Глава 16

Вот он, вход в пещеры Мории. Шара тревожно прищурилась, созерцая скалу и черную расселину в ней. Привычка стрелка: сначала посмотри, потом сделай. Вдоволь насмотревшись, она сделала шаг под своды пещеры. В сгустившейся темноте она различала, как между замшелых каменных плит пола пробивались жухлые стебельки травы. В этом царстве вечного мрака солнца не хватало даже для растительности. Что ж… примета неплохая. Этим входом, по-видимому, давно не пользовались. Да и в самом деле: ну какой дурак из непосвященных добровольно полезет в узкое каменное горло, в подземную тьму, туда, где самые страшные сны кажутся реальностью, а неведомые и жуткие твари таращат из черноты свои белесые немигающие глаза на незадачливого путника, отважившегося в одиночку прогуляться по покинутому гномами Казад-Думу? Хотя… если одна такая дура нашлась, то, может статься, что живые и разумные существа сюда порою все же забредают… На ум невольно пришел Рагдуф. Тем лучше…

Через несколько шагов девушка почувствовала холод камня. И верно — в локте от ее лба обнаружилась стена, а слева от нее — провал грубо вытесанной арки, еще более черный, чем мрак пещеры. Наплевав на чувство гордости по поводу свойственного оркам ночного зрения, Шара вздохнула, скинула заплечный мешок и извлекла оттуда припасенный факел. Таингур, увы, остался у ребят, и орчихе пришлось на собственной шкуре испытать все трудности разведения огня обычным способом: бесполезный скрежет кремня, гаснущие на труте искорки и долгий поток крепких слов в адрес упрямого фитиля. Как нарочно, фитиль оказался поганый (ну еще бы!) и горящий трут только и мог, что опалить края. Лучница возилась с факелом долго и самозабвенно, поэтому не сразу заметила движение в черноте. В проеме арки, более похожей на дырку в пробитом котелке, возникла фигура. Дернувшись от неожиданности и испуга, девушка выпустила огниво и сосновую палку, немедленно загремевшую по гулкому каменному полу. Левая рука отработанным движением рванулась к плечу, где, скрытый плащом, висел тяжелый боевой анхур, да так и замерла на полпути…

Широкие сутулые плечи, почти лишенная шеи голова, массивные надбровные дуги, выступающая вперед нижняя челюсть, клыки и большие уши, заостренные назад… Фу-у, уллах-тагор, пронесло…

— Басхаха лат![54] — рявкнул орк. — Га бурук?[55]

Шара чуть заметно улыбнулась. Да… Все как всегда. Стандартное приветствие и естественный первый вопрос. А, кстати, действительно — «бурук»?

— Хасса[56], — вместо ответа девушка отбросила капюшон лархана. Хозяин пещер сощурился, всматриваясь в черты, потом вытаращил от удивления глаза.

— И…ирк-мани?[57] — полувопросительно произнес он, и Шара заметила, как взгляд незнакомца почти инстинктивно уперся в пол. Правда, лишь на мгновение: зоркий недоверчивый взор продолжал сверлить непрошеную гостью.

— Йах… — усмехнулась она, видя, что ответить все же придется. — Дун-ирк…[58] Это слово ей не раз приходилось слышать применительно к себе, и Шара надеялась, что на этот раз смысл выражения будет истолкован верно. Некоторые слова хозяин пещер выговаривал странно, точно прошло много лет с тех пор, как он в последний раз общался с себе подобными. Непривычное произношение резало слух. Следующая фраза орка окончательно убедила девушку в том, что ее неожиданно встреченный соплеменник давно не покидал своего мрачного подземного убежища.

— Губур’ар та![59] — хмуро приказал он, не сводя настороженно-подозрительного взгляда с Шары. Ага, заметил…в руке блеснула невидимая доселе сталь. «Губур» — «рогач», хм… интересно. Он же прекрасно видит, что у нее за спиной висит полуторный анхур, а вовсе не лук охотника. Оговорился? Непохоже…Или ему попросту незнакомо это, по орочьим меркам, недавно возникшее слово: дальнобойные деревянные луки были приняты на вооружение около полувека назад — до этого подобное оружие изготавливалось исключительно для охоты на пернатую дичь и представляло из себя тетиву, натянутую на два соединенных меж собой турьих рога. Любопытно…

Шара сняла с пояса храг в ножнах и протянула, как и положено, рукоятью вперед.

