Лондон встретил меня сыростью и хлопьями снега. В очередной раз я расстался с прежней жизнью, чтобы с головой шагнуть в новую. Кто я такой? Что осталось во мне от прежнего Николаса Тэслы, который мечтал о науке, делал опыты и верил в то, что ученые могут изменить мир? Я и сейчас мог бы построить передатчик электричества на расстоянии по воздуху, последняя моя разработка, которой суждено остаться в записных книжках и чертежах торговца чаем. Только вот кому это нужно? Зачем прикладывать усилия, рвать жилы и доказывать что-то миру, если миру на это плевать? Миру надо, чтобы я колесил по странам и городам, выполняя секретные поручения британской короны. Вот и сейчас приказ таинственного господина Флумена заставил меня бросить налаженную привычную жизнь и отправиться в Лондон ради того, чтобы познакомиться с неизвестным мне чудаком Гэрбертом Уэллсом, который делал людей невидимыми, грозил миру инопланетным вторжением и совершал много такого, за что иного человека давно бы упекли в Бедлам. Господин Уэллс же продолжал трудиться, не испытывая никакого беспокойства со стороны правительства.
Цеппелин «Шотландская роза» прибыл в порт Хитроу ранним утром, когда город еще был скрыт туманом. Пассажиры чинно спустились по трапу, зевая на ходу. Перелет был длинным и утомительным. Все было хорошо в этих могучих небесных китах, кроме одного – их скорости. Когда человек научился летать по воздуху, я надеялся, что он будет делать это быстро. В сущности, дирижабль двигался быстрее, чем морской корабль, но не настолько, чтобы отвечать требованию времени. Хотя нельзя было отрицать, что полеты на дирижаблях были куда экономнее, чем морское судоходство.
Я ступил на лондонскую землю. За мной сошел на берег Герман Вертокрыл. Он крутил головой по сторонам, пытаясь рассмотреть диковинный город, укутанный туманом. К своим тридцати годам он ни разу не выбирался за пределы Петрополиса, поэтому любое путешествие ему было в диковинку. Герман тащил мою ручную кладь, состоящую из одного саквояжа. Остальной багаж был сдан в багажное отделение, откуда Герман должен был его забрать и проследить, чтобы его доставили по моему новому адресу на Бейкер-стрит.
Пока Герман занимался багажом, я отправился на поиски транспорта и был приятно удивлен тем обстоятельством, что меня встречали – двое джентльменов в цилиндрах, у одного в руках была табличка с моим именем. Я подошел, поздоровался, представился, и они сообщили мне, что прибыли от господина Флумена с целью отвезти меня домой. Подобной встречи я не ожидал и согласился.
Обтекаемый словно черная пуля автомобиль марки «Ровер» мигом домчал нас до трехэтажного дома из позеленевшего от времени камня с белыми широкими окнами. Водитель за все время не проронил ни слова. Сидевший рядом с ним джентльмен безучастно смотрел на дорогу. И хотя у меня было множество вопросов, я также предпочитал молчать. В обществе молчунов лучшее средство общения – молчание. Я размышлял о предстоящем задании, которое меня совсем не вдохновляло. Втереться в доверие к какому-то изобретателю, стать ему другом, чтобы потом контролировать его деятельность.
Я рассчитывал отдохнуть с дороги, потом разобрать вещи, обустроиться на новом месте и заняться оформлением доставки остального имущества, которое я временно был вынужден оставить в Петрополисе. Но в доме на улице Бейкер-стрит в маленькой гостиной меня ждал Флумен. Он сидел на красном кожаном диване и читал книгу. Название и имя автора я не смог разобрать, так как при моем появлении он захлопнул том и отложил в сторону. По другую руку от Флумена на диване лежала толстая кожаная папка с серебряной застежкой, которую он тут же взял и протянул мне.
