Три комнаты под березой

Глава I Фатьянов в затруднении

Старший следователь капитан Фатьянов был сильно озадачен. Впервые в его практике было столько трупов молодых женщин, но всего три заявления о пропаже девушек, включая Кристину Бойкову, причем ни с одним из найденных тел сопоставить фотографии из заявлений было невозможно. Никита Маркович еще бы понял, если бы эти тела принадлежали каким-нибудь бомжихам или бедствующим гастербайтершам из «понаехавших», но судя по данным из миграционной службы, ни одной из приехавших на заработки из ближнего зарубежья девушек студенческого возраста за последний год не пропадало бесследно. Все они трудились либо в сфере торговли, либо общепита. Ну, или «ночными бабочками» — то есть о каждой было известно все.

Это значило, что трупы принадлежали молодым женщинам из местных. Второй вывод, сделанный следствием, был также незамысловат: если даже их семьи и не были супербогаты, то и не бедствовали. Об этом говорила ухоженность фрагментов останков, та холеность, которая достигается не вдруг, а тщательным планомерным уходом. И пусть даже лица несчастных были значительно повреждены, что затрудняло опознание, а остальные мягкие ткани подверглись разложению, но состояние костей повествовало о сбалансированном питании и заботе о красоте фигуры.

Реставрация с помощью патологоанатома вообще обрисовывала элитный экстерьер у каждой, что намекало на использование их в качестве фотомоделей или в эскорте.

«Неужели у нас здесь действует подпольный дом свиданий высокого класса, а мы, полиция, о том ни сном, ни духом?»

Если, конечно, не делать маловероятного допущения, будто их городок кто-то намеренно выбрал местом захоронения следов своих преступлений.

В общем, как ни крути, но начинать необходимо было с установления личностей жертв. Причем, используя наиболее примитивный метод: оповестить местное население о найденных трупах и предложить родителям девушек возраста от 18 до 22 лет проверить точное местонахождение их дочерей. Результаты были ошеломляющие по своей предсказуемости: девушки действительно оказались местными. Тонкость была в том, что их родители были уверены, будто их дочери в данный момент находятся в областном городе, где обучаются в каких-то учебных учреждениях. И пока не наступило время каникул, причин для волнения у родителей, как те считали, не было.

Мало того, родители уверяли, что вплоть до недавнего времени они регулярно созванивались со своими детьми, и ни малейшего сомнения в том, что им отвечают именно они, у отцов и матерей не возникало. А между тем одно из тел пролежало во рву начиная с апреля месяца. Тщательное исследование статистики все же показало, что была пара заявлений от родителей девушек, не вернувшихся домой после зимней сессии. Однако никто тех «потеряшек» толком не искал — полиция посчитала, будто девицы сбежали из дома в поисках приключений.

Подумав, Никита Маркович решил поиски трупов расширить дальше по трассе, уже в ту сторону от поворота на Отрадное, которая вело дальше, к железнодорожной станции. И, к сожалению, оказался прав: останки обоих пропавших лежали там, скинутые еще зимой. Это было ЧП — это была серия. И обрисовывалась ситуация нехорошим словом «маньяк».

И если преступник не будет найден в ближайшее время, то перспектива прорисовывалась еще более худшая: девушки будут продолжать исчезать, а затем их трупы будут находить возле дорог.

«Или в другом мете. Или вообще не будут находить.»

Подумав так, капитан Фатьянов тяжело вздохнул. Летняя сессия уже закончилась, и все студенты вернулись домой на каникулы. То есть почти все — было принесено два свежих заявления об исчезновении девушек: обе блондинки, и обе модельной внешности.

Этот дополнительный нюанс новостью не был: об особой любви данного маньяка к блондинкам их отдел уже догадался. Больше в девушках общего не было ничего: они не являлись подругами, посещали разные учебные заведения, окончили разные школы и классы. Район проживания их также не совпадал — маньяку было все равно, из какой части городка была жертва. Получалось, что значение имел лишь красивый экстерьер: блондинки любого типа.

Здесь Никита Маркович снова притормозил полет своих поисковых фантазий. Мелькнула мысль, нельзя ли обезопасить девушек, предложив родителям белокурых красавиц изменить их волосы на другой цвет. Прикинув такой вариант в действии, он вздохнул: вряд ли это остановит преступника. Тот запросто мог применить контрмеры: то есть начать перекрашивать волосы девушек обратно в блонд.

Со всеми этими соображениями старший следователь Фатьянов и направился в детективное агентство «Под березой».

— Давайте проанализируем внешность девушек еще разок, — сказала Сильвия после того, как все изображения погибших были разложены на стенде. — Лица совершенно разные: и овал, и форма носа, и цвет глаз — не совпадает ничего. Рост?

— Также различный. От метра шестидесяти до семидесяти пяти.

— Ага, ну это уже кое-что дает. Мы можем предположить, что рост преступника не ниже 175 см.

— И что он не блондин.

— Потому что иначе блондинки был его не «заводили».

— Угу.

— И что он достаточно уродлив? — предположил Руслан, который тоже присутствовал на этом импровизированном горниле сумасшедших идей, в просторечии именуемым «мозговым штурмом».

— Ну, это не обязательно, — возразил Никита Маркович. — Красивых девушек любят все.

— А телосложение?

— Никакой закономерности. Общие параметры: выраженная талия, грудь 2–3 размер, плоский живот и прямая спина. Ах да! — еще стройные ноги.

— Манера поведения?

— Резко бросающихся в глаза особенностей нет.

— Уровень образования?… Ах да! Они же все студентки вузов!

— М-да… не густо… — сделала вывод Олеся.

— Вот и я о том же, — вздохнул Никита Маркович. — Нет закономерности! Впечатление такое, что выбор наобум. Увидел — подошел — украл.

— То есть позвал, и она с ним пошла. Добровольно пошла, заметьте. Никто в нашем городке ни разу за целый год не заметил, чтобы какую-нибудь девушку куда-то тащили насильно.

— Вот именно! Никакого шума и резких движений.

— Угу. Надюша, дочка моей клиентки, в машину села сама, — задумчиво произнесла Олеся.

— Как и Кристинка. Она голосовала, чтобы ее подкинули до города, — вспомнил Руслан.

Компания переглянулись.

— Ну, это мы и раньше знали! — фыркнула Сильвия. — Что они все сами просили, чтобы их подвезли.

— Но мы не делали из этого факта выводов, — сказала Олеся укоризненно.

— Выводы? — пожал плечами Руслан. — Разве к этому можно что-нибудь добавить?

— Ну, например, что все эти девушки куда-то торопились в те дни, когда пропали, — сказал Никита Маркович.

— Угу, — согласилась Сильвия. — Давайте посмотрим даты, когда их видели в нашем городке в последний раз.

— С датами все просто, — сказал Никита Маркович. — 31 августа, 6 ноября, 9 января, 25 февраля, 2 мая, 9 мая.

— То есть дни после праздников или каникул, когда студентам надо вернуться, чтобы попасть утром на занятия — завершила Олеся.

— И что нам это дает? — снова фыркнула Сильвия. — Если бы у нас были съемки со всех видеокамер города на эти дни, чтобы мы могли засечь, как пропавшая девушка садится в какую-то машину, тогда бы…

— Нет у нас таких записей, — хмуро сказал Никита Маркович. — А что у вас?

— У нас тоже практически ничего. Вы же проверяли все белые «ауди» в городе — ни один из владельцев не соответствует имеющимся в памяти дочки моей клиентки лицам.

— Одной машины в городе нет.

— Но хозяин-то ее известен.

— Известен. Но на машине-то в тот момент могли находится другие персонажи. У нас запросто может орудовать группа.

— Остается одно: дождаться конца августа и проверять все записи с видеокамер за четыре дня до и три дня после начала занятий в вузах, — сказала Сильвия.

— Угу. А потом усадить все ГИБДД в полном составе на проверку авто, которые возили пассажиров, — усмехнулся Руслан. — То-то они обрадуются!

— Не юродствуй. Быстрая перемотка на что? Достаточно отметить кадры, где сядут молодые девушки в количестве по одной, и проверять только их, — сказала Олеся.

— У нас все равно не хватит на такую операцию личного состава. Нужно бы еще больше сузить круг поисков.

Компания помолчала.

— А их не могли похищать там, куда они направлялись, сразу по приезде?

— Маловероятно. Ни одну из них после этой даты никто не видел — в своих вузах или в общежитии они не появлялись, это точно.

Снова все замолкли, и Никита Маркович ушел, пообещав снова заехать, если поступят свежие сведения. Пока же ему предстояло заняться рутинным делом: опросом всех родственников и знакомых у последних пропавших девушек, а также их товарищей по факультетам на предмет сомнительных моментов в поведении или вообще хоть чего-нибудь необычного.

Проводив его, наша тройка экстрасенсов занялась обсуждением своей части работы.

— Надеюсь, никто здесь не забыл, что наша главная задача на сегодняшний день — это найти Кристину? — сурово спросила Олеся, глядя почему-то прямо в глаза Сильвии.

— Ну что ты, мама! — отвечала та несколько обиженно. — Как можно? Не надо думать, что если я стараюсь найти материалистическое объяснение для всех чудес в нашей жизни, то я буду манкировать дельными идеями. Даже наоборот: я просматриваю записи со всех четырех наших «цепеллинов» и материала по криминалу собрала уйму. Все передано дяде Никитосу, не волнуйся. Но по нашей конкретной теме нет ничего. Три крупные драки, шесть случаев гоп-стопа, одна кража со взломом, десять мест «закладок» наркоты.

— Угу, — поддержал племянницу Руслан. — Чуйка мне подсказывает, что Кристинки в городе уже нет. И нет давно.

— А может…

— Нет, я бы знал, если бы с ней приключилась беда. Я каждый день слушаю, как бьется ее сердце, и не плачет ли ее душа. Все нормально, у нее полный ажур. Просто искать ее надо не здесь.

— А где?

— В том направлении, которое мы определили первоначально. Но мы же не можем бросить наш город на банду маньяков и убийц только потому, что Кристинин папа отец нашей Сильвы и вообще ценный кадр?

— То есть тебя не волнует, что твоя девушка попала в чьи-то руки? — с любопытством спросила Сильвия.

— Во-первых, она давно уже не моя девушка. А во-вторых, в чужих руках она уже не меньше двух недель. Днем больше, днем меньше — какая разница?

Руслан сказал так и нечто скрипнуло внутри его: он понимал, что выглядел сейчас не очень. Но это было правдой: ему действительно было безразлично, с кем Кристина делит постель, лишь бы это не вредило ее здоровью и не пульсировало в его сторону волнами отчаяния, страданий или страха. Не то чтобы он эту девушку нисколько не любил, но он от нее уже отказался, и воспринимал скорее как сестру, решившую жить собственной взрослой жизнью, в которую ему не было доступа.

Так что торопиться ее разыскивать с единственной целью поинтересоваться, не желает ли капризница вернуться домой, он не рвался. Совсем другое дело было здесь, в городке, где куча народу нуждалась в его помощи. И где сейчас его отсутствие могло бы привести к новым жертвам.

— Надо увеличить зону наблюдения, — сказал он. — Еще один квадро-дир запустить над автостанцией и второй — над тем дачным поселком, который следующий за Отрадным.

— Два мы не потянем финансово, — покачала головой Олеся.

— Угу. К Станиславу Львовичу обращаться нельзя, пока мы не привезем ему Кристину, — поддержала ее Сильвия. — Поэтому покупать комплект нам придется за собственный счет.

Так промелькнуло еще две недели, без особых новостей. Трупов или новых сведений о пропаже девушек за это время не было, зато поступило заявление в полицию о пропаже белой «ауди» — а именно той, которую они безуспешно пытались обнаружить с помощью летающих видеокамер.

— Этого и следовало ожидать, — сказал Никита Маркович. — Теперь в случае чего у владельца железная отмазка: мол, я не я, и кто на моей машине ездил, я ведать не ведаю.

— Ага, — согласилась Олеся, — предъявлять ему будет нечего. Но нам ведь не это нужно. Нас интересуют две неявившиеся к родителям после летней сессии девушки. Где они?

— Разве нельзя сделать обыск в его доме? — спросила Сильвия.

— Без ордера? — усмехнулся Руслан.

— Мы уже проводили. Пока он ездил за своей «ауди». Вчера ночью. Там никого нет кроме собаки в будке. Никаких тайников, и вообще ничего подозрительного. Самый обычный современный частный дом типа коттедж.

— Да, мы видели. По виду все тихо и мирно, и никакой суеты.

— Хотя я и не могу отделаться от ощущения, будто там что-то происходило, — сказал Руслан. — Аура там нехорошая.

— Ауру к делу не пришьешь, — покачал головой Никита Маркович. — Да и мало ли чего нехорошего где-то могло происходить? За высокими заборами своя жизнь, нам непонятная.

И троица детективов-экстрасенсов с ним немедленно согласилась — действительно, за высокими заборами много чего творилось, не предназначенного для посторонних глаз…

Глава II Югенс и его служака

У хозяина заинтересовавшего капитана Фатьянова особняка (будем называть его «Югенс», как и все его знакомые, хотя паспортное имя его и было другим) белая «ауди» была не единственным средством передвижения. Имелось еще два, и заявление о пропаже он отнес в полицию вовсе не из-за того, что ему не на чем было ездить. Однако после обнаружения тел на обочине трассы не только Анчу было ясно, что если эта машина попадет в поле зрения полиции, то под подозрением прежде всего окажется ее владелец.

«Угон» был единственно верным решением — беда была в том, что при быстром обнаружении машины оба непосредственных исполнителя эпизодов с похищениями очутятся в полиции, где подвергнутся допросу. Своим подельникам необходимо было дать фору, то есть проделать все так, чтобы ГИБДД начало поиски последней белой «ауди» их городка не раньше, чем та пересечет границу РФ.

На это должно было потребоваться примерно четыре-пять суток с учетом того, что для гарантии оба «ассистента» после проделанной «работы» должны были еще и преодолеть путь назад, чтобы получить обговоренную плату. Опасную девицу они подрядились прикопать сразу же после того, как минуют железнодорожную станцию и очутятся вдали от последних домов населенного пункта.

В выполнении ими взятого на себя обязательства сомнения у Югенса не было — в самом деле, ведь не идиоты же они, чтобы таскать с собой через несколько областей не просто свидетеля, а жертву, фотография которой значится в базе данных полиции под грифом «в розыске»?

Поэтому когда спустя четыре дня никто из подельников не только не вернулся, но и вообще «пропал с радара», владелец означенной колесной единицы решил выждать еще денька три прежде чем поднимать хай по поводу утраченного имущества. И объяснение для такой задержки он уже припас непробиваемое:

— Я надеялся, что соседские подростки взяли покататься, и скоро мне ее вернут.

Он очень, очень надеялся, что искать будут долго, нудно, и не найдут, но ошибся: белая «ауди» с российскими номерами обнаружилась возле Уральска, вблизи Российско-Казахской границы целой, невредимой и пустой. Так что владельцу было предложено привезти документы, подтверждающие его права на собственность, оплатить ее пребывание на штрафстоянке и забрать оттуда, покуда сумма за хранение не возросла до астрономических размеров.

В общем, срочно пришлось ехать, причем с одной-единственной целью: чтобы как можно быстрее автомобиль продать. Покупатель нашелся через Интернет там же, в Казахстане, еще до приезда Югенса в Уральск — железные дороги имеют то преимущество, что путешествие с их помощью оставляет массу свободного времени для деловых переговоров и поисков партнера для сделок. Так что все было обстряпано быстро, без проволочек и для обоюдного удовольствия: потерявший свою ценность агрегат был ловко сброшен с плеч как надоевшая шуба и проблем больше доставить не мог.

В обнаружении белой «ауди» для ее владельца был и приятный бонус: вместе с машиной ему вручили то, что там находилось. То есть не только весь пакет документов, включая страховку, данные о техосмотре и прочее содержимое бардачка, но и вообще все, что валялось в салоне. В том числе и забавную игрушку: лохматого чертика размером с локоток вместе с ушами. Самым смешным в игрушке было то, что одет чертик был во вполне современную людскую одежду, что делало его еще более уродливым. Уродливым, но совсем не страшным.

Чертик был немедленно перемещен в прочный пакет и извлечен оттуда только после пересечения границы в обратном направлении.

— Ну, Анчутка, теперь можешь принимать свой настоящий облик. Мы в поезде, в отдельном купе, и никто кроме меня тебя не видит.

С этими словами бывший владелец «ауди» забросил игрушку на верхнюю полку, и — о чудо! — через полминуты там лежал не кто иной как Анч, одетый точь-в-точь как брошенный туда чертик.

— Я не виноват, босс, — сказал он. — Я не успел выбраться из машины на глазах у тамошнего ГИБДД. Пришлось маскироваться. А потом они засунули меня в коробку с остальной мелочевкой и заклеили скотчем. Да еще печать наложили.

— Я тебя не виню, — сказал бывший владелец «ауди». — От девчонки избавились?

— Да, хозяин, как и договаривались. Сразу же, — солгал Анч, не сморгнув.

— А где твой напарник?

— Сбежал, как только услышал, что девчонка в розыске. Помнишь, ты нам звонил? Вот тогда и сбежал, на первой же заправке. Пока я кемарил в машине.

— Надо было догнать.

— Надо бы. Если бы в баке не было сухо как на плато Устюрт и два колеса не пробито. А пока я заправлялся и колеса менял, он уже далеко укатил. Я пытался до него дозвониться, но бесполезно.

— Ладно, с ним я потом разберусь. А пока обойдемся без него, ты мне нужнее.

— Может, лучше ты меня отпустишь? Силы во мне осталось чуть да маленько. Да и опасно стало — чую я, мусора у тебя на хвосте, вот-вот прихлопнут.

— Ничего, мы сбили их с толку. У нас еще один заказ остался, последний. Деньги вперед взяты, их надо отрабатывать. Иначе неприятности от мусоров покажутся нам детскими забавками.

— Что-то особое заказчика интересует? Или ему все равно?

— Да все то же самое, только на этот раз из-за задержки исполнения он хочет не просто студентку, а конкретную девку.

Анч свесил голову вниз и для выразительности покрутил пальцев у виска.

— И ты согласился? Ты мусоров совсем тупыми считаешь? Ты что хочешь со мной делай, но я не в доле.

— Я сам ее привезу, ты только обработаешь ее как обычно. И после этого я тебя отпущу.

— Точно? Без обмана?

— Точно.

— Ну смотри. Мне бумажка не нужна, чтобы слово твое запомнить. Я не формалист.

Бывший владелец «ауди» лишь усмехнулся, и по этой усмешке можно было догадаться, что отпускать Анча он не собирается, и что в своей безнаказанности он уверен.

Анч отвернулся к стенке и задумался. До событий последних недель его нисколько не волновало, что двуногий, с которым он заключил контракт о служении, калечил судьбы самок своего вида, которые ему ничего плохого не делали. Сама природа Анча требовала от него строить козни людям. И в конце контракта бывшего владельца «ауди» ждала полноценная расплата за все зло, которое тот причинил кому-то.

Да и самочек, с которыми он до сих пор имел дело, жалеть было особо не за что. Каждая хотела от жизни одного: выгодно себя продать. Так что Анч всего лишь помогал им в этом, а уж то, что под самопродажей каждая из них подразумевала вовсе не бордель, так это были, по его мнению, ничего не значащие мелочи.

Но он не был убийцей — вот в чем был нюанс. Таким создала его природа — мелкопакостником, но с отвращением ко всему мертвому. Поэтому известие о том, что девушек, которых их банда похищала, ждала быстрая смерть, просто сбило его с копыт. А требование последнюю из них убить собственноручно и вовсе было поводом контракт разорвать вследствие нарушения лицом, его подписавшим, основного пункта договора. Но Анч не был бы анчуткой, если бы просто сбежал — о нет, нарушителя требовалось наказать, так чтобы тот проклял свою судьбу и сам миг, когда он позарился на шальной поток легких денег и продал свою душу нечистой силе.