— Лук не отдам — предупредила она. Орк подумал, но возражать, как то ни странно не стал, и сделал девушке знак следовать вперед по коридору. Пожав плечами, Шара нырнула в узкий скальный проход, широко разведя ладони выпрямленных в стороны рук: отчасти для демонстрации мирных намерений, отчасти — из-за боязни налететь в темноте на какой-нибудь каменный выступ стены.

К ее удивлению, было не так уж и темно. Вдали, в самом конце коридора, гладкие стены отражали рассеянный тусклый красноватый свет, словно бы от костра. За спиной шумно стучал сапогами хозяин пещер.

Поворот — и коридор окончился. Взору предстала небольшая округлая пещера, в центре которой возле небольшой жаровни сидели восемнадцать орков, одетых кто во что горазд. Здесь же лежало оружие: в основном, топоры и среди них — пара странного вида мечей. Появление новых действующих лиц не осталось незамеченным: орки немедленно повернулись в строну вошедших. Восемь пар непроницаемо-черных глаз подозрительно рассматривали приведенную их товарищем женщину.

— Рушнак… Ты че — вконец обалдел? — подал голос один из сидящих. — Ты кого это приволок, а? Я тебя спрашиваю!

Названный Рушнаком сделал шаг назад и почтительно смерил взглядом Шару, словно желая показать: вот, мол, оно, все верно, ничего не перепутал, и вообще — сам-то слепой, что ли?

— Ирк-мани… — объявил он с радостной уверенностью. Но собеседник душевной простоты Рушнака не оценил. Отставив глиняную плошку, он нарочито неспешно отряхнул колени и поднялся, выпрямившись во весь свой немалый рост. Объем мускулатуры плеч поражал с первого взгляда.

— Рушнак… Ты тупица — констатировал он. — Ты посмотри на нее хорошенько. Ничего не замечаешь, а?

— Э-э… — недавний провожатый лучницы казался донельзя озадаченным. Шара хотела было объясниться на тему своей странной для орка внешности, но оказалось — незачем.

— Не на нее, на плащ смотри! — не выдержал высокий. — Ну как? — и он издевательски склонил голову, скрестив руки на груди.

— Н-ну, двухцветный… — подал голос кто-то из сидящих. — Кожа, кажись…нарисовано чего-то… Плащ как плащ, че ты взъелся?

Вожак нехорошо усмехнулся. Не обращая внимания на комментарии с места, он медленно, вразвалочку, приблизился к Рушнаку и ни слова не говоря, сгреб горе-конвоира за ворот рубахи.

— Ты кого привел, болван?!

Зазвенела сталь, в воздухе пещеры запахло тревогой и страхом. Вокруг Шары мгновенно образовалось кольцо: лица — угрюмые, презрительные, любопытные — обступали со всех сторон. Чья-то лапа схватила за плечи, заламывая локти назад.

— Э-эй, родные! Спокойно…башкой вас об камень! Вконец одичали, на своих уже кидаетесь! — возмущению Шары не было предела.

— У нас все свои дома сидят! — ощерился орк, учивший Рушнака жизни. Взгляд вожака весьма недвусмысленно остановился в вырезе девичьей рубашки, правда, по несколько иным соображениям, чем можно было бы предположить в подобной ситуации. От резкого движения поверх одежды выпала грубая стальная цепочка с овальной бляхой. И тут до Шары дошло. Форма Мордорских вооруженных сил со всей положенной символикой, оружие, жетон…вот в чем причина столь нерадушного приема! Да, похоже, так оно и есть, но тогда…хм…

— Отпустите… — негромко и устало произнесла она, глядя в глаза вожаку. — Я не ищейка Гортхара и не его гончая, я пришла одна. И на ваши убеждения мне плевать. Живите и подыхайте как угодно, хрен с вами! Гошул'дулу габагубуз лат[60], дайте пройти…

— Далеко? Я не очень люблю, когда по моим пещерам шныряет всякая шушера в красноглазых доспехах. Даже если она утверждает, что в настоящий момент имеет самые мирные намерения…

— Не при чем здесь доспехи… — досадливо поморщилась Шара. — Тут… У меня есть одна небольшая проблема… — она потерла шею, подбирая слова, но вожак уже отреагировал столь же мгновенно, сколь и непредсказуемо.

