Убийцы чудовищ

Планировка городка оказалась нехитрой — от центра лучами расходились восемь больших улиц-проездов, направленных по сторонам, света, соединялись они тесными мрачноватыми переулками и арочными переходами. В самой середине громоздилась круглая массивная башня-дом, похожая на крепостной донжон, причем она была построена из камня, хотя все прочие здания являлись деревянными. Вокруг башни торчали прямоугольные плиты белого гранита с пресловутыми «законами» тана Арнульфа.

—«Если кто ударит другого человека по голове так, что выбьет из черепа кость, которая при падении на щит с высоты трех локтей издаст звон, то виновник выплачивает пострадавшему виру в две меры серебра...» — вслух прочитал Конан ровные строчки на граните. Взглянул на Гвайнарда. Почесал в затылке. — Вот интересно, тебе выбили из черепа кость, которая падает на щит и издает звон, а ты еще и судиться идешь? Весело они живут, ничего не скажу.

— Давай лучше спросим, где тана отыскать, - поморщился Гвай. — Смеркается, а ночевать на улице я не собираюсь.

—Э-гей, милейшие! — воззвал киммериец, подъезжая к массивным дверям башни, оберегаемым двумя стражами. — Посланцы из Чарнины! Желаем видеть достойного месьора Арнульфа!

—Сперва отведите животных в стойло, — ответил охранник. — Лошадь поставьте отдельно, чтобы сартаки ночью не зажрали. Видите сарай? Туда!

Гнедого и гваевского жеребца приняли неразговорчивые конюхи, скупо пообещали расседлать и накормить-напоить, после чего господа «посланцы» вернулись к башне. Пропустили их незамедлительно, сказав подняться на второй этаж. Тан примет гостей, как только разберется с делами.

— Везде одно и то же, — вздохнул Конан, поднимаясь по винтовой лестнице. — Я понимаю, у королей Нимеда или Эльдарана вполне могут быть всякие там «важные государственные дела», но чем может заниматься, на ночь глядя хозяин этой большой деревни? Корову доит? Зеленую?

— Тихо! — недовольно шикнул Гвай. — Учти, мы здесь только гости. Постарайся быть вежливым.

— Не плеваться, не браниться, служанкам подолы не задирать, в хозяина объедками не швыряться, в отхожем месте не спать? Ладно, не буду, уговорил...

О таких людях обычно говорят: поперек себя шире. Если вельможного тана Арнульфа поло жить на бок, его рост ничуть не изменится — и так четыре локтя, и эдак. Словом, самозваный владыка Ауруса был не просто обширен, а слоноподобен. Конан поначалу решил, что Арнульф никогда не поднимается с ложа или кресла и ходить не может, но ошибся — тан двигался на своих двоих не хуже любого другого человека, пускай и отличался особой тяжеловесностью походки.

Известно, что толстяки бывают двух видов — добрые и злые. Тан Арнульф относился к симпатичному большинству добрых, хотя и несколько взбалмошных, толстяков — гостеприимных, хлебосольных, потакающих своим маленьким слабостям и закрывающим глаза на слабости других людей. В Арнульфе всего было много: громовая речь, масса золотых побрякушек, безумно дорогое парчовое платье, танова корона изукрашена огромными рубинами, на каждом пальце по перстню. Стол, за которым Арнульф принимал визитеров из-за Грани ломился от бесчисленных яств и кувшинов с вином и элем. Серебряные подсвечники, золотая посуда, на полу и стенах прекрасные иранистанские ковры, коллекция редкого оружия — тан жил на широкую ногу и ничуть того не стеснялся.

— Выпьем вина! — благодушно вскричал тан, едва Гвай и Конан разместились за столом. Похоже, говорить нормальным голосом Арнульф просто не умел. — Пуантенское, Либнум, Золотая Лоза? Не нравится вино, милости прошу — эль светлый, черный, на хмелю, на рисе, на соло де! Вы кушайте, кушайте! Небось с дороги проголодались! Очень рекомендую драконье мясо в тесте с острым соусом! Не подумайте, это не настоящий дракон, это такая маленькая очень вкусная зверюшка чуток похожая на дракона! Ха, побаиваетесь? Ничего страшного! Съедобно, вы попробуйте!

Арнульф хохотал над своими шутками, показывал, какие блюда ему нравятся больше всего и не давал вставить гостям ни единого слова. Конана, у которого громко урчало в желудке, долго упрашивать не пришлось — варвар давным-давно научился есть все, что дают, будь то нежнейшая перепелятина или какой-нибудь дракон в тесте.

Никакой брезгливости — в конце концов, жители Пагана или Кхитая употребляют в пищу и змей, и насекомых. Варвар никогда не отказывался пробовать новые кушанья и ничуть за себя не беспокоился — желудок-то луженый! Гвай наоборот, осторожничал, чинно откушав немного настоящей свинины и бобов. Инстинкт охотника, Ночного Стража, призывал не доверять всему необычному.

Тан ел за четверых, пил за полную дюжину и не пьянел, вытирал лопатообразную ярко-рыжую бороду парчовым рукавом, отправлял кости под стол, где валялись несколько ленивых откормленных собак аквилонской охотничьей породы и вообще выглядел настоящим варварским вождем откуда-нибудь из Асгарда или Киммерии. Он говорил сквозь набитый рот, разбрызгивал подливки, проливал вино и держал себя крайне непринужденно. О целях визита посланников чарнинского прецептора тан не спрашивал вовсе, что было вполне понятно — считается крайне неприличным сразу переходить к делам.

Сперва требуется достойно принять гостей. Древняя традиция полуночных земель Хайбории тщательно соблюдалась и в мире за Гранью.

—Как же я позабыл! — неожиданно взревел Арнульф, хватаясь за голову жирными ладонями. — Анита, тащи сюда шкатулку! Да не ту, которая из красного дерева, а серебряную!

Великовозрастная девица из прислуги, дюжей статью превосходившая добрую священную корову, немедля приволокла даже не шкатулку, а целый сундучок кованого серебра, взгромоздив его перед Арнульфом. Тан пояснил:

—Нехорошо получилось, сразу не вспомнил!.. У меня закон: если кто первый раз к нам приезжает, получает от меня подарок! — Арнульф поднял крышку сундучка, запустил туда лапищи, покрытые жестким рыжеватым волосом, покопался, извлек замечательную шейную гривну сплетенную из золотых и платиновых нитей и вручил Гваю. — Носи! На память, так сказать! Ты не хмурься, подарок ни к чему не обязывает! Бери, говорю, обижусь ведь!

Гвайнард дар принял, надел и осторожно улыбнулся. Гривна смотрелась идеально, будто Гвай с ней родился. Настоящее мужское украшение, какое не у всякого военного вождя увидишь!

Конану достался воистину королевский перстень необычной формы с инклюзом — громадным темно-синим сапфиром, внутри которого виднелся пузырек воздуха. Такой камушек не просто редок, а уникален! Во-первых, инклюз ценится в четыре раза дороже любого другого сапфира, во-вторых, эти камни отгоняют нечисть не хуже серебра или живого огня. Варвар нацепил перстень на указательный палец левой руки, насладился голубыми искрами и вычурной оправой, и в целом остался очень доволен подарком. Его симпатия к Арнульфу возросла до беспредельных высот.

Хотелось бы узнать, что еще интересного содержит серебряный ларец? Алмазы с голубиное яйцо, скипетр Митры и корону Сета? Если гривну и перстень Арнульф полагал «скромными подарками», то какие же украшения он мог посчитать воистину ценными?

Посчитав долг щедрого хозяина исполненным, тан отправил пышнотелую Аниту вместе с сундучком обратно в свои комнаты, сразу потребовав, чтобы принесли сладкое и горячие травяные настойки. Стол мгновенно украсили пышущие жаром горшки с густыми, терпко пахнущими напитками и блюдами с пирожками, булочками с медом, тестом в сиропе и прочей разнообразной снедью. Конан, почувствовав, что если он съест еще один кусочек, то немедленно лопнет, от сладких закусок отказался, оставив перед собой только кружку с любимым черным элем. Этот ужин, по мнению киммерийца, был самым лучшим за последний год, если не считать приема у зингарского монарха Фердруго в честь победы королевских корсаров над флотом Аргоса...

—Как поживает старый пьянчуга Лентул? — тан, наконец-то, соизволил вспомнить, что раздувшиеся от изобильной пищи гости доставили послание от месьора прецептора. — Когда пришлет новый караван с товарами? Мы уж заждались!

—Вельможному следует прочесть депешу, там все написано, справедливо заметил Гвай, подавая Арнульфу пергамент. Тан повертел свиток в руках и отбросил на стол.

— На словах скажите, так оно проще!

— Караван ненадолго задерживается, — не краснея соврал Конан, понимая, что уличить его будет невозможно: прибудет товар из Хайбории завтра или на третий день, все одно получается «недолго». — Месьор Лентул здоров, передает сердечный поклон.

— Прикажешь его поклон в сундук положить или стряпухам отдать, чтоб ощипали да сварили?! — рявкнул тан. — Железо нужно, горшки с зингарским огнем нужны — два воза! Где строители из Немедии, которых он обещал нанять? А жреца почему не прислал?! У-у, болтун!

— Зачем здесь хайборийские жрецы, когда на Аурусе человечьих богов нет? Кому молиться-то? — удивленно спросил Конан.

— Не умничай, — тан уже не кричал, как обычно, а ревел будто раненый бык. — Много вас, умных, развелось! Солнце на небе видел? Чем тебе не бог?! А чтоб солнечную силу использовать, вовсе не маг, а как раз ученый клирик потребен! Разницу между магией и жречеством знаешь?

Варвар сказал, будто что-то слышал.

—Слышал... — передразнил Конана Арнульф. — Эх вы, молодые да ранние!

— Волшебники используют свою, человеческую силу для создания чар, — пояснил Гвайнард. — А жрецы лишь служат проводниками силы божественной. Сами клирики колдовать не могут, они направляют волю богов и не более того.

— Во, оно самое! — шумно восхитился светлейший тан. — Неужто разбираешься?

— Немного. Я из гильдии Ночной Стражи, да и мой друг тоже...

Тут последовал такой взрыв искреннего восторга, что киммериец испугался: не хватит ли полнокровного Арнульфа удар? Тан неразборчиво голосил, что Ночные Стражи при его дворе первейшими вельможами станут, кушать с золота будут, спать на мехах, девок столько получат, что хоть в три ряда клади! В общем, сулил алмазные горы до небес, да только непонятно за что именно. А завершил Арнульф свою пылкую речь насквозь загадочной фразой:

— ...Хорошо, что приехали, я уж и не знал, как эдакую прорвищу народу в одиночку оборонять придется! Это я про будущую зиму толкую!

— Честно говоря, мы на Аурус ненадолго, — начал было Гвай, но Арнульф завопил:

— И слышать ничего не желаю! Не отпущу! Думать забудьте! Все, дела откладываем до утра, жду после рассвета! Эй, кто там есть? Отвести господ охотников в гостевые комнаты, уложить, обустроить, если потребуют — девиц прислать, чтоб ложе согрели!

— Ты хоть что-то понял? — спросил киммериец у Гвайнарда, когда они оказались в тесноватых, но обставленных с вызывающей роскошью покоях на верхнем этаже башни. — Скажи, зачем тану зингарский огонь? Жрецы какие-то... А если этот жирный сумасброд и впрямь решится нас задержать, я тут все по бревнышку разнесу!

—Отрабатывай перстень, — фыркнул Гвай. — Я предупреждал — что-то здесь нечисто. Насколько мне известно, зингарский огонь считается на Закате самым опасным оружием. В воде не гаснет, одной кружки этой смолы достаточно, чтобы сжечь половину крупного города... Лентул же завозит горючий состав на Аурус целыми телегами. И верно, для чего? С кем воевать собираемся? Нанять строителей в Немедии? Очень странно! Судя по виду этой крепости, подданные Арнульфа строить умеют великолепно. Затем: что такого важного должно произойти будущей зимой? Тан сказал, будто ему придется защищать уйму народу. Согласен, две с лишним тысячи человек, живущих сейчас на Аурусе — это немало, но вовсе не «прорвища», как выразился Арнульф. Давай завтра как следует осмотримся, погуляем по поселку, поспрашиваем. Главное — не вызвать лишних подозрений.

В дверь робко постучали, затем в темномпроеме появилась бледная физиономия мальчишки-прислужника.

— Вам, месьоры, все объяснено насчет ночи?

— Это ты про девок? — заинтересовался Конан.

— Какие девки, сударь? Значит, ставни не открывать, на чужие голоса не откликаться, если совсем боязно станет — подоконник серебряными монетами отгородите.

— Это еще зачем?

— Как так — «зачем»? Шутить, сударь, изволите? Через серебро никакой чужинец не пролезет, обжигаются они. Свет не гасите, огня чуды тоже не выносят. Доброй ночи!

Гвай вздохнул и полез за кошельком. Разложил перед окном десяток бритунийских серебряных шеллинов, несколько штук бросил к порогу, а остальные упрятал под подушку. Проворчал сердито:

— Я в восторге от этого путешествия. Ни дать, ни взять, заповедник нечистой силы! Ты соображаешь, что означают такие предосторожности? Ничего сложного: местная нечисть в темноте запросто бродит по городу. От буллетов и прочих очаровательных зверьков нас защищает стена, от магической дряни — серебро. Не вздумай ночью выходить из комнаты или касаться окон — съедят.

— Подавятся, — легкомысленно отмахнулся Конан и зевнул. — Давай спать, в Хайбории, небось, уже давно за полночь.

— Монетки возле своей кровати обязательно положи! И кольцо с инклюзом не вздумай снимать. Мало ли какие гости припожалуют?

— Не накаркай, балда!..

Вопреки недобрым пророчествам Гвайнарда, ночь прошла на диво спокойно. Единственный раз киммерийца разбудил громыхнувший за окном взрыв дикого нечеловеческого хохота, но Конан, приоткрыв глаза, нащупал валявшийся рядом новенький шеллин пайрогийской чеканки, запустил им в ставню, пробормотал обязательное «Сгинь!», и едва неизвестный весельчак заткнулся, снова провалился в мягкий омут сна.

