Три нити

Фильм, который начинался также

Анил Пратап ни разу не был никаким механиком, да и физику хоть и знал, но не смог бы объяснять на достойном его статуса уровне. Тем не менее тот мир, что открылся перед ним, привёл его в восторг.

Эстетика стимпанка часто встречалась в различной современной литературе, да и не только в ней: проводились фестивали, создавались кино и мультфильмы. Но иногда это была просто халтура: весь стимпанк выражался в том, что к тому или иному предмету одежды приклеивали шестерёнку. Или стимпанк был лишь оболочкой, а сам двигатель того или иного механизма был электрическим. Здесь же совершенно точно использовались тепловые двигатели: огонь нагревал воду, та превращалась в пар и толкала поршень. Этот город, этот огромный металлический лабиринт с трубами, вентиляционными отверстиями, вентиляторами, шестернями, роторами — парил. Белые, серые, рыжеватые клубы дыма поднимались вверх из чёрных разнокалиберных труб. Здесь на энергии пара работало всё: прекрасная и величественная часовая башня, заводы, фабрики, системы водоснабжения, подъёмные лифты, самоходки, повозки. Даже те антропоморфные автомотоны, что их троих сейчас охраняли. Огонь теплился у них где-то в животе, а пар выдавался через уши. Забавное зрелище: как будто это железка кипит от гнева. Прямо копия политиков.

Город был всех оттенков металла и ржавчины. Действительно огромный, отдающий глухим звоном при ударе. Точнее, тысячами постукиваний молотов, скрежетами зубцов, пыхтениями насосов, тресками пружин, ударами язычков о пластины. Огромный механизм, в котором всё на своих местах. Воплощённая мечта фантастов-ретрофутуристов.

И об этом месте определённо не снимали Би-Би-Си. Ни одного фильма для канала Дискавери.

Люди, конечно же, здесь тоже были. Они были мелкие, юркие и все закопчённые. Довольно часто с красной кожей. Быстро сновали, как муравьи, ползали по лестницам, выглядывали из окошек, катили тачки, опускали вниз крючья и поднимали на них вёдра с водой или чем-то сыпучим.

Очевидно, мелкие индейцы-муравьи — рабочий класс, его тут больше всего, именно он основная движущая сила города. А эти странные люди с непонятными символами на теле и одежде и высокими причёсками — какое-то местное духовенство, которое при этом также осуществляет защиту и управление. Наверное, бог в таком мире наверняка мог бы быть Великим Механистом.

Точнее, его бы так называли, потому что бога, разумеется, не существует.

Пратап был в этом более чем уверен, потому что на его исторической родине богов было много, на физической — один, но почему-то разный у протестантов и католиков, а в общем и целом конфликты у человечества только увеличивались. Ну и начать хотя бы с того, что Великобритания со своим одним богом долго управляла Индией, у которой богов было много, но почему-то ни один не помог против англичан.

От размышлений различной величины и широты Пратапа отвлекал кашель Макса. Профессор подглядывал на него: "зелёный" не то что не разделял его положительное удивление, но и был настолько подавлен, как будто совершенно точно знал, что их здесь убьют.

Возможно, он был прав…

Вильям неодобрительно косился по сторонам, как пёс, которого тащат за поводок, он рычит и упирается, но всё равно идёт.

Конечно, они здесь пока на положении задержанных. Это очень даже понятно и очень даже логично: чужестранцы, без визы, попали непонятно куда, они вполне могут быть…

А кем они могут быть?

Из них троих только Вильям был вооружён. Макс, наверное, без посторонних предметов в руках вообще безвреден. Хотя, раз он смог заложить бомбу и до этого работал со львами…

Ладно, ерунда. Львов здесь нет, это Америка. Вот он, профессор, точно никакое сопротивление оказать не может, и вообще уважаемый человек, и вообще выгодно будет его на что-нибудь обменять, так что за свою судьбу Пратап не сильно беспокоился. Беспокоиться стомло бы Вильяму. А Макс… Вряд ли здесь кого-нибудь интересуют подорванные охотничники с золотыми унитазами.

Тем не менее в той камере они очутились втроём. И истерику в итоге закатили и Вильям, и Макс. Причём Макс настолько перестал быть похожим на себя, что Пратап решил: бедняга тронулся умом. Жаль, теперь поговорить не с кем.

Чтобы успокоиться самому, он начал примерно прикидывать, как бы мог выглядеть план такого города, если учитывать расположение основных инфраструктурных объектов и предполагаемое наличие некоего центрального храма или чего-то в этом роде. В том, что их трудности временные, профессор не то чтобы не сомневался, а скорее понимал, что от его психозов ничего не будет зависеть.

А вот от психозов остальных, видимо, зависело…

Как бы то ни было, живой человек, который пришёл за ними, теперь лежал на полу, а выход был открыт.

И они втроём им воспользовались.

Помещение, в котором они были, находилось под землёй внутри большого комплекса. На стенах не осело много копоти, но было очень пыльно и трубы шли в самых разных направлениях, иногда стелясь прямо поперёк дороги. Через них приходилось перешагивать, при этом Макс сильно кашлял.

Видимо, в этом помещении были один живой человек из охраны и один автомотон, потому что больше ничего живого и активно передвигающегося неживого не было.

Но вот наконец впереди в ржавости очередной стены выросла дверка, которая оказалась незапертой. Они открыли её и увидели лестницу наверх. Видимо, дальше их ждали те шумные, кишащие людьми-муравьями улицы.

Пратапу не особо нравилось кого-то куда-то вести, потому что это означало, что вся ответственность на нём. А как он может нести ответственность в той области, в которой не разбирается?