Жаль, что для этого придется подпортить биографию еще одной двуногой самочке, но там уж он позаботится, чтобы для нее это стало уроком и не закончилось фатально.

Удалось же ему проделать это с Кристиной…

Вспомнив о Кристине, Анч вздохнул. Он жестоко позавидовал таинственному Рустику, пробудившего в этой необычной девушке настолько сильное чувства, что ради верности ему она готова была драться «зубами и когтями» с двумя здоровыми мужиками и продаться в рабство, лишь бы заставить отца согласиться на ее брак с любимым.

Он знал заранее, что и Рафика она оттолкнет, благо заклятие, наложенное на нее экстрасенсом, поможет ей в этом, как помогало держаться на расстоянии ему, Анчу…

Покончив с сантиментами, Анч, снова превратился в лохматую игрушку и погрузился в сон. Человеческий облик он вернул себе перед самым выходом из поезда, и от Саратова занимал место в купе уже согласно билету. Еще в поезде он выговорил себе право не ехать в городок, а поселиться на даче, в том поселке перед Отрадным, следить за которым нашей тройке экстрасенсов помешало отсутствие необходимой аппаратуры.

Так прошло еще несколько дней. Дней, в течение которых Анч скучал — то есть скучал бы, если бы знал, что это такое. Но вместо скуки он занялся приготовлением материалов, при помощи которых намеревался изменить внешность будущей пленницы, разработкой «легенды» о ее происхождении, а для чего принялся шнырять по Интернету, подыскивая образец для снятия слепка личности. Образец должен был проживать как можно дальше от их области, чтобы никто из сетевой публики не встретил знакомое лицо там, где ему априори не следовало бы быть.

Наконец, девушка была привезена. Подобно Кристине, она также не была блондинкой — в блондинку ей только предстояло превратиться. Зато все остальное было знакомо: длинные густые волосы, симпатичное лицо и ухоженное тело, откорректированное занятиями в кружке под названием «будущая леди», где девочек обучают осанке, походке и красивым манерам.

Правда, манеры он увидит потом, сейчас они только предполагались. Зато экстерьер в виде ровных безволосых ножек, гладкой кожи и всего прочего достаточно высокого разряда, был образцовым: не было нужды добавлять кое-где силикон или, наоборот, откачивать жирок.

Лицо, кстати, тоже было почти совершенство — оно было столь идеально правильным, что жаль его было изменять. Оно было то, что называется «не убавить ни прибавить» — ровные зубки, высокий лоб, темные брови дугой, и длинные черные ресницы со слегка загнутыми кончиками. Если к этому добавить прямой аккуратный носик, небольшие пухлые губы и ямочки на щеках, а также классически правильный профиль и маленькие аккуратные ушки, то выбор заказчика был абсолютно понятен. Это был выставочный образец юной человеческой самки, способной украсить своим присутствием самого взыскательного представителя противоположного пола.

Непонятным было только одно: как можно было такую красоту отдавать на пользование энному количеству других самцов в виде вещи, чтобы ее запачкать, обезобразить, сделать больной и бросить мучительно умирать где-нибудь в грязной канаве. Уж на что Анч был анчуткой, то есть поганцем, но такая порча отборного человеческого материала была для него непостижима. И участвовать в этом гнусном деле у него желание отсутствовало.

Увы, но в данном случае выбора у него не было — без его, Анча, присутствия девочка была обречена. Оставалось сесть, погрузиться в созерцание и планирование: что и как он с ней будет делать, а чего не станет, то есть нельзя ли будет отклониться от обычного стандарта обработки попавшего в его руки девичьего материала.

Размышления его были прерваны звуком открывающейся двери.

— Ну и что ты по поводу нее думаешь? — спросил бывший владелец белой «ауди», он же Югенс.

— Нельзя ли ее отдать заказчику в таком виде, в котором она сейчас есть. И пусть он сам делает с ней, что хочет.

— Нельзя. Указания жесткие: отвезти туда же, куда мы всегда отвозили остальных, чтобы отдать на замену отработанного материала. Что, снова боишься «замараться»? Опять рядом какой-то экстрасенс навис?

— Нет, просто она… эта девочка… у нее еще никого не было. На Востоке это элитный товар. Она стоит больших денег — настоящих денег, а не той мелочевки, которую мы здесь за нее получим.

— Она не блондинка. И ростом не дотягивает до манекенщиц.

— Это здесь она не блондинка и не дотягивает. А на южных рынках она самое «то». Я внушу ей желание попасть в гарем какого-нибудь шейха или другого авторитетного заправилы с кошельком, и она с удовольствием ляжет в его постель ко всеобщей пользе.

Бывший владелец «ауди» засмеялся:

— Ты плохо запомнил? Заказ был именно на эту девочку, чтобы сделать с ней то же самое, что и с остальными. Должно быть, ее папаша и заказчик что-то не поделили. Месть это. Так что погуляй маленько, а я пока попробую тот кайф, за который на вашем Востоке отваливают кучи бабла. После чего все сомнения у тебя отпадут, и ты примешься за свою часть работы.

Анч малость шевельнул мозгами:

— Может, мне на видео это снять? Чтобы ее папашу «порадовать» по-полной?

— Не в этот раз. Девочка должна выглядеть в полном адеквате и добровольности, чтобы папочку кондрашка хватила.

Анч пожал плечами и вышел. В людские дела он лез ровно настолько, чтобы дергать своих марионеток за те ниточки, которые приводили к интересующему его результату. Желания вскрывать самому консервные банки у него не было никогда — он предпочитал кушать их содержимое.

Пока бывший владелец «ауди» получал свое удовольствие, Анч задумал свое. А именно: установить потом в этой комнате видеокамеры, чтобы не зависеть от желания своего партнера записать действия того по отношению к привезенной сюда девчонке. Естественно устанавливать их он намеревался потом, после того как обработает пленницу сам.

А пока он продумал текст гипноза, который собирался на нее навести. Вариант должен был быть облегченный, но в таком объеме, чтобы девочка полностью находилась под его влиянием. Это надо было хотя бы для того, чтобы она не попала под гипноз кого-то другого. Подготовиться надо было основательно, потому что гипноз требовал немалого вложения силы.

— Ну как? — спросил он своего партнера после того, как тот вышел из комнаты с пленницей. — Преграды теперь нет и путь открыт? Вкусно было?

— Да ничего особенного. Можешь заходить и действовать. Кстати, она почти проснулась.

— Угу. Ключ дай — не люблю свидетелей. Особенно когда мешают.

Анч действительно настолько ненавидел свидетелей, что, заперев дверь изнутри, тщательно проверил помещение на наличие «жучков» и только после этого подошел к пленнице. Та лежала тихо и только молча следила за его действиями, пытаясь осмыслить происходящее.

— Кто вы, и где я? — проговорила она едва слышно, когда Анч подошел к ее кровати и сел так, чтобы она хорошо видела его лицо, и глаза ее, голубые и по-европейски большие, встретились с его зелеными, травяными.

— Называй меня «Чутка», — отвечал Анч, — и как ни странно, но я тебе друг. Доверься мне, и я помогу тебе вернуться домой. Ты ведь этого хочешь?

Девушка кивнула, и в глазах ее блеснули слезы.

— Тогда расскажи мне о себе. Как тебя зовут, кто твои родители и где ты живешь.

— Мое имя Белла. Фамилия…

И она рассказала, что отца своего не знает, что мать ее (имя, отчество, фамилия) — учительница начальных классов такой-то школы, и что живут они в микрорайоне на окраине городка, в двухкомнатной квартире. Адрес…

Анч слушал и запоминал. Он не мог понять, каким боком и кто мог захотеть так жестоко отомстить обычной школьной даме, вся жизнь которой — это подготовка к урокам и бесконечные проверки тетрадок. Еще было бы понятно, если бы та преподавала в средних или старших классах — там могла бы сыграть роковую роль чья-то четвертная двойка или в сердцах произнесенное оскорбительное слово. Но мать девочки учила малышей.

Следовательно, мстить могли только самой девочке. Какой-то отвергнутый поклонник.

«Вот уж точно — не родись красивой».

Придя к такому выводу, Анч вздохнул и сосредоточился.

— Тебе не повезло, детка, — произнес он сочувственно, — но не все еще потеряно. Посмотри мне в глаза, и ты найдешь там утешение. Забудь все, что ты мне сейчас рассказала, у тебя начинается новая жизнь. Та, которую ты хотела. Ты приехала сюда из Сибири, из далекого поселка, чтобы заработать много денег. Зовут тебя Мила, и привез тебя Югенс. Он обещал тебе легкую работу с хорошей оплатой и проживанием в общежитии. Повтори!

— Меня зовут Мила. Я приехала из Сибири, чтобы заработать много денег.

— Югенс объяснил тебе, что твоя работа будет — стараться понравиться мужчинам и развлекать их. Ты согласилась, потому что тебе нравится мужское внимание. Очень нравится…

— Мне нравится мужское внимание. Очень нравится.

— Тебе нравится делать мужчинам приятное и получать за это от них деньги и подарки. Но у вас в поселке народа мало, одни алкоголики и безработные.

— Мне нравится делать мужчинам приятное и получать от них деньги и подарки…

Спустя какой-то час девочка уже помнила, как мать-алкоголичка выгоняла ее из дома на мороз, когда к ней приходил очередной любовник (фото «матери»), таежный поселок (несколько соответствующих картинок, выуженных Анчем из Интернета), и долгое путешествие, в котором были два перелета на аэролайнерах, два поезда, два автобуса и попутка. Закончилось все нежными поцелуями и сном в объятиях Анча — он был спец в такого рода делах.

Впрочем, усыпив пленницу, Анч никуда не ушел. Наоборот, он снова открыл свой кейс и продолжил работу. Но на этот раз он достал из чемоданчика не ноутбук, и не фото, а набор косметики собственного изготовления. Спустя час девочку на постели было не узнать. Анч понизил ей скулы, усилил подбородок и чуть опустил линию бровей, сделав их заодно более прямыми. Наклейка на лбу привела не только к увеличению его выпуклости, но и к изменению формы носа. Трансформация произошла и с губами, ямочки на щеках также исчезли.

Дожидаясь, пока косметика высохнет, приклеится и впитается, Анч придирчиво осматривал результат. Лицо вовсе не стало безобразным — оно стало другим. Подкраска ресниц в коричневый цвет дала рефлекс на глаза, и закапывание туда белладонны (совсем понемногу) должно было расширить зрачки. Некоторое время девочка хуже будет видеть, но это ненадолго, затем зрачки вернутся к прежним размерам и зрение восстановится.

«Мама! — произнесла девочка во сне и гримаска боли скользнула по ее лицу. Это было так трогательно, что не будь Анч анчуткой, его пробило бы на жалость. Но все, что его интересовало — это довести своего партнера по договору до кондиции. Поэтому он поднялся и вышел из комнаты — готовиться к следующему этапу.

Глава III Белла

— Вчера мне казалось, будто девка красивее, — сказал бывший владелец «ауди» после того, как посетил пленницу на следующий день.

— Ну, это всегда так бывает, — скривился Анч, изображая скуку, и зевнул для вящей убедительности. — Человеческий мозг ко всему привыкает, и все усередняется: красота тускнеет, а уродство перестает шокировать. Я подштукатурю ее перед тем как ты повезешь ее заказчику, и она будет выглядеть вообще по высшему разряду.

— Ты уж постарайся. Надо, чтобы клиенты в очередь становились ради ее экстерьера.

Анч усмехнулся. План был уже полностью готов, и он не собирался отступать от него ни на йоту.

— Чутка! — сказала ему девочка еще через три дня, — я была глупой дурой, что захотела каких-то «легких денег». Я не хочу никаких денег, я хочу быть с тобой.

— В смысле? — удивился Анч.

— Там, куда Югенс меня отвезет, тебя ведь не будет, разве не так?

— Так, — согласился Анч. — Но там будут другие мужчины. И они меня заменят.

— Но я не хочу других. Я боюсь, что они окажутся такими, как Югенс.

— А что с ним не так?

— Он грубый и старается причинять мне боль. И все время заставляет меня сделать то, что мне противно.

Анч на секунду задумался.

— А ты? — спросил он вкрадчиво.

— А я отказываюсь. И он дергает меня за волосы и обзывает разными гнусными словами.

Анч задумался. Это была проблема — надо было, чтобы девочка без сопротивления вошла туда, куда ее привезут и приступила к «работе». И он произнес:

— Югенс готовит тебя к будущей профессии. Чтобы остальные мужчины по сравнению с ним казались тебе приятными. Ну, или хотя бы терпимыми.

— Ага, значит я правильно поняла, что не все они похожи на тебя.

— Угу. Я очень некрасив, а они нормальные.

— Мне безразлично твое лицо. Ты добрый, ты нежный и мне с тобой хорошо-хорошо. Давай сбежим! Ты же сам говорил, что хотел бы, чтобы я была с тобой всегда!

— Я и сейчас этого хочу, но это невозможно, — с искренней печалью произнес Анч. — Тебя найдут из-за меня и все равно отправят туда, куда пожелают. Да и не настолько там плохо, как тебе представляется. Ты быстро забудешь меня, как нелепый сон.

— Нет, не забуду! — возразила девочка и, обняв его за шею, принялась покрывать поцелуями его некрасивое сморщенное лицо. — Я люблю тебя! А Югенса я ненавижу!

— Но я такой же как он, и участвовал во всех его гнусных делах. Однажды ты поймешь это, и я стану тебе так же противен… Все, что я могу для тебя сделать — это вытащить тебя из борделя и отправить к маме… К твоей настоящей маме. Та, которую ты помнишь — она тебе не родная.

Слезы на глазах у девочки высохли.

— Ты не врешь? — спросила она недоверчиво. — Ты хочешь сказать, что моя настоящая мама проживает в этом городе?

— Да, — прошептал Анч ей на ушко. — И она тебя ищет. Твоя задача дождаться ее и потом ей все рассказать про Югенса и про то, где ты провела эти пять дней. Тогда его арестуют и всю кодлу накроют, и тебе никто не предъявит никаких долгов. Но ты должна молчать об этом и притвориться, будто тебе по-прежнему хочется ублажать мужчин.

— А если я не смогу притвориться?

— Тогда тебя либо убьют, либо накачают разной дрянью, от которой ты начнешь вешаться на любых субъектов в брюках, какого бы возраста или внешности они ни были. Даже если вместо двуногих кобелей к тебе приведут настоящих, четвероногих. Хочешь, я прямо сейчас это сделаю, и Югенс покажется тебе сказочным принцем? И ты проделаешь все, что он захочет, с энтузиазмом и восторгом?

— Нет! — молвила девочка, вновь прижавшись к Анчу. — Скажи, что ты пошутил! Так ведь не бывает?! Ты ведь никогда не допустишь, чтобы со мной такое произошло?

Анч снова усмехнулся — над собой.

— Но я ведь делю тебя с ним, разве ты этого еще не поняла? Даже зная, что он причиняет тебе боль — я хоть раз за тебя вступился?

— Ты… знал? — отпрянула от него девочка, и в глазах ее отразился ужас. — Ты… Ты еще больший негодяй, чем он!

— О чем я тебе и толкую. Я мерзавец, и не пара для таких нежных созданий как ты. Но я тебе не враг. И я ненавижу Югенса точно так же как ты, потому что он и меня заставляет делать то, чего я не хочу.

— И ты подчиняешься???

— Я стараюсь его обмануть. И если ты мне в этом поможешь, то мы накажем негодяя так, что ему мало не покажется. А ты вновь станешь свободная, и скоро встретишь свою настоящую любовь. Ты ведь этого хочешь?

— Хочу, конечно! — сказала девочка, сверкнув заплаканными глазами. — Говори, что для этого надо сделать?

Можно было залюбоваться ей в этот момент, такой она была решительной и смелой. И Анч сразу вспомнил, что перед тем, как ее повезут в элитное заведение для развлечения заправил криминала в N, как официального, так и неофициального, девочке необходимо вернуть ее настоящее лицо. Чтобы и мать могла опознать свою дочь, и у следствия не возникло никаких сомнений.

— Ничего особенного, — сказал Анч помедленнее, создавая впечатление только что принятого решения. — Просто старайся выжить, чтобы было кому рассказать полиции, что с тобой произошло и показать дом, где тебя держали.

— А почему ты сам этого не сделаешь?

— Потому что я соучастник. И стоит мне явиться в участок, как меня сразу же загребут и посадят в тюрьму. Где со мной будут очень плохо обращаться.

— Так тебе и надо! — мстительно сказала девочка.

— Не я тебя похищал, не я насиловал во сне и не я повезу к заказчику. Так что у тебя ко мне претензий быть не может, — парировал Анч. — Да и не настолько я боюсь полиции, чтобы нельзя было рискнуть. Просто мне не поверят. Никто не поверит без доказательств. А единственное доказательство — ты. Так что давай ложись, и я сниму с твоей кожи все эти уродливые нашлепки. Без них ты нравишься мне еще больше… Если бы ты только знала, как ты мне нравишься!

— Я не хочу сдаваться… Ну, разным его гнусностям, — сказала девочка через час. — Поддерживаешь?

— Поддерживаю, — улыбнулся Анч. — Вон там видеокамера на твою кровать направлена. Она все запишет. Только ты не перестарайся, и все, что позволяла раньше — позволяй. И язык придержи. Угрозы и оскорбления не помогут. Ты же не хочешь, чтобы он тебя покалечил? Будь такой, как всегда.

— Я подкорректировал девке лицо, наложил личину, — сказал Анч бывшему владельцу «ауди», столкнувшись с ним в коридоре. — Она согласна ехать к заказчику. Ты будешь с ней проводить прощальный сеанс, или торопишься сдыхаться товара как можна хутчей?

— А тебе не все равно?

— Я хочу сегодня в город смотаться, чтобы ты меня подбросил. Ну и беспокоюсь, чтобы товар был не подпорчен. Синяков чтоб не было.

— Ты уверен, что она полностью готова? Что она все команды там будет выполнять? Может, ты еще ее подрессируешь?

— Бесполезно. Там воспитание непробиваемое. А держать ее дальше без толку. Я силу терять начал.

Про потерю силы Анч, конечно же, нахально врал — сила у него была на самом пике. Но партнеру, которого он намеревался кинуть, знать о том было необязательно. Он прошел в свою комнату, запер дверь и включил ноут, а затем и видеокамеру. Кадры получились поистине бесценные. Скопировав их на три флешки (третью для контроля, на случай потери какой-то из остальных, и он ее надежно спрятал в хитрое место), Анч заблокировал ноут, рассовал остальные две по разным карманам, запер комнату и, выйдя во двор, забрался в стоящую у ворот машину.

Ждать ему пришлось недолго. Его босс с девушкой, чье лицо выражало печаль и покорность судьбе, вскоре к нему присоединились. Ехать Анчу было недалеко, он мог бы и пешком дойти, но требовалось понты соблюсти, то есть вести себя так, чтобы это не было похоже на побег.

Выходя из машины в центре городка, он услышал высоко в небе слабый звук квадрокоптера. Только звук — самого квадрокоптера нигде не было, однако задрав голову, Анч кое-что заметил, и это кое-что заставило его замахать руками, привлекая к себе внимание. Он заметил плывущий в неопределенном направлении клочок неба, несколько отличавшийся по оттенку от остального высотного пространства. Клочок был совсем небольшим, но звук квадрокоптера исходил оттуда, и это была надежда на еще один шанс для девочки, что ее вовремя отыщут, даже если с ним, Анчем, что-нибудь случится. Потому что жизнь приучила его не доверять ничему и никому.

