Ох, и душевно мы посидели все вместе, отмечая наше общее чудесное спасение. Ведь каждый из нас в последние дни буквально под смертью ходил. Глафира Митрофановна с Акулинкой чуть друг друга не перестреляли из «шмайссеров» под действием проклятия фашистского упыря.
Лихорук, так и вовсе концы уже отдал, и только настоящее чудо, за которое мне пришлось заплатить десятилетиями своей жизни, сумело вернуть его назад. Да я и сам три раза чуть не склеил ласты: красавицы-хозяюшки меня чуть не укокошили, затем гребаный колдун едва в бараний рог не согнул, а потом и спасение злыдня чуть «под ручку» не подвело.
Однако, всё закончилось благополучно! Вот за это я и поднял первый тост. Выпили, закусили, поболтали ни о чём, наслаждаясь такими редкими, как оказалось, минутами тишины и спокойствия. Даже потанцевать умудрились под звуки старинного патефона, неожиданно обнаружившегося у моих хозяюшек.
Засиделись допоздна, даже расходиться не хотелось. Но Глафира Митрофановна в один прекрасный момент включила у себя «режим врача», напомнив некоторым, что кое-кто целых три дня без сознания валялся. А здоровье, пусть даже и ведьмаку, но поберечь стоит.
В общем, разогнала всю нашу шайку-лейку, пребывающую навеселе, по кроватям. По разным, естественно, не настолько уж мы и напились. Так, испытали легкое приятное опьянение, отлично снимающее стресс. Коньяк был наивысшего качества, а не какая-нибудь «клоповка», от которой дуреешь, а с утра голова трещит.
Проснулся я с утра бодрый, как огурчик, словно и не пил вовсе. Мои красавицы уже встали, и хлопотали где-то во дворе, по хозяйству, оставив мне на столе сытный завтрак, собранный частично из остатков вчерашней трапезы, а частично из свежих овощей, яиц и молока.
Даже початую бутылку конька выставили, по всей видимости, на опохмел. Но мне подобная поправка здоровья была абсолютно не нужна. Поэтому из жидкости я обошелся большой кружкой парного молока, которую выдул с превеликим удовольствием.
Выйдя во двор после завтрака с отличным настроением, я раскланялся с девушками и ушел в ближайший перелесок, решив, что пора уже начать серьезно заниматься магией. А то уже сколько дней впустую прошло? И первое, с чего я начал свои упражнения, были попытки заполучить в своё пользование те самые «биодроны», о которых я раздумывал уже давно.
В качестве самих летательных аппаратов я решил остановиться на «corvus corone» — вороне обыкновенной, как любила называть это «чудо природы» учительница биологии из моей школы. Дама она была весьма возрастная, и иногда её прибивало на небольшие «спичи» для коллег по работе.
Вот от неё-то я и нахватался — оказывается, что ворона — птичка очень разумная и сильная физически. Ещё сто с лишним лет тому назад вороны не умели объединяться в стаи. Сейчас они весьма поумнели, и ловко действует как в стаях, так и индивидуально. И этот факт мне был весьма на руку.
И самое главное — птичка легко поднимает «в гору», то есть вверх, предметы, которые ей не под силу расколоть мощным клювом, а после сбрасывает их с высоты и ждет результата действий. Средняя ворона весит около трехсот грамм. Поднять в воздух она способна вес примерно вдвое-втрое больше собственного, то есть чуть меньше килограмма.
К примеру, вес гранаты «Ф-1», в просторечии «лимонки», составляет примерно шестьсот грамм, что вполне по силам удержать в лапах среднестатистической птахе, а после сбросить именно туда, куда мне будет нужно.
И если уж тупые куры смогли точно выполнить мои приказы, то с врановыми[1] уж точно должно как по маслу пойти, при минимальных затратах магической энергии — их высокий интеллект в разных задачах, особенно в работе «с инструментами» всяко должен пригодиться…
И чем вам не дрон? А если я заряжу таким Макаром сразу десяток птиц? А сотню? Представляете, как можно развернуться? Жаль только, что солидный вес она не поднимет. Даже с противотанковой РПГ-43 не справиться, поскольку та весит, если я ничего не путаю, больше одного килограмма.
