Оби-Вану казалось, что он потерял и дар речи, и слух. Он не чувствовал ничего, кроме собственного дыхания и сердцебиения. Шок заставил отключиться от всего, кроме чувства стыда.
Квай-Гон на мгновение встретился с ним взглядом – и этого хватило, чтобы увидеть боль в глазах учителя. Квай-Гон знал, что поступил плохо, но от этого легче не становилось. Только хуже.
Когда канцлер Каж закончила аудиенцию, Оби-Ван сразу же встал и направился к выходу. У двери он, как требовал обычай, задержался, дожидаясь наставника, но Каж подозвала того к себе:
– О, послушайте, могу я спросить совета? Это личное… я хочу что-нибудь подарить мастеру Йоде перед уходом. В благодарность за все, что мы вместе сделали, но ему так трудно подобрать…
Квай-Гону пришлось остаться, а потому Оби-Ван был волен сделать то, чего больше всего хотел: уйти.
Как быть дальше… вот с этим все было куда труднее.
«Он даже не пожелал сказать мне, что больше не будет моим учителем? Я не заслуживаю даже того, чтобы знать?»
Оби-Ван заставил себя остановиться. Открыв глаза, он прочувствовал спокойный интерьер медитационной комнаты: глянцевые голубые стены, мягкие подушки на полу, где он сидел, негромкий перезвон колокольчиков где-то на заднем плане. Все это должно было навевать безмятежность, умиротворение и абсолютно не помогало Оби-Вану в его нынешнем состоянии. Если он не может успокоить свой разум с помощью медитации здесь, значит, не сможет нигде.
Порой гнев не желал покидать душу иначе чем через тело.
Время было позднее: у детей уже миновал час отбоя, все официальные встречи закончились, и большинство из тех немногочисленных джедаев, которые бродили по коридорам, принадлежали к ночным видам. Сводчатые потолки отражали эхом шаги Оби-Вана, неестественно громкие в тишине Храма. Интересно, откуда это чувство, будто он у всех на виду: из-за звуков или потому, что он понятия не имел, что известно другим?
Получается, он последним узнал, что учитель решил его покинуть? Не обмолвившись и словом? Придется ли теперь объяснять каждому встречному, почему семнадцатилетний падаван ищет нового учителя? Оби-Ван никогда о таком не слыхивал. Неужели он стал первым – за все десять тысяч лет истории Ордена – падаваном, от которого избавились за ненадобностью?
Оби-Ван спохватился. Это не могло быть правдой. Во всяком случае, скорее всего не было. Но сгущать краски нет нужды, подумал он. Положение и так хуже некуда.
Путь лежал через туннель, проходивший под водными уровнями Храма, где жили и тренировались рыцари и падаваны с океанических планет – по крайней мере, часть времени. Прозрачный вогнутый потолок подсвечивали колеблющиеся линии голубоватого света, за которыми были видны силуэты двоих детей – мон-каламари и селката, – плававших наверху. Остались после отбоя или же суточные циклы на водных уровнях были устроены иначе?
Оби-Ван еще столь многого не знал о Храме, о джедаях. И сейчас казалось, что возможности узнать уже не будет.
Наконец он вошел в падаванское додзё. Здесь юные джедаи могли вместе тренироваться и упражняться, общаясь между собой и одновременно обмениваясь опытом. «Многому друг друга научить падаваны могут, – объяснял мастер Йода, – и особенно когда не видят их учителя».
Оби-Ван обошел шестиугольный зал и, сосредоточившись как мог, наконец снял с пояса световой меч. Гудение клинка наполнило пустую комнату, и юноша инстинктивно стиснул рукоять, почувствовав легкую вибрацию. Он принял боевую стойку и начал отрабатывать приемы.
С базовых приемов начинали все. Это были основные движения, главные виды защиты, возможные атаки. За эти годы Оби-Ван очень хорошо освоил начальные приемы. Как и большинство падаванов, он ожидал, что ему покажут другие формы боя, что он сможет выбрать одну из них и начнет вырабатывать свой индивидуальный стиль.
