Товарищ Ссешес

Глава 16 КОНСТРУКТОРСКАЯ

13.08.1941 г. Ссешес Риллинтар

Следующий день провел в состоянии блаженного по… Нет, лучше будет сказать — относился к окружающему индифферентно. Исключение составляли мое текущее занятие и попытки общения с Ва Сю. Которая, кстати, если раньше хоть прикидывалась пай-девочкой, то теперь мало того что отказывалась возвращаться в человеческую форму, так вдобавок резко поменяла характер. Во всяком случае, большинство населения лагеря уже поняло, откуда в сказках взялся такой яркий и въедливый образ Лисы Патрикеевны. Явно с нее писали.

Хороша, зараза, — умудриться буквально за пару часов извести всех окружающих, при этом даже пальцем их не коснувшись. Всего лишь взглядами, ехидным выражением рыжей мордочки и беззвучной поступью. При чем тут бесшумность? А вы попробуйте оставаться спокойным, когда внезапно откуда-то сбоку выныривает лисонька размером с хорошую собаку и с неприкрытым удивлением смотрит: «Ой! А что это ты делаешь?» — и буквально через пару секунд исчезает терроризировать другого пациента. Вроде ничего страшного, но нервирует жутко. Тем более что, например, дракончики к лисице отнеслись ну очень осторожно, можно сказать опасливо, и ни в какую не отходили от старшины. Не то что летать — слезать с него не хотели. И смотрели на Ва Сю почти как бандерлоги на Каа. А этой рыжей приколистке только того и надо — то зубами рядом с Сергеичем щелкнет, да так, что от страха дракошки его чуть когтями не потрошат, то к незадачливому ухажеру подкрадется да и тявкнет на него сзади — тот чуть ли не на метр подпрыгивает. В общем, развлекалась девчонка.

А я с самого раннего утра развел деятельность научно-технического характера. Забил на внешнеполитические моменты, на Иванова с его извечной подозрительностью и вообще на окружающий мир. Отправил Сергея с Геной за песком для опытов и, расчистив себе местечко потенистее, принялся за воплощение вчерашних идей. Тем более что с материалами вроде проблем не было, серебра, правда, маловато, всего килограмма два — в сданной Лешим заначке больше не было. Да камешков тоже раз-два и обчелся, тем более что заначка оказалась уж очень старая, и ни о какой огранке даже речи не шло — простая полировка. Да и из оправы пока выковырнешь — семь потов сойдет. Кстати, глаза окружающих, и в особенности Иванова, когда на разровненный песочек из мешка хорошую груду сребреников высыпал и вдобавок припечатал все это золотой шейной гривной, четырьмя браслетами и горсточкой серег, были уж очень удивленными. Все, конечно, сохранности невеликой, пока в земле лежали, деформировались сильно. Это, с одной стороны, дело упрощало, некоторые камешки сами выпали, но с другой — те, которые не выпали, из деформированных оправ пришлось выковыривать с применением лома и такой-то матери. Шучу, просто брал по браслету и, опирая его на бревно, кончиком ножа расшатывал оправы. Метод, конечно, не ахти какой, несколько камешков от такого обращения поколол. Но осталось тоже немало. В основном, как выразился Дух Чащи, лалы. Что это такое, хрен его знает, но по виду или гранат, или рубин. Целых восемь штук. Размер, правда, подкачал — самый большой камень два сантиметра в диаметре. Ну и еще четыре прозрачных камешка, вряд ли алмазы, скорее всего, просто горный хрусталь. Огранка всего этого великолепия не отличалась многообразием — отполировали, ну и ладно. Посмотрел, кстати, что случается с жемчугом при длительном хранении — какие-то черные катышки, рассыпающиеся при первом прикосновении. Наверное, все же жемчуг.

