Убийства, в которые я влюблен

Джек Риччи Орел или решка

— Я гражданин и исправный налогоплательщик, — заявил я. — И требую, чтобы вы по окончании своей опустошительной деятельности все вернули в первоначальное состояние.

— Пусть это вас не беспокоит, мистер Уоррен, — сказал инспектор полиции сержант Литтлер. — Городские власти об этом позаботятся. — Он улыбнулся. — Независимо от того, найдем мы что-нибудь или нет.

Он, разумеется, имел в виду тело моей жены. Пока они его не нашли.

— Для этого вам придется потрудиться, сержант. Весь сад перекопан. Лужайка похожа на вспаханное поле. Вы перевернули вверх ногами весь дом, а теперь, я вижу, ваши люди тащат в подвал отбойный молоток.

Мы сидели на кухне, и Литтлер не спеша потягивал кофе. Он все еще был преисполнен уверенности.

— Общая площадь Соединенных Штатов составляет три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль, включая водоемы.

Он явно выучивал такие цифры специально для подобных случаев.

— Включая Гавайские острова и Аляску? — язвительно спросил я.

Он не рассердился.

— Их, я думаю, мы можем исключить. Как я уже сказал, общая площадь Соединенных Штатов три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль. Это горы, города, фермы, озера и пустыни. И тем не менее, если человек убивает свою жену, он неизменно закапывает ее на своей территории.

Естественно, подумал я. Самое безопасное место. Если это сделать в лесу, то какой-нибудь бойскаут в поисках наконечников для стрел непременно наткнется на нее.

Литтлер снова улыбнулся.

— Каков точный размер вашего участка?

— Шестьдесят на сто пятьдесят футов. Вы хотя бы понимаете, что я потратил годы на то, чтобы создать в саду слой плодородной почвы? Ваши люди подняли весь дерн, повсюду вылезает глина.

После двух часов, которые он провел здесь, он все еще был уверен в успехе.

— Боюсь, у вас будут более серьезные причины для беспокойства, чем плодородная почва, мистер Уоррен.

Через окно кухни я видел задний двор. Восемь или десять человек, служащих городского управления, под присмотром полиции серией траншей перекапывали мой двор. Литтлер наблюдал за ними.

— Мы очень основательны. Возьмем на анализ сажу из вашей трубы, тщательно проверим пепел в камине.

— У меня отопление на мазуте. — Я налил себе еще кофе. — Я не убивал жену. В самом деле не знаю, где она.

Литтлер взял еще сахару.

— Тогда как же вы объясняете себе ее отсутствие?

— Да никак не объясняю. Эмили просто упаковала ночью чемодан и ушла от меня. Вы заметили, что часть ее вещей исчезла?

— Откуда я могу знать, что у нее было? — Литтлер взглянул на фотографию моей жены, которую я ему дал. — Не сочтите за бестактность, но почему вы на ней женились?

— По любви, конечно.

Это было совершенно неправдоподобно, и даже сержант этому не поверил.

— Ваша жена была застрахована на десять тысяч долларов, не так ли? И в вашу пользу?

— Да. — Страховка, конечно, имела значение, но не главное. Основная причина, по которой я избавился от Эмили, была весьма уважительной — я больше не мог ее выносить.

Нельзя сказать, что, когда я женился на Эмили, я был охвачен пылкими чувствами. Это мне не свойственно. Думаю, что я вступил в брак главным образом под влиянием общественных представлений, что не следует слишком долго оставаться холостяком.

Мы с Эмили работали в Компании бумажной продукции Маршалла. Я — в качестве старшего бухгалтера, Эмили же была добросовестной машинисткой без каких-либо видов на замужество. Она была заурядной, тихой, скромной женщиной. Одеваться хорошо не умела; беседы ее ограничивались обсуждениями погоды. Единственным ее интеллектуальным занятием было беглое просматривание газет.

Короче говоря, она была идеальной женой для человека, в представлениях которого брак — это некое соглашение, а не романтический союз.

Но совершенно поразительно, как, заручившись законным браком, заурядная, тихая, покорная женщина смогла превратиться во властную и сварливую жену. Она могла быть хотя бы признательна мне.

— Какие у вас были отношения?

Плохие. Но я ответил иначе:

— У нас были разногласия. Но у кого их нет?

Сержант, однако, был хорошо информирован.

— По словам ваших соседей, вы с женой почти непрерывно ссорились.

Говоря о соседях, он, конечно же, имел в виду Фреда и Вильму Триберов. Поскольку у меня угловой участок, их дом — единственный, находящийся непосредственно рядом с ним. Я сомневаюсь, чтобы голос Эмили долетал через сад до Моррисонов. Но и это было возможно. По мере того как она прибавляла в весе, ее голос крепчал.

