду, любому, кто дерзнул бы его отвлечь, грозило как минимум семь лет несчастья.
— До предела странная война… — проговорил Стар словно бы в пустоту. — По дорогам двигаться можно только днем. Лагерем в лесу не расположишься, если сначала ты три раза не обойдешь этот чертов лагерь посолонь или что ты там делаешь…
— Я не обхожу его посолонь, — рассеянно заметил Райн. — Я просто велю старейшинам леса вас не трогать на отдыхе.
— Вот об этом я и говорю, — с горечью произнес Стар. — Между тем, даже твоих сил не хватает, чтобы запретить им не трогать нас совсем. И что мы имеем в итоге? Мои ненаглядные соотечественники могут прятаться в лесах до бесконечности и до бесконечности же шерстить наши обозы — а в глазах местного населения, естественно, злодеями выглядим мы.
Стар хотел было добавить «особенно в свете резни в Желтом княжестве» — но не сказал. Он никогда этого не говорил после того, как они подобрали Ванессу. Потому что нужно было либо сразу порвать всякие отношения и с Райном, и с Хендриксоном, и отказаться от их плана — либо уж терпеть. Они лучше знали, как завоевывать мир в сжатые сроки.
— Да, — мечтательно проговорил Райн, — представляешь, лет через триста? Легенда о вожде разбойников из местных лесов, покровителе сирых и убогих… Естественно, незаконный или младший сын одного из местных дворян — да вот хоть Ди Арси…
— Иди ты!
Райн отсутствующе улыбнулся и углубился в свои расчеты снова, как в тысячу вечеров до этого. Заухала сова.
«В сущности, — думал Стар, и мысли после тяжелого дня плыли у него в голове как глубоководные рыбы, — когда он вот так выглядит, я бы его убил за одну эту улыбку. Но я ведь люблю его, я должен радоваться, когда он вдохновляется и счастлив. В чем же дело?»
Стар чувствовал, в чем дело: щемящая тоска, которая никогда не покидала Райна, в такие моменты, на фоне его общего оживления, выступала особенно сильно.
Кроме того, Стар чувствовал, что расчеты Гаева, скорее всего, снова означают что-то не слишком приятное.
— Легенда, — сказал Райн.
— Ты о чем? — удивился Стар, отвлекшись от своих мыслей. Оказывается, незаметно для себя он почти заснул — по палатке и в самом деле поплыли рыбины, виляя плавниками. Серебристые, пестрые, с яркими золотыми глазами-топазами…
— Об этом самом, — вздохнул Райн. — Побить легенду может только легенда. Ты помнишь балладу о Лебедином озере?
— Которую? — зевнул Стар. — Каноничных версий с десяток, а если мы все перепевы возьмем…
— Ну ладно, что-нибудь не такое известное, — настаивал Райн. — О Рысьем отряде, Королевиче-Соколе, Каменном Хозяине — все что угодно, где были могучие воины, скрывшиеся во тьме веков могучим волшебством… Таких сказок рассказывают в каждом деревенском доме по пяток.
— Вот-вот, — кивнул Стар. — С пяток — это ты еще скромно…
— Ваше превосходительство! — полог палатки бесцеремонно откинулся, туда заглянул оруженосец Стара — очень серьезный и вежливый мальчуган лет двенадцати, заменивший Легиса, погибшего у Фийята. — Аскольд, знаменосец Алого отряда, повздорил с правофланговыми из Тальмора, они схватились за ножи! Клаус их разнял, но они требуют вас, милорд!
— Иду, — рыкнул Стар, соскакивая с койки. — Вот никогда не дают побеседовать о поэзии!
— И не надейся, что тебе так легко удастся отвертеться от разговора, — заметил Райн, возвращаясь к тетради. — У меня все записано, — он осторожно постучал пальцем рядом с тетрадью, опасаясь смазать чернила.
— Ага, — легкомысленно кивнул Ди Арси. — Разберемся.
Он легкой походкой вышел из шатра, глубоко вдохнул мягкие, прозрачные запахи засыпающего леса. Глухая чернота схлопнулась над ним: никакой игры теней больше не было. Только ночь, беспросветная и одинаково равнодушная к интригам богов и людей.
Стар сказал, нарочито с ленцой и призраком затаенного гнева, якобы бушующего уже за горизонтом:
— Что за шум, господа? Почему вы не даете товарищам отдыхать перед боем?..
— Возвращаясь к нашему разговору, — произнес Райн неумолимым, как судьба, тоном, когда Стар, после часового разбирательства, ввалился в шатер не вполне трезвый и принялся со стоном снимать сапоги.
— Уйди… — неразборчиво промычал Ди Арси, свалившись лицом в подушку.
— Не уйду, мне некуда, — возразил Райн. — Надо решать сейчас, потому что завтра мы покинем войско. Максимум, послезавтра, но до полудня.
— Чего? — Стар поднял голову и мутно уставился на астролога. — Гаев, ты сейчас отряд не сдвинешь.
— А я не говорил про отряд, — терпеливо повторил Райн. — Я говорил про нас с тобой. Дорогой мой Ди Арси, как побороть легенду?
— Другой легендой? — спросил Стар. — Обычно так с ними и борются. Еще пойдет много-много сытой жизни, чтобы про легенду и думать забыли.
— Ну, много-много сытой жизни мы, к сожалению, даже самим себе обеспечить не можем, — улыбнулся Райн. — А если задаться целью поймать легенду, то нам нужно брать человек десять и ехать к Вии, не дожидаясь декабря.
Стар до сих пор сдерживался и не говорил Райну, что он думает о перспективе двигаться через Пол-Заката через осеннюю распутицу. Но тут уж он возмутился:
— Гаев! Ормузд тебя побери, какой бы замечательным ни оказалась твоя очередная затея — как ты его видишь?! Три недели, а то и четыре, минимум, до Ингерманштадта, еще не пойми сколько уламывать его императорское лысейшество, и там покуда вернемся к армии — и все, уже никакой войны не выйдет! Снег, дождь и каша на дорогах.
— Ты же мне сам говорил, что до середины ноября в этих краях воевать можно — а то и до снега?
— Говорил! — воскликнул Стар. — Но ты думаешь, мы обернемся к середине ноября?
— Думаю, мы обернемся до его начала, — спокойно подтвердил Райн. — Я даже знаю, как. А ты не спросишь зачем?
— Какой смысл спрашивать? — пожал плечами Стар. — И так ясно, что это мне не понравится. Ты что, получил знаки, будто где-то на севере можно поднять Лебединое Воинство или кого-то вроде них из давно заслуженных могил?
— Почти… — улыбнулся Райн. — Ну, скажем так, я получил подтверждение, что это вполне вероятно. А так это или не так — нам уж придется выяснить у Ванессы.
— Знаешь, что я думаю по поводу того, чтобы втягивать ребенка во все это? — обреченно поинтересовался Стар.
— Ты мне уже говорил. Но что делать? У нее уже есть дар, тут никто ничего не в силах изменить. Мы с тобой были немногим старше.
— Не знаю, как ты, а я был старше почти вдвое, когда меня впервые коснулось… это все… — проговорил Стар, задумчиво глядя в полог.
У него вдруг закололо в левом боку, зашитом. Кто его знает…
— Ну-ну, — усмехнулся Райн. — Лично тебя десница божия коснулась при рождении. Кстати, как там Кевгестармель? Не беспокоит?
— На удивление, нет, — отозвался Стар. — Так только… ворочается иногда. Думаю, он ждет чего-то. Ты не знаешь, чего?
Райн промолчал и вернулся к записям. «Ну да, — подумал Стар горько. — Лгать он мне не хочет. Потому что тогда его вечной козырной карты у него уже не останется…»
Прошло еще несколько минут, одинаково сонных, полутемных и теплых. Уже сквозь сон Стар слышал твердый голос астролога, который излагал ему свои соображения. Тихо, на лагарте, чтобы нашлось мало умельцев подслушать — но все же вполне разборчиво. Как всегда, звучало это разумно. На первый взгляд.
— Ормузд с тобой, — хмуро сказал Стар наконец. — Я пока не вижу смысла в этой капании — после Танадовы-то уж точно. Так что ладно. Если и прервем кампанию на зиму, вряд ли это что изменит. Когда, говоришь, надо выступать? И кого ты оставишь с армией? Нужно, чтобы эта твоя… лесная братия… их не трогала.
— Провожатый будет, — спокойно сказал Райн.
— Тогда вели поднять нас завтра пораньше. Нужно еще депешу Хендриксону отправить.
— Я напишу. Ты прогляди только и печать свою шлепни.
Много позже Стар как будто видел сон, как Райн поил единорогов своей кровью и что-то им приказывал. Он не был уверен, сон ли это на самом деле.
Мир, что раскрылся вокруг них и потом вновь сомкнулся, вбирая в себя конный отряд, точно жаждущий путник собирает в ладони воду из родника, походил и не походил на настоящий. Те же сосны, те же дубы и липы, тот же осенний туман, тот же невнятный стук дятла и седина росы в траве. Но Стар что-то чувствовал. Может быть, чувствовал бог внутри — из самого центра его существа потянуло холодом, и стало чуть более пусто.
Они оказались здесь внезапно. Ничего не было кругом, когда отряд до свету покинул лагерь; ничего не было, пока неизвестная Стару тропинка свела их к ручью, и пока они ехали вдоль воды. Только кони фыркали, то и дело нагибая головы, чтобы напиться.
А потом по левую руку от них выплыла вершина Карнгейского холма, на котором Стар еще совсем недавно приказывал поставить сторожевую вышку. Вышка тоже была там, в клочьях тумана, неразличимо плывущих над вершиной, но часовой отчего-то не заметил их. Возможно, задремал.
И потом оно случилось.
Они просто шли и шли, и деревья были те же, и туман тот же, но Стару почему-то показалось, что это уже совсем другое место. Туман скоро исчез, и под ногами у них разостлался ковер разноцветных, праздничных листьев, а небо вдруг стало прозрачно-ясное, непостижимо голубое.
В ярком свете все вокруг показалось более весомым, более значимым. Даже тени здесь выглядели резче, а голоса рождали эхо, как под куполом храма. Райн подвел свою кобылу к Старовой и тихо сказал:
— Отдай, пожалуйста, приказ, чтобы воины твои никуда далеко не отходили. Даже поохотиться или за водой. Даже по нужде. Если кому-то что-то нужно — пусть говорит. Мы остановимся и подождем его.
— А что? — спросил Стар.
Он знал своих людей и прекрасно понимал, что в лесу — даже в здешнем лесу — они не заблудятся.
— Ну, — сказал Райн, — ничего особенного. Отстать могут. Потеряться. Мы сейчас очень быстро поедем.
Но ехали они не быстро, почти шагом. По лесу даже рысью двигаться сложно, это вам не поле. Иногда они выходили на дорогу, чаще блуждали какими-то тропами. Ни разу им не встретились даже феи, ни разу из чащи не послышалось гневное ржание единорога, которое Стар давно научился отличать от ржания обычных лошадей. Но приказ, отданный с утра, соблюдался отрядом твердо.
И все-таки, когда они расположились на привал, двое молодых латников, посланных за водой, вернулись очень нескоро. Они оправдывались: вроде, ненадолго отошли, вот она, речка, только что проезжали! — а так запутались, что час не могли выйти.
— Я виноват, — сказал Райн. — В следующий раз остановимся прямо у воды.
Стар отвел друга в сторонку и, прихватив за ворот плаща (осторожно так) спросил:
— Это ты Драконьим Солнцем со временем играешь?
— Не со временем, — покачал Райн головой. — Это я так… фокусы небольшие. Попросил лес нас побыстрее пропустить. Он это может. Но аккуратнее надо: повезло, что эти два олуха вообще вернулись.
Когда они вышли к Каменному Поясу всего на третий день, Стар уже ничему не удивлялся.
Горы преодолеть оказалось далеко не так легко и просто. Не было никакого ускорения времени, не было ничего, что могло бы помочь путникам, и ближе к вершинам уже дули холодные осенние ветры, шел снег и ледники грозили расползтись. Но перевалы еще не были закрыты и, как уверяли старожилы, не закроются до декабря.
Они покупали козье молоко в крохотных, отрезанных от богов и людей деревушках, где над небом довлели серо-голубые пики гор, и казалось, что нет ничего важнее и проще этого пути вперед — все равно куда…
Даже цветные облака, которые стало отчетливо видно с высокого утеса, не вызвали прежней тоски — возможно, потому что в этот раз Стар не покидал родную землю на неимоверное количество лет. То, что он сейчас пытался эту землю завоевать, в расчет не шло.
Они спустились с гор. Еще день пути до Рита — по дорогам, на которых уже установилась власть герцога Хендриксона, часто меняя лошадей — потом по Риринской области на том берегу, потом по самой Священной Империи. Как сказал Райн, не более недели. Не более! Менее двух недель — и они окажутся в Ингерманштадте, увидят Вию и Фильхе…
Эта перспектива будила в Старе сложные чувства: С одной стороны, он соскучился, а с другой — они с бывшей саламандрой расстались не самым лучшим образом. Она считала, что он от нее устал, — и, в целом, была права. Но Стар не хотел обижать свою женщину: Фильхе не была ни в чем виновата. Не была и Агни. Просто так… ну, если угодно, так сложились звезды.
Именно звезды в ту ночь были особенно яркими и крупными. Райн еще с вечера казался странно молчаливым и сосредоточенным, даже ел как-то машинально — хотя обычно астролог на аппетит жаловался не более, чем любой молодой человек, проводящий много времени на свежем воздухе. Пока не погасли последние сполохи заката и на горы удушающим одеялом осенней листвы не свалилась глухая темнота, он пытался что-то не то читать, не то писать. Потом пробовал и при свете костра, но Стар пригрозил отправить его спать силой.
— Может, врукопашную я тебя и не одолею, — сказал ему Стар, хотя на самом деле был уверен, что одолеет, пусть и не сразу, — но двоим воинам это удастся без труда. А я отдам такой приказ, можешь быть уверен: невыспавшийся астролог мне не нужен, особенно завтра, когда нам надо будет доложиться Хендриксону.
— Мы не будет докладываться Хендриксону, — сказал Райн. Он был очень бледен — или это только при свете костра так казалось?
— С чего это? — нахмурился Райн. — Хендриксон должен быть сейчас в ставке в Армизоне. Даже если его там нет, проходить мимо и не завернуть — не просто легкомыслие, это, дорогой мой, с изменой граничит!
— Это не измена, — сказал Райн. — Сам знаешь, что Его Сиятельство дал тебе самые высокие полномочия. Нам сейчас нельзя заезжать в Армизон, нельзя терять время. И так есть вероятность, что мы не успеем закончить кампанию с Радужными Княжествами в этом году.
— О! — сказал Стар. — Вот ты и признался. Значит, все-таки есть?
— Не так громко. Если хочешь, отойдем куда-нибудь в сторону.
Рядом никого не было, да и говорил астролог тихо, но Стар понял, о чем он — кто-то из латников мог подслушивать, а будить преждевременно панику в отряде глупо.
— А в лесу мы наткнемся на кого-то, кто присел под кустик как раз в пределах слышимости. Совершенно случайно, подчеркну. Так значит, мы можем не успеть.
— Можем. Все зависит от Ингерманштадта.
— Но разве ты не знаешь точно? Брось. Раньше ты был уверен.
— Астрология — это искусство, — проговорил Райн так, что Стару показалось: на самом деле своими словами он что-то тщательно прячет, возможно, какое-то знание. — В ней не всегда можно говорить определенно. И вот сейчас есть вероятность, что мы не успеем. Я не говорю, что после этого дело нельзя будет окончить к нашему удовлетворению; просто тогда потребуются совсем другие усилия.
— Ты темнишь, — прямо сказал Ди Арси. — Почему? Что ты знаешь?
— Ничего особенного, — быстро произнес Райн, отвернувшись. — Но прошу тебя — поспешим.
— Все это угрожает тебе лично? — прямо спросил Стар: пальцы вцепились в кожаный ремень.
— Нет, — легкая улыбка. — Ни в малейшей степени.
И Стар, как всегда, ничего не смог ему возразить.
В покоях Фильхе, как всегда, горело множество свечей, и при задернутых окнах стояла удушающая жара. Сейчас бывшая жрица и бывшая саламандра сидела перед зеркалом из полированной бронзы — очень старая вещь, боги знают, как она тут взялась — и расчесывала длинные рыжие волосы. Кроме этих волос ничто не прикрывало ее тело. Стар, валяясь на кровати, любовался ею.
— Что все-таки за женщину убили здесь прямо перед нашим приездом? — спросил он. — Об этом много говорили. Какую-то знатную.
— А! — Фильхе пожала плечами, скривив губы. — Это была бывшая фрейлина императрицы. Та вывезла ее из дома, из Дойшеля, когда только вышла замуж за императора. Потом дама ей надоела, императрица ее выставила. Домой женщина почему-то не вернулась, а обосновалась в столице… Уж не знаю, на что жила, но ее и как звать забыли. И тут — пожалуйста, тело нашли в совершенно неподобающем виде. Говорят, никто не ожидал от нее такого фортеля! — Фильхе хихикнула.
— Неужели не искали виновных? — спросил Стар.
— Искали, только никого не нашли… — Фильхе обернулась к нему. — Стар! Я не понимаю, почему ты расспрашиваешь меня об этом! Я… я так тебя ждала, и не слышу даже ни одного вопроса о том, как мне было тут, и вообще… — губы у нее задрожали.
Стар нимало не сомневался, что слезы эти притворные. А впрочем, может быть, и нет… Агни, видно, снова забыла, что в этом теле повадки молоденькой девочки смотрятся смешно.
Он быстро сказал:
— Огонечек мой, просто, пойми, я смертельно перепугался за тебя! Когда мы остановились неподалеку от Ингерманштадта, до нас дошли слухи, что убили какую-то знатную иностранку. О чем я мог подумать?.. Либо Вия — либо ты. Я был на грани безумия! Если бы с тобой что случилось, я бы разнес этот город по камешку…
— А, — Фильхе дернула плечом, как будто не смягчившись, — не бери в голову.
