Искать выход…
Так вот он, наверно, и выход — двойник Гратта!
Воспоминания отвлекли Сергея, и он забыл о порученном деле: ведь Ченцов и Неретин просили его думать о профессоре Гратте. Только о Гратте и ни о чем больше!
Сергей попытался сосредоточиться.
Так какой же он, Гратт? Белая шевелюра, некрасивое лицо, прорезанное морщинами. Седая бородка. Набрякшие верхние веки. Что еще?.. Короткие руки и длинные ноги. И спина — плотная, как камень. Одевается неряшливо… Впрочем, это несущественно.
Неподалеку треснула ветка, зашуршала листва. Из-за кустарника показался Роудс. Он мял в руках цветы и тоскливо разглядывал их. Он прошел бы мимо, поглощенный мыслями, и не заметил бы товарища, если бы тот не окликнул его.
— Ты что здесь делаешь? — спросил Сергей.
Джим пугливо отбросил цветы и смущенно отряхнул ладони.
— Да… так. А ты?
— И я так, — сказал Сергей.
Джим присел рядом и стал смотреть в сторону.
— Дохлое положение, — вздохнув, сказал он. — Тупик.
— Почему тупик? Отремонтируем «Луч»…
— Да разве в «Луче» дело? — Роудс нетерпеливо вскинул руку и нахмурился. Потом обвел взглядом небо, долину, дальний лес: — Вот наша трагедия! От этого нам не лучше, как ожидали, а, наоборот, тошнее, потому что все лишний раз напоминает о родине, о потере близких. А наши здешние «знакомые» только усиливают тоску и чувство потери!.. Временами мне кажется, Серж: хозяева намеренно решили помучить нас этой бутафорией!
— Как тебе не стыдно, Джим!
— Прости. — Роудс тяжело поднялся. — Я, кажется, в самом деле неблагодарная — как это по-вашему? — скотина. — Он нагнулся за цветами, повертел их перед носом и кинул к ногам Сергея: — Полюбопытствуй. Как настоящие! А я пойду…
Сергей дотянулся до разбросанных цветов — две ромашки, таволга и кипрей — и стал внимательно рассматривать их. Ни к чему не придерешься — такие же, как на родине, с таким же запахом, с той же свежестью… И вдруг что-то смутное, предательское вползло в душу. Неприятный озноб прокатился по спине… Что-то в них не то. Не настоящие они. Чужие… А разве Сергей не знал, что они не настоящие? Знал. Но именно тогда, именно в ту минуту он всем своим существом ощутил фальшь… Не то ли самое случилось и с его товарищами, только значительно раньше?
Он вскочил с места, затравленно огляделся. Сорвал один листок, другой, потом какую-то траву и дикую гвоздику, прятавшуюся под ивняком, — все то же, острое ощущение фальши не проходило. Тогда он подбежал к реке и долго и сосредоточенно плескал воду на лицо и шею.
— Ну вот… то одно, то другое, — проворчал он. — Тебе дано задание… Тебе поручено важное дело, Данилин!
Всю ночь он провел возле реки и старался больше не отвлекаться от мыслей о профессоре Гратте. Лишь под утро усталость свалила его. Он спал прямо на земле и проснулся, когда солнце стояло высоко над лесом. Город будто висел в воздухе над таявшей пеленой тумана, над рекой тоже все еще извивались, будто живые, легкие струйки пара. В камышах плескалась рыба. В воздухе стоял звон птичьих голосов и стрекот кузнечиков… Совсем, как на Земле!
Сергей искупался и едва успел привести себя в порядок, как увидел снизившийся ярко-желтый флаер. Хлопнула дверца, и в траву спрыгнула Фруза.
— Здравствуй, Сережа! — радостно сказала она, словно сек искала его и вот только что нашла. — Я за тобой! К вам приехал какой-то важный ученый… кажется, Гратт.
