Трёхлапая ворона

Глава 23. Крепость Гримфельда. Часть 2

Внутри донжона было удивительно темно. Ну, на первый взгляд. Ранф пояснял, что достаточно тренировки в пару месяцев, и любой вермиалист способен видеть в непроглядной тьме без источников света. Шутка ли, вермиалисты вообще способны видеть в своем домене, где света не существует.

Мы зашли внутрь, прикрываясь щитами из вибрирующего воздуха, которые выставили Эдвин и Сэрон. Мне уже на практике доказали – без них в зданиях никуда.

— Могу узнать, где он находится, – неожиданно предложил Эдвин.

— Будет полезно, – кивнул Ральф.

— А подвох? – прогудел Сэрон, со скрежетом почесав лысину.

— Он, скорее всего, узнает, где мы. И что мы вошли. Последнее точно узнает, – досадливо прищурился Эд.

— Плохо, – покачал я головой, – Но искать его в этих коридорах ещё хуже. Я за применение эффекта.

— Против, – буркнул Сэрон.

— За, – пожал плечами последний из трёх, который сейчас проверял свою ручную картечницу, с которой вечно таскался.

— И я решаю, да? – нахмурился Эд. Подумав, он ответил: – Ну особо времени у нас действительно нет. И желания бродить по крепости, принадлежащей чокнутому червивому, у меня тоже нет. Так что…

Волшебник подошёл к стене и прижал свой кофр. Я прищурился, опять ожидая тихого взрыва, вороха летящего мелкого щебня и пыли, но ничего такого не было. Лишь в коридоре коротко взвизгнули все металлические детали, и где-то под потолком лопнул стеклянный плафон газового освещения. Я услышал лишь тихое шипение выходящего газа. Надо запомнить, а то опять буду раскидываться огнем, и сожгу тут все…

— Он на вершине, пятый этаж. На первом и втором никого нет, на третьем люди, в основном у окон на стороне нападения, на четвертом много стекла и металла, – отчитался Эд.

— Очередной безумный учёный? – спросил Ральф.

— Нет, по слухам, оружейник. Работает над какой-то там бронёй, все секретно. Двигаем, нам направо. Сканируйте местность, я видел пару ловушек на втором этаже. Вперёд, времени мало.

Мы двинулись вперёд по коридору, поддерживая щиты. Фонарей у нас с собой не было – громоздкие, да и не нужны. У меня есть теплозрение, на крайняк могу просто развести огонь на ладони, а сонитисты бежали с обнаженными резонаторами, и те едва слышно пели на очень высоком ультразвуке. Вряд ли это кто-то услышит, но все равно, есть риск десмакировки. С другой стороны, что поделать, эхолокация требует звука.

Обстановка вокруг была более чем спартанской. Цветов я из-за теплозрения, понятно, не видел, но общих очертаний хватало. Окна, бывшие скорее бойницами, были плотно заколочены, но чаще просто залиты затвердевшим мраком, что и создавало непроглядную темноту внутри донжона. Стены из цельного природного камня выдавали волшебное происхождение – такие здания обычно сооружаются волшебниками-солнечниками в военное время, они просто вытаскивают многотонные каменные плиты из-под земли. Стены изредка выщерблены от попаданий пуль и ударов мечей – в конце концов, это не первая заварушка в Красных Княжествах.

Первый этаж мы действительно прошли без проблем. Разве что Сэрон сказал, что в паре соседних комнат, которые мы успешно миновали, были капканы. Очевидно, расставлены на дурачков, которые будут шататься тут в темноте.

Второй этаж преподнес нам небольшой сюрприз в виде древнего охранного автоматона, который немного нас испугал, выдвинувшись из стены и замерцав единственным синим глазом. Впрочем, разобрали его мгновенно, хватило удара наотмашь мечом Эдвина. Дистанционный удар от Сэрона и очередь из искр была уже, наверное, лишней. Мы задержались у автоматона на десяток секунд, так как Сэрон очень просил подсветить автоматона. Когда мы двинули к лестнице на третий этаж, он весь путь восторженно гудел про “антиквариат”, “одна из древних серий”, “возможно, видел Белого Императора” и, к нашему лёгкому стыду, “даже нет креплений для огнестрела”. Автоматон, очевидно, задержал нас исключительно внезапностью.

