Три родинки на левой щеке. Часть III. Перешеек (СИ)

Глава 32 Быль и небыль

«Попрощайтесь с морем», — сказал Дон сегодня утром. Похоже, он был прав. Весь день они шли немного в гору, а потом Тракт нырнул за какой-то холм и море скрылось из виду. Позади остались можжевельники и ставшие неизбежным злом заросли держи-дерева, и теперь вокруг был самый настоящий лес. Пусть среди него всё ещё попадались скалы и отроги, но это был лес. Он казался Искре каким-то волшебным. Узловатые дубы и грабы, стволы которых казались серебристыми, шуршащая под ногами листва… Теперь можно было меньше идти по Тракту и от этого было как-то спокойнее.

Ночь выдалась ясная и неожиданно холодная. Для лагеря нашлась отличная ложбинка, будто бы укрытая куполом деревьев. Костёр сегодня был особенно ярким. И для тепла, и для того, чтобы чуть менее гадостно было на душе. Люди тесным молчаливым кругом жались к огню. Даже Белка как-то поддалась общему настроению и сегодня была гораздо спокойнее, чем вчера. Корон без постоянной трескотни Белки тоже погрузился обратно в бездну полного безразличия к окружающей действительности.

— Ты должен дышать, — голос Белки разорвал гнетущую тишину.

Эта фраза была обращена к Корону и сказана она была до того значительно, что он услышал, хотя за вечер проигнорировал уже несколько десятков адресованных ему замечаний. Корон медленно моргнул и посмотрел на Белку.

— Я дышу, — после долгой паузы ответил он.

— Ты неправильно дышишь, — заявила Белка.

Она взяла его за руку и заставила встать. Потянула прочь из круга. Корон двигался неровно, как деревянная кукла. Белка встала позади него. Положила руку на макушку, второй ладонью нажимая то на плечо, то на спину, то на крестец. В каждом положении она замирала на десяток вдохов-выдохов. Постепенно безразличие на лице Корона уступило место задумчивости. Он покорно поднимал и опускал руки, наклонялся туда, куда направляла его Белка. Это было похоже на какой-то странный, медленный танец, в котором движения были лишь переходом из одной позиции к другой. Наконец, Белка отступила.

— Ты понял, о чём я, — сказала она абсолютно непререкаемым тоном.

Корон кивнул. Он выглядел так, будто его только что разбудили. Задумчиво покачался с ноги на ногу, остановился, поднял голову голову и посмотрел вверх. Искра тоже задрала голову, но не увидела ничего необычного — сквозь кроны деревьев можно было разглядеть некоторые яркие звёзды — остальные терялись за светом костра, низко над горизонтом висела половинка стареющей луны.

Белка проследила за взглядом Корона, резко вскинула голову и завыла. Это случилось так внезапно, что многие вздрогнули. Девочка выла самозабвенно и натуралистично, с животными ворчаниями на исходе звука. Корон посмотрел на неё, его губы дрогнули в улыбке, и он тоже завыл — коротко, тихо, то и дело срываясь.

К ним присоединилось ещё несколько голосов. Хор получился нелепый и неровный, но Искра тоже поддалась этому порыву. Как-то действительно становилось легче. Будто они пожаловались небу о своих горестях и получили утешение.

Вдали послышался ответный вой, и все испуганно стихли.

— Это шакалы, — успокоила Белка, прислушавшись, — они нас не тронут.

— Развылись тут, — проворчал Дон, хотя минуту назад выл с рычанием, составляя Белке конкуренцию. — Может, всё же, найдём себе развлечения потише? — он покосился на Лину, видимо, вспоминая, чем закончилась предыдущая попытка развлечься и осторожно предложил. — Может, сказки?

Идею приняли и, так как, Корон при слове «сказки» уставился на Рысь, начала она.

Девочка выпрямилась, вдохнула и выдохнула, «оставляя суету позади» и начала рассказ.

В иное время шёл по дороге Путник.

И повстречался Путнику Бродящий. И спросил Бродящий Путника: «скажи мне, Путник, куда держишь ты путь свой?».

Ничего не ответил Путник Бродящему, ибо знал, что тот не ведает цели своей. И пути их разошлись.

В иное время повстречал Путник Крадущегося. И спросил Крадущийся Путника: «Скажи мне, Путник, откуда держишь ты путь и где селение твоё?».

Ничего не ответил Путник Крадущемуся, ибо знал, что тот, хоть и ведает цель, но не открывает её людям. И пути их разошлись.

В иное время встретил Путник Идущего. И спросил Идущий Путника: «Скажи мне, Путник, куда держишь путь свой и где селение твоё?».

И рассказал Путник Идущему о своём пути. И Идущий рассказал Путнику о пути своём. Ибо каждый знал свой путь и не имел в нём зла.

И разошлись их пути, оставшись связанными навеки.

Конец сказки утонул в тишине. Как всегда, никто не знал, что сказать, чтобы не обидеть Рысь.

— Эх, сестрёнка, неужто кому-то интересно это старьё времён детства Белой Росомахи? — усмехнулась Белка. Она подобных опасений явно не испытывала. — Оно только для её поучений и годится.

Рысь так и взвилась, схватила своё копьё и направила его прямо в грудь сестре.

— Никогда. Не говори. Так. О Белой. Росомахе, — жёстко отчеканила она.

Белка, ничуть не смутившись, перехватила копьё и наклонилась вперёд, направив остриё себе в горло.