Но Квай-Гон до сих пор заставлял его отрабатывать основы.
«Почему? У нас случались недопонимания в бою, но у него не может быть претензий к моей фехтовальной технике. – Оби-Ван рассек воздух и крутанул мечом, наслаждаясь тем, как меняется звук при каждом движении. – По крайней мере в этом я никогда его не подводил».
Юноша продолжал заниматься, и воспоминания о прошлых битвах, прошлых успехах прогнали туман обиды из его головы. Будущее редко вторгалось в его мысли, и в такие моменты он воображал, как потенциальные учителя наблюдают за его тренировкой, восхищаются и решают поступить с этим падаваном лучше, чем…
– Очень недурно, – донесся с другой стороны зала звучный голос Квай-Гона. – Ты даже более быстр, чем я думал.
Оби-Ван сумел остановиться, не вздрогнув и не выдав своего удивления. Он держал меч горизонтально поперек груди, голубое сияние клинка окрашивало все вокруг, включая Квай-Гона, в черно-белые тона.
– Это падаванское додзё, – сказал Оби-Ван.
– Я ведь тоже, знаешь ли, когда-то был падаваном. – Квай-Гон шагнул внутрь и обвел взглядом сводчатый потолок, где отпечатки рук и ног свидетельствовали о том, что некоторые ученики практиковались в более атлетичных стилях фехтования.
– Я не имел в виду, что вы не знаете, где находитесь.
Квай-Гон приподнял бровь:
– Ты хотел сказать – что я делаю здесь, где мне не место?
Он казался таким… спокойным. Даже веселым. Великодушное снисхождение, которое Оби-Ван пытался чувствовать к своему учителю, ослабло.
– На самом деле это не был вопрос.
Невысказанный упрек стек с Квай-Гона, как вода. Квай-Гон Джинн мог быть несовершенным, нетипичным во многих отношениях джедаем, но его невозмутимости можно было только позавидовать. Вместо того чтобы спорить с учеником о своем праве находиться здесь или просто взять и уйти, Квай-Гон сказал:
– Я хотел извиниться за то, что произошло утром. Не таким образом ты должен был узнать о моем приглашении в Совет. Я спорил сам с собой, говорить тебе или нет, но решил подождать, пока не приму окончательное решение.
Оби-Ван сдержал горький смешок:
– Вы что, всерьез подумываете об отказе? С каких это пор? Сомневаюсь.
Квай-Гон вздохнул:
– Справедливо. Твою реакцию можно понять. Но у меня есть свои опасения. Вопросы, которые я должен разрешить сам с собой, прежде чем принимать столь ответственное назначение.
– Вопросы, которые вы даже не подумали обсудить со мной.
После этой ремарки проклятая невозмутимость Квай-Гона наконец дала трещину. В его голосе прорезались нотки раздражения:
– Я подозревал, что ты будешь слишком расстроен для рациональной дискуссии. По-видимому, я был прав.
– Вы вроде как говорили, что мою реакцию можно понять, – огрызнулся Оби-Ван. – Почему из-за этого мне запрещено знать правду?
Квай-Гон положил ладони на свой широкий пояс: признак того, что он начал уходить в себя.
– …поговорим об этом в другое время. Ни я, ни ты сейчас не в лучшей форме.
Несмотря на свое состояние, Оби-Ван знал, что тут Квай-Гон прав. Но он не мог просто так замять тему.
– Я спрашивал себя, почему вы никогда не показывали мне никаких приемов, кроме базовых. – Он прокрутил меч в руке и опустил клинок в нижнюю позицию. – Считать, что мне не хватает мастерства, вы не могли. Так почему бы не учить меня дальше? Но теперь, кажется, я знаю ответ.
– Просвети меня, – сухо сказал Квай-Гон.
