Спешл Филипп и Лекс

Позднее сентябрьское солнышко мягко согревало улицы, даря прохожим последнее тепло бабьего лета. Суббота далеко заползла за половину, собирая народ, желающий отдыха и увеселений, поближе к центру.

— Миша, не отходи от меня, — чуть громче окликнул омега маленького сорванца, уже перегнувшегося через перила уходящей вниз лестницы магазина.

— Там игрушки, — жалостливо заскулил тот, когда его бесцеремонно потянули за шкирку обратно и, подхватив под руку, прижали к боку. Миша хотел было возмутиться на этого дурацкого альфу, которого выбрал брат, но оказалось, что бултыхать руками и ногами, вися вниз головой, вполне себе увлекательное занятие.

— У тебя их, что, мало? — заводился Лекс на неугомонную близняшку. — Бери пример с Саши. Он, в отличие от тебя, знает, как себя вести в общественных местах.

При упоминании своего имени второй омежка, по нелепой случайности приходящийся братом невоспитанному хулигану, точь-в-точь похожему на него самого, выпрямился и гордо задрал нос, прижимаясь к боку прекрасного омеги, который вел его за руку.

На такое заявление Миша не придумал ничего большего, как неудобно задрать голову, выкручиваясь в захвате, и скорчить рожу брату, не забыв высунуть длинный язык.

— Ай! — тут же вскрикнул он. — Он меня ущипнул! — возмущенно заголосил малыш, забившись в руках истязателя. — Лекс, скажи ему! — юное сердце требовало справедливости.

— Филипп, — обернулся Лекс к шествующему по левую сторону супругу. — Будь добр, отшлепай его в следующий раз, — мило улыбаясь, попросил омега, успев подмигнуть так, чтобы дети ничего не заметили.

— Как скажешь.

— Но ведь я ничего не делал! — обиженно завопил Миша.

— Тогда возьми Филиппа за руку и больше никуда не теряйся, — спокойно произнес старший брат. — У тебя есть минута подумать.

Молодая чета как раз переходила широкий проспект, направляясь в сторону огромного торгового центра. В последний день медового месяца они решили выбрать подарки — не могли же они приехать бог знает откуда с пустыми руками, заявил Лекс, на что Филипп просто пожал плечами и согласился.

Оставив машину припаркованной в двух кварталах, они наслаждались неспешной прогулкой, осматривая окрестности и толпы таких же, как и они, туристов, щелкающих огромными камерами или идущими наперевес со смартфонами.

— Ты подумал? — спросил Лекс, когда они подходили ко входу.

— Да, — недовольно откликнулся Миша. — Я сам пойду.

Надутые щеки — и обиженный взгляд уткнулся в пол, пока Филипп ставил сорванца на ноги и брал покрепче за руку. Несмотря на внешнюю схожесть десятилеток, они различались как вода и огонь. Неугомонный и любопытный Миша, с языком как помело, против спокойного, приветливого и вежливого Сани, сразу завоевывавшего расположение смущенной улыбкой.

Филипп никогда не забудет лицо отца, когда во время первого знакомства с детьми, Саша, зардевшись, попросил потрогать бороду Василия Герасимовича, заставив крепкого хмурого альфу, после почти минутного раздумья, крякнуть и присесть пониже. Да, отцу редко приходилось общаться с детьми, а если уж попытаться припомнить, то, помимо опыта воспитания малолетнего Филиппа, такого и вовсе не имелось.

* * *

Папа бросил их с отцом, когда Филе было три. Жуткий скандал не раз снился маленькому альфе по ночам. Взбесившийся омега кричал, что вечно один, запертый с ребенком в четырех стенах, что отца вечно нет дома, и его работа ему дороже семьи. И что он не намерен губить себя и просерать свою молодость за сопливыми платками и детскими раскрасками. Он молод, красив и достоин большего!

Тогда папа собрал свои вещи и, чмокнув сына в лоб, ушел. Ушел навсегда. Но разве такое возможно?

Уйти от собственной пары? Ведь они с отцом были истинными. Так как же так получилось?

И маленький Филипп нашел ответ. Он понял, почему папа ушел, бросил их, перестал любить. Да и голову ломать не пришлось, ведь он сам слышал про платки и раскраски… больше Филипп никогда не держал в руках ни того, ни другого.

Он стал злиться. Злиться и ненавидеть себя.