— Никогда не бери в руки копьё, если не собираешься его использовать, — твёрдость и мягкость в её тоне сплетались совершенно восхитительным образом. Она смотрела в глаза сестре с совершенно Рысиным выражением упрямства — но в доброй его форме.

Рысь сдалась первой. Она выпустила древко. Белка тут же притянула копьё к себе и отбросила его куда-то в темноту. Потом с улыбкой посмотрела куда-то наверх, прикрыв глаза — и тут же начала рассказывать свою сказку.

Однажды жила в горах девушка по имени Быстрая Лебедь. Нрава она была стремительного и неукротимого, да сердца доброго. Видеть мир могла как никто другой в деревне, а лицом и телом была хороша.

На отшибе деревни в то же время жил парень именем Чёрный Дым. Он был добрым охотником, но уж больно упрям был его нрав. И пусть он не отвергал советов мудрых, да поступал всегда по-своему.

Во время праздника, когда Лебедь получила свою четвёртую бусину, так споро летала она по Тропе, что никто не смог не заметить этого. И Чёрный Дым заметил девушку и стало ему грустно от того, что столько лет он не замечал её.

— Позволь мне называть тебя другом, — попросил Дым у Лебеди.

Лебедь посмотрела на парня пригожего, которого едва мельком видела прежде и отказала ему.

— Мы едва видели друг друга, как ты можешь знать, что хочешь, чтобы я была твоим другом? — сказала она.

Но Чёрный Дым не отступил так просто. На каждый праздник он приходил и спрашивал у неё позволения. И Лебедь отказывала ему, потому что кроме как на праздниках они не видались и времени узнать друг друга у них не было. А Дым не приходил в другие дни.

— Не хочешь быть моим другом — будь моей невестой, — сказал Дым в один из праздников.

Быстрая Лебедь рассмеялась, но эти слова тронули её душу. И тогда она сказала, что согласится, если Чёрный Дым докажет, что знает её, ту, которую он собирался взять в жёны.

Не ведала Лебедь, как собирается Дым выполнить это условие, поскольку он не стал чаще приходить к ней. Лишь, как и прежде бродил по горам да охотился.

До тех пор, пока однажды не пришёл к её дому, укушенный гюрзой. Лебедь приняла его, но было поздно. Его жизнь уже уходила в вечность.

Тогда Лебедь побежала, не помня себя, на вершину скалы и обратилась к Небу, Лесу и Горам, моля их дать ей возможность узнать всё-таки этого юношу, который хотел взять её в жёны. Её молитва была ли услышана, иль сама она свершила это, неизвестно, да только обратилась девушка в камень. С годами истёрся камень, но очертания его ещё хранят форму Лебеди, вскинувшей крылья в мольбе, да, когда прилетает дым от жилища иль костра, шепчутся они, парень и девушка. Теперь у них много времени узнать друг друга.

— Это правда? — спросил Корон, когда Белка замолчала.

— Конечно, — откликнулась девочка, — она и теперь стоит тут.

Белка подняла руку. В просвете между деревьев виднелась неподалёку скала, вершина которой в лунном свете действительно напоминала человеческую фигуру. К тому же просвету поднимался дым от костра.

— Это старая сказка? — спросила Искра, недоумевая, у каждой ли скалы на Перешейке есть своя история.

— Не очень, — призналась Белка, — я придумала её только что.

— Лгунья! — негромко, но зло пробормотала Рысь.

— Сказительница, — мягко поправила Белка.

— Сказительница и знахарка! — в устах Рыси всё это звучало серьёзными обвинениями. — Да никогда в нашем роду…

— Погоди, — перебила Белка, — магов Орденов в нашем роду до тебя тоже не было.

Рысь закрыла рот прежде, чем успела сказать что-либо ещё. Её ноздри гневно раздувались. Но она молчала. Похоже, Белка выиграла, если Искра хоть что-то понимала про отношения этих двоих.

Совершенно неожиданно следующую сказку рассказал Ренар.

Эта история случилась очень давно. До того, как флот Ренара Храброго вошёл в залив Га-Ван-Фан. Вечный Город был осаждён огромной армией чужеземцев, запасы провизии подходили к концу. Тогда один юноша вознамерился убить царя, осадившего город. Рискуя быть пойманным и осуждённым за дезертирство, он переплыл реку и пробрался в лагерь, спрятав кинжал под одеждой.

Он смешался с толпой и пришёл в центр лагеря, где на возвышении сидело два человека в богатых одеждах. Юноша не мог понять, кто из двоих — царь, но спросить было, разумеется, неуместно и он вверился случаю, атаковав одного из этих людей. Убив его, он набросился на второго, но враги навалились на него и обезоружили. К несчастью, он ошибся и убил лишь советника, а не царя. Когда его привели к царю, он гордо поднял голову и произнёс:

«Случай оказался на твоей стороне, о, царь. Но, может быть, это твой шанс исправить свои ошибки. Ты можешь остаться здесь и продолжить войну. Но за мной придут другие. Захочешь ли ты жить здесь, каждый день озираясь, и не зная, кто из людей в этом лагере окажется воином моего города? Каждый раз вкушать пищу, опасаясь, что она отравлена? Оглядываться на чистое небо, думая, откуда прилетит стрела? Знай, отныне это не война между нашими народами. Теперь это война между тобой и моим городом. С этого дня и до того дня, когда ты умрёшь или уведёшь своё войско прочь от этих стен.»