– Потому что вы уже давно решили, что, так или иначе, избавитесь от меня. Что учителя и падавана из нас не выйдет, так зачем планировать наперед? Зачем вообще напрягаться? Вы знали, что заканчивать мое обучение будет кто-то другой. – Юноша выключил меч. – В конечном итоге вы оказались пророком, учитель.
Квай-Гон молчал так долго, что Оби-Ван решил, что выиграл спор. В конце концов наставник ответил:
– Я не учил тебя дальше основ по веской причине, Оби-Ван. И если бы ты понял почему, тогда ты бы понимал и меня в достаточной мере, чтобы мы смогли добиться успеха как учитель и ученик. А так… полагаю, Сила иногда сама следит за тем, чтобы все заканчивалось к лучшему.
С этими словами учитель вышел. Оби-Ван еще долго оставался в додзё, борясь с темными эмоциями и размышляя снова и снова, почему Квай-Гон Джинн такая загадка.
Он отрешенно сказал сам себе: «Квай-Гон прав. Это к лучшему».
Но в душе он так не считал.
Даже спустя восемь лет пребывания на Пайджеле отдельные вещи Аверросс так здесь и не полюбил. К счастью, пайджельская кухня к ним не относилась. Местные знали толк в еде.
– Так вы пригласили джедаев? – Секторальная управляющая «Цзерки» Меритт Кол приподняла бровь и жестом велела официантке принести еще порцию шаака. Трекер, слегка выступавший на тыльной стороне ладони официантки, был едва заметен: несколько миллиметров металла, указывавших на ее статус рабыни. Во дворце обедали с шиком. – Конечно, помощь нужна, но можно было привлечь частную охранную компанию.
– Наемников не интересует ничего, кроме гонорара, – ответил Раэль Аверросс, беря шаачью ногу за кость. С пальцев капал соус. – Они не увидят ничего такого, чего их не научили видеть на тренировках. А вот рыцарь-джедай! Джедай разберется во всем за пятую часть времени, которая бы понадобилась какому-нибудь наемнику.
Аверросс сидел во главе стола из темного дерева с золотой инкрустацией. С противоположной стороны сидела принцесса Фэнри, в лучах дроида-светильника вспыхивали радужные нити ее платка, обернутого вокруг волос. Управляющая Кол, как всегда в накрахмаленном белом мундире, поместилась справа от регента. Согласно дворцовому этикету, место рядом с Фэнри считалось более почетным – но Аверроссу всегда было плевать на этикет. К тому же обед был не просто официальным банкетом. Это была деловая встреча – одна из многочисленных обязанностей, которые брал на себя Аверросс, чтобы ими не приходилось заниматься Фэнри.
Но Фэнри – как всегда, собранная и очаровательная, как и подобало принцессе, – явно прислушивалась с большим вниманием. Именно так он ее учил: всегда слушать. Всегда мотать на ус. Всегда докапываться до сути, завуалированной придворным протоколом.
Аверросс улыбнулся и подумал: «Умничка».
Управляющая Кол тоже улыбалась, но было видно, что убедить ее не получилось.
– В связи с этим напрашивается вопрос, лорд-регент: если джедай может так просто решить проблему, почему же вы до сих пор этого не сделали?
– Потому что ситуация требует… свежего взгляда. – Аверросс сделал очередной добрый глоток лунного вина, чтобы не так кисло было от слов, которые он собирался сказать. Он вообще не любил признавать слабину, тем более когда речь шла о защите Фэнри. – Я живу на Пайджеле уже восемь лет, госпожа управляющая. И живу не где-нибудь, а в королевском дворце. Проблемы принцессы – это мои проблемы. Ее мир – мой мир. Я смотрю на Пайджел из дворцового окна, а вы не хуже меня знаете, что оттуда видно далеко не все. Новый игрок заметит то, чего не замечаю я.