Когда мы бежали по лестнице на третий этаж, то чуть не потеряли Сэрона. Лысый сонитист успел пригнуться, и пуля лишь черкнула ему по уху. Но пуля была лишь первой.

На нас, ещё не успевших вбежать на этаж, обрушился ливень из свинца, пришлось падать прямо на угловатые твердые ступени. Безумный грохот раздирал уши, по коже стучали обломки каменных стен и щепки от деревянных перил. Я мог бы кинуть шар с взрывом, но не рискнул – вдруг кто-то сбил бы его выстрелом. Плюс, я уже на своей шкуре знал, что в здании лучше взрывом не пользоваться. Тем не менее, инструментарий у меня был достаточно широкий, так что я рискнул высунуть макушку, естественно, под щитом Эда, наметить положение врага по дульным вспышкам и, вытянув руку, хорошенько перемешать там пространство.

Криков не было, из-за сжатия и растягивания организмы порядка пятнадцати стражников-вермиалистов быстро и звучно перестали существовать.

А дальше все полетело в задницу.

Вот мы прятались на лестнице, скрываясь от бьющих по нам пуль, вот я перемешиваю пространство с солдатами, вот я вижу белый огонек во тьме, а в следующую секунду я уже лежу в коридоре второго этажа. В ушах писк, в глазах крупные мушки, сильно тошнит, болит голова и живот. Голова непонятно почему болит, а вот живот вопросов не вызывает – из меня торчит обломок перила. Перевожу взгляд выше, поднимая голову.

Оказалось, что тут светло. Что-то пробило стену за лестницей, расшвыряв нас в стороны как котят. В помещение проник солнечный свет. Я сижу у стены, неподалеку лежит Эдвин с неловко вывернутой рукой. Это его единственное видимое повреждение, волшебник уже встаёт. Встаёт и лысый молчун Сэрон, а вот Ральф уже не встанет. У третьего сонитиста не хватает большей части головы.

Как же мне дерьмово. Едва могу встать, но встаю. Мутит. Видимо, вот она, контузия. Покрываюсь чешуей, потому что я уверен, что сейчас сюда придет то, что стрельнуло в нас. И что это вообще, пушка? Что могло пробить стену, перед этим сломав щит боевого сонитиста?

Слышу над собой безумно тяжёлые шаги. Будто шагает статуя. Возможно, это боевой автоматон. Хотя у тех глаза, как правило, горят синим огнем, а тут был белый отблеск. И из чего этот автоматон, что он так топает?

Эдвин встал и вправил себе руку, перелом вряд ли срастил полностью, но сейчас надо хоть что-то. Сэрон поднялся чуть ли не первым, но у него проблем больше – из ушей стекают струйки крови, а наруч-инструмент искорежен.

По лестнице, ломая каменные ступени, спустилось нечто. Глухой латный доспех, наспех вымазанный черной краской, изредка задевал потолочные перекрытия, так он был велик. На груди багровым была изображена змея на фоне ладони. Забрало было практически глухим, лишь на месте правого глаза была круглая линза странного белого цвета, и там, где должен быть рот, торчала банка сменного фильтра. Вместо правой руки у этой сволочи действительно торчала пушка. Небольшая пушка, мать его так.

— Меня зовут Гримфельд Оал, – едва слышно донеслось из-под толщи брони. – И сейчас вы умрете.

Я действовал на пределе своей скорости. Сформировал и тут же подорвал под остатками сапог взрывы, метнувшись к Эдвину, одновременно левой рукой выпуская в Сэрона поток плотного огня. Успех – огонь опрокинул сонитиста на спину, а я врезался в Эда и мы упали уже вместе.

Мгновением позже пушка выстрелила, и уже просто от звука мне захотелось проблеваться – сила ударной волны была такова, что она добила остатки стекол, которые тут оставались. Я же времени не терял, и на парочке новых взрывов мы с Эдвином вылетели дальше в коридор, а потом тут же заскочили в первую же попавшуюся комнату, напрочь выбивая дверь.

Из коридора донёсся шум сломанного духового инструмента, а потом звуки ударов металла о плоть и кулаков о металл.

Я же встал, отшатнулся от Эда и лишь успел наклонится. Да, времени чистить желудок не было, но другой возможности могло и не представиться.

