Убийство за четвёртой стеной

Глава вторая, в которой жертва убийства продолжает задавать вопросы

В палате стояло зловоние, которое можно найти только в больницах. Тухлый аромат увядающих тел стариков был плотно зажат между противоестественной свежестью моющих средств и обжигающим ноздри запахом сотен различных медикаментов. Само его существование служило единственной цели, чтобы люди изо всех сил стремились сбежать от него, и не важно, на ногах или ногами вперёд.

Ту же задачу выполняло и солнце. В любом другом месте оно служило источником света и тепла, которому поклонялись и строили храмы бесчисленные поколения древних людей. Однако здесь, проходя через грязный стеклопакет и отражаясь от бледных стен неопределённого цвета детской рвоты, небесное светило было другим. Оно слепило глаза сразу со всех сторон, раскаляло любую поверхность и создавало почти осязаемую духоту, которая липла к телу как тина.

Заключало атмосферу лечебного заведения какофония звуков, которые тысячелетия эволюции сделали максимально отвратительными для человека. Детский плач, запускающий в мозгу матери программу бросить всё и мчаться к ребёнку. Влажный кашель и хриплые стоны, объясняющие любому кроманьонцу, что ему надо держаться подальше от больного товарища. И всё это не считая грязных ругательств медсестёр, истерик недовольных пациентов и незамалкающего писка аппаратуры, который звучал будто внутри черепа.

Три эти силы неумолимо трудились изо дня в день, чтобы привести в чувство Оксану. На седьмые сутки их старания окупились. Из груди девушки вырвался тяжёлый стон.

— Замолчи, — беззвучно прохрипела убитая.

Во рту у неё было так сухо, что нёбо превратилось в наждачку. Каждое движение челюстью и каждая попытка напрячь связки отдавались тянущей болью, опутывающей извилины покалеченного мозга. Это её волновало не очень сильно, куда больше её раздражал человек, который сидел рядом с кроватью и безучастно бубнил какую-то витиеватую чушь.

— Заткнись… — злость придала её голосу цвет, но он всё ещё был слишком слаб. — Хватит… Я же сказала, замолчи!

Сквозь боль Оксана поднесла к лицу непослушную руку и протёрла веки от серы, которая не давала открыть глаза. Девушка посмотрела на мутные очертания незнакомого потолка, а затем повернула гудящую голову в поисках мучающего её своей болтовнёй человека.

В палате было пусто.

— Что происходит? Кто здесь? — жертва Белого Кота попыталась приподняться, но сил не хватило. — Какой ещё кот? О чём ты говоришь?

Она протёрла глаза ещё раз, и теперь видела всю небольшую комнату вполне отчётливо, хотя некоторые части последней немного двоились. Рядом по-прежнему никого не было. Неужели голос звучал из-за стены? А может быть, где-то здесь спрятан динамик? Найти ответы на эти вопросы помешала тяжесть в голове, словно по щелчку пальцев пришедшая на смену боли. Оксана не стала сопротивляться и погрузилась в крепкий сон без сновидений.

Прошла ещё неделя…

— Ах ты ж!

Девушка подпрыгнула на кровати и заозиралась кругом. От мертвецкой бледности недельной давности не осталось и следа, пухлые щёки пациентки подрумянились, что стало…

— Это у кого тут щёки пухлые?!

«Медико-щекастое чудо», как ласково, но всё же за глаза, прозвали её сотрудники больницы, подскочило с постели. Она закатала рукава полосатого халата и сжала кулачки, приобретя поразительное сходство с разьярённым бурундуком.

— Да ты!.. Да я тебя!..

Оксана не могла подобрать слова достаточно злые и колкие, чтобы обратиться к тому, кто так беззастенчиво над ней издевался. Но больше всего её выводили из себя не слова о её внешности и даже не то, что она осознавала их правдивость. Самым раздражающим было то, что она не понимала, откуда доносится голос. Перевернув вверх дном всю палату, выпотрошив постельное бельё и едва не разбив окно, пациентка выскочила в коридор и с разбегу врезалась в необъятный бюст дежурной медицинской сестры.

— Что вы себе позволяете?! — возмутилась высокая дородная женщина, обладавшая вопреки всем законам логики грацией лани. Уперев руки в талию, которая казалась физически невозможной при её объёмах, она обрушила на Оксану полный праведного гнева взгляд, который отчётливо давал понять, что термин «сестра милосердия» не имеет к ней никакого отношения.

