Товарищ Ссешес

Глава 23 ГРУБЫЕ МАЗКИ НА ХОЛСТЕ

20.08.1941 г. Фельдфебель Альфонс Паулюс

Совещания, черт бы побрал эти совещания! Не устану повторять эту пророческую фразу. Ну кто знал, что я вляпаюсь вот в такое свинское дерьмо? Сижу теперь. И даже шнапс не в состоянии как следует промыть мне мозги. Вот ведь попал. Извечное противостояние абвера и РСХА, борьба тигра и слона. И как выкрутиться — неизвестно. А тут еще этот официант, славянская морда!

— Эй, свинья! Еще шнапса!

Что делать? Тут уже вопрос не в сохранении гешефтов, а в сохранности шкуры. Нет, Герлиц, конечно, выкрутился, сперва свалил все на гестапо, но ведь диверсии не прекратились. Мало того, за короткое время из-за массового выхода из строя железных и автодорог, крупный транспортный узел Кобрин оказался фактически отрезанным с запада от тыла группы армий «Центр». И этот старый козел фон Шенкендорф не замедлил свалить все на недоработку абвера. Ну и понятно, в высоких кабинетах Герлицу пришлось несладко. Вот чего он и бесится.

Опрокинув очередную, уже неизвестно какую рюмку шнапса и закинув в рот кусок буженины, развалившийся за столиком ресторана фельдфебель продолжил обдумывать свои нелегкие мысли.

Ведь не просто так вчера было расширенное совещание в кабинете рейхсминистра. И, судя по тем слухам, которые дошли до меня и бледному виду шефа, в кабинете «райхсхайни» основные начальники департаментов РСХА собирались не просто так. Как бы нашего адмирала цур зее Канариса в связи с этими событиями не хватил удар. Который и до меня докатится. Да какой там удар — девятый вал, при котором остается только молиться и держаться за все что можно. Хоть эксперты не обнаружили следов взрывчатки или других подобных устройств в местах диверсий на железных дорогах или на автобанах, в один голос поют о какой-то чертовщине и непонятном поведении растительности, это все равно не спасет от волны, которая поднимается сейчас в Берлине.

Ведь не просто так «козел» Гейдрих начал шевелиться, он даже оторвался от своих любимых полетов, что не может не настораживать. Знакомые Герлица в рейхсканцелярии стукнули, что как минимум начальник шестого департамента Аусланд-СД Вайнманн и начальник четвертого департамента Мюллер и его вечный зам «Вилли К.» на сем мероприятии присутствовали. А просто так такие зубры не собираются. И еще эта агентура, черт ее побери!

Нащупав нетвердой рукой горлышко нового запотевшего графинчика, Альфонс не глядя плеснул шнапса в стопку, расплескав как бы не больше того, что налил.

Завтра в гости к Герлицу подъедет начальник службы контрразведки «Восток» штурмбаннфюрер СС и криминальдиректор Вальтер Кубинки, а вот о чем там будет разговор — тут много мозгов не надо иметь. Будут делить агентуру и рычаги управления. И тут как бы не всплыли мои гешефты. Хотя… толку-то от этой агентуры. Чертовщина какая-то творится, и все тут. Никто ничего не знает. Да, несколько партизанских отрядов есть, они прячутся по болотам и чащам, но совместные действия армейцев и полиции загнали русских в такие дебри, что они даже носа оттуда не высовывают и как будто растворились. Мелочовку выловили и развесили. Ну и разъяснительную работу с населением провели. Только толку от этого — со славянскими свиньями не поймешь, вроде кланяются и прячут глаза, а отвернешься — вгоняют нож в печень. Первоначально в селах доблестный вермахт встречали цветами, особенно в западных районах, теперь все чаще приходят сообщения о нападениях на патрули и конвои. И если бы это были те самые диверсанты — нет, местные, дьявол их побери!