— В каком же виде нашли ее тело? — спросил Стар. — Может быть, ты все-таки…
— Слышать больше об этом не хочу! — заявила она. — Если хочешь знать, все это путешествие прошло отвратительно! Вия так изменилась, ты даже представить себе не можешь! Я чувствую, что она больше не любит меня — а ведь мы были такими подругами! Все из-за этой маленькой чертовки — совершенно несносный ребенок! Во имя Ормузда, ее надо будет отдать на обучение в монастырь как только хоть немного подрастет…
— Совершенно с тобой согласен, — Стар подошел к Фильхе, вынул гребень у нее из рук и поцеловал в изгиб плеча, там, где он переходил в шею. Думал Ди Арси в это время совершенно о другом.
А именно — об убитой фрейлине. Нечасто все-таки убивают безобидных старых приживалок, особенно если они не замешаны ни в какой интриге. Или замешаны?.. Возможно, если некая интрига имеет место, это будет полезно. Узнать, во всяком случае, стоит.
— Ну чего я вам могу рассказать-то по этому поводу? — магистр Розен почесал седые волосы под беретом, вздохнул и задумчиво сплюнул в блюдечко шелуху от тыквенной семечки. Часть шелухи до блюдца долетела, часть прилипла к седой жидкой бороде. — Ну вот там сейчас при дворе они… все. Интригуют. А что интриговать?
Стар потихоньку сжал кулаки под плащом и посмотрел на Райна — но тот хранил на лице выражение самого доброжелательного внимания.
Розен не принадлежал к огромному количеству корреспондентов Райна, щедро раскиданных по половине континента. Он возник на их горизонте относительно недавно — его порекомендовал Галлиани. Причем, что самое интересное, порекомендовал не лично Райну, а Стару, в конце их памятного разговора в Мигароте, когда Райн еще метался в забытьи после пыток.
Едва увидев этого хромого смешливого старикашку себе на уме, Стар решил: его внешний вид — хитрая маскировка, на самом деле Розен — подлинный игрок теневой политики Ингерманштадта, а, следовательно, и всей Священной Империи.
Однако чем дальше, тем больше появлялось причин в этом мнении разочаровываться. Осведомленность Розена сводилась к обычным городским слухам, особенным аналитическим умом его реплики тоже не блистали, и знакомств в высшем эшелоне у сего адепта Великого Искусства не имелось: его услугами пользовались, преимущественно, зажиточные мастеровые и окрестные дворяне из мелких или очень провинциальных.
— Кто интригует против кого, маэстро? — спросил Райн.
— О, да все, ровным счетом все! Императрица против императора — теперь, когда она беременна, ух как все вокруг нее закипело! Кто-то ставит на сына, кто-то — на дочку… Одним словом, мясцом торгуют, да, — Розен потер друг о друга. — Ну и император… того. Она из других семей, Ее Величество-то. И сами… те, кто правят. Великие герцоги…. Понимаете, ага? — он захихикал. — Его мудрейшество старший жрец Одина, опять же… и жрец Ормузда, они-то… Уууу!
Стар чуть прикрыл глаза. В доме у астролога-алхимика ему тоже не нравилось: мрачно, пыльно, слишком много драпировок и слишком мало света. Слуг совсем распустил. Удивительно, как они при таком порядке еще половину дома не растащили.
Плохо, что Вия с девочкой живут тут почти месяц. Женщинам и детям нужны свежий воздух, почтение и уют. Надо быстрее заканчивать с делами здесь и вывозить всех из этого тяжкого города. Вонь стоит в три раза сильнее, чем в Мигароте — а Мигарот в три раза больше.
— Понимаем, — кивнул Райн. — А с королевской семьей Белых Гор, часом, никто из них не связан?
— Да как же не связан! — Розен захихикал. — Да все они повязаны. Вы у кого угодно спросите: жрец-то сыночка-то своего незаконного — о! За принцесску их сосватал, как раз в прошлом году дары возили… Ну и это… Говорят, травница-то придворная… К ней из Белогорского королевства как раз… за советом и помощью, то се… Принимала, да. Ожерелье подарили. Рубиновое. Ох, камни, огнем горят!
— А как королевская травница — знаете вы ее? — поинтересовался Райн. — Что она за человек?
— Человек как человек, мне ли не знать! Радикулит вот лечила… Мы люди маленькие, однако тоже кое что… по мелочи, туда, сюда… Куда ж без маэстро Розена! Опять же, спрашивала она меня… про молодого магистра Драконьего Солнца… Вот как вы сейчас спрашиваете.
И глаза у него блеснули неожиданной, острой хитростью.
«Хорек, — неприязненно подумал Стар. — Чего еще и ожидать от рекомендации Галлиани! Ясно же, что люди его — это не наши люди, это так. Контакты. Может и так повернуться, а может и эдак…»
К его удивлению, Райн поджал губы — даже тень человеческих эмоций появилась на его умиротворенном, ласково вопросительном лице.
— Значит, хорошо знаете… — проговорил он. — А встречу устроить сможете?
— Так она во дворце дежурит до конца недели, — будто бы огорчился хорек Розен. Но тут же переменился в лице, снова мелькнули коричневые лапки с выступающими костяшками. — А отчего и нет. Записочку-то передать… оно завсегда.
Стар посмотрел на Гаева — и чуть было не отпрянул. Лицо у Райна на мгновение сделалось такое, что хоть сейчас хоронить.
— Ядвиге Гаевой-то… да пожалуйста… — продолжил Розен.
Тут Стару стало все ясно. Он вспомнил и другое: каменный колодец под лесным сводом, женщину с бриллиантовыми сережками… Он тогда сунул голову в ключевую воду, и эта вода обожгла кожу могильным холодом.
Нельзя спокойно смотреть в глаза матери, которая думает, что ты предал ее.
Ингерманштадский императорский дворец, Элизиум, стоял на одном месте уже больше тысячи лет.
Это было удивительное сооружение, расползшееся на несколько акров. Периодически он выгорал, время от времени разрушался, иногда менял хозяев. Бараки для слуг спешно переделывались в жилье для господ, обветшавшие башни, что занимали когда-то фрейлины королевы, отводились под складские помещения или комнаты камергеров. Первые этажи становились подвалами, последние достраивались — замок помнил гораздо больше, чем сам хотел бы.
Таковы многие здания на Закате — они пережили сами себя. Их никогда не перестраивали, потому что истории не позволялось двигаться вперед: одни короли и князья сменялись других, оттачивалось искусство паркового садоводства и дворцовой интриги, фрейлины изощрялись в вышивании и изготовлении ядов.
А Элизиум собирал внутри себя паутину, старые фрески и предания.
Одно из них гласило: во дворце можно спрятать все, что угодно, и отыскать место для всего. Безусловно, в том числе и для маленькой приватной встречи.
У одной из задних дверей во дворец — в Элизиуме множество входов и выходов, парадных и черных — Райна встретила толстая служанка в заляпанном переднике. Угрюмо огляделась — но других светловолосых людей в берете с совиным пером поблизости не наблюдалось.
— За мной, ваша милость, — сказала она. — Да пригибайтесь: здесь низко.
Липкая противная паутина, свисающая с низких потолков, мигом испакостила берет.
«Наверное, изнанка блистающего хоровода небесных светил едва ли краше, чем изнанка блистающей придворной жизни, — подумал Райн. — Пыльно, противно. И некому наведаться со шваброй».
— Тут, ваша милость, — сказала служанка. — Ее милость сейчас прибудет.
Райн вошел, подивившись про себя, что мать позволила ему первым добраться до места встречи. Давать преимущество в территории? Не в ее характере.
Комната была длинной и узкой, с окном, больше похожим на щель. Всей мебели — низенькая скамеечка да пыльный покров.
Райн подошел к окну. Оно выходило в парк, где можно было видеть аккуратно подстриженные деревья, зеленые лужайки и выровненные по форме кусты. Мужчина и женщина — он не мог отсюда по одежде разобрать, кто — стояли под опадающим кленом и, кажется, кокетничали.
— Сударь, — произнесли откуда-то из-за плеча Райна.
Он обернулся и сразу увидел свою собеседницу. Женщина в просторном темном платье.
— Сударыня матушка, — сказал Райн. — Рад видеть вас в добром здравии. Как поживает мой брат?
Она сделала реверанс.
— Благодарю вас, сын. Я тоже рада нашей встрече. У вашего брата также все хорошо, я передам, что вы справлялись о нем.
Он поклонился. Она села на стул.
— Итак, — произнесла Ядвига Гаева. — Что вы хотели обсудить со мной?
— Возможности, — произнес Райн. — Тысячи новых возможностей. Которые держит в руках Его светлость рыцарь Оливы.
Он заговорил. Возможно, его речь текла легко и плавно, возможно, его слова вместо щедрого послеполуденного солнца золотили пылинки в воздухе. Но самому Райну казалось, будто он плетет паутину не хуже дворцовой, и невыносимо тяжело было на сердце, ибо он не знал, правильно ли поступает. Впрочем, сомневаться астролог как раз права не имел.
— Таким образом, сударыня, — произнес Райн своим самым мягким и самым убедительным голосом, — вы видите, что мы союзники, с какой точки зрения ни посмотри. Вам выгодно то, что я предлагаю, мне выгодна ваша помощь, — «выгодна» он выделил голосом.
— А… конечно, — согласилась Ядвига Гаева. — Узнаю породу. Вы, конечно же, уже собрали обо мне все сведения, какие только можно? Знаете и мое положение при дворе, и какое влияние я имею на Их Величества…
— И какого не имеете, — кивнул Райн. — Совершенно верно.
— Тогда вы, должно быть, знаете, что я связана с его святейшеством Унтер-Вотаном. Вы же предлагаете мне развязать войну против его интересов.
— Я предлагаю вам в первую очередь больше, чем может предложить его святейшество.
— Его святейшество пользуется всемерной поддержкой императора, — «Проще говоря, — подумал Райн, — он-то тут и правит». — Вы предлагаете мне больше, чем способен предложить император?
— В некотором смысле. Может ли он дать вам поддержку настоящего союзника, сударыня.
Она приподняла руку, словно хотела поправить волосы, но опустила ее на колени, не коснувшись чепца.
— Прошу вас объяснить.
— Извольте, сударыня. Вы служите Его Величеству уже сколько — года два, кажется? За это время вы значительно облегчили его состояние, возможно, именно благодаря вам был зачат наследник. Однако неужели вы думаете, что даже после рождения принца Георгию Гаеву будет пожаловано поместье? Не смею сомневаться в честности Его Величества, однако рассудите сами: вы выгодны Его Величеству именно в том качестве, в каком сейчас. Как только вы обретете земли — вы обретете независимость.
— И что же должно измениться после того, что вы предлагаете? — спросила Ядвига, вскинув голову.
Райн залюбовался ей, да так, что у него сжалось сердце. Эта до предела знакомая складка у рта стала глубже — настоящая морщина. Только справа, слева нет. Эти густые брови, которые она никогда не выщипывала, повинуясь моде, остались такими же. Вот только чепец… Райн помнил: когда он был маленьким, мама никогда не закрывала волосы. Носила распущенными, или в косе, или подхватывала бечевкой у лба, чтобы не мешали, как крестьянские женщины.
Таких красивых волос, как у матери — густых, длинных, рыжевато-каштановых — Райн больше ни у кого не видел.
— Ну, сударыня, не мне вам объяснять, с вашим жизненным опытом, — пожал плечами Райн. — Сеньор, держащий землю на вражеской территории, никогда не может быть полностью независим от сюзерена. Даже менее того. Ведь у вас нет собственной армии — или я ошибаюсь?
Ядвига никак не прокомментировала этот намек на собственную уязвимость. Даже кулаков не сжала.
— Итак, — сказала она после короткой паузы, — говорите по сути, Райн. Что вы от меня хотите?
Ингерманштадская мозаика, которую Райн обдумывал последние несколько месяцев, наконец начинала складываться. Обрастала готовыми именами и лицами поверх умозрительных схем, прорезалась картинками настоящих мест, запахами и ощущениями. В Элизиуме — пыль, паутина и память. В главном храме Одина, по совместительству жилище Унтер-Вотана, пахнет благовониями, дымом курительниц, вязкостью незнакомого говора, которым пользуются его жрецы, потому что, видите ли, для этого языка есть руны.
Ингерманштадт, древний, каменный, много раз перестроенный и переделанный, обретал свое лицо. Не город ремесленников и торговцев, как Мигарот. Не вотчина дворян и художников, как Медина-дель-Соль. Город-столица, город многочисленных полунезависимых чиновников, наезжающих сюда из всех концов Священной Империи, город храмов и степенных, не думающих особенно о прибыли, в отличие от южан, обывателей. Город невыносимо сложных интриг, интриг без особенной цели и смысла, текущих под поверхностью обычной жизни, город, утонувший сам в себе.
Стар все это чувствовал лучше. Для Райна сражение за статус оставалось в рамках чисто академического знания — он не понимал, какие выгоды всерьез будут проистекать из того, что одна фрейлина на приеме усядется на два места ближе к королеве, чем другая. Он вспоминал сплетни шляхетского двора (до их глухого угла они долетали с большим опозданием, но все-таки долетали). Там — звенели шпаги и лилась кровь. Здесь лился в лучшем случае яд, а звенели только церковные гонги.
Содержанием борьбы стали какие-то неосязаемые привилегии, какое-то влияние, какая-то власть, сущность которой Райн мог ухватить только умом, но не сердцем.
Они со Старом разбирали расклад, сидя в комнате Ди Арси у магистра Розена при свечах. В осеннем вечере за окном шелестел невидимый за закрытыми ставнями дождь.
— Значит, смотри, — говорил Стар, расхаживая по комнате. — Кто у нас тут есть? Император. За него вроде бы Унтер-Вотан, но на самом деле жрец не за него. Там целая группа… как бы их назвать?.. Они и старшее дворянство, и одновременно вроде как держат должности в Империи от императора. Потом у нас есть герцоги нескольких концов. Герцог Олаусс, граф Шпеервальд, герцог Бартонби и герцог Унтрехт. А, и еще эрцгерцогиня Динстаг регентшей при сыне.
— Лихо ты их в одну кучу, — улыбнулся Райн. — Они тоже не вместе. Слишком их много.
— Понятное дело, что они тоже каждый за себя, — кивнул Стар. — Но лично у меня не хватает мозгов с ними со всеми разбираться по отдельности. Ясно одно: все хотят примерно одного и того же — не дураки же они. Им всем война выгодна. Им это владения делить. Такого, как в Мигароте, тут не будет — чтобы одни против войны, другие за. Тут все за, такой это город.
— Такая эта страна, — Райн задумчиво постучал костяшкой указательного пальца по разложенной перед ним карте. — Видишь, в чем дело… Они каждый хотят именно свое влияние повысить. Земли это не такие богатые, как на юге, торговля тоже не сказать, чтобы процветает. Разве что в городах — и то… Провинция возделывает землю и почитает это за счастье. То же и землевладельцы. У кого вотчина больше, тот и богаче. Поэтому когда мы им предложим дележ земли — тут в первую очередь пойдет дело к тому, ближе к кому найдется эта самая земля, которую будем делить.
— Ну, вариант-то тут только один, — Стар наклонился над картой, и Райн слегка отодвинулся, давая место. — Кто тут? Бартонби, Динстаг и Шпеервальд немного задевают.
— Ну вот и дождалась эрцгерцогиня, — улыбнулся Райн. — Несмотря на громкое наименование, она из этой пятерки наименее влиятельна. Последние поколения так сказались. Поэтому сейчас пойдет игра — если мы будем договариваться, то с кем мы будем договариваться? Кому пойдут все лавры?
— А кто увидит в этом возможность и в самом деле восстановить императорскую власть в прежнем объеме, такой, какой она должна быть? — Стар сощурился.
— А, — заметил Райн. — Это тоже вопрос, не правда ли?
— Что по этому поводу говорят звезды? — заметил Ди Арси довольно легкомысленно. — Ты, небось, уже знаешь ответ.
— Звезды, мой добрый друг, — произнес Райн наставительным тоном, — никогда ничего не говорят просто так. В первую очередь они советуют проявлять инициативу.
— Во имя Аримана и всех его демонов! — Стар запрокинул голову, черные кудри до плеч метнулись по вишневому сукну камзола. — Как я тебя ненавижу в такие моменты!
Тон его совсем не был ненавидящим.
Райн ничего не ответил.
— Его превосходительство сиятельный скипетр, владыка всех скипетров вселенной, правая рука Одина!
Так тут объявляли вещи — как живых людей.
Райн вздохнул, переступил с ноги на ногу и постарался не зевать. Умом он понимал, откуда взялась вся эта говорильня, и чего этим пытаются добиться. Священная Империя — такая же фальшь, фрески по сырой штукатурке, как любая другая империя на Континенте. В чем плюс этого конкретного государства — они сохраняют видимость внешних элементов, подгоняют суть под оболочку. Самое смешное, что он, Райн Гаев из Северной Шляхты, занимается ровно тем же самым. Если у них получится… а у них может получиться…
— Милостью Ее Превосходительства, королевский кубок!
Вошла фрейлина в тяжелейшей, расшитой множеством самоцветов накидке, с фигурной чашей на расписной подножке. Поклонилась и встала по левую руку от трона.
Он опять не спал почти всю ночь, разыскивая ошибку в расчетах. Бесполезно. Даже смысл старых записей не давался ему.
Под утро огонек свечи начал двоиться и троиться: казалось, будто смотрит из темноты напряженный, тяжелый взгляд, не в силах понять, какая из населяющих комнату теней и есть молодой астролог. Райн знал, что это вовсе не кажется, поэтому он погасил свечи и отправился спать. Лег поверх одеяла, в одежде, осторожно, чтобы не разбудить Вию.
Она тоже пожалела его будить с утра. В результате Стар растолкал его за час до приема — только-только добраться. Райн еле успел плеснуть в лицо воды, нацепить берет с совиным пером и новый плащ — на новый камзол времени уже не оставалось. Поэтому приходилось мрачно кутаться в черный бархат и радоваться, что никто не видит за тканью с вышитыми символами планет кожаные заплаты на локтях.
Зато сапоги были новые и жали. Со временем разносятся, а сейчас неудобно. Не надо было соглашаться на перешивку полуготовых, но в выборе одежды Райн больше всего ценил скорость.
Это Стар заставил заказать.
Райн украдкой посмотрел на Ди Арси. Тот стоял на ряд ближе к трону. Из своего укромного места под светильниками Райн отчетливо видел только его скучающий профиль. Остальное заслоняла какая-то дама в меховой муфте: во дворце, несмотря на духоту, было холодно. Причем так, как будто уже наступила зима: изо рта вылетал пар. Спасибо, хоть без чада обошлись: освещали тут лампадами. Иногда сверху капало масло, но Райн предусмотрительно встал так, чтобы на него не попадало.