Дальше я решил использовать самый действенный способ – пространство. Вот только… В общем, меня вывернуло при попытке сделать дырку сквозь стену. Не при контузии управлять таким сложным явлением. И это было очень плохо.

— Эдвин! Эд! – я потряс волшебника, который явно осознавал реальность похуже, чем я. Зря – его тоже вырвало, – Эдвин, мать твою так! Шарахни по мне гармонией! Мне надо нормально себя чувствовать! Давай!

Эдвин, не прекращая прочищать желудок, ткнул кулаком мне в лоб, и я, с размаху сев на задницу, откатился в сторону. Причина проста – мой друг заставил все мои кости петь в гармонии с этой вселенной. Ощущение непередаваемое.

Через долгих пять секунд я поднялся, чувствуя себя лучше. Тошнота никуда не делась, вата в голове тоже, но хоть исчезли мушки в глазах, и выпал из заросшей раны на животе обломок. Я при всем желании не мог сказать, что хорошо себя чувствовал, но для сражения пойдет. Жаль, что пространство не вернулось, слишком болит голова.

О, понял, почему голова так болит. Время развернуть эту штучку…

Я прикоснулся к совершенно незаметной точке у себя над левым плечом. Именно там я сделал крошечный пространственный карман, в котором помещалась исключительно одна вещь. Гахзал-тар, чудовищный меч, подаренный мне Гальзой. Пространство развернулось, и на пол, негромко взревев от доступа воздуха к завихрениям пространства вместо лезвия, упал меч, который я нехитро окрестил именем Рёв.

Надеюсь, эта бандура сумеет разрубить этот доспех. А что надеяться? Сейчас и проверим.

Я не дурак просто выскакивать из комнаты, так что я подошёл к дальнему концу комнаты, прижал руку к стене, которая отделяла меня от коридора и сформировал взрыв, который разнёс оказавшейся кирпичной перегородку. Кирпичи ещё приземлиться не успели, как грянул выстрел из ручной пушки этого ублюдка Гримфельда, ударной волной меня чуть не усадило на задницу. Да что у него за орудие? И почему он просто не прострелил комнату?

Тем не менее, у меня точно есть несколько секунд. Пушка у него не револьверного типа, так что он должен потратить определенное время на перезарядку, и я намерен не дать ему это сделать.

Я вылетел из пролома, весь объятый плотным огнем. Это позволило мне буквально скользить по коридору, и это, на удивление, пригодилось, так как пришлось маневрировать. Гримфельд не был круглым идиотом и не полагался исключительно на пушку. У него был револьвер, столь же чудовищного калибра. Да, у меня была прочная чешуя и низкотемпературный огонь, но от пули размером с большой палец это вряд ли поможет.

Великие Духи позволили мне подобраться к доспеху, возле ног которого лежало ещё дышащее тело Сэрона. Гримфельд стрелял в меня, но максимум чего добился, это царапины на голени. И не с таким сталкивался.

За пару метров до него я отключил огонь, оставшись лишь в чешуе, оттолкнулся ногой от пола, посылая себя в воздух на маленьком взрыве, другой ногой оттолкнулся от стены и, обернувшись вокруг себя для набора импульса, с размаху врубился галгарской сталью в… Подставленную вместо башки пушку! Вот сволочь! Я-то целился в голову!

Для такой трёхметровой махины доспех был удивительно проворным, и он сумел защититься, пусть и потерял свое чудовищное оружие – ствол его пушки оказался искорежен псевдолезвием Рёва и выглядел так, словно по нему Гальза когтем прошелся.

Следующим моим действием был полет вдоль коридора, и я его не планировал – удар кулаком от Гримфельда ощущался так, будто меня сбил поезд. Ни сил, ни дыхания приземляться нормально у меня не было, так что я полностью расслабил сознание. Освободившееся пространство с радостью занял Кот, и я мог безмолвным наблюдателем видеть, как мое тело само разворачивается в воздухе и приземляется на три конечности. Четвертая сжимала рукоять ревущего меча.

Гримфельд переступил окровавленного Сэрона и сделал пару шагов по направлению ко мне. По пути он с громким щелчком отсоединил изуродованную пушку и, отбросив ее в сторону, продемонстрировал мне латную перчатку. Следующим действием он плавным движением из-за пояса достал нож. Ну, для доспеха это выглядело как армейский нож, на самом деле это был широкий и достаточно длинный одноручный меч.

