ТриНити

Часть 1 Глава 4

Открывающему труднее всего. В первый час наплыва посетителей он обычно ничего не успевает. С восьми до девяти человек работает один и у кофе-машины, и на кассе, а это основное время продаж «на вынос».

Именно поэтому Аля поехала в кафе к восьми. Хоть она и соврала маме — открывала сегодня другая бариста — была уверена, что в кафе ей будут рады.

Еще пустой зал встретил ее шумом воды и гулом кофемолки — коллега готовилась к смене. Аля повязала передник и вошла в зал. Солнечные зайчики скакали тут и там, отражаясь от зеркальных витрин. Картины, висящие по стенам, манили пейзажами. Девушки с плакатов широко улыбались, протягивая гостям чашку и, в общем, встречать тут утро было приятно.

Их кофейня была не сетевой. Благодаря этому они были спасены от единого кремово-коричневого дизайна. У них были белые стены, цветы и книги на окнах. Много искусственно состаренных баночек, леечек, вазочек, ящичков со всякой милой мелочью внутри. Але здесь нравилось. Место было красивое и, одновременно, уютное. Удачный и ненавязчивый стиль «Прованс»: как будто они зашли в кухню французского крестьянина, когда тот уже ушел в поле.

Местечко нравилось не только Але, но и многочисленной толпе студентов, обитающей вокруг. Вот и они — им на пары к восьми тридцати. Денег нет, все как один берут по простому американо. И дешево, и проснуться помогает.

Чуть позже — офисные работники. Эти уже просят и раф, и сиропы, и сэндвич или круассан с собой.

В потоке Аля не заметила знакомое лицо.

— Вам здесь или с собой? — спросила она на автомате, подхватывая картонный стакан.

— Здравствуйте, Аля. С собой.

Удивилась, выглянула из-за кассы. Сергей несмело улыбался, пытаясь поймать ее взгляд. Ах! Что там мне с утра советовали? Веркины пожелания вряд ли исполним, но почему бы не послушать маму и не начать гулять перед сном? К тому же, это доктор рекомендовал.

— Доброе утро, Сергей! — приветствие вышло каким-то чересчур торжественным. — Рада вас видеть, — проговорила Аля уже тише, убирая волосы за ухо.

Сергей расплылся в улыбке:

— Аля, вы знаете, вы мне очень помогли вчера!

— Я?

— Да, — Сергей замялся и покраснел. Не будет же он в самом деле говорить ей, что ему помогло то, что она была без макияжа. Он смотрел Але в глаза и понимал, что она ждет от него продолжения или хотя бы пояснения.

— Вы такая свежая, то есть, нет, вы такая неприукрашенная, то есть… я хотел сказать…

Губы Али сами собой расплывались в улыбке, а брови удивленно поднимались. Сергей чертыхнулся.

— Аля, а можно вас пригласить? — задумался. Начиная разговор, он не планировал никого никуда приглашать. Куда пригласить-то?

— На чашечку кофе? — смеясь, подсказала ему Алька.

— Да. То есть, нет!

Они оба рассмеялись. Она задорно и заливисто, а он натянуто. Пригласить бариста на чашечку кофе. Осёл. Неудивительно, что у него до сих пор нет подружки.

— Я сегодня до девяти. Поздновато будет. Может, встретимся завтра?

— Да, конечно, завтра! — Сергей ухватился за это предложение, как утопающий за спасательный круг. — Я посмотрю, что идет в кинотеатрах. Пойдемте в кино?

— У меня есть идея получше. Погода хорошая. Прогуляемся по центру?

Звон колокольчика заставил Алю вздрогнуть. Девушка уже и забыла, что она на работе. В кафешку ввалилась целая толпа спешащих посетителей, наперебой выкрикивающих: «Капучино, пожалуйста», «Латте с ванильным сиропом», «Раф сварите».

Алька смущенно улыбнулась и пожала плечами. Дескать, работа зовет. Сергей спросил:

— Ну так до завтра?

— Да, — Алька уже отвернулась к кофемашине.

— Ой, а где и во сколько?

— Давайте я приеду сюда к семи. Вы же до семи?

— Да, — он и подумать не мог, что она уже запомнила его расписание.

— Значит, завтра в семь.

— Завтра в семь.

На следующий день Аля приехала к родной кофейне в шесть сорок. Не то чтобы она ошиблась в подсчетах: вот уже семь лет она ездила по этому маршруту и могла рассчитать прибытие с точностью до двух минут (в зависимости от фазы светофора). Ей просто хотелось пораньше сбежать из дома.

Она крутилась у зеркала с самого утра. Дозвонилась по скайпу до Верки, и та, несмотря на рабочий день, все бросила и терпеливо рассматривала в видеокамеру Алькины наряды.

— Как ты думаешь, может это? — Аля приложила к себе светло-коричневое трикотажное платье.

— Стоп. Ты же мне уже его показывала! И мы решили, что это отстой.

— Да нет! Я тебе показывала бежевое, — Алька в сердцах кинула платье на кровать к трем уже отвергнутым.

— А-а. Прости. Видимо, цветопередача монитора хромает.

Три платья разных оттенков коричневого сплелись в бесформенный комок. Аля окинула их грустным взглядом. Да, платья действительно почти не отличались друг от друга. Ее любимый оверсайз. Кто ж думал, что настанет момент, когда он ей покажется некрасивым!

— Слушай, а почему бы тебе не надеть джинсы с той майкой, ну, что ты на фестивале покупала? Там кошка оранжевая.