— А…щас! Сулхур! В котле там че-нить осталось, нет? Тащи сюда, бегом…

— Нет, спасибо! — улыбнулась Шара, изо всех сил давя желание рассмеяться в голос. Да, вот такой он, народ иртха: чужака порвать готов, своих встречает с подозрением, но коли беда — все сородичу отдаст, не задумываясь. И еду, и одежду, и последний глоток из фляги… — Не надо! Я не об этом… насчет лархана и прочего…Это не показатель, хм. Скорее, даже наоборот. Просто это все, что у меня осталось после того, как…Короче, у меня возникли определенные трудности с отданием священного долга и все такое…

— Не понял? — сощурился вожак. Ну еще бы! Нагородила тут, сразу и не разгребешь…Ну, не поворачивается язык по-простому…прямо…

— Я дезертир… — выдавила она через силу.

— Ха! Нашла перед кем оправдываться! — фыркнул Сулхур, ожесточенно отдирая от днища котелка пригоревшие остатки ужина. Прочие тоже глядели беззлобно, кто-то даже ухмыльнулся в ответ.

— Я слышала про вас… — продолжала меж тем орчиха. — Про тех, кому не по нраву Великий Западный Путь. Про тех, кто отверг предложение Харт’ана Гортхара встать под черные знамена с ликом Восходящего Солнца, про тех, кто продолжает считать, что спасение иртха — не в войне с Гондором, а в непрерывном движении на север — в те края, откуда давным-давно пришли в Срединные Земли наши предки. Туда, где никто не тронет: подальше от сух'най, кхазад и йерри — от всех подальше. Наур'ин дузу халук глокагат…[61] Это ведь ваш девиз?

— Полночь… — выдохнул Рушнак, почтительно прикрывая глаза. А предводитель невесело кивнул:

— Да. «Новый фронт». По крайней мере то, что от него осталось…

Отказаться от предложения разделить тепло очага — означало нанести неприкрытое оскорбление, а с учетом недавнего «душевного» приема соблюдать традиции было даже более чем желательно. Девушка, поджав ноги, опустилась возле жаровни на аккуратно свернутый лархан. Народ полукругом расселся вокруг, ну, точь-в-точь как в ее родном стойбище. Освещенные тусклым пламенем лица Пасынков Солнца могли бы показаться стороннему наблюдателю из числа людей или эльфов воплощением уродства, порождениями злобных чар, но для Шары в мире не было ничего роднее и ближе этих черт. Это были сородичи, тот самый народ, к которому принадлежала ее мать, ее друзья…И память крови в бессилии отступала перед обычной, свойственной любому живому существу, памятью о первых днях, прожитых под этим небом. И Шара смотрела на хозяев этой пещеры так, как можно смотреть только на себе подобных, оценивала внешность и возраст сидящих.

— А где же остальные? — задала, наконец, лучница давно мучивший ее вопрос. И была поражена и встревожена реакцией: кто-то выругался сквозь сжатые зубы, кто-то тяжело вздохнул, кто-то в бессильной ярости ударил кулаком по колену. А вожак обернулся и позвал в темноту:

— Рраугнур-сама…

Тихий шелест неспешно приближающихся шаркающий шагов, постукивание дерева о камень… Тусклый свет угольев выхватил из мрака сгорбленную фигуру, опирающуюся на посох. Это был иртха… Сказать, что он был стар — означало не сказать ровным счетом ничего. Шара терялась в догадках: прежде ей ни разу не доводилось встречать соплеменников такого возраста. Хар-ману Корух казалась ей древней старухой, а меж тем седые пряди волос над ушами, да морщинистые ладони были единственными напоминаниями почти четырех сотен лет, прожитых матерью рода под солнцем этого мира. Но тот, кого назвали Рраугнур, был неизмеримо старше. Белые как соль волосы, согнутая спина, пальцы, похожие на корневища гонха'ран…

Кто-то из молодежи вскочил, уступая место у огня. Старик опустился на землю и протянул к живительному теплу узловатые скрюченные ладони. Свет матово отражался в глубоко посаженных, почти утонувших в море морщин глазах.