– Приветствую вас в Лондоне, Тэсла. Нам предстоит много работы, поэтому не будем терять время. Это досье на Уэллса. Здесь все, что у нас есть. Приступайте к изучению. У вас один день. Послезавтра утром вам назначена встреча с Гэрбертом Уэллсом в его доме на Бромли-стрит. Подробная инструкция в деле. Коротко. Уэллсу требуется личный помощник. Ваша задача сделать все возможное, чтобы он остановился на вашей кандидатуре.
С этими словами Флумен направился к двери, в которой показался Вертокрыл, не захотевший уступать дорогу. Они столкнулись плечами в дверном проеме и пошли дальше в разные стороны, сделав вид, что ничего не произошло.
Я взял книгу, которую читал Флумен, и прочитал на обложке: Гэрберт Уэллс, «Международная катастрофа».
Я раскрыл папку и сел на диван, проклиная все на свете, в первую очередь Флумена и свою тягу к азартным играм, которая довела меня до такой жизни. Я попросил Германа принести мне свежего кофе и углубился в чтение.
Первое, что бросилось в глаза, когда я переступил порог дома на Бромли-стрит, это передвигающийся с немыслимой скоростью человек. Он двигался настолько быстро, что во время движения превращался в смазанное цветовое пятно. Лишь только когда останавливался, можно было разглядеть мужчину средних лет с аккуратными усами и выразительными карими глазами, в шерстяном коричневом пиджаке, при галстуке, в плотных, аккуратно выглаженных брюках. Даже когда он стоял перед рабочим столом, руки его стремительно мелькали, что-то вычерчивали, выстраивали, писали. Белоснежные листы бумаги мгновенно покрывались черными витиеватыми буквами и цифрами расчетов, перелетали в сторону, и новые листы заполнялись информацией. Потом человек приходил в движение, перемещался на другую сторону комнаты, слетала книга с полки, пролистывалась за секунду, возвращалась на место, и вот человек уже стоит возле рабочего стола и трудится.
Я был поражен в самое сердце. Никогда в жизни я не видел ничего подобного. Передо мной происходило настоящее чудо, при этом выглядело это настолько буднично и просто, что оторопь от нереальности происходящего прошла в следующую же минуту, а дальше наступило осознание собственной ненужности в этой сложившейся гармоничной картинке жизни.
Я переступил с ноги на ногу, кашлянул, не зная, то ли мне сообщить о своем прибытии, то ли, наоборот, выйти и закрыть дверь с другой стороны, словно я и не приходил. Но мой кашель был услышан. Человек почувствовал чужое присутствие, обернулся, выглядело это, как будто его голова крутанулась вокруг своей оси, на мгновение из цветовой мазни выделился цепкий взгляд, пронзил меня, словно брал все необходимые анализы и замеры с целью выяснить, кто и за какой надобностью оторвал его от работы, и пропал.
В следующее мгновение движения человека стали настолько медленными, словно кинопроектор братьев Люмьер перевели в покадровое воспроизведение с задержкой в минуту. Он двигался в мою сторону, но при этом стоял на месте. Его лицо окаменело, нога поднялась для шага и шла на снижение. Пространство перед ним подернулось маревом, словно человек пытался преодолеть невидимую преграду, разорвать тайную мембрану, которая мешала ему нормально двигаться. И вдруг преграда порвалась, по комнате поплыл запах жасмина, и мне навстречу шагнул человек, протягивая руку. Двигался он нормально, как и все обычные люди.
– Приветствую вас, меня зовут Гэрберт Уэллс. Чем обязан вашему визиту?
– Я Николас Тэсла. Я слышал, что вы ищете помощника для своих экспериментов. Мне порекомендовали к вам обратиться. Простите, а что я сейчас видел? – все-таки я не удержался и спросил.
– Я работал над одним из своих проектов. В последнее время я очень много времени провожу в работе, поэтому мне и нужен ассистент.