Даже профиль Ди Арси выглядел подтянутым и строгим. Детская припухлость щек, еще заметная год назад, теперь совершенно покинула Рыцаря Золотой башни. Настоящий герой во всей красе. Сказал пару любезностей соседке слева, хорошенькой рыжей девочке. Вот наклонился к своей соседке справа, этой, с лисьей муфтой, что-то сказал ей на ухо — дама захихикала. Уложился точно в паузу между очередным вносом и выносом (кажется, на сей раз какого-то обсидианового ножа, для благословения собравшихся). Чем этот нож прославился, Райн прослушал.
«Какой он молодец, — подумал астролог с нежностью, всегда удивлявшей его самого. Как всегда в такие минуты он отделил это чувства от себя, отставил в сторону. — Стар здесь на своем месте. В сущности, он где угодно на своем месте: идеальная приспособляемость. Он не лазутчик, ему не хватает хитрости, но он прекрасный наблюдатель. Как же он дорог мне, как я люблю его — и ни в коем случае нельзя, чтобы он узнал, насколько. Это все осложнит».
Прием тянулся и тянулся. Он был посвящен дню рождению одной из принцесс — двоюродной сестре нынешнего императора. Дама лет пятидесяти очень походила на остальных представителей своей фамилии — чопорная, бесцветная и почти незаметная. В черном платье она терялась на фоне темных же драпировок. Смотреть на нее не хотелось, и Райн в очередной раз изучал тех людей, с которыми так или иначе ему придется взаимодействовать во всем этом предприятии.
Первый очень походил на свое имя — род Бартонби четыре сотни лет назад переселился с Островов, и сохранил в себе немало прагматичного, живого и здорового островного духа. Он даже напоминал герцога Хендриксона — несгибаемым выражением лица и пшеничным оттенком волос. Это был широкоплечий высокий бородач с веселыми серыми глазами, которые блестели над красными щеками. Стоял он на приемах всегда широко расставив ноги, а за плечами у него полоскался темно-вишневый плащ с гербом, вытканным золотым шитьем. Накидки с гербом последние лет десять почитались в Элизиуме почти дурным вкусом, но Элиус Таффель, герцог Бартонби, не желал подстраиваться под веяния моды. А может быть, просто про них не знал.
При всем том нельзя было бы заподозрить этого человека в простодушии: Райн знал, что через земли герцога протекает Лира, единственная судоходная река в Империи. Лира также проходит через Малые Королевства (включая Саммерсонское Белогорское), впадает в Рит — значит, Мигарот, значит, торговля. Торговля — это значит, деньги. Именно деньгами он и побивал ближайших своих соседей: Шпеервальд, Динстаг и даже саму императорскую вотчину, Ингерманландию.
Кстати, о соседях.
Эрнст Теодор Ганнер, Граф Шпеервальд, единственный граф в этой сиятельной компании. Ну вот так исторически совпало, что графство расширилось и приобрело определенный вес. А переименовывать не стали — официально великих герцогств четыре и, говорят, уже много поколений Шпеервальды роют носом землю, чтобы статус их вотчины повысили. Это можно использовать. Все равно как тягу королевской травницы получить имение для своего сына, взамен того, которое шляхетский король отнял у ее мужа.
Когда Григорий Гаев погиб первый раз — тогда у этой женщины оставались сын и дочь — она и думать не думала ни о каком возврате имения. Продолжала странствовать и лечить кого попало, как будто для нее ничего важнее не было на свете. Или как будто она не хотела видеть этого дома и этих детей.
Нет, Райн, стой, сейчас не о том надо думать.
Возвращаемся к Шпеервальду. Молодой еще парень, лет двадцать, наверное. Бледный, спокойный, задумчивый. Лицо мало что выражает, а известно про этого аристократа еще меньше. Живет уединенно, при дворе мало с кем общается. Но у Шпеервальда граница со Шляхтой и с Зарадаганскими областями длиннее, чем та, что по Риту. Выгодно ли ему то, что может предложить Райн? Будет ли он готовить нападение на Шляхту?
Райн мимоходом подумал, не означает ли вся эта игра то, что Шляхту надо будет отдать Шпеервальду. Чтобы попасть туда, герцогу Хендриксону пришлось бы провести войска через всю Империю — кто ему это позволит?..
Ладно, поглядим.
Далее. Эрцгерцогиня Динстаг. Вот она, сидит на низеньком стуле без подлокотников. Вообще-то сидеть в присутствии императора — а этот худосочный мужчина уже как-то незаметно занял трон — не полагается, но эрцгерцогини Динстаг дарована такая привилегия. Еще в позапрошлом столетии. Нынешняя носительница имени пользовалась привилегией вовсю: не только сидела, но еще и разложила на коленях рукоделие, довольно сложную вышивку. Райн подумал о Вии, и о ее вышитых птицах.
Тереза Блаусвисс ничем не напоминала Вию. Среднего роста худосочная блондинка с завитой челкой. Тяжелое бархатное платье, темно-коричневое по местной моде, ей не слишком шло. Стар бы, наверное, сразу сказал: тут надо что-то зеленое, воздушное… или пастельных тонов. Но на этом фоне кожа дамы казалась болезненно белой, производя почти неземное впечатление, а плечи — особенно хрупкими. Возможно, в этом и состоял расчет.
Вот тонкие пальцы с крупными суставами отложили рукоделие и извлекли из крошечного ридикюля нюхательные соли… плохо стало? Да, здесь душно. Холодно, душно, а по ногам дует сквозняк. Впрочем, дамам, наверное, легче: блио в этом сезоне волочатся по полу, а вот штаны в моде короткие. И чулки. Чулки — это, конечно, хорошо, но в промозглом ингерманландском климате Райн предпочел бы длинные брюки поверх сапог.
Далее. Утрехт.
Герцог Унтрехтский, Фридрих Вильгельм Таллеман. Красивый мужчина в возрасте: орлиный нос, густые брови, внушительная осанка. Говорят, что он глуп, и говорят даже, что непроходимо глуп — если так, то на императорском приеме он свою глупость ничем не демонстрирует. Наряд у него, правда, вычурный, да и яркий чересчур — от дикого сочетания цветов даже у Райна, ничего не понимающего в моде и в одежде вообще, начиналась дикая резь в глазах. Вряд ли Утрехт пригодится… а впрочем, заранее никого нельзя сбрасывать со счетов.
Олаусс? Сгорбленный старик, сухой и мрачный. Говорят, у него нет детей, и в этом его трагедия. Сейчас он вовсю обхаживает императора — точнее, тех, кто близок императору — с тем, чтобы тот разрешил передать титул его племяннику, а не младшему брату, отцу оного. Вот он, и племянник рядом — заботливо поддерживает дядюшку под локоть. Надо же, какой юный! Младше Райна. Интересно, удастся ли это как-то использовать — или Олаусс и вовсе не является частью головоломки? Владения у него далеко, он, говорят, абсолютно лоялен императору — человек большой чести, патриот Империи.
Если бы Райн мог просчитать движение светил, он знал бы точно.
Но он не мог.
Астролог жестко, до боли прикусил губу. «Прекрати, — сказал он себе. — Это переутомление. И неуверенность в себе. Ты распутаешь этот чертов клубок — ты обязан его распутать. И снова будешь мыслить здраво».
Ему казалось, что с каждой бессонной ночью, проведенной над тетрадью, время его жизни начинает скользить все быстрее и быстрее, а он только и может, что смотреть со стороны в странном оцепенении.
Потом наваждение пропадало.
Почти.
«Хорошо, что Розен смог познакомить меня с секретарем Унтер-Вотана, — размышлял Райн дальше, пытаясь подавить зевок. — Интересно, как он воспримет меморандум?»
Меморандум написал Ральф. Райн его вычитывал и правил, как мог, но в целом письмо получилось очень хорошим. Сегодня после приема его обязательно надо передать секретарю.
Еще одно дело — надо попытаться познакомиться с кем-то из этой блистательной пятерки. Проще всего с герцогиней, представиться воздыхателем. С другими нет совершенно никаких зацепок. До чего же плохо, что каждое государство на Континенте так отделено друг от друга, почти лишен династических и других связей, если бы не торговцы и гильдии…
С другой стороны, если бы боги не препятствовали контактам между правящими семьями, сейчас бы у Райна, возможно, и были рекомендации от кого-нибудь — но ему бы пришлось разбираться уже с двумя уровнями проблем.
«Ладно, — думал он, переступая с ноги на ногу — ступни затекли немилосердно. — Все это… все это после приема. О, все звезды, хоть бы дожить!»
Они буквально вывалились из душного зала в коридор.
— Слава всем звездам! — облегченно произнес Райн. — Я уж думал, нас там совсем замаринуют.
— Ты обратил внимания на верховного жреца? — спросил Стар, расстегивая ворот котты. — Как ты думаешь…
— Пойдем скорее, а то дверью прихлопнут, — Райн взял Стара за локоть и отвел на пару шагов от двери. И если бы Стар не знал, что астрологическое провидение Райна не распространяется на такие мелочи, он бы решил, что это сработал один из звездных анализов. Ибо дверь зала по их правую руку резко распахнулась.
Оттуда вышел массивный низкорослый человек, стриженный полукругом — под шлем. Кольчуги или доспеха на нем, правда, не было. Камзол темных тонов не выдавал его статус, хотя по мечу на поясе несложно было узнать дворянина. Кроме меча у человека имелся топорик с посеребренной рукоятью, который почему-то не отобрали мажордомы.
Стар еле успел метнуться и перехватить занесенную для удара руку незнакомца — к счастью, пустую. И еще порадовался, что выхватил меч — выучка тела сказалась.
Только когда человек легко отпрыгнул по каменному полу шага на два, Стар понял, что удар — или угроза — предназначались не ему, а Райну.
— Кто вы, господин? — процедил Стар на местном наречии. — Извольте объясниться и ответить за оскорбление!
— Игорь Клочек, свободный рыцарь, к вашим услугам, — резко ответил человек — на лагарте, но с сильным акцентом, какого Стар до сих пор не слышал. — Готов принести извинения любым удобным для вас способом в любое удобное для вас время — но я, черт побери, должен переговорить с этим человеком.
— Магистр под моей защитой, — бросил Стар, пытаясь сообразить, что у них общего может быть с Райном. Что этот тип из Шляхты, несомненно, — но как астролога могут достать старые долги оттуда, если он покинул родину лет двенадцати от роду?
— Я знаю, — сказал Клочек. — Еще я знаю, кто вы, милорд Ди Арси. Я служил Его сиятельству Хендриксону.
— Еще того не лучше, — усмехнулся Стар, отпуская руку Клочека. — Я требую ваших объяснений.
— Сколько угодно, — рыцарь пылал изнутри тяжело контролируемой яростью. — Не знаю, как с этим обстоят дела в Радужных Княжествах или на Островах, но в Шляхте всегда принято было уважать свой род и свою семью. Этот же человек не ответил на мое приветствие и притворился, что не знает нашего языка. В Речи нет слов, чтобы назвать такое поведение!
Стар оглянулся на лицо Райна — тот был бледен и не улыбался, вопреки своему обыкновению.
— Милорд Ди Арси, — сказал он. — Позвольте. Ничего страшного. Я поговорю с уважаемым рыцарем.
— Поговорю?! — воскликнул Стар на игиле. — Он тебя скорее убьет, а потом будет разбираться! Ты в глаза его посмотри. Не знаю, что вы там не поделили…
— Я не буду его убивать, — поморщившись, сказал рыцарь на игиле одновременно с райновым: «Он не будет меня убивать».
Клочек осекся и посмотрел на них обоих с некоторым даже удивлением.
— Он не будет убивать, — повторил Райн. — Он не будет этого делать ради моей матери, которая этого ему не простит. Не так ли?
— Будь ты проклят! — Клочек сжал кулаки. — Сладкоречивый ублюдок! Ты и твой…
— А вот по этому поводу, — Райн резко побледнел, — прошу вас молчать. А то мне все-таки придется вызвать вас на поединок. И кто бы на нем не погиб — госпоже Гаевой это принесет только горе.
Игорь Клочек стоял, чуть покачиваясь с пяток на носки.
Райн добавил несколько слов на своем родном языке. Игорь зло ответил что-то — слово или два. Потом резко развернулся и пошел прочь по коридору.
— Да, — сказал Райн совершенно невозмутимо. — Мне следовало поинтересоваться, куда же он делся. Я успокоился на том, что в воинстве Хендриксона его нет — а следовало бы догадаться, что он мог отправиться к матери.
— Он кто? — напряженно спросил Стар.
— Старый друг семьи.
— Кого он имел в виду? «Ты и твой…»
У Стара мелькнула шальная мысль, кого он там мог иметь в виду — вспомнился Мигарот и резкий голос Таглиба «вашего… астролога» — но это было бы уже несколько чересчур. Хотя… мало ли что как выглядит со стороны.
— Моего отца, — у Райна дернулась щека. — Видишь ли, он считал, что отец погубил жизнь матери. Тетя Ванесса думала, что мать погубила отца… Они были бы идеальной парой, да вот беда — друг друга они тоже терпеть не могли.
— Ого, — Стар смерил взглядом расстояние по коридору.. — Он имеет здесь какой-то вес? Может тебе навредить?
— В здешней политике? — Райн потер лоб. — Сомневаюсь. Кто он такой? Так, эмигрант, клинок на чьей-то службе. Просто неприятно.
— Тогда какого Ормузда, — процедил Стар, едва удержавшись, чтобы не схватить астролога за плечи, — какого Ормузда ты не узнал его на улице? Какого сделал вид, что ничего не слышал о своей же семье?
— В самом деле, — Райн чуть улыбнулся. — Как ты думаешь, почему?.. Прошу меня извинить: у меня еще встреча с почтенным Йозефом Майдном. Как раз после приема.
После чего развернулся и пошел прочь. Не вслед за Игорем, а в другую сторону. Черная фигура в зеленых бутылочных сумерках Изумрудной галереи. Стар даже не успел спросить, кто такой, ко всем единорогам, Йозеф Майдн.
Иной раз мне кажется: если звезды остановились, то и солнце следующим утром не взойдет.
Влезши в это, я уже не имею права остановиться. Мне приходится тащить себя за шиворот, силой убеждая, что каждое принятое решение является верным. Если бы я был целым, я бы давно сломался.
Мне бы хотелось верить, что это кошмар. Возможно, так оно и есть, и я сошел с ума. Иначе отчего мне не повинуются знаки и цифры?.. Но в моем безумии и смятении милосердное забытье бежит меня.
Я все время боюсь. Очень.
Я не знаю, что делать. Совсем.
Мне кажется, что каждый шаг уводит меня все глубже в трясину. И то, что здесь так любят зеленую отделку, отнюдь не помогает.
Игорь Клочек обнаружился там, где Райн его совершенно не ждал — а именно, в охране эрцгерцогини Динстаг.
Если бы расчеты положения Юпитера по отношению к Луне по-прежнему что-то говорили ему, он мог бы предсказать и то, как именно Клочек вздумал поправлять свое положение, и то, почему он все-таки покинул Хендриксона, хоть и сохранил к нему уважение. Иными словами, Райн не выглядел бы на встрече с эрцгерцогиней полным идиотом.
И ладно бы просто идиотом — это-то Райна как раз не слишком волновало. Местное высокое дворянство — не та публика, на которую он ставил. Хуже, что идиотом по совместительству выглядел Стар, от имени которого Райн попытался затеять разговор.
Райн вспоминал, как герцогиня приняла его попытки вежливо представиться.
Взгляд сверху вниз, нетерпеливое движение руки и холодное молчание — мол, да как вы смеете, какой-то мелкий дворянчик из Шляхты, совсем не моего круга!
Вот хорошо бы знать, до какой степени сохранилась былая дружба Клочека с Ядвигой Гаевой.
То, что она вообще сохранилась, не вызывало ни малейшего сомнения, но вот на какой основе?
«Проще говоря, спят они или нет? — размышлял Райн с некоторым раздражением, откинувшись на спинку стула. Из распахнутого окна веяло холодным осенним воздухом, но вставать и захлопывать ставни было лень. — И нужно ли мне это хоть каким-то боком? А может быть, дядя Игорь влюблен в эрцгерцогиню? Или, скажем, питает к ней возвышенные чувства, как к своей прекрасной даме? От него можно всего ожидать… В каком качестве эрцгерцогиня держит его рядом с собой? Верно ли, что он дает ей советы, или это ложное ощущение?»
Дверь скрипнула, Райн прекратил раскачиваться на стуле и опустил ноги со стола.
— Ванесса? — ласково спросил он.
Девочка, что нерешительно держалась за дверь в комнату, настороженно кивнула.
— Иди сюда, — сказал Райн.
Девочка послушно пересекла комнату, сделала книксен.
— Моя дорогая, ты что-то от меня хотела? — продолжил астролог.
— Да, господин Гаев, — кивнула девочка. С самого начала она упорно отказывалась называть Райна отцом. Он ожидал, что после того, как Ванесса приняла Вию в качестве матери, в отношении его собственного статуса тоже наступит перемена — но нет, ни в малейшей степени. Даже наоборот: если раньше девочка обращалась к нему на «ты», то теперь начатки светского воспитания взяли вверх, и «ты» сменилось почтительным «вы». Ладно еще на игиле разница не слышна…
На игиле Ванесса говорила уже довольно бегло: сказывалось общение с охранниками и слугами Хендриксона. Но все равно Райн предпочитал общаться с нею пока на арейском.
— Я видела сон сегодня, — начал ребенок очень неуверенно.
— Да? — подбодрил ее Райн. — А маме ты рассказала?
— Нет, пока не рассказала… — Ванесса вскинула на Райна ярко-синие, сапфировые глаза — то-то они сердец разобьют, когда она вырастет! — Я видела, как вы подобрали для меня ожерелье. Уже давно.
— Вот как? — Райн почувствовал, как сердце у него забилось чаще. Неужели все-таки он действует правильно? Неужели все идет по плану?..
В конце концов, так ли нужна ему астрология, когда у него под рукой столько провидиц?..
Если только…
Если она сама попросила…
Нет, нет, рано делать выводы. Сумасшедшая надежда погубит еще вернее, чем отчаяние.