И еще один немаловажный факт я хотел использовать в будущем — эти птицы умеют подражать человеческой речи, и очень часто даже понимают значение многих слов и высказываний. Я собирался сделать из них еще этаких «говорящих гонцов», если мне когда-нибудь придется работать в связке с теми же партизанами.
Только вот одна «незадача» вылезла: больше двух птиц одновременно я подчинить себе не мог — накопленной за время беспамятства магии хватило только на них. Причем, печати подчинения сжирали куда больше сил, чем требовалось на тех же куриц. Похоже, чем умнее и сообразительнее животное, тем больше сил на его подчинение приходится затрачивать. И, если применять подобную волшбу для людей — магии потребуется куда больше! Так что пока все мои планы летели в тартарары.
Ну, по крайней мере, до тех пор, пока я опять не заполню резерв. А для заполнения резерва в усиленном темпе, мне срочно нужно было устроить оккупантам какую-нибудь каверзу. Только для этой каверзы мне опять нужна магия… Какой-то замкнутый круг получается, еханый бабай!
— Развлекаешься, товарищ мой Чума? — Неожиданно раздался за моей спиной голос так похожий на скрип сухого дерева. — Смотрю, оправился ужо…
— Здравствуй, дедко Большак! — Уверенно обернулся я к неожиданному гостю. — Всё-то ты знаешь! Всё-то тебе известно!
Хотя, это надо посмотреть, кто еще здесь гость? Ведь неприметный и улыбчивый старичок, восседающий на удобном пеньке (которого, вот ей-ей не вру, пять минут назад и в помине не было) был настоящим владыкой леса, окружающего Ведьмину балку. Конечно, это был Леший собственной персоной.
— А как же иначе, товарищ мой Чума? — степенно ответствовал щуплый старичок, поглаживая седую бороду ладонью с морщинистой кожей, так похожей на древесную кору. — На то я и хозяин окрестных мест! А рачительный хозяин всегда знает, где и что у него творится, — наставительно произнес он. — А от вашей схватки, что ты с заморским упырём учинил, эфир до сих пор прийти в равновесие не может.
— Сильным, зараза, оказался, — произнёс я, отпуская ворон, подчиненных печати.
— А то мне ли не знать? — Печально улыбнулся в усы леший. — Кабы не твоя помощь в прошлый раз — не уцелеть бы и мне. Как выстоял-то в одиночку против силищи такой? — полюбопытствовал хозяин леса между делом.
— А вот и не один я был, дедко Большак, — довольно произнес я. — Злыдень меня спас…
— Неужто тот самый, за которого ты едва против меня не попёр? — Вновь усмехнулся леший, но теперь уже по-доброму. — Не думал, что эти твари подлые на такое способны… — Удивленно покачал он головой.
— А ты другого в своём лесу стал бы терпеть? — Слегка поддел я старика.
— Прав, не стал бы, — кивнул лесной хозяин, — тотчас же пришиб… Если бы сил на то хватило, — подумав чуть-чуть, добавил он. — Злыдни — они живучие весьма, не так-то просто его к Ящеру[2] в Кощные Палаты определить, если он в полную силу вошел. Твоего-то даже круг волхвов не смог уничтожить, только связать и сумели.
— И вот что, дедко Большак, ты Лихорука больше тварью подлой не зови, — вежливо попросил я лешего. — Не тот он уже, что давеча. Сил, да и жизни своей не пожалел, чтобы меня спасти! Ну, и я за него, стало быть… Братишка он мне теперь, названный… Договорились?
«П-пратиш-шка Ш-шума за Лих-хорука перед леш-шим отф-фет дерш-шит… — послышался шепелявый говорок в моей голове — значит, рядом где-то злыдень мой. Охраняет братишку. — Не с-сап-пудет с-слыдень ш-шес-сти окас-саной…»
— Чудны дела в моём лесу нынче творятся, — прогудел леший, еще больше изумившись. — Да не прячься ты, оглоед одноглазый! Всё одно же знаю, что ты здесь! Давай, появись, раз сам товарищ мой Чума тебя так привечает!