Окончательно варвар проснулся оттого, что яркие лучи солнца, проникавшие в оконные щели, падали ему на лицо.

Конан быстро встал, натянул рубаху и обнаружил что Гвай, вероятно поднявшийся значительно раньше, куда-то ушел. Поразмыслив, варвар высунулся в коридор и кликнул прислугу. Распорядился принести холодной воды для умывания и завтрак, что было немедленно исполнено. Не успел киммериец нарезать холодное мясо и попробовать здешнее светлое пиво, как в комнату вихрем ворвался Гвайнард. Судя по горящим глазам, ему уже удалось разузнать нечто любопытное.

—А я думал, ты еще дрыхнешь! Есть новости, да такие, что поверить трудно!

— Садись, перекуси. Хватит уже бегать из угла в угол! Сядь! Что такого страшного ты раскопал?

— Склады! Громадные склады, сразу за городской стеной, с полуночной стороны холма. Сараи не охраняются — местные воровать не будут, а нечистую силу или животных изделия человеческих рук, понятно, не интересуют.

— Не торопись, объясни с самого начала. Лично я не вижу ничего особенного в том, что люди хранят всякое полезное барахло.

Гвай объяснил. Утром он пошел гулять — хотел подробно осмотреть поселок. Как и предполагалось, Аурус оживал на рассвете: ночь активной человеческой деятельности отнюдь не способствовала по вполне понятным причинам. Одни уходили работать в поле, другие отправлялись на пастбища или к огромному раскопу — в нескольких лигах от крепости Арнульфа находился крупный город Первородных, где и добывалась большая часть артефактов, предназначенных к продаже в Хайборию.

Поговорив с людьми в таверне «Черный эль», Гвай выяснил, что неизвестное бедствие, уничтожившее прежнее население Ауруса, случилось настолько внезапно, что Первородные не успели спрятать или вывезти свои сокровища — в развалинах зданий ежедневно обнаруживались несметные богатства. Девять десятых найденного рабочие обязаны были сдавать в казну тана, прочее можно было оставить себе для обмена или торговли за Вратами.

Решив обязательно съездить на руины прямо сегодня, Гвай не стал долго расспрашивать кабатчика и редких посетителей, продолжив осмотр владений Арнульфа.

В городке ничего особенно примечательного не наблюдалось, а потому Гвайнард направился за стену. Форт окружали пшеничные поля и делянки, на которых выращивались здешние растения, пригодные в пищу, в отдалении паслись как привычные овцы и коровы, так и ездовые ящеры вместе с молодыми сартаками; в загонах жевали травку детеныши тех самых рогатых гигантов, которых Гвай и Конан видели неподалеку от портала — мохнатые звери, как оказалось, тоже неплохо приручаются. Рогачей используют для перевозки тяжелых грузов — камней и древесных стволов.

— ...А потом я обошел крепость по периметру. Вчера мы не заметили, но с полуночной стороны форта построено восемь здоровенных сараев. Заперты они только засовами — никаких замков, никаких сторожей или смотрителей. Я решил глянуть, что же такого особенного хранится внутри. Сначала подумал, что Арнульф собирает там всякие редкости и древности. Ничего подобного! Склады доверху набиты самыми обычными вещами — упряжь, хомуты, посуда, инструменты, оружие! Да столько, что на пять таких городишек хватит! Клейма стоят бритунийские и туранские. Видимо, закупались эти товары в течении многих лет, целыми обозами. Спрашивается: зачем?

— Слишком часто мы начали повторять это словечко — «зачем», — варвар задумчиво потер лоб. — Гвай, насколько я знаю, твоя любимая присказка гласит: половина победы - в простоте. Ты начинаешь видеть подозрительное в самых обыденных ситуациях. Может быть Арнульф, полагая, что Врата рано или поздно закроются, хочет сделать припасы на будущее? Сам знаешь, с железом у них туго.

— Ага, конечно, — ядовито ответил Гвайнард. — И поэтому вельможный тан закупил у лучших оружейников Аграпура двадцать тысяч мечей и ятаганов.

— Сколько-сколько? Ты что, считал?

— А чего тут считать? Четыреста громадных ящиков с эмблемой аграпурских императорских кузен, в каждом по пятьдесят клинков. Даты на клеймах — от 1274-года по аквилонскому счету, вплоть до нынешнего. То есть, оружие везли на Аурус одиннадцать полных лет. Я проверил — клинки прекрасные, в смазке, ни разу не пользованные. Сарай ящиками доверху забит. Представляешь, как можно организовать доставку такого немыслимого количества оружия? По сорок ящиков в год? И ведь на складах хранят не только мечи!

— Забавно... — ошеломленно пробормотал Конан. — Население Ауруса — две с небольшим тысячи людей, будем считать, ровно две. На каждого по десять клинков, включая старух и грудных детей. Мда, одним скопидомством тана такое не объяснишь.

— Какое скопидомство? - взвился Гвайнард. —Запасы сделаны с умом и тщанием, будто армейские интенданты старались, обеспечивая войско в предвидение большой войны! А с кем воевать? С нечистой силой? С ней железными мечами много не навоюешь...

— Вот кстати, ты ночью ничего не слышал? Смеялся вроде кто-то...

— Тут не смеяться, тут плакать надо, — решительно заявил Гвай, одновременно поворачиваясь на тихий стук в дверь. — Кто там?

—Вас, месьоры, вельможный требует, — явился вчерашний мальчишка. — Под свои ясные очи. И чтоб немедля!

—Немедля, так немедля, — Конан встал, отряхнул штаны и застегнул пряжку перевязи. Клинок привычно устроился за левым плечом.

—Идем, послушаем, что наш толстяк сегодня петь будет...

Ихняя рыжебородая светлость, как и ожидалось, восседал за столом — светлейший тан изволили поглощать второй завтрак, изобилием не уступавший вчерашней вечерней трапезе. Махнул рукой Гвайнарду, указывая на свободную лавку.

— Вы кушайте, а то тощие, будто вас в Хайбории голодом морили, - Арнульф подвинул к охотникам блюдо с мясом и овощами. Конан призадумался: ни самого себя, ни Гвайнарда «тощим» он бы не назвал, но и обратное утверждать было бы опрометчиво.

Тан закончил обгладывать внушительный мосол, непринужденно запустил им в раскрытое окно, и воздел взор маленьких зеленых глаз на гостей.

— Так вы точно Ночные Стражи, не врете?

— Девять лет в гильдии! — оскорбился Гвай и вытащил из-под рубахи знак-оберег охотников в виде серебряной волчьей головы. Продемонстрировал. Арнульф удовлетворенно покивал.

— От нечисти житья нет! — пожаловался тан. — Ладно бы зверье всякое пошаливало, мы привычные, хищников гонять давно научились. Если по совести говорить, то любой буллет не страшнее обычного медведя будет. Надо только знать, как его завалить без ущерба для себя.

— И как же? — поинтересовался Конан.

— Сверху у буллета жесткая чешуя, никаким копьем не пробьешь, а вот брюхо мягкое, как у лягушки... Разве не знали? Ладно, о буллетах пока забудем. Хорошо, други, что вы приехали — у нас Ночных Стражей прежде не видывали, никаким золотом не заманишь. Я уже распорядился, чтоб для вас дом на Полуденном проезде освободили! Хороший дом, крепкий, лет двести простоит.

— Двести лет мы не проживем... — начал было Гвай, раздумывая, как бы вежливо дать понять Арнульфу, что задерживаться на Аурусе они с Конаном не собираются. Тан сразу перебил:

— Глядишь и проживете! Открою маленький секрет — мы заметили, что здесь время течет значительно медленнее, чем в Хайбории. Я сюда перебрался двадцать четыре года назад, и хоть бы один седой волос появился! Дети, которым по десять лет, выглядят пятилетними, кому за тридцать, смотрятся на восемнадцать! Здорово правда?

— Мы не можем остаться, — Гвай ударил в лоб. — Никак. Нас ждут в Бритунии и друзья и работа. Прости, вельможный.

— Да ничего подобного! — рявкнул Арнульф. — Никуда вы не уедете! Нам настоящие Ночные Стражи как воздух нужны! Едва солнце зайдет, такое начинается, что в дурном сне не увидишь! Проклятые Первородные, видать, изряднейшими грешниками были, раз умудрились столько нечисти наплодить! Духи, призраки, демоны, воплоти и бесплотные, у людей кровушку сосут, детей воруют, колдовство черное пользуют! Одним серебром и спасаемся, хорошо хоть после Первородных серебра осталось больше, чем тины в болоте! Наверное уже тогда нечистая сила размножилась до невероятия... Вы остаетесь тут! Это мое крепкое таново слово! Вздумаете сбежать — вздерну, не посмотрю что вы из самой уважаемой гильдии Заката происходите! Ясно?

— Ясно, — вздохнул Гвай, положив ладонь на плечо готового вспылить Конана. — Что надо делать-то?

— Нечисть истреблять, что ж еще! А как — дело ваше. Я в Ночных Стражах не хаживал, секретов ремесла не знаю. Для начала, надо бы тварей от города отвадить. Все что потребуете — дам без проволочек. Оружие, серебро, людей! Только попросите! Но если сунетесь к порталу без моего разрешения — петлю на шею и прости-прощай! Или за ворота на ночь выкину, что гораздо неприятнее. Усекли, господа гильдейские охотники?

— Как скажешь, тан, — Гвайнард поднялся и потянул за собой Конана. — Мы по округе поездим, осмотримся?

— Катайтесь сколько душе угодно, — милостиво согласился Арнульф. — Проводника дать или сами?

— Сами...

— Наново повторяю: ко Вратам и близко не подходите! Иначе... — Арнульф черкнул себя по шее толстым коротким пальцем.

— Вот влипли! — ярился Конан, когда они вновь поднялись в комнаты для гостей. — Ничего себе, гостеприимство! Ты как хочешь, а я здесь не останусь! Ведь этот гад может возле портала стражу поставить, да еще людей Торда, которые на той стороне, предупредит, чтобы не выпускали!

— Не горячись. Уйти сумеем без труда, за этим дело не станет. Но сначала давай по мере сил изучим Аурус, присмотримся. Очень уж хочется разгадать, что замышляет Арнульф.

— Ты обещал Эйнару и Асгерд, что мы задержимся только на три дня, — сказал киммериец.

— Придется обещание не сдержать. Они, конечно, начнут беспокоиться, пришлют Рэльгонна, проверить, отчего мы не возвращаемся, а остальное — дело нехитрое.

Конан помолчал, соображая, и вдруг улыбнулся. Понял, как Гвай собирается сбежать обратно, в Бритунию. Рудненский упырь умел не только мгновенно перемещаться с места на место, но и мог переносить людей — достаточно взять Рэльгонна за руки, и он доставит тебя куда угодно, хоть за тысячу лиг. Оставалось дождаться визита упыря.

— Не забудь, тан приказал нам вытурить из округи нечисть, — напомнил Конан. — Лично я не представляю, как это сделать. Тем более, что нечисть Ауруса обязана отличаться от нашей и способы борьбы с .ней должны быть другими.

— Разве? — вздернул бровь Гвайнард. — Мы ведь только вчера говорили о том, что нечистая сила остается таковой в любом месте Вселенной и боится одних и тех же вещей, от серебра, до растертого чеснока. Загвоздка тут в другом: почему на Аурусе так много нечисти? Это, честно говоря, ненормально и неестественно. Попробуем разобраться... Надеюсь, ты не будешь против, если грядущую ночь мы проведем в поле у костерка? Хочется взглянуть на здешних демонов, так сказать, в первозданной красе.

Конан посмотрел на Гвая преувеличено-сострадательно, будто на безнадежного больного. Покрутил пальцем у виска. Гвайнард на сей жест внимания не обратил.

Следующий сюрприз ожидал доблестных охотников возле конюшни - тан, оказывается, при казал лошадей досточтимым гостям не давать. Если угодно, можно взять ездового ящера. Они, конечно, бегают помедленнее лошадей или сартаков, но зато неутомимы и спокойны.

— Как на этом ездить? — вытаращился Конан, когда из конюшни вывели пару «зеленых коров», взнузданных и оседланных. — Благодарю покорно, но лучше я пешком пойду!

— Не привередничай, — Гвайнард легко забрался в седло. — Погляди, от лошадей они не слишком отличаются — правь поводьями, подгоняй шпорами. Отлично понимаю логику вельможного: на эдакой лошадке в Хайборию не уедешь, чересчур приметная. Помнишь вчерашнего пастуха, Эвара? Давай-ка заглянем к нему домой. Если Эвар не погнал стадо на выпас, думаю он согласится проводить нас до развалин города Первородных.

Конан подозрительно осмотрел тяжело сопящего зеленоватого ящера, аккуратно вставил ногу в стремя и утвердился в седле. Удобно, даже лучше чем на лошади. Варвар легко подтолкнул зверя в бока пятками — ящер пошел. Оставалось приноровиться к его развалистой походке.

— Что тебя так развеселило? — Гвай повернулся к Конану, которого внезапно обуял приступ неудержимого смеха, едва из седла не выпал.

— Представил, как это выглядит! Верхом на ящерице! Уверен, в следующий раз придется кататься на таракане! Или на скаковом тарантуле! Эй-эй, ты что творишь, скотина эдакая?

Зверюга остановилась возле тележки с капустой, предназначенной для тановой кухни, сунула туда тупую морду и начала хрустеть зелеными листьями не хуже банальной козы...

— Всего мы обнаружили пять городов Первородных. Один — очень большой, мы к нему как раз и направляемся, другие поменьше. Есть много отдельно стоящих храмов и святилищ, однако туда лишь самые отчаянные забираются, боятся проклятия. Зачем сердить чужих богов и тревожить души усопших? Тем более, что Первородные были недобрым народом — в городе много древних статуй, увидите... Мороз по коже дерет. Я сам одно время в раскопе работал, насмотрелся вдоволь на эти гнусные рожи.

— А что, когда копаете, трупов много находите?