Однако на Пайджеле было много такого, чего постороннему никогда не понять. Как ни ждал Аверросс коронации Фэнри, он с трудом представлял свою жизнь после этого события. Он предполагал, что Фэнри попросит его остаться в качестве советника, и очень хотел бы согласиться. Но в то же время он знал: Совет потребует, чтобы он занялся чем-то другим и тем самым доказал, что не привязался чрезмерно к одному и тому же месту, к одному и тому же заданию. С самим принципом Аверросс не спорил – но его работа здесь, на Пайджеле, отличалась от предыдущих. Он чувствовал, что делает доброе дело. Нечто важное. А благодаря своим знаниям о планете он мог быть полезен здесь больше, чем где-либо еще.
Конечно, сборище бюрократов, коим являлся Совет, никогда этого не признает.
Если для того, чтобы остаться на Пайджеле, нужно будет уйти из Ордена… Аверросс не имел ни малейшего понятия, что он выберет.
Меритт Кол задумчиво кивнула, хотя в ее темных глазах все еще читалось сомнение. Аверросс знал, что она занимает должность управляющей уже больше двух десятилетий, за эти годы прибрав к рукам торговлю во множестве систем. Она была осторожной, практичной и сдержанной.
– Я понимаю вашу мысль, лорд-регент. Однако «Цзерку» тревожит, что новый джедай не поймет нашего способа ведения дел на этой планете. Даже вам понадобилось время, чтобы признать… правильность нашего подхода.
– Я тогда был молодым и наивным, – с ухмылкой сказал Аверросс. – Ну… может, не таким и наивным.
Еще он в то время терзался болью, от которой разум скручивало узлом – болью того рода, от которой не избавиться при всех стараниях, – но Меритт Кол об этом знать было ни к чему.
Кол вежливо улыбнулась, но продолжила гнуть свою линию:
– А что, если Орден пришлет кого-то столь же «молодого и наивного»?
– Я запросил одного конкретного джедая. Самого ловкого из всех, с кем доводилось работать. Он нас не подведет. – Как же это приятно, подумал Аверросс, наконец-то знать, кому можно доверять. – За Квай-Гона Джинна я ручаюсь как ни за кого другого.
Квай-Гон засиделся в своем жилище допоздна. Единственным источником света служил планшет, лежавший перед ним.
Эту запись он уже видел раньше. Сразу после инцидента Квай-Гон просмотрел ее множество раз, как и весь Орден джедаев. В конечном итоге Совет тогда оправдал Раэля Аверросса.
Квай-Гон не был до конца уверен, что это было правильное решение.
Грузовой транспортник «Канун» перевозил продукты питания для системы, где свирепствовал голод. Надзор над рейсом обеспечивали Раэль Аверросс и его падаван. Было известно, что в секторе хозяйничают пираты, и показания внешних датчиков постоянно проверялись.
Это отвлекло внимание от внутренних проблем, и никто не распознал настоящую угрозу: кровавый, жестокий бунт.
Стандартная процедура на случай бунта на таком грузовике предусматривала, что находящиеся на борту джедаи в первую очередь должны захватить мостик. С мостика можно восстановить контроль над всеми остальными системами и призвать на помощь другие корабли Республики.
У Раэля были иные идеи. Согласно протоколу официальных слушаний, он заподозрил, что бунтовщики могут заключить сделку с пиратами: оружие и помощь в обмен на продукты. Если бы бунтовщики заручились поддержкой пиратов, их было бы куда труднее одолеть, и они представляли бы угрозу для кораблей Республики, которые прибудут на помощь. Поэтому Раэль и его падаван отправились в главный трюм, чтобы сначала захватить этот отсек.
Джедаи имели право на свое усмотрение нарушать протоколы – при условии, что их действия не выходили за рамки полномочий. На решение Раэля, наверное, никто не обратил бы внимания, если бы не трагедия, которая затем случилась.
Квай-Гон смотрел, как бунтовщики ворвались в главный трюм «Кануна», убивая направо и налево сохранивших верность членов экипажа, в чем им помогали перепрограммированные дроиды. Их не останавливали даже крики умирающих, – но при виде двух световых мечей они замерли.