Разгневанный царь счёл эти слова оскорблением и пригрозил, что сожжёт юношу живьём. Тот лишь рассмеялся ему в лицо. «Что значат пытки для того, кого ждёт слава?» — сказал он, подошёл к жаровне и положил в неё правую руку. Пока его рука обугливалась, он стоял ровно, не издав ни звука и смотрел прямо на царя.

Не выдержав этого зрелища, царь приказал оттащить юношу прочь от огня. Потрясённый мужеством этого человека и напуганный тем, что на него нападут такие же бесстрашные люди, царь заключил мир и снял осаду.

Юноша вернулся в город, увенчанный славой. Так как он лишился правой руки, его прозвали Левшой.

Этот человек был первым магом Страха.

Искра не могла не отметить того, насколько эта история была интереснее от того, что её рассказывал именно Ренар — такой бесстрашный, спокойный, гордый. И с ожогом на пол-лица. Впечатление портили только отчётливые похрюкивания Дона с другой стороны круга.

— Чего тебе? — наконец, не выдержал страшник.

— Ничего, — огрызнулся Дон, — просто смешно, потому что это история с моей родины. Уж не знаю, был ли он первым магом Страха, но я про этого парня, сжёгшего руку, с детства помню.

— Может, их было несколько? — предположила Лина, пытаясь погасить назревающую ссору.

— Больно уж всё похоже, — возразил Дон. — Я даже название города помню. Рим. Это точно был Рим.

В летописях и легендах Кай-Дон-Мона, уходящих корнями на Прародину часто упоминался Великий Город, Вечный Город, просто Город, встречалось даже поэтическое «Голова Мира». Но его названия Искра никогда не слышала. Судя по всему, остальные тоже.

— Да ладно вам, — продолжал Дон, — да не может быть, чтобы вы забыли название. Ну, Рим же. Его ещё основали два парня, которых в детстве родители выкинули в реку, и потом их вскормила волчица. Ну? — Дон обвёл всех вопросительным взглядом.

— Красивая история, — оценила Белка.

— А ведь и правда… — внезапно отозвался Велен, — было одно старое предсказание… Там фигурировали «отчимы градостроителей». По смыслу выходило, что имелся в виду пёс или волк, но, похоже, никто не понял, почему.

— О! Кто-то из предсказателей был образованным малым! — обрадовался Дон.

— Это была Ио, — огорошил его светляк.

— Тьфу, опять эта несносная женщина!

Искра тут же вспомнила про Жингу. Не она одна — кто-то заозирался, Корон гневно засопел. Но предсказательницы до сих пор не было видно. Наяна не забывала поддерживать покров Тайны.

— Хотите, я прочитаю вам какую-нибудь историю из Свитка? — предложила Искра, желая всех отвлечь.

Идею восприняли с энтузиазом. Искра прикрыла глаза, прося Свиток подарить ей какую-нибудь сказку, и потом развернула его. Пробежала глазами текст и внутренне содрогнулась. История ей совсем не понравилась. Она легко провела по Свитку пальцем, поверхность замерцала и текст изменился. Эта история тоже не была весёлой, но отчего-то пришлась больше по душе и Искра принялась читать.

Сэр Ричард нервно сглотнул и поправил забрало шлема. Всего в нескольких шагах перед ним стоял его враг. Высокая фигура в развевающемся на ветру чёрном балахоне сжимала в руках остро отточенную косу. Глаза светились красным где-то в глубине теней под капюшоном, где едва угадывалась жуткая маска. Не узнать Смерть было невозможно. От неё веяло ужасом, самым естественным сейчас казалось бросить меч и щит и бежать, бежать, пока силы окончательно не оставят его. Но от Смерти не убежишь.

— Т ы до срока забрала двух моих братьев, сестру и сына, — пробормотал сэр Ричард, обращаясь скорее к себе, чем к Смерти. Он и не смог бы говорить громче, — ты заставляешь людей видеть, как умирают их родные. Но сегодня умрёшь ты.

Наверное, говорить, что Смерть может умереть было неправильно, но сэр Ричард собирался так или иначе прервать её существование. Он долго готовился к этой битве. Его оружие и доспехи, выкованные в Храме, как нельзя лучше подходили для борьбы с исчадиями зла. Едва удержавшись от того, чтобы зажмуриться, сэр Ричард шагнул вперёд.

Битва оказалась гораздо проще, чем он ожидал. Это даже разочаровывало. Всего несколько ударов — и зловещая фигура упала к его ногам кучей костей и бесформенного чёрного тряпья. Лишь напоследок жуткая челюсть опустилась и не менее жуткий голос прошелестел:

— Глупец… — однако слово унёс порыв ветра, и сэр Ричард едва его расслышал.

Останки Смерти сэр Ричард сжёг. Косу огонь не тронул. Может, не смог, может, не захотел. Грозное оружие сэр Ричард закопал под большим дубом, вверяя Земле.

Прошло несколько лет. Ричард жил безбедно в своём добротном доме и уже давно никто не называл его «сэром». Меч и латы пылились в кладовке, шлем его жена использовала в качестве гнёта для квашеной капусты.

Люди перестали умирать. Однако радости это не принесло. Немощные старики, уже не имеющие сил подняться с постелей лежали день за днём, моля Смерть прийти за ними. Но прийти было некому. Безнадёжные больные кричали и корчились от невыносимой боли, которую не могли унять никакие лекарства, но некому было оборвать их страдания. Даже обезглавленные продолжали жить, хотя жизнью это было назвать сложно. Ричард поседел и осунулся. Желая облагодетельствовать человечество он по глупости своей дал ему лишь неизмеримо больше страданий. Его дар обернулся проклятьем.

