Треугольное колесо

5

Фолкейну начало казаться, что скачка продолжается всю его жизнь. Если что-то и было до нее, ему это только снилось, было миражем, отражавшимся на клубах тумана, заполнявшего его череп; все было нереальным… действительность же ограничивалась болью в каждой клеточке, натертыми седлом мозолями, голодом, одеревенелым от жажды языком и резью в слипающихся глазах. Усталость вытеснила страх, и единственное, что осталось, была тупая животная решимость добраться до замка Гилригор, хотя Фолкейн и не всегда помнил, зачем ему это нужно.

В течение ночи ему все-таки пришлось делать остановки. Фастига оказалась животным более выносливым, чем мул, и более резвым, чем лошадь, но все же и ей отдых был необходим. Однако сам Фолкейн не решался спать и снова седлал своего скакуна, как только было можно. К рассвету обе его фастиги шатались, как пьяные.

Дэвид повернул голову — позвоночник при этом, казалось, заскрипел — и бросил взгляд назад. Его преследователи появились в пределах видимости, как только слабый свет зари на побледневшем предрассветном небе дал возможность различать хоть что-нибудь. Когда же это случилось — столетие назад? Нет, должно быть, даже и часа не прошло: солнце еще не показалось из-за горизонта, небо только-только обрело глубокий лиловый оттенок, а Сестры скрылись за хребтом Касун. Преследователей было четверо или пятеро — в сумеречном освещении разобрать точнее было трудно. Теперь их отделяло от Фолкейна только километра два, и разрыв быстро сокращался. В скрывавшей дорогу тени искрами вспыхивали отблески на наконечниках копий.

Так близко?

Сознание опасности подхлестнуло Дэвида. Энергия из каких-то неведомых последних запасов прояснила его ум и обострила чувства. Он ощутил на лице дуновение предрассветного ветерка, услышал его вздохи в колючем придорожном кустарнике, заглушаемые неровным стуком копыт фастиги, увидел, как розовеют снежные пики в первых лучах солнца. Выхватив из кармана рацию, он нажал на кнопку.

— Алло!

— Дэви! — закричал в ответ голос Шустера. — Что случилось? С тобой все в порядке?

— П-пока да, — заикаясь, ответил Фолкейн, — н-но боюсь, что ненадолго.

— Мы уже Бог знает сколько времени пытаемся связаться с тобой.

Фолкейн вспомнил, что несколько раз за ночь хотел вызвать корабль и сообщить о случившемся…

— Похоже, я так устал, что включил передатчик и забыл о нем… Мои фастиги окончательно выдохлись. И… ребята из храмовой стражи вот-вот меня перехватят.

— Никакого шанса добраться до замка, прежде чем они начнут стрелять?

Фолкейн закусил губу.

— Похоже, никакого. Наверное, теперь до замка уже недалеко, всего несколько километров, но… как мне быть? Добираться туда пешком?

— Нет, они затопчут тебя или застрелят в спину. Советую тебе обороняться.

— Эти их луки… Боже, они ведь стреляют почти на такое же расстояние, как и мой бластер, и нападение начнется сразу со всех сторон. Здесь негде укрыться. Нет даже ни единого дерева поблизости.

— Есть старый трюк. Застрели своих животных и отстреливайся из-за них, как из-за баррикады.

— Это не защитит меня надолго.

— Может быть, надолго и не понадобится. Если ты действительно так близко от замка, стража увидит вспышки твоих выстрелов. Так или иначе, это единственное, что я могу придумать.

— Х-х… — Дэвид стиснул зубы и секунду собирался с силами. — Хорошо.

Голос Шустера утратил твердость.

— Видит Бог, хотел бы я оказаться с тобой вместе, Дэви.

— Я бы тоже не возражал, — к своему удивлению, довольно спокойно ответил Дэвид. Вот именно так и должен разговаривать настоящий мужчина в минуту опасности! — Я спрячу передатчик в карман, но не буду его выключать, так что вы сможете все слышать. Подбадривайте меня, ладно?

Он натянул поводья и спрыгнул на землю. Его фастиги стояли повесив головы, в полном изнеможении. Чувствуя себя предателем, Фолкейн поставил их рядом и, быстро переключив бластер на стрельбу в упор, прострелил им лбы.