По диверсантам отдельная песня…

Громко стукнув пустой стопкой по столу, фельдфебель обвел мутным взглядом помещение ресторана и потянулся вилкой к уже остывшей колбаске, плавающей в успевшем подернуться пленкой жире.

Четвертый отряд. Четвертый! Все, что ни посылали в район действия этого проклятого передатчика, либо исчезает, либо выходит в совершенно непредсказуемом месте. Ну ничего — пусть обожгут себе крылышки. Пусть присылают свою «браконьерскую команду». Посмотрю еще, кто будет смеяться в конце концов. Да еще этот, как его, Хайнц Брюхер со своими учеными мышами. Не сиделось ему в Берлине. Ну пусть понюхает, что такое эта дикая Россия…

Саров С. Г. Ночные летчики и их роль в Великой Отечественной войне. Военное издательство Министерства обороны СССР, 1998 г. Избранные фрагменты мемуаров

Уже много раз писалось о той роли, которую в победе над нацизмом сыграли сформированные в начале войны полки легкой ночной бомбардировочной авиации. В большом количестве исторической литературы и многочисленных мемуарах фронтовиков встречаются упоминания о так называемых «Ночных ведьмах». С надеждой и волнением ждали фронтовики прихода ночи, и страшными проклятиями грозили небесам немецкие вояки. «Русфанер» — так презрительно называли за глаза У-2 фашистские оккупанты. Каждую ночь с тревогой и нарастающим ужасом они ждали неотвратимого прилета русских ведьм. И они прилетали! Выныривая на бреющем полете и обрушивая на головы разбегающихся в страхе захватчиков гроздья бомб. Один только факт красноречиво говорил о том страхе, который внушали наши доблестные ночные летчики легкобомбардировочных полков, если на западном фронте немецкий летчик-истребитель, чтобы заслужить Рыцарский крест, должен был одержать около сорока побед в воздухе, то на восточном фронте, сбив только пять «Ночных ведьм», можно уже было рассчитывать на награду.

Выключив мотор и бесшумно скользя в ночной темноте, наши отважные летуны появлялись над немецкими позициями буквально из ниоткуда, оставляя за собой ад разрывов и всполохи пламени, вздымающиеся в небо. И только катящиеся из ослепленных вспышками глаз штурмана слезы лились с небес на нашу многострадальную землю. Тяжелое бремя ответственности лежало на плечах ночных штурманов и летчиков, враг ни в коем случае не должен был узнать тайну столь точных ночных бомбежек русских соколов. И только поэтому до лета тысяча девятьсот сорок второго года на всех фронтах нашей родины действовал приказ народного комиссара обороны СССР от девятнадцатого августа тысяча девятьсот сорок первого года. Летали наши парни и девушки, готовые отдать жизнь за тайну и Родину. И грели в нагрудном кармане последний, самый важный патрон.

Многочисленные исследователи, в том числе и зарубежные, анализируя потери немецкой армии только от действия ночной легкобомбардировочной авиации, сходятся в том, что именно создание и массовое применение «Ночных ведьм» было одним из факторов, в значительной мере способствовавших провалу немецкой стратегии блицкрига.

Нельзя обойти вниманием тот немаловажный факт, что на начальный период войны, и особенно в зимние месяцы, ночные стоянки немецких моторизованных групп еще не имели плотного воздушного прикрытия и так называемых «ночных» прожекторов, позволивших в последующее время несколько снизить потери от налетов «Ночных ведьм».

Одним из факторов, обусловивших столь значимые потери германской армии, была точность ночного обнаружения нашими ночными летчиками мотомехгрупп противника. Использование трехсамолетных звеньев в составе двух бомбардировщиков и одного разведчика/бомбардировщика в сочетании с особенностями ночного зрения штурманов позволяло определить местоположение излучающих тепло объектов, в частности остывающие после дневного марша моторные отделения авто- и гусеничной техники на расстояниях в полтора, а в некоторых случаях и до трех километров, что привело не только к большим потерям вражеского личного состава и военной техники, но и к значительному замедлению темпов наступления немецкой армии.

