Глава 53 Дневники

Коридоры давно опустели, студенты отправились по кроватям, иначе невменяемому омеге вряд ли бы удалось так легко достигнуть цели назначения.

Весь путь до комнаты Филиппа плыл размытым туманом. Если бы не стены, Лекс вряд ли бы дошел, но каким-то чудом он добрался, и теперь стоял прямо у ненавистной двери, не пожелавшей открыться однажды.

Вспомнив о том долбаном дне, Лекс оскалился и, рыча, саданул по ней ножом. Острый осколок металла неожиданно легко вошел в гладкое дерево.

— Отдай, мразь, — бормотал он, пытаясь отобрать орудие будущего убийства у мерзкой деревяшки. Чертовы волосы мешали, лезли в рот, Лекс отплевался и с новой силой вцепился в рукоять, таща вниз. Наконец оружие поддалось.

Сделав пару глубоких вдохов чтобы отдышаться, омега толкнул дверь.

Темно. Все давно легли спать.

Двигаясь вперед, к кровати Филиппа, Лекс почти ничего не видел, полагаясь на память и текилу, что толкала вперед уверенным плечом. Собственное дыхание гулом тянуло в ушах. Руки тряслись. Но нет, не от страха, уверял себя Лекс, от ненависти к проклятому имбецилу!

Застыв над тем местом, где эта сука трахала его раз за разом, омега почувствовал, как ногти впиваются в ладонь, крепче сжимая древко, и изо всех сил саданул ножом по одеялу.

— Сдохни! — стонал Лекс. — Сдохни! Сдохни! Сдохни, падаль!!!

Снова и снова он наносил беспорядочные удары, стремясь не оставить от тела альфы ничего. Силы утекали со слезами, лишавшими зрения.

— Умри, тварь! Ненавижу! Ненавижу тебя!!!

Руку водило из стороны в сторону, пока нож не выпал из окончательно ослабевшей руки. Лекс повалился сверху, содрогаясь от глухих хрипящих рыданий, сбивчиво шепча что-то о ненависти, о боли, об отчаянии.

В темном углу, за спиной у обезумевшего омеги, стоял Филипп, наблюдая за собственной казнью.

Вскоре тело Лекса обмякло, а он, еще продолжая что-то бессвязно хрипеть, повалился на бок и почти мгновенно отрубился.

Филипп поднял вонючее от спиртного тело, перенес на кровать Родиона и накрыв одеялом, ушел курить.

* * *

Наутро вышеупомянутое тело предстояло привести в порядок, само оно явно не справилось бы, поэтому Филипп спустился вниз, на омежью половину в поисках чистых вещей. Дверь была приоткрыта, внутри никого.

Альфа вошел, оглядевшись.

Кровать Лекса стояла справа. Полки с одеждой вверх дном, обувь разбросана, должно быть, тот явился босиком. На кровати тихо стрекочут наушники, трек стоит на повторе.

Подняв гаджет, Филипп нажал на паузу. Программа услужливо свернулась в меньшее окно, оставив на экране недопечатанный текст.

«…Ненвижу, неавижу, енавжу, негавижу, ненавтжу, неавиэу…»

Автоматическая дата в шапке — пятнадцатое марта.

Написано сегодня, за несколько часов до того, как Лекс явился к нему вусмерть пьяный.

Коснувшись сенсора, Филипп посмотрел название документа — «Дневник». Задумавшись на мгновение, он скопировал файл и, открыв собственную почту, послал сам себе. Поставив планшет в режим ожидания, положил его туда где взял, и, собрав первые попавшиеся домашние вещи, пошел обратно.

В комнате стоял тошнотворный запах блевотины. Голова омеги свисала вниз с кровати. Оставив вещи на столике, Филипп разделся, поднял безжизненное тело и, сдернув грязные шмотки, бросил их сверху содержимого желудка, утащив полутруп Лекса в душ. Там посадил его в бокс, включил воду и с удовольствием направил струю прохладной воды прямо ему в лицо.

Омега захлебывался, плевался, дергался, но в сознание не приходил, позволяя Филиппу хлопать по щекам и пытаться вымыть длинные спутавшиеся волосы.