— Я что позволяю?! — Оксана немного стушевалась при виде неожиданного и грозного соперника, но быстро собралась. — Сделайте что-нибудь с уродом, который ко мне привязался. Чёрт, да он даже сейчас не затыкается! Пусть он замолчит!

Раиса Ивановна была человеком поразительно разносторонних талантов. Она обожала поэзию Серебряного века и в особенности «младших» символистов, свободно говорила на японском, а на выходных собирала мотоциклы «Урал» и вела в интернете стримы по компьютерной игре Fortnite. Однако её истинным призванием являлось сестринское дело, которому она отдала больше двадцати пяти лет своей жизни. Доли секунды ей хватило, чтобы понять, что перед ней не очередная пьянчужка, а человек, переживающий худший момент своей жизни. В миг избавившись от маски гарпии, медсестра заговорила с нечастной мягким голосом, наполненным неподдельным состраданием.

— Он говорит прямо сейчас? Вместе со мной?

— Д-да…

Участливость Раисы Ивановны напугала Оксану гораздо сильнее, чем ёё гнев. Примерно то же чувствуют пациенты онкологического отделения, когда врач, получив результаты анализов, вместо слов хлопает их по плечу. Девушку забила крупная дрожь. Что-то ей во всём этом не нравилось.

— Вы видите этого мужчину? Можете сказать, где он?

— Нет, это не муж…

С чего медсестра решила, что над ней издевается мужчина? Голос был не мужским, а… Впрочем, женским он тоже не был. Она назвала его «уродом» интуитивно, не придавая особого значения своим словам, хотя Юлька бы наверняка углядела в этом нечто мизогинистическое. Голос того, кто говорил в эту самую секунду, звучал не громко, и не тихо. Ему не было места на шкале от баса до сопрано, он не принадлежал ни одному известному акценту и не выражал ни единой эмоции.

Оксана концентрировалась на словах про Юльку, сопрано и эмоции, пытаясь найти описание тому, что слышала. Произносились ли слова с хрипотцой, а может быть пискляво? Они описывали её действия надменно, лениво, с издёвкой? Ответ ускользал.

— Оксана Юрьевна? — медсестра аккуратно взяла пациентку за плечи, но та её даже не заметила.

Происходящее уже начало привлекать внимание местного бомонда. Из-за дверей соседних палат показались украшенные сединами и сверкающие любопытными глазами головы. Два крепко сбитых санитара, которые при желании могли бы и медведя утихомирить, застыли посреди коридора, повинуясь жесту Раисы Ивановны. Внезапная звезда сцены сделала шаг назад, освободившись от рук медработника. Ей нужны не сочувственные объятия, а время, время подумать. Чем дольше она вслушивалась в звук голоса, тем отчётливее понимала, что это был не звук. Слова возникали в сознании на одном уровне с её собственными мыслями.

От осознания этой концепции у девушки заболела голова. Лишний голос в голове делу не помогал.

«ЧМТ и ПТСР снесли мне кукуху».

Придя к этому вполне логичному заключению, Оксана резко выдохнула, сгорбилась и тихонько засмеялась, не обращая внимания на прикованные к ней взгляды. А что такого? Можно не бояться, что тебя примут за психованную, если ты и так спятила. Новоиспечённая сумасшедшая похвалила себя за столь быстрое примирение с таким нелёгким диагнозом, а ещё за то, что она сама его себе поставила. Её даже не удивило, что дрожь прошла и дыхание восстановилось. Наверное, правду говорят, что знакомый чёрт не так страшен. С другой стороны, гора прописанных ей лекарств, которую она приняла десять минут назад тоже могли сыграть определённую роль.

— Давайте вернёмся в палату.

Раиса Ивановна дала знак санитарам той же манерой, которой командир взвода спецназа общается с подчинёнными на поле боя. Один из дуболомов мягко взял пациентку под руку, в то время как медсестра достала телефон и принялась искать в нём номера дежурного врача и заодно психиатрического отделения. Оксана посмотрела в её сторону расфокусированным взглядом, которым смирившийся с неизбежным индюк мог наградить котёл. Её внимание привлекла маленькая деталь — мультяшная лама верхом на мотоцикле, нарисованная на чехле смартфона. Зверушку она не узнала, но слово над её головой она слышала несколько раз от племянника, а ещё раз оно прозвучало совсем недавно.