Проводив машину взглядом, он отыскал ближайший пункт распечатки фотоматериалов и попросил сделать ему оттиски наиболее выразительных кадров в двух экземплярах. Купив в газетном киоске два больших конверта, он вырвал из блокнота два листка бумаги и написал на каждом:

«Эту девушку сейчас везут в N, чтобы продать там в подпольный бордель.»

Вложив по листочку в конверты с распечатанными фотографиями, он взял такси и поехал туда, где проживала мать девочки. Найдя нужную квартиру, он нажал на кнопку звонка. Дверь открыла измученная заплаканная женщина. Кто она такая, можно было и не спрашивать — семейное сходство было несомненным, но Анч спросил:

— У вас есть дочь по имени Белла?

Услышав имя девочки, женщина пошатнулась и побледнела. Впрочем, многолетняя профессиональная привычка держать себя в руках возобладала.

— Да. Ее нашли? — спросила она коротко.

— Живая она, — поспешил успокоить женщину Анч, — но ей угрожает серьезная опасность. Из этого конверта вы все поймете (сказав это, Анч достал из потайного кармашка одну из флешек, опустил ее в конверт и протянул женщине). Если у вас есть надежный знакомый, берите его и марш в милицию. Одна не ходите — могут убить, мало ли что?

Стремительно развернувшись, он метнулся вниз и, остановив ближайшую легковушку, приказал ехать до отделения полиции. Из всех, кто там работал, он доверял лишь одному человеку — старшему следователю капитану Фатьянову, но не знал ни его номера телефона, ни адреса. Быть опознанным он не боялся — он мастерски умел менять внешность не только девушек, но и самого себя. То есть не то, чтобы менял, но его никто не запоминал.

Тут ему повезло — капитан Фатьянов был у себя в кабинете. Передав ему второй конверт с фотографиями, запиской и флешкой, Анч добавил, уже устно, название борделя и адрес, где тот находился. И — исчез. Фигурально выражаясь, конечно, то есть покинул отделение полиции со всей скоростью, на которую был способен.

А после этого вернулся на дачу и стал ждать развития событий. Точно рассчитав время своих перемещений по городку и зная расстояние до N, Анч надеялся на то, что до борделя Югенс девочку довезет, успеет, и что полиция сделает рейд туда уже после того, как передача пленницы осуществится.

Если бы он только знал, какое стоячее болото взмутил!

То он бы обрадовался заранее…

Потому что надежный знакомый у матери Беллы был, и она немедленно ему позвонила.

Ведай Анч, кто этот знакомый, он бы порадовался еще больше. А знай он, что этот самый знакомый был отцом Беллы, он бы вообще ликовал — разумеется, если бы ему было доступно такое чувство.

Потому что вот уж воистину худшего врага у некоторых людей, чем они сами, невозможно и придумать — похищенная девочка была дочерью Болгарина. То есть некоронованного короля их городка — главного мафиози местного криминалитета.

Разумеется, о том, что в списке любовных побед Болгарина когда-то была молоденькая выпускница пединститута, кое-кому из тогдашних его корешей было известно. Но поскольку та разорвала их связь сразу же, как только он имел неосторожность признаться, откуда у него столько денег, то о ее беременности ему никто не доложил. Слишком скоротечен был роман, и слишком он тогда был легкомысленен, чтобы долго переживать по поводу «чистоплюйства» одной из временно гревших его постель студенточек.

Потом он получил срок, а та вышла замуж — ненадолго, но хватило, чтобы ребенок (девочка) родился в браке, и никаких вопросов по поводу ее происхождения ни у кого даже не возникало. Ее мать со временем превратилась в строгую сухую воблу типа «синий чулок», и встретив ее однажды на улице, наш крутой мафиози едва вспомнил, и то не сразу, откуда ему было знакомо это лицо.

Впрочем, воспоминания были приятными, и сейчас с высоты прожитой биографии он ощутил удовлетворение: ему польстило, что в числе жертв его обаяния была вот эта сохранившая красоту и по виду глубоко порядочная наследница потомственной русской интеллигенции. Рядом с ней шла девушка лет семнадцати, обещавшая стать достойной представительницей следующего поколения.

В девочке не было ни капли кокетства, ни восхищения дорогой иномаркой, в которой он сидел. Она была одета прилично до полной безупречности. На ней была белоснежная блузка, строго по размеру, клетчатая юбка в складку, сидевшая на бедрах как влитая, черные туфельки на небольшом каблучке, и черная бархотка на шее. Держалась она прямо, и походка ее казалась легкой, словно девушка ничего не весила.

— Черт побери! — высказался Бугай, бывший в тот день за рулем. — Идет как пишет, и вид такой, словно с картинки. Даже обнять неохота — вся чистенькая, словно Барби с витрины.

— Даже не пытайся, такие не про нас, — усмехнулся Болгарин. — На заметишь, как в душу заползет, и на совесть начнет жать.

— Скорее на кошелек, — насмешливо возразил «гопник», сидевший там же, только на заднем сидении.

— Да ну? — усомнился Болгарин. — Неужели опыт был?

— Угу. Не с этой, но с такими же. Недотрогами. Всем им сначала про любовь, а потом бабло, и еще раз бабло.

— Останови-ка машину, — приказал Болгарин Бугаю и вышел на тротуар, чтобы повнимательнее рассмотреть приковавшую его внимание «Барби».

Она не была блондинкой, и слегка волнистые волосы ее челки не свешивались до кончика носа, прикрывая лицо словно сеткой, а наоборот, обрамляли его, делая еще более красивым. То, что на этом лице не было косметики, Болгарина не удивило — удивляло, что и без подводки оно выглядело выразительным: губы казались красными, брови и ресницы черными, а глаза — ослепительно голубыми.

Не дойдя до него пару шагов, мать и дочь остановились.

— Как тебя зовут, красавица? — спросил Болгарин, наслаждаясь моментом. Впечатление он, вообще-то, хотел произвести на мать, и ему это удалось.

Девушка покраснела и беспомощно взглянула на свою старшую спутницу. Было ясно, что она была в курсе, кто перерезал их путь.

— Ее зовут Белла, — отвечала женщина негромко. — И я бы не стала тебе ничего говорить, но мне не нравится, как твои спутники на нее смотрят. И тебе это сейчас перестанет нравится. После того, как я тебе кое-что скажу.

Шагнув к нему, женщина встала на цыпочки, прислонилась губами к самому его уху и произнесла буквально три слова, заставившие матерого рецидивиста замереть наподобие соляного столпа, пока мать и дочь обходили его с двух сторон. Только после этого он очнулся и забрался назад в машину.

— Что она тебе вякнула? — с любопытством спросил «гопник».

— Это неважно, — отвечал Болгарин задумчиво. — Но то, что я сказал раньше, остается в силе: эта девочка не для вас.

— А для тебя, — несколько насмешливо сказал «гопник».

— И не для меня. У нее своя жизнь, и таким приключениям, как наши, там не место. Кто нарушит — пусть потом не плачется. Если ему будет чем плакаться, конечно.

Напустив туману, сколько можно, главарь местной мафии всерьез задумался, как ему быть дальше. Новость о том, что у него есть взрослая дочь, да еще красавица и чуть ли не голубых кровей, не только льстила, но и приносила с собой целый спектр проблем. Слово «шантаж» никогда для Болгарина не звучало хорошо, а теперь, просочись намек на какую-либо связь его персоны с означенной девицей, оно могло запросто превратиться в реальность.

В общем, секрет следовало хранить и дальше, если Болгарин не хотел, чтобы его устойчивое положение пошатнулось. Максимум, что он мог сделать — это дать на всякий пожарный случай свой адрес и номера телефонов обоим вдруг ставшим важными для него людям: и дочери, и ее матери. Ну и помогать им он старался по мере возможности. Что он и делал целый год — маскировался и таился.

Известие, что скрытность была напрасной, и над его дочерью надругались, заставило старика скрипнуть зубами от ярости и немедленно приняться за дело. Естественно, ни в какую полицию он не побежал, а «маякнул» сбор бригады, и со всей скоростью, на которую были способны колеса, кавалькада из трех легковушек и микроавтобуса помчала в N.

Оказалось, что их опередили — местная полиция также не дремала. По известному ему адресу они обнаружили лишь участкового, который объяснил не ломаясь, что здесь была перестрелка, три трупа, остальные арестованы, и всех девушек отправили в обезьянник до выяснения их личностей. Обшарив помещения опустевшего борделя трижды и никого там не найдя, кавалькада помчалась туда, куда отвезли девиц — то есть в полицейский участок.

Беллу Болгарин увидел сразу же, и сразу же спросил, нельзя ли ее забрать, на что последовал категорический отказ. Впрочем, поговорить с ней ему разрешили.

— Меня зовут Мила, — сказала она, — но я вас знаю. Не помню, как Вас зовут, но я почему-то уверена, что бояться вас мне не надо. И еще я откуда-то помню, что доверять из всей полиции я могу только капитану Фатьянову из Городка. Но вы ведь не полицейский, нет…

— Да, я не полицейский, — торопливо согласился Болгарин. — Скоро приедет твоя мама, и она тебя заберет. Я вижу, что ты что-то еще мне хочешь сказать, но не решаешься. Ты знаешь, кто тебя сюда привез?

— Да, его зовут Югенс, у него темно-зеленое БМВ. Он держал меня за городом, на даче в….

— Знаю я, где эта дача. Никому не рассказывай ничего, кроме капитана Фатьянова, лучше притворись, будто ничего не помнишь. Вот идет твоя мать, у нее твои документы. Твои настоящие документы. Сейчас тебя нам с ней отдадут, а ты на все, что бы мы ни сказали, кивай головой — разбираться будем потом. Договорились?

Девочка кивнула. Она вела себя несколько странно, словно была под допингом, и на мать она смотрела так, будто видела ее первый раз в жизни. Но несомненно это была Белла, и слезы ее несомненно были искренними. Сильная психическая травма также была несомненной… Из N Болгарин повез обоих: и дочь, и ее мать, уже на своей машине, и не к ним на квартиру, а в свой особняк, под охрану. После чего развернулся и помчался вершить правосудие так, как он его понимал. То есть по старинному закону «Око за око, зуб за зуб».

Глава IV Казнь

Анч сидел на подоконнике. Облик у него был самый нужный: он снова был забавной лохматой игрушкой, безобидной на вид и нисколько не пугающей. Что не мешало ему внутренне ликовать. Он давно не испытывал такого кайфа — даровая энергия страданий грешника обволакивала его со всех сторон, струилась ему в уши, конденсировалась в рогах и копытах. Самым восхитительным было то, что за эту энергию ему не надо будет отчитываться — она была халявной, то есть его очередь организовывать возмездие согласно пунктам договора еще не наступила. Не было потрачено ни единого из задуманного по плану ресурса, они все были еще в запасе, а это был просто неожиданный бонус.

Его клиент сам организовал себе то, что сейчас с ним происходило — месть родственников одной из похищенной им девочек. Лучшей из них — той девочки, любви которой, светлой и яркой, Анч успел вкусить. И которую потерял, чуть девочка поняла, что он точно такой же садист и ублюдок, как ненавистный ей Югенс. И вот этой-то потери простить своему боссу по договору Анч не был способен ни за какие сюжеты Вселенной. Он ждал — и дождался.

Экзекуция началась сразу же, как только на дачу приехал Болгарин. К его появлению Югенс уже сидел, привязанный к креслу и умолял его отпустить — то есть пока ему не заткнули рот кляпом. Едва появившись, Болгарин достал из конверта одну из фотографий, показал ее Югенсу и спросил:

— Узнаешь?

Ужас, который сгенерировал организм Югенса, сразу включил все приемные антенны Анча — казнь началась. Болгарин приступил с самого важного — с эпизода, который делал пощаду невозможной.

— Разлепите ему его поганую пасть, — приказал он. — Раздвиньте челюсти. Так держать, пока я не вставлю ему кол в его воняльник.

(И все это делалось, и Анч видел, как заостренная с двух сторон палка, проколов нижним концом язык уперлась верхним в Югенсово нёбо, исторгнув первый вскрик и два фонтана слез из глаз преступника.)

— Знаешь, для чего это сделано? — спросил у того Болгарин, и голос его вибрировал от ярости.

(Югенс помотал головой).

— Мы тебе сейчас зубы будем рвать. Медленно. По очереди. Без анестезии… начнем с верхних резцов. Бугай, приступай!

Зубов у Югенса было достаточно. Бугай рвал их медленно, степенно, каждый в несколько приемов, извлекая из глотки казнимого очередной стон. И когда он добрался до клыков, Югенс первый раз потерял сознание. Но погрузиться в беспамятство ему не позволили — поднесли что-то к носу и продолжили. Покончив с клыками на верхней челюсти, перешли на нижнюю, а затем снова на верхнюю челюсть, присыпав место, где только что было 6 зубов, солью.

После чего зрачки Югенса закатились, и будучи возвращен в действительность он уже не стонал, а выл без остановки. Кровь не просто текла у него изо рта — он ей захлебывался. И с каждым новым всплеском его боли Анч чувствовал, как крепнут его рога и копыта, как наливаются силой крылья, делаются зорче глаза и быстрее соображает мозг.

Он даже пожалел, когда с зубами у Югенса было покончено — он рассчитывал на 32 единицы, но зубы мудрости у его бывшего человеческого босса давно искрошились. Однако оказалось, что это было всего лишь первый этап экзекуции. Колышек изо рта у Югенса был выдернут, и Болгарин сказал:

— А теперь покажи-ка нам руки, которыми ты до нее дотрагивался. Вот этими самыми граблями? Ай-ай-ай! Короткие они у тебя, однако, дружок! Пальчики бы надо удлинить, ты не находишь? Бугай, тебе не попадались на кухне спички?

Пока Бугай ходил искать спички, Анч переменил позу и чуток задумался. Почему-то ни разу, пока он возился с похищенными девочками, в нем не возникало желание заставить хотя бы одну из них страдать. Взять хотя бы Беллу — для нее он так и остался если не белым, то мягким и пушистым. Жаль, что невозможно было закрепить ее за собой навсегда. Потому что для него, Анча, существа, которое кормилось человеческими чувствами, было абсолютно неважно, что это были за чувства — лишь бы сильные.

Подумав так, Анч вздохнул: чтобы страдания были полноценными, они должны были быть заслуженными — вот как у Югенса, например. Или вытекать как последствия от человеческих желаний. Обычная боль в их анчучьей среде не котировалась — нужна была душевная, и особенно высоко ценились муки совести.

Вот, например, Белла мечтала о любви, такой, чтобы потерять голову — Анч ее желание исполнил, она в него влюбилась. Теперь девочка страдает от того, что ее милый не с ней. Это пройдет, и будет для нее уроком.

Или взять девушек, которых привозили Анч с напарником. Они всегда выбирали вполне зрелых, с гарантией совершеннолетних из тех, которые были дорого и напоказ одеты, вели себя развязно, и на шофера смотрели как на обслугу. Таких им обоим было не жалко. Анч начинал их гипнотизировать еще в машине, заставляя забыть, зачем они туда сели, легковушка замедляла движение, и, дождавшись, когда снотворное подействует, разворачивалась назад к городку и везла очередную жертву в особняк к Югенсу.

Все они уже успели попробовать «запретный плод» («запретный» с точки зрения родителей, конечно), и подготовить их к отправке в бордель был пустяк. Через три дня (ночь Анч, ночь его напарник, и ночь пополам с Югенсом) они уже сами рвались к карьере «все для клиента».

О том, кто они такие, они уже не помнили, внешность их была изменена до неузнаваемости, и документы у них были соответствующие, то есть, что они приехали из отдаленных деревень на заработки. Жить каждая из них хотела строго для себя, на мужчин они смотрели как на добычу и источник материальных ресурсов, и куда они потом девались, когда богатые клиенты теряли к ним интерес, Анча не волновало.

И только с Кристиной вышла осечка…

Итак, Кристина. Подходила ли она под тип девушек, которых он, Анч, обязался поставлять Югенсу для продажи?

Нет. Она была «не стандарт», чего он сразу Югенсу и объяснил, предложив девчонку отвезти к родителям. Что сделал Югенс вместо того, чтобы выполнить рекомендацию? — Приказал девочку убить, хотя согласно пунктам договора убийства исключались из перечня услуг, предоставляемых Анчем. Для этого там даже имелось особое примечание…

Вспомнив Кристину, Анч едва не пропустил вторую серию казни. А ведь зрелище было для него новым, то есть представляло из себя некоторый интерес не только в энергетическом, но и в эстетическом плане.

Бугай вернулся со спичками, и экзекуция продолжилась. Новое блюдо, поданное к столу Анча, имело вид загоняемых под ногти казнимому спичек, каждую из которых Болгарин собственноручно затачивал, чтобы принимать в процессе личное участие. Пиком всего была извлеченная из кармана бывшего Анчева босса зажигалка, посредством которой спички были подожжены — все десять сразу.

Дальше уже было не столь интересно, и можно было снова предаться анализу предыдущих эпизодов исполнения пунктов подписанного данным двуногим договора.

Вспоминать Кристину было так стрёмно, что Анч аж прижмурился от удовольствия. Пьяная мажорка, тормознувшая их машину, а затем вломившаяся в салон, показалась ему столь лакомой добычей, что он не задумываясь вкатил ей дозу снотворного и принялся расписывать, какая чудесная ночь, и как отпадно они проведут время, когда она с ними поедет — вся такая красивая и необыкновенная.

К его удивлению, девчонка, вместо того, чтобы проникнуться, извинилась, сказала, что они неправильно ее поняли, и что одета она так странно, потому что была на студенческой тусовке. А одна, потому что поссорилась с парнем, который пошел ее провожать. И попросила немедленно высадить ее из машины, потому что ей плохо, и ее выворачивает после излишнего количества поглощенного на вечеринке разного спиртного.

Анч кивнул напарнику, и машину они остановили. Девку действительно вывернуло, после чего она протрезвела, но в машину больше садиться не захотела, как ни заглядывал ей Анч в зрачки, обещая, что они всего лишь предлагают, чтобы она составила им компанию, и ничего другого, кроме того, что она сама пожелает, делать ей они не собираются.

Было ясно, что его гипноз на нее не подействовал.

— Извините, — произнесла она с той степенью вежливости, которая сразу исключала притворство. — Я не способна сегодня веселиться. Счастливой вам дороги, а мне надо немного прогуляться.

Девчонка действительно пошла, помахав им двоим ручкой. Однако пока она протрезвлялась и отнекивалась, 20 минут, необходимые для того, чтобы снотворное начало действовать, истекли — через несколько шагов ноги ее начали подгибаться, и она плавно опустилась на травку. Оставлять ее на обочине было нельзя, документов при ней не было, поэтому и довелось вести ее в особняк Югенса…

… А вот запускать когти в ее руку и оставлять там кончик своего когтя — это было перебором, это было уже из озорства. Зато теперь он точно знает, что девчонка под охраной, и в любой момент может до нее достать…

Экскурс в события прошлого месяца не мешал Анчу параллельно смаковать волны струившейся вокруг него трагических модуляций, однако сразу же после того, как его ноздри обвеял аромат обпаленной кожи грешника, в других диапазонах волн наступила энергетическая «тишина» — процесс одномоментно оборвался.

Такое затишье могло обозначать лишь одно — смерть двуногого, поставившего подпись под договором, а это было преждевременно. Смерть донора в планы Анча пока еще не входила — согласно контракту душа того должна была «отработать» ровно столько времени, сколько ему служил Анч, то есть в данном случае не меньше года.

— Готов, — произнес Бугай, потрогав жилку на шее Югенса. — Что будем делать с трупешником?

— Оставим для утилизации тем, кто явится после. Забери крепежи, чтобы не оставлять следов, и уходим.

— Жаль, что мы имя заказчика из него не выжали.

— Поиски заказчика — это задача мусарни. Надо же и им бросить кость, пусть отрабатывают свою зарплату.