– Нет, я не о том. Вы двигались с такой скоростью, что я… – я не нашелся, как описать увиденное.
Уэллс улыбнулся и огладил усы.
– Вы видели одно из моих изобретений – ускоритель темпа жизни.
Только тут я заметил, что на его шее висит круглый металлический предмет, похожий на карманные часы-луковицу.
– Это побочное изобретение, органично вылившееся из одной из самых важных, пока не завершенных, моих разработок – машины времени. Но об этом попозже.
– Ускоритель – это я понял, но потом вы как будто вообще не двигались. Это как? – я продолжал говорить косноязычно, не оправившись от столкновения с чудом, которое этот странный человек называл наукой.
– Все очень просто, молодой человек. Таким образом я возвращался к привычной скорости жизни. Синхронизировал, так сказать, внешнее время с внутренним. Попробую объяснить по-другому. Планета Земля и все люди на ней живут в обычном времени. Я же живу в ритме, превышающем обычный в три-четыре раза. Чтобы вернуться к обычному течению времени, мне приходится полностью остановиться. Когда я выключаю ускоритель, время вокруг меня практически останавливается, причем мгновенно, словно свет выключили. А потом мое внутреннее время догоняет внешнее, и я синхронизируюсь с планетой Земля.
Образы я понял, но это не добавило понимания принципа действия всей этой чертовщины.
Уэллс взглянул на наручные часы и присвистнул.
– Кажется, время обеда. Как вы относитесь к портвейну?
– С уважением, – сказал я.
– Тогда предлагаю выпить по бокалу, съесть по куску отличной говяжьей вырезки и обсудить наши возможные дела.
Я принял приглашение.
Столовая примыкала к рабочему кабинету Гэрберта, выглядела очень уютной и практичной. Небольшой стол, за которым могли бы разместиться человек шесть, уже был накрыт на две персоны, словно меня здесь ждали. Хотя Уэллс не мог и предположить, что я появлюсь в его жизни. На столе стояла черная бутылка без этикеток, распечатанная, но закупоренная пробкой.
– Никогда не видел такого портвейна, – признался я.
– Я раздумываю над тем, что восточные сказки про джиннов вполне реальны. Ведь бутылка с джинном может быть не чем иным, как летательным кораблем с упрятанным в нем пилотом, который уменьшен в размерах для более комфортного преодоления больших расстояний. В последнее время мне кажется, что эта теория вполне жизнеспособна. Она органично объясняет, почему джинны встречались раньше практически на каждом шагу, а сейчас никто о них ничего не слышал.
Уэллс сел и указал мне место по правую руку от себя.
Не успел я удобно устроиться на стуле, по размерам и комфорту больше напоминающем кресло, как бутылка с портвейном плавно воспарила над столом и поплыла по воздуху. Одновременно с ней поднялся бокал и переместился поближе ко мне. Второй бокал занял место возле тарелки Уэллса. Летающая бутылка рассталась с пробкой, наклонилась, и ароматная тягучая рубиновая жидкость потекла в бокал. Сперва наполнился мой на правах гостя, а потом и бокал Уэллса.
Я сидел с раскрытым ртом, боясь пошевелиться. Мало ли, летающая бутылка посчитает, что я представляю для нее угрозу, и попробует мою голову на крепость.
Заметив мое смятение, Гэрберт рассмеялся.
– Не бойтесь, молодой человек. Тут нет ничего мистического и таинственного. Помимо нас в этой комнате находится мой дворецкий Штраус. На его примере я испытываю устойчивость эффекта невидимости. Несколько лет назад я открыл возможность делать живые объекты невидимыми. Как водится, первые эксперименты я ставил на крысах и обезьянах. До сих пор в подземельях Лондона бегает невидимое потомство моих экспериментальных крыс. Невидимость удалось открыть. Только вот объект, становящийся невидимым, вскоре терял разум и превращался в агрессивное буйное существо невиданной силы. Собственно, крысы вырвались из клеток. По Лондону также до сих пор бегает Сфинкс, моя экспериментальная обезьяна. Очень умный парень. Мне очень жаль, что он обезумел. Хорошо, что с агрессией у него было плохо. Он способен только озорничать, хотя и весьма зло. Все эти задирания платьев дамам, летающие котелки и моча с неба на головы одиноких прохожих – все это дело его проказливых лап. Отловить его не представляется возможным в силу невидимости объекта. Но поскольку Сфинкс не представляет угрозы жизни, полиция не сильно-то обеспокоена его существованием.