Огрызался на любое слово, мог ударить ни с того ни с сего, норовил ввязаться в драку по поводу и без. Надеялся быть наказанным, каждый раз ища неприятности, а когда все же получал по зубам, то злился ещё отчаяннее за то, что слабак и ничтожество, за то, что ничего не стоит и никому не нужен…

Единственный, в чьем присутствии он сдерживал себя, был отец.

Отца, этого сильного, внушающего страх и уважение альфу, он жалел. Будучи начальником государственных спецслужб, старший альфа действительно тратил все свободное время на работу, надолго исчезая в командировках, растворяясь из собственной спальни посреди ночи, пропуская очередной отпуск.

Жалел, потому что из-за Филиппа отец лишился пары. Из-за него.

Тихий дома, сын не возвращался без новых синяков и кровоподтеков, полученных на улицах, затем пошли сломанные ребра, порезы, полицейские участки, камеры.

…- Думал, я не знаю? — пробасил альфа, забирая четырнадцатилетнего сына из участка. Филипп молчал, низко склоня голову. — Зачем, сын?

Пройдя в темную, пропахшую мочой и бомжами клетушку, Василий Герасимович опустился на топчан напротив:

— Я знаю, что плохой отец. Знаю, что не справился и виноват, — тяжелый вздох душил Филиппа не меньше слов. — Ты прости меня.

Горячие слезы навернулись помимо воли. Филипп не помнил, когда плакал в последний раз… наверное, когда исчез папа.

— Отец, я… — слова застряли в горле. — Это ты прости, — руки сжали затертые грязные штаны. Тяжелые капли упали на засаленный пол.

— Ты ни в чем не виноват, сын… только я, только я.

— В чем? — растеряно спросил молодой альфа.

— В том, что не удержал, не остановил. Сломал все своими руками…

— Это не так, — попытался вступиться сын за чужую совесть.

— Так, так, Филипп. Решил, что он без меня справится, думал, так будет лучше, и отпустил.

— Почему ты его тогда не вернул?! — в глазах пылала боль непонимания.

— Когда я опомнился, было поздно, — слова давались с трудом. — Симы больше нет. Давно нет. Я все хотел сказать тебе, но…

— Что случилось? — охрипшим голосом спросил Филипп, как только смог выдавить хоть звук.

— Альфы, клубы, наркотики. Почему я не остановил его тогда? — устало спросил альфа. — Пристегнул бы к батарее и приласкал, а там, гляди, и перебесился бы маленький. Я же видел, что ему тяжело… прости, Филипп, прости меня.

— Все в прошлом, — холодно отозвался сын незнакомым голосом. Поднялся и посмотрел на отца чужими взрослыми глазами. — Идем…

После того случая отец всерьез взялся за Филиппа, вернее, так казалось со стороны, на самом деле молодой альфа сам поменял свою жизнь. Друзей у него никогда не было — мало кому хотелось общаться с вечно угрюмым, озлобленным подростком, и потому все свободное время представлялось Филиппу одной большой пустой комнатой, которую альфа с остервенелым рвением принялся заполнять всем, что могло помочь или пригодиться в жизни. В жизни Альфы.

Благодаря помощи отца, он накинулся на различные единоборства, стремясь разобраться во всех с лучшими тренерами, находящимися на службе у государства. Занялся компьютерами и языками, с легкостью читал по губам и выражению лица, по интонациям голоса — недаром нейролингвистическое программирование рассматривалось как серьезное оружие нового поколения.

Тогда, в камере, у Филиппа словно открылись глаза. Отец, такой сильный человек, допустил ошибку, не справился… Нет, он действительно ни в чем его не винил, но поклялся стать лучше, если однажды встретит собственную пару…

Пару он не встретил.

* * *

Взгляд переместился на темную макушку, кружившую вместе с Саней вокруг манекена в шляпе.

— Как здорово, — со свойственной детям непосредственностью пропел близняшка.

— Да, неплохо, — сдержанно вынес оценку Лекс, не позволяя ни словом, ни жестом выдать более бурной реакции. Но от альфы не укрылось, с каким восхищением его омега оглядывает наряд.

Его омега.

После того странного случая в столовой, Филипп пристально наблюдал за вертихвостом, крутившимся рядом с Марком — неизвестно, какую опасность представлял новый друг. С Родионом он решил не делиться, не будучи до конца уверенным в своих подозрениях, Филипп решил просто понаблюдать.

И в этом была его ошибка, признался он себе позже.

Отрицать, что темноволосый еще та, весьма притягательная штучка, не имело смысла, но то, как развязно он себя вел, заставляло лишь презрительно морщиться, не более. Однако альфа не смог проигнорировать некоторую странность.