— Гратт? — Сергей ошалело сдавил Фрузу в объятиях и быстро зашагал к флаеру. — Слушай, Фруза, давно хочу тебя спросить, — как бы между прочим сказал он, — где наш сын? Я бы хотел его видеть!
— Он в интернате. У нас все дети в интернатах.
— Ах, да. Я же знал: подарить людям нового человека может любая женщина, но не каждая мать способна воспитать достойного члена общества. Так?
— Именно.
Они поднялись в салон. Машина взлетела. Фруза перевела управление на автоматическое и обернулась к Сергею:
— Хочу потолковать с тобой о коллапсарах. Понимаешь… я пишу статью об экипаже «Луча»…
Сергей неловко улыбнулся:
— Я врач, Фруза. По этому вопросу лучше обратиться к Ченцову или Неретину — они космологи.
— Ну я прошу тебя, Сережа!
Фруза упорно настаивала на разговоре, и Сергею пришлось подчиниться.
— Это умирающие звезды, — нехотя начал он. — Они сжимаются до такой степени, что их радиусы становятся меньше гравитационных. — Сергей поглядывал на включенный магнитофон и говорил медленно, тщательно подбирая слова и дополняя их жестами. — Гравиполе на поверхности такой звезды бесконечно возрастает, геометрия пространства изменяется и перестает быть эвклидовой, пространство искривляется, время и скорость света стремятся к нулю… Иначе говоря, коллапсар сворачивает пространство в бесконечную временную сферу. В нем сливается воедино и прошлое, и настоящее, и будущее. Собственно, их там вообще нет, и, значит, времени тоже нет… Я понятно излагаю? — перебил он себя, обратив внимание на застывшее лицо Фрузы.
Та поспешно кивнула:
— Говори, говори, я слушаю.
— Так, собственно, и все, — облегченно сказал Сергей. — Мы пробыли в коллапсаре всего несколько минут, но их оказалось достаточно для того, чтобы знакомая нам Вселенная завершила свою историю и родилась новая Вселенная — со всеми ее галактиками и планетными системами.
Фруза молчала, глядя через прозрачное стекло борта на проплывавшую под ними живописную панораму долины, потом снова повернулась к Сергею:
— Об этом я читала. Помню: такие объекты могут лишь засасывать окружающее вещество благодаря своей гигантской массе, но из них не в состоянии пробиться ни свет, ни магнитное поле. Правильно?
— Правильно.
— Тогда… как же вам удалось вырваться оттуда?
Сергей приподнял плечи и тоже посмотрел через прозрачные стенки борта:
— Скорее всего мы попали в эргосферу коллапсара, но до рубежа гравитационного радиуса не дошли — потому и не застряли там…
Впереди росла громада звездолета. Только теперь Сергей понял, что флаер летел по огромной дуге: определенно Фруза хотела продлить свидание…
Сергей издали увидел крепкую спину и седую шевелюру двойника Гратта. Его провожал Ченцов. Еле сдерживая себя, к космонавтам подошел Неретин и увлек Сергея к подъемнику звездолета.
— Прикидывается дураком! — сердито сказал он. — Как будто не понимает, чего мы от него хотим!
— А если в самом деле не понимает? — несмело предположил Сергей. — Откуда ему знать?
— Но может же он, в конце концов, передать хозяевам планеты нашу просьбу! — Неретин подтолкнул Сергея к подъемнику и усадил на ступеньку. Сам остался стоять. — Слушай. Командиру пришла в голову идея: коллапсары работают как туннели времени в обе стороны. Уразумел? И мы должны добиться от этого двойника, чтобы хозяева планеты рассчитали программу полета к негоколлапсару.
— Куда, куда?
Неретин нахмурился.
— Извини. Ты, конечно, должен знать подробности, — сказал он. — Запоминай… Мы теперь определенно знаем, что «черные дыры» — потенциальные трамплины в будущее. Наша — та наша Вселенная — породила коллапсары, а следующая — вот эта, в которую мы попали, — создала уже так называемые ретро— или негоколлапсары — «черные дыры» с отрицательным потенциалом, то есть трамплины в прошлое мирозданий Уразумел?
