4

Мета раскрыла рот и инстинктивно прижала к себе двух своих сыновей. Суннива поискала руку Таральда под столом. Лив пораженно выговорила:

— Какой ужас! Слава Богу, что Сесилия уехала отсюда!

— Насколько это серьезно, Тенгель? — озабоченно спросила Силье.

— Поражены два двора на той стороне деревни. И один человек в доме священника. Я только что вернулся оттуда и не хочу никого трогать. Мне следует выйти.

— Нет! — выдохнула Силье.

— Я должен вернуться в деревню. Они рассчитывают только на меня. И священник благодарит Бога за то, что во всей округе есть хоть один человек, разбирающийся во врачебном искусстве. — Тенгель горько улыбнулся. — Лучший в Норвегии, как сказал священник.

— Что же это за чума? — продолжала Силье, которой довелось наблюдать разные формы этой страшной болезни.

— Она связана с кровопотерей, — ответил Тенгель.

Силье и Шарлотта застонали. Хуже быть не может! Это значит, что этот вид чумы напоминает тиф или холеру, она истощает тело больного за короткий промежуток времени, вызывая обильную, смешанную с кровью диарею. Смертность при таком заболевании была высокой.

— Я поеду с тобой, дедушка, — решительно сказал Тарье и поднялся из-за стола.

— Нет уж, ради Бога, — ответил ему Тенгель. — Я запрещаю тебе делать это!

— Но я не боюсь заразиться.

— Ты не должен принести эту заразу в наш дом, мальчик! Я не могу подвергать тебя опасности! Только не тебя, Тарье! Ведь ты должен передать наше наследство дальше. Я не могу потерять кого-то из вас, вы понимаете?

— И мы тоже, — сказал Якоб Скилле. — Мы не хотим потерять тебя!

Поднялся общий ропот. Тенгель был взволнован, но настаивал на своем:

— Кто-то же должен помочь этим несчастным!

— Вот именно, — выступил вперед Тарье, — и будет разумнее, если мы будем помогать им вместе, дедушка. Один ты не выдержишь, и тогда приход останется вообще без всякой помощи.

Ирья, которая сопровождала Силье в усадьбу и обратно, тоже поднялась со своего места:

— Если я чем-то смогу помочь вам, господин Тенгель, то я буду очень рада этому.

— И занести при этом чуму в Эйкебю? Заразить всех остальных? Нет уж, благодарю! Ирья и Тарье, вы не понимаете всей опасности! Я-то смогу побыть некоторое время в изоляции, чтобы не распространять заражения дальше…

— Нет, Тенгель! — взмолилась Силье. — Позволь мне быть с тобой!

Он коротко улыбнулся ей.

— Я справлюсь сам. И я не позволю втягивать в это дело молодых.

— Дедушка, позволь мне помочь тебе! — упрашивал Тарье. — Я хочу проверить свою теорию, должен же я сделать что-то.

— Тарье, — начала Мета упрашивать своего сына. — Не заставляй нас горевать о тебе.

— Я все же могла бы сопровождать вас, — продолжала Ирья. — Я не боюсь заразиться. И даже если я заболею, нас все равно так много в Эйкебю, что потеря будет невелика.

Она поймала на себе взгляд Силье и опустила глаза. Силье догадалась. Она знала причину. Ее глаза выразила понимание и беспомощность. Она так хотела помочь Ирье, но не могла ничего сделать.

— Дорогая Ирья, — вымолвил Тенгель, тронутый ее волей к самопожертвованию.

Суннива бросилась в объятия Таральда.

— Я боюсь! Вдруг мы заразимся! Вдруг я умру! И Таральд тоже!

Он заботливо прижал ее к себе.

— Я буду ухаживать за тобой, дорогая.

— Не выходите из дома! — твердо сказал Тенгель. — Никого не впускайте к себе! Запомните: выходить нельзя! Никаких визитов и общения между Гростенсхольмом и Линде-аллее. Я уезжаю в деревню, и мы расстаемся надолго.

— Тенгель! — воскликнула Силье и резко встала, но ноги у нее подкосились.

— Не прикасайся ко мне, — быстро отпрянул он. — И не бойся, меня ты не потеряешь так скоро.

А Тарье все не сдавался. Его открытое лицо с высоким, прекрасным лбом излучало решимость.