Та-а-ак, оправу в сторону, пойдет потом на металл. И приступим, пока мне особо любопытные все монеты не разобрали. И без этого столпотворение вокруг знатное, и очень уж Иванов в сторону всего этого богатства «не смотрит». Олег вон уже одну монетку, кстати, подвернувшимся песочком и куском тряпки в почти божеский вид привел, пока я с оправами возился. Надписи на древнерусском, и мужик какой-то с копьем изображен. Вокруг евонного лика почти понятными буквами написано: «Юрослав». Либо я чегой-то не догоняю, либо кто-то некисло ошибся, запустив в печать партию монет с нехилым косячком. Ну да ладно, не мои проблемы, ребята пусть копаются, все равно на переплавку, даже если пара десятков по карманам разойдется, оставшегося мне для задумки хватит. А пока отложим добытые камешки в сторону, не забывая за ними приглядывать. Судя по загоревшимся четырем парам глаз, пригляд не помешает. У Ва Сю это, наверное, врожденное, впрочем, как и у большинства женщин, а дракончики, видать, от той сороки заразились. Перед глазами так и стоит цирк, начавшийся с разорвавшего мирную утреннюю суету возмущенно-обиженного вопля старшины…

Я крутнулся на пятке. Все свои на поляне, немцев не видно, старшина с намыленным подбородком горестно воздевал руки вслед наглой сороке, унесшей у него из-под носа зеркальце. На его лице так ясно читалось «чому я не сокiл, чому не лiтаю», что сохранить невозмутимый вид было трудновато.

Ну а в этот момент чешуйчатые сорванцы, мирно гревшие пузики на солнце, почувствовали, что их «папку» обижают. Видимо, мысли старшины передались им очень ярко — они сорвались с ветки и понеслись за воровкой как стрелы из лука. Та ловко увернулась и скрылась в густой листве. Промахнувшиеся пострелята обиженно заверещали…

Вот тогда-то и нужно было видеть выражение лица Сергеича — похоже, его подопечные наглотались листьев. Во всяком случае, отплевывался он долго и с удовольствием. Не прошло и пяти минут, и на пенек перед старшиной спланировали его «девочки», несшие в лапах и зубах целую кучу мелких блестящих вещиц. А за ними летел Глау, гордо несший в пасти пучок длинных сорочьих перьев…

Как потом подсчитал старшина, из сорочьего гнезда было добыто три карманных зеркальца, латунная зажигалка, наручные часы с порванным ремешком, полдюжины пистолетных гильз, две сережки и обручальное кольцо. Которое дракошки, чуть не подравшись, моментально сожрали, что навело окружающих на мысль, что до поляны долетело явно не все сорочье «богатство» — так, жалкие остатки…

Ладно, хватит отвлекаться. Сперва запустим мою новую придумку, как я без нее обходился — просто не представляю. И, судя по темноэльфийским запасам знаний, они до такой простой вещи тоже не додумались. Видимо, сказывался немного другой подход к производству и стандартам. Ну и Ллос с ними. Развернул куб, выполненный из энергетических ниточек с размером ячеек примерно пять миллиметров, и с чувством собственного превосходства стал наблюдать получившуюся картину. Так, теперь в каждую десятую нить чуть подкачать энергии — как раз будет отметка пять сантиметров плюс-минус километр. Вот и готово рабочее поле. В смысле куб. Практически как в Автокаде, только курсора не хватает. Ну надоело мне все делать на глазок, надоело. Те же наконечники и стеклянные блюда для встречи гостей, двух одинаковых просто не было. Что размеры на глаз, так это полбеды, а вот что из-за несоответствия размеров развесовка у наконечников разная — это уже очень сильно сказывается на меткости. А теперь можно будет делать более-менее сложные энергетические конструкции и, самое главное, повторяемые с приличной степенью точности. Да и привык я к удобствам при проектировании. Покрутив перед глазами получившийся кубик, немного задумался и, словив очень умную мысль за хвостик, произнес:

— Сергеич, у тебя никакого измерительного инструмента нет поблизости?..