— Какое ожерелье? — спросил Райн, желая проверить.
— Золотое, с сапфирами, — упрямо продолжила Ванесса. — Я знаю, что это для меня, потому что вы одну секцию вытащили, и показывали ее старику. Специально подогнали.
— Ага, — кивнул Райн. — Ты совершенно права, золотце мое. Специально для тебя подгонял.
Он подошел к своей седельной сумке, что, небрежно отброшенная, валялась в углу, залез туда и вытащил с самого дна Благословенное Ожерелье, завернутое в кусок беленого холста.
Он сам застегнул золотую застежку на тонкой шее.
— Ну как? — спросил Райн заботливо. — Не тяжело?
— Не-а, — Ванесса схватилась за ожерелье обеими ручонками. — Теперь мне не будут сниться кошмары?
— Нет, — покачал головой Райн. — Кошмары тебе сниться будут. Но ты сумеешь с ними справиться.
Райн никак не мог понять, выгодна ли жрецу Одина война. С одной стороны, традиционно воюющие боги… а с другой, жрец входил в придворную коалицию вместе с придворной травницей и кое с кем еще, и из клира, и из влиятельного дворянства, кто ощутимо противопоставляли себя интересам герцогств. Райн никак не мог понять, в чем тут дело — хотят ли они просто по-другому делить добычу, или и в самом деле причина в том, что они и в самом деле против боевых действий как таковых.
Вряд ли последнее. Не зря же Стар — или не Стар? — говорил, что в этом городе все за войну.
Райн все никак не мог понять, что лучше с этими священниками — торговаться или запугивать. Пока он следовал первой тактике — по крайней мере, на этой аудиенции с Унтер-Вотаном. Чтобы организовать ее, потребовалось потратить так много драгоценного времени и немало просто драгоценных камней.
— Герцог Хендриксон всегда отличался большим благочестием, — проговорил Райн.
— Это, безусловно, так, — благосклонно ответствовал верховный жрец. — Однако же император Теодор не менее благочестив.
— Безусловно, на императора следует обращать внимание в первую очередь, — кивнул Райн. — Но ведь ясно же, что на новых землях… так или иначе… будут свои особенности. Безусловно, боги, которые там и жили, никуда не денутся от того, что земля сменит властителей. Однако ведь логично, что каким богам подчиняется император — тем и должны подчиняться его подданные?
— И как же на это посмотрят, например, слуги Осириса?
— Точно так же, как их господин. А боги благоприятствуют Хендриксону, вы хорошо это знаете.
— О, лучше многих, лучше многих… — усмехнулся жрец. — Все это, однако, быстро не решается… не промочить ли нам горло?
— Отчего нет… — кивнул Райн.
Сам же он про себя раздумывал, не вытащил ли жрец из его слов больше, чем они на самом деле заключали. Вышло так, что Райн намекнул, что там, наверху — может быть, не в самой Семерке, но под ними — идет некий передел власти. Убийство Кевгестармеля более двадцати лет назад запросто могло оказаться первым ударом в этой борьбе. И хотя Райн не совсем хотел говорить именно это, получилось, что он как бы на нечто подобное намекнул.
Вошел слуга с подносом, поставил на стол. Один кубок сразу же взял священнослужитель, и жестом предложил Райну угощаться из другого.
— А что ваш патрон, этот молодой Ди Арси? Восходящая звезда воинства герцогства, так же прекрасен и горяч. Можно ли на него рассчитывать?
— На него можно рассчитывать в том плане, что он непременно делает то, за что берется, — кивнул Райн. — Не было еще такого, чтобы он обещал положить к ногам герцога некую область — и в итоге не клал.
Не стоит уточнять, что все это случалось только потому, что Стар терпеть не мог делать какие-то обещания или публичные заявления. Всякий раз Райну приходилось долго его уговаривать.
Солнечный луч, пронизывая разноцветный витраж забранного витой решеткой окна, ложился на полированное дерево мозаичной столешницы набором разноцветных игральных костей. Розовое пятно задело край малахитового кубка, заставило алмазную изморозь по его краю вспыхнуть закатным пламенем.
А вот само вино, фиолетовое, с баскских виноградников, темным слитком лежало в кубке.
— Ваше здоровье! — Райн подчеркнуто спокойно отсалютовал кубком и поднес его к губам.
Очень, очень сладко. До приторности.
Он опустил кубок и чуть припечатал его об столешницу — руки жреца, перебирающие священные четки из сандалового дерева, не дрогнули. Сухие, ловкие пальцы с аккуратно подровненными ногтями.
Россыпь секунд упала сразу — серебряными монетами на парадную скатерть. Глухим стуком.
Неужели?.. Да, точно. «Я идиот, — подумал Райн. — Я такой идиот, что это даже преимущество…» Еще он тоскливо подумал об астрологических расчетах — но привычного инструмента больше не было под рукой. Оставалось только блефовать.
— Вот видите, я знал заранее, — Райн говорил спокойно, даже с некоторым сожалением. — Я принял противоядие.
— Вы… — руки жреца замерли.
— Я не мог не знать, — убедительно произнес астролог, смахивая со лба внезапно выступивший пот вместе с прядью волос. — Чего вы хотели от Магистра Драконьего Солнца?..
Он не стал улыбаться — знал, что не получится.
— А все-таки чувствуется, — сказал он вместо этого и поморщился, поджимая губы. — Вы слегка переборщили.
Сначала он хотел добавить — «вы что, быка свалить задумали?», но передумал. Судя по глазам, жрец прекрасно додумал несказанное, потому что пальцы его сжали четки, а чисто бритое лицо отчетливо изменилось.
— А теперь, может быть, поговорим серьезно? — спросил Райн, не меняя вежливого тона.
Ди Арси убил бы его за такие игры.
— Быть может, — жрец попытался улыбнуться. — Итак. Скажу прямо — мой Господин не против расширения империи. Боги и в самом деле благоприятствуют Хендриксону. Можете принять к сведению, что они даже до нас, своих жрецов, доводят это… Но вы! Но против вас, магистр, они настроены категорически. Боги хотят, чтобы вы умерли — и не нам, их слугам, препятствовать в этом…
«Этого не может быть, — подумал Райн. — Если бы боги действительно хотели, чтобы я умер, они бы нашли способ. Не так уж они беспомощны. К счастью, им нужно совсем другое… И Унтер-Вотан подозревает это.»
— Вы хотите знать, чем же Хендриксон добился такого благоволения? — тихо сказал Райн. Ему было невероятно плохо, его мутило. — Просто так этого не сказать. И хорошо, если не сказать. Я — знаю точно. И за мной охотятся.
— Вы думаете, что вы выйдете из этого дома? — спросил священник.
— Приказывали ли вам меня убить любой ценой? — спросил Райн. — Даже ценой вашей жизни?
Священник молчал.
— Поверьте, пока ваши Господа не осмелятся ни на что, кроме как на очень скромные и аккуратные покушения. Потому что ежели вы пойдете в открытую, то с вас сдерет шкуру Ди Арси, а потом Хендриксон добавит. После чего, они, вероятно, откажутся играть по правилам. А Богам это будет очень неприятно. Куда неприятнее, чем то, что могу сделать им я — они, кстати, даже еще толком не знают, что.
— Вот как? — жрец поднял бровь. — Вы так-таки уверены, что за вас будут мстить?
— Если бы не был уверен, — тонко усмехнулся Райн (на самом деле его просто перекосило), я не пришел бы к вам в дом. И не… выпил бы, — он постучал по краю кубка.
Побледневший, жрец отступил в сторону.
— Итак, — напряженно произнес Райн. — Вы не будете препятствовать тому, что мы делаем?..
— Как вы…
— И вы поговорите с Игорем Клочком. Мне совершенно не хочется нарываться на его дикий взгляд каждый раз, когда я просто иду людными местами.
Жрец промолчал. По уму ему следовало спросить «О ком вы говорите?», но, видимо, он не усомнился, что Райн знает наверняка.
На самом деле это была только догадка. Райн голову сломал, отчего бы Клочек, человек, помешанный на доблести и военной добыче, мог покинуть хлебное место при Хендриксоне. Престарелых родителей у него не было, подданным он был Шляхты, а не Священной Империи… а вот если он посвятил свой меч Одину — что не редкость, почти все военные отдавали предпочтение Одину, Арею или Кшатра-Варье, из какой бы страны ни происходили — тогда вполне понятно, что он мог прийти на зов церкви.
Ну, хотя бы с этим ясно. Как и с тем, что агентура жреца шире, чем можно было бы предположить. Интересно, только ли при герцогине у него свой человек?..
Ежели у вас есть свободный доступ в Элизиум — а Стар, как посол, уже побывавший на нескольких приемах, таковым располагал — то нет ничего проще, чем найти укромный уголок для встречи в дворцовом парке. При этом можно даже проявить известную придирчивость. Стар, например, питал определенную слабость к фонтанам. Тот, у которого он назначил эту встречу, уже пересох. Бортик его местами обвалился и, судя по тому, как буйно разросся вокруг дикий виноград, уже давненько эти места садовники посещали только для того, чтобы отдохнуть как следует.
День выдался для осени редкостно солнечный, и даже облетевшие листья, сухими горами громоздившиеся под ногами, не вызывали ощущения запустения. Солнце ярко светило сквозь высохшие стебли, и Стар, сидя на бортике фонтана, всей кожей впитывал в себя ощущение покоя, неподвижной старости — чувство, которое его посещало в Элизиуме частенько.
Какую бы песню написать, чтобы она пошла Ингерманштадту, где леди в тяжелых платьях не поднимают глаз, но носят у пояса богато украшенные кинжалы?.. Что за мелодия зазвучит в тон искусно выстроенным мостам и набережным, голосистым торговкам на рынках? Что за аккорды впитают мощь времени и незримое очарование таких вот крошечных заводей в потоке жизни?
В Радужных княжествах было слишком больно, чтобы писать или петь. Может быть, здесь получится?..
Сухие листья давно уже шелестели под чьим-то шагами, и теперь Стар наконец-то повернул голову к человеку, вышедшему к фонтану. Это был Игорь Клочек, собственной персоной. Интересно, он и впрямь тучен, или это кольчуга под одеждами?..
— Благодарю, что вы приняли мое предложение, — Стар спрыгнул с бортика. — Признаться, я не ожидал, что вы придете.
— Как я уже сказал, против вас я ничего не имею, — пожал плечами Клочек. — Я уважаю герцога Хендриксона, а вы ведь его воспитанник?
— Вроде того, — кивнул Стар. — Я очень рад, что у вас нет против меня предубеждений… Но, предполагаю, вам интересно, отчего Его сиятельство и я оказываем покровительство магистру Гаеву?
— Есть такое, — Клочек поморщился. — Однако догадываюсь, что у этого мальчишки есть в запасе не один трюк, как бы добиться благожелательного отношения… Его отец был такой же — а сын пошел в отца.
«Что это? — подумал Стар. — Неужели нарывается? Или проверяет, как я отреагирую? Хочет понять, до какой степени Райн пользуется моим покровительством? А если я спущу, уйду от ответа…»
— Мне кажется, не только в отца, — серьезно сказал Стар. — Умоляю вас принять мои слова только за то, чем они являются… Ведь, как я понимаю, мать магистра, госпожа Гаева, сейчас тоже занимается тем, что ищет благосклонности сильных мира сего?
— К чему вы ведете? — нахмурился Клочек.
— К тому, что лично я хочу помочь госпоже Гаевой, матери моего друга, — сказал Стар. — Видите, я честен с вами. Мне действительно больно видеть, что она вынуждена служить, тогда как могла бы получить свое по праву. И, поверьте, ее сыну это больно не меньше.
— Тогда почему об этом говорите со мною вы, а не он? — спросил Клочек.
— Потому что магистр Гаев о нашем разговоре не знает.
Заметив колебания Клочека, Стар улыбнулся.
— А вы проверьте меня, — и тронул эфес.
Этот соотечественник Райна был ему симпатичен; почему-то Стар не сомневался, что он примет вызов как должное.
Клочек вытащил меч. Хороший был меч, дорогой — и довольно старый. По виду рукояти, решил Стар, наверное, делали лет двести назад. Либо в наследство получил, либо — скорее — добыл где-то, как трофей. Но давно. Видно уже, что меч этот с хозяином — как единое целое. И вообще, хороший боец.
Клочек медленно пошел в сторону, выискивая, когда бы ударить. Стар усмехнулся, и тоже обнажил меч, пошел в другую сторону.
Вечный танец… кружимся друг вокруг друга, присматриваемся… Главное, ступать медленно, главное — не моргать. Главное, следить за ногами противника, следить, чтобы не оступиться самому…
Потом — несколько первых ударов, пробных, как первые ласки. Потом начинается то, что Шарль Ди Арси называл «даром даров» — начинается битва.
Дуэль один на один — это совсем не то, что бой отряд на отряд. Нет боевого безумия, нет яростного ощущения спешки. Ты почти спокоен, у тебя нет страха, кровь не кипит. Мир становится четче, яснее, одно движение, один жест значат гораздо больше, чем тысяча слов на любом из языков Быка. Тихо до одурения. В сердце этой тишины рождается то, что можно счесть правдой…
Мечи высекли искры — и тяжело оттолкнулись. Игорь Клочек и Стар Ди Арси стояли друг напротив друга, тяжело дыша.
— Неплохо для юноши, — усмехнулся Игорь. — Пожалуй, в настоящем бою я бы вас сделал. Слишком уж вы честно деретесь.
— В настоящем бою я бы дрался по-другому, — пожал плечами Стар. — А сейчас зачем?.. Вы же открыто сказали, что зла на меня не держите.
— Мне могли бы заплатить за вашу гибель.
— Кто? Все тут понимают, зачем мы прибыли сюда. Всем здесь выгодна война. За гибель магистра Гаева — еще могу понять. Но моя жизнь сейчас многим нужна в том виде, в каком она есть. Да и не похожи вы как-то на наемный клинок.
— А между тем, я им был, — покачал головой Игорь Клочек. — Давным-давно. Пока не встретил Ядвигу… в ту пору, когда у нее вовсе не было фамилии. Ну да это неважно. Вы хотите ей помочь. Как?
— Мы хотим, чтобы герцогиня Динстаг и граф Шпеервальд либо герцог Бартонби вступили в войну с Малыми Королевствами.
— Императрица будет против, — сразу же сказал Клочек.
— Зато император — за… это не так уж и важно на самом деле. Тут другое. Мы готовы будем предоставить нашу помощь эрцгерцогине… скажем, обеспечить ее войскам подвоз части провианта из Риринской области — ведь вам наверняка известно, что денег у эрцгерцогини немного. А за это будем просить содействия — ну и в частности, чтобы она выделила некоторые земли из завоеванных госпоже Ядвиге Гаевой — то есть ее сыну. Как вы полагаете, это достаточно интересное предложение для вас?
Клочек нахмурился.
— И что же вы хотите от меня?
— Хочу, чтобы вы перестали мешать Райну. И помогли бы ему поговорить с эрцгерцогиней. Не так уж и много, верно?..
Клочек помолчал. Потом сказал:
— Вы хорошо деретесь, милорд Ди Арси. Я подумаю.
— А, и еще один вопрос, — произнес Стар в спину. — Меня заинтересовали кое-какие обстоятельства смерти госпожи Нарау, бывшей фрейлины Ее Величества. Я слышал, что эрцгерцогиня помогала ей деньгами. Вы ничего об этом не знаете?
— Я был с ней знаком, — пожал плечами Клочек. — Жалко девочку. Только это было обычное ограбление: ее нашли в канаве с раскроенной головой. Не стоило ей выходить ночью одной — к любовнику, что ли…
— Девочку? — Стар приподнял брови. — Сколько же ей было…
— Лет семнадцать, не более.
— Право, вы просто ставите меня в тупик, магистр, — сказала эрцгерцогиня с милостивой улыбкой и протянула Райну руку.
У герцогини были чрезвычайно грустные глаза, и Райн лишний раз поразился, как это она умудряется выдерживать атмосферу интриг и постоянного давления, в которой существует. Что дает ей силы? Любовь к сыну? Любовь к власти? Некий фаворит, о котором никто не знает?
— Чем же? — спросил астролог, склонившись над предложенной рукой.
— Еще вчера мое окружение было в один голос настроено против вас. Однако уже сегодня рыцарь Клочек сам хлопочет о нашей встрече, и Его Преосвященство, который один не оставляет меня в годину скорби, говорит, что не возражает… Вы удивительно умеете располагать к себе.
Из чистого звучания ее нежного голоса становилось яснее ясного — за ним стоят поколения и поколения строжайшей придворной выучки.
— Никакого особенного обаяния у меня нет, — сказал Райн. — С господином Клочеком я встречался до этого, но мы не имели случая перемолвиться словом. Не знаю, почему он вдруг изменил свое мнение.
Про себя Райн гадал, что же сработало вернее — его вчерашний разговор со старшим жрецом или же записка, переданная Ядвиге Гаевой. Записку могли еще не передать…
— Что бы вы, магистр, хотели предложить мне? — спросила женщина.
— Я могу сказать, что звезды больше чем когда либо благоприятствуют расширению пределов, — сказал Райн. — Сейчас для этого даже не надо особенных усилий. Садовники рыцаря Оливы хорошо потрудились над тем, чтобы плод созрел; подставь руку — и он упадет.
— Я почти ничего не понимаю в садоводстве, — проговорила она, прикрыв рот веером. — Но, сдается мне, для этого нужны сильные руки?..
— Рук, имеющихся в распоряжении Вашего Высочества, вполне хватит. Спросите у сэра Клочека, если не верите мне.
— Но… кому-то это может быть не по нутру, — эрцгерцогиня опустила крашеные ресницы. — Например, Ее Величеству… или даже Его Величеству… Разве могу я и помыслить о том, чтобы перечеркнуть планы этих сиятельных господ?
— Когда планы многих и целесообразность сходятся на острие неизбежности, разве в силах воля одного или даже нескольких людей противостоять этому? — мягко спросил Райн. — Поверьте мне, я — астролог, я знаю лучше.
— Ах, магистр… То, о чем вы говорите, почти беспримерное дело… Я, слабая женщина… — она умолкла словно бы в нерешительности.
