Глава 19

Какую-то секунду я цепляюсь за Галена, а в следующую меня уже отрывает от него и уносит прочь... криком Рейны? Разве это возможно? Я оглядываюсь вокруг на незнакомые лица Сирен, окружившие меня с таким видом, будто это я утащила их за собой. Они так же поражены, как и я. Всего пять секунд назад, мы были ярдов на тридцать ближе к ней.

Она сдула нас, словно пустые жестянки ветром.

И похоже, что она собирается сделать это снова. Она разворачивается, глубоко вдыхает воду, заполняя легкие, и кричит на здоровяка-Сирену, который только что пытался пырнуть нас копьем, отчего на его лице почти истерика. Импульс ее голоса видим, заставляя воду перед ней деформироваться, вырасти и протянуться, как гигантские руки, настигая Сирену с оружием.

У него нет никаких шансов увернуться. Звуковая волна ударяет его, поднимает вверх и уносит через гребень небольшой долины — это что, вулканы? — и сквозь мою преграду из морских существ, окруживших нас. Она даже отталкивает назад парочку самых больших китов.

Встряхнувшаяся земля начинает оседать вокруг нас. Это похоже на песчаную бурю в пустыне, но в воде песок плавно опускается вниз, вместо того, чтобы моментально осесть. Долина выглядит заметно свежее, будто ее хорошенько вымели веником. Все смотрят на Рейну, переводящую дух, словно у нее был приступ гипервентиляции.

— Никто не причинит ей боль, всем понятно? — говорит она своим прежним, нормальным голосом. — Я не... Я не позволю вам.

Некоторые из них отступают от меня. Другие шушукаются между собой.

— Дар Тритона, — шепчут они друг другу. Тораф выглядит так, словно у него вот-вот отвалится челюсть.

У Рейны Дар Тритона. Она живое доказательство тому, что члены королевской семьи никогда не изменяли своим спутникам. А я вот выдала себя с потрохами.

Но кое-кто уже оправился от потрясения, кое-кто, кто уже обдумал случившееся и нашел результат крайне неудовлетворительным для себя. И в то время, пока все, — включая меня, — поглощены вниманием к Рейне, он подкрадывается ко мне сзади из ниоткуда. Пульс Джагена поражает меня как раз перед острым ударом в мою спину. Я понимаю, что меня пырнули ножом, но сперва я чувствую всего лишь толчок. А затем боль поглощает меня.

— Умри, грязная полукровка! — рычит он.

И затем я не чувствую его больше. На самом деле, я не чувствую больше никого. Ни мою мать, ни Рейну, ни Торафа, ни Грома.

Ни Галена.

Там, где раньше была гигантская долина импульсов Сирен, пронизывающая меня со всех сторон, нет ничего. Мир чернеет вокруг меня, и я не могу сказать, закрыты мои глаза, или же они просто перестали видеть. Если я теряю свои способности к ощущению, если я не вижу ничего — это означает, что я умираю?

Я не такая храбрая, как я надеялась. Одно дело думать о смерти. Совсем другое — на самом деле умирать. Я самая настоящая трусиха. ОБожеЖТыМой, мне до чертиков страшно.

Я не хочу умирать.

И вдруг его пульс реанимирует меня, возвращает меня обратно в реальность. Гален. Его руки окутывают меня, и мы мчимся, мчимся, мчимся сквозь воду. Я не могу открыть глаза — это гравитация не дает их открыть. Я хочу выплакаться в его грудь, но у меня нет сил. Я пытаюсь говорить, но наш темп уносит прочь слова из моих уст.

Мы еще никогда не двигались с такой скоростью. Никогда

Боль в спине немеет от воды, и я надеюсь, что она не разъест открытую плоть, и в то же время, каким-то образом, соленая вода исцелит рану. Я знаю, что истекаю кровью, чувствуя тепло в том месте, где начинается онемение. Я почувствовала, как оружие Джагена пронзило меня. До самой кости.

Я прижимаю лицо к шее Галена. Он немедленно останавливается, прикладывает свои руки к моим щекам. Судя по выражению его лица, я бы сказала, что он испытывает еще большую боль, чем я.

— Рыбка-ангел, — задыхается он. — Мне так жаль, что это произошло. Мы почти на земле. Никто не сможет тебя сейчас обидеть. Останься со мной Эмма. О, пожалуйста, останься со мной.