А потом заболела его жена. Она старалась не показывать своей слабости, но Ричард всё видел. Пусть она и не упрекала его вслух, упрёк был её глазах. И Ричард прекрасно знал, что, когда он уходит, она плачет и молит богов о смерти. Но Смерти больше не было. День за днём Ричард смотрел на лицо жены под маской страдания и всё глубже погружался в пучину отчаяния.

Однажды ночью он вышел из дома. Меч, щит и латы были увязаны в большой тюк на спине лошади. Ричард отправлялся туда, где несколько лет назад победил в бою… и проиграл в нём же.

Он шёл день и ночь, лишь изредка позволяя себе и лошадям отдых. Он ведь не мог умереть. Лошади могли. Оказывается, чтобы умирать животным, присутствие Смерти было необязательно. Или, может быть, у животных была своя Смерть. Кроме того, если иногда отдыхать, можно двигаться быстрее.

Ричард с трудом нашёл то место, где проходил его бой. Он успел забыть, где это было. Дуб стоял на прежнем месте, расколотый ударом молнии, изуродованный и обугленный. Ричард достал лопату и принялся копать. Наконец металл звякнул о металл.

Движимый неким странным чувством, Ричард надел свои латы и только после этого взял в руки косу. Коса задрожала и превратилась в меч, как две капли воды похожий на меч, которым Ричард поразил Смерть. Его же меч зазвенел и рассыпался в пыль.

А Ричард вдруг осознал одну простую истину: тот, кто убивает Смерть, занимает её место. И отныне Смерть будет являться к людям не в виде зловещей фигуры в капюшоне, а в виде доблестного рыцаря верхом на прекрасном коне. И оружием её будет не коса, а меч, тоже, впрочем, отменно острый.

Одна из лошадей мелко дрожала, глядя на Смерть в облике Ричарда. Он подошёл, снял с животного упряжь и хлопнул по крупу. Лошадь потрусила в лес. Конь же смотрел на хозяина по-прежнему добродушно. Он стал больше и сильнее, этот конь. Смерть сел верхом и отправился в путь. У него было очень много дел.

Искра замолчала. Ей было не по себе от этой сказки. Всем было не по себе. Будто она хотела сказать, что ничего страшного не произошло. Что то, что случилось у Коньей Горки, было хорошо и правильно. Или что-то в этом роде.

Или, напротив, что бороться со смертью бесполезно. Что в этом поединке ты проиграл изначально.

За своим левым плечом Искра чувствовала Арна. Нет, он её не касался, но его присутствие было очень отчётливым почти навязчивым. Оборачиваться Искра не стала — побоялась спугнуть. Она чувствовала, что и ей, и Арну сейчас важно быть рядом с кем-то, совсем близко. Будто это могло защитить от этой странной сказки.

— Сдаётся мне, эта история тоже с моей родины, — разорвал гнетущую тишину голос Дона. Он растягивал слова, будто ему было лень их произносить.

— Я чего бы вдруг? — слова Наяны были пропитаны неприязнью.

— В отличие от вас, у нас принято изображать Смерть в виде женщины в чёрном и с косой. И рыцарей я у вас не припомню, — сварливо отозвался Дон.

— Тебе твоя родина уже мерещится в каждом кусте! — с шипящими нотками парировала скрытница.

Кажется, они спорили дальше, но Искра не слушала. В чём-то Дон был прав. Женщина ли, мужчина, или зверь, химера с кожистыми крыльями — неважно. Смерть в Кай-Дон-Моне была облачена в серое.

— Арн, — шепнула Искра, чуть отклоняясь назад, — у эльфов ведь наверняка есть сказки?

— Есть, — подтвердил Арн.

Искра обернулась. Эльф сидел ещё ближе, чем она думала, почти касаясь её. В его глазах плясали отблески костра, это было пугающе и притягательно одновременно. На короткий миг Искре вспомнился Вран — тот тоже сочетал в себе эти две крайности.

— Но, кроме тебя, здесь по-эльфийски никто не поймёт, — с сожалением сказал он.

— А ты переведи, — предложила Искра.

— Это не так просто… — начал было Арн, но было видно, что он уже думает об этом.

Искра шикнула на продолжающих собачиться Наяну и Дона, и все приготовились слушать Арна, который ради такого случая даже протиснулся в первый ряд.

В том мире, где хрусталь неба лежит на плечах ветвистых сребристоиглых сосен, а свет солнца отражается золотыми брызгами в каплях смолы, стекающих по их стволам, жили драконы. Вольные, как ветер, летящий средь стволов и скал, мудрые, как корни дерев и корни гор, величественные, как грозовые тучи, надвигающиеся на сушу с моря, сильные и грозные, как ураган, вырывающий сосны с корнем и заставляющий утёсы ломаться и опадать вниз. Никто не знал, родились ли драконы из мира, или мир возник из взмахов их крыльев, отсветов огня души в зрачках, горячего дыхания и тверди чешуи. Но насколько бы драконы ни были выше прочих, порой кто-то из них видел в ком-то из бескрылых отблеск собственной души, и тогда их души переплетались вместе, как солнечные блики переплетаются с водой в струях водопадов…

Арн надолго замолчал. Так надолго, что стало ясно — это не от того, что он раздумывает над следующим предложением.

— Ну, и что было дальше? — тихо спросила Лина, явно очарованная этим началом.

— Я не буду рассказывать эту историю, — ответил эльф.