— Ни единого, сударь, в том-то и дело! Сначала люди удивлялись: как же так, дома в целости и сохранности, только временем трачены, а мертвяков нет? Потом привыкли, перестали внимание обращать на такие мелочи. В могилах, в склепах, которые до катастрофы построены, остовы лежат целехонькие, а города будто метлой вымело. Одни говорят, Первородные сами невесть куда ушли, другие утверждают, что поганая раса собственных богов прогневила и те отомстили. Никто ничего достоверно не знает. Надписи мы прочитать не можем, а если бы и прочитали, что толку? Бедствие случилось сразу, мгновенно — в иных домах посуда на столах осталась, в курильницах остатки благовоний находим, в стойлах скелеты животных валяются! Ящеров, кстати, мы, благодаря Первородным, приручать научились — отыскали остатки упряжи и седел, увидели рисунки...

— Много сокровищ в городах осталось?

— Много, конечно. Для нелюдей золото не ценнее меди было, как я думаю. Украшений всяких столько выкопали, куда девать не знаем! То есть, знаем, конечно — отдаем тану, а вельможный с Хайборией торговлю ведет. Серебра же в домах и храмах буквально как грязи! Даже дверные петли серебряные находили. Почти уверен — Первородных собственная нечистая сила истребила. Иначе для чего столько серебра нужно? Только ради защиты от нежити, никак не иначе.

Сия занимательная беседа проистекала в чистом поле, по которому неторопливо рысили три ездовых ящера. Гвайнард нарочно придерживал зверя, чтобы успеть выведать у проводника как можно больше сведений о жизни человеческой колонии Ауруса, Эвар же подробно отвечал на все вопросы, частенько вызывая у слушателей неподдельное изумление: то, что ему казалось вполне привычным и само собой разумеющимся, для обитателей далекой (и одновременно близкой...) Хайбории выглядело если не дико, то очень и очень странно.

По счастью Эвар был сегодня дома — стадо ящеров погнал на пастбище его старший брат. Конану и Гваю с трудом удалось вежливо отбиться от почтенного батюшки Эвара, который едва не силой затащил гостей из-за Грани в дом, напоил пивом и увещевал остаться на обед. Еле отбрехались, бесстыдно использовав имя тана Арнульфа — едем, мол, по прямому приказу вельможного, каковой преступить никак не смеем. Дали обещание обязательно придти вечером, забрали Эвара, мигом согласившегося проводить тановых друзей в разрушенный город, и с тем отбыли.

Арнульф не кривил душой, утверждая, что время на Ауру се течет медленно. На вид Эвару было лет пятнадцать-шестнадцать, однако на деле он родился двадцать четыре хайборийских года назад, или, по местному счету, «двенадцать с половиной кругов» — год Ауруса длился почти в два раза дольше, чем в мире, из которого люди переселились в Золотую Сферу. Семейство Эвара даже по местным меркам полагалось обширным и богатым — у старого Вемунда было пять сыновей и три дочери, содержал он изрядное хозяйство, да еще и приторговывал в Бритунии, куда ездил дважды в год на полную луну. За стадами ящеров и сартаками, а заодно большим хлебным полем приглядывала вся семья и четверо наемных рабочих, но рук все одно не хватало — начинали всерьез размышлять над тем, как бы закупить в Пайрогии или Чарнине полтора десятка рабов. О том, что Врата однажды закроются, Вемунд с наследниками предпочитали не думать.

Ничто так не скрашивает дальнюю дорогу, как интересная беседа. Гвай и Конан выяснили, что всего на Аурусе живет две тысячи двести сорок человек, а девятнадцать женщин сейчас ждут детей, что тан разрешил большим семьям уходить из города на выселки и приглядывал, чтоб поселенцам не чинилось никакого ущерба от зверья и нечисти — Арнульф заставлял переселившихся на хутора людей непреложно исполнять главный закон: любое жилище должно быть обито серебром. Хорошо, оного металла хватало в избытке...

— Вот скажи, для чего вельможный покупает за Вратами столько всяких ненужных вещей? — Гвай задал вопрос, который терзал его с самого утра. — Я видел склады у городской стены, накопленного там хватит лет на сто вперед.

— Ждем, когда к нам переселятся другие люди, — ответил Эвар. — Запас карман не тянет, месьоры. Люди поговаривают, будто к зимнему открытию Врат Мира народ сюда валом повалит. Тан уже начал новый город возводить, двенадцать лиг к Полуночному восходу, там речка есть и место более удобное. Если хотите, съездим, посмотрим. Это недалеко от раскопа.

— Народ валом повалит? — Гвайнард хмуро посмотрел на Конана, тот лишь пожал плечами в ответ. — Интересно, откуда же? Про Аурус в Хайбории знают немногие избранные, вроде Лентула или других перекупщиков, а они вовсе не кричат об Ауру се на каждом углу.

— Бритунийские кметы хотят уйти от своих господ, — сказал на то Эвар. — Да и благородным господам королевские налоги надоели. А здесь хорошо — земли бери столько, сколько сможешь обработать, хочешь, копайся в развалинах, сокровища добывай, а хочешь — отправляйся путешествовать. Жил у нас одно время ученый муж из Немедии, забыл, как его звали. Так он нанял десятерых сорвиголов и поехал земли Ауруса осматривать. На Закате до Океана дошел, на Полуночи до Черных Гор, за которыми только мерзлые пустоши да ледники. Когда возвращался, много всяких диковинных историй о своих приключениях рассказывал, причем не все из них были выдумкой.

— И где он сейчас, этот немедиец?

— Сгинул. Вместе со своей ватагой. Полтора солнечных круга назад уехал, с тех пор не появлялся. Думается, погибли они. Мыслимое ли дело, вдесятером нашей нечисти противостоять?!

— Нечисть, нежить... — Гвайнард сплюнул. — Я этих слов за последние сутки наслушался столько, что на всю оставшуюся жизнь хватит. Эвар, вот скажи, ты сам здешнюю нечистую силу в глаза видел? Почему о ней столько разговоров, если люди ночью наглухо запираются в домах и носа оттуда не высовывают?

— Видеть-то видел. Призраки разные, страшенные — жуть! Воют, орут, хохочут. Если тан кого к смерти приговаривает, бедолаг голышом за ворота выкидывают, и поминай как звали! Исчезают бесследно.

— Ночные хищники, — предположил Конан.

— Если вы боитесь ночами выходить из крепости, значит вы их никогда не встречали. Почему обязательно нечисть?

— Верно, — согласно кивнул Гвай. — Сразу встает вопрос: как могли выжить первые поселенцы, пришедшие на Аурус? Ведь тогда не было замка тана и укрепленных хуторов! Эвар, ответь пожалуйста, почему над городом натянута сетка?

— Твари часто с неба нападают. Летающие они, с крыльями. Налетят, и кровь жрать начнут! Или просто утащат с собой.

— Конан, тебе это ничего не напоминает? — спросил Гвай у варвара. — Существа, которые охотятся только ночью, атакуют с воздуха, имеют привычку питаться живой кровью? Подозрительно похоже на...

—На каттаканов, — опередил Гвайнарда киммериец. — На диких каттаканов. Не может быть! Рэльгонн с родичами происходит совсем из другой Сферы, здесь они никак не могли оказаться! Эвар, а нечистая сила домашних животных трогает?

— Бывает, сударь. Ящеров или сартаков только от буллетов и прочих скверных чуд оберегать приходится, а вот коровы с лошадками страдают.

— Очень интересно, прямо-таки поразительно! — с воодушевлением воскликнул Гвай. — Есть непреложные законы, один из которых гласит: нечисть не терпит домашнюю скотину, особенно лошадей. У меня самого оберег в виде серебряной коняшки на поясе... К лошади никакой призрак или демон Черной Бездны и близко не подойдет, если в том нет особой потребности. А тут, пожалуйста — даже коней кусают. Значит, это не нечисть — что-то другое, попроще.

— Ты забыл главное, — отозвался варвар. — Лошади или коровы порождены нашим миром, а вовсе не Аурусом. Местная нечистая сила просто не знает, что они — домашние животные. Для нее таковыми являются как раз ящеры, сартаки или те здоровые тварюги с шерстью и рогами. Понимаешь, что я имею в виду?

— Загадка... Возможно, ты и прав.

— Гвай, объясни нам, неразумным, что такое нечистая сила вообще? Если человек, как уверяют некоторые мудрецы, это двуногое, ходящее прямо, разговаривающее и способное думать существо без перьев, то как описать нечисть?

— Демонические существа порожденные Черной бездной, миром первородного зла, — не задумываясь сказал опытный охотник на чудовищ.— Твари, способные обитать в мире человека и питающиеся его жизненной силой, которую они используют для поддержки своего существования и увеличения магической силы. Если совсем коротко — враги. Беспощадные и безжалостные, только потому, что они направлены исключительно на зло.

— И ты думаешь, что Первородные когда-то настолько разозлили собственных богов, что боги специально открыли проход между Аурусом и Черной Бездной, напустили сюда орду нечисти, а таковая под корень извела нагрешившую разумную расу?

— Понятия не имею, — буркнул Гвайнард, рассматривая долину появившуюся впереди, за холмом. Замечались темные движущиеся точки — люди вовсю работали. — Разберемся! Эвар, это и есть город Первородных?

— Точно так, сударь. Сейчас уже приедем...

—Поразительно, — только и выдавил Конан, обводя взглядом большущий, в лигу, раскоп, стараниями подданных тана Арнульфа освобожденный от земли и мусора. — Гвай, мы ведь наблюдаем только малую часть развалин!

Вырытая людьми котловина формой отчасти напоминала раскрытый дамский веер, небрежно брошенный на землю. От дороги, ведущей к форту, «веер» постепенно расширялся, охватывая значительную часть зажатой между двумя лесистыми возвышенностями долины и упирался в синее озерцо в форме полумесяца. Судя по идеально округлым берегам, озеро было искусственным.

Долгие столетия, пролетевшие после таинственной катастрофы, уничтожившей цивилизацию Первородных, обозначили себя в виде песчаных наносов и земли, постепенно покрывшейгород — ребристые крыши некоторых зданий в доселе не расчищенной части долины едва пока зывались из слежавшегося, покрытого жесткой травой, грунта.

Однако человеческие руки совершили маленькое чудо — центральная часть города оказалась полностью освобождена от завалов, вымощенные цветным камнем улицы, казалось, были тщательно подметены, а похожий на желтоватый мрамор камень, коим облицовывались дома, поблескивал на солнце.

— Тут командует месьор Абу-Бакр, — сказал Эвар. — Он раньше был чиновником в Аграпуре, лет десять назад приехал сюда и с тех пор занимается только раскопками. Прямо разумом повредился на своих ненаглядных древностях! Непременно поговорите с ним — Абу-Бакр очень мудрый человек.

Ящеры спустились в долину, миновали отвалы породы, похожие на миниатюрные горы, и Конан снова подивился тому, сколько же труда вложил этот самый Абу-Бакр со своими подчиненными в раскопки поселения Первородных. По масштабности, этот труд повторял, но не превосходил, строительство крепости тана Арнульфа.

Да, Эвар не соврал, утверждая, что Первородные были неприятным народом. На самом въезде в старинное городище высились две здоровенные статуи - бронзовые, когда-то позолоченные. Теперь позолота облезла и поэтому изваяния выглядели совсем противно. Твари стояли на двух ногах, как и человек, прикрытые от пояса вниз неким подобием набедренной повязки. Ступни заканчивались единственным толстым когтем, загнутым и острым. Фигура Первородного была очень худощавой, почти тощей, на туловище выше живота наблюдалось странное утолщение, смахивавшее на сросшиеся, бугристые женские груди. Руки угловатые, тонкие, с членистыми **пальцами — каждый почти с человеческое предплечье длиной. Голова треугольная, сужающаяся к тому месту, которое должно называться подбородком. Вместо рта — двойные челюсти, в точности похожие на увеличенные паучьи жвалы. Глаза огромные, глубоко запавшие в череп. Если думать, что Первородные не превосходили ростом людей, то размер глаз приближался бы к размерам крупного апельсина. От лба к затылку, рассекая голову надвое, шел невысокий гребнеобразный вырост.

— Не удивлен, что боги с ними расправились, — откомментировал Конан увиденное. — Такое чучело сложно полюбить.

— Для всякого Первородного ты или я тоже казались бы невероятным монстрами, — парировал Гвай, который рассматривал статуи с искренним интересом. — Пойми, мы хорошо относимся к нашим гномам или рабирийским гулям только потому, что они или человекоподобны, или являются родственниками людской расы. В случае с Первородными все по-другому: эти существа настолько чужие для нас, что страх перед ними возникает сам по себе. Мы всегда боимся чужого. Теперь представь, что данная статуя посвящена какому-нибудь великому мудрецу этого народа, который очень любил маму, жену и своих детей, а заодно истратил половину состояния на устройство сиротских приютов и школ для девочек из бедных семей.

— Судя по виду, родную маму он отравил протухшими грибами, жену продал в публичный дом, детей обратил в рабство, а школу для девочек поджег из невинного озорства вместе со всеми ученицами, — не остался в долгу Конан. — Не надо ничего идеализировать, реальная жизнь, как правило, гораздо более угрюма и безрадостна. Поехали искать этого ученого туранца, АбуБакра. Иначе до вечера провозимся, рассматривая здешние сомнительные достопримечательности.

Единственное, в чем Первородным было никак не отказать, так это в умении украсить свой город. Дома, в отличие от человеческих, были круглыми, словно ульи. Кое-где облицовка обвалилась, обнажая желтоватый кирпич, сохранившиеся крыши сферической, будто купола, формы, сделаны из непонятного материала, похожего на полупрозрачный бычий пузырь. Мостовые выложены плитами синего, желтого и оранжевого цветов, складывающимися в нехитрый, но красивый узор. Первородные очень любили пышную мозаику — на стенах зданий множество мозаичных картин, изображающих животных, звездное небо с неизвестными созвездиями, самих Первородных, восседающих в креслах, едущих на колесницах, запряженных зеленоватыми ящерами, просто беседующих или играющих... Все картины в цвете, хотя и тяготеют к синему, голубому и фиолетовому оттенкам — Гвай сразу заявил, что окружающий мир Первородные наверняка видели немного по другому, чем люди. И что странно, на мозаиках не было ни единой сцены войны, изображенные существа не держали в руках ничего, даже отдаленно напоминавшего оружие. Зато видно множество странных предметов похожих на магические приспособления — шары, жезлы, дымящиеся сосуды...