— Уразумел…
— Вот и ладно. «Перевари» все это и — думай, думай: чем скорее дойдет до наших гостеприимных хозяев, тем лучше для нас!..
Гратт вернулся в конце дня и попросил проводить его к Ченцову. Неретин пригласил на беседу Сергея — на всякий случай, если возникнут какие-либо затруднения. Но затруднений не было, разговор прошел гладко, легко, и, прощаясь, Гратт обещал завтра же утром прислать в распоряжение Ченцова полсотни высококвалифицированных рабочих, инженеров и техников, а необходимые расчеты закончить к концу недели.
Он был точен. Четверо суток его никто не видел. И вот наконец возле звездолета плавно снизился полосатый флаер Гратта. Ученый совет «Луча» ушел на долгое совещание. Остался лишь Неретин, в обязанности которого входило наблюдение за ремонтными работами. Увидев вышедшего из отсека запасной аппаратуры Сергея, помощник подозвал его:
— У тебя все готово?
— Все. Остались мелочи.
Неретин указал на кресла:
— Давай-ка присядем.
Он сосредоточенно разминал сигарету и смотрел в пол.
— Слушай, — наконец сказал он, — ты не допускаешь, что они могут обмануть нас? Или направят вместо негоколлапсара в преисподнюю?.. Погоди, не возмущайся. Есть в этих близнецах что-то… Может быть, от сознания их суррогатности?..
— Зря ты это, Алекс. Если бы они имели что-то против экипажа «Луча», им ничего не стоило бы нас уничтожить. Но ведь они создали для людей земные условия жизни и как-то ищут контакта с нами.
Неретин задумчиво покачал головой:
— Условия-то эти боком обернулись. Видал, что недавно с ребятами творилось? Ну, их-то можно понять: задания Земли не выполнили, родину потеряли, надежды на возвращение никакой, а окружающая бутафория лишь усиливала чувство обреченности. Зато сейчас работают как звери и — заметил? — перестали навещать своих «знакомых».
Сергей молчал. Он не мог понять сомнений Неретина. Ведь все, кажется, было так просто и ясно!.. Хотя, может быть, многолетняя забота о доверившихся ему людях в какой-то степени могла оправдать подобные опасения…
— И потом, — продолжал Неретин, все так же глядя в пол, — эти «знакомые» — и твоя Вика с Фрузой и Гратт — совсем не замечают того, что мы охладели к ним. Как это понять?
— Понять, по-моему, просто, — сказал Сергей. — Ведь они по сути роботы, созданные разумными хозяевами планеты, чтобы нам легче было контактировать. А робот не должен отвлекаться на мелочи. Он занят лишь тем, для чего послан.
— Наверно, я стал тупеть — Неретин встал и наконец прикурил сигарету — А кстати, ты не обиделся… когда я послал тебя на разведку в город и утаил то, что сказал Джиму?
— Это было необходимо, я понимаю.
— Ну и ладно. — Неретин не торопясь пошел к эскалатору. — А знаешь, на чем строилась моя догадка? На твоей способности фантазировать. Я не раз слышал, какой ты представляешь обновленную Землю после нашего возвращения. И когда началась вся эта неразбериха, я сразу понял, что кто-то воспользовался твоими мыслями и начал постепенно сооружать для нас один из уголков родины. Но мое предположение требовало проверки, и вот тогда-то я и отправил вас с Джимом в город…
Неретин лежал в траве. Перед ним высился бурый корпус звездолета. Качество ремонта и надежность бортовых систем комиссия приняла только сегодня. Заканчивались последние работы по покрытию корпуса защитным слоем. Кажется, все готово, все учтено, программа полета утверждена.