Подле меня тут же соткалась из воздуха горбатая фигура злыдня.
— Иш-шполать теп-пе, дедко Больш-шак! — опасливо косясь на лешего единственным глазом, прошамкал злыдень.
— И тебе не хворать, одноглазый! — вполне себе добродушно произнёс старичок-лесовичок. — Не боись, не забижу! Не каждого первый всадник братом называть будет. А уж чтобы злыдня… Честь это большая — гордись, одноглазый, оказанным доверием!
— Лих-хорук не п-подф-федёт п-пратиш-шку! — подал голос злыдень, раздувшись и выпятив грудь колесом. Ну, насколько горб позволил. — Лих-хорук люп-похо ф-ф х-хлош-шья за п-пратиш-шку п-порф-фёт! — Он даже зубами клацнул, показывая, как будет это делать.
— Ну, вот, видишь, какой у тебя защитник! — расхохотался дребезжащим смехом леший. — Он, пожалуй, даже пострашнее твоего «бледного» брата будет. Не подскажешь, товарищ мой Чума, по чью душу он недавно в мой лес заявлялся? — неожиданно перестав смеяться, спросил лесной владыка. И в его изумрудных глазах я заметил тщательно скрываемые «искорки» страха.
Значит, всадник по имени Смерть мне действительно не привиделся в горячечном бреду, как я необоснованно надеялся. Он приходил, сидел у моей кровати, позвякивал своим жутким инструментом, призывая поскорее себя осознать. Это, якобы, необходимо, чтобы осадить не в меру разошедшегося Войну…
Самое интересное, что я никак не ощущал в себе этого моего «тёзку» — Чуму-Завоевателя, как и не ощущал никаких остатков личности первого владельца моего тела — музыканта Рому Перовского. Нет, мне, конечно, было бы интересно «познакомиться» с такой легендарной фигурой, как первый всадник апокалипсиса, но жертвовать ради этого своей личностью, я был абсолютно не намерен.
— Похоже, что по мою, дедко Большак, — честно ответил я лешему.
— И чего он хотел? — продолжал допытываться старичок, выдохнув с облегчением. Неужели думал, что Смерть за ним явился?
— Наверное, чтобы я закончил маяться дурью, — я пожал плечами, — и побыстрее вспомнил, кто я такой есть.
— А, понятно, — поспешно кивнул Большак, и больше к этому вопросу мы не возвращались. — Я вот чего пришёл-то, ведьмак… — Леший неожиданно замялся, словно сам не знал, с чего начать.
Но я, по его встревоженному и напряженному виду уже понял, что всё остальное было лишь необременительной беседой перед грядущим обстоятельным разговором. Типа, потрепались о здоровье и погодах, а теперь пора и к серьёзным проблемам переходить.
— Тут такое дело, товарищ мой Чума… такое дело…
— Давай уже, не ходи вокруг да около, дедко Большак! — Решил я ускорить события и взял быка… то есть лешего «за рога». — Вижу, что проблемы у тебя какие-то приключились? Если чем помочь могу, ты говори — не стесняйся.
— Беда, товарищ мой Чума! — наконец, откинув все условности, заговорил леший. — два дня назад на самой границе моего леса настоящая прорва смертных и их железных зверей скопилась. Окружили со всех сторон, вороги, хоть лес мой и немал… Но и невелик, всё же… Сердцем чую — не к добру это! Пожгут-попалят мои угодья! Зверья погибнет тьма-тьмущая… А без леса и мне смерть придёт… страшная… неминучая!
— Постой, да с чего ты это взял? Я же сказал, что ко мне Смерть приходил, и к твоим делам он никакого отношения не имеет.
— Хорошо бы так, товарищ мой Чума, но… Поймал я несколько смертных… ну, из тех, что возле леса моего стали тереться… Расспросить хотел: чего они удумали, паразиты?