Всадники добрались до овальной площади, окруженной полуразрушенной длинной колоннадой — тут, в основном, и суетились люди, перетаскивавшие носилки с битым камнем и мусором. Посреди, на расстеленной холстине, тускло мерцали найденные за сегодня ценности: множество погнутых золотых чаш, каких-то подвесок и непонятных шипастых инструментов, словно извлеченных из пыточной. Из очень богатой пыточной.

— Этим они кушали, — Конан услышал спокойный голос с сильным туранским акцентом. К ящеру подошел седой человек облаченный в перепачканный пылью балахон и показал на устрашающие зацепы, штыри и шила. — Нечто наподобие всем знакомых вилок или ложечек для маслин... Меня зовут Абу-Бакр, почтенные. С кем имею честь? Мы случайно не встречались раньше?

—Не встречались, — Конан спустился на землю и слегка поклонился. Сразу заговорил на туранском — наречие подданных императора Илдиза варвар отлично выучил за годы службы в Аграпуре. — Мы...

—Мы приехали от светлейшего тана, — перебил киммерийца Гвай. Он тоже знал туранский язык, пускай и не столь хорошо как Конан. — Хотели бы осмотреть развалины.

Далее последовали привычные вежливые представления и расшаркивания. Туранец, потряхивая седой острой бородкой, картинно изумился тому, что на Ауру се появились -настоящие Ночные Стражи и тотчас начал пространно жаловаться на донимающую людей нечисть. Ночевать в окрестностях развалин никто не решается, приходится каждый вечер возвращаться в город, что очень мешает работе... Не могли бы уважаемые охотники каким-либо образом помочь? Что-нибудь посоветовать? Если нет, то он, Абу-Бакр, настаивать не будет, но все-таки...

—Надо подумать и как следует оглядеться, — заученно ответил Гвайнард. — Ты позволишь, почтенный?

Почтенный позволил и сам вызвался проводить визитеров по наиболее красивым местам городища. Эвара оставили на площади сторожить ящеров — он видел развалины многократно и особого интереса к древностям Первородных не проявлял.

Абу-Бакр действительно оказался фанатиком и знатоком своего дела. Наверное, он знал о Первородных больше, чем любой другой человек на Аурусе. За много лет работы туранец научился отличать общественные здания от жилых домов и храмов, повстречал множество загадок, по большей части оставшихся неразрешенными, раскопал столько сокровищ, что любой хранитель казны королевств Заката удавился бы от зависти. Кроме того, Абу-Бакр увлеченно занимался расшифровкой алфавита Первородных.

— Очень сложный язык, — сокрушался ученый туранец, шествуя по главной улице города. — Подозреваю, древняя раса говорила одновременно на нескольких наречиях и постоянно изобретала новые.

— Для чего такие сложности? — не понял варвар.

— Первородные были народом магов и колдунов, это я выяснил непреложно. А появление неизвестного ранее языка, со всем богатством понятий, и слов, означает прорыв в новые области магии. Признаться, эти существа перешли все разумные границы в своем искусстве — почти каждое действие, включая самые простейшие, сопровождалось колдовством. Вообразите, месьоры что вы желаете заглянуть, простите, в нужник, и открываете дверь туда с помощью магии, точно так же опускаете защелку, открываете крышку чана... Первородные никогда не воевали — зачем создавать примитивное железное оружие, если ты можешь в мгновение ока испепелить целое войско? Сохранилось невероятное количество фресок и мозаик, на которых древние только и занимаются волшебством по любому поводу! У них было все — достаточно пожелать, и любая вещь, от летучего корабля до украшения с бриллиантами, перед тобой. Наши хайборийские колдуны по сравнению с ними — малые детишки, балующиеся простенькими скучными трюками.

— Если древние были столь могущественны, то почему они вымерли? — спросил Гвай, рассматривая настенную мозаику — глазастое существо создавало из воздуха огромные вычурные цветы и преподносило их другому Первородному. — Уверен, у тебя должны быть соображения по этому поводу.

— Я почти раскрыл секрет гибели их цивилизации, — скромно ответил Абу-Бакр. — Простецы, напуганные непривлекательным видом древних, говорят, что они рассердили своих богов. Возможно. Но истинная причина опустошения

Ауруса в другом. Прошу заметить, этот город прекрасно выглядит, он практически цел, только со временем его занесло песком. А от соседнего поселения, в семнадцати лигах полуденнее, осталось одно мелкое крошево — такое впечатление, что его целенаправленно разнесли по камушку и сожгли остатки: в земле множество следов пожара. Другой пример. Возле дороги к Вратам Миров стоят два храма. Первый целехонек, второй варварски уничтожен — будто тараном в стены били! И стоят они совсем рядышком, в тридцати шагах друг от друга.

—Борьба между последователями разных культов? — высказал свою мысль Конан. — Такое и у нас бывало неоднократно. Вспомним святого Эпимитриуса, без всякого зазрения громившего святилища кхарийцев.

— Тогда почему в этом городе храмы тех же богов стоят нетронутыми? — саркастично вопросил Абу-Бакр. — Нет, здесь надо смотреть гораздо глубже. Аурус — кстати, по моим предположениям, на языке Первородных он назывался «Кертар» — постигло некое невероятное, немыслимое для нас бедствие, вызванное сорвавшейся с цепи магией. Буйство бесконтрольного колдовства, которое накопилось за тысячелетия шалостей древних, полагавших магию лишь удобной помощницей в повседневной жизни! Вообразите гигантскую, полуразумную волну магии пронесшуюся по всему Аурусу-Кертару; волну, сметавшую на своем пути любой разум и - избирательно! - часть рукотворных построек... Страшное, должно быть, зрелище... Животных волна не тронула, как вы могли заметить. Только разумных Первородных - они погибли все до единого! Или не погибли, а оказались в местах, о которых и думать не хочется... Черная Бездна, Межмировая Пустота... Б-р-р...

— Очень любопытное предположение, — понимающе сказал Гвай. — Это может отчасти объяснить появление нечисти в столь удручающих количествах. Нам уже все уши прожужжали — демоны на каждом шагу, призраки за каждым кустом... Однако, практически никто с этой нечистью лицом к лицу не сталкивался — ночами вы прячетесь.

— А что остается делать? Устраивать праздники с плясками вокруг костра?

— Прежде всего — перестать испытывать панический ужас перед непознанным...

Осмотр города ничего не дал. Только дома, мозаичные картины, статуи, подчас изображавшие фантастических существ самого безобразного вида. Может, прежние хозяева Кертара и полагали их красивыми, но у человека эти изваяния вызывали одну только брезгливость.

— Вернемся на площадь, — предложил Абу-Бакр. — Сегодня рабочие вплотную подобрались к одной из подземных усыпальниц, я хочу подробно изучить ее. Простецы в склеп не полезут, считают это слишком опасным. Но вы-то, как люди бесстрашные, не откажетесь меня сопроводить? Ночные Стражи не должны трепетать перед высохшими мертвецами, погребенными много тысяч лет назад! Принимаете приглашение?

— С удовольствием, — кивнул Гвай. — Это далеко?

— Совсем рядом! Полагаю, найдена гробница вождя или жреца. Очень уж богато украшено преддверие могилы — золота Первородные не жалели... Сами взглянете.

—Меня, как всегда, не спросили, — недовольно буркнул киммериец, но его никто не услышал. Гвай и Абу-Бакр вновь пустились в живое обсуждение тайн Ауруса.

— Надписи на дверях склепов всегда начинаются одинаково, — старик указывал на иероглифы, украшавшие арку входа в гробницу, — Предполагаю, это слова наподобие «тут лежит» или «тут упокоен». Потом следует собственное имя... э... постояльца, его титул и история жизни. Я отгадал несколько десятков иероглифов, обозначающих отдельные понятия вроде «солнце», «вода», «дом» или «правитель», но поскольку Первородные пользовались не только иероглифами, но и как минимум четырьмя буквенными алфавитами, я постоянно путаюсь.

— Тогда откуда известно, что Аурус именовался Кертаром и никак иначе? — задал вполне справедливый вопрос Конан.

Абу-Бакр мечтательно закатил глаза.

—Помогла карта звездного неба, изображенная на здании, которым владел Первородный, чей род занятий можно было бы назвать астрологией. Только это не астрология, а гораздо более сложная и точная наука. Я когда эту карту увидел в первый раз, едва с ума не сошел! Решил, что привиделось, не иначе. Созвездия совершенно другие, чем в небесах Хайбории, Аурус, разумеется, обозначен как центр Вселенной, прочие звезды подписаны разными алфавитами. И вообразите — возле одной из звезд я обнаруживаю надпись на чистейшем кхарийском языке!

— Быть не может! — Гвай аж рот раскрыл. — Если Первородные погибли до открытия порталов, как оно и случилось, значит они просто не могли бывать в нашей Сфере!

— Ошибаетесь, молодой человек! Очень сильно ошибаетесь! С таким невероятным знанием магии, древняя раса вполне могла строить временные порталы между Сферами и путешествовать сколько душе угодно! Приходили они и к нам, доказательства налицо! Судя по ахеронским буквам, это случилось в ранний период империи, около трех с половиной тысяч лет назад, не позже. Я специально заказал через тана Арнульфа книги по кхарийской истории, а когда их доставили из Хайбории, перевел надпись. Ничего особенного - только название нашего мира на языке правителей Стобашенного Пифона. Под кхарийскими словами, ниже, точно такой же текст был написан буквами Первородных. Так и получилось разобрать десяток символов, но увы, с тех пор продвинуться далее в изучении наречия Кертара мне не удалось, слишком уж тяжело. Могу прочитать некоторые простенькие слова, однако смысл ускользает... Потом, по известным знакам, я разобрал наименование этого странного мира. Вот так, помогла удивительная случайность. И страсть Первородных к дальним путешествиям. — Абу-Бакр вздохнул, помолчал, и указал в сторону лестницы: — Идемте вниз, месьоры! Никаких великих открытий нас не ожидает, просто взглянем на роскошества, с которыми былые обитатели Кертара провожали усопших в мир теней.

Рабочие, само собой, отправиться вслед не решились — увлеченный познанием кертарских древностей Абу-Бакр и так слыл умалишенным, ибо все нормальные люди в заброшенном городе искали только сокровища, стараясь не залезать в гробницы. А ученый старик, рискуя собой буквально каждый день, бродил по склепам и подземным лабиринтам в надежде обрести никому не нужные знания. Все были уверены, что однажды туранца сцапает какой-нибудь особо гадкий демон, но пока Абу-Бакру везло.

Изумляет другое: каким это, интересно, образом, старый дурень сумел увлечь глупыми россказнями двух парней, выглядящих туповатыми наемниками, которым глубокомысленные рассуждения туранца должны быть напрочь чужды и непонятны?

Ведущая в черные недра лестница оказалась широкой и крутой. В каждой ступени выбито углубление, для удобства Первородных - большой коготь, каким оканчивалась их ступня, идеально подходил к округлому желобку. На стенах рельефы чеканного золота, испещренные тысячами иероглифов и фигурок, видимо описывавших деяния усопшего и его праведную жизнь. Истинное же великолепие ждало внизу — при свете факелов преддверие гробницы вспыхнуло всеми цветами радуги. Шлифованные камни, каких в Хайбории не видывали, стекло, кристаллы горного хрусталя, снова золото и снова камни, выкладывающиеся в непременную мозаику. Офирский король, самый богатый монарх Заката, увидев это режущее глаз великолепие, немедля выгнал бы придворного ювелира с позором и потребовал нанять мастеров с Кертара, окажись такая возможность.

—Скверно, — покачал головой Абу-Бакр, внимательно осмотрев переднее помещение усыпальницы. — Заметили, здесь нет никаких серебряных вещей. Ни единой! Ничего, что могло бы отпугнуть злых духов... Не понимаю! Неужели погребенный здесь чело... э... Первородный, был настолько самоуверен? В прочих склепах очень много серебра, даже плитки на полу из него отлиты! По-моему мнению, Первородные крайне серьезно относились к собственному благополучию в посмертном существовании и никак не могли допустить, чтобы демонические твари преследовали их в мире Невидимом!

— Хочешь вернуться обратно? — приподнял бровь Гвайнард и попутно шикнул на киммерийца, пытавшегося поддеть острием кинжала приглянувшийся изумруд и вытащить его из оправы. Конан только поморщился.

— Я посоветовал бы вернуться только вам - зачем понапрасну рисковать? - ответил туранец. — По-моему, здесь небезопасно.

— Вся наша жизнь небезопасна, — философски сказал Конан, засовывая добытый камень в кошелек. — Куда дальше идти? Мы забрели в тупик или я чего-то не понимаю?

—Это не тупик, — покачал головой Абу-Бакр. — Просто дверь ведущая в саму гробницу закрыта, запечатана. Мне повезло — четыре года назад, в храме божества, которое у Первородных исполняло обязанности нашего Нергала, Великого Судии и хранителя Мира Теней, я нашел ключ, которым можно отворить дверь в любой склеп. Они не боялись ограбления усыпальниц — если ты можешь иметь золота сколько захочешь, нет смысла воровать у мертвых. Золото на Кертаре не имело высокой цены — просто красивый и очень долговечный металл.

Старик покопался в кармашках пояса, вынув короткий, с ладонь, тонкий жезл. Передернул рычажок на рукояти и жезл раскрылся, подобно металлическому цветку — получилось семь или восемь лепестков, которые идеально подходили к аналогичному углублению в одной из стенных панелей. Три поворота вправо, щелчок... Конан отскочил — стена, обернувшись вокруг оси, открыла новый проход. Абу-Бакр удовлетворенно хмыкнул:

— Видите, как просто? Можно не беспокоиться, Первородные не устраивали в гробницах ловушек, замаскированных провалов или других неприятных сюрпризов. Пауков тоже нет — насекомых в этом мире очень мало и все они не кусаются...