В голове наблюдающего за всем этим священнодействием Сергеича пронесся целый состав из мыслей: «Вот иногда Ссешесовые вопросы меня просто до ручки доводят. Ну на хрена ему сейчас „измерительный инструмент“? И какой? Сидит как статуй перед холмиком песка уже полчаса, а до этого с задумчивым видом старинные украшения расковыривал. Да так с ними обращался, как с хламом каким-то. И где это он столько монет старинных взял? Клад, что ли, откопал, и, судя по состоянию, явно не из музея. В музеях все чистенькое, и уж во всяком случае, с украшений земля комьями не отваливается. И земелька свежая, еще подсохнуть не успела. А монеты так вообще все чуть ли не пожеванные — мятые, как осенняя листва, если ее граблями поворошить сильно».

— Ну что там с измерителем, долго еще ждать? — не отрываясь от своего занятия, прокричал дроу.

— Да сейчас, я ж этот складной метр чуть ли не на самое дно мешка засунул, ну кто ж знал, что он еще пригодится, считай, с той поры как самолет ремонтировали, не доставали. Да и на кой он нам в лесу-то? — Бухтение выходящего из подземного коридора Сергеича прозвучало в наступившей тишине неожиданно громко. Просто появление перед сидящим Ссешесом громадного полупрозрачного куба, составленного из слабо мерцающих в воздухе линий, резко прервало все разговоры. Из-за этого явление народу старшины с зажатым в руке железным метром, наследством от заохоченных мотоциклистов-хомячников, прошло незамеченным.

— Ну и долго я ждать буду? Еще минуты три, и я глиф фиксирую, тогда замаетесь постоянно на свои единицы измерения пересчитывать. Старшина! — Звонкий голос дроу, взлетевший над поляной, пришпорил Сергеича как хороший удар плеткой норовистого скакуна-трехлетку, и средство измерения все же добралось до заказчика.

Бурча что-то себе под нос на своем непонятном, почти матерном, Ссешес разложил метр и принялся совершать вокруг повисшего в воздухе объекта какие-то сложные телодвижения. Впрочем, их смысл стал понятен буквально через несколько секунд, расстояние между светящимися линиями, составляющими этот странный объект, принялось уменьшаться, на глазах заинтересованно следящих за процессом людей куб немного запульсировал, меняясь в размерах, и, наконец, застыл. После чего любопытство окружающих, все возраставшее и возраставшее, вылилось в вопрос Иванова и попытку Глау откусить угол этого, несомненно, интересного объекта.

— Товарищ Риллинтар, что это вы делаете? — За выражение лица, удерживаемое при произнесении этих слов, и тон, которым они были сказаны, Иванову, родись он лет на пятьдесят позже, светил бы как минимум Оскар, а может, и не один. Вот этим-то и отличаются профессионалы от любителей, даже при неожиданном событии, явно выбивающемся из канонических устоев окружающего мира, Иванов смог не только сохранить скучающее выражение лица с примесью легкого интереса, но и обратить внимание на приблизительное соответствие первоначальной разметки появившегося куба стандартной метрической. Отклонение, на взгляд Иванова, составило не более пяти-семи процентов, причем в большую сторону. Так что неожиданность неожиданностью, а фактик в копилку бывалый разведчик положил.

— Рабочий объем, или в просторечии поле для конструирования. Очень удобная штука. — Улыбка, с которой дроу произносил эти слова, предназначалась разочарованному Глау, стоявшему на вытянутых задних лапах, подобно суслику, и раз за разом пытавшемуся откусить кусочек от зависшей в воздухе голограммы, слегка подергивающейся каждый раз при прохождении драконьих челюстей через составляющие ее линии. — Правда, пришлось в нее кучу энергии вбухать, чтобы и обычным зрением была видна, но ничего, вроде красиво получилось…

— Командир, а дракончику ничего от твоей хреновины не будет? — Забеспокоившийся Сергеич, судя по немного отсутствующему выражению лица, принялся телепатически унимать попытки Глау съесть эту светящуюся и явно сверхъестественную фигню, зависшую над поляной. Но молодой дракончик в лучших кошачьих традициях не сдавался, до такой степени напоминая при этом охотящегося за солнечным зайчиком котенка, что вызвал добрые улыбки у всех собравшихся. Даже Ва Сю, наконец-то уставшая гонять окружающих и свернувшаяся клубком, смотрела на попытки Глау с ехидным выражением мордочки.