— Триберы слышали, как вы с женой спорили практически каждый вечер.

— Они могли что-нибудь слышать только в перерывах между своими ссорами. И это ложь, что они слышали нас обоих. Я никогда не повышал голоса.

— Последний раз вашу жену видели в пятницу вечером, в шесть тридцать, когда она входила в дом.

Да, она как раз вернулась из супермаркета с консервированным обедом и мороженым. Это был почти единственный ее вклад в искусство кулинарии. Я сам готовил себе завтрак, на ланч я ходил в кафетерий компании, а вечером либо самостоятельно готовил еду, либо ел что-нибудь из того, что требуется разогревать сорок минут при 350 градусах.

— Может, кто-то и видел ее в последний раз, — возразил я. — Я же видел ее вечером, когда мы были одни. А проснувшись утром, обнаружил, что она упаковала вещи и ушла.

Внизу отбойный молоток начал долбить бетонный пол. От него было столько шуму, что я был вынужден закрыть дверь черного хода, ведущую в подвал.

— Кто же все-таки видел Эмили последним?

— Мистер и миссис Трибер.

Между Эмили и Вильмой, несомненно, было сходство. Обе они превратились в дородных женщин с мужским характером и карликовыми мозгами. Фред Трибер — тщедушный мужчина с водянистыми — то ли по природе, то ли поблекшими за время супружества — глазами. Но он неплохо играл в шахматы и искренне восхищался присущей мне решительностью, которой ему не хватало.

— В тот вечер в полночь, — сказал сержант Литтлер, — Фред Трибер слышал неземной вопль из вашего дома.

— Неземной?

— Именно так он выразился.

— Фред Трибер лгун, — решительно заявил я. — Полагаю, его жена тоже это слышала?

— Нет. У нее крепкий сон. Но его это разбудило.

— Разбудил ли этот так называемый «неземной» вопль Моррисонов?

— Нет. Они спали, и к тому же они живут на значительном расстоянии от вашего дома. А Триберы всего лишь в пятнадцати футах. — Литтлер набил свою трубку. — Фред Трибер раздумывал, будить ли жену, но решил этого не делать. Она, кажется, с характером. Но заснуть он, однако, не мог. Позже, в два часа ночи, он услышал шум из вашего двора. Он подошел к окну и там, при свете луны, увидел как вы копали в саду. Наконец он собрался с духом, чтобы разбудить жену. Они оба видели вас.

— Жалкие шпионы. Так вот откуда вы все это узнали?

— Да. Почему вы взяли такую громадную коробку?

— Единственная, которую я смог найти. Но по форме она даже близко не похожа на гроб.

— Миссис Трибер думала об этом всю субботу. И когда вы сообщили ей, что ваша жена «уехала и некоторое время ее не будет», она, наконец, решила, что вы… э-э… привели тело вашей жены в более компактный вид и похоронили ее.

Я налил себе еще кофе.

— Ну хорошо, и что же вы нашли?

— Мертвую кошку. — Сержант смутился.

Я кивнул.

— И следовательно, я виновен в захоронении кошки.

Он улыбнулся.

— Но вы об этом умолчали, мистер Уоррен. Сначала вы отрицали, что вообще что-то захоронили.

— Я считал, что кошки не входят в вашу компетенцию.

— А когда мы обнаружили кошку, вы утверждали, что она умерла естественной смертью.

— Значит, тогда мне так показалось.

— Кошка принадлежала вашей жене, и кто-то раздробил ей череп. Это очевидно.

— У меня нет привычки изучать дохлых кошек.

Он курил свою трубку.

— По моей версии, после того как вы убили свою жену, вы разделались и с кошкой. Возможно, потому, что ее присутствие напоминало вам о жене. Или потому, что кошка видела, как вы избавлялись от тела вашей жены и могла бы вывести нас…

— Право же, сержант, перестаньте, — сказал я. Он покраснел.

— Но ведь известно же, что животные раскапывают землю в тех местах, где похоронены их хозяева. Собакам, например, это свойственно. Почему бы этого не делать и кошкам?

Я и вправду призадумался над этим. А почему бы не кошкам?

Литтлер некоторое время прислушивался к отбойному молотку.

— Когда мы получаем сообщение, что кто-то исчез, наша обычная процедура — это отправить сведения в Бюро по пропавшим. Потом мы выжидаем. Почти всегда через неделю-другую пропавший человек возвращается домой. Обычно после того, как у него кончаются деньги.