Они неуклюже повалились, как игрушечные ослики на веревочках; вьючная фастига вздохнула, как будто радуясь долгожданному отдыху; глаза животных остались открытыми и быстро стекленели. Фолкейн начал возиться с ногами и шеями, пытаясь соорудить прикрытие со всех сторон, но без особого успеха. Запыхавшись, он глянул в восточном направлении. Преследователи явно поняли цель его действий и, подгоняя своих фастиг, разделились, обходя его справа и слева. Вскоре все они остановились и стали привязывать животных к кустам. Действительно, их оказалось пятеро.

Солнечный диск показался из-за гор. «Надо поторопиться: пока еще окончательно не рассвело, вспышки будут более заметны», — подумал Фолкейн и несколько раз выстрелил вверх.

В тело фастиги, служившее Дэвиду бруствером, вонзилась стрела. Юноша, лежа на животе, сделал ответный выстрел, но промахнулся. Прячась за прикрытием, он осмотрелся вокруг. Еще один айвенгец натягивал тетиву: их разделяло менее полукилометра. Фолкейн тщательно прицелился и нажал на спуск. От бластера протянулся длинный сверкающий бело-голубой палец, раздался треск, и айвенгец выронил лук, схватившись за бок. Две стрелы просвистели в опасной близости от Фолкейна; тот выстрелил в ответ не целясь — это заставило воинов отступить, и на некоторое время Дэвид оказался вне досягаемости их луков: хоть небольшая, но победа.

Впрочем, заряда бластера хватит не так уж надолго. Если наемники Посвященных будут придерживаться прежней тактики, вынуждая его тратить заряды… Но ведь им неизвестно, как ограничены его ресурсы. Правда, похоже, они все равно не собираются отступать. Если только ему не повезет и не удастся вывести из строя их всех, его песенка спета. Фолкейн обнаружил, что он размышляет об этом спокойно, трезво взвешивая обе возможности: при худшем исходе, он надеялся, он сможет захватить с собой в ад нескольких врагов. «Бедные мама и папа, — подумал он. — Бедный Марти Шустер — ему ведь придется сообщить им печальную весть, если сам он, конечно, выживет».

Два всадника ринулись по травянистому откосу на Дэвида; их гривы развевались в воздухе. Они разделились, прежде чем оказались на расстоянии выстрела, и тот, в кого прицелился Фолкейн, в последний момент пригнулся так низко, что луч прошел над ним. Второй в это время пустил стрелу и, развернувшись, поскакал обратно — выстрел Дэвида его не достал. Стрела вонзилась в землю в сантиметре от ноги Фолкейна.

«Хороший прием, — бесстрастно подумал Дэвид. — Интересно, им уже приходилось иметь дело с такой тактикой защиты, или это просто быстрая реакция на новое? Не удивлюсь, если последнее. Они сообразительные ребята, эти айвенгцы. А вот мы, со своей гордостью за достижения нашей цивилизации, не можем найти решения такой простой проблемы, как местное табу на использование колеса. Ерунда, решение мы, конечно, найдем…»

Еще два противника скакали на него справа. Фолкейн отрегулировал бластер на самый узкий луч, чтобы как можно больше увеличить дальность, и тщательно прицелился. Он задел сначала одну фастигу, потом другую: просто царапины, конечно, но болезненные. Оба животных взвились на дыбы. Всадники справились со скакунами, но убрались подальше. Фолкейн повернулся как раз вовремя, чтобы отразить нападение второй пары, но не успел помешать айвенгцам выстрелить из луков. Впрочем, промахнулись обе стороны.

«…нужно только в точности понять, что именно делает колесо, и потом придумать какое-то другое приспособление, которое делало бы то же самое.

А где же пятый айвенгец, тот, которого ранило? Вон стоит его фастига, а всадника не видно… где же он? Эти крутые парни не из тех, кто сходит со сцены от одной царапины.

У меня же были хорошие отметки по математике и аналитике. И в дискуссиях я обычно побеждал… Так почему же я не могу выкопать из памяти нужное и использовать его? Я ведь смог бы решить такую задачу на экзамене, разве нет?

Скорее всего этот пятый крадется, прячась за кустами, чтобы подобраться поближе, кинуться на меня и заколоть.

Конечно, здесь не учебная аудитория, и аналитическое мышление — не естественное состояние рассудка, особенно когда твоя жизнь в опасности; как странно, что я начал думать об этом именно теперь. Может быть, мое подсознание нашло ответ?»