— По мне, так лучше бы сотня пауков, чем вот такое чудо, — Конан указал на один из рельефов, вырезанных в камне, очень похожем на голубой нефрит.

Омерзительный пузатый демон скалился на непрошенных гостей, сжимая в лапах длинный хлыст из языков пламени. Вероятно, это изображение было призвано предостеречь святотатцев, посягнувших на покой захоронения, но Абу-Бакр гласу благоразумия не внял и отправился дальше, по наклонному коридору, в затхлую глубину склепа.

—Пришли, — провозгласил туранец через сотню шагов. Проход вывел в круглую рукотворную пещеру, украшенную до обидного скромно. Стены — голый необработанный камень, всего две погасших курильницы на тонких ножках да несколько золотых сосудов непонятного назначения. И саркофаг в центре.

—Шикарно, ничего не скажу, — прищелкнул языком Гвайнард, касаясь рукой массивной домовины. На ладони остался след пыли. — Первородные умели не только красиво жить, но и красиво умирать.

Вытесанный из желтого кварцита саркофаг лежал на толстой алебастровой плите и был накрыт крышкой из камня, похожего на розовую яшму. По четырем углам виднелись изображения лупоглазых крылатых существ, напоминавших горгулий. И, конечно, масса золотых накладок в виде растительного узора.

—Я в недоумении, — Абу-Бакр потеребил острую бородку. — Нет сомнений, тут погребен один из самых великих представителей древней расы, но по сравнению с другими гробницами, эта выглядит просто образчиком скромности и умеренности! Прочие склепы ломятся от серебра, золота... Мы находили все, что угодно — вазы, ларцы с одеждами, кубки, бисер, ритуальные предметы, даже колесницы! Первородные, отчасти, похожи на древних стигийцев, хоронивших своих вождей с наивозможной пышностью. А тут какой-то нищий!

— Если в твоих, почтенный, представлениях, этот тип является нищим, — ворчливо заметил Конан, — то я тогда не знаю, что следует полагать богатством. Аквилонских королей погребают куда скромнее! В Тарантии я видел могилу Сигиберта Завоевателя — обычный гранитный саркофаг и ничего больше.

— Не следует равнять человека и Первородных... — пафосно провозгласил Абу-Бакр, но вдруг осекся. В усыпальнице начало происходить нечто странное.

По всей окружности стен неожиданно появились щели, пылающие холодным синевато-белым огнем, свет полился из коридора, затмевая оранжевые язычки факельного пламени — спустя несколько мгновений в пещере было светлее, нежели под чистым небом в полдень.

Вертикально рассекшие камень прорези расширились, становясь похожими на змеиные зрачки, в их глубине обозначилось неясное движение. Вскоре оттуда выскользнули бесформенные туманные облачка, чем-то напомнившие варвару бесплотных морских каракатиц. Призрачные существа устремились в сторону выхода, явно намереваясь отрезать дорогу назад.

— Пойдем-ка отсюда... — успел вымолвить Конан, но путь в коридор уже был перекрыт колышущейся синеватой стеной. Самая дальняя щель, сразу за изголовьем саркофага, приобрела ярко-лиловый цвет с малиновой искрой, внутри шевельнулась крупная тень.

Скрывавшаяся в стене тварь осторожно шагнула в пещеру. По плиточному полу царапнули пурпурные когти. Мертвенные синие глаза-шары уставились на людей.

Демон не был чересчур огромен — высотой он лишь на полголовы превосходил длинного киммерийца. Очень похож на изображения Первородных — такое же тощее нескладное туловище, длинные пальцы, треугольная голова. При движении по телу пробегают змейки розовых и малиновых молний, кожа изредка вспыхивает голубыми точками и пятнами, вокруг голого черепа мерцает лазурный ореол, в котором моргают ослепительные белоснежные искорки. Конан почему-то сравнил чудище с ожившей грозой. — от него даже пахло так, как после разряда молнии.

...Когда варвар вступил в отряд Ночных Стражей, Гвай сразу подарил ему амулет гильдии — медальон в виде головы волка, способный предупреждать владельца об опасности. Сейчас оберег чувствительно вздрагивал и покалывал кожу на груди снежным холодком. Означало это только одно: перед господами охотниками и онемевшим от испуга мееьором Абу-Бахром находилась самая натуральная нечистая сила. Существо из Черной Бездны, демон, оберегавший гробницу.

Пока Гвай, киммериец и ученый старик стояли в замешательстве, не зная, что теперь делать, демон полностью освободился от каменного плена, двинулся вперед, заслонив собой саркофаг, взмахнул рукой, в которой невесть откуда появился бич со струей огня вместо обычной ременной плети и с невыносимой торжественностью что-то изрёк на языке, которого никто из людей прежде не слышал.

Заметив, что двуногие существа никак не отреагировали на грозную тираду, тварь повторила те же слова, но значительно громче и размереннее. После этого воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием искр, скользивших по лапам монстра.

— Чего он хочет? — шепнул Конан.

— Откуда я знаю? — скороговоркой ответил Гвай, в душе проклиная собственную непредусмотрительность — понадеявшись на спокойный денек, он не взял из города свое серебряное оружие, без которого сражаться с нечистью было совершенно бессмысленно. Да и кто бы мог подумать, что демон решится вылезти из Небытия средь беда дня — до заката оставалось очень много времени! — Видимо, грозит страшными карами за наглое вторжение во вверенную его попечению усыпальницу...

Вновь громыхнули слова неизвестного наречия — теперь демон явил в голосе нотки нетерпения и был очень многословен. Даже ногами топал и крутил перед собой огненной плетью — ярился. Произнеся долгую и во всех смыслах пламенную (истечение искорок и молний превратило чуду в эдакий живой фейерверк) речь, он снова замолчал. Наклонил голову выжидательно.

—Не понимаем, — глуповато сказал Конан, разведя руками. — Ты по-аквилонски или по-турански говорить умеешь?

Демон недоуменно отпрянул, ненадолго застыл в задумчивости, и внезапно протянул свободную от плети руку к варвару. Конан отпрыгнул, наткнувшись на Гвайнарда, сильно отдавив ему ногу. И все-таки тварь успела дотронуться до плеча человека.

Киммериец не ощутил ничего особенного — просто на миг закружилась голова и скользнуло перед глазами мимолетное видение, складывавшееся из тысяч знакомых картинок: горы Киммерии, шадизарский базар, купола храмов Аграпура, леса Бритунии. Наваждение исчезло тотчас. Судя, по всему, демон не причинил Конану никакого вреда.

— Именем багрового Кхутумо! — неожиданно возгласила тварь на вполне сносном бритунийском. — Осмелившиеся войти в запретный круг да будут пожраны огнем и прокляты, до времен гибели Вселенной!

— Ты откуда знаешь... — ахнул Гвай, но сразу опомнился. Ничего удивительного: коснувшись киммерийца, тварюга сумела почерпнуть из его души нужные знания. Старый фокус, в Хайбории тоже такое бывало. Опомнившись, Гвайнард выпалил: — Ты кто такой?

—Я — страж! — гордо известил людей демон. — Вихрь Синей Грозы, Турудис, Владетель Алого Бича!

Аля наглядности демон по имени Турудис взмахнул плетью, превратившуюся в смазанную полосу огня. Медальоны Гвайнарда и Конана стали не просто холодными, а ледяными. Надо было что-то предпринимать, но что именно? Оба доблестных охотника пребывали в растерянности. Абу-Бакр крупно вздрагивал.

—Священный запрет нарушен смертными созданиями! — продолжал разоряться демон, видимо решив обставить наказание забравшихся в гробницу татей со всей положенной торжественностью. — Ив час, когда миры вновь сойдутся в единой точке, воздаяние и карающая десница...

—Постой, постой, — Гвай решительно вышел вперед, подняв ладони в примирительном жесте.

—Слушай, мне очень неприятно, что мы случайно нарушили запрет, мы готовы извиниться и все такое, но... Если я правильно понимаю, ты обязан уничтожать любого, кто явится сюда без разрешения?

Демон, казалось, слегка опешил от подобной наглости. Осекся на полуслове.

—Никто не смеет тревожить сон могучего Карнорга, повелителя Четырех Первичных Стихий, — осторожно сказал Турудис. — Странно, вы давно должны были обратиться в прах, который развеяла бы незримая Синяя Гроза!

— Ага! - воскликнул Гвай, многозначительно подняв палец к потолку. - Значит, в прах? Ну-ка, приятель, ударь меня своим бичом!

— Сдурел?! — рявкнул Конан, но замолчал, увидев властный жест Гвайнарда.

Турудис рыкнул, воздел плеть, молодецки замахнулся, огненная струя обвила человека и сразу же бессильно рассыпалась искрами, еще некоторое время тлевшими на полу. Если бы физиономия демона могла выражать изумление, то он сейчас выглядел бы как ростовщик, обнаруживший в своих сундуках вместо золота гору ореховых скорлупок.

Гвай победоносно улыбался, а варвар и Абу-Бакр стояли разинув рты. Нечисть, по неясной причине, растеряла свою силу.

—Как же так? — осмелев, Конан обошел вокруг Турудиса, тыкая пальцем в прикрывавший его грудь легкий вычурный доспех. Ладонь слегка покалывали искорки. — Ты сторожишь усопшего тысячу лет, пугаешь и превращаешь в пыль всякого, кто проникает в склеп, а нас убить не можешь?

— Не могу, — протянул Турудис с таким разочарованием в голосе, что варвару стало почти жалко демона. — Но почему?! Почему? Я знаю, что мое волшебство не иссякло и не иссякнет вовеки!

— Брось: ничего страшного, — киммериец развязно щелкнул Турудиса по тому, что заменяло ему нос. От огорчения существо почти перестало испускать молнии и словно уменьшилось в росте. — Твоя магия, наверное, действует только на тварей, вроде этого... Кто здесь похоронен?

—Карнорг, величайший из магов золотого Кертара, повелителя миров, — замогильным голосом сообщил демон. — Я храню его покой вовсе не тысячу кругов солнца, а пять тысяч двести восемь.

— Примерно одиннадцать тысяч лет по нашему счету, — скрипнул Абу-Бакр, избывший свой страх и решившийся принять участие в разговоре. — Я могу кое о чем спросить у тебя, почтенный? Что произошло с Кертаром? Куда исчезли сородичи достойного волшебника Карнорга?

— А разве они исчезли? — безразлично спросил Турудис, демон-хранитель. — Ничего не знаю, я спал. Я пробуждаюсь только если нарушен священный запрет. Как сейчас... И теперь я вижу, что древний Кертар захвачен вами, невиданными прежде тварями, неподвластными волшебству Синей Грозы.

— Нет-нет! — засуетился старый туранец. — Слово «захвачен» будет неверным. Мы, люди, пришли на пустующие земли. Твои хозяева вымерли. Их больше нет!

— Нет?.. — демон совсем упал духом. — Вымерли?

—Бесполезный разговор, — громко сказал Конан, которому надоело общество унылого Турудиса. Пусть они безобидный, но варвар все равно питал к демонам неодолимую неприязнь.

— Месьор Абу-Бакр, кажется мы увидели все интересное. Может быть, стоит вернуться наверх?

—Вы идите, — отмахнулся старик. Глаза Абу-Бакра разгорелись азартным огнем. — Я с ним еще немного потолкую. Не каждый же день можно побеседовать с древним демоном, который, вдобавок, не способен меня убить!

Киммериец потянул Гвая за рукав и они, беспрепятственно миновав запиравшую коридор стену маленьких призраков, отправились наружу. Абу-Бакра пришлось ждать долго, не менее двух колоколов — за это время господа охотники успели перекусить в обществе Эвара и даже чуток вздремнуть.

— Мы с ним договорились! — торжествующе воскликнул Абу-Бакр, появившись из мрачного зева подземелья. — Я клятвенно пообещал, что не стану пускать других людей в усыпальницу, а Турудис взамен поможет мне в изучении истории Первородных!

— Ну и ну, — хмыкнул Конан. — Рассказать кому — не поверят! Месьор Абу-Бакр, это же нечистая сила! Кто сегодня жаловался на потусторонних тварей, которые свободно вздохнуть не дают?

— А по-моему, он очень несчастный и одинокий, — сказал туранец. — Представляешь, каково это — узнать, что твой мир погиб и уже никогда не возродится в прежнем облике и величии? Боги всеблагие, как мне повезло! Теперь большая часть секретов Кертара наконец-то станет известна человеку!

—Не забудь, секреты демонов стоят слишком дорого...

— Мысли, мнения, соображения? — Гвай возлежал на пышной постели в гостевых комнатах «замка» тана Арнульфа, созерцал плохо побеленный потолок и пытался не обращать внимания на киммерийца, устроившегося на подоконнике — Конан громко и фальшиво насвистывал немедийский военный марш, одновременно стругая палочку охотничьим ножом.

— Никаких мыслей, — варвар прервал свои рулады и отложил нож. — В голове пусто как в трухлявой бочке. После явления нашего грустного знакомца — я Турудиса имею в виду — мои представления о мире начали переворачиваться. Кто он? Верно, природная нечисть. Если он нечисть, значит враждебен и опасен. Однако, демон поступает прямо наоборот. Точнее, вынужден поступать — колдовать не получается, превращать осквернителей покоя гробницы в лягушек, крыс или мокриц — тоже. Вместо жутких злодейств, Турудис соглашается мирно обучать Абу-Бакра языку Первородных и начинает дружить с людьми. Каково?

— Ну, «дружить» демон вовсе не собирается. Он просто обменял свои знания на покой усыпальницы — хранитель прежде всего обязан уберечь знатного мертвеца от лишних беспокойств. Турудис, заметив, что его магия на нас не действует, выбрал меньшее зло. Если, конечно, такие слова подходят к существу, которое само порождено злом.