Космонавты разбрелись кто куда. Снова наладились прежние дружеские связи, снова слышался смех и шутки и нескончаемые разговоры о предстоящем старте. Сомнений тогда еще не было. Тогда был небывалый подъем духа и непоколебимая вера в возможности загадочных аборигенов. Люди жили мыслями о Земле, о встрече с долгожданной родиной, но никто из них не подозревал, какие еще сюрпризы ожидают их впереди.
Ченцов с утра до ночи пропадал с учеными на бесконечных беседах со здешними двойниками от науки, но пробить барьер, разъединяющий людей с представителями неведомого разума, так и не мог. Вывод напрашивался сам собой: видимо, все, что они могли сделать для землян, сделали, а на большее просто были неспособны…
Послезавтра старт. От одной мысли замирает сердце. Трудно охватить умом то, что под силу лишь чувствам: они быстрее и охотнее отзываются даже на малейшую надежду, на самую фантастическую возможность.
Неретин сорвал пушистую метелку тимофеевки и стал внимательно рассматривать ее. Придраться не к чему — точная копия. Он уже сто раз самым добросовестнейшим образом изучал все эти цветы и не мог понять, откуда, из каких непознанных глубин, пришло к людям такое ощущение фальши. Тут, пожалуй, немалую роль играло то таинственное чувство, которое дарила мать-Земля своим сыновьям, прощаясь с ними на долгие годы.
Раньше Неретин любил покусывать тонкий стебелек тимофеевки. А вот эту не мог…
Подошли Сергей с Граттом, уселись напротив.
— Сбежал я от болтунов, Александр Ильич, — сказал Гратт. — Мы не понимаем, чего хочет ваш Ченцов! Замучил Данилина…
Сергей действительно выглядел замученным. Даже похудел.
Неретин неохотно поднялся. У него лишь при первой встрече хватило духа назвать этого двойника товарищем Граттом. А потом — ни в какую, ни по имени, ни по отчеству. Просто «вы», и все. Хоть лопни.
— Тут и понимать нечего, — сказал он сдержанно. — Мы хотим через вас наладить контакт с гостеприимными хозяевами планеты.
— Ну вот, и вы тоже… — Нервное, пористое лицо Гратта будто погасло. Резче обозначились морщины.
Н-да. Тут, пожалуй, тупик. Скорее всего друзья-аборигены не видят такой возможности. А жаль. Очень жаль!
Гратт смотрел на черневший в синеве нос корабля.
— Лучше думайте о долгожданном старте, — сказал он, потирая сухие, жилистые руки. — Мы сделали все зависящее от нас и даже больше.
— Спасибо, — кивнул Неретин. — А может быть, и вы полетите с нами?
— Нет, Александр Ильич. Нет. Я должен остаться здесь. — Гратт неожиданно улыбнулся: — В пути вам встретятся кое-какие неожиданности. А на финише ждет большой сюрприз.
Неретин поежился, словно за воротник попала холодная капля, и принялся ощупывать свой шрам:
— Не люблю я сюрпризов…
— Даже приятных?
— Ну, приятные, конечно… Да ведь кто знает, что ждет нас завтра?
— Я знаю. — Гратт закрыл глаза, и его тонкие губы снова растянулись в улыбке от какой-то тайной, но безусловно доброй мысли.
Хозяева Малахитовой планеты не обманули землян. Такая мысль возникла уже после того, как прозрел штурман Шарков — именно в той точке чужого пространства, где был ослеплен. Это приятное событие само по себе доказывало, что «Луч» шел потоком обратного времени.
Все с нетерпением ждали, когда удастся отремонтировать вышедшую из строя рацию. Когда же она наконец заработала, первое, что услышали космонавты, было их собственное сообщение, адресованное Земле еще на пути к коллапсару. Потом второе, третье… И только при пересечении орбиты Плутона, после тщательных расчетов, командир объявил экипажу, какой именно сюрприз имел в виду двойник Гратта: «Луч» прибудет на Землю в день своего старта — с разницей всего в несколько часов!