Все это Болгарин говорил уже на ходу, успев протереть зажигалку, подлокотники и спинку кресла, нисколько не смущаясь прикосновениями к еще теплому телу.

Впрочем, щелкнув пальцами, Анч запустил у искомого тела биение сердца — медленно, едва-едва, остановив умирание мозга и болевых рецепторов, и навел на мышцы паралич — теперь жертва должна была снова все чувствовать и слышать, но внешне ни на что не реагировать.

Это была даже не кома — к приезду полиции тело Югенса должно было остыть до комнатной температуры, чтобы казаться мертвым — теперь наступила очередь Анча добиваться того, чтобы подписавший договор двуногий захотел оборвать свое пребывание в мире живых. Чтобы довести градус его мук до такой утонченной интенсивности, когда молят о смерти как об избавлении, и возможность уйти в небытие кажется высшим пределом желаемого.

Так что и после исчезновения «бригады» Болгарина Югенсу вряд ли стало намного легче. Анч коснулся накопителя, висевшего у него на шее в виде амулета и настроил его на прием мук донора, чтобы волны, от него исходившие, делились на два потока. Сейчас потоки были едва ощутимые — донору следовало несколько передохнуть.

Да и у Анча кроме эстетических были еще и физиологические потребности, а для их обеспечения кое-что требовалось вполне материальное — а именно, презренные бумажки с картинками, которые двуногие ценят больше всего остального. Грубо говоря, требовалось извлечь честно заработанный им гонорар, который Югенс не потрудился ему вовремя отдать. Криминальная бригада основательно пошарила в особняке, но все найти вряд ли сумела — Югенс никогда не держал ничего ценного в одном месте.

Анч же его тайники давно знал, и до приезда полиции их следовало опорожнить. Приняв человеческий облик, он везде заглянул, достал обе заначки: и в рублях, и в валюте, и рассовал их по потайным карманам. А после этого пошел на кухню и с аппетитом поел. Подкрепиться надо было основательно, потому что тело донора следовало тщательно охранять, и даже оберегать от непредвиденных покушений, а на это требовалось куча энергии (вот почему потоков было два — один на накопление, второй — на расход).

Заслышав звуки въезжающих во двор полицейских машин, Анч вновь переместился в место экзекуции, и, дождавшись, когда тело запакуют в черный мешок, шмыгнул туда же. В морге должно было происходить вскрытие, и присутствие при этом процессе было обязательным пунктом его плана.

Выбравшись из мешка после того, как оттуда извлекли тело, он подыскал себе укромное местечко под потолком и настроился на очередной сеанс гипноза. Нельзя был допустить, чтобы его подопечному отпилили полчерепа или повыкидывали из тушки часть органов — все должно было ограничиться разрезом кожи и затем ее зашитием — разумеется, без наркоза. А поскольку патологоанатом сопровождал свои действия комментариями вслух, записывая все на диктофон, то волны ужаса Югенса дополняли реальную боль, которую тот испытывал.

Делом Анча было создавать иллюзию, будто судмедэксперт действительно копался во внутренних органах, а не просто записал под гипнотический бесовский шепоток то, что ему внушалось Само по себе это было несложно, когда досконально знаешь процесс, а Анч знал.

И еще лучше он знал организм Югенса, потому что ему предстояло обеспечивать функционирование данного организма в течение всего подотчетного периода. Поэтому он с большим удовольствием продиктовал судмедэксперту все необходимое и воспроизвел перед его внутренним взором действия, которые тот якобы совершал. Ну а после того, как тело было отправлено на хранение, Анч помчался организовывать похороны.

Меньше всего ему было надо, чтобы тело кремировали — наоборот, ему было необходимо, чтобы Югенса предали земле. Организовать это было не совсем легко — Югенс был в городке пришлым, с северо-запада, и вся родня у него находилась в Карелии. К счастью, ближайшего наследника «покойного» Анч выяснил заранее — юридически тот был женат.

Срочно вызвав сюда вдову под угрозой потери больших денег, Анч помог ей оформить бумаги, в том числе получить свидетельство о смерти и быстро-быстро проделать все операции по достойным похоронам. «Достойным» с точки зрения нечистой силы — не на кладбище, а вне его, на даче, и после оформления наследства предложил ей продать ему хотя бы часть ее новоприобретенной собственности.

Дом в городе Анча не интересовал — его занимала возможность держать под контролем душу своего донора, обеспечивая того сериями нескончаемых мучений, промежуточным этапом в которых было прослушивание Югенсом не только всех деталей его похорон, но и надгробной речи Анча.

Речь эта была просто шедевром его красноречия, тем более что других свидетелей ее произнесения кроме вдовы и священника, рядом не было. Ведь после того, как Анч показал священнику бумагу о договоре «покойного» с нечистой силой, тот не только отказался его отпевать, но и запретил хоронить на освященной земле.

Став таким образом единоличным владельцем тела Югенса, Анч принялся обеспечивать его сохранность при отсутствии медицинской помощи — процесс умирания требовалось растянуть на год. Прежде всего для продолжения жизни требовалось наличие кислорода — и в крышке гроба было просверлено отверстие. Одно-единственное, но такое, чтобы воздуха донору хватало лишь на слабое подобие полноценного дыхания.

Трубка, прикрепленная к этому отверстию, выходила на поверхность и маскировалась в надгробной плите. По этой же трубке во время дождя к телу поступала влага. Что же касается насекомых и прочей живности, то Анч предоставил это природе. Его задача была поддерживать живым мозг и прохождение туда нервных сигналов.

Аккумулятор-накопитель он вмонтировал в плиту рядом с трубкой для дыхания, и на этом временно успокоился — дальше все должно было работать само. Рядом по давно привычной схеме вмуровывался передатчик импульсов — подпитывать время от времени нервную систему грешника.

Конечно, на это тратилось какое-то количество энергии, но после изобретения человеческой цивилизацией компактных батареек энергия была электрической, а не живой; попадая в мозг грешника она усиливалась, преобразовывалась в его отчаяние и муку и излучалась в накопитель. Кормить донора обычной пищей двуногих не предполагалось — тот должен был медленно пожирать самого себя изнутри в процессе разложения. Полтора метра глубины сохраняли достаточно прохладную температуру, чтобы этот процесс не шел слишком бурно.

В общем и целом система могла некоторое время работать автономно, без непосредственного участия Анча, и он мог почивать на лаврах, занимаясь делами более экстремальными.

Например, устроить себе отпуск и поразвлечься.

Например, проведать Кристину…

Глава V О, Шеркала, Шеркала

В тот первый вечер своего пребывания на самой экзотической достопримечательности Казахстана — Шеркале, Кристина, как мы помним, была настроена довольно романтично: устье пещерки, где она устроилась на ночлег, было сухим, не жарким и там не дуло — чего же еще? Рассвет она тоже встретила без истерик и даже весело. Она выспалась, и вокруг нее были руины чего-то очень древнего — едва заметные, но самые настоящие.

Правда, на самой верхотуре горы, как оказалось, торчало вполне недавно поставленное сооружение из шестов и поперечин, то есть люди сюда время от времени все же поднимались, не только она, но и это было скорее хорошим, чем плохим намеком — это значило, что сюда есть несколько дорог, и внизу она сможет очутиться в любой момент.

Рассудив так, Кристина поднялась к шестам и еще разок осмотрела то, что ей предлагала гора. То, что снизу казалось полукруглым куполом, отсюда смотрелось неровной конусообразным холмиком, кое-где с фасадной стороны осыпавшимся, с плавным плоским спуском к противоположному краю по центру.

Похоже было что когда-то Шеркала имела форму, близкую к цилиндру, но с левой стороны стены этого цилиндра обрушились вниз, образовав обширную впадину, и судя по бороздкам, выбитым временем на вершине, произошло это не слишком давно. Потому что бороздки эти, обрываясь на краю провала, продолжались на другом его краю так что хоть мост перекидывай. Словно кто-то огромный выкусал бок круглой в плане призмы, и из-за этой раны очертания ее исказились.

Насыпь вверху хотя и была по направлению к «фасаду» излишне крутой, зато с противоположной стороны по левую руку прослеживалось возвышение, благодаря чему и возникала вышеуказанная ложбинка. В общем, при свете дня прогуливаться здесь вполне было можно, и многочисленная растительность в виде отдельных кустиков травы («кочек», как называли их у них дома на лугах) делали пейзаж более приветливым, чем могло бы показаться человеку, привыкшему к густому разнотравью.

Общая ширина пространства на вершине Шеркалы также впечатляла — на неопытный Кристинин глазок что-то около 500 метров. И там, на противоположном конце склона как будто снег лежал — это на поверхность выступал то ли мел, то ли известняк. Впрочем, подойдя к краю зеленой зоны, Кристина в ужасе отшатнулась: там верхнее плато обрывалось, резко уходя вниз отдельными неровными выступами.

Ясное дело, что ветер и вода от весеннего таяния снегов трудились здесь недаром — они выточили узкие каньоны, подобные тем, что были на тыльной стороне Шеркалы, придавая ей живописный, но неприступный вид. И если бы не пещеры, пронизывающие стенки горы сплошь вокруг, невозможно было бы даже подумать, будто здесь могли когда-то жить люди.

«Сколько же природе понадобилось столетий на то, чтобы выточить все эти каньоны?» — подумала Кристина.

«Как могли люди насыпать вверху известковой платформы этот огромный земляной холм и прокопать в ней столько пещер?» — такой была ее мысль номер два.

Третья мысль стоила обоих вместе взятых. Пещеры могли быть вовсе не выдолблены в горе — наоборот, гора могла быть целиком слеплена из энного количества земляных норок подобно тому, как соты в улье составлены из бессчетного количества отдельных восковых ячеек.

«А что? Пирамида Хеопса в Египте ведь тоже была создана людьми. И не только пирамида, но и еще куча храмов и дворцов для знати. Здесь не Египет, здесь зимой выпадает снег и летом идут дожди иногда — вот и результат: все осыпалось, и пирамида превратилась в гору…»

Впрочем, поднявшись еще раз к шестам на вершине, Кристина увидела, что спуск с самой верхотуры в ложбину намекает на то, что когда-то он был ступенчатым. Неровные полукружия, словно нарисованные на его поверхности, показывали это более чем красноречиво. Да и вертикальная полоска грунта, торчащая из левой насыпи, была очень похож на стену.

Похоже было, что Кристина догадалась правильно: неведомые строители не просто землю насыпали, а возводили из нее какие-то вполне приличные помещения, и лишь после того, как они были заброшены, безжалостное время обрушило потолки и погребло, и переварило, превратив в нечто, кажущееся созданным госпожой природой.

Это было интересно, и возле этих стенок стоило порыться. Кристина порылась, воспользовавшись как лопаткой кусочком камня. Через час упорство ее было вознаграждено — она откопала три темных металлических кругляша с рельефными «арабскими» надписями и подвеску из полупрозрачного зеленоватого камня. В подвеске была дырочка для того, чтобы продеть через нее шнурок — ясное дело, это был какой-то амулет, и Кристина, ничтоже сумняшеся, повесила его себе на шею рядом с нательным крестиком. Религиозная принадлежность амулета ее, атеистку, смущала меньше всего.

Следующей ее находкой была половинка фарфоровой тарелки, и это напомнило желудку Кристины, что созерцание металла и расписной керамики — пища не слишком подходящая для человека, который последний раз что-то клал себе на зубок часиков с десяток тому назад. Она взглянула на свои руки и поморщилась — мыть их было нечем. Но главное было не это — ей нечего было пить, так как вода у нее закончилась еще с вечера.

Необходимости что-то загрузить в желудок это не отменяло, и Кристина, достав из мешка хлеб, принялась его откусывать и жевать. Хлеб был уже черствым, и проглатывался с некоторым трудом. Можно было попытаться скомбинировать его потребление с травой, которая здесь росла. Трава показалась Кристине безвкусной, но проскакивала внутрь без осложнений.

Вытерев руки об подол платья, Кристина продолжила трапезу. Единственное, что ее смущало сейчас — это то, что из-за вечерней пыльной бури растительность здесь особой чистотой не отличалась, и хотя на зубах не хрустела, но была слегка подсоленой и вообще «минерализованной». Само по себе это, может, и не было трагично, но пить захотелось еще сильнее.

Впрочем, отсюда, с высоты, было хорошо видно, что относительно недалеко от Шеркалы был оазис с настоящими деревьями и тоненькой ниточкой крошечной речушки. В общем, пришел момент с Шеркалой прощаться и снова возвратиться в «большой мир».

Вздохнув, Кристина сложила в мешок свои археологические находки (три металлических кругляша и половину фарфорового блюда), убрала туда же остаток хлеба и отправилась в обратный путь, то есть начала спуск из пещерки, в которой ночевала, внутрь горы, прихватив на всякий случай кусок мела, чтобы делать им отметки на стенах.

Как же она поблагодарила потом судьбу за такую предусмотрительность! Потому что в стенах прохода, который вел ее вниз, оказалось много боковых ходов, не замеченных ею накануне в порыве стремления добраться до цели. Сейчас ее энтузиазм спал, вместо него явилась жажда, и жажда эта не способна была затмить остатки здравого смысле в Кристиной голове.

Глаза ее теперь замечали все, и это все заставило ее задуматься. То есть двигаться с умеренной скоростью, не паникуя. Упомянутый здравый смысл напоминал ей, что в прошлый раз она двигалась прямо, и самое лучшее, что она может сейчас сделать — это никуда не сворачивать. Надо было спускаться по прямой, игнорируя ниши в стенах — Кристина так и делала, пока не наткнулась на одну развилку, затем вторую, третью…

И все они вели вниз… Требовался план, и Кристин мозг его сгенерировал.

Постояв возле самой первой развилки, она решила выбрать направление вправо, и на любой следующей развилке поступать точно так же. На всякий случай желательно было дополнительно начертить на стене мелом стрелки — она их чертила. Скоро она потеряла ощущение времени и даже перестала изумляться, что вместо абсолютного мрака ее обволакивает мягкий свет, дающий возможность видеть и стены, и грунт под ногами, иногда переходящий в ступени.

Свет этот был каким-то необычным, похожим на флуоресцентный, и если бы к нему вдруг примешался привычный человеческому глазу дневной, Кристина сразу бы заметила. Но тоннеля, через который пробились бы к ней лучи солнца, все не было…

«Не нервничать, не нервничать, — твердила она себе. — У тебя куча времени. Упрешься в тупик — повернешь назад и станешь исследовать по очереди другие проходы. У тебя в запасе не менее трех суток поисков выхода, и не может быть, чтобы тебе в конце-концов не повезло. Чувствуешь, что здесь нисколько не холодно?»

Действительно, было прохладно, но вместо того, чтобы мерзнуть, Кристина ощущала лишь легкое покалывание в пальцах рук и ног. При других обстоятельствах непривычность ощущения испугало бы ее, однако подспудное осознание того, что она заблудилась и никогда уже не сможет выбраться на вольный воздух, подавляло в ней все эмоции кроме липкого давящего страха, который гнал ее вперед и вперед.

Почти подчинившись этому страху — нет, не панике, потому что паника, как она слышала, напрочь отбивает всякую способность мыслить, Кристина перемещалась вниз с единственным намерением добраться до ожидаемого тупика — пока ноги ее не коснулись чего-то мокрого, а глаза не различили небольшой водоем с прозрачной и чистейшей на вид водой.

Если бы не жажда, Кристины даже не решилась бы такую воду попробовать — флуоресцирующие тоннели Шеркалы намекали на вещи по любым меркам опасные. Но выбор у нее был невелик — либо надо было пить то, что предлагали обстоятельства, либо рисковать высохнуть подобно предназначенной для консервирования вобле, свернувшись где-нибудь калачиком в одном из тоннелей.

Смерть от радиации отодвигала гибель на более неопределенный срок. К тому же прозрачная жидкость водоема ничем химическим не пахла, и кончики туфель Кристины, оказавшись в таинственной горной субстанции, не задымились и не скукожились. В общем, зачерпнув ладошкой малую толику этой воды, Кристина воспрянула духом — вода была пресной! И она была вкусной!!!

Это было спасение. Это была возможность не подводить под биографией черту, а продолжать функционировать дальше, пока она не добьется успеха в поиске выхода отсюда. И поиск выхода можно было отложить на потом, а пока следовало наполнить драгоценной влагой бутылку из-под айрана, вдоволь напиться и по-хорошему поесть хлеба, не экономя его.

«В крайнем случае можно кушать и траву — ну и что же, что невкусно, но ведь лошади и верблюды едят ее, и не травятся…» — вот что думала Кристина, сидя на камушке возле последнего свидетельства того, что Шеркала не была природным образованием — ее сотворили поколения трудолюбивых человеческих рук.

Позор был бы для Кристины оказаться хуже предков Рафика и, сдавшись обстоятельствам, бездарно сгинуть.

Хорошенько отдохнув, она уже не торопясь двинулась наверх, не отрывая взгляда от стены, и следя за сделанными при спуске отметками. Пить ей уже не хотелось, и к своему месту заключения она выбралась с полной бутылкой воды, которой ей должно было хватить на весь следующий день.

Кристина даже не подозревала, что пока она спускалась до озера и поднималась наверх, на вершине Шеркалы побывала очередная группа туристов, с которыми она легко могла бы выбраться по закрепленному в одной из расщелин канату. И что канаты эти так и остались там висеть в ожидании нового тура любителей-экстремалов.

Как бы там ни было, но поужинав травой с остатками хлеба, усталая Кристина спряталась в устье тоннеля, приведшего ее сюда, положила под голову вместо подушки свой вещмешок и заснула сном праведника. Следующий рассвет она встретила уже не в таком бодром настроении как накануне, но и без паники. Будущее снова не пугало ее, хоть и напрягало. Ну не вызывала у нее особого энтузиазма необходимость лазить внутри горы в поисках маршрута, по которому она сюда попала — слишком легко было заблудиться и остаться там навсегда! Не везде же там имелся люминесцентный свет?

И еще одно Кристину останавливало от порыва ринуться на поиски выхода — спустившись, надо было еще как-то добираться до конторы, которая занимается иммигрантами и ухитриться при этом не попасть в руки работорговцам или просто хулиганствующим элементам.

Конечно, можно было бы еще просто обратиться к добрым людям, чтобы те помогли ей связаться с родителями… Но в чужой стране? Где слишком многие терпеть не могут русских и тем более богатых русских? Вероятность вместо помощи заполучить очередную оплеуху судьбы была очень велика!

Людская доброта тоже имеет пределы, и доверяться кому-то, трижды нарвавшись на попытки воспользоваться девчоночьим беззащитным состоянием, Кристина способность потеряла. Свободные женщины были здесь явно в дефиците, и мужчин, которые решат с ней поразвлечься на свой манер, узнав, что она «ничья», было даже больше, чем в N и вообще в России.

Размышлять об этом, то есть накручивать себя и доводить до беспомощного кудахтания с воздеванием рук в стиле «все пропало» — в этом, конечно, пользы не было никакой. Да и не такой уж безнадежной была Кристинина ситуация — пройти 20 км до Шетпе и в случае чего забраться там в попутную электричку она все же была в состоянии. Точно также как и постепенно, пересаживаясь с одной из них на другую, добраться до узловой станции и сдаться там полиции.

Ну, или продолжить движение «на перекладных»…

«Главное, что траву можно есть…»

В общем, проблемы надо было решать строго по мере их поступления. Не торопясь.

А пока можно было снова покопаться возле стены — вдруг там найдется еще что-нибудь полезное.

Если бы Кристина только знала, сколько в Шеркале пещер, что все ее недра буквально пронизаны лабиринтом пустот и переходов, то идея осмотреть их никогда бы не затесалась ей в голову. Но правду она начала подозревать только спустя две недели после начала исследования левой стороны пандуса, по которому она на Шеркалу пришла, и еще неделя ей понадобилась на то, чтобы приняться за поиски альтернативных способов отсюда сбежать.