Даже применяемые в первые месяцы войны осколочные авиабомбы малых калибров, да и просто гранаты показали свою большую эффективность против разместившихся на ночлег сил противника. Высокая точность бомбометания, обусловленная малой скоростью планирования самолета, особенно при выключенном двигателе, позволила русским летчикам наносить буквально виртуозные удары. Например, экипаж старшего лейтенанта Холмогоровой в ночь на двенадцатое декабря тысяча девятьсот сорок первого года при выполнении ночного вылета в районе города Дятьково, ориентируясь на тепло котла движущегося паровоза, осуществил удачное бомбометание с предельно низкой высоты на пересекающихся курсах в немецкий эшелон. Взрывом перевозимых в нем боеприпасов эшелон был полностью уничтожен, также было разрушено более полукилометра полотна железной дороги. Ударной волной самолет серьезно повредило, летчиц контузило, но, несмотря на это, они смогли довести машину до своего аэродрома и благополучно приземлиться.

20.08.1941 г. Душная августовская ночь. Москва

Дневная жара почти ушла (да она и не попадала в кабинет, отсеченная плотными шторами!), лампа на круглой мраморной ноге высвечивала часть стола и уголок темного горбатого телефона — одного из двух. Больше на сукне ничего не было. Человек с внешностью сельского комбайнера должен бы выглядеть здесь неуместно… но почему-то не выглядел.

— А он сам? Что скажешь?

— Столкнись в Туркестане — сказал бы, что в курбаши метит. Ты Гражданскую лучше меня помнишь — сколько таких атаманов самозваных было… К нашей войне не приучен. Чем-то рифов испанских напомнил. Такому лет четыреста назад самое раздолье. Историю с гранатой я описал. А по внешности — лучше ему с попами не пересекаться. Мало нам сказок про чертей с красными звездами?

— Спокойней, Павел. Без сердца говори.

— Без сердца? Склонен к индивидуальному террору. Неуравновешен. Авантюрист по натуре. Психически неустойчив. Иногда поразительно наивен. Как гимназист, начитавшийся Карла Мая. И гранатой алхимической он нам нагадил… Не дай бог, немцы найдут. От химоружия не отмоемся. Был бы приказ — положил бы, не задумываясь.

— Все?

— Странный, очень странный. Ощущение есть, что играет, да только слишком неловко играет, как будто специально. А то, что из-под маски иногда выглядывает, не знаю даже как и описать. Мои заключения по обществу, где такие вот красавцы живут, в отчете.

— А поподробнее?

— Поподробнее… Поведение за столом и то, что было приготовлено. Ты знаешь, я из того, что на столе стояло, половины опознать не смог. Голодно у них. Хоть это в глаза сильно и не бросается, но по манерам заметно. Точно такое же отношение к еде у японцев — съедают все до последнего кусочка, а в пишу идет вообще все. Если к этому добавить то, что он о своей родине рассказывает, — картина получается неприглядная… Полное отсутствие каких-либо переживаний при убийстве, причем это не тренировка. Сам знаешь, как ребят по первости ломать приходится. Не поверишь — скука и сожаление о запачканном оружии. Больше никаких эмоций. Наконечник стрелы ты видел. Понравилось? Это еще цветочки — второй вариант интереснее был.

— Что, так плохо?

— Веет от него иногда чем-то… Плохо другое. Сразу место, где появился, под себя переделывать начал. И устраивается надолго. А это наша земля. С окруженцами себя странно повел. И кое-что из рассказанного… Неуютно… Даже мне… Как бы вторую «анненковщину» не получить. Да такую, что первая раем покажется.

