Остаток ночи я провела в полудрёме. Тело отказывалось спать и оставалось начеку, даже если голова желала отключиться. Рассвет заглянул в высокое зарешёченное окошко, когда я резко проснулась с мыслью: «А как же мама?»
И вот тут меня пробрала дрожь – противная, холодная и липкая. Я представила мамусю, которая осталась совсем одна и даже не знает, куда исчезла её дочка. Побежит в милицию, наверное, будет плакать… Бедная моя мамусечка! Вернусь ли я когда-нибудь? Увижу ли её ещё раз?
Я и сама расплакалась, всхлипывая тихонечко и размазывая сопли со слезами по щекам. В груди всё сжалось, как будто чей-то кулак схватил сердце. Мне стало жалко маму, да и себя заодно. Какой-то странный этот мир, странный и такой страшный! Как я тут буду? Как выпутаюсь? Хозяин вон какой-то нужен… Что ли рабовладельческий строй тут, или феодализм?
С рассветом ожили спавшие тётки, ожила площадь за толстыми стенами. Птички зачирикали, где-то захрюкала свинья, заголосили скрипом колёса телег. И над головой заходили, застучали набойками сапог по деревянному настилу. Вчерашняя тётка вздохнула, складывая указательные пальцы вместе домиком и бормоча:
– Двуликая Богиня, даруй нам здоровья и радости новым днём… Ну чо, товарки мои, заберут сегодня нас или как?
– Ух заберут! – зевнула вторая и крестик пальцем нарисовала у рта. – Ещё и вслед надают!
Тяжёлые шаги по лестнице заставили всех пленниц встрепенуться, а я резво вскочила на ноги. Вчерашний полицейский с усталым лицом обвёл нас глазами, в белках которых змеились красные прожилки, и отпер решётку:
– Ты! На выход!
– Я?
Растерявшись, я вжалась в стенку, а он махнул рукой:
– Ты, не я же и не курицы эти! Давай, шевели булками!
– Можно и повежливее, – пробормотала, пытаясь взять себя в руки и послушаться. Надо держать ухо востро. Неизвестно, что ждёт меня в следующую минуту…
Меня отвели наверх, по коридору, но не вчерашнему, а вглубь здания, мимо дверей. А потом втолкнули в кабинет.
Смотрели фильмы про СССР? Видели в них такие громадные помещения, где дубовый стол со столешницей из кожи, зелёная лампа, а на полу длинная ковровая дорожка, по которой, пока идёшь, умереть со страху можно? Ну вот, тут я увидела нечто подобное. Правда, лампа оказалась погашенной свечой, а стол покрывало серое сукно. За столом сидел компактный мужчина, напоминающий мопса – такой же маленький, квадратный, обрюзгший, с обвислыми щеками. Лысина с остатками волос по бокам таинственно поблёскивала в свете дня из высокого окна без занавески.
Я прошла по дощатому полу примерно к центру кабинета и остановилась, не зная, что делать дальше. Мужчина что-то писал скрипучим гусиным пером по грязно-желтоватому листу бумаги, не глядя на меня. Словно вообще не заметил. Хм. Может, и не заметил.
Я кашлянула, приблизившись ещё на пару шагов:
– Здравствуйте! Хотелось бы разобраться в ситуации…
Он только вскинул руку, молча велев мне подождать. Ну ладно. Спешить мне вроде как некуда пока… Я подошла к стулу для посетителей, стоявшему у стола, и села, отодвинув. А вот тут уже мужчина вскинул на меня удивлённый взгляд. Будто не поверил своим глазам. Я же не нашла ничего лучше, чем мило улыбнуться. Улыбка вообще лучшая защита. Однако не в моём случае.
Мужчина обескураженно хмыкнул и махнул рукой:
– Ты что, совсем ума лишилась? Встать немедленно! Кто разрешил тебе садиться?
Чего? Я нахмурилась:
– Никто.
– Встать! – рявкнул он и добавил ворчливо, когда я вскочила от неожиданности: – Совсем распустил кто-то свою девку… Имя.
Я сразу и не поняла, что он обращается ко мне с вопросом, а потом спохватилась:
– Ксения Лайн.
Мужчина заскрипел кончиком пера по бумаге, записывая. Снова спросил:
– Чья?
– Ничья, – совершенно честно ответила я. Прикольно! Может, у нас будет игра в ассоциации? Чья – ничья, кто – конь в пальто!
– Не придуривайся! Отвечай на вопрос. Кому ты принадлежишь?
