1

Вечером Неретин разыскал Сергея.

— Слушай, Данилин, — сказал он, — ты хорошо помнишь профессора Гратта?

— Конечно.

— Тогда вот что: с этой минуты думай только о Гратте и ни о чем больше. Уразумел?

— Зачем?

— Ну вот — зачем. — Помощник командира посмотрел на черневший в небе конус звездолета. — Профессор Гратт — смелый новатор и умнейшая голова. Но поскольку его нет с нами, нужен его двойник — он один сможет произвести необходимые расчеты. Он — и никто другой. А твои биотоки хозяева планеты воспринимают лучше. — Неретин взял товарища под руку и повел к дороге. — Это просьба Ченцова. И моя.

Сергей плохо соображал. Он не привык к такому доброжелательному расположению помощника и немного нервничал.

— А если через городской совет? — неуверенно посоветовал он.

— Пробовали — они не понимают нас. Или делают вид, что не понимают. — Перед тем как уйти, Неретин обнял Сергея за плечи и сказал, кажется впервые назвав его по имени: — В общем, так. Думай и думай о Гратте, зови его… или как ты это делаешь — тебе виднее. Но стремись к тому, чтобы хозяева планеты как можно скорее разобрались в твоих мыслях, — это наше спасение.

Сергей ушел в долину.

Усталый свет солнца догорал на верхушке высокого дуба. Небо остывало, наливаясь влажной синевой, и, чуть тронутые красками зари, облака резче расцвели в вышине. Кольнула глаз первая звезда. Хотя это же не звезда. Это Венера.

Сергей уселся возле ив на берегу реки.

Он знал, что это не Венера. Там, за небесной синевой, — нестерпимая белизна незнакомого космоса с темнеющими звездами — черными, фиолетовыми, синими. Там Вселенная, которой никто из людей еще не видел. Они первые. Их крепко помяло в пути, звездолет нуждался в неотложном ремонте, а для ремонта требовалась хоть какая-нибудь твердь, способная длительное время выдержать тяжесть «Луча».

Сергей старался не вспоминать выход из коллапсара — еще раз пережить такое не хватило бы, кажется, сил, — но мысли нет-нет да и возвращались к тому времени, поспешно перескакивали через те жуткие минуты и уже более устойчиво останавливались на поисках ближайшей планеты. Ее они нашли без штурмана: из-за неполадок в системе фильтров Шарков был ослеплен пронзительной белизной чужого пространства и находился в изоляторе. Планету окутывала непроницаемая, подвижная оболочка, похожая на расплавленный малахит. Радиосигналы тонули в ней и назад не возвращались. Было неясно, обладала ли она ядром, или полностью состояла из зеленого газа.

Послали на разведку космоглиссер. Экспедицию возглавил помощник командира. С ним отправились геолог Жан Рошаль, Джим Роудс — физиохимик и специалист по локальной защите — и он, Сергей Данилин, врач и биолог.

Когда зеленая мгла внезапно оборвалась, Неретин дал торможение: космоглиссер вошел в легкий зеленый сумрак, пронизанный толстыми стеблями, похожими на ребристые щупальца, — все они тянулись вверх на сотни километров из неведомых темно-изумрудных глубин к малахитовой периферии атмосферы. Они плавно покачивались, как морские водоросли, их было так много, что Неретин стал опасаться столкновения. Глиссер запетлял, завибрировал от резких поворотов. Пришлось идти на посадку вертикально. И чем больше он снижался, тем гуще и тучнее были стебли…

Сели мягко. Неретин откинулся на спинку кресла и сбросил с подлокотников руки.

— Все живы? — не открывая глаз, спросил он.

Товарищи молчали. Неретин беспокойно оглянулся — и тут же шумно выдохнул:

— Ясно: психическая травма… А ну, кончай бездельничать, пора за работу!.. Как тут у нас с защитой? Нормально: выдержала, голубушка! Господи, а Данилин опять спит! Да что с тобой, приятель?

Сергей поднял голову:

— Я в норме, Алекс. Но как ты классно вел машину!