— А если все-таки…

— Реальный эффект — минимум три-четыре года на начальный уровень. Сильны только в Пуще и ее окрестностях. Могут небольшой запас унести. Контейнер для Открытки, да и саму Открытку ты видел. Выходит, или дать этому расползтись, или… — Гость медленно опустил ладонь на стол, то ли ограничивая, то ли давя что-то невидимое. — Если хочешь мое мнение: он еще сам не разобрался, чем владеет. Мои наблюдения в рапорте.

— Думаешь, лайми?

— Тут вопросов больше, чем ответов. Часть звоночков сработала, да только выводы делать я пока поостерегусь. Сам посуди, что имеется из фактов: портсигар. Похожа на китаянку, если уши и хвост убрать да волосы перекрасить. Язык чуть китайский напоминает. Платье явно с китайскими мотивами. Сандалии и рядом с Поднебесной не лежали. Сам ведь на Открытке видел. Непонятно, в общем… Да и не думаю я, что у лайми оборотни среди агентуры имеются… А вот все остальные дорожки, что гансы, что узкоглазые — все равно разрабатывать придется…

— Теперь все? — Тот, которого называли Андреем, беззвучно прошел к шкафу.

— Теперь самое сладкое, тезка. Мальчику мы нужны. А вот зачем нужны? Защита — и неважно, кто. Так что по выкладкам твоих ребят еще работать и работать. То ли беглец, причем из-под петли, надеется только на себя, бывает такое. То ли первая ласточка десанта… Да только пополнение это его — что Леший, что девчушка хвостатая — на десант не тянет. Или действительно потеряшка… Вот только сомнение меня берет: он ли главный? — Обветренное лицо потемнело. Куда и делся «колхозный бригадир»!

Тихо скрипнули дверки шкафа — и на стол легли две небольшие картонные папки с топорщащимися бантиком завязками. Одну из них Андрей медленно придвинул собеседнику:

— Ознакомься. Это чуток агентура постаралась.

Последовало несколько минут тишины, разбавляемой только шелестом ветра сквозь плотно задернутые шторы и тихим шорохом перекладываемых страниц.

— Значит, все же Леший… — Павел захлопнул папку и отодвинул от себя.

— Не уверен… Обрати внимание на время осуществления акций. Точно после того, как ты отбыл. И расстояние… Где, говоришь, Мишаня твой пригляд за собой перестал ощущать?

— При подходе к станции Тевли.

На столе как будто из ниоткуда образовались карта Белорусской ССР, пара заточенных штабных карандашей красного и синего цвета, линейка и циркуль. Маленькая окружность красного цвета после секундной паузы, необходимой для поиска этой самой станции, дополнилась еще одной, теперь уже большего диаметра, исходящей все из того же центра.

— Вот такая вот картина.

Для того чтобы окинуть взглядом разбросанные по карте отметки, у гостя ушла всего пара мгновений.

— Говоришь, легенду с отрядом проверить не удастся?

— Фото в отчете.

— Видел… Агентуру трясти надо. Ну а сам что думаешь?

— Сказки красивые рассказывает, да только нюхом чую, второе дно есть. Время тянет… И все эти вот художества только для отвлечения… — Кивнув на карту, Павел продолжил: — Смысла я не вижу. Вот в чем загвоздка. Сидел бы на болотах до морковкина заговенья, и сидел. Зачем ввязываться в бои на нашей стороне… И поставки эти…

— Вот и я, Паша, голову ломаю. И не я один…

По сукну стола в сторону «комбайнера» заскользила вторая папка.

Внимательные глаза Андрея ощупывали лицо собеседника, пытаясь уловить малейшее изменение мимики во время прочтения чуть сероватых листов, аккуратно напечатанных на печатной машинке и снабженных угловым штампом. Таким маленьким штампом, после взгляда на который у нормального человека без склонности к суициду резко пропадает любопытство. Дождавшись того момента, когда внимательные глаза Павла добежали до конца документа, хозяин кабинета устало облокотился на стол.

— Ну, как тебе, Паша, девчушка?