— Ну-ка, ну-ка? Поведай, старче, поподробнее? — Если уж сам леший на такую откровенную «авантюру» пошёл, значит точно плохи наши дела. И есть у меня стойкое подозрение, что это по мою душу… Не успокоится немецкий упырь, пока русского ведьмака со свету не сживёт!
— Да только жидковаты оказались людишки… — разведя руками, виновато сообщил леший. — Или ребятки-зверятки мои перестарались — один только и выжил, да и тот по-нашему ни в зуб ногой! — расстроенно заявил Большак. — Всё больше под себя гадит, да мычит. Выручай, товарищ мой Чума, — «слёзно» попросил он меня. — Распроси-разузнай, чего эти твари задумали? Вы-то, всадники, любой язык разумеете, не то что мы владыки дремучие… Поможешь, а?
Кстати, да — с языками у меня полый порядок. Может, поэтому в меня всадник и вселился? Или он изначально «там» был… Б-р-р! Голова от таких мыслей кругом идёт. Ну его — потом буду разбираться. А вот лешему помогу — мне информация о вражеских планах тоже не помешает.
На том и порешили, и по рукам ударили. А через мгновение тропинка чудесная в лесу открылась. Которая прямо к «берлоге» лешего и привела. А у лесного хозяина избушка оказалась, что надо — большая и просторная. И ощущение такое, как будто он её натурально вырастил.
Но полностью оценить уровень комфорта лесного владыки мне не удалось — тот сразу потащил меня пленнику, единственному оставшемуся в живых. Фриц, упакованный в черную униформу танкиста, обнаружился в «растительной» клетке в совершенно неприглядном виде. Мало того, что он обделался в самом прямом смысле слова, так еще и «по фазе» основательно двинулся.
Я задал ему несколько вопросов на немецком, типа «имя, фамилия, звание», но ответа на них не получил. Как и сказал мне ранее Большак, пленник только невразумительно мычал и пачкал штаны.
— Бесполезно, — потратив некоторое время на допрос фашиста, покачал я головой, — слишком уж ты его напугал, дедко Большак. Ну, или подручные твои. Ничего мы от него сейчас не добьемся…
— А мош-шно мне попропоф-фать, п-пратиш-шка? — неожиданно поинтересовался злыдень, который не пожелал меня оставить наедине с лешим.
— Да что ты можешь, балаболка? — возмутился лесной хозяин.
— Подожди, дедко Большак, — попросил я лешего не суетиться, — дай пацану шанс. И поверь мне, Лихорук сможет тебя удивить.
— А, делайте что хотите! — Лесной владыка совсем пал духом — терять свой лес, как и помирать, ему совершенно не хотелось.
Это было видно даже невооруженным глазом. Да и кто из нас этого хочет? Только полные идиоты, да окончательно отчаявшиеся люди. Леший к их числу не относился. Жить, как говорится, хорошо! А хорошо жить — еще лучше! Да, вы и сами всё знаете. В общем, леший взмахнул рукой, и зеленая клетка открылась, пропустив к пленнику моего одноглазого братишку. Лихорук подскочил к немцу и положил свою огромную ладонь ему на голову. Фриц мгновенно престал дёргаться и затих, глядя куда-то в пространство затуманенным взглядом.
— С-спраш-шиф-файте… — прошипел злыдень, — долх-хо он так не протянет!
— Name… — Вновь завел я свою немецкую шарманку, и на этот раз она заиграла.
Пленник, обер-ефрейтор Пауль Безлер, действительно оказался танкистом, а конкретно — механиком водителем 4-го танкового полка 13-ой танковой дивизии 3-го такового корпуса 1-ой танковой армии. На вопрос: «за каким хреном они оказались здесь?» ничего путного танкист пояснить не смог.
НУ, разве что, кроме каких-то услышанных слухов и домыслов, что это, дескать, личное распоряжение самого рейхсфюрера Генриха Гиммлера. На вопрос о поставленной руководством задаче, мехвод назвал блокировку лесного массива и, возможно, его полное уничтожение. Одним словом, сжечь, а пепел развеять…
После этих слов ничто уже не могло спасти фрица от гнева лесного хозяина. От ушлепка даже мокрого места не осталось, настолько рассвирепел наш старичок-боровичок. В таком состоянии ему под горячую руку лучше не попадаться. Хорошо еще, что немец успел выложить всё, что знал. Так-то и знал он немного. Для уточнения ситуации нужно было ловить птичку покрупнее.