Он покрывает мое лицо поцелуями, и я знаю, что все-все, все до этого самого момента было не зря. Хлопоты с Торафом в службе безопасности в аэропорту. Головокружительный прыжок с вертолета. Даже спор обо всем этом, который непременно будет у нас с Галеном позже. Агония в моей спине. Ужасный момент, когда я подумала, что могу умереть.

Он устраивает меня на руках на манер принцессы, затем снова набирает темп. На секунду, мне показалось, что плавник Галена удвоился в размере. Похоже, у меня начинаются галлюцинации. Я не знаю, от боли это, или от потери крови, но я теряю сознание.

* * *

Я сразу же узнаю запах дома Галена из-за освежителей воздуха с ароматом лимона, которые Рейчел расставляет практически повсюду. Чистый льняной аромат свежевыстиранных простыней. Аромат рыбы, запекаемой в духовке.

Утренний свет заползает в окно спальни Галена, бросая начало нового дня на белую мебель и прохладные голубые стены. Я чувствую его рядом со мной, слышу каждое его дыхание, чувствую восхитительный соленый запах его кожи.

Я соскучилась по нему.

Я тянусь к нему, и тут боль напоминает мне, что я недавно получила ранение. Я прячу лицо в подушку, но это не приглушает моего визга.

— Эмма? — неуверенно говорит Гален. Я чувствую как он проводит рукой по моим волосам. — Не двигайся, рыбка-ангел. Лежи на животе. Я пойду, скажу Рейчел, что тебе требуется большее количество обезболивающего.

Я тотчас же не повинуюсь и поворачиваюсь лицом к нему. Он качает головой.

— Я недавно понял, откуда взялось твое упрямство.

Я улыбаюсь.

— Моя мама?

— Хуже. Король Антонис. Сходство просто неимоверное. — Он наклоняется и прижимается своими губами к моим, и слишком быстро снова встает.— А сейчас, веди себя хорошо, мое милое маленькое чудо, и держись, пока я схожу и возьму еще обезболивающих.

— Гален...

— Хммм?

— Как сильно меня ранили?

Он проводит рукой по моей щеке. Само его прикосновение может выбить меня из колеи.

— Достаточно сильно, как по мне.

— Да, но ты ведешь себя, как ребенок, и вечно все преувеличиваешь, — я усмехаюсь его притворной обиде.

— Твоя мама говорит, что это всего лишь царапина. Она ее обработала.

— Мама здесь?

— Она внизу. Э... Ты должна знать, что Гром тоже здесь.

Гром покинул трибунал и отправился на сушу? Значит ли это, что все закончилось плохо? Ну, еще хуже, чем то, что я ранена? Нужно срочно узнать обо всем, что касается меня.

— Черт возьми. Сядь. Рассказывай. Сейчас же.

Он смеется.

— Я расскажу, обещаю. Но сперва я хочу, чтобы тебе было комфортно.

— Хорошо, но тогда ты должен прийти сюда и поменяться местами с кроватью.

Румянец заливает мои щеки, но меня это не волнует. Он мне нужен. Он весь. Наш разговор показался мне вечностью, только я и он. Но разговоры обычно не длятся долго. Губы созданы и для других вещей тоже. И Гален очень хорош в этих вещах.

Он идет обратно и садится на корточки рядом с кроватью.

— Ты не представляешь, как это заманчиво.

Кажется,что его фиалковые глаза потемнели. Они всегда становятся такого цвета, когда он отрывается от меня, стоит нам собраться нарушить кучу законов Сирен, если мы не остановимся.

— Но тебе не достаточно хорошо, чтобы... — он запускает руку в волосы. — Я пойду, найду Рейчел. Потом мы сможем поговорить.

Я немного удивлена, что его отказ не начинается со слов "Но закон..." Именно это останавливало нас в прошлом. Теперь же, похоже, единственной вещью, которая останавливает нас, является мое состояние.

Что изменилось?

И почему я не взволнована этим? Раньше я расстраивалась, когда он отстранялся. Но небольшая часть меня любила это в нем — его уважение к закону и традициям своего народа. Его уважение ко мне. Уважение, которое не так просто отыскать в человеческих парнях. Неужели оно ушло?

Не по моей ли вине?