С одной стороны, Лекс раздавал взглядами и жестами обещания направо и налево, с другой, он не торопился позволять самцам лезть к себе в штаны. Он с ними разговаривал, интересуясь семьей, работой родителей и другими странными, на первый взгляд, вещами — это Филипп без труда прочел по губам. Чужим, полным, сочным губам…

Иногда фифа даже недовольно корчил рожу, позволяя имбецилам облапать стройное тело. Это заставляло альфу хмуриться и задавать все больше вопросов.

Новость о том, что Лекс — трансформер, оказалась неожиданной, почти заставив Филиппа улыбнуться. Надо же, как много этих маленьких террористов вокруг. Терять возможность лично наказать одного конкретного преступника альфа не стал, слишком долго он присматривался к зеленоглазой бестии, слишком много посторонних ушлепков крутилось вокруг, раздражая, слишком аппетитный кусочек в который так и хотелось впиться зубами…

Но увы, такая шлюха никогда не станет греть его постель, ибо чем такое заканчивалось, альфа знал не понаслышке. Так что Филипп решил удовлетворить разыгравшиеся инстинкты банальным трахом и отпустить шалаву на все четыре стороны.

Как же он просчитался.

Чем больше стонал под ним Лекс, тем сильнее становилась зависимость, тем желаннее казались тело, лицо, мысли. Он желал знать, о чем думает эта мелкая бл$дь, зачем позволяет касаться себя всем и каждому. Пусть Филипп был единственным, кто располагал похотливой шлюшкой в тот момент, но рано или поздно бл$дское нутро возьмет свое. Сучка есть сучка.

И он ушел, закрыв тогда дверь на ключ и обрывая привязанность. Привязанность, которая вместо того, чтобы исчезнуть, развеяться словно дым, переросла в болезненную необходимость, в тупое желание держать рядом… нет, ближе.

Филипп злился и держал дистанцию. А потом эта глупая выходка с ножом…

Альфе все же пришлось подавить улыбку вспомнив об этом… и еще найденный дневник…

— Купим? — спокойно спросил он.

Лекс бросил неуверенный взгляд:

— Очень дорого.

Филипп пожал плечами:

— Примерь.

Против такого предложения молодой супруг не смог устоять.

…Прочитав дневник, Филипп многое понял в странном поведении омеги. Лекс решал свои проблемы так, как умел, пытался защитить как мог, неправильно, наивно, бесполезно. Но что с него взять? Он просто маленький упорный дурак, посчитавший, что сможет выжить в мире сам вместе с парой котят — так он называл про себя близняшек. Светленькие, голубоглазые, совсем не похожие на старшего брата, они стали смыслом для Лекса, невидимой ценой, отпечатавшейся на теле.

Какой же Лекс дурак, часто думал альфа, тихонько уважая отчаянную храбрость и безрассудность супруга.

Его план бы никогда не сработал, но он решился на еще более отчаянный шаг и использовал силу трансформера. Раскрой его кто-нибудь другой, и Лекс не миновал бы беды. Но почему-то балбесу везло, и он натолкнулся на Марка, такого же ущербного, по мнению общества, омегу, и одного альфу со съехавшей, от гормонов или еще чего, крышей.

Признаваться в том, что инстинкты вопили, когда Родион накинулся на омегу, не хотелось. И дозволение другу коснуться того, что ему не принадлежало, пусть и в праведном гневе, отозвалось кощунственным надругательством над чужой собственностью.

Собственностью Филиппа.

Тогда, в библиотеке, когда катушки полетели в разные стороны и Фил был готов придушить бедного пятикурсника, к нему подоспел Родион и шепнул, что пока он будет вытаскивать его из камеры, Лекс перетрахается со всем универом. Это, как ни странно, привело в чувство.

Интересно, как давно Родион понял, что дело пахнет керосином и друг конкретно попал?

— Здорово, Лекс! — восторженно захлебнулся Саня. — Ты такой красивый.

— Не льсти мне. Я, конечно, красивый, но живот все портит, — надул губы красавец.

Встав за спиной у супруга, Филипп притиснул Лекса к себе спиной, давая почувствовать, что он ощущает, глядя на своего омегу.

— Надеюсь, больше я такой глупости не услышу, — низко выдохнул он на ушко, то ли предупреждая, то ли угрожая нерадивому омеге.

У Лекса тут же подкосились ноги, а в паху засвербило.

— Я не это имел в виду, — пошел на попятную строптивец. — Просто сидит неидеально.

— Идеально, — пропел соловьем милый близняшка.