— Не будем углубляться в ненужную философию, — скривился Конан. — Добро, зло, равновесие... Чепуха! Для меня существует одно-единственное добро: хочешь, чтобы люди тебя уважали — уважай их. Равно и наоборот. А поскольку этому правилу я следую всю жизнь, среди людей у меня на удивление мало врагов. Теперь вернемся к Турудису. Демон порожден Черной Бездной, чтобы творить зло. Делать зло он не может — просто не получается, при всем желании. Таким образом мы видим полную бессмыслицу: тварь, явившаяся из обители первородной Тьмы, из самой сердцевины зла, оказывается всего лишь безобидным пугалом, которое еще и может оказать услугу милейшему Абу-Бакру — новые знания для старика, несомненно, являются добром. Как прикажешь такое понимать? Что следует обозначить Светом, а что Тьмой? Ум за разум заходит...

— Сотня вопросов и почти ни одного ответа, — Гвай встал с ложа, подошел к окну и выглянул наружу. Вечерело, тени постепенно становились длиннее. — Почему гробницу мага сторожил нечистый дух, хотя Первородные страшились демонов Бездны? Почему мы, отлично зная, что Турудис — опасная нежить, которая отнюдь не отличается голубиной кротостью, остались целы и невредимы? Отчего у жителей Ауруса такой страх перед ночной темнотой? Отгадка где-то совсем рядом! Если ты способен ответить, получишь в награду золотую монетку.

— Засунь эту монетку знаешь куда? — огрызнулся Конан. — Лично мне Аурус надоел. Надо отсюда убираться. Если сегодня ночью появится Рэльгонн, я обрадуюсь ему как любимому брату — наши хайборийские упыри ближе и роднее. Жаль только, что сартака и твоего жеребца придется оставить на память вельможному обжоре Арнулъфу.

—Сегодня ночью у нас будут другие дела, — преспокойно сказал Гвай. — Я уже говорил, что собираюсь переночевать под открытым небом. И не смотри на меня так, словно жабу проглотил —решение окончательное и бесповоротное. Что характерно, тебя принуждать к этой авантюре я не собираюсь. Боишься — сиди дома.

—Это не принуждение, это грязный шантаж, —искренне возмутился Конан. — Сам отлично знаешь, одного я тебя не оставлю — ты ж как дите малое! Если вбил что-то в дурную башку, не отступишься. Попробуй ответить внятно: зачем нужно отдавать себя на растерзание нечистой силе или ночному зверью?

—Хочу проверить несколько предположений, ответ был более чем туманным. — Насчет зверья не беспокойся, я спросил у Эвара — буллеты и прочие зубастые красавчики ночами спят. Остальных мы попробуем отпугнуть. Разведем костерок, прихватим пару баклаг с вином, песни попоем — романтика!

— Песни? — фыркнул варвар. — Посмотрим, что ты запоешь, когда очутишься в зубах какого-нибудь дружка Турудиса. А мне, как всегда, придется тебя оттуда вытаскивать.

— Как всегда? — Гвай посмотрел на верного соратника не без иронии. — Помнится, седмицу назад, именно мне пришлось спасать из клешни мантикора некоего знакомого киммерийца, куда он угодил...

— ...По твоему же недосмотру. Это была случайность.

— Когда подобное происходит почти каждый день, это не случайность, а печальная закономерность. Может, тебе и на самом деле лучше остаться в крепости? Избавишь меня от лишних забот.

— Вот не посмотрю, что ты командир отряда, и врежу от души!

— Еще чего! Тан Арнульф нас не поймет, если мы явимся к нему за снаряжением и серебром с битыми мордами. Чего расселся, варварская душа? Пошли к вельможному, до заката надо успеть как следует подготовиться. Встретим демонов кертарского бестиария во всеоружии! Вперед?

— Вперед!

Небо на Аурусе красивое. Когда солнце медленно уплывает за горизонт, Верхняя Сфера меняет цвет с фиолетово-голубого на пронзительно-синий, а на закате начинается настоящая феерия красок — розовый, все оттенки желтого и золотого, малиновый, багровый, оранжевый.

Наконец, край светила окончательно исчезает за Гранью и тотчас в небеса ударяют зеленые лучи — сияющие изумрудные линии на некоторое время затмевающие звезды. Конан видел такое явление в славные времена службы на каперском флоте короля Фердруго Зингарского и знал ему объяснение — свет солнца проходит через воды океана, окрашиваясь в цвет воды, однако на Полуденном побережье зеленые лучи никогда не были настолько яркими и не занимали половину небесного свода. Гвайнард, который никогда не бывал на море, смотрел на редкостный в Хайбории природный спектакль с зачарованностью ребенка, увидевшего трюки уличного фокусника.

Приблизительно через два с половиной квадранса должно было стемнеть окончательно. Поскольку сутки Аруруса продолжались почти на половину дольше, нежели в Хайбории, то и ночь была длиннее. Конан ясно представлял, что спокойно отдохнуть грядущей ночью никак не получится, и хорошо, если к рассвету хоть кто-то останется жив и не покалечен. Из города охотников провожали так, словно Гвай и Конан были живыми мертвецами — разве что траурными цветами не забрасывали. Светлейший тан, услышав о придуманной Гвайнардом авантюре, поначалу напрочь лишился возможности не только кричать, но и вообще издавать членораздельные звуки и даже пролил на одежду кубок вина, окончательно испортив свой парчовый колет.

— Переночевать под открытым небом? — выговорил Арнульф, не без усилий обретая дар речи. — Разумом повредились, месьоры охотники? И хоронить-то утром нечего будет!

— Постараемся обойтись без похорон, — прохладно ответил Гвай. — Если не ошибаюсь, вельможный намедни требовал, чтобы мы оградили его подданных от нечисти? Мы согласны это выполнить, но с тремя непременными условиями.

— Говори! — нахмурившись рыкнул Арнульф. — Не верится мне правда, что двое Ночных Стражей сумеют повывести всю нечистую силу Ауруса... Хорошо, предположим, вы это сделаете. Любая награда будет ваша! Все, что попросите!

— Первое и главное: ты отпустишь нас обратно в Бритунию. Второе — честно ответишь на наши вопросы. И, наконец, заплатишь обычную награду за работу. Учти, охотникам на чудовищ платят довольно много — ремесло редкое и опасное...

— Хо! Напугали ежа голым профилем! — расхохотался Арнульф, но быстро утих. Сказал чуть высокомерно: — Согласен. И знаете, почему? Да потому, что не верится мне в вашу удачу. Никак, извиняюсь, не верится. Никому и никогда доселе остаться в живых ночью не получалось. Достоверная истина! Но если действительно придумаете, как людей от нежити огородить — озолочу! В Хайборию королями вернетесь! На розовых лепестках спать будете, амброзию ведрами вкушать, с королевами любиться еженощно! По рукам!

— Замечательно, — кивнул Гвай. — Теперь дозволь спросить: найдутся ли в крепости люди, которые живут на Аурусе с самых первых лет заселения?

— Как не найтись? К примеру, кабатчик наш - Эрм из Меноры, немедиец. Зачем вдруг вам понадобились старые переселенцы?

— В другой раз расскажу, вельможный.

Гвай повернулся к варвару и приказал: — Быстро топай в таверну, отыщи хозяина и во всех подробностях расспроси, как они выживали здесь без крепости и домов. Ничего не упускай, запомни самые мелкие детали. Словом, не мне тебя учить. Живо! Потом придешь к городским воротам.

Конан молча развернулся на каблуке и отправился по поручению. Гвай остался у светлейшего — следовало подробно обговорить все детали самоубийственного ночного предприятия и вытребовать необходимую помощь.

В душе варвар подозревал, что у Гвайнарда созрел крайне необычный, а самое главное надежный план — не такой он человек, чтобы зазря рисковать. Если решился подставить голову под топор, значит либо топор не заточен, либо шея слишком крепкая. Гвай никогда не приступал к делу не обдумав сотню раз все «за» и «против», а потому всегда выигрывал. Обычная бесшабашность Ночных Стражей была ему чужда, и благодаря редкостной рассудительности командира, ватага Гвайнарда успешно трудилась на тяжком поприще охоты за монстрами долгие годы. Сейчас он уверен в победе, а значит для такой уверенности есть серьезные основания.

Обнаружив в таверне «Черный эль» упомянутого таном месьора Эрма — в прошлом, проворовавшегося немедийского сборщика налогов, ускользнувшего от гнева властей в Мир Соседний — Конан буквально припер кабатчика к стенке и беседовал с ним не меньше полутора колоколов, заставляя вспоминать эпоху первых поселенцев, обнаруживших за Вратами пустой и богатый мир. Услышав все, что требовалось и поглотив не меньше пяти кружек прекрасного пива, киммериец распрощался, прихватил мешок с едой (ночью, на свежем воздухе, обязательно захочется перекусить!) и в соответствии с распоряжением Гвая направился к воротам городка.

— Внизу они, под холмом, — сообщил Конану стражник, глядевший на варвара почти скорбно.

— Что же, в самом деле желаете на верную погибель идти?

— Ставлю сотню золотых, что завтра утром мы вернемся в форт живыми и здоровыми, — оптимистично сказал киммериец, однако на лице стража было написано прямо противоположное: не жилец ты, парень!

—Кому оно здесь нужно, твое золото? — вздохнул копейщик. — Решил помереть нехорошей смертью — иди, тебя давно ждут.

И точно, у подножия холма под водительством Гвая и надзором танова сотника три десятка мужчин наспех сооружали нечто вроде открытого шатра. На материалы, включая ценную в безлесной степи древесину, Арнульф не поскупился - видать, сам заинтересовался исходом столь необычного дела, затеянного приезжими охотниками.

Дощатая крыша в два ската более всего напоминала обыкновенный навес. Четыре столба по углам, еще один в центре. Пройти под крышу можно только нагнувшись, ибо доски не доставали до земли всего два с половиной локтя. Дерево обивали листовым серебром, толщиной в палец, чему Конан немало подивился — чтобы защититься от нечистой силы вполне достаточно совсем тоненького слоя драгоценного металла.

—Навес должен выдержать сильный удар сверху,— объяснил Гвай. — Поэтому сначала идут доски, потом железные полосы, потом серебро. Кстати, серебра нам выдали столько, что можно запросто скупить половину Бритунии. Погляди на повозку — фунтов четыреста, не меньше...

На двухосной тележке с высоким бортами была навалена целая гора серебряных монеток, безделушек и маленьких слитков. Ездовой ящер, впряженный в повозку, выглядел особенно печальным — эдакая тяжесть!

— На грядущую ночь мы становимся богачами, — присвистнул киммериец. — Что ты намерен делать с этим добром?

— Бери монеты, слитки и разбрасывай вокруг навеса, — проговорил Гвай и сам зачерпнул полную горсть серебра. — Попутно можешь рассказать, что узнал у кабатчика.

— Старикан перебрался на Аурус почти сорок лет назад, — начал Конан, аккуратно раскладывая монеты по периметру деревянного сооружения, под которым могли бы свободно укрыться человек десять. — Сначала здесь было относительно спокойно, до времени, пока местные чуды не уяснили, что человек вполне съедобен. Люди начали строить крепкие дома, выяснили, чего боятся крупные хищники — буллет, например, не терпит уксусного запаха и сразу убегает.

— Надо будет запомнить, — Гвай вернулся к телеге за новой порцией серебра. — Меня интересует ночь. Как они защищались ночами?

— Если верить содержателю таверны, с наступлением темноты появляются призраки. Очень страшные. Как и положено всякой чтящей традиции нечисти они избегают серебра, чеснока и прочих проверенных временем средств. Но самое скверное в другом. Как нас и предупреждали, незадолго до полуночи — полночь начинается с восходом второй луны — в небе появляются твари, От которых нет никакого спасения. Что-то вроде гигантских птиц. Убить их якобы невозможно, по крайней мере доселе никто не видел их трупов. Раньше они разбивали крыши домов, похищали людей, теперь частенько воруют скот — только домашних животных привезенных из Хайбории. Было несколько случаев нападений на сартаков, но они довольно редки. Эти летучие призраки и есть самое главное проклятие ночей Ауруса. До строительства крепости от них прятались в глубоких землянках.

— Помнишь, вчера мы думали, что эти существа напоминают каттаканов? — задумчиво сказал Гвай. — Я тоже сначала грешил на сородичей Рэльгонна, случайно попавших в эту Сферу, но теперь стало ясно — каттаканы не виноваты. Они могут с помощью врожденной магии очутиться где угодно, в закрытом доме, в пещере, в наглухо запертом каземате. А ты говоришь, будто хищные летуны разрушали крыши, чтобы добраться до людей. Продолжай.

—Со временем ночь стала запретной — нельзя выходить из домов, с темнотой следует обязательно прятаться... Единственный человек, который не соблюдал табу - немедиец-путешественник, о котором рассказывал Эвар — исчез больше года назад. Вообрази, он успел объездить половину этого материка, частенько ночевал в поле, и ничего... Как ему удавалось выживать — неизвестно, немедиец никогда не открывал свои секреты, только утверждал, будто ему известна древняя магия, отгоняющая любую нечисть.

— Подробного описания летающих существ ты не получил?

— Все, кто видел их раньше — погибли. После возведения таном города и строительства укрепленных хуторов тварей никто не видел. Известно только, что они довольно крупные и немного похожи на летучих мышей с клювом.

— Понятно... Остается надеяться, что навес не разрушится в самый ответственный момент. Про других чудовищ трактирщик не рассказывал?

— Описал полтора десятка демонов — я так и. не понял, опасны они или не очень. Хорошо другое — все, как один, боятся серебра.

— Пойдем на оружие взглянем. В арсенале тана обнаружились прелюбопытные вещицы.

Под крышей, которая была почти закончена, Гвай разложил десяток различных боевых приспособлений.

Прежде всего обращал на себя внимание арбалет, который Гвайнард привез с собой из Бритунии и которым немало гордился, как собственным изобретением. В рукоять вкладывались несколько болтов, после выстрела особая пружина сама натягивала тетиву и выбрасывала на ложе очередную стрелу. Таким образом, из этого арбалета можно было палить почти непрерывно — успевай только заряжать. Тан Арнульф преподнес охотникам серебряные шурикены и создание местных умельцев — трубку, которая могла одновременно выбросить на большое расстояние веер из сотни острейших посеребренных игл. Еще присутствовали вполне обыкновенные рогатки — страшное оружие в умелых руках. Металлический шарик, выпущенный из такой рогатки пробивал доску с десяти шагов и железную кирасу с двадцати. Довершали вооружение Ночных Стражей их собственные мечи и кинжалы.