– Я никому не принадлежу, уважаемый, – с достоинством ответила я.
– Женщина, не дерзи! – снова вскинул голову дознаватель. – Мы всё равно найдём твоего хозяина и тебе придётся вернуться к нему.
– Я вам объясняю, что никакого хозяина у меня нет! – сказала я громче. – Я вообще не отсюда! Я свободный человек!
Он хрипло рассмеялся и покачал головой, будто я удачно пошутила, но быстро принял серьёзный вид. Сказал:
– Ладно, раз не хочешь говорить, придётся искать по базе. Вытянула руки вперёд!
– Вы не понимаете, – попыталась ещё раз объяснить. – Я вообще не отсюда! Я из другого мира… наверное!
– Ревз! У нас строптивая! – рявкнул куда-то в сторону дознаватель. Тут же из двери справа выскочил молодой полицейский в форме. У него торчали уши, придавая ему вид пугала в фуражке, а глаза смотрели на меня решительно и целеустремлённо. В руках у парня была большая коробка, обтянутая тканью, как старинный проигрыватель. Шагнув ко мне, Ревз откинул крышку коробки, и я зажмурилась от неожиданного яркого сияния. Будто ящик Пандоры открыли…
Впрочем, я тут же открыла глаза и увидела, как радужный свет обволакивает моё тело. А оно становится безвольным. Я дёрнулась было назад, но мышцы не послушались. И крикнуть не вышло. Из меня сделали куклу. Даже мысли будто замедлились и текли равнодушно. В другое время я бы посмеялась над безэмоциональными мыслями по типу: «За кого он меня принимает. Я не предмет. Я никому не принадлежу», но теперь вяло запаниковала. Что они со мной творят?
– Итак, Ксения Лайн, я жду от тебя имя твоего хозяина, – спокойно повторил дознаватель.
Я ответила бесцветным голосом:
– У меня нет хозяина.
– Ты прекрасно знаешь, что у каждой гражданки женского пола есть хозяин или опекун, если она знатного происхождения. Я понимаю, ты не крестьянка, поэтому кто твой опекун?
– Нету.
– Муж? Отец, брат?
– У меня нет мужа. Мой отец умер три года назад. У меня нет брата, только сестра.
Сухие факты, хотя в нормальном состоянии я бы разревелась при мысли о сестре. Она старшая, конечно, она в универе учится, парень у неё уже второй год, скоро поженятся. А я даже на свадьбу не попаду! И не увижу племянников! Каринке придётся всё время быть с мамой… Что они подумают обо мне? Будут искать? А может, я там умерла, в моём мире?
Вот тут мне очень захотелось поплакать, но чёртово сияние, странное и непонятное, не позволило. Что это? Магия, что ли? Так они тут могут вообще всё что угодно сделать со мной! А я даже ответить не сумею!
Господи, вот же не повезло!
Зато теперь совершенно ясно, что это не прошлое. Это какой-то параллельный мир, в котором дремучий патриархат и магическое сияние…
– Кому принадлежит твоя мать?
– Никому, – абсолютно честно ответила я.
– Что же, раз ты не хочешь сотрудничать с полицией, придётся объявить тебя собственностью короля и продать… Куда мы её продадим, Ревз?
– В заведение госпожи Агнеты? – на полном серьёзе подсказал младший полицейский, а я выдавила, преодолевая сопротивление сияния:
– Вы не имеете права!
– Мы имеем все права, девка! – фыркнул дознаватель. – Бесхозные женщины – собственность короны и должны приносить ей прибыль. У госпожи Агнеты как раз место должно освободиться, вот ты его и займёшь.
– Я буду жаловаться!
– Кому, несчастная? – он смотрел на меня уже с жалостью, и я ощутила пробежавший по позвоночнику холодок. Походу, они тут серьёзно баб продают и покупают… Сбылись самые заветные, самые влажные мечты мужиков из мужского движения! Их бы сюда перенести всех, зачем меня?
– Королю! – твёрдо ответила я, прорвавшись, наконец, через радужное свечение. Дознаватель посмотрел на меня, как на монстра – с испугом и недоумением. А Ревз захлопнул крышку «ящика Пандоры» и спросил у старшего дрожащим голосом:
– Разве так можно?
– Свободен! – рявкнул старший, и парень исчез за дверью. Дознаватель снова глянул на меня, теперь уже тяжёлым взглядом, сказал, будто подытожил:
– Вернёшься в клетку и будешь ждать решения господина полицмейстера. Но лучше бы ты вспомнила, кто твой хозяин, потому что у меня есть горячее желание посоветовать господину полицмейстеру самое грязное и низкопробное заведение для тебя!
