Треллисанская конфронтация

Глава 7

Гандер Морл ни на минуту не обманывался относительно того, что он и его оставшиеся единомышленники действительно смогут справиться с четырьмя сотнями человек, составлявшими персонал «Энтерпрайза». Однако при достаточной осторожности эксцессов можно избежать: если никто кроме тех, что были на капитанском мостике, не узнает о случившемся, все будет спокойно.

Долго скрывать положение вещей вряд ли удастся. На смену тем, кто работал в этот день, должна прийти другая командам. Тогда надо будет охранять не только этих, но и их сменщиков, а для этого он должен разделить и без того жалкую кучку своих людей на две или даже три группы. Скоро люди захотят есть, и он терялся в догадках, как с этим справиться. Скорее всего, кому-то на корабле – инженерам ли, медикам ли – придет в голову поговорить с главным на мостике. От всех этих вопросов пухла голова, и он решил, что если, по его расчету, полет будет длиться не больше полутора суток, он сможет просто замуровать командный состав от внешнего мира на это время: два ассассина встанут к лифту, остальные будут вести наблюдение за мостиком. Как только «Энтерпрайз» войдет в Ромуланскую Нейтральную Зону, его миссия будет закончена, корабль уничтожат, и тогда – прощайте все заботы.

Однако Морл не мог не признать, к своему удивлению, что эти мелочи и заботы имели над ним большую власть. Слишком много для него значили, понятия порядок, долг, которые легли в основу философии Объединенной Колонистской Партии. Она ратовала за то, чтобы Федерация в один прекрасный день стала властелином всей галактики, и именно это его привлекало. Гандер свято верил в то, что судьба уготовила Федерации роль покорителя и завоевателя миров, но он верил также и в то, что каждый гражданин должен до конца выполнить свой долг, даже если ради этого ему потребуется принести себя в жертву. По этой причине он и его единомышленники, захватившие «Энтерпрайз», хотели погибнуть при выполнении своей миссии; то, что команда корабля вряд ли готова отдать свои жизни за правое дело, вызывало у него гнев. Смерть была высокой ценой, но что значила жизнь человека, если открывалась перспектива спровоцировать, наконец, войну, навязать ее тем слюнтяям, что стояли сейчас во главе Федерации. И, вполне возможно, в разгар кризиса падет нынешнее правительство, а на смену ему придет колонистская партия, у которой будут силы и средства довести войну с ромуланцами до победного конца.

Морл всегда испытывал настоящее блаженство, подчиняя себя воле высшего руководства ОКП. Он беспрекословно выполнял все приказы и того же ждал от своих подчиненных. Он мечтал о том дне, когда его позовут в руководство партии, но даже если этого и не случится, он навсегда останется верным своим принципам. Эта миссия была его идеей; партийное руководство сразу же за нее ухватилось, и Морл был назначен начальником экспедиции. Выше по партийной лестнице ему не подняться: он знал с самого начала, что пути назад не будет. И с этим он смирился. Такое назначение и без того было достаточно почетно, она значило гораздо больше, чем если бы он стал, к примеру, каким-нибудь заведующим отделом. Будущие поколения школьников Межгалактической Федерации начнут изучать его биографию. Он станет одной из самых заметных фигур в мировой истории. И все же, сидеть в этом кресле, в центре власти и силы, делавших его хозяином не только этого замечательного корабля, но и сотен людей, по его желанию действовавших как единое целое, стоять над ними всеми – это ли не наслаждение и честь, пусть даже его триумф недолговечен. «Нет, – остановил он сам себя. – Выкинь эти мысли из головы. Если бы Федерацией управляли как положено, сейчас на моем месте сидел бы кто-нибудь другой, более достойный».

На «Энтерпрайзе» все еще сохранялось чрезвычайное положение. Гандер Морл сам слышал сигналы тревоги, передаваемые настенными громкоговорителями. Несмотря на то, что корабль покинул поле боя, тревогу пока никто не отменил. Он не имел ни малейшего понятия, много это или мало – полтора дня на сохранение состояния повышенной готовности, и не вызовет ли это подозрений на корабле. Однако такое положение вещей давало, по крайней мере, одно преимущество. На всем протяжении состояния повышенной боевой готовности никому на корабле не будет дела до того, что команда на капитанском мостике не меняется. По крайней мере, Морл сильно на это надеялся. И предлог для тревоги был подходящим: побег заключенных!

Он кивнул одной из нактернских женщин и указал ей на Зулу, который все еще лежал на полу, но уже начал проявлять признаки жизни.

– Поставь его на ноги. Быстро!

Если на корабле придется давать какие-либо распоряжения, он не хотел, чтобы команда насторожилась, услышав чужой голос.

Женщина легко подняла офицера и поставила его на ноги. Его голова упала на грудь, а ноги подкосились как ватные.

– Я хочу, чтобы ты привела его в чувство! – прикрикнул Морл.