Строительство навеса полностью завершилось, когда от нижнего края розового солнечного диска до горизонта оставалось меньше трех пальцев. Благодаря огромному количеству серебра это сооружение могло отлично защитить от любой нечисти, подходы со всех сторон были забросаны монетами и квадратными слитками, но Гвай решил, что этого недостаточно. Распрощавшись с рабочими и усатым сотником тановой дружины, отправившимися ночевать под защиту стен форта, он взял нож и старательно обвел лезвием полное кольцо вокруг стоянки — по старинному поверью, никакой демон в круг забраться не должен. После чего Гвайнард схрумкал головку чеснока, которым тоже пришлось запастись, и кликнул варвара — разжигать большой костер. Дров, по приказу тана Арнульфа, привезли целую поленницу, чтобы хватило надолго.

— ...Я совершенно уверен, никакая нечисть кнам и близко не подойдет, — сказал Гвай, наблюдая за полыхавшими в небе зелеными лучами. — Мы отгородились от потусторонних тварей совершенно непреодолимым барьером. Остерегаться следует живых существ. Живых и, возможно, владеющих некоей магией. Не обязательно черной магией — они могут использовать мысленное внушение, иллюзии... Прежде всего, не стоит пугаться всяких кошмарных призраков. Они, вероятнее всего, окажутся не опаснее новорожденного щенка.

— Почему ты так думаешь? — спросил Конан.

— Вспомни Турудиса! Сегодня ночью я хочу доказать, что нечистая сила Ауруса не может причинить вред человеку. Уничтожить Первородного она в силах, не спорю, однако на примере демона Синей Грозы я уяснил, что у людей и прежних владык этого мира очень разные понятия добра и зла. Понимаешь мою мысль?

— Кажется... Кажется понимаю! — у киммерийца будто пелена с глаз упала. — Зло для Первородных и зло для людей различаются, верно? Идут по разным дорогам? Что опасно для них, никак не вредит нам? Дело не в том, что черная магия Турудиса исчезла со временем, просто она взята из источника, который не знаком с человеком!

— Правильно мыслишь, — удовлетворенно кивнул Гвайнард. — Откуда мы знаем, как думали Первородные? Чем жили? Мы настолько отличаемся друг от друга, что отличия прослеживаются даже в высших понятиях — их добро и зло нам неизвестны, а следовательно не имеют к людям никакого отношения. Вывод: подданные Арнульфа перепуганы не безвредными, хотя и жуткими духами, а чем-то вполне реальным. И это существо нам придется увидеть и убить, чтобы представить тану доказательства... Ты вроде бы принес от кабатчика мясо и вино? Пока в округе тихо, давай пожуем — времени на еду потом не будет, это я обещаю твердо.

Первое чудовище объявилось почти сразу — господа охотники не успели даже закончить трапезу. Вопреки ожиданиям, оно пришло не со стороны дальних холмов и не упало с неба, а непринужденно вынырнуло из пустоты прямиком возле костра откровенно наплевав на серебро, огонь и магический круг. Конан, едва не подавившись куском хлеба, схватился было за меч, но черная тень быстро отбросила капюшон, показав некрасивую златоглазую физиономию с длинным носом и резковатыми чертами. Диковинная тварь широко улыбнулась, сверкнув множеством кошмарных зубищ. Блики огня заиграли на клыках.

— Тьфу! Чтоб ты провалился! — в сердцах воскликнул киммериец, уяснив, что прибыл Рэльгонн. — В другой раз предупреждай — свистни там, например! Нежить проклятая!

— А я думал, вы будете мне рады, — оскорблено сказал упырь. — Наступила ночь, решил вас проведать, благо недалеко... По моим меркам, конечно. Эйнар и Асгерд привет просили передать и спросить, когда именно вы собираетесь возвращаться.

— Садись, — вздохнул Гвай, тоже слегка напуганный внезапным явлением Рэльгонна. — Если все пройдет благополучно, приедем в Чарнину послезавтра к вечеру... Рэль, умоляю, впредь попробуй быть осторожнее. Окажись у меня в руке арбалет, ты получил бы стрелу в глаз. Сам понимаешь, мы тут не на прогулке.

— Ваших стрел я не боюсь, слишком примитивное оружие, — Рэльгонн уселся на деревянную чурку и без разрешения взяв кувшин с вином, отхлебнул. — Расскажете, как дела обстоят? И потом, отчего вы решили спать не в поселении, а на природе? Или вас выгнали? За буйные непотребства и пьяные безобразия?

Спорить со злоязычным вампиром смысла не имело, а потому Гвай и Конан пустились в объяснения, не забывая при этом поглядывать по сторонам. В круге света от костра никого и ничего не замечалось, лишь где-то далеко в холмах неразборчиво ухали ночные животные да поднимался бледно-желтый диск одной из трех лун Ауруса. Рэльгонн слушал, изредка переспрашивал, а когда повествование было окончено, восхищенно хлопнул в ладоши.

—Я знал, что вы у меня умные и талантливые! — снисходительно проговорил упырь. — Получается, что вы решили на собственной шкуре проверить, как отнесется к людям ночная нечисть? Смело, ничего не скажу. Какая упоительная самоуверенность — могу только похвалить! Позволите остаться до рассвета и узнать результат?

Гвай, разумеется, позволил. В обществе Рэльгонна ему было спокойнее — нечеловеческие способности упыря значительно увеличивали шансы уцелеть.

Кроме того, рудненский вампир не боялся ни живых, ни мертвых, и в любой ситуации оставался свободен от ненужных эмоций (сугубо человеческого качества, как он сам утверждал), которые способны только помешать в серьезном деле.

— Шутки шутками, а все-таки мы забрались очень далеко от дома, — Рэльгонн не моргая смотрел в желтое пламя костра и создавалось впечатление, что он беседует не с людьми, а с пляшущим огнем. Люди каттакана не перебивали — рассказчиком он был прекрасным. — Когда портал закроется — надеюсь, этого не случится, пока мы на Аурусе! — возвратиться домой мы уже не сможем.

— Ведь ты умеешь моментально переноситься куда угодно, — заметил Конан, воспользовавшись короткой паузой. — Разве у тебя не полу чится переправить самого себя и нас с Гваем в Хайборию, если с Вратами что-то случится?

— Нет. Переход через Ничто возможен только в пределах одной Сферы. Путешествовать между Сферами каттаканы не умеют. Для этого нужны порталы или особые небесные лодки, которые давно научились строить в мире, где я появился на свет.

— Построим такую лодку и вернемся!

— Это исключено. Слишком сложно, да я и не умею. Только Врата Миров способны открыть дорогу куда угодно и эта дорога займет самое малое время, пускай Аурус и Хайборию разделяет непредставимое расстояние!

— «Непредставимо» — это сколько? — уточнил въедливый Гвай. — В лигах?

— Гм... По моим подсчетам... Нет, вы не поймете. Возьми все песчинки, сколько их есть в стигийской пустыне, растяни каждую на полную лигу, потом увеличь это число в тысячу тысяч раз и тогда, может быть, ты пройдешь половину пути. Я доходчиво выразился? Тот, кто создал Вселенную во всем удивительном многообразии Сфер, был изрядным шутником, разделив тысячи разумных рас не какими-нибудь банальными каменными стенами или деревянным забором, а расстоянием. Бесспорно, добраться до соседей можно, этого никто не запрещает, но в то же время преодолеть столь гигантское расстояние почти никто не способен.

— А как же небесные лодки? — спросил Конан.

—Сообщество моих сородичей гораздо древнее человеческой расы. Полагаю, мы постарше и живших здесь Первородных... Однажды и люди достигнут высот, которые позволили каттаканам вырваться за пределы своей Сферы, освоить переход через Ничто и пользоваться множеством полезных механизмов. Увы, дождаться этой эпохи вам двоим не суждено — человек живет кратко. Не обижайтесь, но для любого каттакана ваша раса покажется лишь толпой немытых дикарей. Обезьян, которые едва смогли оторвать себе хвост, научились ходить на двух ногах и издавать весьма далекое от настоящей речи мычание.

— Хорошо же ты о нас думаешь! — неподдельно обиделся киммериец. — Дикари и обезьяны! На себя посмотри, морда вампирская!

—Не было сказано: «так думаю я, Рэльгонн из Рудны», — спокойно ответил упырь. — Я пропустил важное слово — человек покажется зверем для любого постороннего каттакана. Мне пришлось жить среди вас столетиями, и я-то знаю, что вы другие. Но всякий обитатель моей Сферы, впервые очутившийся в Хайбории, ужаснется... Тихо! Кажется, у нас гости! Поглядим, кто нанес поздний визит?

Прибытие «гостей» почувствовали и люди — амулеты Ночной Стражи внезапно стали холодными и начали ощутимо вздрагивать.

Гвай взялся за свой арбалет, заряженный дюжиной тонких серебряных болтов, варвар предпочел меч.

Осторожно выглянув из-под навеса, Конан только выругался. Почему они не заметили этого раньше? Как такое можно было не заметить?!

Стоянку охотников окружали чудовища. Десятки монстров разного вида, облика и размеров. Огромные, как медведь, и крохотные — не крупнее сурка. Уродливые твари стояли за проведенной Гваем чертой и пялились на людей: Конану почему-то вспомнился зверинец при дворе его старой подруги, хауранской королевы Тарамис, только в роли заточенных в клетки тигров ныне выступали люди. Оберег на груди киммерийца превратился в жгучий комок льда.

— Митра Всеблагой, — поперхнулся Гвай, узрев призрачное воинство. — Ничего себе! Никогда ничего похожего не встречал... Заметили, через серебро они не переходят, не беспокойтесь!

— Правда?! - рявкнул Конан, почувствовав, как ледяная струйка сползла вниз по груди и животу. — Мой амулет расплавился!

— И мой тоже... Да тут нечисти больше, чем звезд на небе! Откуда?

— Не стоит паниковать, господа, — Рэльгонн вышел наружу, осмотрел замерших в ожидании монстров и невозмутимо прошелся вдоль черты. Одна из самых больших тварей попробовала достать упыря щупальцем с клешней, но обожглась о серебро и отступила. Больше всего угнетала молчаливость чудовищ — они не издавали ни единого звука. — Во-первых, почти все они бес плотны. Это призраки, фантомы. Во-вторых, следует подтвердить вашу гениальную мысль о том, что нечистая сила Ауруса для человека не страшна. Ну, кто первый? Или монетку бросите, на удачу?

— Сам туда иди, — ощерился Конан. — Я предпочитаю тихонько сидеть за чертой и ждать рассвета.

— Вот странно... — медленно сказал Гвай. — Они не кажутся мне страшными. Противные, конечно, но не страшные.

— Блестяще! — воскликнул Рэльгонн. — Хвала богам, сообразили! Страх Первородных и страх человека отличны настолько же, насколько чужды друг другу ваши расы! Уверен, любой Первородный увидев перед собой этот зверинец скончался бы на месте от разрыва сердца, или того, что его заменяло... А вы смотрите на обитателей ночи с отвращением, но без страха. Словно на громадных волосатых пауков, которые, никто не спорит, мерзкие, но не опасные! Понимаете, о чем я толкую? Абсолютная, полная и непререкаемая чужеродность двух цивилизаций отражается на всем, от телосложения и пищи, до чувств, среди которых страх является самым сильным после любви... Все наследие древних владык этого мира чуждо людям — их мысли, их привязанность и ненависть, добро и зло, их страхи, которые и породили этот паноптикум уродов! Черная Бездна, единая для всех миров, в своей ограниченности порождает не единое, всеобщее зло, но отдельное и особенное для каждого народа! В этом-то и есть наша сила — ошибки Тьмы только на руку тем, кто не является ее слугой.

— Чересчур заумно, — фыркнул Конан, выслушав вдохновенную речь упыря. — Но амулет все равно растаял — он не способен противостоять такому сгустку чистого зла.

— Чужого чистого зла, — уточнил Рэльгонн. — Оберег — лишь безмозглый комочек магии. Он не умеет видеть тонкости и детали, а лишь определяет: это — нечистая сила, а это наоборот, маленькая добрая фея... Но вы — люди, вы можете и должны использовать прежде всего разум и не полагаться во всем на магию, которая вовсе не является точной наукой и может ошибаться. Посему, провозглашаю: с нечистью Ауруса есть единственный способ борьбы — не замечать. Смотреть на нее, будто на паука, плетущего паутину в углу. Он тебе не мешает, и ты ему не мешаешь. А если паучок вздумает надоедать...

Упырь наклонился, поднял валявшийся на земле серебряный дротик и запустил им в ближайшего монстра. Зубастое чучело, походившее на оживший пень с тысячами висящих на тонких ниточках глазок и круглой пастью мышино пискнуло и исчезло в бесшумной синеватой вспышке. По рядам остальных призраков пробежала волна движения — почуяли опасность.

—Меня гложет смутное предчувствие, что наши красавчики и за мной охотиться не станут, —Рэльгонн с насмешкой посмотрел на людей. - Не составите компанию?

Увидев в глазах Гвайнарда и Конана нерешительность, упырь пожал плечами и запросто перешагнул через черту.

Что тут началось! Окрестности холма, на котором чернела спящая крепость, огласились слитным воем множества. призраков, одновременно бросившихся к Рэльгонну. Визг, хохот, рев, какое-то скрежещущее поскуливание, более приличествующее раздавленному колесом телеги хорьку — все это создавало невыносимую оглушающую какофонию.

— Как в сказках про ведьминский шабаш в день осеннего солнцестояния, — прокричал Гвай варвару, наблюдая заодно, как упырь из Рудны бесстрастно разгуливает среди беснующихся теней. Рэльгонн свободно проходил сквозь прозрачные силуэты чудищ, будто через туман. Вскоре монстры прекратили бесплодную атаку, уяснив, что чужак неуязвим, притихли и снова застыли у границ круга, явно надеясь, попробовать на зубок людей.

— Видите, я был прав! — громко сказал Рэльгонн, оставаясь за пределами кольца. — Ничего особенного, только они слегка воняют изнутри. Если не боитесь, можете присоед...