Я глубоко вздохнула, чтобы не накинуться на него и не ударить лампой по башке. Нет-нет, пока не стоит принимать никаких опрометчивых решений! А до короля я дойду, если надо будет.
Дознаватель провёл ладонью над чудно ограненным камнем, который лежал на краю стола, и тут же входная дверь распахнулась, вошёл, стуча набойками, предыдущий полицейский. Дознаватель не глядя махнул ему рукой на меня и снова принялся строчить пером по бумаге. Что самое интересное – писал он не по-русски, какими-то странными округлыми буквами, но я всё понимала. Ксения Лайн там было написано, отказалась назвать хозяина, отправлена на доследование. А потом, уже когда меня уводили, мне удалось разобрать последние слова: свободное заведение рангом пониже.
Ничего себе!
Рангом пониже… И заведение, публичный дом, что ли? Это они решили меня туда определить? Нет чтобы куда-нибудь в служанки, в горничные, не-е-ет, сразу в бордель!
– Сказала б ты ему, девка, – негромко посоветовал полицейский. – Хороша ты, грех тебя в заведение…
Он отпер решётку и кивнул, чтоб я заходила в камеру. Закрывая на замок, оглядел меня с ног до головы и сказал с жалостью:
– Выкупил бы тебя для собственного пользования, да денег нет.
«И слава богу!» – выдохнула я про себя. Лучше уж в заведение, честное слово…
Когда стражник ушёл, шаркая ногами, я глянула на тёток. Спросить или нет? А, что я теряю!
– Скажите, а что это за заведение госпожи Агнеты?
Они переглянулись и закрестились своими сложенными в домик пальцами. Одна из них ответила:
– Не дай тебе Богиня туда попасть! Лучше уж признайся, от кого сбежала, да вернись к нему. Пусть порет, пусть гнобит, а всё лучше он один, чем…
Вторая поддакнула:
– Свой-то он выпорет и пожалеет, а эти все чужие…
– Не-ет, лучше уж за хозяином, а не за заведением!
– А как же госпожа Агнета? Она же женщина? И у неё нет хозяина? – спросила я, подходя к окошку.
– Так король её хозяин! – хмыкнула тётка. – Все они, держалицы заведений, собственность короны. Как и девицы ихние!
Я покачала головой. Чудны дела твои, господи…
Какое небо красивое! Солнце светит, птички чирикают и заливаются трелями на деревьях площади, телеги и кареты то и дело трясутся в обе стороны… Толстая баба несёт вёдра от фонтана, а за ней девчонка в грязном платье, подол которого метёт солому на камнях мостовой, гонит куда-то стадо гусей, которые хлопают крыльями и пронзительно кричат… А вот и весьма примечательная процессия: барышни в плащах, из-под которых выглядывают кружевные оборки и фатиновые нижние юбки, спешат, хихикая и переговариваясь, за высоким хмурым мужчиной в форме, но не полицейской. За ними, нагруженные тяжёлыми баулами, семенят просто одетые служанки.
– Барышни, поторопитесь! – басом прикрикнул мужчина. – У нас мало времени! Надо успеть во дворец до ночи!
– Иначе Лериданский зверь всех сожрёт! – поддакнул ему возница с длинной чёрной кареты, закрытой почти наглухо. Четвёрка вороных рыла копытами мостовую, яростно тряся гривами. Красивые лошадки! Куда, интересно, они направляются, в какой дворец? К королю, что ли? Мне тоже надо к королю! Что за процессия?
Этот вопрос я задала вслух, и тётки с любопытным кряхтением подползли к окошку. Одна из них сложила сухие ручонки на груди и вздохнула мечтательно:
– О, невестушек на смотрины везут!
– Ой повезло…
– Ох, точно! Король же объявил смотрины для принцев!
– Хм, – сказала я. – Сколько же у него принцев?
Тётки глянули на меня удивлённо, а потом одна из них спросила:
– Из какого глухого угла ты вылезла? Трое у нас их высочеств!
Вторая поддакнула:
– Да, трое, и все в возрасте жениться!
– Наследник уж больно хорош!
– Да и другие высочества не хуже!
Я шумно выдохнула, набираясь смелости. Надо быть осторожнее, потому что вместо увеселительного заведения для мужчин меня могут упечь в психушку, а там наверняка просто привяжут к кровати…
– А как попасть на эти смотрины?
