Товарищ Халков

Интерлюдия

С отчетами покончено. Встречи с поклонниками проведены. Через три часа самолет, и она сможет, наконец, отдохнуть от той жизни, что стала в последнее время ее так тяготить. От этих людей, их слов, поступков и того, что они прячут за ними. Будут только горы — вечные и равнодушные к муравьиному барахтанью людей — и она.

Кавказские горы. Целую неделю. Дожить бы…

«Надеюсь, этой небольшой перезагрузки хватит на то, чтобы вернуть душевное равновесие! — подумала Люба. — А то ведь уже на людей скоро начну кидаться!»

Невысокие каблучки ее сапожек звонко цокали по металлическому полу базы. Этот звук ее невыносимо раздражал. Казалось, будто по коридору идет бодрая молодая девчонка. Лет 18–20, максимум. Такая — спортсменка, комсомолка и просто красавица, прямо, как в фильме у Гайдая.

Да и выглядела Люба примерно так же. Стройная и легкая фигурка, узкая талия, точеная шея и облако платиновых волос, уложенных в каре. Личико студентки какого-нибудь педагогического вуза: вздернутый носик, большие голубые глаза, мягкие, без всякой помады, манящие противоположный пол губы.

«А внутри — старуха! — безжалостно припечатала она. — Как же мне это все надоело!»

Никто не преграждал ей путь. Редкие сотрудники базы, зная об острой фазе ее депрессии, стремились убраться подальше из тех мест, где Люба могла пройти. Поэтому, шагала она в одиночестве. И это тоже почему-то бесило.

Но вот кто-то появился. Темная фигура в конце длинного — на кой черт такой было строить? Это вам, что, взлетная полоса аэродрома?! — коридора. Еще не человек, а тень, каким-то образом выжившая в ярком свете всегда горящих здесь ламп.

Но на сибирской базе ККП не могло быть теней и призраков. Здесь все было раздражающе материалистично. А значит, это был человек. И шел он прямо к ней. Уверенно так, мягко шлепая подошвами ботинок по гулкому металлу пола.

«А я должна носить эти дурацкие каблуки!» — мелькнула злая мысль. Люба тут же отмахнулась от нее. Какой бы она не была уставшей и раздраженной, это не повод злиться на человека, который идет к ней по делу.

В том, что он направляется именно к ней, и вовсе не для того, чтобы пожелать ей удачного перелета, она не сомневалась.

— Любовь Федоровна! — когда между ней и спешащим навстречу мужчиной в сером костюме, осталось метра три, последний замедлился и заговорил. — Доброго дня!

— И вам… — Люба покопалась в памяти, исправно, несмотря на все прожитые годы, хранившей все когда-либо услышанные имена. — Степан!

Правда, в ее личной «картотеке», у этого самого Степана, было лицо пэтэушника, ярко-рыжие волосы, и огонь в глазах. У тридцатилетнего мужчины, который стоял перед ней, пламя поугасало.

— Только прошу, Степочка, миленький, не говори, что я опять должна идти и разговаривать с этими надоедливыми поклонниками! — уставшим, немного капризным голосом юной сердцеедки произнесла она. — Они выпили меня досуха! Мне нужно отдохнуть!

Глупо не пользоваться доставшимися тебе преимуществами — так она считала. Раз уж ты выглядишь милой девочкой, старайся и вести себя соответственно.

— Хм… нет. — ответно разулыбался парень.

— Значит, ты какое-то другое дерьмо принес. — буркнула она, моментально выходя из образа. — Говори уже!

Голос тоже изменился. Пропали щебечущие ноты, появилась сталь и холод. Тот самый, которого боялись все, но без стеснения использовали.

— Только что сообщили. — не смутился Степан. — Объявлен желтый уровень угрозы. Всем членам дежурной команды в классе «альфа» приказано находится в состоянии полной боевой готовности к вылету в точку «прокола».

— Так членам же, Степанушка. — не удержалась от шпильки Люба. — А я девочка!

— Любовь Федоровна! — построжел голос майора. Да, кажется, в этом возрасте, мужчины уже должны дослуживаться до звания майора.

— Степа, у меня самолет через три часа! Я в отпуск лечу! Что, нельзя кого-то другого послать? Вадика?

— Вадим Игнатович в Монголии.

— А Пашка?

— Павел Адрианович на Кубе.

— Паршивцы какие! — ненатурально возмутилась Люба. — Я тут торчу в этом железном подземном ящике, а они по курортам разлетелись!

— Ваше дежурство, Любовь Федоровна.

Степан, несмотря на свой юный возраст, стержень имел стальной. И с темы его сбить не удалось ни разу. Пришлось вздохнуть и мысленно попрощаться с отпуском, снежными шапками Кавказских гор, и одиночеством. Работа есть работа.

— Да знаю. — вздохнула она. — Так обидно, Степан, ты бы знал!

— Так может и не случится ничего, Любовь Федоровна! — голос майора потеплел на пару градусов. — Желтый же уровень. Может и не произойдет никакого «прокола».

— Хоть раз такое было? — угрюмо уточнила Люба.

— Эм…

— Ни разу, Степа! Ни разу! Как только дыры эти чертовы стали появляться, не было ни одного случая, чтобы желтая угроза не превратилась в красную.

Мужчина дернул плечом, как бы говоря, ну а я-то тут причем? Я их, что ли, создаю, проколы эти? Мне, может, тоже не нравится на базе торчать двухмесячные вахты. И выслушивать старческое брюзжание вечно юной красавицы.

— А вы ведь на Кавказ собирались? — уточнил он вдруг. — В горы?

— Да… — настороженно ответила Люба. Куда клонит майор она еще не поняла.

— «Прокол» ожидается где-то там. Можно сразу полететь туда, ну, только не на лайнере, а на военном транспортнике. И, после того, как… уже по плану вам. Даже время сэкономите!

«А хороший он паренек! — подумала Люба. — Услужить пытается, чувствует, что бабка на грани уже!»

— Ну, можно и так… — протянула она вслух.

— Только костюм и снаряжение захватите, а я пока по борту решу! — оживился майор.

— Мальчик мой, — немного покровительственно произнесла девушка. — Я без этих дурацких тряпок и в туалет не хожу!

Уже в своей комнате — целых сорок квадратных метров, невероятное расточительство для вояк, стремящимся все минимизировать — она устало сбросила сапожки и упала в кресло. Прикрыла глаза и сделала три глубоких вдоха-выдоха.

«Все, Любка! Собралась! Летим военным бортом на Кавказ, закрываем чертову дыру, и со спокойной совестью едем отдыхать. Попрошу мальчишек-военлетов, чтобы подбросили до Эльбруса, а дальше уже пешочком, ножками, до вершины. И на неделю пошло бы оно все нахрен!»

Настроившись, таким образом, на работу, девушка поднялась, прошла через комнату, мимолетно заглянув в зеркало — все еще хороша, чертовка! Остановилась у стенной ниши, где хранилось ее снаряжение. В тысячный уже, наверное, раз подумала, что всей этой кутерьмой с костюмами она обязана бриташкам, которые первыми ввели на них моду. И, естественно, советское руководство, решило ни в чем от противников не отставать. Потому, что — ну как?

«Как будто всем не плевать! — подумала она. — Как будто, если бы мы не бегали в дурацких этих тряпках, что-то бы изменилось!»

Люба тронула кнопку на стене, и стеклянная, способная выдержать автоматную очередь, заслонка, отъехала в сторону. На голографическом экране слева от ниши вспыхнули слова: «Личность подтверждена. Любовь Федоровна Разина, позывной „Зима“».