— Дедушка, один вы не справитесь. Я все равно отправлюсь в деревню с вами, хотите вы этого или нет. Кто-то должен присмотреть и за вами тоже.

— Я тоже должна помочь вам, — не отставала Ирья. — Одному там не справиться, и я обещаю не жить в это время в Эйкебю!

— Что с вами поделаешь, — уступил Тенгель. — Хорошо, будем бороться с чумой вместе! Видит Бог, что я сопротивлялся. Но прошу вас, не прикасайтесь к больным!

Мета подбежала к своему сыну.

— Тарье, мы не желаем потерять тебя из-за какой-то чумы. Ты создан для другого!

— Не беспокойся обо мне, — ответил ей Тарье. — Я справлюсь. И я даже знаю, как я это сделаю. Это самое важное, не правда ли, дедушка?

Тенгель серьезно кивнул своему внуку, но в уголках его глаз мелькнула улыбка.

— Да, это самое важное. Тронд, сходи-ка в Эйкебю и извести его хозяев, что Ирья вернется домой через некоторое время, хорошо? А ты, Таральд, побеспокойся о том, чтобы Клаус отвез Силье в карете домой! Суннива, отправляйся в Линде-аллее и поживи у бабушки, пока опасность не миновала. Теперь, когда Ирья пойдет с нами, за Силье некому ухаживать.

И все трое покинули комнату. Силье пыталась принять решение мужа спокойно, но слезы все же выступили у нее на глазах.

— Я всегда так гордилась своим мужем. Но теперь мне хотелось бы, чтобы он оказался самым простым человеком.

— Да, это было бы кстати, — ответила Лив дрожащим голосом. — А теперь, думаю, нам пора разойтись и некоторое время не видеться друг с другом. Попрощаемся же со всеми, кто живет в Линде-аллее!

Суннива была на грани истерики от ужаса, обуявшего ее.

— Я хочу быть с Таральдом, — не переставая, твердила она. — Он обещал заботиться обо мне. Я не буду жить в Линде-аллее. Подумать только, а если Тенгель вернется домой с чумой?

Лив устало произнесла, спускаясь по лестнице:

— Оставь ее здесь, мама! Она будет тебе только в тягость.

Силье возразила ей: она не желала, чтобы Суннива снова оставалась с Таральдом. С виду их отношения казались такими невинными.

— Впрочем, если ты хочешь, Лив…

— Конечно!

— Даг, позаботься о том, чтобы Таральд и Суннива не оставались вместе слишком часто, — обронила Силье, садясь в карету, — ей подал руку Даг.

— Я понял тебя, — ответил он. — Я прослежу за этим.

Так они расстались. Некоторые из них — навсегда, но никто об этом еще не знал…

Тарье горячо рассуждал о чуме, пока они с Ирьей сопровождали Тенгеля, едущего верхом через Линде-аллее. Тенгель бросил взгляд на дерево Силье. Каждый раз, когда он видел это дерево, он испытывал безотчетный страх и понимал в такие моменты ненависть Силье к этим липам.

— Прежде всего, дедушка, нам необходимо тщательно вымыться. У меня есть своя теория относительно того, как обезопасить себя от заражения.

— Я вымоюсь по твоему желанию, — согласился с ним Тенгель.

— Обязательно сделайте это! И каждый раз, когда будете общаться с больными, снова мойтесь после этого.

— Где же взять столько воды, — улыбнулся Тенгель.

— Не смейся, дедушка! Это серьезно! Я думаю, что зараза проникает через рот.

— Ты называешь этой заразой злых духов? Возможно.

— Дедушка, не смейся надо мной! Ты же не веришь в злых духов! Я не знаю, каким образом болезнь входит в человека, но я твердо уверен, что вода может помочь.

— Ты имеешь в виду, что следует пить воду?

— Нет-нет, ни в коем случае! Пить ничего нельзя! Нет, необходимо только тщательно мыться. И очень часто. И я хотел бы, чтобы вы с Ирьей закрывали чем-то нос и рот, чтобы зараза не проникла и в вас. Скоро мы окажемся в деревне. Какие у тебя есть лекарства, дедушка?

Тенгель начал перечислять по памяти:

— Черника, лапчатка прямая, манжетка, мать-и-мачеха, зверобой, бедренец, тысячелистник, ромашка… Все они останавливают диарею.