Через несколько минут ко мне приходят мама и Рейчел. Они дают мне обезболивающего и воды. Мама заявляет, что пришло время принять душ и надеть свежую пижаму. В ванной она помогает мне помыться и распутать колтун из волос, обильно намыливая их шампунем. И она на самом деле думает, что мы сможем оставить его таким образом.

— Я не спущусь вниз с видом бродяги, — говорю я ей. — Мы должны расчесать их.

— Твое воронье гнездо сломает эту хлипкую расческу. Ты не можешь просто расчесать его пятерней?

Странно спорить о моих волосах, когда мы все еще не обсудили мою рану: как я получила ее и каким образом очутилась в постели Галена. Но кажется, мы обе благодарны нелепой ситуации. Мама поднимает брови.

— Не думай, что тебе светит особое отношение только потому, что ты можешь заставить кита танцевать танго. Я все еще твоя мать.

Мы обе смеемся так сильно, что я чувствую крошечный разрыв в своей ране. Без предупреждения, мама осторожно обнимает меня, чтобы не задеть больное место.

— Я так горжусь тобой, Эмма. И я знаю, твой отец тоже гордился бы. Твой дедушка не прекращает тарахтеть об этом. Ты была удивительна.

Ах, примиряющая сила запутанных волос и танцующих китов.

Она отпускает меня прежде, чем наступает неловкий момент.

— Давай оденем тебя. У нас много всего, что нужно обсудить. И я держу пари, ты проголодалась. Рейчел приготовила для тебя... э ... омлет Тошнотик.

— Она старается на 5 с плюсом.

Мама протягивает мне мою одежду.

* * *

Гален и Гром сидят в столовой, тихо общаясь друг с другом через гигантский стол из красного дерева. Вздымающийся пар из нескольких кастрюль наполняет воздух в комнате запахом морепродуктов. Из шестнадцати отполированных стульев с высокой спинкой, я выбираю тот, что рядом с Галеном.

Он останавливает свой разговор с Громом и наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб.

— Как себя чувствуешь?

— Голодной.

Рейчел накладывает в тарелку яичницу с перцем, беконом, сыром и кучей других ингредиентов, о которых может заботиться менее голодный человек. Я даже не дую на нее, прежде чем отправить ложку в рот. Как только я это делаю, Гром говорит:

— Доброе утро, Эмма.

Я вежливо киваю.

— Доб утга — чавкаю я.

Гален подмигивает мне, затем откусывает кусок своего завтрака, который выглядит как крабовый пирог размером с его лицо. Кроме того, он пахнет грязными носками и квашеной капустой.

— Эмма, мы тут обсуждали наши планы, — продолжает Гром. — Я рад, что ты присоединилась к нам.

Я делаю глоток апельсинового сока.

— Какие планы?

Мама садится рядом с Громом с чашкой кофе.

— Планы насчет жизни на земле.

— Мы уже живем на земле.

— Да, — соглашается она. — Но похоже, что мы должны будем создать место для некоторых дополнений в нашей жизни. — Она не смотрит на Грома, но я понимаю, что речь идет о нем.

А это значит, что все мои усилия пошли насмарку. Если Гром собирается жить на земле, это означает, что он не может вернуться на свою территорию.

— Неужели они не поверили мне, — говорю я. — Они все еще на стороне Джагена?

— Мы не знаем, — отвечает Гром. — Мы ушли сразу же после нападения на тебя Джагена, во время хаоса. Что произошло после, не имеет значения. Я лучше буду жить среди людей, чем опасаться, что те, кто мне дорог, снова могут подвергнутся подобной опасности.

— Я тоже, — говорит мама, ярость сверкает в ее глазах. — Тебя ранили, и я не собиралась ждать, пока они нас бросят в Ледяные Пещеры до скончания времен. Идиоты.

Гален опускает руку мне на колено под столом и слегка его сжимает. В этом нет никакого проявления чувств вообще, но меня накрывает волной Галена, и я ничего с этим не могу поделать, кроме как принять эту волну лавы, что сейчас пробегает по моим венам. Я пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь отнестись с уважением к тому, что этот знак должен был просто утешить меня. Гален, видимо, увидел это у меня на лице, потому что он тот час же убрал руку.

— Там нет к чему возвращаться, Эмма, — говорит Гален, прокашлявшись. — Этого Трибунала не должно было быть и вовсе. Мира Сирен, который мы когда-то знали, больше нет.