Б-бух! Глухой мощный удар слегка сотряс землю. Прямиком на упыря рухнула непонятная черная масса, погребая его под собой. Все произошло очень быстро, однако Гвай успел поднять арбалет и не раздумывая всадить в неразличимого в темноте новоявленного монстра три стрелы подряд.

— Оставь, — прохрипели из-за спины. Охотники резко обернулись — Рэльгонн уже стоял под навесом, успел переместиться. — Не трать зря стрелы, я пока жив... Этот гад все-таки успел меня поранить!

Оставшееся снаружи неведомое чудовище шевельнулось и взлетело — послышался шорох огромных крыльев. И вновь наступила тишина.

—Ты в порядке? — Конан подбежал к каттакану, увидев, что его хламида разодрана на спине. Будто четырьмя ножами полоснули.

Рэльгонн скривился.

— Плечи поцарапаны... Но какая немыслимая быстрота и точность! По счастью я сразу прыгнул через Ничто, иначе дело кончилось бы гораздо хуже.

— Кто это был? Ты смог понять?

— Говоришь так, словно у меня была уйма времени для знакомства! Оно живое, как мы и предполагали. Больше ничего сказать не могу. Разрешите я немного посижу, пока раны затянутся... Это недолго. И пожалуйста, оставайтесь здесь. Человеку подобный удар не вынести — погибнете мгновенно!

Будь у охотников возможность взглянуть в чистое звездное небо, они увидели бы, как над холмом кружит ширококрылая нескладная тварь. Когда над горизонтом возникло зарево второй восходящей луны, к скользящему в воздухе существу присоединились еще три собрата.

Конану чувство зависти всегда было чуждо, однако не позавидовать старине Рэльгонну варвар никак не мог. Каттакан оказался гораздо более крепким и живучим, чем можно себе представить — свались на киммерийца или Гвайнарда эдакая тяжесть, от них осталось бы мокрое место. А если учесть, что крылатый монстр еще и нанес упырю глубокие раны когтями...

Рэльгонн, однако, заверил, что каттаканы способны пережить и куда более тяжкие повреждения, ибо их тело может быстро самовосстанавливаться благодаря врожденным свойствам и присущему упырям волшебству. Кровь (она, как заметил варвар, была у Рэльгонна оранжевой) перестала течь почти сразу, разорванная кожа зарубцевалась спустя квадранс, а еще через квадранс от ран и следа не осталось. Упыря огорчал только испорченный балахон, превратившийся в сущие лохмотья.

Пока каттакан исцелялся и попивал вино, киммериец скучал и изредка швырялся в околачивавшихся за охранительным кругом призраков шурикенами - серебряные звездочки заставляли бесплотных монстров немедленно исчезать или спасаться бегством. Очень скоро нечисть поняла, что возможная добыча недостижима и опасна, после чего большинство чудищ разбрелись кто куда. Остались только самые настырные. Один раз по навесу что-то царапнуло, будто по серебряным листам провели ножом. Гвай вскочил, сживая в руках арбалет, но больше странный звук не повторялся.

— Перезаряди пока самострел, — посоветовал упырь. — Легкие серебряные стрелы уже не пригодятся — наш главный враг серебра не боится.

Гвайнард молча заправил в рукоять арбалета стальные болты и натянул проволочную тетиву. Никто не спорит, увесистая железная стреласпособна прошить насквозь латника в самом лучшем доспехе, но сможет ли она поранить или убить летучих зверюг? Вдруг их туловище защищено панцирем или очень толстой кожей, как у дарфарских носорогов?

—Придется переходить к решительным действиям, —-упырь, вывернув голову осмотрел затянувшиеся раны и остался доволен. — В полете я неуязвим и могу разглядеть гораздо больше, чем сидя на земле. Очень уж хочется узнать, какая мразь едва не свернула мне шею!

Конан понял, что хочет сделать каттакан. Когда это было необходимо, Рэльгонн изменял человекоподобную форму тела, превращаясь в отвратительное скользкое существо наподобие летучей мыши.

Как бы тошнотворно ни выглядела вторая ипостась каттакана, польза была ощутимой — с большой высоты остроглазый упырь был способен высмотреть даже потерявшуюся в траве монетку.

— Ты гляди, осторожнее там, — обеспокоено сказал Гвай, когда Рэльгонн начал развязывать уцелевшие шнурки на балахоне.

—Уговорили, буду внимателен и осмотрителен, — усмехнулся каттакан. — Отвернитесь, я не могу, когда смотрят...

—Стыдливый какой, — проворчал Конан, давно желавший посмотреть, как Рэльгонн превращается. Но делать нечего, пришлось отвести взгляд. Только когда изменения закончились, упырь окликнул охотников:

—Когда вернусь, не вздумайте бить мне топором по голове! Я, разумеется, постараюсь предупредить о своем прибытии, но кто знает, как дело обернется? Счастливо оставаться, месьоры.

Варвар непроизвольно скривился — покажи сейчас каттакана любому мирному обывателю, искренне верящему в сказки про вампиров, напустил бы в штаны от страха. Туловище стало овальным и бугристым, ноги почти исчезли, заместившись коротенькими лапками с коготками, зато руки невероятно вытянулись, обрели два новых сустава и тонкие, похожие на пергамент, перепонки. Неизменной осталась только голова и без того не блиставшая привлекательностью. Случись киммерийцу увидеть эдакое страшилище в прежние времена, он не задумываясь пустил бы в ход меч.

Рэльгонн быстро выполз наружу, пугнул оскаленными клыками двух назойливых призраков, попытавшихся было на него напасть, расправил крылья, оттолкнулся и тяжело взлетел, пытаясь поймать восходящий теплый поток. Вскоре каттакан исчез из виду.

—Воображаю, как удивятся летучие зверюги, узрев нашего вампира, — покачал головой Конан. — Ночь вошла во вторую половину, спать хочется.

— Даже не думай! — воскликнул Гвайнард. — Днем отоспимся! Стоит задремать, и мы из охотников превратимся в добычу. Лучше расскажи, как ты пиратствовал на Полуденном побережье. Историю с Короной Кобры в прошлый раз ты не закончил, а мне хочется узнать, как вам удалось выкрутиться.

— Не пиратствовал, а командовал судном королевских корсаров, присягнувших Золотой Башне Кордавы, — наставительно сказал киммериец. — Две большие разницы! Обычные пираты трудятся только ради своего кармана, а каперы короля — за идею. Ладно, слушай...

Повествование, как и положено, насыщенное не только реальными событиями, но и откровенной фантазией Конана (так оно покрасивее!), было прервано на самом захватывающем моменте — варвар живописал стычку команды карака «Вестрел» со знаменитым стигийским колдуном Тот-Амоном, крайне рассерженным похищением его законной собственности, венца Сета Змеенога.

Навес содрогнулся. По прочной, обитой железом и серебром крыше, заскрежетали когти, но таинственное чудище не удержалось, соскользнуло по скату и рухнуло наземь. Второй удар был еще сильнее - поддерживавший крышу столб качнулся.

—Началось, — процедил Гвай. — Теперь они не уйдут, пока нас не достанут. Зажигай факелы, попробуем отогнать тварей и огнем, и железом.

Удары по навесу продолжались — летучие хищники явно старались его разрушить, но постройка пока держалась. Свалившееся с крыши существо решило атаковать с земли — тень поднялась, встрепенулась и вошла в круг света костра.

— Демонова мамаша и ее зубастые отпрыски... — ошарашено проговорил варвар, выхватывая из-за спины клинок. — Откуда оно взялось?

— Прилетело, — коротко бросил Гвай, швыряя в чуду зажженный факел. Как ни странно, не попал. — В Хайбории ничего похожего я невстречал.

Прежде всего, оно было очень большим. Не огромным, конечно, но большим. Мощное широкое туловище поддерживали толстые задние лапы с кинжалами-когтями, дополнительной опорой служили кожистые крылья — существо двигалось, переставляя «локти» и сложив летательную перепонку.

Короткая шея венчалась почти птичьей головой — округлый череп заканчивался длинным, в три локтя, клювом, который был усеян по краям рядами маленьких конусообразных зубов. Из затылка вырастал острый роговой гребень, придававший голове твари вид кузнечного молота.

Глаз вообще не наблюдалось, однако сказать, что животное было слепо, никак нельзя — оно поворачивало морду вслед за движениями людей и явно видело огонь факелов. Конан прикинул, что размах крыльев зверя должен быть не менее полутора десятков локтей, а то и побольше.

— Остерегайся клюва — с одного удара башку пробьет!— крикнул варвар, когда Гвай неосторожно высунулся наружу. Зверь мигом сделал быстрый выпад, но человека не достал. Гвайнард, не оставшись в долгу, выпустил арбалетную стрелу — болт пробил крыло и с неприятным визгом улетел в темноту. Следующий выстрел оказался более точен: стрела вошла в грудь твари, заставив ее громко вскрикнуть и отпрянуть назад. Брызнула темная кровь, но чудище словно и не обратило внимания на рану — каркнуло по вороньи, и опять бросилось в атаку.

Конан попробовал рассечь клинком перепонку и тонкие кости крыла, но зверь довольно ловко увернулся, хлопнув перед лицом варвара клювом, будто дверью. Окажись монстр самую малость проворнее, киммериец остался бы без головы. Лишь после седьмого или восьмого арбалетного выстрела в упор безглазый летун начал отступать. Казалось, смертельный металл его не особо беспокоил.

Убил чудовище Рэльгонн, использовав тактику противника — упырь сложил крылья и камнем рухнул на зверюгу с высоты тридцати саженей. Хрустнули шейные позвонки, существо тяжко повалилось на брюхо, а каттакан снова унесся в темноту. Удары по крыше навеса возобновились с удвоенной мощью — твари, почуяв гибель собрата, обуялись невиданной яростью. Деревянная постройка начала угрожающе раскачиваться.

Теперь монстры не таились — они тонко и злобно верещали, ненадолго усаживались на землю возле навеса, не опасаясь стрел или шурикенов, потом снова поднимались в воздух... Стало ясно, что крыша очень скоро обвалится и тогда летуны запросто отыщут людей среди обломков...

— Быстро хватайте меня за крылья, — резко проскрипел Рэльгонн, возникнув рядом с Гваем и варваром, которые уже начали тихо паниковать. — И во всех подробностях представьте себе ваши покои в башне тана! Иначе я не смогу перенести вас туда! Ну же!

Конан, которому еще не доводилось проходить через Ничто вместе с каттаканом в другое время счел бы подобный способ передвижения слегка не подходящим для человека, однако теперь долго раздумывать не следовало — столб не выдержал; треснул, разломился и все сооружение начало медленно заваливаться набок.

Прикоснувшись к сухой и холодной коже упыря киммериец закрыл глаза и мысленно нарисовал знакомую по прошлой ночевке картину: две пышных постели в гостевой комнате жилища вельможного Арнульфа, безвкусные парчовые драпировки, дурацкий офирский столик с изразцами на гнутых ножках...

Легкое головокружение и неприятное чувство тошноты длились один миг. Упырь не подвел — исчез костер и разбросанные на утоптанной траве серебряные монетки и безделушки, затих злобный грай летучих хищников, запахло дорогими благовониями и сгустился аромат пережаренной пищи.

Прыжок сквозь Пустоту произошел мгновенно, Конан даже вздохнуть не успел.

— Ох, ошибся слегка, — чуть обескуражено сказал Рэльгонн. — Простите, но я обязан вернуться, дело не доведено до конца... После побеседуем.

— Что значит — ошибся? — нахмурился Гвай, но каттакан уже сгинул. Доблестные Ночные Стражи стояли посреди освещенного тусклыми масляными лампами помещения, большую часть которого занимало грандиозное ложе под резным балдахином, заваленное меховыми одеялами и красными, обтянутыми шелком, подушками.

— А?! Что?! Это кто тут?!

Ложе зашевелилось, и из-под груды одеял, словно всплывающий кит, появилась громадная туша, вполне подходящая по размерам к необъятной кровати. По ближайшему рассмотрению туша принадлежала вельможному тану Арнульфу.

Конан похолодел, представив, как это должно выглядеть со стороны. Двое взлохмаченных громил, у одного из которых в руке самострел, а у другого меч, врываются среди ночи к мирно спящему правителю маленького, но богатого золотом государства... Какие мысли возникнут у толстяка Арнульфа? Верно, попытка переворота, покушение, смертоубийство и прочие ужасы! Сейчас кликнет стражу, а утром оба злоумышленника будут сушиться на жарком солнышке Ауруса в удобных веревочных петлях.

Мрачные предчувствия киммерийца не оправдались — похоже, тан полностью доверял своему окружению и не опасался людей, живших с ним в одном доме. Продрав глаза, Арнульф вопросительно уставился на внезапно объявившихся в спальне охотников.

—Рассвело, что ли? — проворчал тан, оглаживая пятерней бороду. — Нет, солнца не видно... Вы откуда взялись, разбойники? И какого демона лишаете меня ночного отдыха?

Гвай опомнился первым.

— Светлейший, мы убили одно из чудищ, которых на Аурусе ошибочно полагали нечистой силой, — спокойно сказал он. — И пришли известить...

— Пришли?! — изумился Арнульф. — Каким образом? Ворота закрыты, в городе все спят! И вы еще от нежити ухитрились оборониться? Как?

— Это — магия, — ухмыльнулся Гвайнард. — Магия Ночной Стражи. Можно идти? После хорошей драки надо отдохнуть.

Конан не сдержался и прыснул: если нынешнее приключение Гвай горделиво именует «хорошей дракой», то какова же плохая?

—Если не врете — озолочу, — зевнул вельможный, повторяя старую угрозу по уши засыпать охотников золотом в случае благополучного завершения их предприятия. — Когда в следующий раз захотите войти, хотя бы постучите — вдруг я буду не один?..

Танова домоправительница, пышногрудая Анита, колыхая телесами под кружевной ночной рубашкой сонно доставила охотникам слегка подогретые овощи с мясом ездовых ящеров и кувшин эля, после чего уплыла обратно к себе. Конан сбросил кольчугу, надетую под куртку, умылся и устроился за столом.