— Да ты что! Эта майка обтягивает меня, как колбаску! Ни за что!

— Аля, какую колбаску?! Нет у тебя лишнего веса!

— Ага, это говорит мне человек с сороковым размером одежды.

— Ну и что, что с сороковым. Между прочим, всю сознательную жизнь потолстеть пытаюсь!

— Эх, мне бы твои проблемы, — Алька грустно плюхнулась на кресло у стола.

— Слушай, а погода у вас там какая?

— Ну так… Тепло, но ветрено.

— Ну так и надень кошку свою и ветровку сверху. Или кофту.

— Я надену кардиган! — восторженная Аля достала длиннющий темно-коричневый кардиган.

— Аля, нет! — Верка уже не сдерживала себя. — Повесь его обратно! У тебя что, обычной кофты нет?

Дверь отворилась, и в комнату заглянула мама.

— Что тут у тебя происходит? — ворох платьев на кровати, Верка в ноутбуке и взмокшая Алька составляли крайне интересную картину. — Ты куда-то собираешься?

— Нет, мам. Просто гардероб перебираю.

— Здравствуйте, Лидь Андреевна! — скороговоркой протараторила Верка. — Я Але платок решила привезти, выбираем цветовую гамму.

— Ей коричневый идет, — не терпящим возражений тоном проговорила мама. — Можно бежевый.

— Да-да, мы так и решили, — еле сдерживая смех, проговорила Верка. А Аля стала почему-то пунцовой.

— Аля, когда этот бардак разберешь, — мама сделала неопределенный жест рукой, — сходи в магазин. Молоко закончилось.

— Конечно, мам, — пролепетала девушка.

Как только дверь за матерью закрылась, Алька откопала в глубине полок ярко-зеленую футболку с неестественно-рыжей кошкой.

— Ты про эту футболку говорила?

Верка заливисто захохотала.

— Чего ржешь?

— Алька, надень к ней фенечки. Ну что я, зря их тебе вожу, что ли?

— Смысл в фенечках, если я буду в кофте?

— Ну наде-ень, — протянула подруга умоляющим тоном.

Алька обернулась к книжной полке. Там, повыше, чтобы случайно не смахнуть, пылилась статуэтка балерины, почти скрытая под разномастными цветастыми браслетами. Верка привозила ей их пачками — плетеные, из бисера, деревянные, медные — в память о том, как они плели в школе друг другу фенечки и обменивались, устраивая из этого великую девичью тайну.

У самой Веры руки были густо унизаны подобными украшениями. Причем те, что дарила ей много лет назад Аля, так и не снимались. Аля же, прикрываясь требованиями работодателя и особенностями московской погоды, фенечки давно не носила, а увешивала ими терпеливую балерину. Мама злилась, когда они попадались ей на глаза — мишура, ей богу! — но Аля их никуда не убирала. Ей нравилось иногда разглядывать их и представлять, что это она привезла из путешествий сувениры: этот из Индии, этот из Африки…

Сейчас она стояла и смотрела на них с неприкрытой тоской. Вот этот кожаный оранжевый браслет хорош. И черный с причудливо вплетенной серебристой нитью. Мама опять скажет — обвешалась, как елка. Комок подкатил к горлу, зубы сжались. Нет, не сегодня.

— Сегодня обойдусь без фенечек. Все равно в кофте. Успею еще поносить. Всё, — проговорила Аля, натягивая футболку с кошкой. — Пошла я за молоком, а там уже и ехать пора.

— Накраситься не забудь, — крикнула ее спине Верка.

— Точно! — Аля обернулась, вспомнив, что не закрыла ноут. Послала подруге воздушный поцелуй и захлопнула крышку.

Рабочий день Тринити всегда начинала с обхода. Ее маленькие пациенты еще сладко потягивались в своих разноцветных кроватках, когда бионикл заходила в палату и, улыбаясь, снимала показатели с систем жизнеобеспечения. Дети ее любили, Тринити знала это. Ведь, когда она широко улыбалась им, они смеялись в ответ. И только совсем малыши плакали. Тринити решила, что это потому, что они еще не умеют смеяться. В их арсенале выражения эмоций был только плач.

Она активно тренировала новую мимику и была довольна результатами. Дети узнавали ее среди других биониклов и положительно реагировали на назначенное ею лечение. Бионикл задумалась о том, чтобы добавить в свой арсенал еще эмоций. Загвоздка была в том, у кого их подсмотреть.

Из задумчивости ее вывел странный то ли стон, то ли рев. Это не было похоже на плач младенца. Тринити слышала совершенно животный звук, доносящийся, как ни странно, из палаты.

Пролистав карты, Тринити открыла нужную и вошла в бокс. На кровати лежала девочка, можно даже сказать, девушка. Она крутилась на постели, стонала и выла. В карте было указано, что девочка принадлежала к расе борхов, но на ее тщедушном взрослеющем тельце не было ни единого волоска. Борхи были сплошь покрыты растительностью. Волосы, длинные на голове и спине, короткие на животе и конечностях, были особенностью и достоянием этой расы. Только лишь лицо и ладони были без волосяного покрова. В среде борхов цветом волос меряли возраст, их густотой — здоровье, их внешним видом — статус. Но про лежащую на больничной койке девочку ничего этого нельзя было сказать — ее тело было абсолютно гладким. Кожа вместо бледно-желтой была почти оранжевой — явно воспаленной. Наверняка каждое прикосновение и каждое движение причиняли девочке острую боль.

Тринити подошла к ней и постаралась улыбнуться.