— Ага, — согласился Жан Рошаль. — Словно по кочкам. — Он отстегнулся, встал. — Что ж, за работу так за работу. Я готов вгрызаться в землю!

— Погоди вгрызаться. Сперва осмотримся… Джим, ты давай за анализы. Данилину наблюдать. Жан, ты будешь помогать мне. Неси для начала снимки. — Неретин включил прожектор. Свет выхватил из зеленых сумерек гигантские стволы, обступившие глиссер. — Ого, да они, вроде, подвинулись!..

Радиосвязь с «Лучом» установить не удалось. Выбросили на орбиту звездолета малую ракету с первыми новостями и первыми соображениями, однако умолчали пока о том, что анализы подтвердили отсутствие на планете воды и кислорода. Это было особенно печально, поскольку вода на «Луче» по непонятной причине помутнела и стала слегка пахнуть, хотя и признавалась годной для употребления.

— Ну, так что будем делать? — спросил Неретин.

— Искать место для посадки «Луча», — сказал Роудс.

— На глиссере?

— Ну нет, Алехс. Эта махина мало маневренна. Думаю, на «метеоре», и поиск прошу разрешить мне: я легче всех вас и лучше разбираюсь как в механизме «метеора», так и в капризах локальной защиты.

Помощник понимал, что отправлять здесь в разведку даже опытного космонавта, даже на расстояние двух десятков километров, было довольно рискованно. И все же другого выхода не видел. Конечно, было бы куда безопаснее сидеть в глиссере под двойной защитой и поглядывать на экраны внешнего обзора — не вынырнет ли из-за необъятных стволов такая нужная для «Луча» полянка. Но в том-то и беда: медленно не полетишь, и быстро тоже — на первых же метрах можно врезаться в стволы. Остается одно — разрешить Джиму поиск. Пока Роудс с помощью друзей закреплял на скафандре ранец, крылья, баллоны, Неретин давал ему последние наставления: как держать связь, чего следует опасаться и как лучше всего отыскать глиссер на обратном пути.

— А главное — не увлекайся! — закончил он и пропустил Роудса в шлюзовую камеру.

Из глиссера хорошо было видно, как Джим проверил связь — на расстоянии двадцати шагов от машины она была отличной, — как потом поднял крылья и взлетел. И сразу же исчез в зеленой мгле.

Неретин, кажется, въелся глазами в зеленоватую точку, медленно ползущую по экрану локатора, и по привычке ощупывал шрам возле рта. Потом подозвал Рошаля:

— Не спускай глаз. Что случится — позовешь.

Он отошел к столу и стал снова просматривать снимки и результаты анализов.

— Алекс! — донесся удивленный голос Сергея. — А они отступают все быстрее!

— Кто? — не сразу сообразил помощник командира — и тут же побежал на наблюдательный пункт.

Да, стволы отступали. А потом вокруг космоглиссера начал сгущаться мрак. Казалось, он крался только с одной стороны — с той, куда улетел Джим.

— Этого еще не хватало! — прошептал Неретин. На мгновение он закрыл глаза — до того ему захотелось вернуть те минуты, когда он провожал американца в разведку! Сейчас он ни за что бы не отпустил его, лучше бы полетел сам!

— Как Джим? — крикнул он Рошалю.

— Да понимаешь…

Почувствовав неладное, помощник бросился вниз. Сергей — за ним. Подвижная точка на экране локатора исчезла, и растерявшийся Жан уже хватался не за те верньеры. Неретин оттолкнул его, долго возился с настройкой сам, потом сунул в рот сигарету и словно окаменел.

Сергей вернулся на наблюдательный пункт. Внезапное изменение пейзажа за бортом так поразило его, что он невольно вскрикнул:

— Ребята! Земное небо!

— Тьфу! — донесся голос Неретина. — Точно режут!

Он поднялся к Сергею и сам увидел облака, густо-синие провалы между ними, лучистые звезды…

— Что там у вас? — крикнул Жан. — Какое небо?

— Ты вот что… Ищи Джима. Уразумел? И не отвлекайся!