Самым трагикомическим в ее экспедициях было то, что некоторые из исследованных ею тоннелей действительно оканчивались выходами наружу, но ниши, в которые попадала Кристина, располагались слишком высоко над землей — очевидно, это были бойницы, из которых защитники крепости оборонялись от нападавших на них врагов.

Спуститься из этих бойниц вниз было без веревки невозможно, да и веревка вряд ли бы помогла, потому что крепость строилась как ряд платформ, стоявших друг на друге ступенчато. Здесь нужно было бы альпинистское снаряжение — то есть крючья и вбиваемые в стены и пол штыри. Ничего такого у Кристины не имелось, и она со вздохом возвращалась на исходную позицию, что есть наверх.

В общем, спустя три недели Кристина уже готова была сесть и дождаться появления на «ее» территории людей, чтобы обратиться к ним за помощью, как вдруг произошел эксцесс, изменивший ее настроение на эту тему до противоположного.

Как уже говорилось, вдоль центральной части Шеркалы к ее тылу шло пологое понижение, с разницей между верхней и нижней высотами от уровня земли метров в 15. Заканчивалось понижение на меловом слое горы, откуда до земли было примерно столько же.

Имелись и места, где насыпь, образованная обвалившимся с «плато» грунтом, была несколько ближе — всего-то на уровне трех этажей обычного жилого дома, и наверняка можно было, хорошенько подумав, найти способ туда приземлиться без пилотирования. Важным было не промахнуться и не скользнуть в глубокое ущелье, которых тоже было предостаточно. Тогда дело не ограничилось бы банальной поломкой рук-ног — это была бы вернейшая и лютейшая смерть. В общем, риск имелся, однако нечто подсказывало нашей пленнице: игра свеч стоила, если хорошенько поискать, то спуститься было реально.

С таким настроением Кристина все чаще стала прогуливаться по самому краю освоенной ей территории, окончательно потеряв бдительность. Высота больше не пугала ее, голова у нее перестала кружиться и людские голоса внизу заставляли прятаться, а не взывать о помощи. Все вот это вместе едва не закончилось для нашей исследовательницы печально — нажав ступней на один из камней, составлявший кромку левой стороны Шеркалы, она вызвала его отлом, падение и следом за ним «рыбкой» скользнула вниз на насыпь, ведущую на предыдущий, меловой, ярус.

Ей повезло в двойном размере: и тем, что вершина насыпи начиналась в этом месте на уровне менее двух метров, и тем, что осыпавшийся когда-то фрагмент кромки был невелик — между насыпью и началом следующей платформы имелось расстояние в полметра. К тому же насыпь эта уже уплотнилась от момента своего рождения, и погода была сухой, поэтому вместо того, чтобы рухнуть с высоты в 25 метров, Кристина осталась лежать на склоне в 45 градусов вниз головой.

Это произошло так быстро, что она в первый миг даже испугаться не успела, а когда обрела способность соображать, то осознала, что пальцы ее рук упираются в твердую горизонтальную плоскость. Пошевелив ступнями, она обнаружила, что кончики ее туфель углублены в нечто слегка рыхлое, но достаточно прочное, чтобы удерживать ее тушку от фатального маршрута вниз. Склон, кстати, дополнительно укрепляли куртины уже знакомой Кристине местной растительности, и это тоже отдаляло окончание ее биографии на неопределенный срок.

Тем не менее поза, в которой Кристина лежала, ничуть не напоминала отдых в курортной зоне. Она вжималась в несчастную насыпь так, словно собиралась с ней слиться воедино. Она готова была молиться всем богам — если бы знала, кому конкретно, то точно вмиг бы уверовала, и более горячего неофита не познал бы мир ни до ни после.

Так прошла минута, другая… Может, и меньше, а может и больше. Одно точно: глаза Кристины были закрыты… впрочем, как и разум. Руки ее начали затекать, но шевелиться она по-прежнему не решалась. Прошло еще несколько мгновений — ее пронзил ужас, и один-единственный ментальный шаг отделял ее от паники.

— И долго ты собираешься так поджариваться в лучах заходящего солнца? — услышала она голос, показавшийся ей знакомым.

Повернув голову на звук и подняв веки, Кристина осознала, что она видит рядышком Анча. Что он тут делал, было неясно, и в довершение проблемы это был не привычный ей Анч, который привез ее к Рафику и отдал тому в работу, а его намухоморенная ипостась. Говоря иначе, Кристины глаза узрели нижнюю половину туловища лохматого лупоглазого персонажа из детских страшилок — на копытах, с длинными хвостом, и в довершение ко всему — с парой огромных перепончатых крыльев.

Рогатой головы и верхних конечностей с острыми когтями с Кристининой позиции видно не было, но они предполагались, однозначно.

Вторая волна ужаса окатила Кристину, и она точно свалилась бы сейчас в пропасть, если бы не лежала уже на грунте, беспомощная и недвижимая.

— Ты же в прошлый раз меня не боялась, — озабоченно произнес между тем невидимый язык Анча. — Или висение вниз головой пагубно поменяло твой характер?

— В прошлый раз я была под допингом, и понимала, что вижу глюк. Я знала, что я не сумасшедшая, и что скоро снова все поменяется. А сейчас меня глючит наяву, значит, я ударилась головой и у меня поехала крыша…

От одной этой мысли Кристине так стало себя жалко, что она заплакала — насколько это возможно было в ее положении.

— Мне исчезнуть, или сначала ты перевернешься? — засмеялась ее галлюцинация вместо того, чтобы начать ее утешать. — Давай-ка для начала примем более удобную позу для обмена любезностями и медитирования. Под мою диктовку, угу? Не отрываясь от насыпи, чтобы не покатиться кувырком, левую ногу в сторону, правую к ней, сомкнули. Правую руку в сторону, цепляемся ноготочками за грунт, пальчики у тебя сильные, удержишься… Вот так… Теперь снова левую ногу в сторону, и снова правую ногу присоединяем к левой… туловище развернула горизонтально, и правую руку можно снова переместить. Не отрываемся, царапин не боимся, пальчиками цепляемся, не ленимся… Левую ногу опять вниз, так, она уже на карнизе, сгибаем ее в колене, продолжая прижиматься… Теперь руки, туловищу от талии придаем вертикальность посредством рук…. Влево не смотри — только в сторону насыпи…

Что там Анч еще произносил, Кристина уже не воспринимала. Выпрямившись, то есть почувствовав ступнями твердую горизонтальную поверхность, она приободрилась. Слежавшаяся земля не осыпалась под тяжестью ее туловища, она выдержала, и это давало шанс вскарабкаться вверх. Однако расстояние вертикальной части яруса до «плато» было пугающе велико… И что там в очередной раз советует незваный «глюк»?

— Не здесь, — услышала она. — Передохни, и поищи более удобное место. Где оно может быть?

Кристина подумала, вспоминая рельеф левой части верхней площадки. Глюк глюком, но советы тот дает не наобум…

— Там, где заканчивается кромка и осыпь начинается сразу от плато, — произнесла она нерешительно.

— Умничка. Вот и двигайся туда. Медленно, шаг за шагом…

Глава VI На что способна музыка

Ноги Кристины предательски дрожали, когда она выбралась, наконец, на «свою» территорию. Опустившись на землю, она даже некоторое время полежала, распластавшись по поверхности, и только нежелание лазить здесь в темноте, спотыкаясь о каждую кочку, заставило ее подняться и переместиться к пещере. Анч последовал за ней. Впрочем, солнце еще не полностью скрылось за горизонтом, и по дороге Кристина успела нарвать себе охапку травы на ужин.

Увидев ее трапезу, Анч несказанно удивился.

— Так ты стала вегетарианкой? — спросил он.

— Вовсе нет, — пожала плечами Кристина. Я ем еще и насекомых — кузнечиков таких…

— Саранчу.

— Ага. Мышей еще, вчера ящерицу поймала.

— Хочешь, я тебе джейрана принесу?

— Убитого?

— Нет, живого.

— Тогда не надо. Я все равно не сумею его убить.

— Тогда кролика.

— С крупными животными у меня проблема — мне их почему-то жалко. Вот черепаху можно.

— А змею?

— А если ужалит?

Анч засмеялся.

— Ты думаешь, черепахи не станут кусаться, если ты их из панциря руками доставать начнешь?

— А у меня кинжал есть — я его здесь возле стены откопала.

— Дай-ка глянуть… Э, да ты молодец! Сумела не только достать, но и отчистить!

— Сталь хорошая, типа «нержавейка». Черненая!

— Угу. Такие когда-то называли «каралуж».

— Ножны вообще отпад. Похожи на серебро с золотом. Камни вставлены так себе, дешевка, но узор красивый.

— О, лазурит и сердолик! Много ты понимаешь в том, что тогда ценилось!

— Так что, этот ножик в самом деле старинный?

— Угу. XV век, не позднее. Что-нибудь еще нашла?

— Да так, по мелочи. Немножко посуды, какие-то бусы — грубые, мне такие не нравятся, да и цвет ни то ни се. Вот кувшин для воды — это вещь, я ним по воду хожу.

— И ты не боишься мне все это показывать? Не опасаешься, что я тебя ограблю?

— Галлюцинация ограбить не может. И вообще, мне пора спать.

Анч снова засмеялся:

— Ты так уверена, что я твой глюк? Ну так потрогай меня и убедись, что я живой!

— Вот еще! Сейчас ты галлюцинация зрительная и слуховая, а будешь еще и тактильная. Лучше я лягу, а ты расскажи мне об этой горе все, что знаешь. Почему она называется «Шеркала»?

Спрятав в мешок кинжал и бусины, Кристина действительно полулегла на свое импровизированном ложе, состоящее из сухой травы, и приготовилась слушать.

— Во-первых, не «Шеркала», а «Жеркала», то есть «земляная крепость, и построена она была в незапамятные времена, когда уровень Каспийского моря был выше, и само оно было больше по размеру. Полуостров Мангышлак представлял из себя цветущий край. Земледелием здесь, понятно, никогда не занимались, но трава была густой и зеленела до морозов. С гор по весне стекали реки, наполняя водоемы, в которых водилась рыба, в долинах паслись тучные стада. Одно было плохо — палящее солнце летом и мороз зимой. И как укрыться от него люди не знали.

— А юрты?

— Строить юрты тогда люди еще не умели — они много чего не умели, придя сюда из тех краев, где всегда тепло. Единственное, что они знали — это что от непогоды можно укрываться в пещерах, а там, где пещер нет — можно их вырыть где-нибудь в овраге или слепить недостающие три стены из глины с добавлением песка.

— Из самана, то есть?

— Нет, «саман» — это другое, Это глина, смешанная с соломой или сухим, уже отжившим камышом. О самане люди узнали позднее, а первоначально — только хардкор, то есть песок и речной ил.

— А как же потолки?

— Потолки делали из камыша или стволов деревьев, там где они росли, и покрывали травой от дождя. А сверху примазывали все той же смесью песка и ила, чтобы не разметало ветром.

— Я думала: вы произнесете слово «своды».

— Своды были придуманы уже потом, следующими поколениями. Когда люди догадались, что смесь песка с илом можно набивать в формы, получаемые блоки высушивать и строить дома из них. И что выложенная аркой конструкция из блоков со скошенными сторонами выдерживает свой вес, не обрушиваясь вниз. Но самые первые обитатели этой местности о том, конечно, даже не подозревали. Они простодушно лепили свои жилища, подражая береговым ласточкам.

— То есть Шеркала — это самое первое сооружение на Мангыстау?

— Самое первое из многолюдных. И сохранилось оно потому, что уж очень место было удобное. Здесь до сих пор есть вода — ты же сама видела, совсем неподалеку на поверхность по-прежнему выходит родник.

— Угу, даже деревья растут.

— Ну, деревья эти саженые. Однако ведь растут же? И благодаря этому и другим родникам Шеркала оставалась обитаемой даже когда климат начал меняться — жил тут народ на протяжении многих и многих столетий. Людей становилось все больше, и однажды следующее поколение стало возводить свои жилища не рядом, а над пещерой родителей. Внизу вокруг будущей крепости пасся скот, по-прежнему ловилась рыба.

— Я читала, что за это место воевали.

— Воевали. Потому что здесь проходила чуть ли не единственная дорога, где можно было устроить привал, напоить скот и отдохнуть. Кто контролировал Шеркалу — контролировал путь к Каспийскому морю, ставшему на рубеже I–II тысячелетий одной из важнейших трасс «Великого шелкового пути». Там на побережье товары перегружались на суда и шли к дельте Волги, откуда поступали не только на запад, через Хазарию, но и на север, в Булгарию, на Каму и Русь.

— А на Русь-то зачем? У нас же тогда не было ни собственного золота, ни серебра, чтобы все это купить.

— На Руси были мед, воск и пушнина. И самое дорогостоящая по тому времени ценность — железо. Его выплавляли из болотной руды.

— Никогда бы не подумала! То есть я вообще не задумывалась, чем князья могли расплачиваться за восточные товары, и почему денежной единицей на Руси были серебряные слитки. В смысле много их было, этих слитков.

— Угу, некоторые недостаточно умные граждане думают про поставку рабов. Но работорговлей промышляли булгары и хазары, а потом пришедшие им на смену татары. Русские суда физически не могли бы перегонять партии «живого товара» мимо Казани и других контрольных пунктов вроде Сумеркента в дельте Волги. К тому же людей по дороге кормить необходимо было — навар был бы мизерный.

— А почему сейчас Шеркала покинута?

— Потому что в ней отпала нужда. Пришли русские и построили другие опорные пункты, к которым проложили другие дороги. Да и Каспийское море обмелело, и бывшие порты оказались на суше… Спи, девочка, до утра тебя никто здесь не потревожит…

И Кристина заснула, раздираемая двумя противоречивыми чувствами. Ей и нравилось, и не нравилось появление на «ее территории» Анча. Хотя он и был всего лишь галлюцинацией, но привнес в ее нынешнюю жизнь чувство защищенности, по которому она давно и прочно тосковала. Он обращался с ней так, как она всегда хотела — как со взрослой, и для него было абсолютно неважно, красивая она или дурнушка.

Знай Кристина, что Анч не есть продукт ее воспаленного воображения, а наоборот, реальное существо, она бы очень удивилась, обнаружив, что он думает примерно так же как и она. Что ему, НЕЧЕЛОВЕКУ, неожиданно приятно было болтать о том о сём с двуногой самкой, которой не надо объясняться в любви и делать комплименты. Которую не требовалось очаровывать, гипнотизировать, выжимая из нее нужный стиль поведения. Которая принимает его внешность такой, какая дана ему от природы, и ничего при этом от него не пытается заполучить.

Вот почему вместо того, чтобы утром исчезнуть, он дождался Кристининого пробуждения и даже преподнес ей в подарок целый кувшин собственноручно наловленной саранчи.

— Ох! — воскликнула Кристина, увидев его. — Я думала, что больше тебя не увижу!

В ее голосе было нечто им обоим непонятное, вроде смеси печали с разочарованием, приправленных большой дозой удовлетворения.

— Мне уйти? — засмеялся Анч. — Я могу, и без проблем.

Засмеялся он потому, что не только в голосе Кристины, но и в исходящих от нее волнах не было желания немедленно от него сдыхаться.

— А смысл? — пожала плечами Кристина. — Если я тронулась умом, то буду ли я видеть тебя постоянно или с перерывами, значения уже не имеет.

— Ты можешь потрогать меня и убедиться, что я не глюк.

— Все психи убеждены, что их видения — реальность. Но даже если ты исчезнешь, то есть еще одна проблема — мне недавно начало казаться, будто мои руки и лицо светятся в темноте. Стоит мне зайти в тоннель, как я начинаю излучать, и все там вижу.

— Может, это стены фосфоресцируют?

— Я тоже так первоначально думала. А потом проверила: не стены, нет.

— И чем это плохо?

— Когда человеку чудится то, чего не может быть, то он точно не в адеквате.

— А ты действительно видишь в темноте?

— А как бы иначе я лазила по тоннелям? Фонарика-то у меня нет.

Все это Кристина говорила, как ни в чем ни бывало выуживая из кувшина принесенных Анчем насекомых и лопала их одного за другим, нисколько не стесняясь его присутствия.

— В общем, так, — произнес он, слегка подумав, — давай-ка выбирайся отсюда, девчуля. А то и в самом деле повредиться в уме недолго.

— Поздно, — отмахнулась Кристина. — Стоит мне потом заикнуться о том, что мне помог спуститься отсюда субъект с копытами и крыльями, как меня запрут в психушку и начнут пичкать всякой дрянью, чтобы привести в чувство. А если окажется, что моя кожа и впрямь светится в темноте, то отправят на опыты куда-нидь в закрытую лабораторию.

— То есть ты вообще не собираешься отсюда уходить?

— А зачем? Здесь все есть, что надо для жизни. Еда, вода, убежище.

— Зимой здесь станет холодно. Выпадет снег.

— Внутри горы всегда одинаковая температура. А высота снежного покрова здесь минимальная. Трава все равно будет торчать.

— А если замерзнешь?

— Да и наплевать. Зато умру на свободе.

Анч задумался — случай был тяжелый, такого в его практике еще не встречалось.

— И что ты намереваешься делать сейчас? — спросил он с любопытством.

— То же, что и всегда — продолжу исследовать тоннели. Ты со мной, или останешься здесь?

— Пойду с тобой. Мне хочется посмотреть, как ты светишься. А зачем ты берешь с собой мешок?

— Ну а как же? Вдруг я наткнусь на выход? Что ж мне, снова наверх подниматься?

Анч снова хохотнул — на этот раз про себя. Логики в Кристинином поведении не было никакой — слова у нее явно расходились с делами. Забавным ему показалась не ложь, а игра подсознания, заставлявшая двуногих самок поступать вопреки самым искренним обещаниям и только что произнесенным словам. Но то, что девочка не собиралась предаваться унынию, ему поимпонировало.

Наивное упорство, с которым Кристина рвалась к самостоятельности, внушало некоторое уважение. Поэтому Анч и пошел за ней, решив еще немного побыть рядом, чтобы в нужный момент подсказать, как отсюда можно попасть к подножию горы, либо убедиться, что она действительно способна дождаться, когда за ней явится ее родители.

Спустившись до развилки, Кристина сказала:

— Я сейчас исследую левый рукав. Почти весь прошла, там осталось только два лаза. Сегодня мы просмотрим более дальний, а ближайший оставим на потом.

— А почему не оба сразу?

— Потому что мне еще за водицей топать. Тоннелей много, а день короткий. Вечером надо будет еще и нижнюю кромку плато продолжить исследовать. Я хочу знать о своей территории все.

— Знаешь, — произнес Анч в раздумье, когда они спустились к водоему и отдыхали там перед тем, как отправиться в обратный путь, — если здесь были караван-сараи, значит, от этого подземного озера должен быть выход не только наверх, но и вбок. Лошадей и верблюдов необходимо было чем-то поить. Да и путешественников тоже, ты не находишь?

— Я уже думала об этом, — призналась Кристина. — Но либо вход в боковой тоннель находится под водой, либо он располагается выше, но был завален или заделан.

— Под водой вряд ли, здесь вода прозрачная, он был бы виден.

— Не обязательно. Противоположная стена пещеры теряется в темноте и отсюда не просматривается.

Придя к заключению, что нырять в холодную воду не стоит, и тем более не стоит ее мутить, оба спутника встали и пошли наверх. Они не торопились. Кристина не то чтобы выглядела усталой, но она с удовольствием вертела головой по сторонам, любуясь тем, какие пятна на стенах получались, стоило ей повернуть туда свое лицо или приблизить ладонь. Ее тело действительно светилось, и это вовсе не было игрой ее воображения.

«Неужели это все из-за моего когтя в ее мясе? Забавно! — думал Анч, пытаясь вспомнить, рассказывал ли ему кто-нибудь из его сородичей о подобном эксперименте над двуногими. — Или все же и впрямь ее отец великий шаман?»