Она встряхнула Зулу, дала ему две тяжелые затрещины, и, наконец, тот достаточно оклемался, чтобы самостоятельно стоять на ногах. Он схватился за голову, инстинктивно сжал желудок. Когда раздался тот выстрел, фазер был настроен на сильное оглушение, и сейчас Зулу казалось, что при первом же удобном случае его голова сама упадет на стол, распадется на куски и разлетится в разные стороны. Как только зрение немного пришло в норму, он осмотрелся по сторонам и увидел вооруженных преступников, направивших дула своих фазеров на него, что заставило его оставить все мысли о героизме. Голова все еще трещала, он не понимал, кто такой Гандер Морл и что надо его людям, но одно ему было совершенно ясно: теперь они командовали «Энтерпрайзом», по крайней мере, на данный момент.

– Зулу, – нахмурился Морл. – Подойди сюда. Я хочу, чтобы ты сделал объявление.

Ноги все еще были слабы, но он повиновался. По приказу Морла он нажал кнопку на командирском кресле и сообщил о продлении режима чрезвычайного положения.

– Сбежавшие заключенные в настоящий момент могут находиться в любом отсеке корабля, – говорил он и слушал эхо собственного голоса. – Состояние тревоги будет сохраняться вплоть до поимки последнего преступника. Заключенные представляют собой большую опасность. Положение повышенной готовности сохранять до следующих распоряжений. Конец связи.

Морл кивнул. Хоть один человек здесь знал свое дело.

– Возвращайся на мостик, Зулу. – Голос его стал почти по-отечески добрым.

В медицинском отсеке медсестра Кристина Чэпел что-то раздраженно бормотала. Маккой все еще торчал на Треллисане, его ассистенты разошлись по палатам раненых из службы безопасности, и она осталась одна. Обычно, со всеми трудностями она справлялась достаточно легко: сказывались опыт и терпеливость. К ней принесли нескольких охранников с серьезными ранениями. Несмотря на их немногочисленность, медицинская автоматика уже работала на пределе своих возможностей. Для того чтобы за всем уследить, двух рук ей явно не хватало. Под руководством Маккоя она убедилась в живительности человеческого тепла, а не холодных механизмов, и поэтому сейчас она бегала от больного к больному, чтобы всем уделить частицу своего внимания и послушать диагнозы, выдаваемые аппаратурой. Только что прозвучавшее сообщение заставило ее забыть о какой-либо подмоге: у всех, кто мог бы ей как-то помочь, во время тревоги были свои обязанности, и помощи ждать было неоткуда. Доктор Горо, который обычно принимал на себя руководство медицинской службой на время отсутствия Маккоя, несколько минут назад позвонил Кристине только для того, чтобы сказать, что он останется в отсеке службы безопасности, и когда вернется, известно одному лишь Господу.

Сейчас медсестра сидела рядом с девушкой из службы охраны, и ее бледность заставила Чэпел усомниться в оптимизме диагноза, выданного аппаратурой. В этот момент позади нее раздался какой-то тонкий свист, исходивший неизвестно откуда. Она быстро обернулся и застыла в изумлении.

В дальнем конце палаты, прижавшись к стене, будто в той была единственная его опора, стояло существо, не похожее ни на что из того, что ей доводилось видеть раньше. Оно было грубо скроенным, почти круглым., около метра в диаметре, цвет менялся от розового до коричневого. Она не видела, как заключенных доставляли на борт, и даже ничего о них не слышала. Не зная вообще ничего о четырехполых онктилианцах, она терялась в догадках, что бы это могло быть. Однако первой ее реакцией стал страх. Существо продолжало издавать пронзительно высокие, какие-то сладкие стоны, и она слушала их, парализованная и зачарованная одновременно. А потом оно повернулось, и Чэпел заметила какую-то липкую грязь, стекавшую по его телу. Пока она сидела без движения, онктилианец начал терять свою форму, растекаясь по полу, покуда его очертания не стали совсем трудноразличимыми.

– О боже, бедняжка! – воскликнула наконец Чэпел. – Тебя тяжело ранили.

К такому выводу она пришла скорее из жалости, нежели в результате проведенного анализа. В конце концов, она слышала о бесформенных существах, чьи очертания никак не зависели от состояния здоровья. За свою жизнь ей также приходилось встречать создания, чья нормальная жизнедеятельность сопровождалась разного рода выделениями. Совершенно бессознательно она почувствовала сигнал, дошедший до нее через всю комнату; казалось, защитная реакция онктилианца, вылившаяся в ярость, исчезла, и теперь он взывал о помощи.

Все инстинкты и навыки Кристины собрались воедино, она встала и подошла к существу, преисполненная желанием помочь своему новому пациенту. За многие годы работы она усвоила, что излишняя резкость в движениях может напугать раненого, который расценит это как нападение. Она встала на колени и нежно до него дотронулась, проведя рукой рядом с тем местом, откуда истекала слизь. Пронзительные стоны смягчились и вскоре замерли вовсе. Она почувствовала, как умирающее под ее рукой существо расслабилось и обрело покой.