Гримфельд перехватил нож обратным хватом и поманил меня освободившейся рукой.

— Иди сюда, звереныш. Я убью тебя так быстро, что ты даже ничего не заметишь.

Я хотел бы кинуть ему остроту, но вот моё превращение в галгара-нар вообще не способствовало внятной речи. Скорее я на него просто нарычал.

На моей стороне скорость и меч. Может, какие-то отдельные эффекты. Что тут может пригодиться? Коготь, речное железо, испепеление…

На его стороне размер и прочность. Учитывая, что мы в совсем небольшом коридоре, мне даже со своей скоростью будет не развернуться. А знаете, попробуем.

И я на пробу бесхитростно выпустил в него очередь раскаленных искр. Безотказный эффект, благодаря которому я не носил с собой револьвера, просто отразился в стороны от его доспеха. Раскаленные кусочки стали выбивали каменную крошку и пыль из стен, но на броне Гримфельда остались лишь зарубки.

Да и сам он тоже не тренировочный манекен. Спокойно выдержав короткую очередь, вермиалист просто воткнул латную перчатку в стену, выдрал оттуда неровный кусок кирпичной кладки и швырнул его в меня с такой скоростью, что я едва успел упасть на живот.

Повезло, что я не выпустил его из вида, так как Гримфельд ринулся в атаку сразу же после броска. Да, топанье его брони сразу же отдалось во всем донжоне, но толку-то, если нас разделяют какие-то жалкие пятнадцать метров?

Я не стал отступать, и прямо из положения лёжа швырнул себя вперёд верхом на взрыве. Идея была тупая – залеченный не полностью живот вспыхнул острой болью. Тем не менее, с этим будем разбираться позже. Взрывной выброс метнул меня туда, куда я и целился – между его закованных в броню ног. Ухватить он меня не успел, пусть и постарался, а вот я сумел ударить его мечом по коленному сочленению. Все, чего я добился – визга стали и вороха искр.

Приземлившись и тут же встав, я едва успел оценить повреждения (глубокая царапина, в которой виднелись… шестерни?), мне пришлось тут же думать, что делать дальше, так как долбаный вермиалист уже разворачивал доспех. Да, он большой, и скорость не очень, но уж больно он верткий в этой махине…

Помощь пришла резко, и из-за спины – взвизг какофонии, брызги раскалившегося металла и утробный вой Гримфельда из-под шлема.

— Сволочь! Не мог дождаться! – заорал Эдвин.

— Задержу! Бегом к Сэрону! Он больше на фарш похож! – крикнул я в ответ и метнулся в прямую схватку, потому что Гримфельд как раз обернулся ко мне.

Вот где мне место. Планы? Оставьте себе. Хитрая тактика? Только иногда. Контактный бой? О да. Да и ещё раз да.

Ещё в прыжке я снова очистил разум, и его тут же затопили такие простые, мощные и эффективные мысли, принадлежащие моей кошачьей части. Спасибо тебе, Кот.

Удар мечом сверху вниз. Блок перчаткой. Отшатнуться, пропуская перед собой свистнувший нож-меч. Сколько силы в тебе, гад? Тычок кончиком меча в шлем, Гримфельд откинул голову. Рывком приблизиться, накопить взрыв на сжатом левом кулаке и молиться на собственную чешую.

Черт! Взрыв заставил эту гниду лишь сделать шаг назад. Я чуть не оглох, на мгновение все смешалось – взрыв, вспышка, боль в левой руке (походу сломал пару пальцев), а он всего лишь шагнул от меня. Взрывами не пользуемся. Зато он сбил рисунок боя, что позволило мне приложить уже раскрытую руку прямо к животу, уж куда дотянулся, и применить плавление.

На удар наотмашь я отреагировать не успел. Снова поцелуй с поездом и краткий полет. Боль в челюсти. Мразь, рот не закрывается. Зато его живот полностью красный, что-то внутри шипит, а Гримфельд воет от боли. Термозащиту не предусмотрел?

Гримфельд отбросил бесполезный нож, которым махнул едва ли пару раз, и сорвал с себя перчатку. Его человеческая рука, белая как мел, полностью покрытая шрамами и без двух пальцев, среднего и безымянного, смотрелась чужеродно маленькой на таком доспехе.