Между тем, дойдя до развилки, где начиналась исследованная ими сегодня зона, он ощутил в хвосте и рогах странные колебания, заставившее его замереть от неизъяснимо сладостного волнения. Ему захотелось сесть на пол тоннеля, прислониться в стене, вытянуть копыта и зарыдать, чего он никогда в жизни не делал! Глянув на свою спутницу, он увидел, что та испытывает точно такие же чувства.

«О Шайтана-мама! Вот он, резонанс с двуногим, от которого меня когда-то предостерегали! Не хватает мне еще в человека превратиться…Надо бороться!…»

Напрягши рога, он услышал слабенькое подобие мелодии, исходившее из соседней ветви тоннеля. Источник, издававший подобные эфироколебания, следовало обнаружить и заставить смолкнуть. И Анч медленно повернул следом за девчулей туда, куда она уже двигалась на зов неведомого инструмента, заставлявшего их обоих забыть не только друг о друге — вообще обо всем.

Кристина шла, и слезы капали у нее из глаз, и Анч чувствовал эти слезы так, словно это плакал он сам. Потом она улыбнулась — и он тоже улыбнулся. Это была улыбка горького счастья, полного нежности и восторга, и — расставания, и трепета в сердце (оказывается, сердце у него все же было! — или это была иллюзия?…). Мелодия делалась все громче, она росла, и все новые ноты вплетались в нее, пока она не сделалась почти невыносимой, после чего превратилась в тонкий жалобный ручеек боли о потере чего-то дорогого и незабвенного.

Сколько это длилось — Анч не знал. Он даже не понимал, куда ступают его копыта, вверх или вниз, пока музыка не замерла на пару мгновений перед тем как зазвучать снова. Но этих мгновений ему хватило, чтобы осознать, что они с Кристиной находятся в полузасыпанной пещере. Там, освещаемый вечерним светом прорывавшегося через узкую щель в стене солнца, на груде камней и щебня сидел молодой парень и держал в руках самодельную пастушескую свирель… Свирель Пана.

Демонстрировать себя у Анча отпала охота сразу же. Стоя за спиной Кристины, он едва успел уменьшиться в размерах, но коснувшись пола пещеры, тутже взвился под самый ее потолок — весь низ тоннеля позади него являл собой шевелящийся живой ковер из несметного множества маленьких серых тел. Это были грызуны — казалось, что все поголовье мышей и крыс Шеркалы устремилось сюда в едином порыве.

И Анч благословил судьбу, что умел летать и находился сейчас в тени. Он зашипел, и мыши в панике кинулись в обратную сторону, сбивая и топча друг друга. Змеиное шипение, сменившее манящие звуки волшебной свирели испугало их точно так же, как Анча испугал тот, кто на свирели играл. Потому что исполнителя едва не вытянувшей его нечистую душу мелодии ему уже приходилось видеть, и меньше всего он хотел бы, чтобы тот начал снова читать в его глазах…

— Руслан! — бросилась к парню Кристина. — Ты… Ты пришел за мной!

Трепет в ее голосе сказал Анчу все — и кем был влюбивший ее в себя «Рустик», и чей отпечаток личности он почувствовал на девушке сразу же, как поднял ее на руки, чтобы посадить в авто. Гипноз Анчутки тут действительно был бессилен, и никто бы из его братии завлечь в свои сети эту девочку не смог. Даже без проявившегося потом на ней знака поисковой стрелы, напрочь отбивавшего у любой нечисти охоту поразвлечься с Кристиной как с обычной двуногой самкой.

Глава VII Руслан в действии

Чтобы полностью понять не только эти, но и дальнейшие события, следует возвратиться во времени несколько назад, а именно к тому дню, когда Анч передал матери Беллы и следователю Фатьянову видео- и фото- материалы, разоблачавшие Югенса. Его план, как мы помним, полностью удался — полиция прибыла на дачу, где держали Беллу, спустя примерно час после того, как «бригада» Болгарина превратила похитителя девиц в бездыханный труп.

Отставание во времени произошло потому, что в отличие от Болгарина, следствию известен был только адрес городского дома Югенса, но выехавшая туда группа никого там не обнаружила, и в устроенную засаду никто не попался. Полиция потеряла бы еще день, если бы не поступившая от Сильвии информация о замеченном их квадро-диром темно-зеленом БМВ, возле которого стоял странный человек и махал в небо руками.

Анализируя снятую видеоинформацию и максимально увеличив изображение, Руслан опознал в человеке Анча, и он мог бы поклясться, что руками тот махал не из любви к физкультуре. Проанализировав все видеозаписи с БМВ, из которого Анч вышел, наша троица экстрасенсов определила место, откуда тот въехал в городок и по какой трассе выехал. Дождавшись возвращения этого БМВ из N, они пустили по его следу один из наблюдающих аппаратов, и тот привел их точнехонько к дачному поселку за Отрадным и нужному особняку.

Но пока все это длилось, пока они обсуждали стоит или не стоит сообщать о своих подозрениях Фатьянову, время шло. Понадобилось время и на «пробивку» фамилии хозяина БМВ в ГИБДД. Вот так и получилось, что между отъездом «бригады» Болгарина и появлением полиции образовался люфт, позволивший Анчу обшарить особняк и забрать все самое ценное из компактного, что там имелось.

Не надо думать, будто Болгарин случайно или по ошибке заботу об поиске заказчика сбросил на полицию — он боялся услышать, что этим заказчиком был кто-то из криминальных боссов в N, война с которым была бы ему вовсе ни к чему. Имя услышал бы не он один, но и Бугай, и остальные члены его бригады из команды экзекуторов, и тогда вся местная шушера начала бы ожидать от своего босса решительных действий, чтобы наказать оскорбителя.

Ситуация моментом стала бы для него патовой: и прощать оскорбление было бы нельзя, и открывать военные действия заранее обозначало проигрыш. Тем более что он и сам бывал в том борделе не раз, потому что на всех девиц мира ему было жестко наплевать, кроме родной дочери. Отказываться от поисков виновного он, естественно, не собирался, но делать это необходимо было тихо и негласно. Желательно, чужими руками.

Опознав труп и сделав обыск на даче Югенса и в его доме, капитан Фатьянов доложил обо всем начальству, а покончив с оформлением бумаг, вскоре готов был тупо напиться вдрызг — ни единой зацепки для продолжения дела не оставалось. Непосредственный исполнитель похищений был убит, и на кого он работал — подсказать не способно было ничто.

Даже хуже — организовав рейд на бордель и заполучив всех находившихся там в тот момент «работниц сферы удовольствий», следствию не удалось обнаружить среди них ни одной из трех девушек, заявления о пропаже которых недавно поступили в полицию их городка. Кроме Беллы, конечно, но та была новенькой, «поработать» еще не успела, и в счет не шла.

Печаль ситуации дополнялась невозможностью опознать двоих из шести попавших под облаву «красоток», потому что пребывали они там отчего-то под фальшивыми документами. В самом факте наличия в борделе «липы» ничего особо удивительного не было, как не способно было потрясти основы законности то, что подлинники этих документов были некогда выданы на обладательниц несколько других внешних данных, и зарегистрированы в тех местностях РФ, откуда до N было не достать.

Настораживало то, что заявлений о потере таких паспортов не было, и дубликаты были точными во всем кроме фото — качество подделок было потрясающим. Причем обе обнаруженные в борделе неизвестные девушки с такой подкупающей искренностью уверяли, будто документы у них настоящие, рассказывали свои печальные биографии столь убедительно, что им хотелось верить.

Если бы не одно «но» — рассказы обоих об их жизни до поступления в бордель не совпадали с биографиями обладательниц настоящих документов, и никого из жителей своих деревень они назвать по именам не смогли. В их памяти словно был провал, и какая-то дополнительная настораживающая ненормальность. Удивляться этому не стоило — их явно все это время держали на каких-то препаратах, и медицинское обследование показало, что здоровье обоих было подорвано.

Будь у Никиты Марковича развязаны руки, он бы повторно допросил Беллу, но и Болгарин, и мать Беллы категорически отказались подвергать девочку повторному стрессу.

Допрос остальных четырех «работниц интима» (они все были из местных студенток) как и других служащих борделя в этом плане ничего не дал. Никого из «потеряшек» они по фотографиям не опознали, и о странных девушках не знали ничего. Единственное, что удалось выяснить — это то, что обе они «трудились» там относительно недавно — одна два, а другая четыре месяца, и что пользовались большим спросом, так как были безотказны.

В общем, дело действительно замерло на мертвой точке, и некоторые подвижки в нем появились только к концу июля, когда поступил сигнал из Казахстана, что дежурный на станции Шетпе слышал собственными ушами, как некий Рафик кому-то звонил, называя имя Кристины Бойковой.

Помня о том, что Кристина значилась в списке пропавших девушек, капитан Фатьянов решил навестить ее родителей, но сделал он это зря — мать только разрыдалась, а отец подтвердил, что да, такой звонок был, и что его дочь действительно последний раз видели там где-то на железной дороге.

Это было хоть что-то обнадеживающее, а еще через две недели Никиту Марковича позвала Олеся и сообщила другую интересную новость. Оказалось, что Белла, подопечная Болгарина, за время нахождения в руках у Югенса подверглась гипнозу, и теперь воображает, будто она не Белла, а некая Мила.

Гипноз был наложен весьма технично, так что Руслану пришлось применить все свое умение, чтобы снять наваждение. В процессе снятия, хотя Белла и уверяла, что ничего не помнит, Руслану удалось выяснить, что кроме Югенса на даче был еще один человек, которого она называла Чуткой. Этот самый Чутка накладывал ей на лицо какую-то маску, изменявшую внешность до неузнаваемости.

Все это обозначало одно: к двум неопознанным девицам из расформированного борделя в N также был применен гипноз, и именно поэтому они не помнят, кто они такие.

Передав информацию в N, и сообщив заодно о возможном гриме на лицах, капитан Фатьянов уже был готов поздравить себя с успехом, но не тут-то было. Если грим после его обнаружения удалить с лиц девушек удалось, то с гипнозом ни у кого из областных психиатров такая операция не получилась. Приглашенные из Москвы светила науки пояснили, что столь сильное внушение может снять только тот, кто его наложил. А таинственный Чутка во врачебных рядах не значился и не попадал в поле зрения уголовной полиции.

Впрочем, успехом было уже то, что благодаря снятию грима удалось-таки провести опознание несчастных секс-рабынь. Девушки действительно оказались из их городка. Благодарностям от родителей, которые тогда наслушался Никита Маркович, не было пределов. Он вежливо кивал, что-то говорил в ответ, однако радости не ощущал.

Ведь что делать дальше — он снова не знал. Тупик не перестал быть тупиком, только отодвинулся, потому что никуда не вел. Человека, который принес конверт с компроматом на Югенса, никто в полиции не запомнил, поэтому со словесным портретом был облом (по выражению молодежи), и дело по-прежнему стояло на тормозах.

Московские знаменитости между тем предложили отправить девочек по родителям — вдруг те постепенно вспомнят, кто они такие. За время пребывания в больнице их подлечили, очистили их организмы ото всех остатков химии, подкормили витаминами и отпустили под ответственность пап и мам, посоветовав понаблюдаться у местного невропатолога.

Естественно, ни родители, ни капитан Фатьянов светил психиатрии ни в чем не обвинял, к тому же в их городке у девочек действительно был некоторый шанс поправиться даже без таинственного Чутки.

— Руслан, ты не мог бы попытаться вернуть девочкам память? — спросил он на очередном совещании в агентстве «Под березой».

— Если это сделал тот же самый мозг, что Беллу с Надюшей гипнотизировал, то шансы есть, — отвечал Руслан. — Техника-то одна и та же. Там главное чтобы убрать наваждение, не зацепив настоящих воспоминаний. Или не оставить «хвосты» от наведенного морока. Иначе человек может начать путать то, что было в реальности с тем, что ему внушили.

Руслану действительно удалось совершить невозможное — вернуть девочкам их личности. К сожалению, вместе с удалением наведенных ложных биографий девушки забыли и все, что с ними происходило, когда они были под гипнозом. То есть для них возвращение домой и отсутствие психотравмирующих воспоминаний было несомненным благом, но для уголовного следствия по их похищению это был ляп непростительный.

— Я думал, что ты догадаешься просканировать их память, как ты это сделал с дочерью вашей клиентки, — вот что сказал капитан Фатьянов, когда Руслан объяснил ему, что в головах ни у одной из троих девушек он не копался.

— Нельзя было, — отвечал Руслан. — я вообще в этот раз ни в чью психику не заглядывал, просто внушил им забыть все события их жизни после определенной даты. Полностью забыть, и навсегда. Беллу я расспросил о том, что она знает о пребывании на даче у Югенса еще до проведения лечения, после чего и ввел ее в необходимый транс. Родителям остальных двух девушек я предложил солгать им, что они пролежали все это время в летаргическом сне.

— Вот спасибо, удружил!

— Здоровье пациента прежде всего! — строго сказала Олеся. — У тебя, Никитос, уже профдеформация началась. Да и вряд ли эти девушки знали что-то важное. Их же допрашивала полиция в N, и если бы там была хоть какая-то зацепка, то тебе бы сообщили. Кстати, от Кристины не было никаких новостей?

— Не-а.

Руслан подумал.

— Лесь, — сказал он наконец, — мне кажется, пора ее поискать. Как насчет того, чтобы полететь со мной в Казахстан?

— Никак. У меня клиенты, им нужна моя помощь. А Кристину ты и без меня сможешь найти.

— Но там нет берез.

— Зато есть другие деревья, и травы не только однолетние растут. Узнай у Станислава Львовича, от кого был звонок, и начни от контакта с этим человеком. Послушай ветер, прислушайся к своему сердцу.

— Возьми местную карту и определи направление, в котором ее следует искать. Там не так много объектов, где она может находится. Населенных пунктов мало, возьмешь в аренду машину и поездишь по округе, спрашивая людей, — в тоне капитана Фатьянова четко послышалось: «поиски проводятся так, и только так».

— Хорошо, дядя Никитос, я понял. Вы не дадите мне с собой какое-нибудь письмецо к местным органам, чтобы посодействовали? А то примут меня еще за какого-нибудь…

— …маньяка, — ехидненько докончила Сильвия.

Руслан кивнул.

— Ну что ж, если ты уверен, что у тебя сейчас есть все шансы найти Кристину, и что она точно в Казахстане, то едем, — сказал Станислав Львович. — Меня она видеть не хочет, но может быть, послушается тебя.

— Должна, — отвечал Руслан. — Стрела показывает вон туда, как раз к той точке, откуда поступил звонок.

— Значит, я заказываю билеты на самолет.

— Там три пересадки. Может, железной дорогой быстрее?

— Все равно через Москву. И с расписанием угадать надо. А вылет туда — через два часа. Так что если поторопимся, то еще днем будем в Москве, а вечером — в Астане. И уже завтра с утра сможем начать поиски.

Почти сразу же после вылета из Москвы Руслан почувствовал две волны ужаса, донесшиеся от Кристины одна за другой. Волны были такой интенсивности, что умей он летать, то ринулся бы вон из самолета и помчал впереди него. Однако ничего такого Руслану не было доступно, зато было доступно другое — точно определить направление, в котором им следовало бы перемещаться. Вынутая из дорожной сумки карта показала туда же, откуда был звонок отцу — окрестности населенного пункта Шетпе возле Каспийского моря.

— Она там, — произнес он вслух с облегчением, потому что ужас из эмоционального спектра Кристины съежился до приемлемого уровня, а затем и совсем пропал. — Жаль, что мы летим не совсем туда.

— И жаль, что нет прямых дорог из Астаны на Мангыстау, — вздохнул Станислав Львович. — Мы бы тотчас взяли напрокат машину и двинулись сразу же, невзирая на ночь.

— Ну и зря бы только деньги потратили. Самолет до Актау всяко летит быстрее, чем мы ползли бы по земле.

К удивлению Руслана, в гостинице при аэропорте он ухитрился неплохо выспаться — нервное напряжение его снова отпустило, а для охотничьего азарта момент еще не настал. Поисковый инстинкт у него включился только при подлете к Каспию, после того как они оставили внизу железнодорожный узел, и ниточка Кристиного пульса начала резонировать с поисковой стрелой по нарастающей. Это обозначало, что Руслан приближался к объекту. После станции Шетпе сигнал начал стихать, и в Актау они высадились уже в твердой уверенности, что знают, куда примерно ехать.

— Нету ее в самом Шетпе, — вздохнул Станислав Львович. — Я делал запрос в полицию и в иммигрантскую службу. Там ответили, что российская гражданка с такими паспортными данными границу не пересекала. И по фотографии ее никто не опознал.

— Наверное, ее там под чужим именем прячут. Потому и надо начинать с поездки по адресу, который высвечивает мой ноутбук.

Напрокат взять машину оказалось невозможно, зато такси в аэропорту было сколько угодно, и на любое расстояние. Через какой-то час наша поисковая команда уже въезжала в переулок на окраине железнодорожного разъезда!…, чтобы остановиться там, куда требовалось попасть.

Открыв калитку, они вошли во двор и направились к крыльцу. Двое детей подросткового возраста, мальчик и девочка, принялись кричать что-то на своем нерусском языке, обернув лица в сторону дома. Дверь открылась, и во двор вышел мужчина примерно одних лет со Станиславом Львовичем.

— Ну я Рафик, — отвечал он им.

— ……………..

— Была здесь у нас такая, жила целый месяц. Думал, женой мне будет, матерью моим детям, но не сладилось у нас. Ушла она…

Пока Станислав Львович разговаривал с хозяином дома, Руслан прошелся по садику напротив окон, дотронулся до забора, стволиков вишневых деревьев и травы у корней одного из них. Он прикоснулся губами к веткам, сорвал пару листочков и дунул, заставив их взлететь на воздух и поплыть в сторону станции.

— Да, она здесь была, — ответил он на немой вопрос старухи, вышедшей во двор сразу же, чуть Руслан ступил в садик. — Зачем ты прогнала ее, тетушка? Ну-ка, взгляни мне в глаза…

— Шайтан, шайтан! — забормотала старуха, хватаясь за амулет, висевший у нее на шее. — Изыди, шайтан, пощади сына моего ради малых внуков!… Я ей велела домой идти, все вещи ее отдала и еды в дорогу…

— Вот, еще сережки! — сказала девочка, тряхнув головой. — Она сама мне их подарила, сказала, что я могу их носить. Она была доброй и хорошей. Жаль, что она не захотела стать нашей егей шеше!

И мальчик шмыгнул носом, подтверждая слова сестры.

— Мы рады, что вы с ней хорошо обращались, — мягко произнес Руслан. — Вы поддержали ее в трудную минуту, и мне печально, что ваша бабушка боится всего, чего не понимает. Станислав Львович — папа Кристины, он бизнесмен и заплатил бы большие деньги, если бы отыскал свою дочь живой и невредимой и убедил бы ее вернуться домой.

— А вы? — сурово произнес хозяин дома.

— Я никакой не шайтан, а просто частный сыщик, которого Станислав Львович нанял, чтобы помочь ему в поиске. Мы понимаем, что вы понесли кое-какие расходы на содержание девушки, и мы готовы вам их компенсировать. 2000$ вас устроит? Вот, возьмите. И вот визитная карточка нашего детективного агентства. Если вы что-нибудь об этой девушке узнаете — позвоните.

Сев в машину, Руслан сказал:

— Кристина поехала в сторону Бейнеу, но вышла почему-то раньше. Так что наш путь — туда.

Отпустив в Шетпе таксиста, наши двое принялись думать, что с девушкой могло произойти дальше. След ее шел по земле — вдоль поселковой дороги в траве сохранилась ее аура, слабенькая, почти рассеявшаяся, но отпечаток был несомненен. Наконец, дойдя до выезда из поселка, Руслан вновь ощутил четкое направление.