— Идеально, — повторил хрипловатый голос в самую шею, оставив отпечаток собственных губ на коже.

— Фу, отпусти меня, — заныл Мишка на телячьи нежности и попытался отцепить от себя руку альфы, за которую тот его таскал — за этим сорванцом нужен был глаз да глаз… или один крепкий захват.

— Так что, берем? — с напускным безразличием поинтересовался Филипп, глядя на любимое порозовевшее личико через зеркало.

— Не знаю, — Лекс ломался.

Альфа был уверен, что раньше он бы согласился не раздумывая, но после того как месяц назад он привел в их с отцом дом двух детишек, заставив омежку расплакаться и целовать ему ноги — вспоминать об этом было неудобно и восхитительно одновременно, видя, что он не ошибся в этом странном, противоречивом на вид существе… впрочем, Лекс сделал вид, что забыл свою бурную реакцию — все изменилось. С тех пор каждую ночь, засыпая, он целовал Филиппа и шептал на ушко: «спасибо».

— Леша, ну пожалуйста, — канючил котенок, — ну давай возьмем, дедушке понравится.

Василия Герасимовича Саня называл не иначе как дедушка, ведь борода правильно красовалась, как у всех представителей данного вида, в нужном месте — это омега знал точно, а собственные старики так ни разу и не удосужились навестить внуков-близняшек, проживая где-то за границей. Сердце взрослого альфы окончательно капитулировало, когда и вторая неприятность окрестила его строгим «дед» и потребовала сводить в тир, потому что Филипп туда ходил, а значит, и Миша должен…

— Ладно, — соблаговолил уступить Лекс.

Через три часа подарки и сувениры покоились в ворохе бумажных пакетов, мужественно водруженных на самые сильные плечи — Филиппа и Миши, позволив омегам нести по пакетику. На легкий намек в сторону Миши о том, что и он принадлежит к прекрасному полу, близняшка только фыркнул и заявил, что он лучше знает, и вытянул руки, смело принимая ношу.

Снаружи маленькую компанию окружило исходящее от асфальта тепло. Брызги фонтана на небольшой мощеной площади впереди переливались тихим стрекотом скрипок уличных музыкантов. Отдыхающий народ весело шумел, поедал мороженое и щелкал фотки для Инстаграмма.

— Леш, а можно мороженое? — тихонько поинтересовался Саня, по совместительству отчаянная сладкоежка.

— У Филиппа спроси.

— Можно? — высунулась из-за круглого животика просящая мордочка.

Альфа кивнул, и все вместе направились к светящемуся окну небольшого желтого вагончика.

Уже сделав несколько шагов, Филипп резко остановился.

— Что-то случилось? — спросил Лекс, глядя в лицо мужа. Филипп посмотрел на него долгим взглядом. Растерянный омега заволновался:

— Тебе плохо? Водички? — лицо нахмурилось искренним переживанием и заботой. — Филя, не пугай меня.

Альфа глубоко вздохнул, прикрыл на мгновенье глаза, а когда открыл, был тем самым Филиппом, что и пару минут назад.

— Саш, — обратился он к притихшему близняшке. — Я устал немного. Давай, сейчас вернемся в отель, отнесем вещи, а потом вместе сходим в круглосуточный и купим столько мороженого, сколько захочешь.

Голова Сани алчно закивала в согласии. Миша презрительно фыркнул — он догадывался, что альфа на самом деле слабак.

— Вот и отлично. Идемте, — перехватив Лекса за руку, Филипп направился в противоположную от вагончика сторону. Если супруг и удивился, то ничего не сказал.

Держа за руку своего омегу, а другой чувствуя маленькие пальчики Миши в ладони, альфа решил оглянуться.

Там, вдалеке, возбужденно озирался рыжий курчавый омега среди стайки таких же подростков. Высокие шпильки, густо накрашенное лицо…

«Я не пожалею, — сказал себе Филипп, зная, что говорит чистую правду. — А тебе удачи. У тебя все будет хорошо.»

— Филь, — Лекс слегка дернул альфу за руку, привлекая внимание. — С тобой точно все в порядке? — пристальный взгляд напряженно вглядывался в лицо, ища причины волнения, не укрывшегося от наблюдательной половины.

— Абсолютно, — тот притянул омежку на мгновенье. — Пока ты со мной.

Лекс сверкнул ослепительно изумрудным взглядом, переливающимся огнями ночного города, и шепнул в ответ:

— Мы всегда с тобой.

И омега знал, что никогда ему не придется пожалеть о сказанных словах.

Загрузка...