— Но, боже мой, почему же тогда вы не поступили так же и на этот раз? Я уверен, что через несколько дней Эмили вернется домой. Насколько я знаю, она взяла с собой только около ста долларов, а она смертельно боится оказаться перед необходимостью самой себя содержать.

Он ухмыльнулся.

— Когда мы узнаем об исчезновении жены, о человеке, который слышит пронзительный крик, и о двух свидетелях мистического захоронения в саду при лунном свете, мы понимаем, что налицо все признаки преступления. Мы не можем позволить себе ждать.

Как и я. Кроме всего прочего, тело Эмили не может храниться вечно. Вот почему я убил кошку и позаботился о том, чтобы меня видели, когда я закапывал коробку. Но я сказал кислым голосом:

— И поэтому вы незамедлительно хватаете лопаты и начинаете крушить частное владение? Я вас предупреждаю, что подам в суд, если каждый колышек, камень, кирпич и щепотка чернозема не будут возвращены точно на свое место.

Литтлер был невозмутим.

— И далее. На коврике в вашей спальне мы обнаружили кровь.

— Уверяю вас, это моя собственная кровь! Случайно разбил стакан и порезал руку. — Я опять показал ему заживающий порез. Это не произвело на него впечатления.

— Отговорка, чтобы объяснить это пятно, — сказал он. — Вы специально порезались.

Он, конечно, был прав. Пятно на коврике понадобилось мне в случае, если остальных обстоятельств будет недостаточно для того, чтобы полиция начала поиски.

Я увидел Фреда Трибера, который, облокотившись на забор, разделявший наши территории, наблюдал, как люди сержанта разрушают мой участок.

Я встал.

— Пойду поговорю с этим созданием.

Литтлер последовал за мной во двор. Я прошел между кучами земли к забору.

— Полагаешь, это был акт добрососедства?

Фред Трибер сглотнул.

— Но, Альберт, я не имел в виду ничего плохого. Я не думаю, что ты действительно это сделал, но ты же знаешь Вильму с ее воображением.

Я взглянул на него со злостью.

— В шахматы мы больше никогда с тобой не играем. — Я повернулся к Литтлеру. — Почему вы так уверены, что я избавился от жены именно здесь?

Литтлер вынул трубку изо рта.

— Ваша машина. В пятницу, в половине шестого вечера, вы приехали на ней на станцию обслуживания. Вам ее смазали и сменили масло. Служащий, как обычно, наклеил этикетку на стояк двери изнутри, отметив на ней время, когда была закончена работа, и пробег автомобиля по спидометру на тот момент. С тех пор вы проехали на машине лишь восемь десятых мили. И это как раз расстояние от станции до вашего гаража. — Он улыбнулся. — Другими словами, вы поехали на машине прямо домой. По субботам вы не работаете, сегодня воскресенье. Ваша машина не трогалась с места с пятницы.

Я рассчитывал, что полиция заметит эту этикетку. Если бы этого не случилось, мне бы пришлось обратить их внимание на нее как-нибудь по-другому. Я слегка улыбнулся.

— А вам не приходило в голову, что я мог отнести ее тело на какой-нибудь пустырь поблизости и закопать там?

Литтлер снисходительно хмыкнул.

— Ближайший пустырь находится более чем в четырех кварталах. Представляется маловероятным, чтобы вы несли ее тело по улицам так далеко, даже ночью.

Трибер перевел взгляд с группы мужчин на моей клумбе.

— Альберт, поскольку ваши георгины все равно уже выкопаны, не хотите ли поменять свои Розовые Гордон на мои Янтарные Голиаф?

Я развернулся на пятках и прошествовал обратно к дому. Медленно приближался вечер, и постепенно, по мере того как Литтлер получал сообщения от своих людей, уверенность исчезала с его лица.

Темнело, и в полседьмого отбойный молоток в подвале смолк.

Сержант Чилтон вошел в кухню. Он выглядел усталым, голодным и расстроенным, брюки его были запачканы глиной.

— Внизу ничего. И вообще абсолютно ничего.

Литтлер сжал зубами трубку.

— Ты уверен? Вы везде смотрели?

— Клянусь головой, — ответил Чилтон. — Если бы тело было где-то здесь, мы бы его нашли. Люди во дворе тоже закончили.

Литтлер свирепо посмотрел на меня.

— Я знаю, что вы убили свою жену. Я чувствую это.

Есть что-то жалкое в том, когда обычно разумный человек взывает к своей интуиции. Но как бы то ни было, в данном случае он был прав.

— А не приготовить ли мне сегодня вечером печенку с луком, — бодро сказал я. — Целую вечность ее не ел.