— Она заблудилась, — сделал он вывод. — И где-то теперь прячется.

— А может, ее снова украли?

— Исключено. Она не страдает и ни на кого не злится. Так что снова берем машину и медленно едем в ту сторону.

Вот каким образом Руслан очутился в устье пещеры, через которую Кристина попала внутрь Шеркалы. И вот почему вместо того, чтобы рваться и метаться по многочисленным тоннелям, он расширил проход, забрался внутрь и заиграл на подаренной ему когда-то Матвейкой свирели призывную мелодию, перед которой, как он знал, ни одна девушка устоять была не способна.

Глава VIII «Падение в бездну»

Старший следователь Фатьянов не питал особых надежд на то, что допрос Кристины, даже если ее отыщут и привезут, существенно поможет в поиске заказчика. Точно также думала и Олеся. Сильвия была настроена более оптимистично хотя бы потому, что Руслан пообещал на этот раз не стирать память жертве преступления, а наоборот, максимально ее пробудить. Как бы то ни было, но обе они: мать и дочь, и Фатьянов, после отъезда Руслана со Станиславом Львовичем устроили еще один мозговой штурм.

— Дядя Никитос, — сказала Сильвия, — давайте подойдем к делу с другой стороны, с логической.

— Ты, хотела сказать: с фактической.

— Ну да. Если заказчик знал Беллу, то, значит, кто он?

— Местный. Это мы давно уже поняли.

— Если он в состоянии был оплатить услуги группы похитителей, один из которых был гипнотизером, то к какому слою населения он принадлежит?

— К бизнесменам.

— Или высшим чиновникам, — добавила Олеся.

— Или к мафии, — сказала Сильвия.

— К мафии — исключено. «Крестным отцом» местного криминалитета является Болгарин. Он знает, кто чем занимается. Но об участии Югенса в похищении девочек ему было неизвестно. По его сведениям, Югенс поднялся на вывозе цветмета и промышлял контрабандой. Он даже имя второго члена банды не знает, и кличка «Чутка» ему ничего не напомнила.

— Ну что ж, остановимся на версии «отцы города», — в раздумьи сказала Олеся. — То бишь района… Много их у нас?

— Не слишком. В нашем городке всего 10.000 населения, и они все друг друга знают — это достаточно узкий круг. Мэр, глава администрации района… в общем, человек десять чиновников и столько же тех, кто держит городской бизнес.

— Много, — сказала Сильвия. — Давайте подумаем, зачем преступнику надо было проводить девочек через публичный дом.

— Чтобы заработать на них перед тем как заманьячить и убить.

— А смысл? То есть получается, что с деньгами у него была напряженка, а ранг девушек, то есть их физическая чистота и неиспорченность были для него не важны? Тогда отчего бы ему не заманивать к себе проституток?

— Не-а, ему важно превращать в проституток девочек из приличных семей, а потом мучить их, пока они не начнут умирать.

Обе: и мать, и дочь подумали.

— Не мучить, а сексуально использовать, — сказала, наконец, Олеся.

— То есть у него с нормальным интимом напряг? — фыркнула Сильвия.

— Угу. В общем, получается, что ни мэр, ни остальные высшие чины администрации нашего городка под портрет маньяка не проходят, — сделал вывод капитан Фатьянов.

— Уже успокаивает, — снова фыркнула Сильвия. — Что там еще в анамнезе?

— Использование мощных химических препаратов типа «шпанской мушки», но пролонгированного действия. Похоже, что на девочках проверяли дозировку и состав.

— Что почти исключает контрабанду, — сказала Олеся.

— Почему? — спросила Сильвия.

— Потому что партии товара, перевозимые через границы обычно достаточно однородны по составу и большие. А здесь мелкие разовые — один состав использовался на одной девушке, другой, несколько измененный — на другой. И так далее.

— Понятно. Он нашего местного производства, — сказал Фатьянов.

— А почему не в N?

— Потому что его привозил Югенс вместе с новенькой девочкой, и он же через несколько месяцев увозил ту, которая начинала терять здоровье. В общем, конвейер.

— Что позволяет нам отсечь из круга подозреваемых тех бизнесменов, чья фирмы заняты грубой физической работой типа строительства и всех тех, что это строительство обслуживает.

— Остается рынок, междугородний транспорт и медицина, — заключил Фатьянов. — Непаханое поле слежки, для которой у полиции нет ни людей, ни средств.

— Стоп! — произнесла Сильвия, когда он уже собрался уходить. — Мы забыли про фармшколу. То есть про фармколледж.

— А что с ним не так? — с интересом спросила Олеся.

— Ну как же — препараты ведь не изготавливаются сами, для их производства требуется оборудование и специальные знания. Вдруг кто-то из выпускников или педсостава в этом замешан?

— Или студентов, — сказал Фатьянов.

Все трое снова подумали.

— Не-а, — решительно сказала Сильвия, — на местной молодежи такие препараты не испытывались. Самостоятельно такой бизнес замутить ничьему сынку не по средствам и не по силам. Югенс — «старик», он в качестве подручного для студента не подходит. А наоборот — ничто не заставило бы студента сохранять секрет о том, что он с кем-то там мутит «открытие века». Следовательно, это лаборатория, которая находится в чьем-то подвале и препараты изготовляет сам их потребитель. В смысле поставщик. Правда, мама?

Олеся и Фатьянов переглянулись.

— Если я предложу нашему аналитическому отделу прошерстить биографии всех, кто завязан на фармбизнесе нашего городка, неизбежно поползут слухи, и весь компромат из Интернета исчезнет, — покачал головой Никита Маркович.

— А мы сделаем это сами. Руслан вернется — он и займется, — подвела черту под совещанием глава детективного агентства. — А пока приготовь нам домашние адреса педагогических работников фармшколы и владельцев аптек. Вместе с дачами и родней. Распечатывать не нужно — перешлешь файлом.

— Я на флешку скину.

— Угу.

Почти всю дорогу от Шеркалы до Шетпе Кристина молчала. Она переживала, она думала, почему Руслан не только не поцеловал ее, но даже и не обнял как полагается, только помог выбраться и сразу же передал отцу. Кроме того, она никак не могла решить, что из своих приключений рассказывать, а что нет.

— Этот Рафик с тобой действительно хорошо обращался? — наконец спросил отец, не видя на лице дочери особой радости от встречи.

— Да, — отвечала Кристина, — лучше не бывает.

— Почему же ты не пошла за него замуж? — спросил Руслан.

Он задал этот вопрос так спокойно-равнодушно, что душа Кристина погрузилась в окончательное уныние. Не так спрашивают, когда испытывают нежные чувства, и напрасно она ждала, что разлука заставит его снова стать с ней прежним.

— Я не любила его, — ответила она, с трудом удерживая слезы. — Он старый.

— Мы хотим дать ему денег за то, что он помог нам тебя найти. Заслужил он их, как ты думаешь?

Кристина задумалась. Быть неблагодарной она не хотела…

— Они очень бедно живут, — наконец молвила она. — Анч сказал, что если я не буду сидеть тихо, то Югенс может прислать кого-нибудь, и меня убьют.

— Анч? — удивленно переспросил Руслан.

Кристина прикусила язык.

— Я хотела сказать «Асан»! — поправилась она.

— И ты ему поверила?

— Конечно. Меня же и вправду объявили в розыск, разве не так?

Станислав Львович и Руслан снова переглянулись.

— А кто заказал твое похищение, ты знаешь?

— Никто не заказывал. Я сама остановила их машину на дороге, забралась внутрь и вырубилась, потому что перепила на тусовке. Разве ты не помнишь?

Разумеется, Кристина лукавила. О том, что внезапная сонливость ей овладела не без помощи тех, кто сидел в подхватившей ее белой иномарке, она догадалась сразу же, как очутилась там во второй раз. И ехала в Казахстан она отнюдь не добровольно. Но делать подлянку Анчу, который ее пожалел, и воспоминания о котором помогли ей не свалится в пропасть, ее душа не желала.

«Теперь, когда Югенс мертв, Анч заниматься грязными делами не станет, а тюрьма еще никого не исправляла…» — вот что подумала она, решив не загружать поисковые базы полиции еще одним именем.

Тем более что подлинного имени Анча Кристина не знала, и явившийся ей на Шеркале глюк начисто вытеснил из ее памяти черты человеческого лица, которое в этот глюк преобразилось.

Назад они втроем добирались железной дорогой. Еще в электричке в тамбуре Кристина переоделась в нормальную одежду и стала вновь похожа на современную девушку, а не на огородное пугало. При пересечении границы никаких проблем не возникло: Руслан что-то сказал таможенникам, и они без звука пропустили не только ее, но и ее находки.

На бирюзовые бусы, видевшие на шее у Кристины и нефритовый амулет никто вообще не обратил внимания, и лишь с кинжалами вышла некоторая заминка. Впрочем, как оказалось, этот пункт путешествия также был предусмотрен.

— Это новодел, — пояснил Руслан, не сморгнув, воспользовавшись тем, что Кристина за время своего пребывания на вершине горы начистила все свое имущество чуть ли не до блеска. — Станислав Львович, покажите господам офицерам документы на оба ножа, где они были куплены.

(Второй кинжал, кстати, действительно был купленным в магазинчике сувениров для туристов, и позолота на нем была поддельной).

Таким образом, возвращение Кристины домой хотя и было торжественным, и даже триумфальным, но далеко не сразу помогло решению главного вопроса: кто же был виновником злодеяний по отношению к местным студенткам. Кто заказывал их похищение, а затем безжалостно убивал?

Ведь пока заказчик не был пойман, отправлять дело в архив было нельзя: опасность, что спустя некоторое время все повторится, по-прежнему оставалась. То есть скоро снова начнут пропадать девушки, а полиция узнает об этом слишком поздно, чтобы предпринять хоть какие-то меры к их розыску.

Поэтому Станислав Львович попросил Олесю продолжить наблюдение за городом, отслеживая сверху все Кристинины перемещения. А поскольку Болгарин тоже не снял охрану с Беллы, то не удивительно, что однажды пути этих девушек пересеклись, то есть они встретились и подружились.

Произошло это на молодежной художественной выставке, где среди остальных студенческих работ была и последняя Кристинина, в которую та попыталась вложить свое впечатление от знакомства с Анчем. Картина эта была публикой замечена, хотя и интерпретировалась она комментаторами совершенно вразрез с Кристининым замыслом. На своем полотне та попыталась изобразить демона, спасающего падающую с обрыва девушку, и очень жалела, что у нее не хватило мастерства, чтобы выразить то, что ей грезилось в процессе творчества.

Оказалось, что только она одна, автор, видела отсутствие у демона нехороших поползновений по отношению к девушке. Перекошенная от ужаса физиономия несчастной эмоционально воздействовала на зрителя с необходимым накалом, но вместе с сочувствием к девице она вызывала отрицание рогатого урода с рогами и хвостом, тем более что располагалась девица на склоне бело-коричневой насыпи вверх ногами.

Кристина изобразила грунт как можно реалистичнее, и куртины зеленой травы вместе с карликовым деревцем получились у нее как настоящие. Одетая в экзотическую одежду девушка в плане реализма явно проигрывала, изображение ее было чуть-чуть смазанным, как на фото с недостаточной резкостью — так Кристина пыталась создать иллюзию движения. Демона она поместила как бы в тени, полуприкрытого правым крылом, и пальцы с острыми когтями, протянутые к ноге девушки, казались выпукло-зловещими.

«Падение в бездну», — подписала она свое произведение.

Картина имела оглушительный успех, она стала сенсацией: проходя мимо, и обсуждая детали картины зрители заодно спорили и о том, кто является автором полотна (выставка была анонимной). Кристина тушевалась и жадно поглощала отзывы — ей и радостно было, и больно в зависимости от того, что она слышала. Так было, пока к ней не обратился один из посетителей.

— Тебе нравятся когти этого монстра? — услышала она словно сквозь транс. — Ты любуешься ими уже минут десять.

Кристина подняла голову и увидела молодого парня немногим ее постарше с дерзким насмешливым взглядом и четким вылепленным профилем. В этом лице была своеобразная грубая красота, но она не привлекала — это была красота холода.

— А разве они плохо нарисованы? — ответила она вопросом на вопрос.

— Отлично нарисованы: отполированы и блестят. Особенно мне нравятся эти тонкие уродливые губы — ничего кроме жестокости и насмешки.

— Это Анчутка, — отвечала Кристина. — Он не виноват, что некрасив.

— Чутка? — возразила подошедшая девушка. — Нет, Чутка не такой, он человек.

— Откуда ты знаешь? — спросил парень с холодным взглядом — ты кого-то вспомнила?

— Нет, просто на ум пришло. А улыбка у демона совсем не жестокая — он не злой, он просто притворяется. Ведь правда? — обратилась она к Кристине. — Вы ведь не адскую муку хотели изобразить? Девушка живая, и у нее есть шанс спастись.

— Ну… — протянула Кристина и зарделась. — А как вы догадались, что картина моя?

— Не знаю, просто почувствовала. Меня зовут Белла. А вас?

— Кристина. Может, на «ты» перейдем? Я не привыкла, чтобы мне «выкали»…

До конца августа оставалось совсем немного дней…

Странно, но Болгарин был вовсе не в восторге от того, что его дочь подружилась с Кристиной Бойковой. В этой девушке ему чудилось нечто странное. Ее возвращение из Казахстана в живом и неповрежденном виде казалось ему подозрительным, а ее рассказы о земляной крепости-горе, которые он пару раз подслушал, полными соблазна и мистики. За ними крылась недосказанность, и подозрение, что Кристина подослана капитаном Фатьяновым для шпионажа, грызло его невзирая на свою явную абсурдность.

В самом деле, ну что Белла могла знать о делах Болгарина? Тем не менее впечатление слежки не оставляло, стоило Кристине приблизиться к границам его особняка. Конечно, он бы сразу запретил Белле приглашать к нему ее новую подругу, если бы не страх, что та удерет домой, в их с матерью квартиру, и откажется от охраны. Пока заказчик не был найден, со многим приходилось мириться.

Тем более что Кристина вела себя боле чем скромно: сразу проходила с Беллой в ее комнату и наружу не высовывалась, пока не уходила в сопровождении охранника. Девочки танцевали, изображали аристократические манеры, рисовали и изучали языки — Белла подтягивала Кристину по английскому, готовя ее к сдаче пропущенной летней сессии, а Кристина давала ей уроки казахского. Ну и еще они обменивались рецептами блюд, проверяя их на практике на кухне.

Наконец, Болгарин не выдержал и решил поговорить с Кристиной откровенно.

— Какой такой шпионаж? — искренне удивилась та. — Ну да, меня «пасут», я надеюсь, по крайней мере. И хоть я думаю, что зря, потому что заказчик меня забраковал, но моего отца и Руслана в этом не убедишь. Только ведь и вы свою дочь охраняете, когда она выходит за ворота?

— Твои об этом знают?

— Конечно. Они говорят, что если заказчику нужна была именно Белла, то он непременно сделает еще одну попытку похищения. Сильвия предполагает, что скоро, потому что у него четко что-то не в порядке с головой. Меня не надо опасаться, я в чужие дела не лезу. Если у вас есть какие-то сомнения, то просто не делайте ничего такого, что хотели бы скрыть, когда я здесь.

Кристина как в воду глядела. Через два дня, когда девочки вышли из кафе, и, казалось, ничто не предвещало неожиданностей, события внезапно закрутились с ошеломляющей быстротой. На Беллу что-то нашло, и она категорически отказалась ехать в особняк на машине, выделенной Болгарином.

— Я хочу пройтись, — сказала она Кристине. — Мне ужас до чего надоели четыре стены.

— С лестницей, — засмеялась Кристина.

— А хоть бы и с лестницей. Сегодня чудесный вечер, и я хочу посмотреть на людей.

Девушки пошли по бульвару, болтая о разных пустяках. Вечер действительно был прекрасный: тихий, теплый. С клумб доносился аромат цветов, знаменующих собой конец лета и близкую осень: георгинов, астр и хризантем. Рудбекия, агератум и сальвия также напоминали об этом, ну и остальные растения вроде цинний и космеи честно цвели, радуя людские души.

Жаль, что наслаждаться всем этим роскошеством девушкам довелось не слишком долго. Проходя мимо стоянки машин, Белла вдруг споткнулась и упала. Встав с помощью Кристины, она поморщилась от боли — одна коленка у нее была в крови.

— Как неудачно! — простонала она. — Придется ловить такси. Интересно, где папины дуболомы — когда надо, их вечно нет на месте.

— Рада, что ты не потеряла чувство юмора, — отвечала Кристина. — Сейчас что-нибудь придумаем.

Она было подошла к ближайшей машине и постучала в боковое стекло, чтобы договориться с водителем, как краем глаза заметила, что Белла уже садиться в иномарку, стоявшую параллельно. Кинувшись следом, она рванула дверцу заднего сидения и очутилась в салоне.

Белла даже не успела назвать адрес, как машина выехала на простор и резво покатилась, набирая скорость. Маршрут был Кристине не знаком. В отличие от водителя. Хотя отчество его никак не хотело всплывать в ее памяти, но она видела этого человека несколько раз, когда приезжала к бабушке с дедушкой в их санаторий и заходила в деревню. К тому же его фотографию показывал ей Руслан в качестве одного из подозреваемых.

— Дядя Федя? — наконец, нашлась она. — Ой, здравствуйте! Вы по-прежнему мечтаете изобрести новое лекарство или сменили свое призвание на что-то более доходное, чем фармакопея?

— Как можно, Кристиночка, изменить своей мечте? — отвечал кандидат в маньяки бодро и даже весело. — Хотите, я покажу вам свою лабораторию?

— Нет, в другой раз, к сожалению мы торопимся, — отвечала Кристина, не зная, как еще ей просигнализировать Белле, что соглашаться ни в коем случае нельзя. Но Белла, конечно же, намеку не вняла. И Кристина впервые пожалела, что не рассказала ни ей, ни Болгарину о подозрениях Руслана насчет фармацевтического колледжа.

— Ой как интересно! — воскликнула Белла. — покажите! Кристиночка, это ведь не надолго. Он потом отвезет нас домой!

— Все будет по высшему разряду, моя пчелка. У тебя на коленке ссадина, на вот, помажь этим лекарством…

И снова Кристина не успела ни о чем предупредить подругу. Открыв флакон, та намочила салфетку и протерла ей рану. Выбросив грязную бумажку через открытое боковое окно, она принялась болтать с водителем, который чем дальше, тем больше переключал внимание именно на нее. В самом этом факте вообще-то ничего странного не было — кукольное личико Беллы способно было очаровать любого представителя мужской половины человечества, и в ее присутствии на других девчонок парни не смотрели.

Особенно когда она начинала улыбаться, а Белла сейчас светила зубами вовсю. Кристину даже поразила перемена, произошедшая с подругой — откуда что взялось: и игривость в голосе, и кокетство во взглядах, кидаемых на водителя.

«Вот это да! — подумала она. — А такой скромной притворялась… Или она тоже догадалась, кто он, и играет, чтобы усыпить его бдительность?»

Увы, по прибытии на место, Кристина в растерянности постигла, что ошиблась: страстные нотки в голосе Беллы после того, как они обе вышли из машины, лишь усилились.

— Не правда ли, он такой лапочка! — прошептала она подруге. — Я хочу с ним замутить! Ты ведь ничего не расскажешь моим?

— Нам надо удирать отсюда поскорее, — отвечала ей Кристина, также шепотом. — Он мне не нравится. И дом у него какой-то подозрительный.

Они стояли в гараже возле машины, гараж был уже закрыт, а дверь, по которой можно было пройти внутрь дома, открыта. Будь Кристина одна, она бы попробовала сбежать, но бросить здесь подругу под властью маньяка она не могла.