Из громадного багрового рубца на месте отсутствующих пальцев полезло… что-то. Вылезло через пару секунд. Полутораметровый живой кнут, развернувшийся и превратившийся в низшего варага, с гибким сегментированным телом цвета жёлтой кости и тремя острыми даже на вид лапками, растущими из каждого сегмента.

Гримфельд не стал применять его сразу – он выставил на меня ладонь, всю кровоточащую из-за спазматически дергающихся лапок, и из нее в меня вырвались три белых росчерка, которые я встретил простым потоком ревущего багрового огня.

А дальше мне пришлось отключить мозг.

Увернуться, рубануть мечом хлыст-варага. Пластины выдержали это лезвие, что за срань. Заорал, когда действительно острые лапки играючи вскрыли мне всю руку, будто проигнорировав броню. Моя конечность тут же потеряла в ловкости и подвижности, на пол начала литься моя кровь. Испепеление издалека. Шипение усилилось, рев бешенства превратился в вой настоящего безумия. Кот даже немного струхнул.

Уворот, уворот, подпрыгнуть на взрыве. Тварь ловкая, тварь быстрая. Не время жалеть себя. Делаю взрывы прямо на себе. Реактивные двигатели, которые буквально швыряют меня из стороны в сторону, чему мои кости и суставы не благодарны. Зато уворачиваюсь от лапок.

К хренам меч, мне тут не развернуться. Просто отбрасываю в сторону. Когти, вперёд.

Уворот, удар, подпрыгнуть, извернуться в воздухе, швырнуть себя взрывом прямо на его броню и КРЕСТ-НАКРЕСТ зачарованными гарой когтями по шлему. Режу металл, крошу линзу, обнажаю перекошенное от боли уродливое лицо с… с пересаженным от варага ртом. Нижняя челюсть делится на три, вермиалист хватает прямыми острыми зубами меня за средний палец и ТВАААААРЬ, отрывает его.

Отпрыгиваю ему за спину, два испепеления на спину и очередь искр в затылок. Гримфельд пригнулся, и вдруг резко развернулся, буквально выстрелив хлыстом, который, оказалось, растягивается метров на четыре. Пять или шесть лапок пробили то место, где у меня желудок. Кровь наполняет рот. Эта хрень меня ещё и подтягивает.

Рублю когтями наотмашь белесую натянутую связку, соединяющую сегменты панциря хлыста, и тот, оставив во мне кусок себя, сжимается.

Гримфельд ухмыляется. Я вижу это сквозь рваный шлем, вижу его оскал, вижу в его глазу торжество. Вижу, как эта тварь с хрустом жуёт мой палец.

В бой резко вступает Эдвин. Он возникает из-за спины, его поющий гимн чистому разрушению струнный меч легко втыкается в броню, чем вызывает новый рев боли от вермиалиста.

Мы вдвоем наседаем на него. Мне плохо, мутит, мир потерял краски, хотя их тут и так немного. Я наседаю сверху, кидая себя взрывами в воздух, посылая испепеления как открытки, Эдвин скользит противоестественно гибкой тенью у пояса гиганта, все всаживая и всаживая свой меч в броню. Та не поддается, хрустит, визжат от перегрузки внутренние системы, но ублюдок не потерял ни в ловкости, ни в прочности. Хлыст мечется туда-сюда, теряя сегменты, ножки-ножи дёргаются, будто в агонии. Но каждому сегменту находится замена – хлыст бесконечно вылезает сквозь страшную рану на руке вермиалиста.

Три вещи происходят одновременно.

С левой руки Гримфельд слетает доспех – буквально разлетается от внутреннего давления, обнажая ворох ярко-синих плоских червей, похожих на колышущиеся водоросли.

Черви-водоросли хватают руку Эдвина, тот орет, а его плоть слезает с костей, шипя и чернея.

Гибкое водяное щупальце толщиной с три пальца обхватывает Гримфельда, тут же наполняется до объема человеческого бедра, и доспех вместе с ревущим от бешенства вермиалистом просто швыряет в сторону как котенка. Тот пробивает собой стену того убежища, в которое я залетел. Гримфельду надо время, чтобы встать. Нельзя дать ему это время.