— Это, конечно же, хорошо, но я все-таки считаю, что самое главное — это вода.

— Да, но в одном ты ошибаешься, Тарье. Ты не знаешь, что такое эта чума. Она изнуряет тело до предела. Больному необходимо пить.

Тарье был в сомнении.

— Возможно, ты прав, дедушка.

Тенгель не мог удержать улыбки. Этот мальчик был таким любознательным и так гордился своим дедушкой. Хотя Тенгелю не очень-то нравилось, что его поучает тринадцатилетний подросток. Сам он не получил образования и знания свои накапливал в течение долгой жизни.

А Тарье тем временем продолжал настаивать на поддержании чистоты.

Ирья тяжело шагала рядом с ними, не осмеливаясь вступить в разговор.

— Послушай, Тарье, — сказал наконец Тенгель, когда они уже приблизились к первому пустому дому в Линде. — Я все думаю, что можно пить больным? Может, пиво? Оно не чище воды, как ты думаешь?

— Насчет пива ничего не могу сказать, — неуверенно ответил мальчик. — Но водка уж точно чище воды.

— Не можем же мы напоить всю деревню! — засмеялся Тенгель.

— Почему бы и нет? Если того требуют обстоятельства. Но я вспомнил кое-что по поводу воды, — задумчиво продолжал Тарье. — Однажды я прокипятил очень загрязненную воду. И после кипения она почти очистилась.

— Я думаю о том же, — кивнул Тенгель. — Придется предложить крестьянам на выбор водку или кипяченую воду! Я почти угадываю, что выберут старики!

Он собрал вокруг себя слуг и сообщил им, что случилось.

Все слуги получили распоряжение не покидать дома или отправиться сейчас же по своим домам и ждать, когда церковный колокол зазвонит, возвещая об окончании эпидемии.

Как долго продлится чума, никто не знал.

Большинство слуг в страхе разбежались по домам, и лишь малая часть их осталась в Линде-аллее, — то были наиболее преданные и готовые прислуживать госпоже Силье. Клаус кинулся в свой домик в лесу, заперся в нем вместе с Розой и детьми и забаррикадировал входную дверь. Сам он уселся на кровати и в ужасе поглядывал на дверь, словно ожидая, что чума лично явится к нему, просочившись в замочную скважину. Он понимал, что несет ответственность за всю свою семью.

А Тенгель с Ирьей и Тарье собрали все необходимое и покинули Линде-аллее, оставив там Силье. Они даже не стали дожидаться тех, кто должен был вернуться из Гростенсхольма.

Когда они прибыли в дом священника, то попросили его послать человека в деревню, чтобы предупредить всех о необходимости изоляции, сохранении чистоты в домах и кипячении воды. В колокол звонить пока не стали, так как Тенгель по опыту знал, что это вызовет только толки и пересуды между соседями, которые будут заходить друг к другу.

Они попросили поселить их в небольшом доме, где они могли бы разместить свои лекарства. Священник был не очень-то доволен тем, что его дом превращается в пункт сбора людей, но отказать не смог. Ведь Тенгель сказал, что чума уже пришла в его дом.

Первый больной, которым они занялись, был слуга все того же священника.

Да, он заразился от других, навещая деревенские дома, где, оказывается, несколько дней назад уже появились зараженные чумой люди.

Тенгель напоил его отваром из трав и дал те же наставления, что и священнику. Улыбка горечи часто возникала на его лице. После контакта с больным он и Ирья тщательно вымылись, а затем сожгли одежду больного, и пообещали ему вернуться вечером. Слуге было запрещено общаться с людьми и выходить из дома, принимать пищу и рекомендовалось лишь пить кипяченую воду, которую принесла ему Ирья.

— Так что же мне остается — лежать здесь и ждать смерти?

— Ты не умрешь, так как твое заражение неопасно, и ты обязательно выживешь. Но надо выполнять все то, о чем мы тебе сказали.

— И не бери в рот пальцы, — прибавил Тарье.

— Это еще почему?

— Потому что руки грязные, — ответил Тарье, и они с Тенгелем озабоченно посмотрели на парня.

О чем он только думает, этот дуралей?

Слуга с испугом уставился на свои руки.

— Твой священник молится о тебе, — прибавил Тарье, и они оставили больного.

На двух других дворах в деревне дело обстояло значительно хуже.

Заразились трое, и очень серьезно.