— Но ты же уже начал… — Лина выглядела как ребёнок, у которого внезапно отобрали леденец.

— Нет. Не буду, — повторил Арн.

«И вы меня не заставите», — читалось в его лице. Ну да, заставить Арна рассказать что-то, о чём он хочет умолчать, было не проще, чем сдвинуть гору руками.

Искра полностью разделяла разочарование Лины. Ей начало тоже понравилось. Все эти ветвистые фразы были такими красочными, что описываемый мир живо вставал у неё перед глазами.

Ависар дважды пнула Маирана. Воин тяжело оторвал взгляд от костра, вздохнул и тоже начал рассказывать.

Шёл как-то мужик, и увидел у дороги туесок. Походил вокруг, покричал-покричал, но хозяина не нашёл. Пожал плечами, взял туесок, да понёс домой.

Дома открыли туесок, а там красоты всякой видимо-невидимо — и бусы, и ленты, и браслеты, и пуговицы. Всей семьёй поделили, кому что досталось, только младшая дочка стеснялась, но и её уговорили и она, наконец, взяла себе малую бусинку на нитке, да осторожно на груди спрятала. И всё радовались обновкам: и мать, и дочери, и племянницы, да и сыновья себе пуговиц напришивали.

Порадовал семью мужик, а сам ушёл на четыре дня в другую деревню к своему брату в гости.

Вернулся мужик — дом не узнать. Везде грязно, жена с сёстрами целый день собачатся и на дочерей ругаются, да корова мычит недоена, потому что мать с постели подняться не может — и то болит, и это. Сыновья чуть что дерутся, да за волосы друг друга таскают. И даже собака любимая и та рычит.

Сел мужик за стол, а щи невкусные, каша не доварилась, хлеб плесенью отдаёт. Сказал он об этом, а жена как схватит скалку и давай его лупить. И выгнала спать на сеновал.

Лежит мужик, ворочается, уснуть никак не может, всё думает о том, что же такое случилось, отчего всё так плохо стало. И вдруг слышит, будто возня какая в доме. Пошёл проверять, прокрался аккуратно в сени, дверцу приоткрыл — и волосы у него зашевелились. Сидит за столом бес, а подле него — бесовка, едят щи да кашу, а вокруг по всей избе бегают бесенята, толкают друг друга, шумят, дерутся за лучшие куски. И лишь одна маленькая бесовочка сидит в углу, да грызёт корочку хлеба. А люди в избе спят и будто не слышат ничего.

Бросился мужик к кузнецу, так, мол, и так, спасай, бесы дом осадили.

— Сам бесов в дом привёл — сам и выводить будешь, — проворчал кузнец, — но так и быть, помогу.

Весь день готовились они, а следующей ночью пришли к избе мужика. Смотрит кузнец — так и есть: сидят за столом бес с бесовкой, а кругом носятся бесенята. Ворвались они с мужиком в избу — и давай бесов гонять. Каждого надо было за хвост щипцами схватить, да по ногам железным прутом бить, покуда бес сам не решит прочь из избы убежать. Беса с бесовкой кузнец и мужик вдвоем выгоняли, а за бесенятами каждый сам бегал. И вот выгнал мужик очередного бесенка, смотрит, а в углу сидит бесовочка и жалобно так смотрит, и в глазенках слёзы стоят. Пожалел её мужик, взял, да за пазуху посадил, от кузнеца спрятал.

Так всю ночь они бесов гоняли, чуть всю избу не разнесли, а никто из спящих людей так и не проснулся.

Наутро встала семья мужика — у всех голова мутная и бока болят, будто они всю ночь бегали да вопили. Строго приказал мужик собрать все обновки и обратно в туесок положить. Все, до последней пуговицы. И отнёс он этот туесок подальше в лес, да прикопал под вековым дубом, чтоб неповадно было.

И только у младшей дочки осталось на груди припрятана бусинка, да маленькая бесовочка осталась жить в доме. Дочка каждый вечер угощала бесовочку молоком и со временем стала бесовочка домовой. Когда дочка выросла и ушла в дом мужа, то забрала она бесовочку с собой. Многие говорили, что выросла дочка немного бесноватой, но муж её говорил, что лучше жены не сыщешь, в усы посмеивался, да подливал молока бесовочке-домовой.

А что с туеском стало — то никому не ведомо.

Сказка оказалась неожиданно весёлой. По виду Маирана нельзя было даже предположить, что он расскажет что-то настолько… не мрачное. Искре стало неловко. Вот, что надо было рассказывать, а они всё про смерть, да про смерть.

— Интересный выбор, — оценил Велен.

— Просто это единственная сказка, которую я хорошо помню, — пожал плечами воин.

— И чем она такая особенная? — спросила Ависар.

— В Ордене её рассказывали, чтобы позлить Дангу.

— Позлить?

— Сначала она злилась, когда её называли бесноватой, потом — когда говорили, что из неё получится отличная жена, — пояснил Маиран.

Искра усмехнулась. Она уже пару раз слышала, как Маиран упоминает свою подругу и заочно ей симпатизировала.

— А какие сказки рассказывают в Ничьих землях? — спросила Ависар, поворачиваясь к Лишарду.

— Разные, — пожал плечами бородач, но послушно сел поудобнее и начал рассказ.

В иное время, когда Тракта между Древним и Тёмным лесами ещё не было, а Кай-Дон-Мон населяли многочисленные народы Малых людей, произошла эта история.

Был средь других народов Озёрный Народ, народ умелых рыболовов, живущий на берегах Чаячьего Озера.