Значит, я была права. Единственной вещью, которая останавливала его в спальне, была моя рана. Не закон Сирен. И не традиции.

— Сейчас это только так кажется, — говорю я ему. — Дайте им некоторое время, прежде чем возвращаться обратно.

— Нет, — говорит он. — Я дал им достаточно времени. День за днем они не слушали голос разума. Все, чего они хотят — перемен. И не важно, в какую сторону. Теперь они получат то, чего хотели. Без Королевских семей.

Сиренам возможно нужно время, но оно нужно и Галену. Слишком рано делать подобные заявления. Он был верен своему народу слишком долго, чтоб вот так резать сгоряча. Но он не оценит, если я скажу ему что-то подобное при брате. Или при моей маме. Поэтому я меняю тему:

— Говоря об особах королевской крови, где это Рейна и Тораф? Проспали?

Гален сжимает зубы.

— Торафу здесь не рады. Рейна предпочла общество мужа-предателя обществу своей семьи.

— Гален, Toраф не предатель, — говорю я ему мягко. — Он поступил так, чтобы спасти Рейну. Спасти тебя. Что бы случилось, если бы я не пришла?

Но я не могу убедить себя в том, что результат был бы иной, если бы я решила остаться на уютном берегу. Рейна все еще может — должна — спасти ситуацию.

Похоже, Гален думает о том же самом.

— Тогда ты не была бы ранена, — говорит он упрямо. — Гром делал успехи. У него бы все получилось.

— Ты не можешь быть в этом уверен. И Торафу нужно дать шанс.

— Я уверен, что он рассказал тебе какую-нибудь благородную историю. Но он привел тебя на Арену. Он рисковал твоей жизнью, Эмма. И посмотри, что из этого вышло.

— Я сделал то, что посчитал нужным, — заявляет Тораф с порога гостиной. Рейна стоит за ним с равнодушным видом, но я знаю, что она наверняка нервничает, приведя его сюда. За плечом Торафа я вижу еще одну Сирену, только старше и выше ростом. Раньше я его никогда не встречала, но кажется, я знаю, кто он.

Жаль, что сейчас не лучшее время для знакомства.

Гален резко встает, роняя с грохотом свой стул на пол. Он прыгает, скользя через стол, смахивая кастрюли, сковородки и тарелки с едва тронутым завтраком. В следующую секунду он уже держит Торафа за шею, прижав его к стене.

— Гален, нет! — кричит Рейна, оттаскивая его назад.

— С дороги, Рейна, — рычит он.

Тораф использует момент, и бьет Галена в челюсть. Гален отпускает его, но быстро приходит в себя, запуская кулак в живот Торафу.

Тораф покачнулся.

Гален ударил снова.

Все сидящие за столом отодвигаются поближе к стене, предоставляя им побольше места для боксерского спарринга. Даже Рейна отступила в сторону и подошла к стене рядом со мной.

— Они просто должны выбить дурь, — вздыхает она.

— До какой степени? — спрашиваю я. — Не до смерти же или чего-нибудь такого же глупого, верно?

Сирены, как правило, существа мирные. Я не могу представить, чтобы у них был пункт в законе, в котором считалось нормальным сражаться на смерть.

За исключением того, что Гален больше не подчиняется законам.

К счастью, Рейна качает головой.

— Пока не вымотаются настолько, что не останется сил ненавидеть друг друга. Ненавижу, когда они так делают.

Похоже, ее напрягает многолетний опыт наблюдений за подобными стычками.

Но я вижу другое: их сражение и борьба — это не ненависть друг к другу. Они не пытаются убить друг друга. Они хотят перенести внутреннюю боль в физические удары. Эта борьба — разговор. Понимание. И надо надеяться, исцеление.

— Ты уже устал, пескарик? — усмехается Тораф, обхватывая своими крепкими руками шею Галена в удушающем приеме.

Гален быстро перекидывает его вперед и отправляет на спину. Тораф с силой отталкивается.

— Ты, верно, нахлебался соленой воды, — наступает Гален, — чтобы нести такой бред.

Тораф делает Галену подсечку, сбивая его с ног, и потасовка переходит в партер на полу. Стоило мне задуматься, сколько еще это будет продолжаться, как старшая Сирена делает шаг в столовую и подтверждает то, кем он является, нотками власти в своем голосе:

— Хватит уже. Поднимайтесь.