— Как долго они уже болеют? — спросил Тенгель.

Хозяин второго двора воззрился на них, как на ангелов. Он лежал в постели, как и остальные, и у всех у них были исхудалые лица и горящие глаза. И еще этот запах!..

— Мы сами не знаем, — слабо ответил хозяин. — Даже не знаем, как это произошло. Сперва заболел батрак, а потом слегли и остальные, один за другим.

Тенгель повернулся к своим спутникам.

— Идите-ка домой, — сказал он им. — Здесь слишком опасный случай.

Но мальчик и девочка покачали головой и не двинулись с места. Сердце испуганно билось в груди у Ирьи, но она ни за что бы не оставила господина Тенгеля одного. А Тарье все пытался проверить свои теории.

Тенгель тяжело вздохнул. Он почувствовал себя очень старым и беспомощным.

— Где этот батрак?

Хозяин показал в угол комнаты.

Там скорчился пожилой человек. Он сильно отощал за время болезни. Из полуоткрытого рта неслись жалобные стоны, и он даже головы не мог приподнять.

— Слушай меня, — сказал Тенгель. — Как ты заразился?

Но старик издал лишь слабые звуки.

— Ты встречал каких-нибудь соседей?

И снова никакого вразумительного ответа.

— Ты был у соседей?

С усилием больной выдавил из себя: «нет».

Дочь хозяина, с влажными и спутанными волосами от лихорадки, приподнялась на своей постели и ответила:

— На прошлой неделе он ходил в усадьбу Тёнсберг.

— Там уже была чума?

— Не знаем. Но когда он вернулся домой, то рассказал, что там лежит много больных.

— Ну вот! Теперь мы знаем, откуда пришла болезнь. Ирья! Беги в Халле, рядом с соседним приходом. В дом сама не входи, но крикни им, что они должны послать двоих парней, желательно с ружьями, на охрану дороги: пусть караулят там денно и нощно. Ни один не должен ходить по этой дороге между деревнями. И попроси их еще послать кого-нибудь в Скугторп на той стороне прихода, чтобы и там они выставили охрану. Скажи им, что так велел Тенгель, и он собирается победить чуму. Поняла?

Ирья тотчас же побежала исполнять поручение. Дорога находилась не очень далеко.

Тенгель хотел было послать своего внука в эти зараженные места, но мальчика не восприняли бы всерьез. И вот он видит его здесь, рядом с больными, и сердце сжалось у него в груди. Этот мальчик был слишком дорог ему, и ему был уготован иной путь.

Хозяйка дома тоже металась на постели. При виде Тенгеля она перекрестилась.

— Не подходи ко мне, язычник, нет! Мне помогут только молитвы священника. Только он освободит нас от этого проклятия. Почему не идет священник?

— Да, следовало бы спросить себя об этом, — пробормотал Тенгель. Но вслух он сказал: — Если ты хочешь лежать здесь и дожидаться священника, то я тогда пойду в другой дом, чтобы помочь больным.

— Я вижу, — заговорила старуха. — Я вижу знак в небе. Облако в форме креста. Это предупреждение.

— Да нет же, — возразила ей другая женщина, тоже заразившаяся. — Все дело здесь в хозяйке хутора Лилле-Чернбрюкет. Она позавидовала нам, что наши коровы дают больше молока. Это она наслала на нас эту болезнь, помяни мое слово!

— Да замолчите вы!! — резко оборвал их Тенгель. — Чума принесена к вам из Тёнсберга, и заболели не только вы одни. Не говорите дурно о невиновном!

Тенгель весьма чувствительно относился к подобным вещам.

Прибежала запыхавшаяся Ирья: она выполнила поручение. И крестьяне пообещали исполнить все, о чем просил их Тенгель.

— Умница, спасибо тебе, Ирья!

Все это время два ребенка плакали во весь голос — один заливался здоровым криком, тогда как другой — жалобно и хрипло. Ирья огляделась вокруг и ужаснулась царящей здесь нищете. В голове у нее мелькнула мысль о том, чтобы еще хоть раз в своей жизни ей довелось увидеть Таральда.

Но она отогнала эту мысль от себя, приободрилась и была готова помогать своим спутникам.

— Что нам делать, Тарье? — пробормотал Тенгель. — С чего начать?

— Нам следует все тщательно вымыть. Мы ничем не поможем, если вокруг будет эта ужасная грязь.