«Такая слабость сродни слабости тонкого стилета в филигранных ножнах», — подумал Райн. Вслух же он сказал:
— В том-то и дело, Ваше Высочество. Никто не станет ожидать от вас подобного. Ваше оружие — уговоры и дипломатия. Но решительное наступление… Никто не сможет возразить вам ни словом, если вы, именем вашего сына, возьмете то, что ваше по праву!
— Ах… — сказала герцогиня и, кажется, задумалась. Потом спросила:
— Это вы передали моему секретарю, Йозефу, удивительный прожект?
— Я, Ваше Высочество.
— Это все так ново для меня… Мне надо подумать… — она помедлила. — Помнится, вы женаты, магистр?
— Именно так.
— Насколько я знаю, люди Великого Искусства и особы вашего круга часто берут в жены женщин, сведущих в целительстве?..
— Моя супруга еще очень молода и едва ли опытна в подобных вещах. Но вы правы, она владеет некоторыми познаниями.
— Я хотела бы поговорить с нею, если возможно, завтра: здоровье мое последнее время пошатнулась… Как вы считаете, не согласится ли она посетить меня?
— Возьму на себя смелость сказать, что госпожа Гаева почтет это за честь.
— Тогда я ожидаю ее завтра после обеда, когда ей будет угодно. Возможно, с ней я передам некоторые соображения, касающиеся нашей беседы…
Райн выходил от эрцгерцогини с частящим сердцем и ощущением тревоги, которое никак не изгонялось до конца. Зачем было вызывать Вию, он не совсем понял — чем боги не шутят, может быть, и впрямь слабое здоровье?..
Одна есть.
Шпеервальд или Бартонби — хотя бы один из двух. И еще Олаусс… с ними сложнее. Олауссу нужно такое, что Стар не в силах ему предложить: благосклонностью у императора он не владеет. А между тем Олаусс куда нужнее Шпеервальда, хотя, казалось бы, почему?..
Стар причины не знает. Сначала он отказался слушать, а потом Райн решил, что проще и ничему ему не говорить. Но причина очень проста — Рысье воинство.
Герцог Бартонби пил за троих, ел за четверых, а его звучный голос, казалось, можно было услышать в другом конце Ингерманштадта. К Стару он воспылал благоволением еще до того, как увидел его, и практически немедленно после первого приема в Элизиуме пригласил на псовую охоту.
Охота должна была занять целый день — совершенно бесценный день, который можно было потратить на деловые связи. Надвигались декабрьские бури и распутица, войска по-прежнему завязли в Радужных Княжествах, требуя решительных мер. Стар ни секунды не колебался, принимая приглашение.
Элиус Таффель не был колеблющейся эрцгерцогиней, которая за семь лет вдовства так привыкла избегать претендентов на свою руку, что уклончивость превратилась в основную черту ее характера. Он говорил прямо — по крайней мере, заговорил, после того, как погоня за оленем увела Стара и самого Таффеля далеко от егерей, и даже лай собак затих в отдалении.
— Вот что, Ди Арси, — сказал он, понизив голос до того, что его и в самом деле плохо стало слышно среди древесных крон. — О мигаротском деле я осведомлен преотлично. Я заметил, как вы стравили одних с другими. В Ингерманштадте этот номер не пройдет.
— Да, — беззаботно заметил Стар. — Я заметил, что ваши знатные роды только снаружи изображают битву кошек с собаками, а на самом деле давно поделили все меж собою: кошки ловят мышей, собаки — крыс, и все довольны.
Бартонби басисто рассмеялся.
— Клянусь честью, отличное сравнение! Ингерманштадт уже настолько стар, что удивительно, как мыши и крысы еще не посыпались из всех щелей… Ну так что, Ди Арси, вы хотите предложить шавкам, пока еще совсем не одряхлели?
— Как вы тонко заметили, ситуация осталась почти такая же, как в Армизоне, — пожал плечами Стар. — Его высочество герцог Хендриксон желает по справедливости разделить Континент между самыми достойными домами: миссия, которую возложили на него боги.
— Вот как? — Бартонби хмыкнул. — Так прямо и возложили?
— Вы видели хотя бы один знак божественного гнева с тех пор, как он начал свой поход? — спросил Стар. — Разве это не ответ на ваш вопрос?..
— Резонно, милорд Ди Арси. Продолжайте.
— Извольте. Да вы сами обо всем догадались, герцог. Вы ведь давно облизываетесь на малые королевства: Белогорию, Саммерсон… мне продолжать? Если бы не их союз с Эмиратами, едва ли им удалось бы так долго уходить из-под эгиды Священной империи. Сейчас Хендриксон готов предложить вам редкостный шанс.
— Хендриксон хочет вторгнуться в Эмираты? — барон задумчиво выпятил губу. — Однако же! А по зубам ли кус?
— Нет того, что было бы не по зубам Светлейшему герцогу, — твердо произнес Стар.
— Мой дорогой Ди Арси, вы молоды. Я повидал достаточно завоевателей, про которых говорили, что они могут все. Если бы это хоть раз оказалось правдой, мы бы с вами сейчас здесь не разговаривали.
Они ехали не спеша, бок о бок. Лес кончился, лошади вышли на открытое место. Широкое поле волнообразно вздымалось пологими холмами, высокая пожухшая трава шелестела под ветром.
— О, самое место, — Бартонби приподнялся на стременах, высматривая собак. Стар последовал его примеру.
Свора с егерями действительно уже катилась на них от дальней опушки леса: здесь два зеленых рукава окаймляли поле. Нужна была целая стая, чтобы не дать зверю уйти обратно и укрыться в чаще. Стару уже рассказали, что вблизи Ингерманштадта это было чуть ли единственное подходящее поле для псовой охоты: кругом все больше холмы да леса. Зачем Бартонби вообще привез сюда свору борзых? Действительно не может ни дня прожить без охоты?
— Вот здесь, Ди Арси, настоящая жизнь, — сказал Элиус Таффель, с горящими глазами наблюдая за копошением на окошке леса. — Все эти ваши политики-шмалитики… Кажется, подняли? Да, точно! Давайте, Ди Арси! Я должен это видеть!
Стар послал лошадь в галоп следом за ним.
…В этот раз олень ушел от собак, но Таффель, кажется, ничуть не расстроился. Басовито распевал и вообще казался довольным жизнью. Когда они ехали назад, Стару вновь удалось навести разговор на нужную ему тему.
— Вот что, Ди Арси, — сказал Таффель. — Я верю, что этот малый, Хендриксон, настроен серьезно. Но я не поверю в благоволение богов, пока вы не подчините Радужные Княжества.
— Сами боги не могут их подчинить, — нахмурился Стар.
— Вот именно.
— Так вы что же, ожидаете, что Хендриксон станет сильнее богов? — спросил Стар с насмешкой.
Но вместо насмешки встретил взгляд герцога Бартонби — и понял. Тот тоже догадался… как догадался старик Галлиани. Должны быть, планы Хендриксона видны как на ладони — и то, что о них до сих пор не распевают жонглеры во всех мимохожих тавернах просто говорит о том, что никто по-настоящему не мог в это поверить.
— А разве это не то, что вы хотите, Ди Арси? — тихо спросил он. — Так и передайте Хендриксону. Я готов буду выступить, когда торговые маршруты снова безбоязненно пройдут через перевал Собаки и по течению Ненны.
Вия с некоторым волнением взирала на предстоящий визит к Терезе Блауссвис. Райн честно сказал ей, что понятия не имеет, зачем той потребовалось поговорить с Вией.
— За медицинским советом проще было обратиться прямо ко мне, — он пожал плечами. — Единственное, что мне приходит в голову: каким-то образом она узнала, что ты шаманка.
— Вот как? Значит, спрос на шаманизм есть не только в ветхих деревеньках.
— Ну да, — кивнул Райн. — Будь иначе, шаманов и ведьм давно бы уже перебили. Беда нынешних богов в том, что их молитвы не дают альтернативы старой магии. Они весьма неохотно тратят свои чудеса на простых людей. Просто ты еще не сталкивалась с высшим обществом.
Вия промолчала. На самом деле ее предыдущие личности имели кое-какой опыт на этот счет.
— Если она попросит вытравить плод или навести порчу, я не буду этого делать, — в конце концов сказала она.
— Я не думаю, что эрцгерцогиня настолько прямолинейна, — чуть улыбнулся Райн, но глаза остались серьезными. — Скорее всего, она попросит что-то вроде обряда ясновидения… Астрологам приходится убеждать клиентов принять их вычисления на веру, в этом их беда. Шаман может ткнуть клиента носом. Возможно, герцогине требуется наглядность.
Когда Райн провел Вию за руку по каменным ступеням особняка в центре Ингерманштадта, вошел с нею в комнату, представил ее герцогине и откланялся, Вия поняла, что он ошибался.
В глазах Терезы Блауссвисс горел тот знакомый огонь фанатизма, который Вия привыкла видеть на лицах отчаявшихся женщин. Здесь он уже подернулся пеплом лет, но жегся от этого не меньше. Время не всегда лечит.
Определенно, это не нежелательная беременность. Какое там у нас самое частое невыполнимое желание? Воскрешение мертвых?
Первым делом герцогиня предложила Вии вина.
— Я предпочла бы воды, ваше высочество, если вы не против, — сказала Вия, присаживаясь.
— Значит, то, что говорят о шаманах, правда? Вам и в самом деле нельзя пить спиртное?
Да, вот в этом Райн оказался прав. Вия решила не отпираться:
— Нежелательно, моя госпожа.
Эрцгерцогиня позвонила в колокольчик, и слуги вскорости принесли для Вии хрустальный кубок, наполненный водой. Выглядел он великолепно, особенно на эмалированном подносе. Древняя история, каждый предмет — произведение искусства…
Вии внезапно стало очень тоскливо, и больше всего захотелось вернуться в ту лесную пещеру, где она жила, пока шаманы приводили в порядок ее тело и разум. Хорошо бы увидеться с наставниками снова… При условии, что они согласятся принять ее, изменявшую принципам древнего пути.
Вия сидела и пила воду. Эрцгерцогиня сидела и нервно комкала платочек у себя на коленях. Темно-коричневое платье, как всегда, казалось, слишком тяжелым для нее. То ли она держала паузу, то ли и в самом деле не знала, как начать?..
В любом случае, Вия не собиралась облегчать ей задачу.
— Вы знаете… — леди Блауссвисс сжимала и разжимала пальцы; костяшки у нее хрустели. — Я позвала вас, чтобы попросить об одолжении. Видите ли… ваш муж обратился ко мне с одной просьбой. Я… я не могу сказать, что твердо уверена, что то, что он хочет, принесет благо мне или моему сыну… Я всего лишь слабая женщина. И вот… Я подумала… Вы знаете, я потеряла мужа семь лет назад.
— Сочувствую вашему горю, — кивнула Вия.
Герцогиня сжимала пальцы, и Вия наконец поняла, что это не игра. Пусть Райн сколько угодно характеризует ее, как опытного политика, но эта женщина так долго играла роль флюгера на ветру не в последнюю очередь потому, что на самом деле была этим несчастным, неуверенным во всем существом.
— Не в горе дело, — перебила она ее с неожиданной страстностью. — Я просто… хочу еще раз услышать… понимаете? Я так хотела бы еще раз услышать своего мужа, хотя бы просто… хотя бы понять, понимаете? Правильно ли я все делаю? Вы сами женщина, вы должны понять!
«Нет, — подумала Вия. — Я мужчина больше чем на половину, я привыкла умирать от голода в клетке, но не просить о помощи и совете».
— У вас, шаманов, есть власть над смертью…
Нет, власти над смертью у них нет. Но разговор с духами, в том числе и с духами мертвых — это, собственно, сама суть шаманизма. Это не запретное искусство. От такой просьбы нельзя отказаться.
— Если вы поможете мне, — продолжила герцогиня, как будто ободренная ее молчанием (голос ее стал тверже), — я награжу вас. Независимо от исхода. И… если я приму решение… — ее тон снова потерял силу, — оно ведь может оказаться и тем, которого желает магистр Гаев.
Вия держала кубок в обеих руках, и смотрела, как солнце играет в хрустальных гранях.
— Скажите, — сказала она. — Я знаю, что ваша семья связана с жрецами Одина. Ваш муж никогда не принимал никаких обетов? Не был служителям никакого бога?
— Нет, — голос Терезы Блауссвисс сорвался, выдав радость согласием Вии. — Никогда! С Одином был связан мой отец, он посвятил меня, когда я болела в детстве… нет, Карл никогда не был… Он только постоянно делал пожертвования храму.
— Очень хорошо, — кивнула Вия. — Потому что иначе обряд мог бы стоить жизни мне и все присутствующим — то есть вам. Далее. Согласны ли вы будете отдать самую дорогую вам вещь, связанную с вашим мужем? Подчеркиваю: самую дорогую лично для вас, не обязательно в денежном смысле. Ее нужно будет уничтожить.
На самом деле, брать непременно самую значимую вещь не требовалось, тут достаточно просто эмоциональной связи. Но в таких случаях шаманы предпочитали перестраховываться — чтобы не подсунули, не дай духи, какую-нибудь завязку для рукава, про которую покойный раз сказал, что она «миленькая».
В глазах женщины плеснул страх.
— Своего сына я не отдам! Если это цена…
— О чем вы? — Вия сохранила серьезное лицо, хотя менестрель внутри рассыпался не менее чем десятком ехидных эпиграмм. — Я говорила о «вещи». Например, его любимое седло или что-нибудь в таком роде. Или украшение, которое он вам подарил и очень любил на вас видеть — это было бы лучше всего. Духи не требуют наносить ущерб живым ради мертвых.
«Это делают только люди».
Стар вернулся с охоты грязный, промокший, донельзя уставший, и нельзя сказать, чтобы окончательно довольный переговорами с Бартонби. Он ненавидел подобные исходы больше всего: когда вроде бы до чего-то и договорились, и в то же время совершенно нельзя понять, до чего.
Да, безусловно, Бартонби будет готов выступить на их стороне, если они подчинят Радужные Княжества. Но это понятно всем; да что там, герцог Хендриксон наверняка мог предсказать такой исход еще лет за пять до начала своего Великого Похода! Дипломатическая миссия Стара как раз состояла в том, чтобы уговорить значимые силы Священной Империи на войну, не дожидаясь определенных результатов. И что из этого вышло? Покуда ничего. У Райна с Динстаг не заладилось; правда, на очереди еще Олаусс, но Стар почему-то сомневался в исходе. Да Олаусс и не граничит… Шпеервальд? Никаких контактов. С Бартонби тоже не получилось. Императорский двор — по-прежнему темная лошадка, если не считать весьма смутной зацепки с Ядвигой Гаевой.
Итак, размышляя в подобном ключе, Стар взбежал на крыльцо дома господина Розена, и тут же почуял неладное. Уже держась за ручку двери, молодой человек понял, что ни Райна, ни Вии в доме нет, зато есть кто-то посторонний. Вроде бы знакомый, но определенно не добрый.
Да, совершенно точно: в холле ждал Игорь Клочек, и выглядел он еще более мокрым (хотя и менее грязным), чем Стар, и взбешенным донельзя.
— Ди Арси! — воскликнул он басом, еще более неприятным из-за колючего шляхетского акцента. — Во имя Ормузда, только попробуйте сказать, что вы ничего об этом не знаете!
— Господин Клочек, потрудитесь объяснить, какого… черта вы врываетесь в дом, где я проживаю, пугаете всех и грозитесь мне с порога! Да объясните убедительно, а то у меня был не слишком приятный день, и я обрадуюсь возможности с кем-нибудь подраться.
Клочека как будто сразу подменили: ярость в глазах не потухла, но лицо как будто разгладилось, и даже руку он снял с эфеса меча.
— Помилуйте, Ди Арси, не надо демонстрировать на мне вашу маску недовольного аристократа. Вам не идет.
— Тогда и вы оставьте образ воплощенного гнева. Что случилось?
— Еще одна девушка найдена мертвой, таким же образом, как и госпожа Нарау. Голова разбита. Брат девушки — мой хороший знакомый, поэтому я узнал о случившемся из первых рук. И, вообразите себе, это именно та красотка, с которой вы так оживленно разговаривали и даже прогуливались по галерее третьего дня! После того, как вы расспрашиваете о гибели госпожи Нарау!..
Стар подобрался. Он очень смутно помнил девицу, с которой любезничал на очередном малом приеме в Элизиуме — да кто их запоминает?.. Так, вроде бы, глаза у нее были серо-голубые, а волосы с рыжеватым оттенком. Росточку небольшого…
— Уж не подозреваете ли вы, что я повинен в ее смерти?
— Нет, вы сегодня весь день были на охоте. Однако вы так расспрашивали меня в прошлый раз, будто подозревали о чем-то. Ди Арси, если вы выгораживаете кого-то из своей свиты…
— Я никого не подозреваю, Ормузд вас подери! — рявкнул Стар, причем все-таки забылся и назвал не того бога. — Неужели вы считаете меня таким человеком, чтобы я покрывал в моем окружении безжалостного убийцу?!
— Я считаю, что вы — человек результата, — холодно произнес Клочек. — Как и мой знакомый Гаев. Если вам нужен безжалостный убийца — вы будете его покрывать.
— О, я перебил немало народу — но еще не поднялся до таких высот политики, чтобы спокойно отпустить мерзавца, разбивающего головы девушками! — вскипел Стар. — Должно быть, я не соответствую высоким стандартам, принятым в этом городе.
Игорь смотрел на него в упор, и некстати Стару вспомнился их давешний поединок. Потом Клочек склонил голову и произнес:
— Прошу прощения, я и в самом деле судил поспешно. Если вы желаете вызвать меня…
— Нет, — мотнул головой Стар. — Я понимаю, что вы расстроены гибелью сестры вашего друга. Расспрашивал я о несчастной леди Нарау лишь потому, что вести о безжалостно убитой иностранке заставили нас с Гаевым чуть не загнать коней по дороге сюда: мы испугались, что речь шла о леди Вии.
— Дважды прошу прощения, — Клочек снова кивнул. — Я упустил из виду это соображение. Разрешите откланяться?..
Стар посторонился, пропуская его к двери. На пороге Клочек обернулся, и лицо его показалось сразу же очень старым.
— Ей было всего пятнадцать лет. Понимаете, Ди Арси?.. Когда короля Ярослава сместили, по улицам Грозны нельзя было ходить молодым девушкам. Я не думал, что увижу что-то подобное в мирное время, в столице Священной Империи.