Куда же девался зеленый полумрак? А главное — откуда здесь, в незнакомом мире, эта синева и эти облака? И куда, в конце концов, исчезли гигантские стволы? Трудно допустить, чтобы эти великаны могли передвигаться…

— Что скажешь, Алекс?

— А что сказать? — Неретин оторвался от щемяще знакомого неба и перевел разговор на другое: — Слушай, Данилин, что с тобой происходит в последнее время? Какой-то ты сонный…

Сергей разочарованно приподнял плечи:

— Не знаю. Похоже на ностальгию: все думаю о Земле.

— М-м — Неретин задумчиво кивнул и спустился вниз.

Исчезновение Роудса не на шутку встревожило космонавтов. От этого незнакомого, чуждого мира можно было ожидать чего угодно, кроме логики и полной ясности. Вот эта перемена за бортом обычный фантом, редкое атмосферное явление из раздела антологии таинственных случаев или чудо, в которое разум отказывается верить?

Но, продолжая поиск Джима, Неретин снова и снова ловил себя на странной метаморфозе, и эти приходящие и ускользающие мысли начинали раздражать его.

Наверно, именно в это время расступились тучи и по окрестности разлился яркий зеленоватый свет. Сергей снова не выдержал и закричал на весь глиссер: «Луна!» За бортом громоздились скалы, кое-где поросшие травой, с другой стороны — манящая глубина за обрывом, и вдали — лес…

И тут же появился Роудс. Прежде чем сложить короткие крылья «метеора», он приветливо помахал рукой товарищам. Ему, наверное, и в голову не приходило, что радар потерял его! Выйдя из шлюзовой камеры, он прежде всего спросил:

— Как вам нравится такая перестановка декораций?.. О-о, да вы отсюда ничего не видите! А тут, под горой, река и город!

Неретин резко повернулся к нему:

— Куда тебя черти носили? Ведь я же предупреждал!

— О чем ты, Алекс? — удивился Роудс. — Там — вода! Понимаешь? Вода и чистейший воздух!.. А черти занесли меня случайно: тут что-то произошло с пространством…

Неретин неожиданно встряхнул Джима за плечи и как-то сразу скис. Потом оттолкнул его и, оперевшись руками о край стола, словно прилип к экрану.

— Что там у тебя случилось? — негромко спросил он.

Джим в замешательстве косился на присмиревших товарищей и неуверенно объяснял, что летел он с ученической скоростью — две мили. Стволам не было конца. Но когда покрыл условное расстояние, неожиданно заметил, что гигантские стволы начали уходить в стороны и как бы таять в зеленоватом свете, а на их место стала вползать серая мгла. Он поспешил с возвращением, однако у него создалось впечатление, будто он не только не продвигался вперед, а скорее наоборот — уходил все дальше от глиссера. Связь оборвалась, приборы безбожно врали Пришлось лететь наугад, полагаясь на интуицию. И вот тогда он впервые ощутил что-то знакомое, земное. Но это были чувства, только чувства. А вот когда из-за туч вынырнула луна…

Джим все больше воодушевлялся и теперь говорил уже не в спину помощника, а Жану и Сергею:

— Я летел над лесом, я стоял по колено в реке! Это же настоящая вода, ребята!

— Ну вот… река, воздух. — Неретин медленно выпрямился. — А ты дай мне попробовать на язык эту воду!

— Так… я прихватил немного из реки, — скромно произнес Джим. — И воздуха тоже.

Все, как по команде, кинулись к Роудсу, освобождая его от ранца и атрибутов «метеора». Неретин извлек пробы, посмотрел на свет.

— Проверим. — В его голосе вновь появилась сдержанность. — Давай, Джим: ты заварил кашу, тебе и расхлебывать. Данилин поможет.

Он отвел Рошаля к аппаратуре связи.

— Как думаешь, удастся теперь потолковать с командиром?

Жан глупо уставился на него и молчал.

— Удастся! — сказал, как выстрелил, Неретин, — Уверен, что теперь удастся!

Он не ошибся: связь была безотказной.