— Аригато, Раиса Ивановна, — внезапно даже для самой себя выпалила Оксана.

— До итасимаситэ, — улыбнулась в ответ медсестра.

Облегчение после осознания собственного сумасшествия покинуло Оксану, громко хлопнув дверью на прощание. И, поскольку природа не терпит пустоты, её место тут же заняла паника, которая отчаянно пыталась понять, что происходит.

— Скажите, а кто придумал «медико-щекастое чудо»? — спросила обладательница этого прозвища со всей невинностью и спокойствием, на которые она была способна, находясь на грани второго за десять минут нервного срыва.

— О, это… — медсестра осеклась и остановилась так, будто бы врезалась в невидимую стену. Лицо женщины приобрело насыщенный пунцовый оттенок. — Я-я не знаю.

Раиса Ивановна буркнула санитарам что-то нечленораздельное, в чём при достаточно богатой фантазии можно было бы разобрать слова «Я приведу доктора». После этого она засеменила по коридору со скоростью опасно близкой к максимально разрешённой в черте города.

Зайдя в палату, Оксана одарила сопровождавшего её мужчину улыбкой, от которой на спине бывшего десантника выступил холодный пот. Увидев его реакцию, она собралась было его успокоить, но быстро поняла, что она последний человек, с которым санитар хотел бы сейчас поболтать. Вместо этого она откинулась на постель и погрузилась в размышления.

Она сошла с ума, это факт. Но как объяснить, что голос в голове говорил про то, чего она не могла знать? Вариант «А» — она стала подопытной в каком-то эксперименте. Голос существует на самом деле, а все вокруг просто притворяются, что не слышат его. Версия хорошая, но она не объясняла, как яйцеголовые за стеклом залезли в её голову, ведь этот назойливый комментатор прямо сейчас повторяет её мысли слово в слово. Вариант «Б» — всё, что голос рассказывал про медсестру, ей и так было известно. Наверное, она слышала это пока валялась без сознания и на препаратах, и это как-то отложилось в её сознании. Вот только как проверить догадку?

— Извините, — санитар слегка дёрнулся, но предпочёл сделать вид, что ничего не слышал. Тогда Оксана уселась на больничной койке и повысила голос. — Извините, эй! Можно задать вам вопрос?

Мужчина колебался. С одной стороны помогать пациентам — это его работа и долг. С другой — именно вот такие «чеканутые бабы» обычно и рубят всех в капусту в фильмах ужасов.

— Да, конечно, — не придя к какому-то конкретному решению своей проблемы, он решил ответить девушке, но смотреть в сторону собеседницы решительно отказался. Он вообще не понимал, на кой чёрт именно он полез сопровождать её. Лучше бы этим занялся Денис, уж он-то точно не провёл все выходные за просмотром хорроров.

— Какой ваш любимый ужастик?

Двухметровый медработник, косая сажень в плечах, издал фальцетом звук, который отнюдь не делал чести знамени ВДВ, что висело в его спальне. Он повернул в сторону Оксаны бледное, полностью лишённое крови лицо, ожидая вновь увидеть ту безумную улыбку-оскал и выпученные, почти вылезшие из черепа глаза. Однако встретила его не злобная гримаса, а скорее сконфуженная. Пациентка походила на школьницу, которая разбила вазу посреди антикварной лавки и теперь умоляюще смотрела на хозяина, надеясь услышать, что посудина была куплена в IKEA.

Поразительно, как быстро страх сменился смущением. Мгновение назад мужчина готов был провалиться сквозь землю лишь бы оказаться подальше от этой сумасшедшей. Теперь же он отчаянно хотел провернуть тот же фокус, но уже из-за стыда. Но ни он один наслаждался сейчас эмоциональными американскими горками. Сначала голос взбесил Оксану, затем напугал до чёртиков, а теперь… Теперь ей стало дико любопытно, на что он ещё способен. И, что куда более интересно, как ей с ним поступить.

В коридоре послышались стройные шаги трёх пар ног, среди которых как минимум одна принадлежала местному психиатру. Решение нужно принимать прямо сейчас.