В один день пришёл в деревню человек. Назвался он Быстрой Ногой из Степного Народа, живущего далеко на западе. Истрёпаны были его одежды, и пуст взгляд. Он просил крова, говоря, что из-за моря на больших лодках пришли злые люди, разрушившие его дом, и что долго скитался он вдоль берега моря, не зная покоя.

Было удивительно, что этот человек прошел так далеко, не встретив убежища у других народов, но решили люди пустить его, хотя Белой Змее, говорившей за Озеро, и не понравились глаза чужака. Чёрный Волк, лучший охотник деревни, принял его в свой дом.

В полнолуние на Праздник Чёрный Волк не пришёл. Наутро нашли его на пороге его дома с разодранным горлом. По обычаю, тело оставили на одну ночь у священного костра. Наутро у костра не было ни его тела, ни жены и брата Чёрного Волка, хранивших покой усопшего.

Так и повелось — каждую ночь кто-то умирал, а на следующую пропадал его друг или родственник. Неясные тени бродили между жилищ, все в страхе запирали ставни и двери и молились Озеру, чтобы оно избавило их от напасти.

На шестнадцатую ночь Белая Змея вышла из своего дома. Чернильная темнота новолуния окутала её и с тех пор её никто не видел. Лишь поутру увидели люди следы множества ног, ведущие к Озеру и уходящие в воду.

Оставшиеся в живых люди покинули это место. Родичи Чёрного Волка ушли в горы, надеясь взобраться выше проклятья, упавшего на их род. Прочие же ушли в Лес.

Таких существ, чьи глаза пусты, а жажда смерти неуёмна, ни до, ни после, никто не видел.

— И что, так и было? — Искра повернулась к Рыси и Белке. — Так и появились Горный и Лесной Народы?

— Я не знаю этой сказки, — пожала плечами Рысь.

— А что, может быть, и так, — откликнулась Белка. — Забрались подальше, вот Высокие Люди их и не достали.

— Не думаю, — пробурчал Лишард, — потому что эту сказку я сам придумал.

— Сам?

— Для Пита, — пояснил бородач. — Он в детстве придумал себе каких-то упырей, которых страшно боялся и не мог спать по ночам. Поэтому я сочинил эту сказку. Сделал вид, что услышал её от Чёрного Волка. И однажды в новолуние мы с ним пошли и «утопили» всех упырей в озере. С тех пор нормально спит. Спал, — поправился Лишард. — Надеюсь, и сейчас спит.

— А что, получилось очень похоже, — оценила Белка.

Рысь поджала губы, но упрекать Лишарда во лжи не стала.

— Опять у вас тут всё мрачное, — проворчал Дон, — даже когда сами сочиняете, — он сел поближе, в предвкушении потирая ладони. — Смотрите, как надо, — он сделал паузу, собирась. — Значит, дело было так…

Жил-был мальчик. Родители его умерли, когда он был маленьким и жил он с дядей и тётей. Однажды он пришёл домой и увидел, что дяди с тётей нет, а дверь выбита и повсюду валяются письма, адресованные ему. А на столе посреди кухни сидит белая сова и держит в клюве ещё один конверт.

Подобрав несколько конвертов, он убедился, что текст везде один и тот же. В письмах его поздравляли с тем, что он принят в Орден, что Ордену срочно нужна его помощь, и было описано, как туда попасть. «Какой ещё Орден?» — подумал мальчик, — «не знаю никаких Орденов». В конверте, который держала сова, лежало золотое кольцо и записка: «ни в коем случае не надевай его!». Убедившись, что дядя с тётей действительно пропали, мальчик отправился по указанному адресу в надежде хоть что-то там узнать.

Дон всё больше распалялся. Он едва мог усидеть на месте, гримасничая и изображая действия мальчика, показывая размеры совы и тому подобное.

Он попал в трактир, где вокруг ходили весьма сомнительные и пугающие личности. Вскоре он заметил, что на него пристально смотрит сидящий в углу старик с густой бородой, одетый в серый плащ и остроконечную шляпу. Когда мальчик приблизился, старик поднялся и сказал:

— Ты джедай, Томас!

— Да какой из меня джедай? — удивился мальчик, но старик уже его не слушал.

— Вот твоя волшебная палочка, Томас, теперь ты вместе с моим другом Бродягой отправитесь к эльфам, чтобы показать им то кольцо, которое я тебе дал.

Бродяга оказался высоким мужчиной крайне подозрительной внешности, который зачем-то носил с собой обломок меча. Однако они с Томасом быстро сдружились, держа путь вместе. Им постоянно приходилось отбиваться от призраков, которые охотились за кольцом, чтобы воплотиться, а также сотен их слуг. К счастью, слуги, вооружённые арбалетами, постоянно мазали и уворачиваться было несложно, но утомительно.

Вокруг Дона становилось всё больше свободного пространства. Никому не хотелось лишний раз уворачиваться от его взмахов руками.

И всё-таки в одну из ночей призраки настигли их и ранили Томаса чёрным зачарованным кинжалом. Но Бродяга смог прогнать их. Томас понял, что скоро сам станет призраком, если его не вылечат, достал волшебную палочку и вызвал луч света, уходящий в небо. В ответ на этот сигнал к нему примчались чёрные когтистые невидимые кони и унесли их с Бродягой туда, куда они держали путь.

Дон остановился, чтобы перевести дух. Искра устало прикрыла глаза. Недостаток художественности в этой истории с лихвой компенсировался избытком событий. У неё в голове волшебные палочки, сломанные мечи, кольца и призраки смешались в одну кучу.