В схватку бросились Аверросс и его падаван, толотианка первого года обучения. «Ее звали Ним Пианна, – напомнил себе Квай-Гон. – Она не была просто безымянным падаваном». Несмотря на свой юный возраст, она изготовилась к бою, и ее зеленый меч зажегся одновременно с голубым клинком Аверросса. Они сражались вместе так гармонично, что казались частями одного целого, и демонстрировали взаимопонимание, которое полагалось иметь учителю и падавану.
И которого Квай-Гон так и не выстроил с Оби-Ваном…
Он задвинул свои сожаления на задворки сознания, потому что на экране начал разворачиваться подлинный ужас. Раэль и Пианна с боем продвигались вперед по верхней платформе, расположенной метрах в двадцати над полом. Пианна прыгнула к одному из дроидов, не зная, что тот вооружен нейродротиком. Серебристая стрелка вонзилась ей в висок – идеальный выстрел, – и Пианна качнулась в сторону. Ее глаза затуманились – зловещий признак того, что мозг и тело временно оказались под контролем нанороботов.
Последующие события длились не более нескольких секунд, но Квай-Гону казалось, будто все происходит в замедленном темпе. Так бывало всегда, сколько бы раз он ни просматривал эту сцену, как бы прекрасно ни помнил, что случится дальше.
Раэль мельком взглянул на своего падавана.
Пианна подняла меч и бросилась на него.
На мгновение Раэль заколебался.
Решение было принято.
«Мастер Аверросс был вынужден поставить спасение заложников превыше спасения своего падавана, – провозгласил Мейс Винду в официальном заявлении Совета. – Поединки на световых мечах очень редки, но заканчиваются смертью. Он не успел бы спасти и ее, и “Канун”. Аверросс решил, что безопасность корабля важнее жизни падавана. Именно такой выбор предпочла бы она сама. Любой джедай скорее согласится на риск, чем подвергнет опасности других».
Все это было правдой. Но Квай-Гон никак не мог забыть выражение чистого ужаса и покинутости на лице Пианны, когда она упала. Да, ее разум был захвачен, но она знала своего учителя. Она не контролировала свое тело, но эмоции оставались ее собственными. Учитель – тот, кому она должна была доверять, как никому в Галактике, – убил ее. Это была ее последняя мысль перед смертью.
Никакой нейродротик ей бы вообще не грозил, если бы Раэль соблюдал протоколы.
Возможно, рыцарь-джедай с более традиционной биографией не отделался бы так легко. Но Раэль появился в Храме в крайне позднем возрасте: когда его обнаружили на Ринго-Винде, ему уже исполнилось целых пять лет – насколько знал Квай-Гон, он был самым старшим ребенком, которого когда-либо привозили в Храм. Эта разница в возрасте оказалась фундаментальной. Раэль так до конца и не овладел подсознательным самоконтролем, которому большинство джедаев обучались с младенчества. Он безумно скучал по другим членам семьи Аверроссов. Подавляющая масса джедаев вообще не знала своих биологических родителей. Исключения бывали, но лишь в том, что некоторые общались – очень редко – с родственниками, которые фактически были незнакомцами. Манеры у Раэля были грубые, скорее как у «станционной крысы», которой он был раньше, чем у джедая, которым надеялся стать. От своего ринго-виндского акцента он так и не избавился.
Некоторые дети стыдились бы всего этого, другие изо всех сил старались бы стать похожими на своих товарищей. Но только не Раэль. Он выбрал противоположный путь: разговаривал на своем сленге «станционной крысы», вел себя развязно во всех ситуациях и носил тряпье, которым побрезговал бы чернорабочий. В каком-то смысле он пытался перевязать рану своего утраченного детства, но эта рана никак не заживала.
Однако девиантное поведение Раэля не могло обмануть никого в Храме, в том числе и его самого.