Утром, бегая по раненым, Чэпел в суматохе сильно порезала палец, содрав при этом несколько сантиметров кожи и мяса. Рана ее не шла ни в какое сравнение с тем, на что она насмотрелась с самого начала дня, и если бы она не мешала работать, Кристина, наверное, не заметила бы ее вовсе. Тогда она замотала руку и тут же забыла о ее существовании. Будучи уже наполовину в беспамятстве, онктилианец качнулся, Чэпел потеряла опору и упала. Ее рука задела мягкую влажную кожу, а затем проскользнула в тело мертвой к этому времени части онктилианца.

Распад немедленно пришел вслед за смертью. Возможно, именно скорость этого процесса мешает онктилианцам позаботиться о замене своего мертвого собрата. Рука Чэпел по запястье погрузилась в разжиженную плоть умершего существа и уперлась в стенку другого тела, в котором все еще теплилась жизнь; пальцы легли на смычку кровяных сосудов, ужас застыл в ее глазах, а рот открылся в беззвучном крике.

Ей казалось, что она очень долго летит куда-то вниз, а потом как-то вдруг женщина пришла в себя. Она снова открыла рот, чтобы издать вопль страха, но тот звук, что у нее получился, утроил рев онктилианца, высокий, яростный, нечеловеческий крик боли и недоумения. Установилась новая связь, новые соединения начали активно работать, и были они еще более странными и немыслимыми, чем раньше.

Если бы в тот день не случилось ничего необычного, не было бы освобождения Морла и атаки силонских кораблей, рабочая команда на мостике планировала сдать свою смену через пару часов после того, как фазер мятежника выбил Зулу из капитанского кресла. Но теперь люди провели на мостике уже две обычных рабочих смены, будучи сдерживаемыми в этом закрытом помещении; сейчас они мечтали не столько о том, чтобы направленные на них дула фазеров исчезли, сколько о горячем обеде, обжигающем душе и теплой постели. Чехов про себя удивлялся, почему именно эти приятные мелочи так занимают его мысли, вместо того, чтобы беспокоиться о более значимых вещах: Энтерпрайз находился в руках банды сумасшедших, направлялся прямо к Ромуланской Зоне, а он, Чехов, и его товарищи никак не могли повлиять на ход событий. Глаза закрывались сами собой. «Ах, Павел Андреевич, – думал он про себя, – ты умрешь в муках ревматизма от долгого сидения на одном месте».

Чехов поднял обе руки и основательно, блаженно потянулся. Замлевшим ягодицам и ногам это никак не помогло, зато спине и рукам явно полегчало. Офицер повертел головой, пытаясь избавиться от нарастающей головной боли. И тут он впервые заметил нактернскую женщину, стоявшую сбоку от его кресла и сосредоточенно смотревшую на экран. «Так-так-так – спросил он сам себя, – а это что за чудо?»

Такое выражение лица он встречал и раньше, да и сам выглядел так же в первые дни своего назначения на капитанский мостик. Оторваться от звезд, несущихся на корабль с немыслимой скоростью, почти невозможно, это он знал по себе. Цветные разводы и следы автоматически компенсировались бортовой оптикой, и на мониторе оставалось то, что он называл «аналогом Ньютона». Посреди экрана звезды были мертвыми и статичными, что полностью соответствовало действительности. Однако ближе к краям они разлетались подобно разноцветным искрам. Некоторые из них лежали достаточно близко к орбите корабля, чтобы создавалась иллюзия их независимого движения, вызывающая восхищение даже у самых опытных наблюдателей.

И пускай галактика почти стабильна, перемещаясь с астрономически медленной величавостью. То, что высвечивал экран, было искусным произведением чудовищной скорости, на которой летело судно. Неискушенный зритель легко может поверить в обман, где он – единственно недвижимое создание в мелькании и искрении Вселенной, в которой формируются и тотчас же распадаются созвездия, обрушиваются галактики и несутся куда-то туманности. Несмотря на все предупреждения и многочисленные рассказы об этом чуде, в первые дни своей работы Чехов не мог оторвать взгляда от изображения, и увиденное целыми днями не давало ему покоя. Этот феномен он испытал на себе, видел его воздействие на новичков, но сейчас никак не мог поверить, что красота способна настолько очаровать этих фанатиков, и в особенности – холодную мускулистую амазонку. «Пользуйся тем, что само идет тебе в руки», – сказал он вслух.

Чехов скользнул по направлению к охраннице и шепнул:

– Это опасная иллюзия.

Услышав чей-то голос, она вздрогнула и удивленно переспросила:

– Что?

– Я говорю, это опасная иллюзия. Вы можете просто потерять ориентацию и выйти из строя.

Он быстро рассказал ей о принципах работы экрана, а также о тех искажениях, которые возникают после компьютерной обработки изображения. В ответ она дружески улыбнулась. Чехов успокоился и воспрял духом. Среди всех достоинств капитана Кирка одно привлекало его больше всего: умение отключиться от терзавших мыслей и примерить на себя маску галантного пожирателя дамских сердец.

Позади Чехова стоял Гандер Морл, который наблюдал за его флиртом с циничной улыбкой на губах. «Пусть этот клоун позабавится. Пусть потешит себя мыслью, что он здесь самый умный, – думал про себя Морл. – Хоть это его займет. Судьба настигнет всех уже через несколько часов».