Они прибыли в долину, где жили эльфы, и король эльфов, великий знахарь, исцелил Томаса. После этого в замке собрался Совет, на котором решилось, что в Орден Томаса взять не могут, потому что он уже слишком взрослый. Томас возразил, что готов доказать, что он достоин. Тогда ему велели отнести кольцо, которое дал ему старый маг, к ближайшему вулкану и бросить в жерло, чтобы уничтожить. Бродяга согласился помочь ему.

При упоминании эльфов Искра даже не успела оглянуться на Арна. Всё происходило так быстро, что все сидели, не шевелясь, уставившись на Дона, а тот продолжал рассказывать, будто актёр театра.

Путь их лежал через горы. Сперва они хотели перейти их по перевалу, но маги Огня обстреляли их огненными шарами им пришлось идти искать тайный тоннель, который, по преданию, проходил под горами.

Когда Томас и Бродяга нашли ворота, они оказались заперты. Правда, оказалось, что достаточно прочитать то, что на них написано, вслух, и замок будет снят. Внутри оказался огромный лабиринт тоннелей. Пройдя лишь несколько десятков шагов, путники услышали страшный грохот. В панике они попытались было вернуться обратно, но внезапный камнепад преградил им путь к отступлению.

Дон так неожиданно и громко хлопнул в ладони, что Искра аж подскочила. У неё тоже было чувство, что её замуровало камнепадом и выхода нет — только дослушать это до конца.

Они несколько дней скитались по тоннелям, составляя карту и читая надписи на перекрёстках, когда поняли, что туннели меняются. Именно в эти моменты и был слышен грохот. Они продолжали ходить по тоннелям, пока вдруг грохот не раздался совсем рядом. Стена обвалилась и в тоннель вошёл огромный кротобарсук, высотой с три человеческих роста. Он почуял чужаков и набросился бы на них, если бы его внезапно не остановила маленькая девочка, возникшая рядом будто бы из ниоткуда. Оказалось, что она слепа от рождения, но, оказавшись в этих тоннелях, она подружилась с кротобарсуками и научилась у них магии Земли. И теперь она могла «видеть», чувствуя вибрации в земле ногами. От скуки она решила присоединиться к нашим героям.

Благодаря Зене, Королеве кротобарсуков, Бродяга и Томас легко выбрались на противоположную сторону гор. Там они раздобыли лодки и спустились вниз по великой реке, до огромного водопада. Оттуда было уже недалеко до вулкана, но путь лежал через болота, а потом через страну, захваченную тёмным властелином, желающим заполучить кольцо.

Сначала Томас опасался, что они заблудятся в болотах, но Зена легко проложила дорогу через них с помощью магии Земли. Посмотрев на ворота на входе в эту ужасную страну, они поняли, что даже с помощью Зены и волшебной палочки перебраться через них не выйдет и стали искать другой путь.

В лесах неподалёку от ворот они случайно спасли от слуг тёмного властелина странное существо — человекоподобное, высокое, с выпученными глазами, висящими ушами и длинным языком, которым оно могло хватать добычу, как лягушка. В благодарность за спасение, Джим согласился показать им дорогу в тёмную страну.

Судя по жестам Дона, глаза Джима болтались, как цветочки, на тонких стебельках, уши свисали ниже плеч, а язык был длиной в руку.

Им пришлось подняться высоко в гору по узкой лестнице и затем идти через мерзкий вонючий тоннель. Постоянная болтовня Джима привлекла внимание огромного паука, живущего в этой норе. Только световой защитник, вызванный волшебной палочкой, позволял держать паука в отдалении, пока они пытались найти выход. Но, к счастью, их догнала Зена, ненадолго отставшая и запечатала паука намертво в маленькой пещере.

Они смогли пробраться незамеченными через всю страну практически на виду у тёмного властелина благодаря плащу невидимости, который внезапно оказался у Бродяги. И вот они поднялись на вулкан и нашли там расселину. Томас собирался кинуть кольцо в лаву, но внезапно посмотрел на него и понял, что оно прелестно и он не в силах расстаться с ним. Тут бы и заметил их тёмный властелин, если бы Джим неожиданно не возжелал завладеть кольцом. Они с Томасом дрались у края расщелины и Джим с кольцом упал вниз.

Как только кольцо попало в лаву, замок тёмного властелина был разрушен, а вулкан начал извергаться. К ним прилетел серый маг на кожистых чёрных невидимых конях и унёс их оттуда.

Потом Бродяга стал королём, а Зена и Томас путешествовали вместе до тех пор, пока не смогли объединить магов Воды, Земли, Огня и Воздуха в единое государство, живущее в мире.

— Вот и всё, — выдохнул Дон.

Всё это закончилось так неожиданно, что у Искры было чувство, будто она бежала и вдруг оказалась на краю обрыва. Казалось, будто земля немного покачивается, а в голове звенело, будто её стукнули чем-то тяжёлым.

— Они ведь умерли, да? — Искра расслышала шёпот Лины, обращённый к Ависар. — Старик в сером, да ещё и на химерах — это же Смерть?

Целительница пожала плечами.

— У меня только один вопрос, — подал голос Велен.

— Я слушаю, — откликнулся Дон.

— Почему они сразу не могли полететь к вулкану на чёрных невидимых конях?

— Ты даже не представляешь себе, друг мой, как много людей задаются этим вопросом… — протянул Дон, явно сдерживая смех.