— Абсолютно безопасно, да сами попробуйте, это же глиф разметки, он для того и сделан нематериальным, пощупать его не удастся, как ни старайтесь. — Задумчивая улыбка, с которой это было сказано, почему-то не насторожила толпящихся возле конструкции людей, и сначала осторожно и робко, а потом уже более раскованно те стали с детским ощущением прикосновения к чуду пытаться поймать составляющие куб нити. Проходящие через конструкцию руки, множественные смешки и восклицания удивления, радостное выражение лиц — все показывало, что великовозрастным детишкам уж очень понравилась новая игрушка. Впрочем, их можно понять, это нам, избалованным Голливудом и горами научной и не особо научной фантастики, картина расположившегося на краю поляны в тени деревьев дроу и зависшая перед ним двухметровая полупрозрачная голограмма покажутся легкой фантасмагорией (если принимать во внимание находящихся там же красноармейцев в аутентичной форме). А вот для этих солдат, несмотря на то что они уже видели достаточное количество необычностей и странностей, окружающих этого чернокожего, красноглазого и длинноухого индивида, увиденное стало шоком. Наверное, поэтому на продолжение фразы, сказанное чуть тише и задумчивым тоном, обратили внимание только Иванов и находящийся ближе всего к Ссешесу Сергей. — Хотя если добавить энергии…

— Так, поигрались — и хватит. — Голос дроу отрезвляюще подействовал на окружающих, и те нехотя оставили в покое новую игрушку, чем красноглазый и воспользовался. В глубине мерцающего красным куба начали по одной появляться яркие зеленые линии, моментально сложившиеся в трехмерный объект, уже знакомый некоторым присутствующим. Сергеич просто видел, как дроу однажды вечером собирал стрелы, а Иванов лично держал в руках наконечник стрелы очень знакомой формы, именно такой, трехмерная модель которой крутилась сейчас у него перед глазами. Повинуясь легким движениям рук, зависшая в воздухе модель принялась деформироваться, немного меняя свои очертания, после чего Ссешес как-то по-особенному шевельнул пальцами, и объект моментально размножился, от него отделилось несколько копий, разместившихся в горизонтальной плоскости в шахматном порядке. Осмотрев получившуюся картину, дроу удовлетворенно кивнул сам себе и легким движением кисти опустил получившуюся плоскость заготовок в слой свеженасыпанного песка. После чего линии куба, частично погруженного в землю, чуть замерцали и через секунду восстановили свою яркость.

Подняв небрежным движением руки куб на полметра над грунтом, Ссешес принялся аккуратно разгребать заранее приготовленной палочкой слой белого болотного песка. Откопав первый блеснувший острой гранью наконечник, дроу приложил к нему метр и удовлетворенно улыбнулся. Длина наконечника вместе с хвостовиком составила ровно десять сантиметров. После чего раскопки продолжились, и на солнечный свет были извлечены еще двадцать четыре близнеца, сверкавшие острыми как бритва гранями.

— Вот, так гораздо удобнее работать. — Голос Ссешеса буквально лучился от удовольствия. — А теперь попробуем другой вариант.

С этими словами дроу смахнул из куба светящиеся зеленым образы наконечников и принялся рисовать. Рождающийся на глазах новый объект тоже был наконечником, но он разительно отличался от предыдущих. Никаких острых граней, никаких причудливых выступов, из-за которых наконечник смотрелся волшебным невесомым стеклянным кружевом. Только тонкая, заостренная с обоих концов игла длиной все те же десять сантиметров и диаметром в самом толстом месте шесть миллиметров. Размножив новый наконечник уже знакомым окружающим методом, Ссешес разровнял слой песка и опустил в него образы заготовок. В отличие от прошлого процесса, мерцание куба затянулось почти на две минуты, и слой песка, скрывающий будущие навершия стрел, немного шевелился и потрескивал. Подняв куб и смахнув с него образы наконечников, дроу легким движением его уменьшил, оставив висеть на высоте немногим более метра его уже двадцатисантиметровый вариант. Для модели куба уменьшение в размере сказалось более чем положительно, так как составляющие ее нити резко увеличили интенсивность свечения.