С заднего двора в кухню вошел полицейский.

— Сержант, я только что говорил с этим… соседом Трибером.

— Ну и что? — нетерпеливо потребовал Литтлер.

— Он говорит, что у мистера Уоррена есть летний домик на озере в округе Байрон.

Я чуть не уронил пакет с печенкой, который вынул из холодильника. Этот идиот Трибер со своей болтовней!

У Литтлера расширились глаза. Его настроение мгновенно изменилось, и он, довольный, засмеялся.

— Вот оно! Они всегда, всегда закапывают их на своей собственной земле.

Наверное, я побледнел.

— И ногой не смейте ступить на эту землю! С тех пор как я ее купил, я вложил в нее две тысячи долларов, а после вторжения ваших вандалов от нее ничего не останется.

Литтлер рассмеялся.

— Чилтон, захватите несколько прожекторов и соберите людей. — Он повернулся ко мне. — Ну, и где же находится ваше скромное убежище?

— Я категорически отказываюсь отвечать. Вы же знаете, я никак не мог добраться туда. Вы забыли, что по спидометру моего автомобиля видно, что я никуда не уезжал с вечера пятницы.

Он преодолел это препятствие:

— Вы могли перекрутить спидометр назад. Ну, так где же находится коттедж?

Я скрестил руки на груди, Литтлер улыбнулся.

— Я отказываюсь отвечать.

— Бессмысленно тянуть время. Или вы собираетесь прокрасться туда ночью, выкопать ее и закопать где-нибудь в другом месте?

— У меня нет подобных намерений. Но я настаиваю на своем конституционном праве хранить молчание.

Литтлер позвонил по телефону местным властям в округ Байрон, и через сорок минут у него был точный адрес моего коттеджа.

— А теперь слушайте, — угрожающе произнес я, когда он, наконец, положил трубку телефона. — Вы не смеете устроить там такой же погром, как здесь. Я немедленно позвоню мэру и добьюсь, чтобы вас уволили.

Литтлер был в хорошем настроении и потирал руки.

— Чилтон, проследи, чтобы завтра сюда приехали рабочие и все вернули на свое место.

Я проводил Литтлера до двери.

— Каждый цветок, каждый кусочек дерна, иначе я свяжусь со своим адвокатом.

Печенка с луком в тот вечер не доставила мне удовольствия.

В половине двенадцатого раздался тихий стук в заднюю дверь, и я пошел открыть ее.

У Фреда Трибера был сокрушенный вид.

— Прошу меня извинить.

— Какого черта ты упомянул о коттедже?

— Мы разговаривали, и у меня просто сорвалось с языка.

Я с трудом сдерживал гнев.

— Они там все разрушат. И как раз после того, как мне удалось сделать отличный газон.

Взбешенный, я мог еще долго продолжать в том же духе, но взял себя в руки.

— Твоя жена спит?

Фред кивнул.

— До утра она не проснется. Ночью она никогда не встает.

Я взял шляпу и пиджак и пошел с Фредом к нему в подвал.

В прохладном месте под брезентом лежало тело Эмили. Я считал, что на некоторое время это вполне подходящее место. Вильма никогда не спускается вниз, за исключением тех дней, когда устраивает стирку.

Мы с Фредом перенесли Эмили обратно в мой дом и положили в подвал. Впечатление было такое, что там прошло сражение. Мы опустили ее тело в одну из глубоких ям и насыпали сверху около полутора футов глины и земли. На этом мы свою задачу выполнили.

Фред выглядел несколько нервным.

— Ты уверен, что они не найдут ее?

— Конечно нет. Лучше всего прятать там, где уже искали. Завтра сюда вернутся рабочие. Закопают ямы и восстановят пол.

Мы поднялись в кухню.

— Я действительно должен ждать целый год? — жалобно спросил Фред.

— Безусловно. Мы не можем шутить с такими вещами. Месяцев через двенадцать или около того ты можешь убить свою жену, а я спрячу ее у себя в подвале, пока у тебя в доме не закончат поиски.

Фред вздохнул.

— Как еще долго ее терпеть! Но все правильно, мы честно бросили монету, и ты выиграл. — Он откашлялся. — Ты ведь не всерьез это сказал, правда, Альберт?

— Что сказал?

— Что никогда больше не будешь играть со мной в шахматы?

Когда я подумал о том, что в этот момент полиция творит с моим коттеджем и садом, я был готов сказать ему, что именно это и имел в виду. Но у него был настолько жалкий и раскаивающийся вид, что я вздохнул и ответил:

— Наверное, нет.

Фред просиял.

— Тогда я пойду за доской.