Тораф встает на ноги, отходя от Галена, который неохотно уступает.

— Да, Ваше Высочество. Простите, Ваше Высочество, — сквозь одышку выдавливает Тораф. На его лице нет и намека на сожаление.

Хотя, даже Гален выглядит огорошенным.

— Извините, король Антонис, — говорит он поспешно. — Я не знал, что Вы здесь.

Король Антонис. Отец моей матери. Мой дедушка. Боже!

Антонис удовлетворенно кивает.

— Мне так не кажется.

Мама переступает через обломки посуды, и обнимает своего отца.

— Спасибо, что прервал. Я уже заскучала. Было же очевидно, что никто не победит.

Мама иногда бывает такой пижонкой. Гром подмигивает Галену, который пожимает плечами.

— Что привело тебя на сушу, отец? — спрашивает мама. — Кроме этого развлечения, конечно.

— У меня есть новости, — говорит он. — Тораф любезно согласился сопроводить меня сюда.

— Какие новости? — в один голос спрашивают Гален с Громом.

То, что Галена заинтересовали хоть какие-то новости из мира Сирен — уже хороший знак. Он не готов отказаться от него, даже если и думал так прежде.

Антонис направляется к гостиной. На этом моменте я замечаю, что он натянул пару плавок Галена — и они грозятся соскользнуть к его лодыжкам.

— Полагаю, это сооружение создано для сидения?

Мы следуем за ним, рассаживаясь на угловом диване, и только Рейна садится на колени к Торафу. Мы все поворачиваемся в сторону моего деда. Кстати, мне пока не привычно думать о нем в таком ключе.

— Многое случилось с тех пор, — начинает Антонис. — Смятение, вызванное Дарами Тритона и Посейдона привлекло к нам некое внимание со стороны людей.

— Дары? —встревает Гален. — Вы имеете в виду Дар Тритона у моей сестры. Эту силу в ее голосе.

Ах. Так значит этим сводящим с ума криком она создавала волны. И разыгравшееся у меня воображение тут совсем не причем. Но если это было не мое воображение, то тогда плавник Галена...

— Грубо прерывать короля, — говорит Антонис сурово. Но затем его лицо смягчается. — От нашего внимания не ускользнуло, что вы, мой молодой принц, также обладаете Даром Тритона. Мы считаем, что раз вы близнецы, то Дар был разделен между вами. Насколько нам известно, этого никогда не случалось прежде.

Гален качает головой.

— Но я не...

— Вспомни свою скорость, перегар ты кальмарий, — говорит Рейна, закатывая глаза. — Ты свой плавник в последнее время видел?

Гален обдумывает услышанное.

— Я всегда был быстрым. Но это никогда не считали Даром. Что изменилось сейчас?

— Ты никогда не был просто быстрым, пескарик, — говорит Тораф. — Ты разрезаешь воду, словно молния дерево.

— Это было весьма впечатляюще, — говорит Антонис. — Как и моя внучка, — он улыбается мне, и его просто распирает от гордости и одобрения. Видимо, мой дед больше не относится предвзято к полукровкам, если он когда-нибудь к ним так и относился. Интересно, является ли это одним из тех переломных моментов в жизни, когда зарождаются отношения.

Я надеюсь на это.

— И во всем этом есть смысл, конечно же, — говорит мама.

Все понимающе кивают. И это сводит меня с ума.

— Какой смысл?

Я решаю, что им все же придется мне все разъяснить, раз уж у меня не было роскоши вырасти на сказках Сирен.

Гром отвечает первым.

— Считается, что Дары проявляются только тогда, когда в них есть необходимость. В свете происходящих событий, Дары появились из-за того, что мои брат с сестрой находились в стрессе. Рейна с Галеном воспользовались Даром, чтобы спасти тебя. В то же время, ты использовала его, спасая их. Как‑никак, ведь Дары предназначены для нашего выживания.

Такое чувство, что мир внезапно стал больше. Осознание вещей, куда важнее нас с Галеном и всех остальных в этой комнате, окутывает меня наподобие пылевой завесы. Дары проявляются, когда в них есть необходимость. Первый раз он проявился, когда я тонула в пруду у бабушкиного дома. Я использовала Дар, чтобы обратиться к сому, который вытолкнул меня на поверхность. Это была грань между жизнью и смертью. Точно так же, как выбор между жизнью и смертью на Арене.