— Рраугнур-сама… — вожак почтительно склонился к уху старого орка. — Ирк-мани пришла… Из Мордора. Она не хочет воевать, она как мы… — тут он кивнул Шаре на место рядом со стариком. Истолковав этот жест как приглашение, лучница обошла сидящих вокруг очага и подобрав под себя ноги, опустилась на ворох тряпья в локте от неподвижного как камень Рраугнура. Немигающие глаза старого орка продолжал глядеть в огонь.

— Где? — коротко спросил он.

Вожак стаи осторожно взял морщинистые, почти прозрачные ладони и возложил их на склоненную голову девушки. Сухие холодные пальцы скользнули от темени к кончикам ушей, ощупали скулы и подбородок.

— Вижу… — усмехнулся он.

— Рраугнур-сама! Она говорит: дун-ирк! — поспешно вставил гордый своей осведомленностью Рушнак, но поймав косые взгляды товарищей, сделал виноватую морду и спрятался за их спинами.

— Нет… — тихо возразил Рраугнур, складывая руки на коленях. — Это другое. Я вижу путь долгих веков и бессчетных поколений, словно река, напитанная сотней мелких ручейков, каждый из которых от самого истока имеет свою память. И ни один из них не похож на другой, и ни один из них — не есть река. Ты — не иртха. И ты не похожа ни на йерри, ни на нарку, ни на уллах, ни на сухну…ибо часть — не есть целое. Везде своя и для всех чужая, ах-ха…

Молчал вожак, а его стая внимала старику, ловя каждое слово. И только один, наверное, снова Рушнак, отважился нарушить наступившую тишину вопросом.

— Рраугнур-сама… Так кто же она? По крови?

— По крови? — усмехнувшись, переспросил Рраугнур. — Скажи, девочка… — обратился он к Шаре. — Твоя мать…из какого она народа?

— Иртха… — девушка нервно дернула головой.

— Понятно…Значит, йерри ты по отцу. Случай, пожалуй что, и единственный…Наверное, это знак духов.

— Так чего же они от меня хотят? — вырвалось у девушки.

— Сложный вопрос…Ты пришла сюда не потому, что устала от войны…Не потому, что решила разделить с немногими верными путь на полночь…У тебя ведь свой путь, так?

Шара рассеянно кивнула и лишь мгновением позже запоздало спохватившись, что собеседник не мог увидеть ее жеста, страшно смутилась и прочистила горло. Пальцы зашарили в поисках кисета.

— Наверное…я не знаю.

— Ты все знаешь. — невидящие глаза Рраугнура встретились с ее собственными, моргающими виновато и растерянно. Точно в душу заглядывал. Орчиха поежилась.

— Как твое имя?

— Шара… — лучница, наконец, набила трубку и потянулась за угольком.

— «Память»? — задумался старик. — Да, пожалуй, верно…Знаешь, в чем твоя беда? Ты пытаешься найти разумное объяснение пути, назначенного для тебя духами. Найти кого-то, кто мог бы подтвердить: «да, все что я знаю, было на самом деле»…

— Но как ты догадался? — Шара поперхнулась дымом.

— Иначе ты не пришла бы сюда. Ты ищешь свидетеля, но ведь именно та, чужая древняя память привела тебя в эти пещеры…Ну что ж, попытайся.

Орки, сидящие вокруг костра с недоумением слушали старейшину, явно не понимая смысла странных речей.