Поэтому его жалели. Даже Дуку, который в большинстве отношений был строгим учителем, давал Раэлю поблажки. В результате из Раэля одновременно вышли блестящий джедай и закоренелый бунтарь. Он стал прекрасным пилотом и мастером меча, и много лет он верой и правдой служил Ордену. Поэтому после инцидента с «Кануном» к нему снова проявили снисхождение – и впервые, по мнению Квай-Гона, это снисхождение зашло слишком далеко.
Квай-Гон знал Раэля лучше, чем большинство джедаев, и поэтому усомнился в официальном объяснении того, почему целью был выбран трюм, а не мостик. По его мнению, Ним Пианна подверглась опасности и погибла главным образом потому, что Раэлю хотелось честной драки, а не нудного нажимания кнопок на пульте.
Это не значило, что Раэль вел себя абсолютно безрассудно. После четырех лет обучения Оби-Вана Квай-Гон понимал, что утрата падавана будет для учителя одним из самых мучительных переживаний. Поэтому он не стал публично подвергать сомнению результаты расследования. Когда Квай-Гон узнал, что Совет отправил Раэля в длительную командировку на какую-то далекую планету, ему хотелось думать, что там старый друг будет иметь достаточно времени для медитаций и сможет в виде покаяния творить какие-то скромные добрые дела. И таким образом, возможно, обретет покой.
Но нет. Все эти восемь лет Раэль Аверросс жил во дворце. И правил планетой.
Когда все это случилось, Оби-Ван был еще ребенком. Скорее всего, он даже не слышал о трагедии на борту «Кануна». В кабинете канцлера Каж он ничем не показал, что имя Раэля Аверросса ему знакомо.
Сложно было найти более неподходящий момент для того, чтобы беседовать c Оби-Ваном об убийстве учителем падавана. Но Квай-Гон решил как можно скорее рассказать ему эту историю.
Возможно, ему недолго еще быть учителем Оби-Вана, но в оставшееся время Квай-Гон намеревался быть с учеником максимально честным. Оби-Ван заслуживал хотя бы этого.
Пришло сообщение. Отложив планшет, Квай-Гон повернулся к коммуникатору – и удивленно приподнял брови. Он включил устройство, и в его жилище возникла голограмма.
– Мастер Йода. Чем могу помочь?
– Поговорить с тобой хотел я.
– О поездке на Пайджел?
– Среди прочего. – Йода окинул Квай-Гона внимательным взглядом. – Крепко связан с Аверроссом ты. Однако не всегда полезным это сродство было для вас обоих.
– Раэль всегда был мне другом, – инстинктивно ушел в защиту Квай-Гон. – А если он немного не такой, как все… не думаю, что это плохо.
Йода прижал уши к голове, что было у него знаком раздражения:
– Думаешь, обращаем мы внимание на такие пустяки?
– Нет, конечно, – признал Квай-Гон. – Иначе вы не выбрали бы меня на должность в Совете, не так ли?
– Не выбирал тебя я. Не готов ты во многих отношениях. Но Совет высказался, и это решение я должен поддержать.
Квай-Гону не сразу удалось осознать услышанное. Йода не хотел, чтобы он вошел в Совет? Быть может, это уже не должно было иметь значения – учитывая, что Йода больше не возражал, – но все равно ощущение было как от удара в живот.
– Вы позвонили мне, чтобы похвалить?
Понятное дело, Йода на наживку не клюнул.
– Дуку – вот звено связующее между тобой и Аверроссом. О Дуку ты должен поговорить. Не к добру его отсутствие. Лучше понять причины его ухода мы должны.
Вот сейчас было очень легко представить сколько угодно причин, чтобы сбежать от Йоды.
– Я спрошу, – пообещал Квай-Гон. – Выясню, что смогу.
Йода кивнул, голограмма замерцала и исчезла. Квай-Гону оставалось лишь гадать, почему весь Совет встретил его с распростертыми объятиями, а Йода – нет.