— Ты же только что это выдумал? — не понял светляк.

— Ну… Скорее, я своими словами пересказал мою любимую сказку из детства… Ну, дополнил от себя, конечно. И немного упростил, чтобы вам было легче всё это понять.

— Упростил⁈ — слились в едином порыве несколько голосов.

— Ещё бы! Чтобы рассказать эту историю полностью, нужно три толстые книги!

— Мама… — испуганно прошептала Лина. Искра могла её понять. Три толстые книги такого… Кто вообще мог это пережить?

Искра так и не смогла решить, то ли это было чересчур эффектное окончание вечер, то ли просто после выступления Дона у всех пропало нужное настроение, но больше сказок сегодня никто не рассказывал. Да и правда было уже поздновато.

— Почему ты не стал рассказывать свою сказку до конца? — спросила Искра, укладываясь спать рядом с Арном. Вопреки опасениям, эльф от её общества убегать не стал, хотя и явно напрягся.

— Она о Всадниках, — непонятно ответил Арн, но тут же пояснил, — то есть о Спутниках.

— И?

— Она о Всаднике, который потерял своего дракона.

— Может, наоборот, стоило? — спросила Искра. — Чтобы Корон узнал, что он не первый столкнулся с этим?

— Нет, — Арн медленно покачал головой, — у этой истории нет счастливого конца. Он страдал до самой своей смерти, так и не обретя покой.

У Искры глухо похолодело внутри. Нет, с Короном так быть не должно. Не должно, и всё.

— Тогда хорошо, что ты не рассказал, — признала она, — доброй ночи.

— Доброй ночи, — откликнулся эльф, всё так же глядя в темноту тяжёлым неподвижным взглядом.

Искра лежала и почему-то у неё из головы не шла та история, которую ей показал Свиток, но которую она не стала читать вслух. Как бы Искра ни старалась отогнать эти мысли, история кружилась вокруг, в воздухе, проникала в неё с холодом от земли. Искра буквально заснула в эту сказку.

Ночь в темнице тянулась невероятно долго, но Лейре хотелось, чтобы время и вовсе остановилось, чтобы отныне ночь длилась вечно, чтобы никогда не заходил за горизонт тонкий серп народившейся луны, и чтобы люди вечно жили под звёздами. А всё потому, что на рассвете Лейру должны были казнить, а меньше всего на свете ей сейчас хотелось умирать.

Лейру страшила сама мысль о смерти, о том, что вся эта многогранная жизнь с её горестями и радостями в один миг перестаёт существовать. Но думать о том, чтобы умереть в старости, было терпимо. А Лейре было всего двадцать. Умирать в двадцать лет было невыносимо вдвойне.

Сейчас под напором страха исчезали все остальные мысли. Даже сожаление по поводу своих поступков, которые и привели её к смертному приговору. Лейре было некогда подумать об этом: она свернулась калачиком у стены, обняв колени и дрожа от страха.

Внезапно девушка замерла. Умирать было необязательно. Правда, все утверждали, что это хуже, чем смерть, но сейчас Лейре так не казалось. И всё-таки она заставила себя сесть и отдышаться. Такие решения нельзя принимать второпях. Вот только время уже перевалило за полночь.

В коридоре послышались шаги и только когда они удалились на почтительное расстояние, Лейра снова смогла дышать. Утерев дрожащей рукой пот со лба, девушка встала. То, что она задумала, требовало нескольких часов напряжённой работы. Медлить было нельзя.

Для начала Лейра размялась. Обычные для мага Земли упражнения возымели поистине магический эффект. Противная слабость в конечностях улетучилась, девушка даже смогла улыбнуться. Нет, жизнь точно была прекрасна, намного лучше, чем смерть.

Лейра села посередине камеры, скрестив ноги, выпрямив спину и сложив ладони на колени.

— Мать-Земля, вверяю себя в твои объятья. Прими моё тело, оставь мою душу.

Лейра повторяла эти фразы раз за разом, проникаясь ритмом и гармонией. Слова звучали то тише, то громче, пока наконец не начало казаться, что слова существуют отдельно, сами по себе. Лейра уже не знала, произносит ли она слова, или они звучат у неё в голове. Девушка почти не чувствовала своего тела. Немота поднималась от земли, по ногам, по рукам, по пояснице, пока не достигла сердца. В этот момент Лейрой завладело сомнение и новый страх. Но было уже поздно. Сделанного было не воротить.

Когда стражники вошли в камеру, чтобы сопроводить арестованную на площадь, они увидели, что она обратилась в камень. Камень ещё хранил её черты: широко раскрытые глаза, рот, замерший в беззвучном крике отчаяния. Однако черты истирались и к полудню посреди камеры стоял ничем не примечательный валун.

Ему, а точнее, ей, ибо это всё ещё была Лейра, ничего не оставалось, кроме как наблюдать и чувствовать жизнь, почти не принимая в ней участия, истираться в песок ветром, размываться дождями (впоследствии валун перенесли в сад), и беззвучно плакать, веками и тысячелетиями сожалея о том, что в решающий момент жизни она сделала неправильный выбор.

Сквозь сон Искра почувствовала, как её коснулась теплая рука. Лёгкие пальцы пробежались по плечу, волосам, давая ей возможность выпутаться из объятий этой пугающей действительности. Вдох, другой, и Искра заснула уже в совсем другой истории. В той, где хрусталь неба лежит на плечах ветвистых сребристоиглых сосен, а свет солнца отражается золотыми брызгами в каплях смолы, стекающих по их стволам.