— Выручай, ведьмак! — едва ли не на коленях умолял меня леший. — Не справиться мне одному с этим супостатом! А ты сможешь, ты ведь — сам Чума!
— Я бы рад, старина, да только сил у меня нет, — виновато развел я руками. — Совсем резерв пуст из-за недавней схватки с упырём. А без магии не сильно-то и повоюешь…
— Погоди! Ты только согласие дай, — продолжал напирать на меня леший, — а насчет того, как силу тебе быстро восстановить, есть у меня одна мыслишка. Только мне пару дней надо…
— Да хоть три! — усмехнулся я. — Если сила восстановится — отобьём у супостата мы твой лесок!
— По рукам? — Протянул мне свою сухую «одревесневшую» ладошку леший.
— По рукам! Только это… ты открой мне секрет своей тропки — хочу к ночи на разведку к фрицам сходить. Поглядеть незаметно: что там, да как? — Пока суть, да дело, нужно тряхнуть лесного владыку на разные добряки. Мне такой, почти мгновенный способ передвижения с одного конца леса в другой совсем не помешает.
— Э-э-э… — Леший помялся, видимо, борясь с чувствами. Но, в конце концов, сдался. — Слушай слово заветное, — произнёс он шёпотом, едва не прилипнув губами к моему уху.
Ту белиберду, что он мне произнес, я с первой попытки даже не воспринял, как слово — просто набор абсолютно несочетаемых друг с другом звуков.
— Попробуй, друг мой Чума, быструю тропинку открыть, — предложил Большак. — Вслух можешь ничего не говорить. Всё уже у тебя в голове. Только место сначала представь, куда попасть хочешь.
И действительно, стоило мне подумать о Гнилой балке и «произнести» слово (а мысленно я его совершенно без запинки воспроизвёл. И как только запомнить умудрился?), как зеленые кусты и деревья разошлись в стороны, открывая проход к родному дому.
Пока я «тренировался», леший уже куда-то свинтил, даже не попрощавшись. Но меня это ни капли не расстроило: за такой царский «подарок» (и пусть я его сам выпросил) я готов был простить ему многое.
— Ну, что, братишка, — я дружески хлопнул Лихорука по горбатому плечу, — домой зайдем, а потом наведаемся в гости к фрицам? Тебе, небось, давно «горяченького» отведать хочется?
— Еш-ше как х-хош-шетс-ся! — Распахнув зубастую пасть, истекающую слюной, поспешно кивнул злыдень, сразу смекнув, о чём это я. — А праф-фда мош-шно? — Преданно заглянул он мне в глаза.
— Можно, дружище, еще как можно…
[1] Вра́новые, или во́роновые (лат. Corvidae), — широко распространённое семейство птиц отряда воробьинообразных, включающее такие виды, как чёрная и серая воро́ны, ворон (это не муж вороны, а большая черная птица совсем другого вида), сорока, галка, сойка и некоторые виды попугаев.
[2] Бог Ящер (Юша, Яша, Йеша, Яже, Язе, Юша-змей, Jasse) — один из богов древних славян-язычников, который заведует подземным и подводным миром. Сам вид бога Ящера представлялся славянам по-разному — огромный змей, дракон, ящер о двух головах, крокодил. Именно он в виде драконов и змей изображен на многих предметах быта, архитектурных элементах, элементах одежды, амулетах. Несмотря на распространенность Ящера в прикладном искусстве, вышивке, резьбе по дереву, украшениях, амулетах и так далее, сведений о боге Ящере сохранилось крайне мало, и поэтому его роль в верованиях приходиться читать по тем древнейшим артефактам, что достались нам от предков, и по скудным записям, которые всё же зафиксировали существование божества, заведующего нижним миром.