Четверо всадников съехались вместе на склоне холма, тянувшегося параллельно дороге и отлого спускавшегося к ней, и устроили совет. На таком расстоянии они выглядели как игрушечные фигурки. Было тихо. Фолкейн не слышал ничего, кроме шороха ветра. Поднявшееся над горами солнце постепенно укорачивало колеблющиеся лиловые тени на серой траве. В воздухе еще сохранялся холод ночи, и дыхание Фолкейна вырывалось облачками пара.

«Нужно рассмотреть все по порядку. По сути своей колесо — это рычаг. Но мы уже решили, что другие формы рычага неприменимы. Минуточку! А винт? Нет, его не приспособишь. Если бы что-то подобное можно было использовать, Ромуло Паскуаль давно бы сообразил.

А как насчет того, чтобы разрезать колесо на сегменты и насадить их на оси по отдельности? Нет, я ведь предлагал это Рибо, и он сказал, что так не годится: вся конструкция целиком при взгляде сбоку все равно будет иметь круглую форму».

Всадники явно придумали какой-то план. Они сняли тетивы с луков и надежно привязали луки к подпругам седел. Затем, выстроившись в цепочку, они стали приближаться к укрытию Фолкейна.

«А что еще делает колесо, помимо передачи механического усилия? В идеале оно касается земли в одной-единственной точке и тем сводит к минимуму трение. Не существует ли какой-то другой геометрической фигуры, которая обладала бы этим же свойством? Да сколько угодно. Но какой прок от овального колеса?

Эй, а нельзя ли исхитриться и насадить овальные колеса, как эксцентрики, на ось, тоже эллиптическую в сечении? Тогда груз будет перемещаться равномерно. М-м-м, вряд ли это поможет, особенно если учесть, какие тут дороги и какие усилия потребовались бы для перемещения платформы вручную. От толчков все сооружение немедленно развалится».

Скакавший впереди воин пришпорил свою фастигу. Фолкейн прицелился в него и стал ждать, пока противник приблизится достаточно, чтобы выстрел наверняка оказался смертельным. Рация в кармане издавала придушенное кваканье, но времени на разговоры не было.

«Те же самые недостатки — ненадежность, сложность в исполнении, непрочность — исключают всякие другие приходящие на ум конструкции — вроде гусениц, приводимых в движение педалями. Может быть, Ромуло и смог бы что-то выжать из этой идеи, но ведь должно же существовать несложное, ежу понятное решение».

Пригнувшийся к шее скакуна всадник приближался. Еще секунда, и выстрел его достанет! Пора! Фолкейн выстрелил. Луч попал прямо в грудь фастиги, которая закувыркалась вниз по склону. Но айвенгец выпрыгнул из седла, прежде чем Фолкейн успел сразить и его, с акробатической ловкостью перевернулся в воздухе и исчез в кустах.

Прежде чем Фолкейн понял, что задумали его противники, он уже застрелил фастигу под вторым всадником. Та налетела на тело первой и свалилась рядом. Третье животное пронеслось мимо, испуганное, но еще подчиняющееся наезднику.

— Ну нет, это у вас не пройдет, — выдохнул Фолкейн, — не стану я собственными руками строить для вас стену. — Он позволил двоим удержавшимся в седлах айвенгцам проскакать мимо и, когда фастиги перестали закрывать всадников, застрелил одного из них. Второй успел вырваться из зоны огня, соскочил с фастиги и, прячась за ней, вернулся к, убитым животным.

Выстрелы Дэвида взрыли землю там, где скрылись нападающие, но он не видел их сквозь густую поросль, а кусты были слишком влажными, чтобы загореться. Третий айвенгец подтащил свою фастигу к телам убитых животных; та было рванулась прочь, но сильные руки удержали ее, а нож перерезал горло.

Так что воины добились своего. Теперь у них был собственный бруствер, слишком массивный, чтобы луч бластера мог прожечь его насквозь, и достаточно высокий, чтобы из-за него можно было обстреливать Дэвида из луков. Правда, хорошо прицелиться им будет трудно…

Из-за баррикады показались наконечники стрел. Фолкейн пригнулся за своим укрытием так низко, как только мог, и даже попытался подлезть под одно из собственных мертвых животных.

«Что-нибудь такое… что-нибудь, что будет катиться и удерживать на себе груз, но при этом не будет круглым…»

Засвистели стрелы. Они с силой вонзались в землю и в мертвую плоть фастиг. Обстрел длился некоторое время, потом над бруствером показалась львиная голова: ее обладатель хотел увидеть результаты. Фолкейн, уловив перерыв в стрельбе, привстал на одно колено и выстрелил.