— Вот посмотрите, какая у меня прелесть получилась!

Висящая в воздухе стеклянная игла с одним острым и другим более тупым концом влажно блестела в солнечных лучах. Стекло, из которого она была выплавлена, не отличалось особой чистотой, и поэтому наконечник был мутным и содержал несколько темных включений. Но это не мешало ему выглядеть опасным. Он был красив именно особенной опасной красотой, свойственной только оружию. Ведь каким бы уродливым, на взгляд некоторых, назовем их «пацифистами от комля», ни было оружие, в нем всегда есть эта внутренняя красота затаившейся, дремлющей смерти, тихо шепчущей сквозь дымчатое покрывало сна, называемого реальностью: «Ты мой, я приду к тебе…»

Чуть ли не светящийся от удовольствия Ссешес принялся медленно вращать получившийся наконечник в воздухе, показывая его во всей красе.

— Так. Теперь осталась последняя проверка. Вся прелесть этой моей задумки состоит в том, что при попадании в тело или иной объект дискретно неоднородной структуры возникающие в наконечнике динамические нагрузки приведут его к необратимому взрывному разрушению. Примерно вот так… — С этими словами наконечник, зависший в воздухе перед Ссешесом, взорвался… Нет, не с громким взрывом и вспышкой, с которыми обычно взрываются дьявольские изобретения сумрачного человеческого гения, особенно при наличии в них различной взрывчатки. Он взорвался тихо, можно сказать, мелодично — с легким звоном, перешедшим в тихий шелест падающего на песок стеклянного крошева, больше похожего на снег…

Тишина, упавшая на поляну после этого, была прервана голосом Иванова, высказавшего свое отношение к данной демонстрации:

— Мерзость!

Выражение лица дроу стало недовольно-скучающим. При этом взгляд, брошенный на все еще клубящееся облако стеклянной пыли, был наполнен искренней детской грустью. После непродолжительной паузы, во время которой остатки наконечника все же осели на устилающий землю слой песка, Ссешес устремил на Иванова совсем другой взгляд. Если буквально несколько секунд назад на окружающих смотрело существо, в глазах которого плескались озера искренней обиды и огорчения, то теперь в направленных на Иванова зрачках не было ничего — ни малейшего отблеска чувств или эмоций.

— Да?

Властным движением руки Ссешес поднял из песчаного плена оставшиеся наконечники из экспериментальной партии и заставил их легко и непринужденно танцевать в воздухе, кружась и бросая блики на окружающих.

— А по-моему, красиво… Но не будем лезть своим клинком в чужие ножны.

Вслед за легким движением вооруженных когтями пальцев по кружащейся над землей гирлянде пронеслась череда хлопков…

А ведь такая задумка была. Эх! Такая прелесть! Даже целиться точно не надо будет, и при попадании возникает интересная картина. Нет, выжить-то цель выживет. Если попасть в руку там или в ногу, причем подальше от крупных вен и артерий. Только вот потом попавшая в организм мельчайшая стеклянная пыль начнет творить свое «доброе» дело. Разнесясь кровотоком по всему организму, этот волшебный снег вызовет множественные повреждения внутренних органов, причем извлечь инородные частицы при существующем уровне медицины будет невозможно. Поэтому получившийся инвалид, не способный к работе или длительной нагрузке на организм, осядет мертвым грузом на экономике противника. Правда, очень приятные рассуждения, щедрой рукой спрыснутые духом гуманизма? Ничего не напоминает? А ведь я всего лишь немного перефразирую сейчас американское обоснование применения во Вьетнаме противопехотных мин. Ничего личного и никакого особенного зверства — чистая экономика. Как ни странно, убивать врагов невыгодно — намного выгодней их калечить. Во-первых, для эвакуации раненого необходимо как минимум два бойца. Во-вторых, его нужно лечить, и чем сложнее ранение, тем больше ресурсов расходуется на лечение. В-третьих, потерявший работоспособность индивидуум тяжким бременем повиснет на экономике противника. Ну и, наконец, самое вкусное, но не самое явное — пропагандистский эффект просто чудовищен. Дело в том, что так устроен человек — даже смерть его не так страшит, как увечье. И вероятность того, что молодежь валом повалит защищать фатерлянд, имея перед собой живой пример того, к чему это приводит, резко уменьшится. Не думаю, что кому-нибудь в здравом уме захочется превратиться в мочащуюся кровью развалину с внезапно возникающими в случайных местах гематомами, передвигающуюся исключительно шагом, с постоянными остановками для уменьшения нагрузки на иссеченные стеклянным крошевом сердечные клапаны.