«Интересно, сколько времени потребуется нашим, чтобы понять, где мы? — думала она, поднимаясь наверх по ступенькам в жилое помещение. — Просмотр видео с квадрокоптеров быстро не делается — их целых пять штук…»

— Я обещал показать вам свою лабораторию, — проговорил между тем хозяин дома, беря Беллу за руку.

Они стояли сейчас в вестибюле, и дверь на лестницу, ведущую в подвал, была уже открыта. Втроем они спустились по ступенькам, и очутились во втором вестибюле, нижнем, где Кристина увидела еще три или четыре двери в ряд.

— Сюда! — услышала она любезное приглашение, и, заглянув, ощутила толчок в спину, после чего пролетела вперед несколько метров, едва не врезавшись в стену напротив.

Хлопок закрывшейся двери позади нее просигналил Кристине, что она в ловушке, потому что в комнате не было окон, и даже лампочка под потолком не работала. Впрочем, последнее Кристину не смутило — она уже знала, что способность к самосвечению в темноте у нее сохранилась И действительно, спустя пару секунд она рассмотрела и кровать у одной из стен, и девушку, лежавшую на этой кровати.

Глава IX На что способна любовь

Девушка не была двойником Кристины и не светилась, что уже обнадеживало в смысле дополнительных глюков. Не был глюком и голос Беллы, раздавшейся с той стороны двери.

«Вы зачем это сделали?»

«Твоя подруга хотела помешать нам любить друг друга.»

«Но вы ведь выпустите ее потом?»

«Конечно, дорогая, выпущу. Потом. А сейчас пошли наверх.»

«Не верь ему!» — крикнула Кристина. Но Белла только засмеялась, и до Кристины донесся убегающий вдаль цокот каблучков.

Кристина пришла в полное отчаяние — к сожалению, способность светиться в темноте не помогала проходить сквозь стены. А кто-то, между прочим, мог…

— Анч! — произнесла Кристина вслух. — Анч, если ты существуешь, помоги мне!

Спустя секунду перед ее взором возник ее главный глюк — крылатый, лохматый, на копытах и с рожками. В одной руке он на этот раз держал листок бумаги, а в другом — шариковую ручку.

— Что это? — удивилась Кристина, показав на бумагу.

— Я бесплатно не работаю, — заявил Анч. — Сначала договор, потом услуги.

— Ты же еще даже не знаешь, о чем я хочу тебя попросить!

— И так понятно: выпустить тебя отсюда. А что ты мне в обмен дашь?

— Об этом потом. Нам надо срочно спасать Беллу. Она попала в руки маньяка.

— А какое тебе дело до Беллы?

— Она моя подруга.

— Спасением друзей я не промышляю. Моя профессия — ссорить людей и делать им мелкие пакости.

— С этим у тебя будет полный порядок. Если ты выпустишь меня отсюда, и я помешаю ей упасть в объятия хозяина этого дома, то ты знаешь как нас поссоришь? Она мне этого никогда не простит, а может еще и в драку полезет. Вот!

Анч глянул на нее внимательно и рассмеялся.

— Я всегда подозревал, что ты хитрая, но меня так просто не проведешь! Я другой платы хочу. Чтобы когда мы маньяка нейтрализуем, ты не стала бы лезть в отношения между мной и Беллой.

— А разница?

— Я по крайней мере не заражу ее СПИДом.

Кристина содрогнулась.

— Ты… Ты уверен?

— 100 %. К тому же мы с Беллой уже были в одной постели.

— И ей это нравилось?

— Моя работа у Югенса была обучать девочек любовному искусству. К обоюдному удовольствию.

— Ты же очень некрасив.

— Ты в этом ничего не смыслишь.

— Хорошо, согласна не лезть. Открывай дверь…Ты хоть человеческий облик прими! — сказала она ему уже на лестнице.

— Даже не собираюсь. Белла клялась мне однажды, что любит меня, и что ей безразлично, как я выгляжу. Я хочу проверить. За свои слова надо отвечать, или ты другого мнения?

— А если она не согласится?

— Тогда мы ее вырубим, спеленаем и отнесем в другую комнату. А потом на досуге займемся маньяком. С ним ты мне тоже мешать не должна.

Кристина молча кивнула. В спальню они ворвались как раз вовремя, чтобы предотвратить начало процесса. Хозяин дома важно возлежал на подушках, снисходительно поглядывая на свою новую рабыню. Белла была полураздета, на лице ее была написана страсть, и она уже готовилась на него залезть. Увидев непрошенных спасателей, она покраснела и едва не шлепнулась в обморок.

— Белла, дорогая, — произнес Анч, поймав ее тело на полдороге к полу, — разве ты не узнаешь меня? Я тот, кому ты клялась в любви, кому ты говорила, что тебе безразлично, красив я или нет.

— Чутка! — воскликнула та, чудесным образом принимая вертикальное положение. — Ты явился, мой ненаглядный, мой самый лучший, мой нежный и хороший! Значит, вот как ты выглядишь на самом деле!

— Да, я урод, — согласился Анч, — и я не обижусь, если ты меня отвергнешь. Этот тип, который ждет, что ты сейчас прыгнешь в его объятия, смотрится на моем фоне просто симпатягой…

«Тип» между тем, оправившись от первого шока, сунул руку под матрац, достал оттуда пистолет и изготовился из него стрелять. Даже не потрудившись повернуть голову, Анч ударил его хвостом — пистолет вылетел и очутился где-то в углу. А хозяин пистолета вследствие произведенной над ним операции замер в неподвижности, хватая ртом воздух.

— Целуй меня, — сказала Белла, — чтобы я убедилась, что это действительно ты!

Анч обнял ее, и когда его ужасные змеиные губы коснулись нежного личика первой красавицы городка, Кристина едва не зажмурилась от такого диссонанса.

— Этот негодяй, — медленно произнес Анч, закончив снимать пробу с предложенного кушанья, — похищал девушек, приказывал их насиловать, и бросал на потеху толпе других самцов, после чего заставлял их развлекать его самого, заражал неизлечимой болезнью и бросал умирать в страшных мучениях. Девочки, чего он заслуживает?

— Смерти! — вынесла вердикт Кристина.

— Этого слишком мало! — сказала Белла. — Я хочу, чтобы он смотрел, как мы с тобой будем любить друг друга, чтобы он испытал то же самое, что пережила я, когда Югенс повез меня в бордель, и я думала, что никогда больше не увижу тебя, мой несравненный! Мое сердце обливалось кровью от горя.

— Заметано! — согласился Анч. — связываем его и тащим к стене. — Ты как хочешь, чтобы он сохранил способность издавать глоткой печальные звуки, или только дышать мог?

— Мне все равно, только давай залепим скотчем его поганые челюсти, чтобы он нас не отвлекал излишне громкими воплями… А теперь я тебя буду челомкать так, как хочу.

Взяв его лапищи в свои ладони, она принялась целовать его отполированные временем когти палец за пальцем. И под действием этих поцелуев чудовищные крючья превращались в обычные человеческие ногти. Зрелище это было настолько захватывающим, что Кристина не могла оторваться от созерцания процесса, пока Анч не кивнул ей на дверь.

— Что с твоими руками? — успела она услышать удивленный Беллин голосок.

— Я втянул часть своего оружия, чтобы не поранить тебя, дорогая, — донесся до нее ответ Анча из-за закрытой двери.

Дальше Кристина уже не подслушивала. О том, что Анч не насильник, она знала, но нотки, которые звучали в его голосе, заставили ее поверить, наконец, что за Беллу опасаться нечего. Спустившись в вестибюль первого этажа, Кристина села на диван и принялась ждать чего-нибудь: либо окончания действа вверху, либо появления Руслана.

«Счастливая эта Белла, — думала она. — Ее любимый с ней. И наверняка эта встреча у них не последняя. А меня никто не любит. Для всех я — «невеста Шайтана», внутри которой в качестве репеллента какая-то особая «навь».

Затем она засмеялась: про себя и над собой. Если Анч со своими крыльями оказался не глюком, то и «навь» не выдумка. Как бы половчее узнать, что это такое и как люди с ней живут?

«Может, есть какой-нидь способ ее нейтрализовать, чтобы действительно стать нормальной, такой как остальные девочки? Отец же смог жениться на маме, и все у них в порядке…»

Кристина была права, что необходимости звонить в полицию у них с Беллой не было. К тому дню, когда девушкам захотелось прогуляться пешком, капитану Фатьянову удалось сузить круг лиц, подходивших под психологический портрет возможного маньяка, до минимума. А именно: до трех человек, в число которых входил преподаватель аналитической химии в фармколледже Федор Кирьянов, 38 лет, ведший холостяцкий образ жизни, чья биография с виду казалась безупречным.

Подозрение вызывало два пункта: фанатичная увлеченность медпрепаратами и моральная строгость — Ф.М. Кирьянов не только не был никогда женат, но даже и любовницы не имел, а на заигрывания студенток реагировал своеобразно: сначала улыбался в ответ, а затем безжалостно срезал на сессии, заставляя пересдавать. Ловились на это лишь первокурсницы, но прозвище у него было «Улыбчивый» — невнятное какое-то прозвище, диссонансное.

Неприятное и злое, словно красивая наклейка на банке с ядом. Но должностные обязанности свои Ф.М. Кирьянов выполнял добросовестно, материал знал и лекции читал достаточно интересно, чтобы посещаемость у него была не ниже, чем у его коллег. Не был криминалом и тот факт, что в лаборатории на кафедре он проводит какие-то опыты — готовится в аспирантуру. Администрация колледжа об этом, кстати, знала.

В общем, в совокупности все это вместе не давало оснований проводить за человеком официальную слежку, а неофициально можно было разве что скрытую камеру установить при въезде во двор. Кое-какой материал скрытая камера дала: оказалось, что женщина у Ф.М. Кирьянова имелась — жила у него какая-та незарегистрированная особа в домработницах. Но за пределы двора она за все время с начала установки видеокамер ни разу не выходила, и даже возраст ее был непонятен.

Поэтому возможность следить за передвижениями по городу личного транспорта всех троих подозреваемых, обеспечиваемая воздушными аппаратами агентства «Под березой», была бесценной, особенно в сочетании с четвертым аппаратом, присматривавшим за Кристиной. Например, выход девушек из кафе был зафиксирован, как и их движение вдоль по улице. А потом… потом они вдруг с камер пропали.

Случилось это возле автомобильной стоянки универсама, машин там находилось много, и догадаться, что девушки уехали на одной из них, труда не составило. Плохо лишь, что проверять обстоятельства их исчезновения, как и предполагала Кристина, стали не раньше чем через полчаса, когда девушки не возникли ни в одной из возможных точек окончания их маршрута.

Еще полчаса ушло на проверку местонахождения трех подозреваемых и отмотку видеозаписей с ними назад, к моменту пропажи девушек. Вот таким образом и было выявлено, что поехать они могли только с «Улыбчивым» Кирьяновым. О чем и было сообщено старшему следователю Фатьянову под грифом: «Ты как хочешь, а мы выезжаем». Тот подключил оперативников, и обе команды встретились спустя примерно час с небольшим после стартовой точки событий.

Так что у влюбленных голубков наверху было достаточно времени, чтобы получить положенную порцию удовольствия от встречи и обсудить планы на будущее. Они об этом (Белла уж точно) думали несколько иначе, но в кратких свиданиях есть своя прелесть: меньше возможности надоесть друг другу.

Впрочем, для Кристины этот час тянулся все 60 с лишним минут за 120: она успела соскучиться, с аппетитом покушать и даже слегка вздремнуть, встретить полностью одетую подружку и обговорить с ней, что они станут сообщать полиции и родным, а о чем умолчат.

В зону умолчания, естественно, попал и «Чутка». По новой версии событий Кристине открыла дверь Белла после того как хозяин особняка неожиданно отключился в самый начальный стартовый момент своих маньячных намерений. Связали его сами девушки, потому что им его поведение показалось подозрительным. Скорую помощь они не вызвали… потому что растерялись, к тому же внизу в подвале лежит девушка, и они сначала хотели с ней пообщаться, но ничего не вышло, потому что та под веществами.

— Она не под веществами, — сказала Олеся, прощупав пульс означенной девушки в нескольких местах и вообще осмотрев. — У нее тяжелое нервное истощение. Руслан, Сильвия, берем и везем ее к нам — в больнице ей не помогут, это не тот случай.

— Зачем? — спросил капитан Фатьянов. — Это почти наверняка третья из пропавших «потеряшек», и без согласия родителей к ней даже психиатра подпустить невозможно.

— А ты родителям не сообщай ничего пока. Чтобы не обнадеживать. Девочка подверглась таким надругательствам, что чем меньше народа о том будет знать, тем для нее лучше. Это я виновата во всей этой маньячной истории — если бы я 25 лет тому назад по своей молодой наивности не вылечила Федьку, когда он в зарослях борщевика приключений поискать захотел, то сейчас не было бы четырех трупов. Я попытаюсь спасти последнюю его жертву. Кстати, как он сам?

— Мертв. По предварительным данным — разрыв сердца. Точнее скажет судмедэкспертиза.

Олеся кивнула.

— И поделом, — сказала она. — Мне эта история дорого обойдется.

Когда на следующее утро Сильвия зашла в квартиру за потайной дверью, она мать не узнала. На ее кровати лежала седая как лунь старуха, донельзя худая и бледная. Зато рядом, живая и здоровая, спала сном праведницы ее последняя пациентка — недавняя пленница маньяка.

— Отведите ее под душ и хорошенько отмойте, — приказала Олеся слабым голосом. — После этого пусть Руслан вернет ей ее личность, а потом возьмет у нее контакты родителей и отвезете девочку к ним. Никитосу тоже позвоните, пусть поедет с вами и оформит все как положено. А я должна отдохнуть.

Однако отдых не помог, и даже вечером Олесе лучше не стало. Надежд, что она оклемается, у нее, как у экстрасенса, не осталось. Она умирала, и весь вопрос был только в том, будет ли она умирать долго и бесполезно, или оборвет свое существование быстро и эффективно. Решение было принято в пользу последнего варианта. Оставалось собрать возле себя всех заинтересованных лиц и объявить им свою волю. Кроме Сильвии с Русланом заинтересованными лицами были Стас с Кристиной и Никитос в качестве свидетеля.

— Дорогие мои, — сказала она, — все вы знаете, кто я такая и откуда взялась в семье у Фатьяновых. Я родилась под корнями березы в священной роще, и по обычаю, принятому у моей истинной родни я должна умереть там же. Отвезите меня туда, положите рядом с могилой моего отца и оставьте, чтобы корни, давшие мне жизнь, приняли мой последний вдох и последнее биение моего сердца.

— Я запрещаю! — сказал Никитос. — Это будет убийство.

— Оставление в беспомощном состоянии без медицинской помощи, — поправила его Сильвия. — И мы на это не пойдем!

— Вы хотите, чтобы я себя сначала убила? — усмехнулась Олеся. — Руслан, объясни, когда все уйдут, своей племяннице смысл того, о чем я вас прошу. Мое место там — в этой роще. Я хочу умереть среди своих, в объятиях моей матери, обласканная ее руками и омытая ее слезами. Стас, расскажешь Кристине сегодня вечером всю правду о том, что ты видел в ночь на Ивана Купалу возле алтарного камня?

Стас кивнул.

— Никитос, я из лесного народа, и остановить меня невозможно. Поможешь потом перерегистрировать офис «Мадам Дрэи» и мои аппартаменты на Руслана. Сильвия, не обижайся, но меня должен заменить он — его лекарский дар сильнее твоего. За тобой остается только твое детективное агентство. Впрочем, Руслан может свою однокомнатную квартиру подарить тебе, и тогда ты также улучшишь свои бытовые условия.

— Свидетельство о твоей смерти надо будет. Без него в наследство никто вступить не сможет, — мрачно сказал Никитос.

— Через 5 лет меня можно будет объявить меня безвестно отсутствующей. Трупа не найдут, так что все будет в порядке.

— Лучше до того как исчезать позови нотариуса и оформите с Русланом две дарственные. Разницу между наследованием и актом дарения осознаешь?

— Хорошо-хорошо, согласна. Только давай-ка к нотариусу завтра повезешь меня ты. Присутствие рядом со мной Руслана может стать основанием для подозрений на его счет. А послезавтра с утра мы все выедем в наше родное село. Мои мужчины помогут мне подняться наверх, а Кристина увидит своими собственными глазами, кто такой Руслан. Тогда она сама выберет, какой судьбы для себя хочет. Ну а Сильвии пора познакомиться со своей родней.

Что еще осталось добавить? Воля умирающего не случайно считается священной. Но исполнение ее повергло в шок всю компании.

Нет, не Никитоса — тому было приказано оставаться внизу.

В шоке была прежде всего Кристина.

Мало того, что договор ее отца с лесными духами оказался правдой, и что согласно этому договору они с братом подписаны под страхом неведомых неотвратимых кар охранять опасный для людей объект.

Мало того, что ее Русланчик оказался человеком лишь наполовину, причем его человеческая половина была слеплена из праха мертвеца, а нечеловеческая — уходила ногами в глубь земли, а головой метров на двадцать ввысь и буйно зеленела, не имея ни лица, ни всего остального, что хоть чем-то напоминало сапиенсов.

Мало того, что от этого буратины она успела с первого раза залететь, и вот уже 12 недель как беременна.

Так еще и плод у нее оказался тройным.

Ужас!

Зато было во всем этом и кое-что приятное: Руслан теперь никуда от нее не денется и выкинет из головы разную там дурь о ее неминуемой смерти в его объятиях. Сильвия сказала, что детей Кристина выносит благополучно, и что родятся у нее человеческие младенцы, а не чурбаки или поленья. Квартира у Руслана теперь большая, так что женится — никуда не денется. А станет тесно — отец обещал подарить им свой особняк на окраине Городка, особенно если на трех внуках они не остановятся и настрогают еще столько же.

В шоке была и Сильвия — то, что она лесная русалка, любовь которой способна вылечить от любой болезни, а ненависть убить, упорно не хотело укладываться у нее в голове, несмотря на все демонстрации Руслана и Олеси и их беседы о том, что в мире есть много непознаваемого. В самом деле, как можно было поверить без проверки, что прикоснувшись к древнему валуну на старинном кладбище, можно обрести тайную силу и начать видеть скрытое от людских глаз не робкими намеками или кусочками, а читать человеческие души как раскрытые книги. При желании, конечно.

В шоке был Руслан. Известие, что он скоро станет отцом, вселило в него тревогу. Ну и принять на себя ответственность за Кристину, потому что та «невеста шайтана», а шайтаном оказался он сам, тоже было нелегко.

В шоке был и Стас — пророчество о том, что его потомство сохранит священную рощу, сбывалось самым неожиданным образом.

«Любопытно, какой сюрприз преподнесет мне на эту тему мой сын? Он ведь так и не женился пока…»

От одной этой мысли Станиславу Львовичу стало холодно — его сын был первенцем, и просто обязан был пройти обряд инициации, если бы не удрал от них с матерью в Уральский Политех три года тому назад…

«Может, если бы обычай был исполнен, то и Кристине не довелось бы пережить все эти ужасы. Предупреждали же меня духи, что последствия будут…»

И только Александра была спокойна и счастлива в своем умиротворении. Она наконец-то была дома. Дыша полной грудью, она смотрела, как ее мужчины укладывают под корнями материнской березы обломки упавших березовых стволов, чтобы ей не было холодно лежать на земле, как девушки набирают охапки сныти, добавляя в букеты папоротник.

Ложе получилось мягким и приятным. Взобравшись на него, Александра дочь Макара улеглась головой к стволу родной березы и та принялась усыпать ее своими листьями, еще не тронутыми желтизной — начало сентября в том году было теплым, и об осени в священной роще еще ничего не напоминало.

— Уходите, — произнесла она с мягкой настойчивостью. — Вы сделали все, что могли. Не мешайте мне воссоединиться со своими предками.