* * *

Сергей долго не мог уснуть: столько невероятного за несколько часов! И в довершение всего — каменная площадка. Она была неподалеку от глиссера. Сначала она не привлекала внимания, но потом в ней почудилось что-то знакомое, давнее. И вот тогда Сергей почувствовал, как у него похолодел затылок: чем больше он вглядывался, тем больше убеждался, что это та самая площадка, на которую он взбирался вместе с Фрузой несколько лет назад. Да, да, именно с Фрузой.

Фантазия Сергея разыгралась. Он не понимал и не спрашивал себя, что случилось, почему все так произошло. Просто разговор о смещении пространства настроил его на возможность небывалого чуда. Теперь он постоянно думал о Пригорске: судя по рассказу Роудса, город на реке возле водохранилища мог быть только его родным городом, хотя Роудс и Рошаль признавали в нем Кливленд и Бордо.

Но Сергей не просто думал о Пригорске. С присущим ему воображением он по старой привычке идеализировал город: видел его красивым, просторным, без дымящих труб и автомобилей. Вспомнил знакомых и друзей и теперь, как никогда раньше, понимал свою ошибку: нельзя было расставаться с Фрузой и предпочитать ей эффектную, взбалмошную Вику.

И во сне он видел Пригорск. Прогуливался по прямым, чистым улицам, по парку, ходил на берег водохранилища и снова поднимался с Фрузой на ту каменную площадку…

Проснувшись, он прежде всего заглянул на наблюдательный пункт к Рошалю. Тот кивнул на экран:

— Солнце, мон шер.

Солнце было ослепительным, безоблачная синева неба — теплой и праздничной, а над самой кромкой обрыва, словно паря в воздухе, легкой, невесомой грядой зеленел далекий лес.

— Трехглавая, — пробормотал Сергей. Заметив недоумение Жана, пояснил: — Так называется гора, на которой мы находимся. От нее до самого леса тянется долина, а слева — водохранилище и Пригорск.

— Не надо, Серж…

Возбужденность Сергея угасла.

— Я перестал соображать, Жанчик, — тоскливо сказал он. — Ничего не понимаю! Но, клянусь, место то самое! И вот эту каменную площадку и все вокруг глиссера я уже видел когда-то!

— Успокойся, мон шер. Алекс прав: чудес не бывает. Это похоже на жестокую случайность.

Снизу донеслись голоса помощника и Роудса. Через минуту вошел Неретин и хмуро взглянул на Сергея: «Уже здесь!»

— Не ворчи, Алекс, — попросил Жан. — Такое чудесное утро!

— Чудесное… Не ворчи на вас, так с ума сойдешь! — Неретин смотрел на солнечный мир и досадливо ощупывал свой шрам. Глаза усталые, красные, с синевой на нижних веках, лицо точно мукой осыпано. Он неожиданно усмехнулся: — Лихо! Все к вашим услугам — вода, чистейший воздух и даже город! Живи себе на здоровье! Ну вот что… — Он помолчал, оценивающе разглядывая Сергея. — В разведку пойдешь ты. С Джимом. И чтобы никаких фокусов! Уразумел?

Перед тем как отправить товарищей в город, Неретин долго беседовал с Роудсом наедине. О чем они говорили, Сергею стало известно позже.

* * *

Сергей привел Роудса на автобусную остановку — это было по пути — и с удивлением оглянулся на приятеля, когда перед ним остановился электробус.

— Ол райт, — многозначительно сказал Джим. Он поднялся в салон и, встав у кабины автоводителя, стал бесцеремонно разглядывать пассажиров. По сути никакой разницы. Нормальный рост, дружелюбные лица, те же тихие беседы о своих заботах и радостях.