— Вильям, вы вроде бы зарекомендовали себя как специалиста по устранению неприятностей и человека с крепкой физической формой. Я предлагаю вам теперь лезть по этой лестнице первым, потому что если сорвётся вниз на остальных кто-нибудь из нас двоих с Максом, это не понравится никому.

— То есть как только захотелось спасти свою жопу, вы решили подумать обо мне? — фыркнул Вильям.

Профессор развёл руками.

— Я здесь из-за тебя. И я уже сказал тебе, что меня ждёт моя невеста? Не то чтобы я её сильно жду, но всё-таки опаздывать невежливо.

Вильям сжал зубы.

— Пошли бы вы оба…

Но на лестницу полез. Пратап за ним, а Макс замыкающим. Лестница была высокой.

Когда они поднялись метра на три, а Вильям уже на все шесть, Макс осторожно коснулся пальцами щиколотки профессора.

— Простите мне ту выходку. Я перестарался с актёрской игрой.

Профессор с трудом посмотрел вниз на него.

— О чём ты?

Макс долго кашлял прежде чем шёптом ответить.

— Кхе-кхе… Сажа… моя астма возвращается… Я видел камеру у нас в камере. Предполагаю, что во время перелома девятнадцатого-двадцатого веков не было возможности вести полноценную видеозапись, так что можно предположить, что через какую-нибудь оптическую систему за нами наблюдали в реальном времени.

— Чего вы ползёте еле-еле?! — гаркнул на них Вильям с высоты, и не на шутку испуганному Пратапу и медленно, но верно задыхающемуся Максу пришлось ускориться.

— Нам специально дают уйти, — продолжил он шептать профессору. — Наверное, это проверка. Мы появились из ниоткуда, а они знают, что с нами делать. Поэтому я и изобразил. Из нас троих только вы достойны спасения, а мы двое, возможно, пойдём в расход. Я и так уже ненавижу это место…

— Почему? — спросил Пратап. Глупый вопрос, конечно, но вот он привык уточнять очевидные вещи, потому что не все бывает так очевидно.

Макс снова кашлянул.

— Видели те пеньки, когда мы ехали? А смотрели, какого цвета почва? Раньше здесь был тропический лес, но его срубили, всего срубили для того, чтобы прокормить тысячи ненасыпных печей. Этот город… кхе-кхе… пожирает жизнь…

— Понял тебя, — пробормотал профессор. О топливе он действительно не подумал.

Интересно, что будут делать эти люди, когда леса не станет? Будут жить как крысы на свалке, зато с шестерёнками на одежде?

То пространство, мутно освещаемое солнцем сквозь густой дым, не было улицами, по которыми они тогда шли.

Это был лабиринт.

Собран он был из мусора и металлолома, блоки были спрессованным шлаком. Лабиринт явно стоял здесь давно, его начали оплетать лианы.

Высокий, большой, гулкий… и мёртвый.

Зоркий Макс обнаружил в одной из стен динамик. Тот, словно почувствовав, что на него обратили внимание, захрипел:

— Чужеземцы! — голос был женским. Трое заплутавших не знали, но это была упомянутая также пока неизвестным им Гроссмейстером сестра Алиша. — Великий Механист любят свои творения, каждая шестерёнка в них на своём месте, каждый поршень работает исправно, и ни одна капля воды не пропадает зря. Вы — не на месте. Вы — напрасно растрачиваемый ресурс. Чтобы ваше место в механизме нашего создателя было определено, вы должны пройти проверку.

В динамике что-то щёлкнуло, и он прервался. Нехорошо… Женщина могла сказать что-нибудь ещё важное.

Макс посмотрел вдаль, в один из коридоров.

— Я видел фильм, который начинался также.

Вильям покосился на него:

— Порнуха?

Под осуждающим взглядом Пратапа "зелёный" засмеялся, потом смех у него сменился кашлем, а потом он пояснил:

— Вилли-дебилли не угадал, но элементы этого жанра во всём происходящем я тоже вижу. Нет, речь идёт об одной подростковой антиутопии, которая непременно здесь наступит, если эти идиоты продолжат использовать энергию сгорания углерода вместо энергии солнечных батарей.

— И что теперь делать? — спросил профессор, который понимал, что его предполагаемая карта города неправильная.

Макс вздохнул, прокашлялся и тряхнул зелёными волосами, от пыли ставшими болотными:

— Что делать в мире, где правила постоянно меняются не в нашу пользу, где логика отсутствует, а наша судьба в руках идиотов, которые не умеют считать КПД и не могут сообразить, что те же ветровые электрогенераторы при таком же уровне шума потребовали бы от них куда меньше усилий, чем постоянная обслуживание печей и всей этой гидравлической системы? Только бежать, пока им в голову не пришло ещё что-нибудь по их мнению остроумное.

— Это индейцы, Макс, — покачал головой Пратап. — Они придумали астрономию и календарь, но не смогли приручить лошадь, а золото было для них игрушкой. Вокруг нас одни альтернативно одарённые…

Чувствуя себя на грани, трое разновозрастных мужчин просто и тупо побежали по прямой в один из коридоров по гудящим замусоренным плитам, слыша, как за их спинами, по ощущениям, с грохотом и погромами разверзается бездна ада.

Ада механического бога с ржавыми тикающими мозгами и паром из ушей. Вот куда привели три нити их разных путей. Иной раз подумаешь, что в жизни нет никакой логики и смысла.

Они не знали, что сестра Алиша уже покинула свою забарахлившую радиостанцию и теперь спешит к ним.