— Есть ли в доме кто здоровый? — выкрикнул Тенгель.

Хозяин ответил:

— Да. Моя дочь и служанка. Но они не здесь. Они прячутся в старом доме.

Тенгель разыскал на дворе перепуганных до смерти женщин: обе они были примерно двадцати лет от роду.

— Если вы все это время оставались здоровыми, — сказал им уверенно Тенгель, — то вам нечего бояться. Вы справитесь с этой болезнью. Идите помогать нам!

И его властность и решительность были столь сильны, что обе женщины послушались. В старом доме начали принимать больных, и здесь же началась чистка. Женщинам было поручено кипятить во дворе воду. Ирья помогала им. И таким образом, больные, один за другим, тщательно мылись. Их зараженная одежда сжигалась, и они отходили вымытыми с готовы до пят. Старуху вымыли последней — Тенгель сперва оставил ее, но она испугалась, что про нее забудут, и она так и умрет в одиночестве.

А в самом старом доме кипятили воду для питья. Каждый из больных получил также немного водки, которую Тенгель выпросил у священника. У дверей были поставлены чаны с водой, в которых мыли свои исхудалые тела больные. Тенгель пытался любыми путями избавиться от грязи.

Постепенно все вернулись на свои кровати, за исключением батрака, который умер у них на руках. Его завернули в постельное белье и предали земле. Тенгель поставил на свежей могиле крест и попросил Ирью позвать священника и освятить это место.

Обе молодые женщины ухаживали за больными, как могли, беспрерывно кипятили воду для питья и следили, чтобы постели больных были чистыми и сухими.

Тенгель охотно бы спалил весь жилой дом на этом дворе, но крестьяне были слишком бедными и не позволили бы сделать это. У него не было времени вымыть весь дом, поэтому он просто запер на замок необработанное помещение и запретил входить туда.

Ирья находилась во дворе, у чанов с горячей водой. Ее саму познабливало.

— Ты боишься? — ласково спросил Тенгель, подойдя к девочке.

— Боюсь? — удивленно взглянула она на него. — Нет, теперь уже нет. Мне только очень жаль всех этих людей. Как им должно быть страшно!

— Да, — вымолвил Тенгель и принялся мыться сам. К нему присоединился и Тарье.

— Многие ли выживут? — спросила Ирья.

— Трудно сказать. Я был бы рад, если бы нам удалось спасти хотя бы одного из них. Думаю, мы славно поработали, дети мои. Но некоторые из больных обречены, к примеру, тот малыш…

— Нет, — вырвалось у Ирьи.

— Такова жизнь, милая девочка. Этот ребенок родился слишком слабым. А теперь, если вы готовы, мы отправимся на другой двор.

Здесь заболели не так давно, и в доме было меньше людей, так что и работы оказалось поменьше. Им помогал молодой здоровый крестьянин. Все больные были переправлены в другое помещение, а их постели были вычищены, как полагается.

На все это требовалось время. И когда они убрались на этом дворе, наступил вечер, и они вернулись в свой маленький дом на дворе священника, предварительно навестив больного слугу.

Вместе со священником они выстирали свою одежду, развесили ее сушить.

— Я не должен был входить к вам, ведь я встречался со многими людьми в приходе, — сказал священник.

— Вам не следовало этого делать! — ответил Тенгель. — Не поможете ли вы нам завтра? Многие больные спрашивали о вас.

— Вот как? Разумеется, ведь это мой пастырский долг. Как обстоят дела?

— На дворе Свартмюр плохо. У других дела идут лучше.

— Чума распространяется?

— Вполне вероятно. Ведь ваш слуга тоже заразился. Но мы делаем все, чтобы предотвратить дальнейшее распространение болезни.

— Это кара Божия! Отчего же она пала на моих несчастных прихожан?

— Без причин, — коротко ответил Тенгель. — Всякое случается в жизни.

— Нет, не без причин, — возразил священник. — Безбожие, господин Тенгель! Вот в чем причина! Рука Божия карает нечестивцев.

— Завтра нам придется хоронить младенца, — ответил Тенгель, и Тарье, который хорошо знал своего дедушку, уловил в его голосе сдерживаемый гнев.

Священник вышел.