Город встретил их парадной опрятностью и музыкой. Музыка всюду была одинаково приглушенной — то задумчивой, то жизнерадостной. Она лилась беспрерывно. Она постоянно и незаметно менялась: широкая, раздольная мелодия переходила в грусть блюза, мягкая ритмика перерождалась в мотив песни или марша…

Сергей всматривался в Пригорск с видом человека, вернувшегося на родину через сто лет. Но потом восторг в его глазах стал потухать, уступая место раздумьям и даже досаде. На горожан он смотрел особенно пристально. Навстречу шли знакомые и незнакомые люди, вроде встречавшиеся когда-то или чем-то напоминавшие тех, кто давно ушел из жизни… И тут он вдруг понял, что ничему этому не верит. Ему вдруг представилось, что он случайно попал на большую сцену, где идет когда-то уже виденный спектакль с подтасовкой некоторых эпизодов, и потому временами казалось, что он смотрит странный, нескончаемый сон… Да разве все окружающее не было похоже на сон? Хотя бы дома. Они здесь не строились, а выращивались. Каждому придавалась своя, неповторимая форма, своя архитектура и размеры. А ведь в Пригорске в то время только еще шли разговоры о выращивании домов и проводились лишь первые опыты…

Сергей замедлил шаг.



Почти на каждом перекрестке пестрели невысокие полосатые барьеры, обозначавшие спуск под город. Этого в Пригорске тоже не было, но Сергей знал, что основное движение транспорта тут перенесено под землю, на улицах остались одни приземистые электробусы и монорельс, в небе — ярко окрашенные флаеры… Не об этом ли он думал всего несколько часов назад?..

— Ну, узнаёшь свой Пригорск? — вошел в сознание голос Роудса.

Сергей замялся:

— Конечно. Только он не совсем такой, каким я его знал.

— Ясно. — Роудс неопределенно кивнул и провел рукой по шершавой коре здания. — Так что же дальше, сэр?

— Может быть, заглянем в этот дом? — нерешительно сказал Сергей. Он остановился, что-то отыскивая в карманах и стараясь казаться спокойным. — Сходишь?

Джим наморщил лоб и посмотрел на указатель улицы:

— О’кей. Цветочная, четырнадцать… Уж не боишься ли ты встретить там самого себя?

Вдаль уходили столбы — все ниже, ниже, — будто сплетенные из тончайших нитей, а на верхушках — белые матовые шапки светильников.

— Пожалуй, это не только светильники, — сказал Роудс. — Как думаешь?

— Конечно, — нехотя ответил Сергей. — Это поглотители вредных газов и пыли.

Джим странно повел головой:

— Все-то ты знаешь, Серж!

— Даже плохой архитектор должен знать свой город.

— Ты — архитектор?

Вместо ответа Сергей повторил просьбу:

— Ну, так сходишь?

— Сходить можно, — неторопливо произнес Джим. — Но не понимаю: чего тебе опасаться, если ты архитектор?.. Ладно, ладно, не нервничай. Какая квартира?

— Триста шестая.

— Ясно. Вернее, уразумел, как любит выражаться наш друг Алекс… Значит, там живешь ты, твоя мать и Вика?

Сергей кивнул. Роудс сдвинул берет на глаза и, посвистывая, направился к парадной. Оглянулся:

— Не вернусь — поставишь бронзовый памятник.

Сергей попробовал изобразить улыбку, понял, что она не получилась, и отвернулся. А мысли — одна несуразнее другой — уже закрутились в голове, сбегались и разбегались, оставляя после себя какие-то яркие вспышки и черные провалы.

Вернулся Роудс:

— Хэлло, Серж, они переехали!

— На Сонные Пруды?

— Все-то ты знаешь! И далеко они отсюда?

— За парком. А еще я знаю, что ты успел пошептаться с Алексом без меня. Ведь так?

Перед входом в парк Сергей остановился.

— Зайдем по пути в одно место, — сказал он. — Тут рядом.

С центральной аллеи они свернули к прудам и направились по узкой, едва приметной тропинке вдоль берега. Сергей шел уверенно: здесь ему было знакомо все до мельчайших подробностей. Вот те самые серебристые ивы, вот жимолость и шиповник… А за кустами цветущего жасмина открылась небольшая полянка с примятой травой и с сухой веткой тополя, упавшей, как помнилось, во время сильного ветра… А возле воды, поросшей островками дымчатой тины и ряски, сидела Вика.