– Признаюсь честно, если бы мне на голову пролилась моча, я был бы весьма удивлен и раздосадован, – я умолчал о том, что рвал бы и метал да стремился бы урезонить и наказать обидчика.
– Уверен, что я испытывал бы те же чувства. Хорошо, что этот инцидент был единичным. Со временем мне удалось найти причину этого безумия и устранить его. Но оставалась проблема устойчивости эффекта невидимости. Когда я избавился от побочного явления – безумия, я провел эксперимент на человеке. Чарльз Стросс, старший инспектор Скотленд-Ярда, согласился участвовать в эксперименте. В результате все прошло успешно, за маленьким исключением. Чарльз стал невидимым, но этот эффект оказался весьма неустойчивым и приобрел цикличность. Давайте выпьем и продолжим.
Уэллс покачал рубиновую жидкость в бокале, отпил немного и отставил бокал в сторону.
Я последовал его примеру и тут же понял, почему этот напиток можно пить только маленькими глоточками. Он был божественен. Словно жидкий огонь, наполненный сладостью и медом, потек мне в горло.
– Дело в том, что мне удалось сделать живой объект невидимым, но на определенный отрезок времени. И в случае с Чарльзом этот отрезок уложился в три с половиной часа. Дольше эффект невидимости не держался. И, как выяснилось, оказался необратимым. Поэтому Чарльз стал мерцать. Он становится на три с половиной часа невидимым, возвращается к видимости на тот же отрезок времени и опять пропадает. Очень утомительное явление, к тому же слабо контролируемое. Со временем мне удалось отстроить этот эффект и научиться им управлять. Теперь Чарльз сам может контролировать процесс. Невидимость в любом случае будет длиться не более трех с половиной часов. А вот видимость медикаментозным путем может контролироваться и быть увеличена до пяти-шести часов. Дальше опять сбой в невидимость. Я и дальше занимаюсь экспериментированием в этой области. И уже добился более серьезных результатов. Непрерывный поток невидимости. Сейчас Штраус, мой дворецкий, отыгрывает этот эксперимент и помогает мне, будучи невидимым.
Винная бутылка поднялась в воздух и качнулась из стороны в сторону, словно подтверждая слова господина Уэллса.
– И как теперь живет Чарльз? Это же дико неудобно так мерцать, – спросил я.
– Первое время он был очень раздосадован этим явлением, но ему удалось приспособиться. Невидимость помогает ему на службе. Ведь он старший инспектор криминальной полиции. Ловит убийц и воров. И весьма успешно, я вам скажу.
На столе появилось блюдо с говяжьей вырезкой и печенным с овощами картофелем. Невидимый Штраус разложил пищу по тарелкам и замер. Может быть, он ушел, может быть, он просто стоял у нас за спинами. Жуткие ощущения оттого, что в комнате присутствует кто-то невидимый, от кого можно ждать любого: захочет – пырнет вилкой, захочет – поцелует, и ты не сможешь этому противостоять. Какая только дичь не лезла в мою голову во время этого странного обеда!
В конце его Гэрберт Уэллс объявил, что я нанят на должность его личного помощника и могу немедленно приступать к своим обязанностям. Не знаю, что поспособствовало принятию этого решения – мое личное обаяние или отличные рекомендации, которые подготовила для меня Секретная служба британской короны.