На таком близком расстоянии трудно было промахнуться, и все же выстрел не попал в цель. Луч ударил в баррикаду, запахло паленым, но айвенгец успел укрыться за фастигой.

Заставило же руку Фолкейна дрогнуть то, что он неожиданно увидел перед собой решение.

Он схватил рацию и прокричал в нее:

— Алло, слушайте, я знаю, что нужно сделать!

— Все, что скажешь, Дэви, — проникновенно ответил Шустер.

— Да не для меня. Я имею в виду, как вам, ребята, отсюда выбраться.

Стрелы засвистели снова. Боль пронзила левое бедро Фолкейна. Он тупо взглянул на древко поразившей его стрелы и не сразу понял, что случилось.

— Дэви? Ты меня слышишь? — донесся голос Шустера через разделявшие их сотни километров.

Фолкейн судорожно глотнул. Пока еще не было особенно больно. А айвенгцы что-то перестали стрелять. У них тоже, наверное, плохо с боеприпасами. Земля вокруг была вся усыпана стрелами.

— Слушайте внимательно, — сказал он, обращаясь к передатчику. Коробочка лежала на земле, и струйка крови от ноги текла как раз к ней. Какая-то часть его рассудка смутно заинтересовалась тем, как выглядит человеческая кровь в лучах местного солнца: вместо ярко-алого цвета она имела темно-вишневый. Ручеек крови был невелик: значит, никакой крупный сосуд не задет. — Вы знаете, что такое многоугольник постоянной ширины?

Айвенгский воин снова выглянул из-за прикрытия. Когда выстрела не последовало, он вскочил на ноги и отчаянно замахал руками, тут же, впрочем, снова спрятавшись за тело фастиги. Фолкейн был слишком занят, чтобы заинтересоваться тем, что это могло значить.

— Ты ранен, Дэви? — обеспокоенно спросил Шустер. — Тебя плохо слышно. Атака продолжается?

— Помолчи, — ответил Фолкейн. — У меня мало времени. Слушай. Фигура постоянной ширины — это такая фигура, что если ее поместить между двух параллельных прямых, так что они окажутся касательными к ней с противоположных сторон, а потом начать вращать, то эти прямые будут оставаться касательными при любом повороте. Другими словами, ширина фигуры одинакова по любому направлению, соединяющему противоположные стороны через центр. Окружность, ясно, принадлежит к этому классу. Но…

Айвенгец, левая рука которого, обожженная лучом бластера, бессильно висела, появился из придорожных кустов. В правой руке он сжимал нож. Краем глаза Фолкейн уловил блеск лезвия, обернулся и потянулся к лежащему на земле бластеру. Сжимавшая нож рука воина взметнулась, и Фолкейн вскрикнул, когда нож пригвоздил его собственную руку к земле.

— Дэви! — отчаянно кричал Шустер.

Фолкейн схватил бластер левой рукой. Дуло ходило из стороны в сторону, он выстрелил, но промахнулся. Айвенгец одним прыжком оказался рядом, одновременно вытаскивая из ножен меч. Наверное, в момент выстрела он закрыл глаза, так что вспышка его не ослепила; удар его был точен, и бластер вылетел из искалеченной руки Фолкейна.

Юноша вытащил нож, торчавший из его правой руки, вскочил на ноги, сжал оружие левой рукой и бросился на противника. Его голос поднялся до крика:

— Окружность не единственная! Нужно взять равно… Рывок Фолкейна оказался неожиданным для айвенгца. Дэвид ударил, но нож только скользнул по нагруднику воина. Тот оттолкнул юношу, и Фолкейн не удержался на ногах. Айвенгец занес меч.

— Равносторонний треугольник, — всхлипнул Дэвид. — Если провести дуги…

В этот момент раздался звук рога. Воин с рычанием отскочил от человека. Находившийся выше по склону лучник выпустил в Фолкейна последнюю стрелу, но раненая нога подогнулась, и Дэвид упал на колени; стрела просвистела там, где он только что стоял.

Стрела, пущенная с противоположной стороны, пронзила насквозь ближайшего противника. С булькающим кашлем он повалился на тела фастиг. Остальные стражи храма лихорадочными жестами показывали на священные круги, украшавшие их доспехи, но безрезультатно: на них посыпался дождь стрел, и скоро все было кончено.

Рибо, отпрыск Легнора, натянул поводья и соскочил на землю как раз вовремя, чтобы подхватить потерявшего сознание Фолкейна.