— Нас осталось так мало…Я, Рраугнур, сын Рраугнура и внук Рагхи-волчицы помню многое из тех древних времен, когда обиталище народа иртха в далеких северных лесах охраняли добрые духи с ясными глазами и крылатый уллах Мелх-хар исцелял охотников прикосновением рук…Я слишком стар. Многие из моего народа, преследуемые пришельцами с заката, бежали из родных мест, точно звери от лесного пожара. Да нас и гнали, точно зверей… Тысячи лет мы скитались по неприветливой земле, ненавидимые и проклятые всеми, в поисках нового дома. Туманные горы или Мордор — каждому свое…

— Но почему вас осталось так мало? Мне доводилось слышать, что обиталище иртха в Туманных горах обширно… Те, кто называет себя «Новый фронт»…

— «Новый фронт»! — горько усмехнулся старый орк. — Это слово для тех, кто еще молод, кто еще не лишен надежды…И то, и другое — не для меня, я же никому не верю.

— Да что случилось-то? — отчаявшись добиться ответа, воскликнула Шара. — Куда все делись? Почему? Я знала, что Мордору ваше существование не по нутру, но не до такой же степени…Не могли…

— Мордор здесь не при чем — перебил ее старик. — Это…моя вина.

— Рраугнур-сама… — начал вожак, но ледяные узловатые пальцы стиснули его запястье, и воин поспешно умолк. А старик заговорил вновь, и слова его падали медленно, точно капли воды, сочащейся сквозь трещины гор с потолка пещеры.

— Среди духов северных земель был один, что обучал наших предков изготовлению оружия и обращению с ним. Охотники становились воинами, стальная броня приходила на смену одеждам из звериных шкур, а длинные и острые мечи вытеснили жалкие кремневые зверовые копья… Иргит'ай звали его «Кхуру», и воистину — слова его лились шепотом ветра, проникая в души и сердца внимавших речам его. Когда из-за горькой воды пришли уллах, несущие смерть, и выжгли небесным огнем наши леса, Кхуру исчез…

Он появился вновь, спустя долгие века. Остатки тех, кто бежал с севера в пещеры Туманных гор, к тому времени уже успели обжить новое место. Гибли в битвах с подгорным народом старшие в племени. Рождались дети. Поколения сменяли друг друга, и вскоре я остался единственным, кто еще помнил… Молодые живут сердцем. И вот тогда явился Кхуру. Он говорил, что поможет нашему народу обрести силу, славу и потерянную навек родину. Он убеждал, что в его силах изменить судьбу идущих следом. И ему поверили…Сотни иртха последовали за добрым духом, из глубины веков явившимся, чтобы спасти свой народ.

— И что потом? — Шара поерзала на импровизированной подушке. Мороз драл по коже, несмотря на близость жаровни: она уже предчувствовала, что недавно здесь произошло нечто ужасное.

— Кхуру обманул их…

— Лучше бы он их убил! — прорычал вожак, дернувшись как от удара. — Я…я видел этих «спасенных»… Они называют себя «принявшие силу»…

— Урук-тха’ай… — задумчиво повторила Шара.

— «Силу»?! — рявкнул Сулхур — Если сила в том, чтобы превратиться в тупое орудие в руках хозяина, забыть, кто ты есть, кто были твои предки…Если сила в том, чтобы убивать для забавы, испытывать наслаждение от причиненной боли, не делая различий между своим и чужим, меж мужчиной, женщиной, стариком и ребенком…уж пусть я лучше останусь слабаком!

— Это страшные твари… — кивнул Рраугнур. — Ненависть к ним мешается с жалостью, и порою я благодарен духам за то, что они забрали мои глаза…

— Нет, Рраугнур-сама! — предводитель коснулся плеча старого орка. — Я ходил, я видел…Урукхай совсем непохожи на нас. У них кожа чешуйчатая, как у ящерицы, у них вертикальный зрачок…Это просто жуткие и злобные твари, не имеющие ничего общего с теми, кто когда-то ушел к Скале Змеи. Мне даже кажется порой, что они неживые.

— Нет, Рагхулун…Живые — и узловатые пальцы старика сжали запястье воина.

Загрузка...