Сергей угрюмо смотрел на нее. На мгновение показалось, что всемогущее время перенесло их обоих в те бесконечно далекие дни накануне старта «Луча» — именно в тот исхоженный вдоль и поперек парк, в котором он знал каждый куст и каждое дерево… Теперь он больше всего боялся, что Вика оглянется. Оглянется и, не спуская с него красивых, зовущих глаз, скажет, как прежде: «Вот мы и опять вместе, Сережа. Здравствуй!»

Сергей попятился, чуть не столкнул в воду Роудса и быстро зашагал в сторону проспекта.

— Нехорошо. Нехорошо, — бормотал Джим, еле поспевая за ним. — Как это по-вашему?.. Горе с тобой, да? Не убегать надо, а общаться, Серж! Общаться, выяснять и анализировать!

— Побыл бы ты в моей шкуре! — Сергей резко остановился. — Вот в этом доме нас ждет еще одна любопытная встреча…

На этот раз он решительно шагнул за порог дома. Фруза встретила их со счастливой улыбкой, с неугасающей радостью в глазах. Прошли в гостиную, уселись за низкий столик, на котором тотчас появились фужеры и несколько напитков — от прозрачного до темно-вишневого. Сергей придирчиво рассматривал свой портрет, стоявший в одной из ниш книжного стеллажа.

Разговорились. Выяснилось, что мать Сергея уехала на Север к дочери. Мария — прекрасный ботаник (ботанику она обожала со школы) и вышла замуж, оказывается, не за археолога Вихрова, а за биолога Славина. Безусловно, это лучшее, что. можно было вообразить!.. Дедушка по-прежнему работает в своем питомнике. Прадедушка тоже жив и ни на какой войне в сорок пятом не погибал, и вообще истории такая война не известна. Узнали о том, что обитатели планеты ничего не едят, поскольку роль гигантского питательного центра здесь выполняет не что иное, как атмосфера…

— Все это мне ох как знакомо! — буркнул Сергей, едва они успели спуститься на лифте. — Сценарий никуда не годится, зато актеры неподражаемы!

Они вышли на проспект и направились к главной площади города.

— Дай я сам поговорю с Алексом, — попросил Сергей. — Теперь я знаю, что ему сказать.

— Подожди, еще не время. Заглянем-ка пока к другим знакомым…

Внезапно до них долетел тонкий, все нарастающий звук. Джим насторожился.

— Кажется, сигнал тревоги? — сказал он. Сергей сорвался с места и побежал под арку.

Над широким двором, на уровне крыш, он увидел ослепительно помигивающий диск, который быстро снижался по крутой спирали и перед падением должен был задеть низкорослый кустарник. Сергея точно током ударило, когда он различил в этом кустарнике увлеченного игрой малыша. Поборов оцепенение, он бросился к мальчику, но оттолкнуть побоялся — поднял на руки и успел сделать в сторону только шаг: острая боль полоснула по бедру. Ему пришлось собрать всю волю, чтобы не выпустить из рук драгоценную ношу. Он упал лишь после того, как диск врезался в грунт, а малыш, тараща испуганные глаза, стоял рядом.

Сергея окружили люди. Теряя сознание, он увидел склонившегося над ним Роудса и маленькую женщину — в ее светло-серых глазах сквозило сострадание, и бледные губы мелко подрагивали, словно она хотела расплакаться.

В голове Сергея пронеслась ускользающая мысль: кажется, все это уже было когда-то. Давно. Не совсем так, но было — и этот малыш и эта женщина.

* * *

Роудса впустили к Сергею только на другой день. Джим был суетлив и чересчур весел, что с ним случалось довольно редко. Вошел и прежде всего включил на полную мощь несколько вокграфических газет, принесенных с собой.

— Смотри и слушай, Серж! Вся здешняя пресса отмечает благородный поступок С.Данилина! А главное — ты растешь в глазах нашего мрачного друга Алекса!

Он тут же выложил последние новости. Состоялась беседа с городскими властями, которые с пониманием и сочувствием отнеслись к беде экипажа звездолета. Определили район посадки «Луча», обещали помочь с ремонтом — в общем, все о’кей, лучше не придумаешь. Сейчас они с Неретиным и Рошалем полетят в здешний центр управления для координации посадки корабля.