На следующий день он не пошел с ними, но они его и не ждали. Вместо себя он послал к ним своего помощника, будущего священника, который еще учился и был прислан в этот приход на лето. Это был славный молодой человек с твердой верой, он обходил больных и духовно укреплял их, тогда как другие заботились об их телесном здравии.

Ирью знобило. Она всю ночь не спала, лежа в постели в этом маленьком домике и прислушиваясь к ровному дыханию Тенгеля и Тарье. Да, дома в Эйкебю было все иначе! Как чудесно иметь собственную кровать! Девочке было так хорошо со своими спутниками — этим старым и благородным Тенгелем и его внуком, столь умным не по годам. Дружба с ними отчасти заполнила ее одинокую душу, — а именно, то место, которое пустовало в ожидании радости от встречи с Таральдом. Но этого никогда не произойдет. И она была в отчаянии от того, что не может увидеть его.

Похоже, жизнь слишком жестока к Ирье!

Когда настал день, все печальные мысли Ирьи развеялись, и все снова взялись за работу. На дворе Свартмюр двое из больных в течение прошедшей ночи умерли. И среди них — тот малыш, о котором говорил Тенгель. Зато остальные обнадеживали: один юноша уже встал на ноги. И в этот день все они чистили и скребли зараженный дом, где лежали больные.

Ближе к середине дня их настигло тревожное известие — чума поразила еще один двор в деревне.

Они тщательно мылись в своем домике после работы. Ирья была совершенно измучена, но держалась на ногах и не сдавалась. Другие тоже превозмогали усталость.

— Если бы мы слышали об этой эпидемии чуть раньше, — с тревогой твердил Тенгель, надевая на себя рубашку. — Тогда мы сумели бы спасти многих и предупредить распространение болезни.

Ирья смотрела на могучие плечи и грудь Тенгеля и вспоминала о Силье. Неужели так бывает в жизни, что два человека столь подходят друг другу и что такой грозный Тенгель мог полюбить и вызвать любовь такой красивой и нежной женщины?

Сможет ли она сама встретить такого мужчину, который бы полюбил ее, несмотря на все ее недостатки? Нет, ей нечего и надеяться на это! Ведь выбирают мужчины, и они смотрят на самых красивых девушек. А она — полное ничтожество!

Они поспешили к этому новому двору, в надежде спасти заразившихся.

На следующую ночь вместе с ними в доме остался будущий молодой священник. Это был необычайно милый и простой человек, который трезво смотрел на вещи и старался во всем помочь Тенгелю и Тарье.

Наступивший день был тяжелым. Один больной умер в Свартмюре, еще один — на соседнем дворе, а чума поразила и еще два новых дома. К вечеру все повалились в постель, едва найдя в себе силы сменить одежду и вымыться. Ирья уже не понимала, как только ее кожа выносит это постоянное мытье.

И снова наступил день — жестокий и неумолимый. Но все четверо знали, что без их помощи чума свирепствовала бы вовсю и распространилась бы гораздо быстрее. Все же большинство дворов в деревне избежали чумы. Тенгель и его помощники изо всех сил пытались сдержать страшную болезнь в стенах тех домов, где уже находились больные. И все же колокол звонил ежедневно, возвещая о новых и новых умерших. Они не могли предотвратить трагедию.

События же развивались самым угрожающим образом.

К ним прибежал мальчик с известием из Гростенсхольма.

Чума докатилась до усадьбы.

Тенгель похолодел. Он не осмеливался спросить, кто оказался первой жертвой эпидемии.

И одновременно с этим свалилась Ирья, совершенно изможденная непосильным трудом. А через несколько часов заболел молодой священник.

Тенгель чувствовал смертельную усталость. Тарье тоже. Последние события подкосили их окончательно.

И все же Люди Льда необычайно выносливый род, думал Тенгель, когда в страхе за близких они оба возвращались в Гростенсхольм.

Заболела Шарлотта. А вслед за ней заразился и Якоб Скилле. Даг ощущал в себе первые симптомы.

Тенгель окаменел от ужаса. Но вместе с тем его не покидала мысль: никто из Людей Льда не заразился! Ни Лив, ни Таральд, ни Суннива.

Лив выбивалась из сил, помогая своим близким. Она бок о бок с Тенгелем работала не покладая рук. А он не переставал думать о больной Ирье и священнике, которые остались одни в доме пастора. Они помогли многим, но никто не ухаживал за ними, когда и они заболели.