Притащив плод своих трудов обратно в комнату, альфа не стал его одевать, так и положил закутанную в кокон полотенец куклу на кровать Родиона и накрыл одеялом. Отыскав в душевой мусорный пакет и перчатки, убрал беспорядок и приоткрыл окно.

Несостоявшийся убийца сопел в две дырочки.

Накрыв развороченное ложе покрывалом, Филипп взял ноут, открыл почту и стал читать с конца, пропустив пятнадцатое марта, где кроме кривых вариаций слова «ненавижу» не наблюдалось другого связного текста.

Седьмое марта.

«Мразь! Как же бесит! Ходит, сука отворачивается! Что за урод! А я еще блин, о помощи попросить! Схера ли такое чмо, которое трахает по принуждению способно на человеческое отношение.

Ненавижу! Презираю! ЧТОБ ТЫ СДОХ, УБЛЮДОК!»

Третье марта.

«Хотел поговорить с Ильей — думал он что знает. Но этот козел Родион появился как черт из табакерки! А еще про эту беременность выболтал… ну не хотел я. Кто ж знал, что Илюшка перышко в ушко, ни сном ни духом.

Блин! Два дибила ходят насмотреться друг на друга не могут. Тошнит… Почему дуракам везет?..

Лучше б я дибилом родился. Какого черта Филипп на меня забил?!! Да я шелковый ходил! Что ему ни так?! Придурок! Козел! Ненавижу его!!!»

Двадцать седьмое февраля.

«Может ему кто другой подвернулся? Неужели лучше меня… Бред! Но тогда что за хрень?!! Мне уже кажется, что он от меня теряется. Не то что бы я искал с ним встречи, но он реально обходит меня стороной! Что блин за хуйня?! То в шесть как штык, а то на тебе не ответа не привета… Мудак.»

Двадцатое февраля.

«Ничего ни понимаю. Кто это должен корчить из себя обиженного? Дверь заперта. Я приходил три дня подряд. В столовой он как всегда со своей милой компанией идиотов. Но где он потом? Ни запирается же он тупо в комнате и ни сидит в засаде? Испугался что ли? Или член наконец-то прописал болты. Может таблетки жрал?… Нет, с него станется. Он в пол шестого подскакивает как ужаленый и начинает программу супермена: отжимается, подтягивается(вон и турник над входом я не сразу заметил), гири таскает. Под кроватью прячет. Я чуть палец на ноге не отбил, когда с утра кеды искал). Что ж за маразм его ужалил на этот раз? Ладно, подожду. А когда его отпустит за яйца оттаскаю.»

Четырнадцатое февраля.

«Странно. Его не было. Не пришел и не предупредил. Хотя, кажется, он не обязан… А я тортик приготовил шоколадный. Праздник все таки. Да пошел он, цаца какая. Прибежит ещё.»

Пятое февраля.

«Как же он берет… при одной мысли слюни на экран капают. Может и хорошо что он молчит и нет этих тупых „давай детка“, „я почти, почти“ (почти заснул я, пока ты там корчишься и подергиваешься), „ты мой сладкий омежка“ (ага, твой конечно. Сначала метку, штамп, пару близняшек и тогда забирай. Без претензий, в вечное пользование. А пока тело принадлежит мне, нет у меня ничего больше). Чего это я сопли распускаю? Все обойдется. Попрошу Филиппа о помощи. Вдруг удастся. Может я ему нравлюсь(я же красавчик в конце концов)…»

Филипп фыркнул и, оторвав уставшие глаза от экрана, глянул через комнату на спящего красавца.

«…в конце концов если у него проблемы с омегами, я мог бы… ну мог бы наверно… остаться с ним. Трахается он классно, хотя как раз без этого я бы обошелся. Не знаю, что там за давалку они все во мне видят, но мне побоку. Тело — инструмент, в моем случае единственный из доступных чтобы заполучить близнецов, все остальное уже мелочи жизни.»

Двадцать седьмое января.