Краем глаза замечаю, как орущий от боли Эдвин своим мечом отрубает по плечо свою же изуродованную руку. Падает на пол, прижимает уцелевшую ладонь к страшной ране и начинает ее залечивать.

Замечаю и нового персонажа. В коридоре, метрах в десяти от нас, стоит мужчина. Кожаный камзол, темно-синяя треуголка, открытое злое лицо, ворох ярко-рыжих буйных кудрей. Я его впервые вижу, но мне он кажется знакомым.

А мерзкая червивая дрянь успела встать. Он уже облокотился на остатки стен. Радует, что ворох синих червей сильно пострадал.

Волшебник в синей треуголке выбрасывает перед собой руки, и прямо из ладоней меньше чем за секунду формируется шар воды, порядка двух метров в поперечнике. За миг вода сжимается до размеров головы, приобретая зловещее зелёное свечение. Волшебник посылает сжатую воду в Гримфельда, и того сносит куда-то ещё глубже, и ещё секунд пять слышится лишь грохот рушащихся стен.

— Сможете его задержать? – голос волшебника безмятежен, будто с такими он каждый день спаррингуется. Хотя лицо выдает ярость. Да кто он вообще?

Стоп. Мелькает мысль.

— Если ты его обольешь. Качественно. Или в водяной кокон обернешь, – говорю я.

— Без проблем, – хмыкает глубинщик.

Гримфельд, неубиваемая мразь, появляется уже через десяток секунд. Синие черви-водоросли потеряны, в нагруднике солидная вмятина с трещинами, откуда сочится алая кровь. Вермиалист явно хочет прыгнуть, но ему не даёт глубинщик.

Та вода, что тут была разлита после его фокусов, собирается на массивной фигуре доспеха, оборачивая его в тонкий кокон. Вермиалист силится перебороть путы, но вода сковывает, не даёт двинуть даже рукой. Словно чужеродный мышечный слой.

— Больше, – командую я.

Рыжий волшебник только кивает. С его рук срываются гладкие водяные потоки, которые питают кокон, сдерживающий доспех. Толщина в палец. В ладонь. Теперь по запястье.

— Хватит, – говорю я и выставляю вперёд руку.

Фокус, на самом деле, прост. Не тяни волшебство из Инферно. Возьми огонь, тепло, энергию, все это – отсюда. Из Солнца и Лун.

Энергии хватает лишь на короткую вспышку огня на моих руках. Я такие выдавал через пару недель после попадания сюда. А вот Гримфельд замёрз. Вода мгновенно потеряла всю энергию, слилась воедино, стала прочным льдом. Как камень.

Зацепило и Гримфельда. Хитин на его нечеловеческой челюсти треснул, единственный видимый глаз полностью белый, на лице корка наста. Но он жив. Он морщится. Из горла доносится хрип.

До нас дотянулся холод. Страшный. Промораживающий до костей.

Вот тебе и Инферно.

Волшебник в синей треуголке сформировал из воды копьё длиной порядка трёх метров, и тут же сжал его в кулак. Выставил в сторону вермиалиста руку странным образом, будто указывая на него несуществующим мечом. Из кулака стрельнула тонкая леска, сделанная из воды. И эта леска шумела как водопад.

Тончайшая струна прошила Гримфельда наискосок. Его правая рука и часть груди с головой с грохотом свалилась на пол, а остальное осталось стоять постаментом самому себе.

Бой окончен.

Я тут же кинулся к Эду. Сонитист был в порядке, насколько это можно сказать про человека без левой руки. По крайней мере, кровь уже не шла.

— Спасибо за помощь, – прошамкал я. Чешую я терял уже с радостью, но челюсть мне это не срастило. Говорить было больно.

Эдвин вдруг посмотрел на меня, грубо выдернул из меня остаток живого хлыста Гримфельда, чтоб его переродило в жабу, и прижал ко мне руку. Гармония потекла по телу, заращивая кровеносные сосуды.

— Я вовремя подоспел, – кивнул волшебник, снимая треуголку, – позвольте представиться, меня зовут Ансельм Фольди.

Я потерял дар речи и тупо воззрился на него. Мне было нечего сказать, даже если бы я мог.

Ансельм Фольди. Так зовут отца Лиры.