В такое время он не мог оставить Гростенсхольм и вместо себя отправил в деревню маленького отважного Тарье, чтобы присмотреть за больными и проверить остальные дворы. Шарлотте было так плохо, что Тенгель не осмелился оставить ее и еще на один день задержался в усадьбе.

А в маленьком домике на дворе священника лежала изнуренная болезнью Ирья. Вот и со мной случилось то же, что и с остальными, думала девочка, какая же незавидная участь выпала на мою долю! Хорошо еще, что Таральд не видит меня теперь.

Кто придет позаботиться обо мне? Все только скажут: «Для бедной девочки было бы лучше избежать этой ужасной болезни». Но я ведь всегда хотела умереть, разве не так, продолжала думать она, чтобы убедить в этом саму себя. Разве я не хотела заболеть, так чтобы смерть виделась мне как освобождение и чтобы я нисколько не боялась ее? А все же грустно сознавать это!

Она боялась умереть, и от этого никуда нельзя было деться. Она жаждала, чтобы кто-то был около ее постели, лучше всего господин Тенгель, и в то же время она хотела спрятаться ото всех людей подальше.

Молодому священнику было столь же плохо, как и девочке, и она слышала его стоны. Она хотела попросить его помолиться за нее, но не могла пошевелить иссохшими губами. У ее кровати кончилась вода, тело Ирьи горело; живот скрутило от боли, но она даже не могла встать с постели!

— Боже! — шептала она беззвучно. — Помоги мне! И хотя я ничего не значу, я хочу жить, как и другие! Я хочу смотреть на цветы вокруг Гростенсхольма, я снова хочу увидеть черемуху в Эйкебю и кошку госпожи Силье, и… Нет, что я придумала!

Тенгель со страхом думал о тех, кто остался в одиночестве на дворе священника. Тарье тоже не вернулся из деревни — что с ним? А если он заболел, обходя зараженные дворы?

Шарлотта таяла на глазах, в ней не осталось никакой силы к сопротивлению. Она умерла на руках у Тенгеля. Последнее, что она прошептала, были слова:

— Что с Дагом?

— Он поправился.

— Слава Богу! А Якоб?

— Не знаю, Шарлотта. Не думаю, что с ним все будет хорошо.

Она только кивнула.

— Позаботься о моем муже, Тенгель!

— Ты же знаешь, что я делаю все, что могу, — взволнованно заговорил Тенгель.

— Благодарю тебя за нашу долгую дружбу, — шепнула она.

— И я благодарю тебя, Шарлотта.

Она слабо улыбнулась.

— Тенгель Добрый, — выдохнула она.

Шарлотта скончалась.

А спустя три часа за своей женой последовал Якоб Скилле.

Лив целыми днями просиживала у постели Дага, не отходя ни на шаг. И похоже, она одержала победу над болезнью.

Силье… горестно думал Тенгель, оставаясь в Гростенсхольме. Силье не принадлежит к роду Людей Льда. И Мета тоже. У них нет силы противостоять эпидемии.

Но чума обошла Линде-аллее стороной.

Она угасла и прекратилась совсем, так что их округа пострадала меньше всего из всей области Акерсхюс.

Эйкебю уцелел. Тенгель грешным делом подумал, что там бы не мешало сократить население, но тут же сам испугался своих злых мыслей. И Клаус с удивлением отметил, что чума не затронула его дом. Он плакал от счастья, прижимая к себе своих домочадцев.

Последней заботой Тенгеля было спасти Ирью и молодого священника. Они долго находились без присмотра. Он поменял лежащей Ирье одежду, и глядя на ее рыхлое и бесформенное тело, подумал про себя, как столь прекрасная душа может скрываться в такой неуклюжей оболочке. Девушка была кривоногой, позвоночник у нее был совершенно изогнут, и даже намека не было на талию. Она стеснительно улыбнулась ему в ответ на его взгляд, словно прося у него прощения за свое уродство. И Тенгель ободряюще улыбнулся ей тоже.

И Ирья, и священник выжили: это было главным чудом всей эпидемии. Но на удивление всех, приходской священник, который и носа не показывал на улицу, быстро справляя чин погребения по умершим от чумы, безжалостно был унесен в могилу этой свирепой болезнью.

Итак, церковный колокол звонил в последний раз. А затем была возвещена радость: чума побеждена.

Загрузка...