После него пришли сразу двое — мальчик и его мать. Мать рассказала о незадачливых испытателях диска — старших товарищах ее сына, — которые оставили готовую к взлету модель и «не потрудились проверить все, как надо, — и вот вам результат!» Она благодарила Сергея за спасение сына и настоятельно просила мужественного космонавта побывать у них в гостях.

Приходили и другие посетители, знакомые и незнакомые. Приходила Фруза, оставившая в палате едва уловимый запах духов «Андромеда», забегала на несколько минут и Вика. Разговор с нею не получился, зато после ее ухода перед глазами Сергея долго стояло ее неправдоподобно красивое лицо.

После посадки «Луча» в палате перебывал весь экипаж Товарищи приносили цветы и самые последние новости.

Сергей скоро поправился. Его друзья усиленно занимались ремонтом звездолета. В свободное время гуляли по улицам города, по окрестностям, потом эта привычка стала понемногу ослабевать. В души постепенно, но неудержимо закрадывались равнодушие и тоска. Люди понимали: видимого мира не существует, вернее, не существовало до тех пор, пока космоглиссер не совершил посадку. Вот тогда и появились Трехглавая и город, который в конечном счете стал похожим на Пригорск.

Представители незнакомого разума сумели понять пришельцев, сумели узнать их прошлое и незавидное настоящее. Из простого сочувствия или сострадания они соорудили довольно убедительный слепок одного из уголков Земли, правда, с явной поправкой на совершенство — именно такой, который ярче других проявился в мыслях Сергея, — то ли чтобы создать для космонавтов привычные земные условия, то ли из экспериментальных соображений: как будут вести себя пришельцы, добрые ли они, каковы их мысли и намерения…

Сначала земляне жили надеждой на помощь, но, когда стало ясно, что хозяева планеты уклоняются от встречи с ними, не идут на взаимопонимание, надежду быстро сменило отчаяние.

Надо было что-то предпринимать.

Командир с помощником видели: их товарищи стали пассивно относиться к работе на борту «Луча», делали ее нехотя. Появились первые признаки небрежности.

Однажды Сергей заметил, как Жан Рошаль, задумчиво пнул недавно отремонтированный автомат у аварийного шлюза и побрел к лифту.

— Ты куда? — опешил Сергей.

— К черту! К дьяволу! — зло отозвался Жан. — Куда угодно!

— Но мы же не закончили…

— А кому это нужно? Тебе? Мне? Ребятам? — Рошаль был неузнаваем. Глаза его обжигали холодом обреченности. Сергею стало жутко. Он привык видеть Жана веселым, неунывающим в самые трудные минуты…

Рошаль не спеша вернулся и, подняв с пола ветошь, стал понуро вытирать руки.

— Пойми, мон шер, — сказал он, как бы извиняясь, — мы тут застряли на века. Отсюда нет выхода. Никто из нас не знает, куда лететь!.. Так зачем вся эта чехарда? — Он бросил ветошь на крышку автомата. — А жить среди марионеток и знать, что все кругом ненастоящее, — тяжело, Серж…

Находясь в стационаре, Сергей не раз задавал себе вопрос: сможет ли он жить в таком искусственном мире, который приютил его и сделал, видимо, все возможное, чтобы он чувствовал себя здесь, как дома? Не трудно ли будет примириться с суррогатностью этого мира? Но тогда, в стационаре, было проще. Тогда он больше думал о радости жизни после выхода из коллапсара. А теперь словно очнулся от слов Жана и неожиданно ощутил на себе непонятную тяжесть.

Всплыло в памяти и другое. Вернувшись к товарищам, Сергей невольно обратил внимание на то, что некоторые группы космонавтов, еще совсем недавно связанные крепкими узами дружбы, начинали понемногу распадаться. Сразу он не уловил причины таких перемен и лишь позже пришел к неутешительному выводу: люди искали одиночества, которое на какое-то время приносило им облегчение. Понять это было нетрудно. Значительно труднее — не поддаваться начавшейся депрессии и искать выход…

Загрузка...