Когда он вышел, эти слова — «пятнадцать лет» — отозвались в голове у Стара набатом. Он схватился за ручку двери изнутри, как будто силился задержать Игоря. Как-то сразу все это вместе сложилось у него: и расколотая голова, и слова, будто бы фрейлина Нарау была очень красива, и возраст… и даже рыжеватые волосы безымянной для него покойницы.
Стар удержался и никак не проявил своего отчаяния наружно. Кто-нибудь из слуг мог заметить.
Как он сказал? «Я не стану покрывать в своей свите безжалостного убийцу». И ведь верил своим словам, идиот!
Шаманский обряд проводится на границе. Лучше всего границы во времени — полдень или полночь. Между временами года тоже сойдет. Еще нужно взять маску. В Виином случае — раздеться.
Вия знала, что символы много значат для духов — по крайней мере, так ее учили. Последнее время она стала значительно сомневаться в этом. У одних шаманов обряды работали, у других — нет. Не так важно одеть маску покойника, как сердцем принять свою смертность. Не так важно надрезать ладонь, как надорвать душу, впустить в нее иной мир.
Собственная душа иногда казалась Вии пустырем, перехоженной территорией, сквозь которую пролегали тропинки музыкантов, королей, нищих и сумасбродов. Со временем она начала находить в этом удовольствие.
Шаманка договорилась с эрцгерцогиней, что обряд они производить будут вечером, перед темнотой. Для этой цели был выбран небольшой домашний храм, ранее посвященный Одину, но потом очищенный в виду того, что крыша совсем обвалилась. Теперь крышу восстановили, но храм еще ждал освящения и пока никому не принадлежал.
Они расположились на мраморных ступенях перед алтарем. Когда-то в центре круглого углубления рос могучий дуб, теперь он засох, и молча корячился там, распространив ветви над храмом.
Две женщины устроились на одной из ступеней, причем эрцгерцогини пришлось повозиться, раскладывая свои многочисленные юбки. За сим нехитрым занятием Тереза Блауссвисс выглядела такой беспомощной, что Вии пришлось подавлять нечестивые желания ее внутренних личностей предложить свою помощь. Еще не хватало, чтобы приняли за бывшую камеристку.
Ступенью выше Вия расположила жаровню.
Итак, огонь был разведен, и после некоторого внутреннего колебания эрцгерцогиня вытащила из крошечной барсетки на запястье небольшой лазурный кулон.
— Вот… это Карл подарил мне. И очень любил на мне видеть, как вы и просили.
Вия внутренне поморщилась: жаровня, в общем-то, не предназначалась для плавки золота. Потечет, прилипнет… Тут бы бросить в текущую воду… Но делать нечего.
— Когда я вам скажу, вы бросите его в огонь, — произнесла Вия спокойным, немного отчужденным тоном. — Но до того запомните несколько вещей. Мы окажемся в месте, которое может показаться вам странным, а может оказаться и знакомым. Мы можем пробыть там долго, а можем вернуться в один миг. Вы не должны ничего бояться, там это бесполезно. Страх погубит вас и меня вернее всего. Кроме того, вы должны подчиняться всем моим приказам и следовать за мной след в след. Я знаю, что нужно делать; вы нет. Сможете ли вы сделать?
Эрцгерцогиня кивнула.
— Все, что угодно, — твердо сказала она.
— Да, есть риск, что кто-то из нас не вернется оттуда. Или — вернется не в своем уме. Такое случалось. Вы все еще хотите продолжать?
Эрцгерцогиня кивнула. Лицо ее вовсе не выражало уверенности, но решимость в глазах не истаяла.
— Бросайте, — сказала Вия.
И, когда золотая вещичка, сверкнув, полетела в пламя, Вия ударила в барабан.
Первый звук обухом ударил по нервам эрцгерцогини. От жаровни уже начинал подниматься дым, и Вия видела, как расширились ее глаза, как капли пота выступили на висках. Она начала бить один из ритмов, глухой, четкий. Не для рождения, не для исцеления, не на погибель, не на удачу — на воспоминания.
Гехерте-геест дрожал в предвкушении, вился вокруг. Вот-вот он подхватит отделившиеся от тел души и понесет их туда, куда не добраться просто так. Тени шевелились по углам, и от этого столбы золотого предвечернего света, падающие в узкие окна, становились ярче.
Главное — не отводить взгляд от этих женских глаз напротив, в которых ожидание и страх борются двумя драконами над океаном отчаяния. Тогда рано или поздно откроется проход, тайный лаз, узкая тропка в обход вековечный стены, что отделяет «это» от «того» и «нас» от «них».
Глаза Вии расширились тоже — ибо в них ударил нездешний, яркий свет.
В мире духов тоже рос лес, но там уже наступила зима.
Зима прекрасна. Яркая буффонада зеленого лета, избыточная, где-то даже вульгарная пестроцветность осени сменяется изысканной элегантностью серо-белой гармонии. Легкая вязь звериных следов на снегу рассказывает никем до этого не слышимую повесть.
Гехерте-геест, похожий сейчас на Гая, только гнедой, а не вороной, нервно переступал тонкими ногами. Поехали, госпожа! Здесь не нужно бояться диких зверей: оголодавшего в берлоге медведя, сбившихся на зиму в стаю волков… Здесь нужно бояться самого леса.
Вия легко вспрыгнула в седло. Юбки не мешали.
— Ну! — она подала руку эрцгерцогине, растерянно глядящей на нее. — Чего вы ждете?
— Я не думала…
— Не думали, что мир духов так похож на настоящий? — спросила Вия. — Это зависит от того, в чьей компании путешествовать. Ну же, а то нас найдут!
Эрцгерцогиня не стала спрашивать, кто их может найти — видимо, фантазии хватило. Не так ловко, как Вия, но все же довольно споро она взгромоздилось на стоически перенесшего это гехерте-гееста позади шаманки.
— А теперь говорите, куда ехать, — скомандовала Вия.
— Я?!
— Это ведь вашего мужа мы ищем. И ваш медальон, наверное, сейчас плавится и портит вашу же жаровню. Кстати, поищите его.
Обе они завертели головами, и Тереза вскрикнула — она первая заметила медальон, висящий на веточке заснеженной осины чуть в стороне от них.
— Отлично, — чуть улыбнулась Вия. — Очень быстро. Да не бойтесь же, ваше высочество, я вам говорила. Все идет хорошо.
Когда они подъехали к осинке поближе, медальона там уже не оказалось. Эрцгерцогиня уже без подсказки начала вертеть головой, и вскоре они увидели медальон чуть дальше — висящем на пушистой еловой ветке.
Вия направила коня туда.
Снег был очень рыхлый, гехерте-геест шел шагом. Было тихо, сверху лился свободный серый свет. Этот лес был лишен даже тех звуков, которые можно услышать зимой в обычном лесу: тиньканья синиц, стука дятла, шелеста падающего снега. Тишина обкладывала уши ватой.
— Мне кажется… это место всматривается в нас, — тихо произнесла мадам Блауссвисс.
— Нет, — коротко ответила Вия, которая держала защиту, а поэтому говорить ей стало тяжело. — Обычный лес всматривается. Это место в нас вгрызается.
— Я могу чем-то помочь? — спросила эрцгерцогиня.
— Высматривайте вашего мужа. Думаю, что скоро…
И в самом деле: не успела Вия закончить фразу, как поворот тропы (или, во всяком случае, прогалины между росшими густо стволами) открыл женщинам небольшую проплешину. Там упало дерево; у его густо засыпанного снегом ствола возился в снегу какой-то человек в теплом плаще. То ли искал что-то, то ли пытался встать.
— Карл! — вскрикнула эрцгерцогиня, добавила еще какую-то фразу на непонятном Вии языке и буквально скатилась с лошади на снег.
Вия ругнулась: сказано же было, ничего без нее не делать!
Но в человеке она не чувствовала угрозы; вот и в самом деле, еще секунда — и эрцгерцогиня обнимается с каким-то изможденным черноволосым мужчиной. Он казался удивленным донельзя и словно сослепу щурил карие глаза.
— Тереза, ты? Но как…
Вия не слушала дальше. Она спешилась, не отпуская поводьев. Если высокой Терезе снегу было по колено, Вия сразу утонула в нем почти до середины бедер. Гехерте-геест покосился на нее лиловым глазом, всхрапнул. Будто бы говоря: «Ну, госпожа, когда отделаешься от этого груза, мы с тобой славно погуляем здесь вдвоем?» Она давно не выводила гехерте-гееста на такие прогулки — опасалась спровоцировать кошмары Ванессы. Тот, понятное дело, заскучал.
Она похлопала коня по шее. Погуляем, как не погулять…
Жеребец напрягся. Всхрапнул. Потом заржал и рванулся с места, опрокинув Вию в сугроб. Ошеломленная, она вскочила — гехерте-геест просто не мог себя так повести! Но повел. Вот он, скачет впереди… нет, уже не скачет.
Разумеется, лошадь растаяла бесследно, не оставив даже следов на снегу. Вия оглянулась. Лес был безмолвен.
— Что случилось? — спросила за спиной нервно эрцгерцогиня Динстаг.
— Пока еще ничего, — ответила Вия, сильно покривив душой.
Она потянулась к тому креплению на поясе, под плащом, куда надевала бубен. Теперь там висел изогнутый кинжал.
Шаманка отцепила оружие, взяла в руку и начала медленно отступать к эрцгерцогине.
— Ваше высочество герцог Динстаг, — сказала она, не оглядываясь. — Еще немного — и вам пора уходить. Имейте это в виду…
— Да, я, собственно… — начал герцог.
Но что он хотел сказать, Вия так и не услышала. На нее накатило острое, давящее предчувствие — зверь совсем рядом, вон у тех елок. Пока еще его не видно, но вот качнулась ветка, открыв кусок лохматой шкуры; вот скрипнул снег под могучими лапами… а вот его уже можно рассмотреть.
Медведь медленно побрел к ней — на четырех лапах, вроде бы не атакуя. Вия ждала. Спасения не было. Она не знала, что за неведомое существо приняло этот облик, ибо не чувствовала его. Кто угодно мог закрыться звериной шкурой — чтобы спрятаться от молодой шаманки, не нужно много сил.
У нее будет только один удар. И, если повезет…
Теперь зверь стоял на расстоянии вытянутой руки, так что Вия различала иней у него на морде. Шаманка изо всех сил избегала смотреть зверю в глаза. Только глянула краем глаза, стараясь не встретиться взглядом — и нашла силы удивиться.
У существа на морде не было места для глаз. То есть… просто пустота выше носа и ниже лба. Можно было не отводить взгляда.
Очень много вас тут, женщина. Кому-то придется потесниться.
Рука богини легким жестом схватила пучок вииных душ, как жнец хватает пучок колосьев; в левой руке сверкнул серп, который не стал менее осязаемым только оттого, что его тут не было. Фрейя, владычица зверей, магии и зимы, покинув медвежью шкуру, была воистину прекрасна.
Вия упада на колени, схватившись за горло; свет померк перед ней. Лучше бы медведь…
— Владычица! — сдавленно вскрикнула эрцгерцогиня Динстаг сзади; скрипнул снег — наверное, упала на колени.
«Не тронь! Мое!» — что-то из самой-самой глубины Вии прыгнуло вперед и вверх, но не стало отбивать колосья назад — вцепилось в руку богини мертвой хваткой, пропороло острыми, чуть загнутыми клыками белую светящуюся плоть.
Фрейя крикнула и разжала руку — надломленные колосья осыпались в снег, вспыхивая прозрачными искрами.
Женщина! — удивленно воскликнула богиня, стряхивая существо с руки. Она казалась скорее удивленной, чем сердитой. — Это тебе не принадлежит.
Щеря зубы, красное клыкастое создание шлепнулось перед богиней, принимая позу готовности к бою. Была бы у него шерсть — оно бы щетинилось.
«Не твое! Мое! — кажется, это, клыкастое, не умело говорить. А если и умело, то только самые простые слова — те, которым успела научить… — Сестра моя!»
Твоя?.. — прекрасное лицо богини выражало удивление и хищный восторг — эти существа умели ценить хватку обладателя. — Вот не ожидала… А что! Это тоже выход… Не бойся, я не обижу тебя…
Богиня присела на колени перед Вией — прямо в снег — протянула руку и коснулась ее лба костяшками длинных сильных пальцев лучницы.
Твое должно принадлежать тебе. Твое всегда будет принадлежать тебе.
Богиня начала подниматься, и тут клыкастое прыгнуло снова. Оно не прощало ошибок.
Наверное, Стару стоило подождать и заняться разговором с Фильхе позже. Наверное. Следовало успокоиться, проверить все еще раз. Но так вышло, что он только представил ее лицо — и ноги сами понесли его наверх.
Фильхе сейчас редко выходила из своей комнаты. Несколько раз наведалась в храмы, но общалась не со старшими жрецами, а пыталась получить кое-какую информацию от младших жриц и послушниц. Толку ее экспедициях оказалось мало.
В остальное же Стар не представлял, что она делает целыми днями. Валяется на розеновском диване, обитом фиолетовым бархатом? Вышивает? Тоскует?
Фильхе совсем неплохо вышивала…
Теперь Стар получил некоторое представление о том, как она проводит дни.
Он все-таки постучался.
— Стар! — она как всегда узнала его еще издалека, по шагам.
Дверь распахнулась приглашающе, будто сама собой. Фильхе-Агни была прекрасна: бледная кожа, большие, золотистые глаза, яркое пламя волос, ниспадающее на плечи… Желанная, восхитительная женщина, его друг с самых детских лет, его любовница, его тайная и явная страсть. Он не мог без нее.
Он сгреб ее в объятия прямо на пороге, закрыл дверь пинком, зарылся лицом в ее волосы. Стар Ди Арси не знал, как будет смотреть в глаза своей женщине и вообще что с ними будет, когда он выскажет ей все, зачем пришел, и поэтому хотел запомнить этот момент. Наверное, так гладят смертельно раненого скакуна, перед тем, как перерезать ему глотку.
— Агни… — Стар оторвался от нее, внимательно посмотрел на женщину.
— Уже много лет Агни, — женщина чуть насупилась, но видно было, что по-настоящему она не хмурится.
И что-то в ее тоне, очень хорошо знакомом, словно выбило Стара из колеи. Тихим голосом он сказал сразу, без околичностей и проверок:
— Я знаю, что ты убивала женщин. Фрейлину Нарау, и ту, рыжую, с которой я любезничал в Элизиуме.
Агни напряглась. В лице она, однако, не изменилась — привычка Фильхе владеть собой. Уже одно это дало Стару основание для подтверждений.
— Почему ты думаешь, что это я? — спросила она, отстраняясь от него.
— Потому что они обе были очень молоды. И потому что у них были расколоты головы, — Стар потер собственный затылок. — Я помню, как Фильхе хотела расколоть себе голову, когда ты потеряла над ней контакт.
— Прежде всего, она хотела убить тебя, — надменно бросила Агни.
— Да. Это тоже, — кивнул Стар. — Видимо, эти бросались на тебя… — он протянул руку и резко отогнул ворот ее просторной домашней котты. С возгласом Агни отпрянула, но тут же поправилась:
— Да это просто синяк! Стукнулась где-то!
— Синяк на шее — это странно, — Стар покачал головой. — Но как бы то ни было… Я не собираюсь тебя обличать.
— Меня оболгали! — яростно бросила Агни. Она принялась нервно выхаживать по комнате, заламывая руки; длинный шлейф блио волочился за ней по полу, описывая причудливую траекторию. — Мне больно, что ты так не веришь мне! Мне, которая столько лет следовала за тобой! Я обещала тебе не делать попыток выбраться из этого тела — и я не делала!
— Но ты не клялась мне. Ты обещала.
— Что за силу имеют клятвы, если не верить обещаниям? — спросила она свысока.
Стар сделал к ней шаг, заглянул в приподнятое лицо. Оно внезапно показалось ему посмертной маской.
У него действительно не было никаких особенных доказательств. Он не хотел идти к Райну за подтверждением. Он мог бы найти эти доказательства. Она могла бы стоять на своем и обидеться за его неверие. Все, что угодно. Шелуха отношений скатывалась с них, как лавина с гор.
— Нет, — сказал Стар. — Я не хочу доказывать. Я не хочу слышать твоих клятв. Потому что я могу придумать тысячи причин, по которым ты могла бы обойти… и главное: ты не человек. Тебя не интересуют люди, ты не стала одной из них. Должны ли тебя связывать людские меры. И даже данное мне обещание… я ведь не хозяин тебе.
— Ты просто хочешь меня обвинить, — сказала Фильхе. — Я надоела тебе, ты ищешь способ от меня избавиться!
Это снова были не те слова. С каждой своей репликой она убеждала Стара, что человеческое ей чуждо. Она не обижалась — она капризничала. Она приняла обвинение в двух убийствах как некую фигуру речи, как очередной поединок в словесной баталии.
Печалится ли огонь о зданиях, которые разрушил? Даже если огонь принял человеческую форму.
— Агни… — тихо произнес Стар. — Если это ты… я прощаю, что ты нарушила обещание. Я не буду требовать с тебя нового. Но я не знаю, просто не знаю, что с тобой делать.
— Это я, — ответила Агни, глядя ему в глаза. На сей раз в ее словах звучал вызов. — И ничего со мной не надо делать. Все прекрасно, как есть. Я обещала тебе не покидать это тело — и я в самом деле не пробовала. Я просто кое-что забирала у этих девчонок. Чтобы поддержать молодость. Чтобы ты любил меня по-прежнему. Ты прав, я не человек — как и твой астролог. Из-за него погибло куда больше людей, чем из-за меня. Я помню твой рассказ о деревне, где вы нашли эту Несс. Что же? Ты же не хватаешься за голову из-за его зверств.
Стар схватился за голову, запустил пальцы в черные кудри.
— Агни… не покидай этот дом, пока мы не уедем отсюда. Очень тебя прошу, — проговорил он со всей твердостью, на какую был способен. — Потом… я подумаю, что делать потом. Но пока у меня нет другого выбора.
«Даже если бы я хотел выдать тебя Клочеку, — подумал он, — сделать так — значит, положить конец всем нашим планам в этом городе, потому что слух разойдется мгновенно».
— Хорошо, — сказала Агни. — Я сделаю, как ты просишь. Я никогда не могла отказать тебе, Астериск.