— Значит ли ... Что это ответ на твой вопрос? — тихо произносит Гален.

Я киваю. Комната погружается в тишину, словно по команде. Затем Гром напоминает всем, зачем сюда пришел мой дед.

— Вы сказали, что пришли люди? — говорит Гром.

Антонис мрачно кивает.

— Они захватили двух Сирен. Люди держат их на обитаемом острове, который ближе всего к Арене.

— Кого они забрали? — спрашивает Гром.

— Джагена и Ищейку Тритона, Музу. Совет Архивов просит помощи Даров, — торжественно заявляет Антонис. — Они признали, что глубоко ошибались, подвергая королевскую семью сомнениям.

Гален отвечает с сарказмом:

— А не поздно ли они спохватились, вы не находите? Два дня назад они собирались бросить нас в Ледяные Пещеры.

— Кроме того, что мы можем поделать? — замечает Рейна. — Только трое из нас обладают Дарами. И они бесполезны, если вы помните, на суше? У людей есть всякие странные штуки, которые они могут применить по отношению к нам.

– Ничего подобного, — возражает Гром. — Помните историю Генералов? Тритон направил огромные волны на сушу. Ими он уничтожил людей, стерев их всех с лица земли.

— Это было очень давно, — возражает мама. — В те времена они были практически беззащитны. А сейчас у людей куда больше передовых методов, чтобы постоять за себя.

— Между прочим, я не собираюсь бежать сломя голову спасать Джагена, — говорит Гален. — Я бы сказал, так ему и надо.

Я думаю точно также, и ничего не могу с собой поделать. Этот мерзавец пырнул меня.

— Было бы несправедливо делать подобное заявление, брат, — говорит ему Гром. — Мы должны сделать это не ради Джагена. А ради всего нашего вида.

— Мы? — огрызается Рейна. — Какой Дар есть у тебя, Гром? Ах да, верно. Вы с Налией спокойненько постоите в сторонке, пока мы с Галеном и Эммой отправим под воду целый остров.

Да чтоб вас.

— Эй, я не собираюсь никого убивать, — говорю я, поднимая руку. — Ни людей, ни Сирен.

— Как хорошо что твой Дар не смертелен, правда? — фыркает Рейна. — У меня есть идея. Можешь подогнать людям их последний обед. Это было бы по-особенному, разве нет?

— А как бы тебе понравилось перебиваться без еды? — выпаливаю я в ответ. Я могла бы использовать свой Дар, чтобы направить всю рыбу подальше от нее, или наоборот, заставить рыбешек самих лезть ей в рот без перебоя. Кажется, вся наша зрелость улетучилась. Интересно, может ли ее Дар оторвать все мои пуговицы за полсекунды? Но сейчас я понимаю, что вся ее враждебность настроена против Грома, а не меня. А я просто подливаю масла в огонь.

Гален заправляет прядь волос мне за ухо. Этого хватает, чтобы отвлечь меня, и он прекрасно это знает. Я одариваю его кислым взглядом, но он отвечает мне ухмылкой.

— Тебе не нужно никого убивать, рыбка-ангел. На самом деле, нам нужна твоя помощь, чтобы уберечь их, — похоже, он пытается сказать свои взглядом что-то еще, но я не поднимаю глаз. Я хотела бы списать это на болеутоляющее.

— Да, это совсем не в твоем духе оказаться за бортом? — язвит Рейна.

— Конечно же, нет, — говорит Гален. — Нашей целью является спасение нашего вида, а не убийство людей. Мы сможем сделать это не причиняя им вреда.

Все тут же навостряют уши, но Гален пока еще не готов разгласить свой план. Он встает:

— Ваше Величество, передайте Архивам что мы готовы встретиться с ними и обсудить наши условия.

— Условия? — переспрашивает Гром. — Это не обсуждается, Гален. Они нуждаются в нас. Это наш долг как монархов.

Гален пожимает плечами.

— Насколько я могу судить, все еще как обсуждается. И мы никакие не монархи, пока я не услышу этого из их уст.

Он поворачивается к Антонису.

— И скажите им, что ввиду недавних событий, совет должен явиться сюда, на землю. Чтобы у нас не было причин сомневаться, не очередная ли это уловка для

Загрузка...