Эх! Не понимаю я Иванова. Как применять в войсках огнеметы, вплоть до танковых вариантов, и производить химоружие эшелонами, так Советский Союз — самое гуманное государство в мире. А как скромный, тихий дроу новую интересную задумку индивидуального действия изготовил — так низ-ззя! Бяка! Тьфу, лицемеры чертовы. Ну да ладно. Вопрос по наконечникам оставлю на потом. Этак годику к сорок третьему. А пока приступим к другой придумке. Если уж обещал бойцу сходить проведать немцев в местечке под названием Оранчица, то свои обещания нужно выполнять. Да и заготовки, необходимые для работ по расширению базы, тоже необходимо доделать. Хочу нормальную лабораторию и нормальный зал для приемов. Да и с личными помещениями пора разобраться. Это не дело, что гости Дома, хоть и хумансы, вынуждены жить на поверхности в палатках. Решено! Сперва доделаю придумку, а потом все силы брошу на подготовку строительства. Если буферный накопитель сделать на двух-трех драгоценных камнях да вдобавок к ним хороший радиатор присобачить для охлаждения, процесс удастся растянуть на время, потребное для завершения всех намеченных помещений и коридоров. Плюс к уже существующему подземному комплексу необходимо будет добавить парочку «подземных якорей», удерживающих конструкцию от «всплытия». А то в некоторых местах на поверхности поляны уже начали появляться навевающие осторожные мысли выпуклости. Думаю, придется изобразить что-то похожее на каменные зонтики, уходящие в лежащие под болотом породы.

С радиаторами на камни — это придумка знатная. Ячейка, созданная просто в воздухе, — полная и качественная хрень. Ну сами посудите, утечка бешеная, емкость никакая, и вдобавок сила истечения такова, что гоблины плачут. Вот сидят вокруг костра, жуют последнюю подошву, оставшуюся от незадачливого приключенца, и плачут. Большими крокодильими слезами — с грецкий орех размером.

А камушки — тут совсем другой соус. Вместимость, правда, зависит от типа кристалла, его объема и степени совершенства. Последнее означает, что алмаз на десять карат, но с трещиной будет вмещать в себя как бы не в разы меньше, чем идеальный кристалл рубина в полтора карата. Нет, можно, конечно, попробовать влить в этот алмазик и побольше энергии. Хи-хикс! Только меня об этом предупредите — я отбегу подальше и… как там в учебнике по ОБЖ? Лечь ногами к эпицентру? Также для кристаллов опасен перегрев в процессе цикла «разряд-заряд». Как только перегрев превышает определенную черту, кристаллическая решетка начинает разрушаться, и тогда лучше находиться подальше от этого места. Мощный взрыв дикой магии — это страшное дело. Процентов шестьдесят магической энергии, конечно, перейдет в тепловую, но вот остаток — тут как в русской рулетке — большинство самых чудовищных монстров и аномальных зон именно так и возникли.

Так что хороший серебряный радиатор для камня накопителя — это первое дело… Хм… Вот ведь прикол — что компьютерный «камень» требует радиатора, что магический! Жизнь, оказывается, очень странная штука…