Теперь в голосе ее звучала печаль, хотя лицо по-прежнему ничего не выражало, и только безумно горели золотистые глаза.
Стар вышел прочь, аккуратно затворив за собой дверь. Он еще сложно бы чувствовал прижавшееся к нему тело.
Ди Арси спустился вниз на несколько ступеней. Нужно было бы до конца, но сил не было. Почему-то ступени словно дрожали под ногами. В бою он никогда ничего подобного не чувствовал.
На секунду Стару нестерпимо захотелось туда, в бой — где кровь кипела, обжигая мысли паром азарта, где все казалось ярче и лучше во сто крат. Захотелось махать, рубить, сжимать коленями мускулистую конскую спину, и не думать, что его собственные руки могут предать его, его собственная душа — выйти из тела и зажить отдельной жизнью…
Он сжал перила, так, как хотел сжать собственное слабодушие, навсегда изгоняя его из сердца. Что, подумаешь, бывает. Он знал, что Агни — не человек. Он поверил, что она с ним навсегда, но, строго говоря, это ведь не обязательно правда…
— Ди Арси! — услышал он знакомый голос.
То был голос Райна, но звучал он странно. Стар поднял голову и встретился с астрологом взглядом.
Гаев стоял у подножия лестницы, и казался таким бледным, будто не выходил на улицу по меньшей мере недели две; а выражение лица у него было — брат-близнец женщины, оставшейся на верху.
Стар подумал, что он ранен, и тут же машинально схватился за меч (он не снял его, когда шел разговаривать с Фильхе), думая, куда сейчас придется скакать. Но Райн вдруг разлепил губы и сказал с ощутимым усилием.
— Вии очень плохо, Ди Арси. Она… возможно, умирает. Она лежит в гостевых покоях.
Вот тут Стар понял, что пять минут назад ему было очень хорошо.
— Опять?.. — спросил он, имея в виду выкидыш. Но астролог покачал головой.
— Она… делала то, чему ее учили в лесах, ты понимаешь. Что-то не вышло. Я… не предвидел этого.
Но Стар уже не слушал его, не мог разобрать вины, читаемой в этом голосе даже менее искушенным слушателем. Он уже пролетел мимо, направляясь в гостевые покои.
Что-то билось у него в голове, что-то еще более странное, чем тогда, когда он думал, что умирает астролог. Тогда ему показалось, что света больше не стало; теперь — что и не было никогда.
Откуда-то он знал — может быть, ему подсказывали изнутри — что Вии на ее шаманских тропах встретился бог и помешал ей. Если так, богу не жить.
Она лежала в комнате на первом этаже. Просто спокойно лежала, словно это был обычный сон. Страшное, заострившееся лицо темнело на белой подушке.
Эрцгерцогиня прислала своего личного врача, и Райн тоже уже откуда-то вытащила еще одного. Врач эрцгерцогини сказал, что молодой госпоже следует пустить кровь, а так все в порядке; другой тоже сказал, что все в порядке, и посоветовал приложить пиявок и заварить какие-то травки. Обоих врачей Райн вежливо выставил, травки осмотрел сам, отобрал часть и вручил их служанке, велев приготовить отвар, а пиявок выкинул.
Обычное самообладание возвращалось к нему на глаза: того и гляди улыбка на губах появится.
— Я убью его, — сказал Стар, сжимая кулаки. — Кто бы это ни был.
— Если это в самом деле кто-то из тех, на кого ты думаешь, то нам сначала придется хорошо поработать. Пойдем, — Райн положил руку ему на плечо. — Здесь мы уже больше помочь не сможем. Вия придет в себя. Поговорим в соседней комнате.
Соседняя комната — малая гостиная — могла предложить гостям дома хороший стол и удобные деревянные стулья. Райн распорядился принести ужин и кувшин с вином.
Стару не особенно хотелось есть; впрочем, запах жареной рыбы оказался приятен. Он ел и злился на себя: нужно было что-то делать с Фильхе — вот только что? — и с Вией непонятно… Еще у него ужасно чесались руки вскочить на коня и сегодня же отправиться в долгий и трудный путь обратно в Радужные Княжества. Там была война, и холод, и раскисшие дороги… там он знал, что следует делать. Не тут со всей этой чертовой дипломатией… Да пусть Райн варится в ней, сколько ему будет угодно!
Хорошо хоть решение проблем с Фильхе можно отложить. Стар понимал, что сейчас самое важное — не наделать скоропалительных глупостей. Это не поле битвы, где все решают секунды…. Поле битвы! Да нет, именно оно сейчас вокруг него — но битвы странной, когда не видно врага, когда все удары приходятся в пустоту, и ты не знаешь до самого конца, какой из них привел к победе или зачеркнул все шансы на нее…
За окнами уже стемнело, но Стар знал, что еще не поздно.
— Пойду поговорю с моими всадниками, — сказал Ди Арси. — Давненько я не навещал наших людей в нерабочей обстановке.
— Погоди немного, — попросил Райн. — Мне нужно с тобой поговорить.
На секунду Стару показалось, что Райн спросит насчет Фильхе — и напрягся. Даже с ним он не хотел — да и не мог — обсуждать свою женщину. Тем более с ним. Но он сказал другое:
— Мы практически добились всех наших целей в Ингерманштадте. Нам нужно было, чтобы по крайней мере приграничные герцоги поддержали Хендриксона, когда он развяжет войну с королевствами на севере. И мы почти этого добились. Эрцгерцогиня и Бартонби — это главное. Остальные могут пойти или не пойти, это уже не так важно… может быть, нам даже лучше будет, если они не вмешаются: зачем слишком усложнять ситуацию?.. Но скорее вмешаются, когда поймут, что боги не будут возражать. Пример Таффеля и леди Терезы их подстегнет.
— Может быть, и вообще не было нужды в этой их говорильне, — передернул плечами Стар. — Не так уж силен страх богов…
— Ну, если бы Император успел сказать веское слово вперед — то герцоги бы все-таки не рискнули против него пойти. А теперь он просто не успеет: мы ударим практически одновременно.
— У тебя все получается слишком просто. Я же говорил тебе: мы не до конца уболтали Таффеля. Да и леди Блауссвисс… Ты так уверен, что она выступит на нашей стороне? И не передумает?
Райн улыбнулся. Потер ладонью лоб.
— Да, хорошо что ты напомнил про Таффеля. Это-то и была основная цель разговора. Я помню, ты говорил мне: Таффель согласится помочь, если мы завоюем Радужные Княжества. Тогда, мол, он поверит, что гнев богов и в самом деле на него не обрушится. Ну вот для этого-то нам и нужен Олаусс.
Ситуация с герцогом Олауссом сразу встала перед глазами Стара как живая после слов Райна. У герцога не было детей, и он хотел объявить наследником сына своего младшего брата. К сожалению, для этого требовалось утверждение императором, а тот не торопился давать таковое. Можно было бы усыновить мальчика и тем самым обойти закон — но, к сожалению, отец того был с герцогом в очень неприятных отношениям и ни за что не дал бы согласия…. тем более, что это означало, что он сам наследства не получит.
— А этот-то как связан с Радужными Княжествами?
— Не он, а его владения. Они на севере, Радаган как раз внешняя граница. Рукой подать до родных мест Вии.
— А что там? — нахмурился Стар. — Уж не гулей ли ты собрался звать в союзники?
— Позвал бы и гулей, если бы это было нужно.
— Спятил, — уверенно произнес Стар.
— Да нет… у меня есть некоторые основания думать, что это не безнадежно. Ну да ладно. Главное, что есть в Зарадаганье: это место захоронения Рысьего Воинства.
— Нет, все-таки спятил, — Стар хмыкнул. — Эти-то тут причем? Даже если они правда существовали, на кой Ормузд тебе потребовалось вытаскивать из болот ни в чем не повинные останки? Уж не хочешь ли ты, чтобы Вия провела какой-нибудь ритуал… даже если бы это и было возможно…
— Ди Арси, — Райн вздохнул устало. — Послушай, я говорю тебе правду. Когда я начал все объяснять подробно, еще там, в Княжествах, ты не захотел меня слушать. А сейчас мы уже слишком далеко зашли, чтобы отступать.
Стар почувствовал, что в нем закипает раздражение.
— Не разговаривай со мной так, будто я не способен усвоить твои объяснения, — бросил он. — Ну да, не стал слушать; дураком был. Так начни сначала.
Райн бросил вымученный взгляд на дверь.
— Хорошо. Если вкратце, то ты же прекрасно знаешь: Радужные Княжества находятся под властью древних сил, которые не преодолеть обычными человеческими средствами. А вот если разбудить дух легендарных воинов, то вполне может получиться. И поверь мне, это не только моя идея. Что-то подобное видела миледи в своих снах; мы это обсуждали с ней, но не были уверены до конца… до моих последних вычислений. Милорду герцогу я тоже написал об этом, хотя, каюсь, он действительно не в курсе всех деталей. Но поездку в Ингерманштадт мы с ним обсуждали давно — равно как и то, что может потребоваться поехать в Зарадаганье.
— Так, — резко произнес Стар. Вы обсуждали. А сообщить об этом мне вроде как и не обязательно?
Райн устало опустился на стул, посмотрел на Стара снизу вверх.
— Хендриксон ведь говорил тебе, что нам придется обратиться к Древним силам, чтобы отвоевать Княжества. Ты разве не помнишь?
Стар припомнил: да, эта тема несколько раз поднималась. Но ему не слишком-то улыбалось разговаривать о подобных вещах: в такие моменты начинало особенно остро ощущаться огненное, кровавое присутствие бога внутри.
— А я… несколько раз заводил с тобой об этом речь. Ты вроде как переводил разговор, или находились более неотложные дела… Да вот даже сейчас: я хотел попросить тебя насчет Олаусса, а вместо этого мы ходим вокруг да около.
Стар разжал кулаки. А что если и впрямь… он и в самом деле переводил разговор. Он не любил этих райновых «так говорят звезды» или еще чего-то. Он не любил мистики. Он не любил… Ладно.
Обида не ушла — осталась звенящая досада. Все-таки они многое играли вокруг него: Хендриксон и Гаев. Да что сделаешь! Иногда Стару и самому казалось, что он может только мечом махать и очаровывать девушек; правда, в иные моменты сама мысль о том, что его могут обойти, вызывала взрыв хмельной ярости.
Но если не доверять астрологу и Хендриксону, то кому вообще можно доверять? Хендриксон — друг его отца, тот, кто почти заменил отца самому Стару. Райн… сложно описать, кто он все-таки есть. Единомышленник, непременное условие его плана? Друг? Да нет, не дружба это, пожалуй… Стар вспомнил, о чем он думал на Танадовском поле, когда решил, что Райн умирает. Кто-то вроде брата — с ним не дружишь по-настоящему, но именно ему доверяешь последнюю линию обороны. Просто удивительно, как астролог умудрился стать всем этим всего лишь за год.
Все это пронеслось в голове у Ди Арси в один миг и все это было очень не четким. Но он нашел в себе силы сказать спокойно:
— Извини, если так. Что же ты хотел?
— Мне кажется, у меня завтра-послезавтра будет приступ, — просто сказал Райн, и Стар мысленно обозвал себя олухом: Райн так точно научился предсказывать эти свои болезни, что немудрено было о них и вовсе забыть… а забывать нельзя. Как и о «Драконьем солнце», непременном условии их плана, которое медленно убивает Райна изнутри. — А сейчас нужно действовать быстро. Поэтому я хотел попросить тебя поговорить с герцогом Олауссом и его племянником.
— Что ты придумал? — спросил Стар, пряча внезапно возникшую неловкость за деловым тоном. — Ситуация-то безнадежная…. Или Ядвига Гаева все-таки смогла повлиять на императрицу?..
Райн как-то странно на него посмотрел:
— Нет, я не просил мать. Я не думаю, что она может оказать какое-то влияние на императрицу на этом этапе. Речь о другом. Я говорил с Главным Жрецом Одина… как раз пока Вия была у госпожи Блауссвис. Есть способ помочь эрцгерцогу. Если в храме объявят, что было знамение, что мальчик на самом деле приходится ему сыном — то закон о наследовании удастся обойти. В таком случае герцог сможет без проблем усыновить его официально.
— А мальчик и на самом деле его сын? — спросил Стар.
— Понятия не имею, — Райн пожал плечами. — Вообще-то такие слухи были, но какие-то слухи всегда есть… Заметь, у Олаусса вообще не было никаких детей, даже внебрачных. Я, конечно, не составлял его гороскоп, но могу предположить… впрочем, это неважно. Я попросил Ральфа организовать нам встречу с герцогом или кем-то из его доверенных лиц. Он должен завтра утром доложить. Ну вот и если я буду в отключке, то придется тебе самому съездить. Говорить нужно будет следующее…
Вия приходила в себя медленно. Мир плыл и качался вокруг нее. Носились какие-то лица, она не узнавала их. Некий голос что-то шептал в глубинах души — она не слышала его. Нечто происходила, но она не была уверена, что именно.
«Мне нельзя, — словно уговаривала она кого-то. — Нельзя, чтобы проходило много времени. Время дорого… здесь, в Ингерманштадте, время дорого… нужно уходить, нужно идти на север…»
Откуда пришла эта мысль — что нужно идти на север, на полночь — она не знала. Просто она взялась, и не подлежало никаким сомнениям, что это было так, а не иначе.
Потом она как-то сразу пришла в себя. Она лежала на постели, в одной из комнат в доме мэтра Розена — она поняла это сразу, но помещение узнала не сразу. Комната была очень длинная и узкая, с темными балками на оштукатуренных стенах, с единственным окном. У окна на табурете сидел Райн и читал какую-то книгу. Лица его не было видно, он повернулся к свету.
Вия довольно долго смотрела на него, пытаясь вспомнить, что произошло. Она помнила снег, помнила лес. Помнила, что гехерте-геест сбежал. Это очень плохой знак… как знать, говорили старые шаманы, когда дух покидает тебя, может быть, жизнь покинет следующей?
Она попыталась понять, покинул ли ее дух, но не смогла.
Тогда она мысленно попробовала ощутить свою разделенную на восемь частей душу — так человек, пробудившись ото сна, мысленно проверяет тело. Что-то было не так с ней, она не могла понять, что. Будто нога затекла… или нет?. Но Вия не знала: может быть, это нормально — чувствовать себя подобным образом?
Райн обернулся. Какое-то мгновение глаза его были отрешенно-равнодушными, как будто он еще находился мыслями в книге, но потом он увидел, что она очнулась, и явственно обрадовался.
— Вия! — он покинул окно и подошел к ней, склонился над постелью. — Тебе лучше? Хочешь что-нибудь? Хочешь пить?
Вия поняла, что ей в самом деле хочется пить, и кивнула. Пока Райн поил ее из чашки, она пыталась сообразить, сколько времени прошло.
— Что с эрцгерцогиней?
— Утром снова прислала гонца, справлялась о тебе. Знаешь ли ты, что проспала сутки?
— Хорошо, что так мало, — пробормотала Вия. — Значит, она здорова и в своем уме?
— Я очень рад, что ты можешь сказать о себе то же, — Райн выделил «ты» интонацией. — Что случилось? Ты… встретила кого-то?
— Ты знаешь? — пораженно спросила Вия. Она подумала, не вернулось ли к нему его астрологическое провидение, но не спешила радоваться.
— Стар почему-то уверен в этом. Так он прав?
— Прав… — Вия кивнула. — Я… точно кого-то встретила. Только не помню, кого. Райн… возможно, тебе следует меня опасаться. Если боги, или кто там это был… в общем, они могли что-то сделать с моим разумом. Я слышала такие истории. Если они знают, что ты замышляешь против них…
— Никто не знает, что я замышляю против них, — резко произнес Райн. — Ты — ближе всех к пониманию, но я не думаю, что даже ты… а впрочем, кто знает? Возможно, мои планы прозрачнее, чем мне хотелось бы думать. Впрочем, не волнуйся, мой друг, — он взял ее руку в свои, поцеловал ее пальцы. — Через тебя они вред мне не причинят. Не волнуйся об этом. Пока отдохни. Самое большее… я боюсь, что они навредят тебе.
— Со мной ничего не будет, — резко ответила Вия. Резче, чем собиралась.
— Милый друг… — Райн провел рукой по ее волосам, задержал руку и прикрыл глаза, будто запоминая ощущение. — Я расскажу тебе чуть позже, что мы сделали в городе. Пока же знай: нужно готовиться к путешествию в землю твоих предков.
— Предков?
— Гулей. Так вышло. Мне очень не хотелось бы подвергать тебя такому риску… хотя, полагаю, рисковать тебе там придется меньше, чем всем остальным. Но, видимо, никак по-другому этого не сделаешь.
Вия глубоко вздохнула.
— Ты говорил мне об этом еще давно, когда еще дар был с тобой. Я не вижу, что изменилось с тех пор. Я обещала помогать тебе — и я буду помогать.
Райн кивнул. Он взял ее руки и прижал ко лбу.
— Вия…. - тихо сказал он очень глубоким, нежным тоном. — Я не знаю, что бы я делал без тебя. Ты даешь мне силы жить.
И сказав так, он вдруг побледнел, глаза его распахнулись. Вия почувствовала странное: ее будто снесло порывом белого ветра. Будто все, что было в комнате, и в доме, и вокруг потеряло значение.
Она знала: это один из приступов Райна. Подобное чувство уже как-то накрывало ее, но никогда столь сильно; впрочем, Райн всегда стремился уйти подальше заранее и никогда еще не держал ее за руку. Вия почувствовала, что она то ли возносится куда-то, то ли проваливается… и не было названию ее ощущениям.
На мгновение ей показалось, что весь мир лежит внизу. Она видела очертания Быка, видела Острова, видела бурное море вокруг, видела льды на Полуноче и Полудне, видела северное сияние и водопады в драконьей стране, видела вековые деревья в бескрайних лесах к югу, о которых даже еще не знал… видела даже второй континент, за морем, чьи боги не были пришлыми, но и не были теми древними, что приняли облик драконов.
На секунду ей даже показалось, что она понимает полностью и до конца, что такое Драконье Солнце. Возможно, даже лучше его создателей. Но понимание пришло — и схлынуло.
Глаза Райна закатились, он упал лицом на ее покрывало, так и не выпустив руку. Вия знала, что теперь он пролежит так долго. Может быть, несколько часов, может быть, пару дней.