Тётки переглянулись и оглушительно расхохотались, хватаясь за животики. Одна даже повалилась на кучу соломы, кашляя от смеха. Наконец, кто-то прохрипел:
– Эвона куда собралась! На смотрины! Туда же только знатных зовут!
– Не ври, Раська! Ещё кого печать отметит!
– Будто она отмечает незнатных! На моей памяти ни разу такого не бывало!
– Что за печать? – насторожилась я, а в голове вспомнилось: «Печать дьявола». Невесты теперь собственность своих отцов или уже собственность короны? Всё равно они – чья-то собственность…
– Волшебная печать, метка, – объяснила Раська. – Говорят, Богиня метит тех, кто годится рожать наследников с большой силой!
– Какой силой? – не поняла я.
– Большой!
Спасибо, Кэп.
Ну их в баню. Лучше посмотрю на процессию невест. Все хорошенькие, с причёсками, упитанные такие! Не толстые, но плотненькие. Откормленные. Как хрюшки у хорошей хозяйки… Мне среди них точно делать нечего. У меня ж диета, фитнес… У меня пятьдесят семь кило… Блин! Что-то есть захотелось! Нас с утра не кормили, а будут ли?
Лёгкое сияние, совсем прозрачное, невесомое, накрыло площадь, и я испугалась, сама не зная чего. Наверное, неимоверной, страшной и неумолимой красоты, которую увидела впервые в жизни. Никогда не привыкну к магии, никогда! Что ящик Пандоры, что эта радужная взвесь… Всё внутри замерло, разрываясь между желанием любоваться и спрятаться!
Но в тот момент я ещё не знала, что от магии не спрячешься.
Потому что сияние поблекло, словно решило раствориться в воздухе, а потом вдруг снова вспыхнуло ярко, как солнечный блик. Я даже зажмурилась сначала, а, открыв глаза, увидела, что радужные частички, похожие на крохотных светлячков, мелькают прямо перед моим лицом. Я заорала, отмахиваясь от этого мельтешения, будто от злой мошкары, но мои судорожные движения не произвели на светлячков никакого впечатления. Зато тётки вылупились на меня, подталкивая друг друга локтями, сгрудились, отступив подальше. Молча.
Светлячки будто обследовали меня.
То у лица порхают, то у груди, то к животу спустятся…
Ужас затопил меня целиком. Что от меня надо этому сиянию? Уже в кабинете дознавателя оно сковало мою волю, мешая двигаться, а тут ищет что-то… Зачем я ему?
И вдруг…
Меня обожгло в районе груди, крепко, больно, жарко!
Я вскрикнула, машинально прижав ладонь к коже немного ниже ключицы, а потом глянула туда и застыла в изумлении. На груди, словно тавро, краснел ожог в виде круглой печати с завитушками. Блин! Меня пометили! К чему бы это? Может, тут у всех женщин есть такое?
Нет, погодите! Богиня метит печатью тех, кто может родить наследника с большой силой. Получается, на мне она ошиблась. Осечка вышла! Я, конечно, хотела попасть к королю, но не в качестве невестки же!
Раська уже подобралась к решётке и первой застучала кулаком по загрохотавшим прутьям:
– Эй! Э-эй! У нас тут невеста! Эй!
– Открывай, стража! Надо мэтру королевскому ловчему сказать!
– Открыва-а-ай!
– Тише вы, тише! – крикнула я. – Не надо никому говорить!
– Дура, – гавкнула на меня Раська. – Ты теперь невеста, тебе во дворец надо на смотрины!
– Я ничья не невеста, блин!
– От дура, – проворчала вторая тётка и тоже застучала по решёткам. – Королевой станешь, на перине спать будешь да с золотых тарелок золотыми вилками есть!
– Да плевала я на золотые тарелки!
Запахнув пижамку, я забилась в угол. Тавро невесты жгло мучительным огнём, и я всё время потирала метку, пытаясь избавиться от зуда. Не пойду никуда. Пусть держат в тюрьме, не нужны мне никакие принцы и никакие смотрины! Я девушка свободная и независимая, а никакая не собственность короны.
Но у этого мира явно были другие планы на меня. На крики пришли сразу двое. Охранник вытащил меня из камеры, а старший дознаватель распахнул пижамную рубашку, невзирая на мой протестующий вопль.
– И правда, метка избранных, – пробормотал, глядя на тавро пристальным взглядом. Потом словно очнулся и крикнул в темь лестницы:
– Эй, живо достаньте какое-нибудь платье!