«Егор, сучий выблядок, побил Мишку. Вот же гандон ебаный! Куда они там вообще смотрят!! Совсем охренели! Ему девять, блядь! Как у этого козла только рука поднялась! Аааа, ненавижу! Семейка моральных уродов! Чтоб вы все сдохли!»

Двадцать третье января.

«Сашка, вывихнул руку на площадке. Вот знал же, что одних оставлять нельзя. Слава Богу, Иосиф Константинович не стал полагаться на родаков и сам сходил с близняшками в травпункт. Мелкий вчера по скайпу хвастался перебинтованной рукой. Вот же бестолочь. Ничего, любимые, подождите, я обязательно вас заберу.

Может попросить Филиппа помочь?.. В конце концов он дружит с Сокольниковым. Тот конечно еще тот урод, но ради близняшек заткнусь. Вот только что ему предложить? Меня он имеет и так… А эти бесхребетные одноклеточные даже смотреть на меня боятся. Слабаки. Пол бы вами вытирать, а не на Ламбе кататься.»

Пятнадцатое января.

«Что-то случилось. Филиппу кто-то позвонил, и он унесся словно пятки горели. Не появлялся до самого утра, я не мог уснуть. А когда явился под утро, я сделал вид что сплю. Придурок лег рядом и обнял. Тоже мне неженка… Я отрубился.»

Двенадцатое января.

«Вчера он вел себя странно… мы целовались… неплохо… еслиб не был мразью и представлял из себя хоть что-то может, я бы и позволил поносить за мной сумочку. И тело у него афигенное. Ясно теперь как он этих сопляков на раз разложил. У него же мыщцы одни… сверху сидеть жестко, а вот когда он сзади… блядь! Нахуй паскуду. Все равно отвалю.»

Шестое января.

«Скука смертная. Сижу привязанный как пес. Делать нечего, все разъехались, даже развлечься не с кем… да и не хочется что-то — затрахал падла. У него всю ночь стоит, хоть соси. Но хуй дождется. Свалю при первом удобном случае

Скайпился с близняшками)). Вот клянусь, они совсем не растут. Уже второй год, а они едва до камеры достают и то на коленках. Показывали мне новые машинки. Молодец няня, хоть кому-то в этом доме есть дело до детей.»

Второе января.

«Трахаюсь по расписанию. Эта сука, смела мне пригрозить, что раскроет правду если я молча не стану подставлять жопу. Хуй с тобой, дерьма кусок, если не можешь нормально встречатся уебище то, жизнь тебя уже неплохо наказала. А я добавлю. Не приду сегодня. Хоть до утра жди.»

Двадцать девятое декабря.

«Мудак отправил в больницу троих… задача осложняется. Блядь, как же сидеть больно. Порвал меня гнида. Но слезы соберу потом, ты не первый детка. Тогда ни сломали, а уж у тебя и подавно кишка тонка. Ты еще заплатишь за это, тварь…»

Двадцать шестое декабря.

«Эта мразь не плохо машет кулаками. Не думал что он разложит этого тупицу. А я еще выбирал с самыми тяжелыми кулаками… А он оказался хиляк жалкий, толку что альфа. Как они вобще надоели мне, эти тупоголовые макаки, считающие что мир крутиться вокруг них!

Ладно, членоголовых в сторону. Братики писали вчера, что их хвалили на уроке рисования. Они у меня талантища, сразу видно гениальные детки. Ничего разберусь с этим чмом и снова приступлю к поискам, времени у меня достаточно, еще только первый курс. Сокольников конечно отпадает, но есть у меня на примете еще парочка кандидатов. Таких против чьих семей отец никогда ни выступит. Дождитесь мои зайчики, я не дам вас в обиду. Чего бы мне это не стоило.»

Двадцать четвертое декабря.

«Эта мразь, меня изнасиловала. Я просто ненавижу эту суку! Эту наглую сволочь считающую, что это так просто сойдет ему с рук! Да плевал я на Сокольникова с высокой колокольни! Завтра же найду кто наваляет ему по его гнусной роже. Зачем он вобще рот разинул?! Какое его дело! Мудила! Не дает никто, вот и решил, что сможет меня использовать! И ни таких как ты хавали! Уебок! Начинай молится…»

Загрузка...