Она положила руку на его затылок, осторожно погладила мягкие светлые пряди и еще какое-то время сидела так, прежде чем позвать слугу.
Потом Вия лежала в полусне. Приходил Стар; ей казалось, что она должна ему что-то сказать, но разговора не получилось: он спешил куда-то. Она только помнила, как звенел и дрожал его голос в полутьме комнаты. Гехерте-геест… куда ты пропал? Почему ты оставил меня?..
Еще Вии казалось, что ей очень одиноко. Она не могла объяснить, почему.
Наконец им все же удалось поговорить. Это было дня через два. За окном шел военный парад. Это что-то значило, но Вия не могла сообразить со сна, что именно. Смеялись дети. Голубое небо за открытыми ставнями отдавалось звоном колоколов, лихо и ясно.
— Ну что? — спросила Вия. — Как успехи?
— Разве Райн не говорил тебе? — спросил Стар. Он стоял у окна и глядел на улицу, улыбаясь. Ему нравился парад императорской кавалерии, нравились красивые лошади, нравилось, как празднично сверкает солнце на пороге зимы. Он наслаждался этим от всей души, отринув мрачные мысли о темном колдовстве, что висело над землями, которые им предстояло покорить. Или нет, не так; мрачные мысли всегда были с ним — темная взвесь на дне бокала с вином — но он не позволял им заслонять от себя жизнь, словно бы даже не осознавая, что в этом его сила. Вия почувствовала невыразимую нежность к нему. Она все еще не вполне хорошо себя чувствовала, поэтому сидела в кровати, но подумала, что с удовольствием бы встала и обняла Стара… но нет, кажется, мысль про объятие была не ее, а Сестры, которая была всегда ласкова со всеми.
— Райн не особенно успел, у него случился приступ посередине нашего разговора. Он пришел в себя?
— Да, еще вчера. Съездил со мной по делам, потом заснул и спит до сих пор. Слаб, конечно. Меня беспокоят эти приступы: они, кажется, учащаются.
— Да, так оно и есть. Разве Райн не говорил тебе, что так оно и будет?
— Вроде, говорил… с ним никогда толком не поймешь, — Стар наморщил лоб. — Проклятое Драконье Солнце! Я не я буду, если не придумаю, как вытащить его из Райна. Пусть ему плевать, что случится с ним, когда он достигнет своей цели — мне нет.
Вия промолчала. Она лучше Стара понимала, что на уме у ее мужа. Но почти физически не могла сказать об этом: каждое лишнее слово могло оказаться предательством. Если таков его путь, она не может помешать ему пройти его до конца. Всякий должен платить за свои ошибки. Но права помочь Стару это у нее не отбирает.
— Аналогично, — сказала Вия. — Можешь рассчитывать на мое содействие в этом предприятии.
Стар посмотрел на нее и кивнул.
— Да, ты лучше меня разбираешься во всей этой мистике.
— Не сказать что по-настоящему разбираюсь. Драконье Солнце по сути своей, как мне кажется, противно природе шаманизма… Если бы я могла побывать на севере, где я училась! Там…
Тут Вия почувствовала: вот оно, вот эта мысль из сна! На севере она сможет узнать, что такое Драконье Солнце, сможет поискать гехерте-гееста… Да мало ли что еще можно сделать на севере, в краю хвойных лесов и серых скал, по которым она отчаянно скучала даже под разноцветным небом Княжеств.
И ведь Райн тоже говорил про север…
— И ты туда же! — воскликнул Стар. — Так может, это и в самом деле судьба?
— Изложи обстановку, — попросила Вия снова. — Пока я не знаю, я ничего не могу придумать.
— Ну что… Твоя эрцгерцогиня таки начала собирать войска. Со множеством оговорок, как всегда… но это уже кое-что. Вчера вечером мы подписали тайное соглашение, — Стар ухмыльнулся. — Она заставила нас поклясться священными именами.
— Вот как? Чьими же, интересно?
— Ха, будешь смеяться: взяла Фрейю и Кевгестармеля с одной стороны и трех каких-то древних божеств с другой, причем один дракон, объявила их воплощениями пяти стихий и… ты смеешься? Ты можешь себе представить меня, клянущегося именем Кевгестармеля? А Райн улыбался…
— Он тоже там был? Сразу после приступа?
— Шатался, но поехал. Как ты представляешь, чтобы я называл имена богов без его присутствия?.. — в голосе Стара прозвучала такая неожиданная горечь, что Вия не знала даже, к чему это можно отнести.
— Многие на Закате сейчас, когда боги ослабли, творят свою собственную религию, — решилась Вия попробовать. Будь что будет… если он догадался, может быть, она сможет обсудить с ним это? Было бы хорошо для разнообразия получить союзника.
— Надо думать, — усмехнулся Стар. — Вия… я хотел с тобой поговорить кое о чем.
«Нет, — поняла Вия по смене интонации. — Не догадался. И не о Райне он будет сейчас говорить…мне знакомо это стыдливое выражение твоего лица, мой дорогой… это Фильхе и только она».
— Вот что, — сказал Стар, садясь на стул, — я… недавно я обнаружил, что Фильхе убила как минимум двоих женщин. Здесь, в Ингерманштадте.
— Она нарушила слово? — резко спросила Вия, выпрямляя плечи. Лиричное настроение как рукой сняло. Если саламандра сбросила те хрупкие узы верности, которые держали ее рядом с людьми, от нее можно ожидать всего, чего угодно.
— Нет! — так же резко ответил Стар. — Во всяком случае, она говорит, что не собиралась забирать их тела, и я склонен ей верить. Что мне остается еще?.. Я не смог бы находиться с ней под одной крышей… Проклятье, я думал, что я и раньше не смог бы! Нет. Я должен тебе это объяснить…
— Да нет, не должен, — Вия прикрыла глаза и покачала головой.
— Ну так хочу, если уж не должен!
И, расхаживая по комнате, Стар буквально в двух фразах, коротко и сжато, обрисовал ей ситуацию с Фильхе. Объяснил он и почему не хочет выдавать ее Игорю Клочеку.
— Здесь смешалось все: и мой страх за судьбу миссии, и мое… во имя всех богов, я ведь люблю ее!
«Ты это говоришь очень легко, — подумала Вия. — Ты, наверное, говорил эти слова многим. А кому нет?..»
Шаман в ее душе качал головой. Он-то знал: чувство, выраженное словами, часто умирает от слишком яркого света. Ди Арси был весь — огонь и свет. Но поэтому-то самое сокровенное он никогда не умел в себе увидеть.
— Да, я понимаю, что она не человек, — продолжал Стар с горечью. — Убийство человека для нее — как для нас затоптать ящерицу. Но я думал, что она понимает… что она согласна соблюдать эти условия, чтобы жить в человеческом теле. И что мне делать — запирать ее в башне, а ключ носить с собой, чтобы она ни с кем ничего не сотворила и не пострадала сама?..
— Женись на ней, — сказала Вия.
— Что? — Стар удивленно посмотрел на нее.
— Ты верно сказал, но только отчасти верно. Агни не человек; но Фильхе была человеком, и ничто человеческое ей не чуждо. То, что получилось в итоге, не совсем та Агни, которую ты знал. Саламандра тебя не ревновала…
— Ты так думаешь, — Стар криво улыбнулся, видно, что-то вспомнив.
— Пусть так! Но она не ревновала меня к тебе, например, когда мы путешествовали вдвоем… то есть втроем, считая ее. А сейчас в ее поведении изрядная доля ревности. Боязнь утратить привлекательность, страх старости и смерти — это тоже чисто человеческие черты. Поверь мне, я достаточно знаю о духах леса. Чего-чего, а смерти они не боятся.
Вия перевела дух. Стар смотрел на нее с таким странным удивлением, что сразу стал выглядеть совсем подростком.
— И вот это человеческое, что ревнует и боится, сводит ее с ума. Женись на ней; этим ты вполне удовлетворишь мещанскую сторону ее натуры.
Стар шагнул в сторону кровати.
— Нет, — сказал он как-то растерянно, без намека на ту полководческую твердость тона, на ту печаль умудренного опытом поэта, которые демонстрировал только что. — Это невозможно!
— Отчего же? — спросила Вия даже с некоторой холодностью. — Оттого ли, что Хендриксон задумал женить тебя на своей малолетней дочери или подобрать еще какую-нибудь политически выгодную партию? Неужели это тебя остановит?
— Нет, не в том дело! — Стар мотнул головой. — Просто… я никогда не думал о женитьбе.
«Конечно, он думал, — сказал Вии один из ее кузенов, по имени Тендаль. — Он похож в этом на любого ответственного отпрыска благородной фамилии. Конечно, всякий должен взять жену, которая позаботится об имени рода».
«Конечно, он думал, — сказал Вии менестрель. — Но он же романтичный юноша, да и родители жили в счастливом браке… небось до сих пор мечтает найти какую-нибудь прекрасную даму и спасти ее от ужасного плена… клянусь коленями Ормузда, мне такие мальчики нравились!»
«Конечно, он думал, — шепнула Сумасшедшая Хельга. — Как не думать! Представь себе замок, старый, с рвом и крепостным валом… вроде такого, где он жил или даже прямо этот самый. Разве ж таким рыжим женщинам место в подобной глуши?»
— По-моему, вы немного лукавите, милорд Ди Арси, — заметила Вия.
— Просто я не могу жениться на Фильхе, — предельно честно ответил Стар. — Вот на тебе бы — женился!
И вдруг резко замолчал.
«О, это плохо… — сказала внутри Сумасшедшая Хельга. — Жалко, что он понял…»
Стар закрыл и открыл рот. Вия буквально видела, как он хочет найти какие-то слова, обратить все в шутку…
Нет. Не хочет.
Стар побледнел и быстрыми шагами пошел к двери.
— Стой! — сказала Вия.
Он послушно остановился.
— Пожалуйста, не надо переживать из-за этих слов, — сказала она. — Я поняла их правильно. Я знаю, как ты относишься ко мне, Стар. И знай, что ты пользуешься с моей стороны таким же доверием. Я вовсе не буду теперь думать, что ты изнываешь от любви и еле сдерживаешься, чтобы не прикончить Райна и не запеть серенады под моим балконом.
Плечи Стара ощутимо расслабились. Он обернулся.
— Ну, — сказал он, — насчет серенад… не судите поспешно, моя госпожа. Ну не преступление ли с моей стороны, что я до сих пор не посвятил тебе не единой?
«И значит, остается Шпеервальд, — думал Райн, стоя рядом с магистром Розеном в боковой улочке. Парад императорских частей проходил мимо, сверкая начищенными пиками копий. — Так ли он важен? Таффель и Динстаг уже дадут значительную силу… Ну, при условии, что Таффель выступит. Олаусс, как сказал Стар, согласился на мой план… Завтра в храме Унтер-Вотан объявит о знамении, и старик получит возможность усыновить своего племянника… опасаться нечего…»
Райн знал, что Шпеервальд все-таки понадобится. От этого не отвертеться. Во-первых, вчера они со Старом получили депешу от Хендриксона, где он просил поспешить с разрешением северного вопроса. Во-вторых, если не позаботиться о Шляхте, им может взбрести в голову придти на помощь Малым Королевствам — а зачем нужна лишняя неразбериха? В-третьих, Ванесса видела сон. Собственно, из-за этого сна Райн сейчас и стоял тут, предложение Розена «прогуляться» было вторичным.
— Маэстро Гаев? — услышал Райн за спиной.
Он обернулся.
В тихом переулке, где едва хватало места этой процессии, стоял бледный молодой человек в костюме богатого купца — собственно, тот самый Шпеервальд, о котором думал Райн.
— Чем могу служить вам… господин? — спросил Райн.
— На игиле, пожалуйста, — проговорил Эрнест Ганнер на этом языке: он говорил бегло, хоть и с довольно сильным акцентом. — Не хотелось бы, чтобы наш разговор услышали.
— Как пожелаете, — Райн поклонился. — Разрешите представить вам моего спутника: магистр Розен, мой коллега. Он понимает игиль.
— Рад служить, — сказал Розен. — Если… эээ… господин не возражает, я пока пройдусь…
— Я думаю, это нам с магистром Гаевым лучше пройтись, — проговорил Шпеервальд, подходя к Райну вплотную. Стража окружила их полукольцом. — Не откажете?
— Конечно, нет, — Райн улыбнулся. — Буду рад.
Прогулка оказалась недалекой и привела их на берег реки, забранной камнем. Парад остался далеко позади. Стража тоже приотстала: стояли неподалеку, потея под жарким солнцем — наверное, последний такой теплый день осенью. Здесь яркое солнце бросало блики только с начищенных тазов двух прачек, что стирали белье чуть выше по течению и переговаривались низкими, далеко слышимыми над водой голосами.
— Итак, — сказал Эрнест. — Я все ждал, пока вы, маэстро, или ваш патрон свяжетесь со мной… но ничего подобного не происходило, хотя, кажется, вы не обделили вниманием ни одного из моих коллег.
— За исключением Унтрехта, — мягко поправил Райн.
— О да. Старина Унтрехт. Впрочем, со мной связался человек Таффеля… — Шпеервальд задумчиво смотрел на воду. Райн подумал, что задумчивость этого человека сродни маске. На самом деле он, конечно, эмоционален — и изо всех сил старается это скрыть.
— Вот что, магистр Гаев. Не буду ходить вокруг да около. Я — за войну, — он сделал паузу.
— Этого следовало ожидать, мой господин.
— Я настолько за войну, что готов был бы напасть на Саммерсон хоть завтра… если бы был уверен, что боги не вмешаются.
«Сейчас он потребует доказательств, как Бартонби», — решил Райн. Почему-то он вдруг почувствовал усталость. Один и тот же разговор, пусть и в разных вариациях, им со Старом приходилось здесь повторять по несколько раз. Этот город ловит их в свой лабиринт.
— И я это сделаю, — жестко продолжил Шпеервальд.
Райн вскинул на него взгляд.
— Да, господин магистр, — улыбнулся граф уголком рта. — Я чувствую, как колесо истории готово повернуться под нашими руками. Наконец-то настал день, когда мы действительно можем забрать земли, чужие лишь в силу исторической случайности.
— Исторической случайности? — переспросил Райн.
— То, что Малые Королевства попали под покровительство Фрейи, а не Одина и его сына Тора — лишь случайность, не более того. До этого древнее королевство Роган объединяло их все… вы, должно быть, не знали про это?
— Читал давным-давно… конечно, я не обладаю вашими познаниями, — Райн на всякий случай еще раз поклонился.
— Книги… многому могут научить, — пробормотал Шпеервальд.
«Сумасшедший историк, — подумал астролог. — Так вот кто он такой!»
Чем дальше, тем больше он убеждался: в большинстве случаев люди сами заведут себя туда, куда ты хочешь. Нужно лишь наблюдать за ними.
— Как только герцог Хендриксон вторгнется в Эмираты или в Малые Королевства с полудня… — проговорил Шпеервальд, — я выступлю тоже. Можете положиться на мое слово.
«Вот как, — подумал Райн. — И все-таки на слово, данное с глазу на глаз, да еще так просто, я не могу положиться. Договор с эрцгерцогиней, несговорчивость Бартонби — они как-то вернее».
— Взамен я хочу кое-что…
— Да, мой господин?
— Чем Унтер-Вотан обязан вам?
— То есть?
— Не уходите от ответа. Я заметил, что Унтер-Вотан переменил политику после разговора с вами с глазу на глаз… мои люди донесли.
— Магистр Розен — ваш? — спросил Райн.
— Скажем так: иногда я оплачиваю его услуги, — кивнул Шпеервальд. — Но я в том числе и переписываюсь с некоторыми другими членами Гильдии Магистров. Звезды очень помогают ориентироваться в непрочном сегодняшнем мире.
«Интересно, — подумал Райн, — входит ли Галлиани в число его корреспондентов? И что именно посоветовал Шпеервальду старый астролог?»
— Возвращаясь к Унтер-Вотану: вероятно, донесли не только мне — многие гадают теперь, что вы ему предложили. Большинство сходится в распространении культа Одина на новых землях… ни для кого не секрет, что у Богов особое отношение к Хендриксону. Но мне кажется, дело в ином. В чем же?
— Зачем вам это знать? — спросил Райн.
— Мне нужно понять, как широки границы вашего влияния на Унтер-Вотана.
— Чтобы я попросил его посодействовать… изменению вашего титула? — спросил Райн. — Боюсь, не настолько широки.
— Что ж… — начал Шпеервальд.
— Но ваш титул может изменить Хендриксон, — проговорил Райн. — Что насчет… королевского?
— Королевского? — переспросил Шпеервальд. — Разве сам Хендриксон…
— Светлейший Герцог мыслит иными категориями, — перебил Райн. — Он с удовольствием примет под свое крыло несколько… скажем, великих князей. Этот титул выше герцогского, равен королевскому. И при этом вам ничто не помешает оставаться графом в Священной Империи.
— Великий князь… — Шпеервальд покатал слово на языке. — Что ж… Это, кажется, титул из Земли Главных Богов?
— Не совсем, — покачал головой Райн. — Этот титул когда-то носил глава Великой Шляхты, пока пятьсот лет назад их не стали прозывать королями. Ваша Светлость… разве наносить удар по Саммерсону так уж удобно? Насколько я помню, участок границы там не так уж велик. Опять же, интересы Хендриксона не распространяются на Шляхту.
— Вот как? — Эрнст Ганнер хмыкнул. — Кажется, я понимаю, почему вы не подошли ко мне раньше.
— Это было бы преждевременно, пока я не знал позиций остальных герцогов, — кивнул Райн.
— Но все же… — граф внимательно смотрел на Райна, будто пытался увидеть малейшие признаки лжи. — Ведь Ра…
— Боги не будут вмешиваться, — перебил Райн. — А шпионы герцога доносят, что Шляхта сейчас в хаосе. Старый король умер, — «король, который приказал казнить моего отца», — новый еще в пеленках. Окраины ропщут от налогов, столица голодает. Время удобно как никогда.
— Кажется, это ваша родина…
— Да, — кивнул Райн. — Моя родина.
— Вы страшный человек, маэстро.
— Осмелюсь возразить, милорд. Всего лишь дальновидный.
Они со Шпеервальдом проговорили еще долго и условились встретиться снова — на сей раз в расширенном составе. Райн чувствовал себя полным подонком.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